Текст книги "Жестокая жара"
Автор книги: Ричард Касл
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)
Положив руку на колено Никки, он добавил:
– В Нью-Йорке такого не увидишь, – Хит молчала, и он повторил: – В Нью-Йорке такого не увидишь.
– Мне не следовало уезжать из города.
Рук отставил коробку с лапшой и пристально посмотрел на Никки.
– Послушай, я понимаю, что ты не можешь болтаться как бы без дела в разгар расследования. Особенно этого расследования. Я прекрасно знаю, что ты веришь в упорство и настойчивость. Но ты должна попробовать взглянуть на ситуацию с другой стороны. Даже если ты не уверена в правильности этого хода, я думаю, мы приехали сюда не зря. Внутренний голос говорит мне, что это важно. И не забывай – целая толпа детективов там, дома, сейчас роет носом землю. Это успешная стратегия. «Разделяй и властвуй» в действии.
– Мне так не кажется. – Хит тоже поставила на скамейку коробку с рисом и, пока Рук ел, обзвонила своих детективов. Закончив, она не смогла скрыть разочарования. – В доме престарелых ничего.
– Очень плохо. Мне пришла в голову идея, что остатки растворителя именно оттуда. У них должен быть медкабинет или что-то вроде этого.
Она покачала головой.
– Тараканы это уже проверили.
– Знаешь, нам тоже надо придумать себе имя. Сокращение, вроде «Тараканов». Только наше имя будет романтичным. Ну, вот, например, были Беннифер. А теперь Бранджелина. А мы можем…
– Тоже закончить отношения? – рассмеялась она.
Но он продолжил:
– Рукки? Не-а.
– Может, хватит?
– А как насчет… Нуки? Гм, а мне нравится.
– Наверное, именно поэтому ты потерял мисс Микрофильм. Из-за глупой болтовни.
Он повесил голову.
– Увы, да.
Над Бостоном разразился ливень, и они решили отправиться в Музей изящных искусств. Выскочив из такси, они побежали мимо группы уличных художников с мольбертами, на которых были выставлены политические шаржи. Среди них выделялась милая, хотя и простая, картинка, написанная акриловой краской, – жадная свинья в цилиндре и фраке, с сигарой в зубах. Рук загляделся на картину и едва не упал, споткнувшись о скульптуру, покрытую листовым золотом, – метровой высоты руку, в которой была зажата пачка банкнот.
– Занятно, – отметил он, когда они оказались в вестибюле. – Меня сбил с ног «Кулак капитализма».
Он почувствовал, что Никки забыла о своих тревогах. Она оживленно рассказывала ему о том, что в бытность студенткой Северо-Восточного университета каждую неделю посещала музей. Взяла журналиста под руку и показала все свои любимые полотна, включая портреты Вашингтона и Адамса[25]25
Джон Адамс(1735–1826) – американский политик, видный деятель Войны за независимость, первый вице-президент и второй президент США (1797–1801).
[Закрыть]работы Гилберта Стюарта[26]26
Гилберт Чарльз Стюарт(1755–1828) – американский живописец, наряду с Джоном Синглтоном Копли считается основоположником американской живописи. Прежде всего известен как портретист, создавший более тысячи портретов своих современников, включая шесть первых президентов США.
[Закрыть]и «Мальчиков в лодке» Уинслоу Хомера.[27]27
Уинслоу Хомер(1836–1910) – американский художник и график, один из основоположников американской реалистической живописи.
[Закрыть]Завороженный Рук с благоговением произнес:
– Знаешь, никогда не видел, чтобы вода на картине казалась такой мокрой.
Картины Джона Сингера Сарджента[28]28
Джон Сингер Сарджент(1856–1925) – американский художник, один из наиболее успешных живописцев конца XIX в.
[Закрыть]вызвали у обоих теплые воспоминания о репродукции «Гвоздика, лилия, лилия, роза», которую Рук подарил Никки еще до того, как они начали встречаться. Хит и Рук поцеловались перед «Дочерьми Эдварда Дарли Бойта», шедевром, созданным в тот период, когда художник зарабатывал себе на жизнь в Париже портретами богатых эмигрантов-американцев. Четыре девочки, казалось, вовсе не возражали против публичного выражения чувств.
Рядом висела еще одна картина Сарджента, временно позаимствованная из частной коллекции. Это был написанный в Париже портрет мадам Рамон Сюберказо.
