Текст книги "Жестокая жара"
Автор книги: Ричард Касл
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)
– Постарайтесь вспомнить месяц перед ее убийством, – попросила она. – Ноябрь девяносто девятого. Вы не замечали никаких изменений в поведении моей матери?
Подумав, Кэри ответил:
– Нет, ничего такого не припоминаю.
– Она не делилась с вами какими-нибудь проблемами? Не проявляла признаков беспокойства? Не упоминала о людях, которые угрожают ей?
– Нет.
– Не говорила, что за ней следят?
Он вновь задумался и покачал головой:
– Гм, нет, таких разговоров не было.
Затем Хит попыталась установить, действительно ли ее мать занималась шпионажем в доме Мэггса.
– В тот последний месяц вы или ваша жена не замечали никакого беспорядка в доме?
Он с озадаченным видом нахмурил брови.
– Беспорядка – в каком смысле?
– Любого беспорядка. Вещи лежат не на своих местах. Не там, где вы их оставили. Может, что-нибудь пропало.
Он неловко поерзал на табурете.
– Что-то я никак не пойму, к чему вы клоните, детектив.
– От вас это не требуется, просто вспомните. Никогда не случалось такого, чтобы вы вошли в комнату и заметили, что какой-то предмет лежит не там, где нужно? Или исчез?
– А почему вас это интересует? Вы спросили, не замечал ли я необычного поведения. Вы хотите сказать, что у нее начались проблемы с психикой? Она страдала клептоманией?
– Я этого не говорю. Я просто спрашиваю, не трогал ли кто-нибудь посторонний ваши вещи. Может, вы еще подумаете?
– Нет, – ответил он. – Ничего такого я не помню.
– Расскажите мне, кто еще в то время бывал в вашем доме.
– Но вы же понимаете, что с тех пор прошло больше десяти лет?
– Я понимаю. И не имею в виду водопроводчиков и курьеров. Кто бывал у вас в гостях? Кто-нибудь останавливался в вашем доме?
– Здравствуйте! Вы что, думаете, ее убил кто-то из наших друзей?
– Мистер Мэггс, мне кажется, наша беседа пройдет эффективнее, если вы перестанете гадать, о чем я думаю, и просто будете отвечать на вопросы.
– Превосходно. Продолжайте.
– Я просто хочу знать, не гостил ли кто-нибудь в вашем доме. Одну ночь, выходные? – Хит вспомнила запись в отчете Джо Флинна: некий мужчина, возраст около тридцати лет, жил в доме Мэггсов неделю перед тем, как ее отец отказался от услуг частного детектива. – Так никто не останавливался в вашем особняке в то время, когда моя мать давала уроки вашему сыну?
Кэри подумал и медленно покачал головой:
– По-моему, нет.
Рук вмешался:
– Это произошло незадолго до Дня благодарения. Неужели никто из друзей или родственников не приезжал к вам на День благодарения?
– Вы же знаете, что англичане этот праздник не отмечают, но дайте подумать. – Он сложил пальцы «домиком» и прижал их к губам. – Знаете, теперь я припоминаю, что примерно в то время ко мне действительно приезжал один человек, мой университетский приятель; он прожил у нас неделю. Вы упомянули о Дне благодарения, и я вспомнил – у детей в школе был выходной. Мы в тот уик-энд собирались съездить в Лондон, а он согласился присмотреть за домом, пока мы развлекались по ту сторону океана. – Мэггс сообразил, что из этого следует, и явно забеспокоился. – Но если вы думаете, что он имел какое-то отношение к убийству, забудьте об этом. Это невозможно; кто угодно, только не он.
Никки открыла блокнот на чистой странице.
– Могу я узнать имя этого вашего приятеля?
Кэри медленно прикрыл глаза, лицо его как-то обмякло.
– Мистер Мэггс, я еще раз спрашиваю: как звали этого человека?
Странно безразличным голосом он произнес:
– Ари. Ари Вайс, – и открыл глаза. Казалось, это признание лишило его последних сил.
Никки продолжала спокойно, но настойчиво:
– Вы знаете, как связаться с Ари Вайсом?
– Это невозможно, – ответил он.
– Но я должна это сделать.
– Повторяю, это невозможно. Ари Вайс умер.
