Текст книги "Опознание невозможно"

Автор книги: Ридли Пирсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц)

Глава двадцать первая

Шагая сырым октябрьским утром в пятницу к остановке школьного автобуса, в окружении автомобилей с раздраженными водителями, посреди всеобщей суеты и толкотни, Бен почувствовал, что за ним следят. То, что он рассказал свою тайну Эмили, не помогло ему избавиться от этого ощущения, как на то надеялся Бен. Оно снилось ему. Оно постоянно присутствовало в нем. Он нисколько не сомневался в том, что позади него кто-то есть. Это было нечто, не нуждающееся в доказательствах. Он знал! Если Эмили может знать такие вещи, то почему он – нет? Может быть, он тоже обладал Силой.

Раньше для Бена страх, ужас, предчувствия дурного существовали в одной форме, воплотившись в образе его отчима. Он разделил это чувство на части, дал каждой свое определение, чтобы научиться распознавать. В течение многих лет это был единственный страх, который он знал. Все остальное в сравнении с ним казалось незначительным.

Незначительным, вплоть до того момента, когда Бен узнал другой, более осязаемый страх: страх перед неизвестным, неожиданным. Он имел некоторое представление о личности человека, который преследовал его. А в том, что за ним следили, Бен не сомневался. Это должно было быть связано с деньгами, которые он взял из грузовика. Эмили сказала, что все устроится. Бен не был в этом так уверен.

Внезапно тротуар показался Бену мягким, упругим и губчатым, он как будто шагал по матрацу, и ему понадобилось сделать несколько шагов, чтобы понять, что всему виной его колени, а не тротуар. По краям поле его зрения потемнело, как будто он внезапно оказался в плохо освещенном коридоре. Он заторопился, почти побежал, но все-таки набрался мужества и бросил украдкой взгляд через плечо.

Голубой грузовик-пикап! Он споткнулся и чуть не упал. Тот двигался так медленно, прижимаясь к кромке тротуара, что движение замирало вокруг него. Бен не мог разглядеть лица Ника, но он знал, кто сидит за рулем. Он знал, чего хочет водитель.

На следующем перекрестке мальчик повернул направо, перебежал улицу и присоединился к другим пятнадцати школьникам на остановке, надеясь затеряться среди них. Он высматривал голубой грузовик.

– Эй, Бен! – Он подскочил на месте, услышав свое имя. – Хочешь заскочить ко мне после школы?

Финн Херши был его школьным приятелем, у него были светлые волосы и тонкое лицо. Подобно Бену и всем остальным, Финн насквозь промок под дождем.

– Не знаю, – ответил Бен, обшаривая глазами каждый грузовик и автобус. Он не мог сейчас думать о таких вещах; его беспокоил грузовик-пикап. Появился желтый школьный автобус, его вытянутый нос пересек вершину холма и клюнул вниз, направляясь к ожидающей автобус детворе. В это самое мгновение на перекрестке показался голубой пикап, он двигался невероятно медленно. Слава Богу, он не повернул, хотя Бену показалось, что он встретился взглядом с водителем, который низко пригнулся к рулю, явно высматривая ребят на остановке. Автобус с пыхтением двинулся вперед, казалось, он едва ползет. Бен мысленно поторопил его.

– Если дождь не перестанет, мы можем сыграть в мою «Сегу». У меня есть новый журнал МК. Я видел там крутые игрушки.

Мортал Комбат. Бена можно было считать профессионалом. Финн вечно пытался обыграть его в видеоиграх, но безуспешно.

– Отлично, – сказал Бен.

– Это будет круто.

– Конечно.

– Мы можем позвонить твоей матери из шко… – Финн спохватился.

– У меня нет матери, – напомнил ему Бен.

– Я вовсе не это хотел сказать.

– Я знаю.

– Мы можем оставить сообщение. Ну, ты понимаешь.

– Да, конечно.

– Что с тобой такое?

Прибыл автобус, дверца его распахнулась, и дети, толпясь и толкаясь, ринулись внутрь. Из-за дальнего угла показался грузовичок-пикап, направляясь к автобусной остановке. Бен протолкался к двери, за ним следовал Финн.

– Да что с тобой такое? – повторил Финн.