– Никогда его не видел, – сказал Рук. – Замечательно, правда?
Но Никки вновь помрачнела. Она невнятно пробормотала что-то и направилась в следующий зал. Рук задержался, чтобы рассмотреть портрет внимательнее. На картине была изображена элегантная молодая женщина с темными волосами, сидевшая спиной к пианино. Она грустно смотрела на зрителя, рукой касаясь клавиш. Создавалось впечатление, что пианистку отвлекли от игры.
Рук последовал за Никки, догадываясь, что портрет вызвал у нее горькие воспоминания.
Дождь кончился, и Хит спросила, не согласится ли он сопровождать ее в ностальгической прогулке по альма-матер, находившейся через дорогу от музея.
– В субботу, посвященную РПВРД? – переспросил он. – Во-первых, с большим удовольствием.
– А во-вторых?
– Если я откажусь, мне не видать секса в отеле, как своих ушей.
– Ты прав, как всегда.
– Тогда чего мы ждем? – воскликнул он.
Откровенно говоря, экскурсия не вызвала у Рука особого восторга, но он нисколько о ней не пожалел по той простой причине, что Никки оживала у него на глазах. Каждый раз, когда они останавливались у какой-нибудь достопримечательности или места, где ей часто приходилось бывать, в ее глазах появлялся блеск, она забывала о тревогах. Она протащила Рука за кулисы зала Блэкмен, чтобы он посмотрел, где она на первом курсе играла Офелию в «Гамлете» и горничную Кэтлин в пьесе «Долгое путешествие в ночь».[29]29
«Долгое путешествие в ночь»(1942) – произведение американского драматурга Юджина О'Нила (1888–1953).
[Закрыть]Двери здания Черчилль-холл, где Хит изучала уголовное право, оказались закрыты. Но она указала на окна пятого этажа, где находилась аудитория, в которой они слушали лекции по криминологии. Подняв взгляд, Рук сказал:
– Интересно, и в самом деле окно, – и, обернувшись, добавил: – Надеюсь, секс в отеле будет действительно бурным.
За это проявление нетерпения он вынужден был заплатить разговором с профессором средневековой литературы, которого они случайно встретили в кафе «Старбакс», расположенном на территории университета. Профессор проверял курсовые работы, посвященные «Беовульфу». Затем они пересекли четырехугольный двор и очутились перед бронзовой статуей Сая Янга.[30]30
Сай Янг(1867–1955) – знаменитый американский бейсболист, подающий, за невероятную скорость получивший прозвище Циклон (Cyclone, Су).
[Закрыть]Никки, наслаждаясь ролью гида, с гордостью сообщила, что прежде здесь располагался бейсбольный стадион Хантингтон и статуя стоит на том самом месте, где в свое время находилась горка, с которой Янг когда-то провел свою первую успешную игру.
– Сфотографируй меня, – попросил Рук, протягивая ей айфон.
Никки рассмеялась.
– Ты такой ребенок.
– Отнюдь. Так я смогу сделать вид, будто знаю что-то о бейсболе. Когда ты вырос без отца, а твоя мать – звезда Бродвея, в воспитании обнаруживаются кое-какие пробелы. Богом клянусь, до сегодняшнего дня я считал, что Сай Янг – это композитор, написавший музыку к песне «Транжира».[31]31
«Транжира»– песня из мюзикла «Милая Чарити» (1966), композитор – Сай Коулмэн.
[Закрыть]
Никки сфотографировала Рука в позе знаменитого питчера, ожидавшего сигнала кэтчера.
– Сейчас снимем крупным планом.
Она увеличила его лицо и заметила, что он, нахмурившись, смотрит куда-то ей за спину.
Никки обернулась, чтобы увидеть, что так расстроило Рука, и воскликнула:
– О боже… Петар?
Проходивший мимо худой мужчина в трикотажной шапке и в рваных дизайнерских джинсах остановился.
– Никки? – Он снял темные очки и расплылся в улыбке. – О боже мой. Ну и дела!