– Подтверждаю, – произнес Рук, склонившийся над монитором за своим столом в участке. Хит поднялась с места и подошла к нему. – В некрологе Ари Вайса, доктора медицины, говорится, что выпускник Йельской медицинской школы, стипендиат Роудса[136]137
Мэнни Рамирес (30 мая 1972 года) – доминикано-американский профессиональныйбейсболист, выступающий на позицииаутфилдераиназначенного бьющего.
[Закрыть]– возможно, именно в Оксфорде он и познакомился с Кэри Мэггсом, – скончался от редкого заболевания крови под названием бабезиоз. Здесь сказано, что это похожее на малярию паразитарное заболевание, которое, как и болезнь Лайма, переносится клещами, хотя им можно заразиться и при переливании крови, и бла-бла-бла.
– Рук, человек умер, а ты – «бла-бла-бла»?
– Ничего против него не имею. Просто я отношусь к тем людям, которые, услышав о редких болезнях, переносимых клещами, сразу же начинают чесаться и каждые пять минут измерять себе температуру.
– Еще одно твое замечательное качество, Рук. Как мне повезло. – Она указала большим пальцем на некролог. – А тем временем многообещающая ниточка снова обрывается. Когда он умер?
– В двухтысячном году. – Рук закрыл страницу. – Во всяком случае, это исключает его из списка подозреваемых в убийстве Николь Бернарден.
Итак, уже в который раз важный свидетель ускользнул от Никки навсегда, но она постаралась не падать духом. Она как раз размышляла о том, что в дальнейшем следует плотнее заняться Ари Вайсом, когда шаги Тараканов за спиной заставили ее вздрогнуть.
– Детектив Хит? – Обернувшись, Никки увидела напарников; оба были мрачнее тучи.
– Говорите, – велела она.
– Лучше мы тебе покажем, – предложил Каньеро.
Они с Руком последовали за Тараканами в дальний конец помещения, и Таррелл заговорил:
– Я обнаружил это минут десять назад, но пришлось подождать до двух часов, пока Шерон Гинсбург не отправится на обед. – Он сел за стол и щелкнул несколькими клавишами.
Каньеро объяснил:
– Это состояние счета твоей матери на ноябрь девяносто девятого года в трастовом банке «Новый Амстердам».
На экране появился финансовый отчет. Таррелл отъехал в кресле в сторону, чтобы Никки смогла просмотреть документ.
Рук склонился над экраном рядом с ней и глухо застонал. Хит побелела и отвернулась.
И словно для того, чтобы облечь ее ужас в слова, детектив Таррелл негромко произнес:
– Если верить этим бумагам, за день до убийства твоей матери на ее счет поступило двести тысяч долларов.
– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил Каньеро.
Никки не ответила. Потому что ответить – означало признать, что ее мать, скорее всего, продалась врагам своей страны.
У нее закружилась голова. Хит вновь взглянула на экран, надеясь, что произошла какая-то ошибка, но все поплыло у нее перед глазами. Руки затряслись, и, когда она скрестила их на груди, чтобы скрыть дрожь, все тело заколотило. Колени подкосились; она услышала голос Рука, доносившийся как будто из колодца, – он спрашивал, в порядке ли она. Никки повернулась к нему спиной, собираясь двинуться к своему столу, но, пройдя полпути, передумала и на подкашивающихся ногах вышла в коридор, по дороге задев какое-то кресло или стол.
Она оказалась на улице, но свежий воздух не помог прийти в себя. Голова по-прежнему кружилась от ужаса. Несмотря на солнечное весеннее утро, перед глазами стояла какая-то темно-синяя пелена, похожая на конденсат, покрывающий стеклянную дверь ванной. Никки потерла глаза, но, когда открыла их снова, капли замерзли и образовали сплошную ледяную корку. За мутной завесой двигались какие-то призрачные фигуры; в них было что-то знакомое, но Никки никого не узнавала. Сквозь замерзшее стекло на нее смотрело чье-то лицо. Оно походило на ее собственное отражение в запотевшем зеркале. Возможно, это было лицо ее матери.
Она не знала.
Хит услышала за спиной голос; кто-то окликнул ее. Она бросилась бежать.
Сама не зная куда.