Бен никогда особенно не торопился сесть в автобус. Сегодня он вел себя иначе. Страх изменил его, понял мальчик. Он протолкался к сиденью в задней части автобуса, но ему пришлось уступить место по просьбе какого-то малыша, с которым Бену не хотелось связываться. Он нашел себе другое, ближе к выходу.

Он оглянулся как раз вовремя, чтобы сквозь залитое струями дождя заднее стекло разглядеть грузовичок-пикап. Вынужденный подождать, пока автобус тронется с места, водитель праздно сидел за рулем, изредка наклоняясь к ветровому стеклу, чтобы протереть его в надежде разглядеть что-либо. Позади них выстроилась вереница автомобилей, ожидающих, пока школьный автобус погасит свои габаритные огни и двинется дальше.

На третьей остановке, оглянувшись, Бен не увидел грузовичка. Он решил, что тот либо уехал, либо обогнал автобус. В общем-то, это не имело особого значения – водитель все равно уже знал расположение и название школы. Бен мысленно перенесся в аэропорт, к тому дурацкому мгновению, когда он взял деньги. В сотый раз с того дня он щупал задний карман, надеясь, что его бумажник каким-то чудом объявится там.

Автобус остановился перед школой. Детвора с шумом высаживалась и под дождем бежала к ступенькам школы. В этой суете Бен, пригнувшись, нырнул в кусты, которые густо разрослись рядом с парадным входом. Он втянул голову в плечи, едва не лишившись чувств, когда заметил голубой грузовичок-пикап. Он ждал. Его. Как дикая собака у кроличьей норы: терпеливая и голодная. Бен знал, как это бывает. У кролика не было ни единого шанса.

Глава двадцать вторая

Глаза у Болдта болели, ему казалось, что изнутри их распирает все возрастающее давление, подобно водяной пробке в водопроводной трубе. Если исходить из графика, составленного клиентом Эмили Ричланд, то, вполне вероятно, что очередная женщина была уже приговорена к сожжению. Очевидно, ей что-то около тридцати, она разведена и имеет сына в возрасте до десяти лет. Как они и договаривались, Дафна проверила детей. На нем же лежала обязанность предотвратить очередную смерть, а доказательств, чтобы добиться этого, было чудовищно мало.

Болдт провел ежедневную утреннюю планерку с Ламойей, Гейнс, Баганом, Фидлером и еще с двумя детективами из убойного отдела, выделенными ему из другого подразделения. Федеральное агентство АТФ предложило своих специалистов, но Болдт вежливо отказался, боясь, что если допустит федеральных агентов к расследованию, то больше никогда не сумеет выставить их за дверь.

Лабораторный химик Карстенштейн оказался исключением из этого правила. Когда он предложил провести видеоконференцию с Болдтом, сержант согласился, хотя и не без опаски. В полицейском департаменте Сиэтла не было оборудованного зала для проведения таких видеоконференций, поэтому Болдту пришлось обратиться в контору АТФ в Федеральном центре, и он боялся, что спецы АТФ будут держать его «заложником» до тех пор, пока не убедят в необходимости совместного проведения расследования. Для страховки он взял с собой полицейского эксперта Берни Лофгрина и всех четырех своих детективов: Ламойю, Гейнс, Фидлера и Багана. Если Карстенштейну нужна конференция, он ее получит.

Федеральные офисы были новее, чище и просторнее помещений полицейского управления Сиэтла, что служило источником постоянного недовольства рядовых копов. АТФ и ФБР были оснащены новейшей шпионской аппаратурой, компьютерными технологиями, оружием и средствами связи. И хотя они всегда щедро делились своей аппаратурой, Болдта и других изрядно раздражало то, что приходилось просить их об этом, причем достаточно часто. Болдт и пятеро его спутников шли по коридорам АТФ как нерадивые ученики, направляющиеся к директору. Сама комната была почти точной копией их собственного конференц-зала на пятом этаже, если не считать проекционного экрана на одной стене и видеокамеры, направленной на тех, кто сидел за столом заседаний.