Рук стоял в сторонке, опершись на рабочую руку Сая Янга, и смотрел, как Никки обнимается со своим прежним бойфрендом. Слишком долго и воодушевленно, по его мнению. Вот теперь он на самом деле пожалел об экскурсии по кампусу. Этот Петар был у него как бельмо на глазу с того самого дня, когда они познакомились, – это случилось прошлой осенью. Рук старался убедить себя в том, что это не иррациональная ревность и не чувство собственничества. Хотя Никки утверждала, что именно так оно и есть. Петар Матич, хорват, был просто бездарной европейской швалью, и Рук не мог поверить в то, что Никки не видит этого. Рук считал этого помощника продюсера полной посредственностью. Хорват работал на съемках ночного шоу «Еще позже», в котором, по мнению Рука, не хватало Джимми Фэллона.[32]32
Джимми Фэллон(р. 1974) – американский актер, комик, певец, музыкант и телеведущий. Известен как актер юмористической передачи «Субботним вечером в прямом эфире». В настоящее время ведет собственное шоу «Late Night with Jimmy Fallon» на канале NBC.
[Закрыть]Однако Петар вел себя так, будто держал костлявую бледную руку на пульсе ночной жизни города. Рук подозревал, что Петар Матич по ночам держит руку на некоем другом предмете; и с отвращением постарался отогнать картину, возникшую у него перед глазами.
– О, и Джеймс тоже здесь, – воскликнул Петар, наконец отрываясь от Никки.
– Вообще-то меня зовут Джеймсон, – поправил Рук, но Петар, обнимая журналиста и сжимая его плечо, пропустил замечание мимо ушей.
Никки прикоснулась к щеке Петара и сказала:
– Надо же, ты снова отрастил бороду.
– Просто щетина, – возразил Петар. – Сейчас модно.
– Популярно исключительно в Македонии, – буркнул Рук.
Петар, не заметив шпильки, спросил, что привело их в Бостон.
– Решили немного отдохнуть от Нью-Йорка. – Рук обнял Никки за плечи и сказал: – Побыть наедине. Только вдвоем.
– И я подумала, что нужно показать ему наш старый добрый университет, – продолжала Никки. – А ты что здесь делаешь?
– Я тоже отдыхаю, наедине. Но только с самим собой, – хмыкнул он. – Приехал из Нью-Йорка на один день, читаю лекцию на кафедре журналистики и СМИ о будущем ночных ток-шоу.
– У профессора Малкерина? – спросила Никки.
– Ага. Забавно – я по его предмету едва «С» получил, и вот теперь я звезда выпуска.
– Ну что ж, очень приятно было тебя встретить, – сказал Рук, взглянув на часы.
– Мне тоже, Джим. Жаль, я не знал, что вы здесь будете. Мы могли бы втроем пообедать.
– Так давайте пообедаем! – воскликнула Никки. И улыбнулась Руку; взгляд ее говорил: «Так ты хочешь секса в отеле или нет?»
– Отлично, – с вымученной улыбкой пробормотал Рук.
Когда они ехали на такси в «Леннокс», Никки пришлось нарушить тишину.
– Знаешь что, Рук? Ты ревнуешь меня к Петару.
– Не смеши меня.
– У тебя на него зуб, и это видно невооруженным глазом.
– Прошу прощения. Я просто не понимаю, как обед с твоим бывшим укладывается в план РПВРД. Это месть за то, что мой физиотерапевт оказалась мало-мальски привлекательной девушкой?
– Рук, это была модель из «Виктория Сикрет», только без ангельских крыльев.[33]33
«Ангелы» Victoria's Secret– наиболее известные модели, представляющие продукцию этой компании – производителя женского белья. Моделей называют «ангелами» потому, что во время ежегодного показа они традиционно выходят на подиум с разнообразными крыльями за плечами, похожими на крылья бабочек, ангелов, птиц и фей.
[Закрыть]
– А, ты тоже так подумала?
– Твоя ревность бросается в глаза; это уже слишком. Забудь о бывшем бойфренде. Да, Петар пытался подкатить ко мне прошлой осенью, но я это пресекла.
– Он к тебе лез? Ты мне про это не рассказывала.
– А теперь он просто старый друг. – Замолчав, она посмотрела на верхушку башни Прюденшэл и добавила: – Да, у нас по-прежнему РП… как его там. Но, как я вижу, ты после ранения оторвался от реальности, и я хочу тебе напомнить… Петар помог мне раскрыть то дело. Это мой шанс отблагодарить его.
– Заставив меня угостить его обедом?
Она посмотрела в окно и улыбнулась.
– Ничья.
Рук заказал столик в ресторане «Гриль 23» по той простой причине, что если это заведение было достаточно хорошо для Спенсера,[34]34
Спенсер– бостонский частный сыщик, герой серии детективных романов американского писателя Роберта Паркера (1932–2010).