Взвизгнули шины, грузовик угрожающе загудел. Никки инстинктивно выставила перед собой руки и прикоснулась к раскаленной решетке радиатора фуры, едва успевшей затормозить. Она удержалась на ногах, но от толчка ледяная стена треснула, и она увидела, как близка была к гибели – ее едва не сбил огромный грузовик.
Никки развернулась и побежала прямо по проезжей части Коламбус-авеню – неизвестно куда, куда угодно.
Прочь от всего этого.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Перед входом в Американский музей естественной истории со стороны Центрального парка возвышается конная статуя Теодора Рузвельта. На каменной стене, что тянется вдоль фасада здания позади знаменитой бронзовой фигуры, перечислено двенадцать достижений великого президента: Земледелец, Филолог, Исследователь, Ученый, Борец за охрану природы, Натуралист, Государственный деятель, Писатель, Историк, Гуманист, Солдат и Патриот. У стены установлен ряд гранитных скамей, предназначенных для созерцания и размышлений.
Когда Рук догнал Хит, она сидела на скамье под словами «Государственный деятель» и, согнувшись, пыталась отдышаться.
Прежде чем он открыл рот, она узнала его ботинки и брюки и, не поднимая головы, прошептала:
– Уходи.
Он не послушался и сел рядом. Некоторое время оба молчали. Она сидела, уставившись в землю; он положил руку ей на спину; рука поднималась и опускалась в такт дыханию Никки.
Он подумал о том, как всего несколько дней назад они обнимались на парижском Новом мосту и как он размышлял о толстых каменных стенах, ограждавших Сену. Рук вспомнил свои тогдашние мысли: что произойдет, если одна из этих стен даст трещину?
Теперь он знал ответ.
И принялся за устранение последствий.
– Ты же понимаешь, это еще ни о чем не говорит, – начал он, когда Хит более или менее пришла в себя. – Это просто банковский счет. Можешь, тебе хочется сразу думать о плохом, но мне кажется, что ты нарушаешь собственное правило: делаешь вывод, не имея убедительных доказательств. Это уж моя привилегия.
Никки не издала ни звука – не хмыкнула, не фыркнула презрительно. Лишь сложила руки на коленях и опустила на них голову. Через несколько минут заговорила:
– Уже не знаю, стоит ли игра свеч. На самом деле, Рук, может быть, мне просто прекратить это. Закрыть дело. Пусть мертвые хоронят своих мертвецов… Пусть вся эта грязь… я не знаю… так и останется под слоем льда.
– Ты что, серьезно?
– Это возможно, хотя в участке, конечно, меня не поймут. – Никки прерывисто вздохнула. Затем тонким, жалобным голосом произнесла: – Но я же все время повторяю себе, что делаю это ради нее.
– Ты уверена?
– А зачем же еще?
– Я не знаю. Может быть, ты делаешь это для себя, потому что тебе нужно узнать о той части ее жизни, которая теперь неразрывно связана с твоей. Это самая веская причина для продолжения, которую я только могу придумать. – Он помолчал и добавил: – Хотя, конечно, ты просто можешь сдаться, потому что дело оказалось слишком трудным, – как Картер Деймон.
Хит выпрямилась и обожгла его гневным взглядом.
– Эй, – воскликнул он. – Я просто из последних сил стараюсь вернуть тебя к жизни.
– Правда? Сравнивая меня с этим неудачником? Не слишком изобретательно.
– И на старуху бывает проруха. – Рук взглянул на конную статую Рузвельта, возвышавшуюся над Сентрал-Парк-Уэст. – Вот это был гигант, правда? А ты знаешь, что когда-то он служил полицейским комиссаром Нью-Йорка? Департамент безнадежно погряз в лени и коррупции, но ТР за два года навел там порядок. Ты мне его напоминаешь. Однако тебе придется еще поработать над усами.
Никки рассмеялась. Затем задумалась и пристально посмотрела Руку в глаза, словно пытаясь разглядеть там нечто бесконечно ценное. И наконец поднялась.
– Пора за работу.
– Если ты настаиваешь и если у тебя хватает безумия, чтобы продолжать, я достаточно безумен, чтобы следовать за тобой.
Следующим в списке богатых родителей, полученном Никки от частного детектива, следившего за ее матерью, значился Элджернон Барретт. Остановившись у ворот его предприятия в Бронксе, Никки попросила Рука еще раз проверить адрес. Кейтеринговая компания Барретта «Ямайский перец» располагалась в унылом тупике в окружении бетонных заводских цехов и автомобильных свалок и имела отнюдь не самый процветающий вид.