Болдт и все остальные расселись за столом, кое-кто положил перед собой раскрытые записные книжки. Болдту показалось, что освещение в комнате стало ярче. Два серых устройства посредине большого овального стола, напоминавшие огромные квадратные пепельницы, оказались на самом деле микрофонами. Ровно в десять часов экран на стене замерцал и на нем появилось увеличенное лицо Говарда Карстенштейна.

Болдт пожалел, что с ними нет Дафны, ему не удалось ее разыскать. Ее кабинет на девятом этаже был заперт, голосовая связь включена, и никто не мог сказать, куда подевалась хозяйка кабинета, хотя ходили слухи, что она с местными судебными психиатрами работает над психологическим портретом поджигателя.

Лицо Карстенштейна из-за освещения казалось слегка размытым. К удивлению и радости Болдта, агент АТФ, который привел их в комнату, не сделал попытки остаться и удалился. Это произвело на сержанта большое впечатление.

Болдт представил лицо на экране членам своей группы, затем Карстенштейн, вежливый до невозможности, открыл дискуссию.

– Мы исследовали найденные после пожара останки, надеясь обнаружить что-либо, что свидетельствовало бы в пользу дела. Мне показалось, что вам захочется посмотреть на то, что мы нашли, вот почему я предложил видеоконференцию. Полагаю, мои первые комментарии будут адресованы, – он посмотрел вниз на листок бумаги, где были записаны имена присутствующих, – Сиду Фидлеру и Нейлу Багану. Прочитав ваши отчеты о допросах соседей, а также метеорологические доклады, на которые вы ссылались, мы решили, что для нас здесь, в лаборатории, первым важным моментом будет пурпурное пламя, ассоциирующееся с этими пожарами. Наряду с растрескиванием и голубоватым цветом бетона это предполагает наличие воспламеняющегося жидкостного катализатора или взрывчатого вещества. Отсутствие углеводородов в ваших образцах было подтверждено и здесь, в Сакраменто. Особый интерес для нас представляли подошвы туристических ботинок сержанта Болдта, которые, как наверняка известно большинству из вас, растворились после того, как он побывал в них на месте пожара. Мы исследовали ионы, уровень pH, рассчитывая обнаружить хлор, но наши ожидания не оправдались. Собственно говоря, стандартные тесты оказались малоинтересными. Мы решили, что имеем дело с термитными смесями, но они должны оставлять после себя окалину и шлак, а у нас нет доказательств наличия таких побочных продуктов.

При этих словах Берни Лофгрин кивнул головой и что-то записал в блокнот.

– Металлы? – спросил он.

Карстенштейн ответил:

– Мистер Лофгрин спрашивает об остаточных металлах, обнаруженных на месте пожара, поскольку магний и некоторые другие металлы горят исключительно сильно и часто становятся причиной высокотемпературных пожаров, таких, например, в которых погибли Энрайт и Хейфиц. К сожалению, ответ на ваш вопрос отрицательный. Мы не нашли следов таких металлов ни в останках, ни в наших образцах. – Обращаясь к Лофгрину, он сказал: – Мы сделали рентгеновский флюоресцентный анализ, а также анализ химических пятен, и нам удалось обнаружить какую-то неорганику, которая, скорее всего, использовалась в этом устройстве, хотя первоначально природу катализатора мы установить не сумели.

– Первоначально? – переспросил Болдт, чувствуя, что Карстенштейн приберегает какие-то важные новости о сделанном им открытии. Сержант мог сетовать на профессорский подход к делу Карстенштейна, но он знал, что и Лофгрин страдает этим же недостатком, поэтому давно смирился с тем, что лабораторные ученые давали пространные объяснения, но делали это только один раз. Подробное объяснение позволяло судебным экспертам переходить к другим вопросам и анализам, избегая десятков дополнительных вопросов. Передача информации другим, от вышестоящего начальства до членов жюри присяжных, возлагалась на офицера, ведущего расследование. Именно по этой причине Болдт делал тщательные записи.

– Мы нашли интересные ниточки в этих пожарах, – продолжал Карстенштейн. – Первостепенного внимания заслуживает тот факт, что Энрайт видели входящей в дом непосредственно перед пожаром. Сержант Болдт задал правильный вопрос: почему Энрайт не сумела выбраться из дома?