[Закрыть]то подойдет и для него. Они начали с моллюсков и замечательного калифорнийского шардонне, и обед перестал казаться Руку сущим адом. Пожалуй, можно было сравнить его только с чистилищем. Большую часть времени он улыбался и слушал Петара, который разглагольствовал о себе и собственной важнейшей закулисной роли в шоу – приглашении гостей.
– Скоро я заполучу нам крупную рыбу, – поведал он, понизив голос. – Брэда и Анджелину.
– Ух ты! – воскликнула Никки. – Бранджелина.
– Ненавижу эти клички! – фыркнул Рук.
Петар пожал плечами.
– Никки, а помнишь, как нас называли в университете? Петник.
– Петник! – Она рассмеялась. – О боже мой, Петник.
Рук налил себе вина, размышляя о том, что такого привлекательного находят женщины в неопрятных, нечесаных, заросших щетиной парнях с огромными печальными глазами. Неужели это волшебный эффект неудачника?
После того как перебрали все воспоминания и Хит в пятый раз проверила, нет ли сообщений из участка, Петар отвлекся от собственной персоны и заметил, что Никки очень задумчива. Хит положила на тарелку вилку с кусочком превосходной картофельной котлеты на утином жиру и промокнула губы салфеткой. Тучи, рассеявшиеся было днем, сгущались вновь. Она рассказала Петару о новом повороте в деле об убийстве ее матери, сделав только одну паузу, когда официант убирал тарелки.
К чести Петара, он – впервые за время их знакомства с Руком – слушал внимательно и не перебивал. На лице его появилось выражение печали, как будто перед глазами промелькнули старые воспоминания. Когда Никки закончила, он, покачав головой, сказал:
– Для тебя не существует такой вещи, как забвение, правда?
– Возможно, когда-нибудь я смогу раскрыть это дело. Но забыть? – Она махнула рукой, давая понять, что об этом не может быть и речи.
– Не знаю, как у тебя хватило мужества все это выдержать, Никки. – Он положил руку ей на запястье. – Ты тогда была очень сильной.
Рук сделал знак официанту принести счет.
– Может быть, именно поэтому у нас ничего и не получилось.
Он едва заметно улыбнулся и сказал:
– А не потому, что я тебе изменял?
– Ах, да, – усмехнулась она. – И поэтому тоже.
Когда они поднялись, Никки извинилась и отошла в туалет, а Петар поблагодарил Рука за превосходный обед.
– Ты очень везучий парень, Джеймсон Рук, – сказал он с едва заметным иностранным акцентом. – Не упусти свой шанс, ладно? Я от души надеюсь, что тебе повезет больше, чем мне. Я так и не смог пробиться сквозь ее броню. Может, тебе это удастся. Не сдавайся.
Рук вынужден был признаться себе в том, что с бывшим бойфрендом Никки у него все-таки есть что-то общее.
Несмотря на апрель, воздух за ночь остыл. Воскресным утром они стояли на пустом тротуаре около главного здания Консерватории Новой Англии, где им предстояло встретиться с преподавательницей, Никки наблюдала, как клубилось в воздухе дыхание Рука. Это напомнило ей встречу с Лорен Пэрри в фургоне-рефрижераторе, и она отвернулась, глядя на автобус, кативший по Хантингтон-авеню. Затем оба услышали электронную музыку, потом мужской голос запел в микрофон композицию «Одержимая» из фильма «Танец-вспышка». Они огляделись по сторонам в поисках источника звука.
– Он наверху, – сообщила седая женщина, подошедшая к ним от автобусной остановки. И указала на открытое окно восьмого этажа в многоквартирном доме за общежитием Консерватории.
Чернокожий мужчина в красной рубашке с длинными рукавами, черном кожаном жилете и шляпе пел в микрофон караоке.
– Это Лютер. – Пожилая дама помахала, и Лютер помахал ей в ответ, раскачиваясь и не прерывая пения; усиленный динамиками голос разносился по всей улице. – Каждое утро, когда он меня видит, начинает петь – это его прослушивание. Я говорила ему, что мы не готовим поп-музыкантов, но его это, по-видимому, не смущает.
Профессор Юки Шимидзу протянула руку и представилась.
Они поднялись по истертым мраморным ступеням и вошли в вестибюль через священные деревянные двери.