– А ты знаешь, что о книге нельзя судить по обложке? – спросил Рук, переступая через пучки сорной травы, пробивавшиеся между камнями на дорожке, ведущей к главному входу. – Однако согласен, о банкетной фирме нужно судить именно по ее тараканам.
Пока они ждали в небольшом вестибюле, напоминавшем офис автомойки, Рук подошел к застекленным двойным дверям, сквозь которые видна была кухня, и воскликнул:
– Беру свои слова обратно. Здесь можно есть на полу – и не только крысам, но и людям.
Они мерили вестибюль шагами двадцать долгих минут, пока администратор не соизволила ответить на звонок и не провела их по убогому коридору, обшитому ДСП, в кабинет хозяина. Элджернон Барретт, худой как щепка уроженец Ямайки, обладатель впечатляющей копны дредов в стиле Мэнни Рамиреса,[137]
[Закрыть]торчавшей из-под вязаной шапки, сидел за огромным письменным столом, заваленным бутылочками специй, нераспакованными посылками и журналами о скачках. Он не поднялся навстречу посетителям и даже не повернулся в их сторону. Половину его лица скрывали дизайнерские солнцезащитные очки, так что можно было заподозрить, что он спит. Но его адвокат, примостившаяся рядом с клиентом на складном стуле, определенно бодрствовала. Элен Миксит, некогда успешный прокурор, в свое время покинула государственную службу и занялась частной практикой. В качестве адвоката она добилась таких же головокружительных успехов. Бульдог, как ее называли за глаза, не стала тратить время на любезности.
– Я бы на вашем месте не садилась, – произнесла она.
– Рада вас снова видеть, Элен. – Никки протянула руку, но адвокат лишь покачала головой:
– Первая ложь. Пытаюсь вспомнить, когда наши пути в последний раз пересекались, Хит. Ах да, в комнате для допросов. Вы пытались пригвоздить мою клиентку Солей Грей. И вскоре довели ее до самоубийства.
Это было неправдой. Обе знали, что знаменитая певица бросилась под поезд вовсе не из-за того, что Никки ее в чем-то уличила. Но Бульдог делала все, чтобы оправдать свое прозвище, поэтому спорить с ней означало лишь подливать масла в огонь.
Рук в знак протеста взял два складных стула, стоявших перед огромным телевизором, по которому транслировали покерный турнир, подал один Никки, а на другой уселся сам.
– Как хотите, – пожала плечами Миксит.
– Мистер Барретт, я хотела бы задать вам несколько вопросов о том периоде, когда моя мать Синтия Хит работала учительницей музыки у вашей дочери.
Бульдог скрестила ноги и откинулась на спинку стула.
– Спрашивайте на здоровье, детектив. Я посоветовала своему клиенту не отвечать на ваши вопросы.
– А почему бы и не ответить, мистер Барретт? Разве вам есть что скрывать?
Хит решила надавить. В разговоре с участием этого адвоката деликатный подход был совершенно неуместен.
Он резко выпрямился.
– Нет!
– Элджернон! – воскликнула Миксит. Когда он обернулся к ней, она покачала головой. Мужчина снова плюхнулся в кресло. – Детектив, если вы хотите расспросить о самой популярной линии карибских специй и маринадов мистера Барретта, великолепно. Если желаете арендовать его продуктовый грузовик с логотипом «Ямайского перца», я уверена, вашу просьбу рассмотрят.
– Именно так, – заговорил владелец. – Вы понимаете, я возглавляю коммерческое предприятие, и моя цель – получение прибыли.
– Тогда зачем вам услуги дорогого адвоката? – удивилась Хит. – Вам по каким-то причинам нужна защита?
– Да, нужна. Мой клиент недавно получил американское гражданство и нуждается в защите, на которую имеет право каждый американец, – в защите от давления излишне ретивых полицейских. По-моему, разговор окончен.
– Мои вопросы, – сказала Хит, – имеют отношение к расследованию убийства. Может быть, ваш клиент предпочитает разговаривать в полицейском участке?
– Как хотите, Хит. Я получаю одинаковую плату, что здесь, что в участке.