Ответила Бобби Гейнс:

– Мы полагаем, что она провалилась под пол, в дыру, которую прожег огонь, и, пострадав при падении, не смогла выбраться и погибла в подвале.

– Эта версия имеет право на существование, – дипломатично заметил Карстенштейн, – но она не подтверждается доказательствами. Боюсь, чтобы объяснить подобное падение, мы должны предположить взрыв, что-то такое, отчего пол мгновенно провалился у нее под ногами.

Болдт не мог слушать такой разговор, не дав при этом волю своему воображению. Он живо представил себе Дороти Энрайт, которая проваливается сквозь горящий пол и падает в огонь, полыхающий в подвале. Его ошеломила обреченность ее положения, и на какое-то мгновение он перестал слышать Карстенштейна, ощутив себя Дороти Энрайт – падающей, словно в невесомости, в языки пламени, которые жадно тянулись к ней снизу. Голос Карстенштейна вернул его к реальности.

– У нас нет никаких сообщений о взрыве. Только пожар – разрушительно быстрый, фантастически сильный – столб пурпурного пламени взметнулся высоко в небо. Это горело не дерево. И это не взрыв баллона с газом, который хранился зимой в подвале, чтобы летом жарить шашлыки. Это – неизвестный катализатор, каким-то образом приведенный в действие, может быть, даже дистанционно управляемый по радио. Он так быстро распространился по всему дому, что женщина просто не успела отреагировать. Но особенный интерес представляет то, что я намеревался вам сегодня показать. – Карстенштейн надел латексные перчатки. Он поднял какую-то черную кляксу, и оператор, работавший с камерой, увеличил изображение. – Это найдено вами, мистер Баган, как следует из вашего же отчета.

Сидящие за столом в конференц-зале посмотрели на Нейла Багана. Сейчас он напомнил Болдту одного из тех ребят в школе, которые никогда не присоединялись к остальным, а просто стояли в стороне, наблюдая. Тут же Болдт вспомнил предостережение Дафны о том, что по складу ума пожарные инспекторы имеют много общего с поджигателями – это две стороны одной медали. По этой причине он уделял пристальное внимание и Багану, и Фидлеру: если они расследовали пожары, которые сами же и устроили, Болдту никогда не узнать правды.

Баган сказал:

– Я нашел это выше по улице, неподалеку от дома Хейфиц, рядом с местом, где была припаркована моя машина. На ощупь эта штука была еще теплой, вот я и включил ее в список вещественных доказательств. Но я прикрепил к ней записку, потому что нашел ее очень далеко – за сотню ярдов от места пожара или даже больше.

– Мы считаем эту вещь очень важной, – заявил Карстенштейн, крутя ее в руках. Это был твердый кусок пластмассы размером с большой мяч для гольфа. – Мы подвергли ее рентгеновскому анализу и обнаружили в ней вплавленный кусок проволоки, на основании чего смогли заключить…

– Детонатор, – быстро произнес Берни Лофгрин.

– Именно так. Это его часть. Да, – согласился Карстенштейн. – Разумеется, необходимы дальнейшие исследования, на что может потребоваться месяц или два…

– Месяц? – закричал Болдт. – У нас нет месяца! У нас есть… э-э, информатор, – объяснил он, едва успев сдержать готовое сорваться с языка слово экстрасенс, – и он может располагать информацией, которая указывает на то, что в течение недели готовится новый пожар.

Сообщение Болдта стало неожиданностью и для Карстенштейна, и для Лофгрина, и для Гейнс, и они сидели как громом пораженные. Наконец Карстенштейн пробормотал:

– Понятно. Ну, на это все равно потребуется какое-то время. – Он приподнял расплавленный кусок пластмассы. – Нашей главной задачей является идентификация катализатора. Если мы сможем его назвать, а вы проследите его компоненты до источника, то наверняка сумеете вычислить этого парня. Детонаторы можно купить на каждом углу по дайму за дюжину и, хотя иногда, если они лучше сохраняются, на них можно найти латентные отпечатки, это не наш случай.

– А почему бы нам здесь не заняться поисками возможного детонатора? Мы разошлем своих людей, а потом проконсультируемся с вами, если что-то обнаружим? – сказал Лофгрин.