– Наверное, вы знаете, что Консерватория Новой Англии – национальная достопримечательность, – заметила профессор. – Старейшая частная музыкальная школа в Америке. Нет, я не присутствовала при ее открытии – это только так кажется.
После того как они расписались в книге охранника, профессор Шимидзу сказала:
– Простите, но я просто не могу удержаться. Вы точная копия своей матери. – Старушка улыбнулась, и Никки тоже захотелось улыбнуться. – Можете считать это высшей похвалой, моя дорогая.
– Так оно и есть, профессор. Спасибо.
– Поскольку у меня сегодня выходной, вы не против называть меня Юки?
– А я Никки.
– А меня люди в основном называют Рук, – сказал журналист. – Но я согласен и на Джеймсона.
– Я читала ваши статьи.
– Спасибо, – ответил он.
В глазах женщины мелькнули озорные искорки.
– Я не говорила, что они мне нравятся.
Она подмигнула Никки и повела гостей направо по коридору. Несмотря на свои семьдесят шесть и убеленные сединой волосы, она шагала бодро и живо, и не похоже было, что она знает, что такое выходной.
Они прошли мимо зала для репетиций; на коричневом ковре сидели ожидавшие своей очереди студенты. Разложив вокруг рюкзаки и футляры с инструментами, они слушали айподы. Из-за закрытых дверей гремели страстные раскаты «Болеро». Рук наклонился к уху Никки и с намеком прошептал: «М-м „Болеро“».
Профессор Шимидзу, которая обогнала их на несколько метров, остановилась и обернулась.
– Вы любите Равеля, мистер Рук? – спросила она; со слухом у нее явно все было в порядке. – Почти так же сексуально, как «Танец-вспышка», да?
Старушка провела их вниз, в аудиобиблиотеку имени Изабель Файрстоун, где они устроились в одной из кабинок. Здесь можно было поговорить без помех. Дама снова взглянула на Хит и произнесла:
– Никки, вы стали офицером полиции, верно? Значит, пословица про яблоко и яблоню не всегда правдива.
– На самом деле я сама собиралась выступать на сцене, – возразила Никки. – Поступила в Северо-Восточный, на театральное отделение. Но потом погибла мама.
Профессор Шимидзу удивила ее. Старушка поднялась, подошла к Никки и хрупкими ладонями сжала ее руки.
– У меня нет слов. Мы обе знаем, что ничто не может заполнить эту пустоту.
Рук заметил, что, пока профессор возвращалась в свое кресло, Никки моргнула, смахивая слезу с ресниц. Поэтому он сам начал разговор:
– Профессор, давайте вернемся к нашей, так сказать, яблоне.
Шимидзу обернулась к Никки.
– О эти писатели!
– Вы считаете, что ее мама была многообещающей пианисткой?
– Я хочу поговорить о ней не только как о своей ученице, Джеймсон. Цель этого учебного заведения – не просто штамповать музыкантов. Это музыкальная школа и в то же время особое сообщество. Мы поощряем сотрудничество и рост. Рост артистического мастерства, совершенствование техники и, что самое важное, личностный рост. Все это взаимосвязано, если человек хочет стать мастером своего дела. – Пожилая преподавательница обернулась к Никки. – Если в двух словах, ваша мать достигла в этих трех аспектах очень многого. Таких выдающихся студентов я видела в своей жизни очень мало – и как ученица и как преподаватель. – Она выдержала театральную паузу и продолжила: – Разве похоже, что я пытаюсь вешать вам лапшу на уши?
Хит и Рук рассмеялись, но профессор оставалась серьезной.
– Однако ваша мама поставила меня в тупик, Никки. Она училась, практиковалась, она задавала вопросы, экспериментировала, а потом снова училась и снова практиковалась… Она думала только о своей страсти, о своей мечте – стать концертной пианисткой, одной из лучших в мире. Я знала, что она этого добьется. На факультете заключали пари насчет того, когда «Deutsche Grammophon»[35]35
«Deutsche Grammophon»– ведущая немецкая компания, занимающаяся записью классической музыки.
[Закрыть]предложит ей первый контракт.
– И что произошло? – спросил Рук.
– Вопрос неверный. Нужно спросить: «Какого черта произошло?» – Женщина посмотрела на Никки и продолжала: – Вы тоже не знаете, да?
– Именно поэтому мы и приехали к вам.