Никки почувствовала, что Барретт прячется за спиной адвоката потому, что боится собственного вспыльчивого характера, и попыталась выманить его из панциря:
– Мистер Барретт, насколько я понимаю, вас уже арестовывали за бытовое насилие.
Барретт резким движением снял очки и выпрямился в кресле.
– Это было очень давно.
– Элджернон, – предупредила Бульдог.
Хит продолжала наступать:
– Вы напали на девушку, которая у вас тогда жила.
– Это дело уже улажено! – Он швырнул очки на стол.
– Детектив, прекратите запугивать моего…
– С ножом, – продолжала Хит. – С кухонным ножом.
– Ничего не отвечайте, мистер Барретт.
Но его уже понесло:
– Я прошел курс у психотерапевта. Оплатил ее лечение. Купил этой сучке новую машину!
– Элджернон, пожалуйста, – взмолилась адвокат.
– Моя мать была убита ударом ножа.
– Да бросьте. Что, страсти на кухне настолько накалились?
– Да, она была заколота именно на кухне.
Элен Миксит поднялась и нависла над своим клиентом:
– Заткнись, к чертовой матери!
Элджернон Барретт так и замер с открытым ртом, затем откинулся на спинку стула и надел очки. Бульдог тоже села и скрестила руки на груди.
– Если вы не собираетесь предъявить моему клиенту официального обвинения, разговор окончен.
Вернувшись в машину, они вынуждены были подождать, пока длинная вереница фирменных грузовиков Барретта покинет стоянку. Когда им все-таки удалось выехать, Рук заметил:
– Проклятая баба. Жаль, у этого парня длинный язык.
– Именно поэтому он и пригласил адвоката. Хуже всего то, что я хотела попробовать вытянуть из него информацию еще до упоминания о ноже, но она заставила меня изменить тактику.
В списке клиентов ее матери осталось всего одно имя, и ликование, испытанное Никки после похода к частному детективу, сменилось горечью неоправдавшихся надежд.
– Ну что ж, мы все-таки извлекли из этого визита кое-что полезное, – объявил Рук. – Во время вашей перепалки я ухитрился стащить со стола баночку его фирменных ямайских специй, – и он продемонстрировал Никки добычу.
– Это же воровство.
– Знаю, и цыпленок от этого покажется еще вкуснее.
Через полчаса, когда они свернули с Соу-Милл-парквэй, направляясь в деревушку Гастингс-Гудзон к последнему в списке человеку, Хит позвонил взволнованный детектив Раймер.
– Может, это и ерунда, но возможно, из этого что-то выйдет. – Он говорил с сильным южным акцентом, точь-в-точь как настоящий Опи. – Помнишь, ты отправила меня в ИТ-отдел, проверить, не пользовалась ли Николь Бернарден виртуальным хранилищем данных?
– Ты действительно думаешь, что я забуду о своем обещании оставить автограф на обложке того журнала, чтобы, э-э… вдохновить их?
– Так вот, это сработало. Они пока не нашли сервера, но у одного из этих чокнутых компьютерщиков возникла мысль отследить активность ее мобильного телефона и выяснить историю запросов в Интернете. Сам телефон мы так и не нашли, но они смогли раздобыть ее счет за разговоры и откопали IP-адрес. Не спрашивай меня, как эти гении все провернули, но уверен – именно поэтому они обожают сидеть в помещении дни и ночи напролет и развлекаются исключительно в одиночестве.
– Раймер.
– Извини. Итак, они выяснили, что она заходила на «Хоп-Стоп».
– Что такое «Хоп-Стоп»?
– Это сайт, на котором можно узнать, как добраться в нужное тебе место. Он выдает, как можно проехать туда на метро, автобусе, такси, как дойти пешком, включая расстояние и время. Я понятно выражаюсь?
– Ты мог бы стать звездой «Теории Большого взрыва». Что она искала?
– Как добраться до одного ресторана в Верхнем Вест-Сайде.
– Когда?
– В тот вечер, когда ее убили.
– Бросай все, Опи. Немедленно поезжай в этот ресторан. Прямо сейчас. Покажи там ее фото, выясни все, что сможешь.
– Мы с Феллером уже туда едем.
– Если из этого что-то выйдет, я буду обязана айтишникам по гроб жизни.