– Это меня устраивает, – кивнул Карстенштейн. – Мы отправим это и еще несколько вещественных доказательств обратно к вам.

Вмешалась Бобби Гейнс:

– Меня все еще смущает тот факт, что обе женщины не смогли вовремя выбраться из своих домов. Пожары произошли после обеда, ранним вечером. Не могли же они уже спать?

Все глаза обратились к проекционному экрану на стене.

– Пока мы не в состоянии ответить на этот вопрос. Это можно объяснить тем, что огонь разгорелся слишком быстро и был настолько сильным, что сжег весь кислород в здании, и жертва мгновенно задохнулась – как если бы ее ударили в грудь.

– Но если дело в этом, – предположил Фидлер, – мы обнаружили бы, что окна взорвались – я имею в виду стекла внутри здания. У нас нет ничего, что подтверждало бы это.

– Согласен, – сказал Карстенштейн, по-прежнему глядя на них со стены и вращая в пальцах кусок пластмассы. – Если катализатор находился в каждой комнате, – предположил он, – если устройство состояло из нескольких частей с одновременной детонацией, то шансы на выход были весьма ничтожными.

– Жертвы были в ловушке, как крысы. Вот что вы хотите сказать, – произнес Ламойя, в первый раз открыв рот. – Он начинил все долбаное здание, чтобы оно вспыхнуло сразу. – Он взглянул на остальных, а потом перевел взгляд на стену: – И в этом случае улик должно быть более чем достаточно, так что вы, парни, сказали бы нам об этом. – Ламойя всегда недолюбливал федералов, и Болдт уже готов был пнуть его ногой под столом. Детектив продолжал: – Позвольте задать вам один вопрос, док. Что вы, парни, утаиваете от нас? О чем не говорите? Я чувствую здесь зияющую дыру, и ветер, который в нее дует, дурно попахивает.

В конференц-зале воцарилась тишина. Из микрофонов доносилось статическое потрескивание. Когда Карстенштейн пошевелился, его изображение слегка размазалось. Он глянул куда-то в сторону, а потом снова посмотрел в камеру, на сидящих за столом, и мягко проговорил:

– Мы имеем дело с тем, что называем смешанным профилем. Нам нужно разобраться в этом, отделить один элемент от другого. Это требует времени. Здесь не обычные углеводороды, как можно было бы ожидать. Поэтому нужно начать все сначала. Если нас постигнет неудача, мы сделаем еще одну попытку.

– Совсем как мы, – заметил Болдт. Карстенштейн просто замечательно описал ход расследования.

– Мы с вами – детективы, пусть и каждый по-своему, – примирительно ответил Карстенштейн.

– И каков же практический результат? – требовательным тоном поинтересовался Ламойя. – Каков итог, док? У нас здесь живут люди, которых этот парень собирается в скором времени поджарить. Я, например, с радостью узнал бы что-нибудь полезное, что можно использовать в работе, как бы мне ни нравился этот визит в чудесное здание Федерального центра. Черный мяч для гольфа? Это не совсем то сокровище, на которое я рассчитывал.

Карстенштейн остался невозмутим. Он позволил себе слегка улыбнуться, словно ожидал присутствия такого вот Ламойи в группе.

– Я ценю вашу честность и прямоту, детектив. Я пригласил сюда сержанта Болдта, – подчеркнул он, – потому что хотел показать ему это вещественное доказательство. – Карстенштейн кивнул кому-то рядом с собой. Экран стал синим. Прозвучал голос Карстенштейна: – Одну минуту. Сейчас вы увидите тест, который провел департамент пожарной охраны Форт-Уорта.

На экране появилось изображение большого заброшенного супермаркета, вокруг которого раскинулось море щебеночно-асфальтового покрытия. Вместо стекол в окна была вставлена фанера. Сквозь трещины в тротуаре пробивалась трава. Вокруг здания, на приличном удалении от него, стояли около двадцати пожарных машин. Возле них расположились экипажи со шлангами в руках, но на земле было совсем мало воды и никаких свидетельств того, что они боролись с огнем. В нижнем правом углу экрана электронные часы отсчитывали минуты и секунды.

Карстенштейн сказал:

– Обратите особое внимание на скорость распространения огня и его цвет. Думаю, это покажется вам интересным.