– Конечно, мне раньше приходилось такое видеть. Однако обычно причиной бывает алкоголь или наркотики, измена любимого мужчины, выгорание, страх перед сценой, душевное расстройство. Но ваша мать после окончания консерватории просто поехала в Европу на каникулы и… – Профессор подняла руки и уронила их на колени. – Безо всяких причин. Очень жаль.
Рук нарушил молчание:
– Она была настолько талантлива?
Профессор улыбнулась.
– Судите сами.
Она развернулась к консоли и включила телевизор.
– Погасите свет, пожалуйста, – попросила она.
Рук выключил освещение и, подвинув кресло, сел рядом с Никки перед экраном. Возникли дрожащие, зернистые кадры, снятые на шестнадцатимиллиметровую пленку и много лет назад переведенные на видеокассету. Раздались аплодисменты, и молодая профессор Юки Шимидзу с черными как смоль волосами, в синтетическом брючном костюме, поднялась на сцену. Появились субтитры: «Концертный зал имени Келлера,[36]36
Концертный зал имени Келлера– концертный зал университета Нью-Мексико.
[Закрыть]22 февраля 1971 года». Юки прошептала:
– Любой может барабанить Бетховена; эффектная музыка скроет недостатки исполнения. Я – выбрала этот отрывок из-за его простоты, чтобы вы увидели ее во всем блеске.
– Добрый вечер, – произнесла профессор на экране. – Сегодня у вас появилась редкая возможность. Два наших самых выдающихся студента, Леонард Фрик, виолончель, и Синтия Троуп, фортепиано, исполняют «Павану, опус пятьдесят» французского композитора Габриэля Форе.
Услышав девичью фамилию матери, Никки наклонилась вперед; в кадре появился невероятно костлявый юноша с виолончелью, огромными бакенбардами и копной курчавых волос. Затем камера развернулась к Синтии в черном платье без рукавов, с рассыпавшимися по плечам темными волосами. Хит закашлялась. Руку показалось, что он видит двойника.
Фортепиано зазвучало величественно, медленно, мягко, жалобно; тонкие руки и длинные пальцы Синтии порхали над клавишами, словно покачиваясь на волнах, затем к фортепиано присоединилась виолончель, гармонично вплетаясь в мелодию.
– Еще одна деталь, и я умолкаю, – обратилась к ним Юки. – Музыка написана для хора, но в этой аранжировке роль хора исполняет фортепиано. Просто поразительно, как ей это удалось.
Шесть минут они сидели, зачарованные, глядя на экран, слушая, как мать Никки – которой тогда было всего двадцать лет – создавала гармоничный фон для жалобно певшей виолончели. Синтия слегка раскачивалась в такт музыке – она была в своей стихии. Внезапно нежное начало сменилось драматическими нотами, повествующими о горе, трагедии, борьбе. Руки Синтии, прежде парившие над клавишами, теперь наносили сильные удары, наполняя концертный зал бурными, воинственными раскатами, плавно переходящими в мелодичный танец. Ее исполнение полностью раскрывало замысел композитора: подняться над мелодрамой и выразить родственное ей, но более сложное чувство – меланхолию. В финале пальцы пианистки извлекали из инструмента нежные, робкие ноты, которые зритель даже не слышал, а скорее чувствовал всем телом. Виолончель смолкла, и Синтия заканчивала фрагмент одна; ее игра вызывала в воображении пушистые снежные хлопья, мягко падавшие на замерзшие ветви.
Загремели аплодисменты, мать Никки и виолончелист поднялись и поклонились публике. Рук обернулся к Никки, ожидая увидеть блестящие на щеках слезы. Но нет, это было бы мелодрамой. Ее реакция была под стать настроению матери во время исполнения – меланхолия. И тоска.
– Хотите послушать дальше? – спросила профессор.
– Да, пожалуйста, – ответила Никки.
Концерт продолжался; дуэт превратился в трио – к исполнителям присоединилась другая студентка со скрипкой. Хит и Рук отреагировали одновременно. Рук воскликнул:
– Остановите!
Никки крикнула:
– Нет, не надо останавливать! Паузу! Можете сделать паузу?
Профессор Шимидзу нажала на кнопку «пауза», и изображение скрипачки замерло – она как раз подняла инструмент и взмахнула смычком, и они увидели небольшой шрам с внешней стороны запястья.
– Это она, – проговорил Рук, озвучивая то, что уже поняла Никки. – Эта скрипачка – неизвестная женщина, найденная в чемодане.