– Наверное, придется накрасить губы и оставить «чмок» под автографом, – хмыкнул Раймер.
– Вот теперь мне уже по-настоящему страшно, – сказала Никки и повесила трубку.
Хит свернула с проселочной дороги на длинную подъездную аллею, и под колесами захрустел гравий. Впереди показался викторианский особняк Вахи Николадзе; из конуры, укрытой за цветущими кустами, доносился собачий лай. Детектив припарковала машину у голубого рододендрона, перед изгородью из тонких жердей, отделявшей луг от подъездной аллеи. Выйдя из машины, Хит и Рук остановились, чтобы полюбоваться раскинувшимся перед ними лугом, за которым на солнце поблескивала листвой зеленая роща. Дальше протекала невидимая отсюда река Гудзон, а на другом берегу вздымался Палисад.[138]138
Палисад– линия отвесных утесов, которая тянется вдоль берега реки Гудзон на территории штатов Нью-Джерси и Нью-Йорк.
[Закрыть]
– Посмотри-ка туда, что там на той стороне луга? – воскликнул Рук. – За всю жизнь не видел более реалистичного пугала. Или мне так кажется?
– Тебе кажется. Это не пугало. Это человек.
И в этот момент неподвижная фигура, возвышавшаяся посреди луга, ожила и направилась к ним. Человек двигался с грацией и уверенностью танцора, несмотря на то что был в тяжелых ботинках и грубых джинсах «Кархартт». Он ни разу не оглянулся, не посмотрел в сторону. Но ни Руку, ни Хит не удалось поймать на себе его взгляда, хотя на лице его вскоре появилась широкая улыбка. Руки он держал на животе, сложив их, словно в молитве, но, приблизившись, разнял их и поднял указательный палец, призывая гостей к молчанию.
В метре от Никки и Рука Ваха Николадзе остановился и прошептал с акцентом, который они приняли за русский:
– Одну минуту, пожалуйста. Я как раз обучаю ее команде «сидеть-стоять».
Он развернулся к ним спиной, поднял руку, подержал ее вытянутой секунд пять, затем быстро прижал к груди.
В то же мгновение в дальнем конце поля появилась огромная собака. Николадзе продолжал стоять неподвижно, пока прямо на него неслась кавказская овчарка, размером и цветом напоминавшая небольшого медведя. В последний момент без малейшего знака со стороны хозяина собака остановилась и села, причем ее передние лапы оказались напротив носков его ботинок.
– Хорошая девочка, молодец, Дуда. – Он наклонился, чтобы погладить животное по морде и почесать за ухом; собака от удовольствия забила по земле хвостом. – Теперь иди на место.
Дуда поднялась, развернулась, побежала прочь, прямиком к конуре, и нырнула внутрь.
– Хорошо она выполнила задание? – спросила Никки.
– Перспективная собака, – сказал хозяин. – Если ее еще потренировать, она может победить на конкурсе. – Он протянул руку. – Я Ваха. А вы Никки Хит, да?
День выдался теплый, и хозяин пригласил гостей на террасу в задней части дома. Они отказались от чая со льдом и устроились в качалках из тикового дерева, а Ваха, болтая ногами, примостился на перилах напротив. В такой позе Николадзе не только казался ниже ростом, несмотря на возраст – пятьдесят, решила Никки, – в нем появилось нечто мальчишеское.
– В вашем институте мне сообщили, что мы можем найти вас здесь, – начала Никки. – Вы взяли выходной?
– Да, на один день. Я в трауре по одной из своих собак. Считаю, что Фред первым из кавказских овчарок получил бы титул «Лучшей собаки выставки» в Вестминстере.
– Мои соболезнования, – почти одновременно произнесли Хит и Рук.
Он печально улыбнулся и ответил:
– Даже породистые собаки болеют. Совсем как люди, правда? – и Никки заметила, что от расстройства грузинский акцент стал заметнее.
Рук, должно быть, подумал о том же, потому что сказал:
– Я так понимаю, вы родом из Грузии. Недавно я неплохо провел время в Тбилиси, когда писал одну статью.
– Ах да, мне очень понравилась ваша статья, мистер Рук. Вы ухватили самую суть. Однако в те времена, когда я сбежал из страны, жизнь была несколько хуже. Мы еще находились под гнетом Москвы.