Часы дошли до нуля, и в это мгновение Гейнс и Ламойя, сидевшие ближе всех к экрану, буквально подпрыгнули на стульях и откинулись назад, стараясь оказаться как можно дальше от яркой фиолетовой вспышки, которая поднялась в небо подобно пламени фитиля. Крыша здания расплавилась, и на ее месте появилась зияющая дыра. Казалось, горит все вокруг. Через три минуты сорок секунд к зданию приблизились экипажи и начали тушить пожар. Та вода, которая долетала до центра здания от пожарных машин, взрывалась брызгами в пламени, попадая в эпицентр пожара. Пожарники перекрыли шланги, и машины с лестницами отъехали от пылающего ада. Болдт еще никогда не видел такого страшного, бушующего пламени.

Видеовоспроизведение остановилось; на экране снова возникло лицо Карстенштейна, сначала туманное и расплывчатое, потом четкое и ясное.

– Они сражались с огнем еще двадцать минут, но для нас представляет интерес только начальная стадия пожара. Не знаю, заметили вы или нет, но пламя достигло такой температуры, что вода распадалась на составляющие, кислород и водород, то есть буквально взрывалась при всех попытках погасить огонь. Никогда не встречал ничего подобного. Пожар, который вы видели, был устроен, чтобы установить, какой катализатор использовался при тех многочисленных поджогах, что прокатились по стране в период с 89-го по 94-й год. Этим делом занималось наше вашингтонское отделение, вот откуда я получил копию пленки.

Болдт мог легко представить себе человека внутри этого здания. Дрожь пробрала его с головы до ног, и он испугался, что сидевший рядом Баган заметит это. Отсутствие человеческих останков на месте пожарища обрело теперь совсем другое значение; становилось понятно, почему Энрайт и Хейфиц не смогли покинуть свои дома. Его все сильнее охватывало стремление любой ценой предотвратить очередной пожар, но он тут же усомнился в собственных силах. Может, ему все-таки стоило подать заявление на занятие лейтенантской должности, подумал Болдт. Вероятно, для нынешней его работы требовались мозги помоложе, более живые. Неужели он постарел настолько, что стал чересчур уравновешенным, растеряв свою квалификацию? Может ли он эффективно выполнять свою работу, когда голова занята мыслями о том, что у его жены, кажется, роман на стороне? Он взвалил на себя слишком много, а времени оставалось слишком мало. Время. Это слово нависло над ним, словно дамоклов меч. Что угодно, только не следующий пожар.

– Согласно рекомендациям из Вашингтона – и я согласен с ними, – если будет третий пожар, мы должны позволить ему догореть. Никакой борьбы с огнем, и уж точно никакого тщательного осмотра.

В комнате повисла непривычно долгая тишина.

– Черт возьми, что мы только что видели? – поинтересовался Болдт, продемонстрировав не свойственное ему нахальство. Он бросил взгляд на Ламойю, испытывая к детективу уважение: только Ламойя осмелился нажать на Карстенштейна, только Ламойя почувствовал, что тот что-то скрывает. Болдт не мог не подумать о том, что сам он теряет хватку.

Карстенштейн поджал губы и придвинулся ближе к камере, его изображение снова слегка расфокусировалось.

– Я еще не знаю, что именно мы ищем в этих ваших пожарах, – невыразительно сказал он неожиданно сухим тоном. – Но зато могу сказать вам, что было использовано в этом учебном пожаре. Я могу сказать вам, о чем они думают там, на Востоке. Я могу сказать вам, что они ищут теперь, после осмотра результатов учебного пожара и проведения необходимых анализов. – Он на мгновение умолк, чтобы все прониклись его словами, долетевшими по телефонным проводам из Сакраменто до Сиэтла, – шарик голосовой информации, окруженный статическими разрядами. Он откинул волосы назад, как это делает подающий в бейсболе, который оспаривает сигнал принимающего. Потом глубоко вздохнул и выговорил два слова, которые обдали Болдта жаром, и в глазах у него защипало. – Ракетное топливо, – сказал он. – Катализатором, использованным при учебном пожаре в Форт-Уорте, было жидкое ракетное топливо.