– Когда именно это произошло? – спросила детектив Хит.
Упоминание о бегстве из советской республики и возможная связь с разведкой вызвали у нее интерес.
– В тысяча девятьсот восемьдесят девятом году. Мне тогда было двадцать восемь, и не подумайте, что я хвастаюсь, но я был одним из ведущих биохимиков Советского Союза, который тогда еще не распался. Но вы, конечно же, знаете, что мы с русскими немало крови попортили друг другу?
– Да, – согласился Рук. – А еще больше крови пролили.
– В основном грузинской. В Москве хотели, чтобы я использовал свои таланты в работе на оборону, и я счел это двойным оскорблением. Я был молод, семьи у меня не было, так что, как видите, я выбрал свободу. Вскоре мне повезло: я получил должность исследователя здесь, в Институте Споукса.
– И чем конкретно занимается Институт Споукса? – поинтересовалась Хит.
– Думаю, вы можете назвать его «мозговым центром». Хотя иногда бывает так, что мы больше работаем языком, чем мозгами, – хмыкнул он. – Мы – аналитический центр, и наша задача – демилитаризация науки. Поэтому там я вполне на своем месте. Плюс гранты, которые дают мне возможность удовлетворять страсть к дрессировке собак и собачьим выставкам. – Он вновь рассмеялся, но затем помрачнел – несомненно, при воспоминании об умершем Фреде.
У Хит были к нему кое-какие вопросы относительно бегства в США, и она решила воспользоваться паузой, чтобы перейти к делу. Она спросила Ваху, не следит ли он за городскими новостями, и он признался, что в последнее время ему было не до этого из-за болезни несчастного пса. Однако Николадзе слышал о трупе в чемодане и запомнил это дело из-за его оригинальности. Хит сообщила, что, кроме убийства Николь Бернарден, она расследует также убийство матери. Затем задала ему те же основные вопросы, которые озвучивала утром владельцу пивоварни: о событиях, происходивших в его доме, когда Синтия Хит работала у него учительницей в 1999 году, о том, не замечал ли он у нее признаков волнения; о ее настроении; не следили ли за ней, не угрожали ли ей; не видел ли он признаков обыска или кражи в доме.
Ваха ответил:
– Я бы очень хотел вам помочь, но, к несчастью, я мало что могу вам сообщить. Понимаете ли, ваша мать была у меня в доме только два раза.
– Ваш ребенок бросил занятия музыкой? – спросил Рук.
Ученый с несколько удивленным видом взглянул на него сверху вниз со своего «насеста».
– Мой ребенок? Дело обстояло отнюдь не так, у меня нет детей.
– Тогда кто это был? – спросила Никки.
– Мой протеже.
– Протеже из института?
– Нет. – Николадзе помолчал, затем продолжил: – Это человек, с которым мы познакомились на собачьей выставке во Флориде. Он тоже был родом из Тбилиси.
Хит почувствовала смущение Николадзе и угадала его причину, но, зная, что объектом шпионажа мог быть и не хозяин, а именно его знакомый, она продолжала копать дальше:
– Он тоже занимался собаководством?
Ваха опустил взгляд и пробормотал:
– Нет, он был помощником парикмахера, – и затем, будто решив сдаться, заговорил: – У нас оказалось много общего. Мы сразу подружились, и я пригласил его домой, чтобы он смог больше узнать о разведении и дрессировке собак. Я также организовал для него занятия на пианино, но он отнесся к ним недостаточно серьезно.
– Пианино – инструмент не для всех, – заметил Рук.
– Для меня это очень важное увлечение.
Никки вытащила блокнот.
– Могу я узнать имя этого протеже?
Ваха со вздохом произнес:
– Уже не помню, когда я в последний раз испытывал такую боль, копаясь в воспоминаниях.
Никки подумала: «Дружище, перед тобой человек, которому не нужно это объяснять». И сняла колпачок с ручки, как бы подстегивая его.
– Его зовут Мамука. Мамука Леонидзе, – понимая, что иностранное имя нелегко записать правильно, он продиктовал его по буквам.
– Вам известно, где сейчас находится Мамука? – спросила Хит.
– Десять лет назад он уехал в Канаду, хотел поступить акробатом в Цирк дю Солей. Больше я о нем не слышал, – и он добавил: – Если найдете его, сообщите мне, пожалуйста. Мне интересно, где он.
Ваха проводил их до машины, и Хит завела разговор о его бегстве в Америку.
– Вы поддерживаете какие-нибудь контакты с представителями иностранных государств?
– Разумеется, постоянно. Институт Споукса – это международный аналитический центр.
– Я имею в виду, кроме рабочих. Вы никак не связаны с правительством?
– Связываюсь только тогда, когда сообщаю свой адрес в качестве иностранного гражданина, законно проживающего на территории страны.
Они с Руком не договаривались заранее, но он догадался о направлении ее мысли и подхватил:
– А как насчет шпионов? Тайной полиции?
– С тех пор как я покинул Грузию, ничего такого не было. – Затем Ваха подумал и сказал: – Хотя постойте, ко мне действительно приходили вскоре после того, как я сюда приехал, но к середине девяностых, после отставки Шеварднадзе, меня оставили в покое.
– Кто? – спросила Никки.
– Вам нужны имена? Точь-в-точь как в Тбилиси, только действие происходит не в подвале.
Рук вмешался:
– Я могу вам подсказать. Вам знаком некий Анатолий Киже?
– Вы имеете в виду Пожирателя Душ? Тогда его все знали. Но с тех пор как я уехал из СССР, я не слышал о нем.
– Еще одно имя, – произнесла Хит. – Тайлер Уинн.
– Нет, к сожалению, впервые слышу.
Издалека донесся низкий рев двигателя – это пассажирский поезд «Адирондак» проезжал в пятистах метрах от них вдоль берега Гудзона, по направлению к Олбани. Хит села за руль и попросила Ваху связаться с ней, если кто-нибудь начнет расспрашивать его об этом деле. Кивнув, он ответил что-то, но она не расслышала, потому что как раз в этот момент загудел поезд, и лай испуганных собак заглушил слова Николадзе. Глядя на беззвучное движение его губ, она подумала, что такими же бесполезными являются ее действия и ее вопросы.
Когда они выехали на дорогу, Рук, в свою очередь, выплеснул накопившееся раздражение:
– Похоже, список нашего сексуального детектива оказался такой же пустышкой, как и он сам. Запах жареного мяса без мяса. Или, скорее, загар без солнца. Ты заметила у него на лице круги от солнцезащитных очков?
– Брось, Рук, Джо Флинн не виноват в том, что у нас пока ничего не получается.
– Кажется, ты сказала «пока»? – и, заметив упрямое выражение ее лица, пробормотал: – Понял.
Она нажала на газ и постаралась применить на практике заповеди, которые повторяла своим детективам. Нельзя бросать дело, если поиски не дали результатов. Нужно возвратиться назад. Копать глубже. Работать усерднее. Обдумав поведение и ответы встреченных сегодня людей, Хит пришла к выводу, что с кем-то из них ей вскоре придется повидаться еще раз.
Когда Никки с Руком вошли в вестибюль участка, ее телефон зажужжал – пришло сообщение.
– Наконец-то, – воскликнула она. – Это от Картера Деймона.
– И что он пишет?
– Ничего. Ну, не совсем уж ничего. Здесь только часть. Наверное, сеть пропала, или по ошибке нажал на кнопку «отправить». – Она показала ему телефон. Сообщение содержало только одно слово: «Я».
– Гм… «Я». Дай-ка догадаюсь… «Я морж»?[139]139
«I Am the Walrus»(«Я морж») – песня «Битлз», написанная Джоном Ленноном в 1967 г. Леннон утверждал, что он сочинил первые две строчки, будучи под воздействием ЛСД.
[Закрыть]«Я козел, потому что не перезвонил вам»? – Дежурный сержант щелкнул замком, и Рук придержал для Никки дверь в охраняемые помещения участка.
Хит вошла в отдел убийств, на ходу набирая сообщение Деймону с просьбой позвонить, и детектив Таррелл сразу же перехватил ее.
– У меня есть для тебя кое-что, и я хочу показать тебе это кое-что, пока не вернулся Железный человек со своей девой. – Хит взглянула ему через плечо и увидела на экране компьютера финансовый документ. Вспомнив о ее недавнем бегстве из участка, Таррелл спросил: – Ты как, в состоянии?