Текст книги "Жестокая жара"

Автор книги: Ричард Касл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

– Ах, бедная собачка… Буду держать ухо востро. – Наклонившись, Никки обошла комнату, ничего не обнаружила и заглянула на кухню. – М-м, как здорово пахнет беконом. Скоро будет готово?

– Когда вода закипит. Только, пожалуйста, не заглядывай в кастрюлю.

Но было слишком поздно. Она уже приподнимала крышку.

– Что-то у тебя многовато воды.

– Элтон Браун[118]118
  Элтон Браун (р. 1962) – американский телеведущий, шеф-повар, автор книг по кулинарии, актер. Создатель и ведущий телешоу «Хорошая еда».


[Закрыть]на канале «Еда» специально напоминает, что для приготовления пасты нельзя брать меньше галлона.[119]119
  Приблизительно равен 3,8 литра.


[Закрыть]– Рук забрал у Никки крышку и закрыл кастрюлю. – Сейчас мне нужно натереть пармезан, а ты пока отдохни и найди убийцу. Договорились?

Пока он возился на кухне, стуча ножом по разделочной доске, она скрипела маркером по другой доске – белой, которую они окрестили «Южной Доской Убийств».

– Отвечай без раздумий, Рук. Что мы узнали в результате похищения нас сотрудниками Департамента безопасности?

– Кроме того, что поездка с тобой в автомобиле постоянно чревата опасностями? Мы узнали, что напали на какой-то важный след. Иначе они не уделили бы нам столько внимания.

– Включая запись наших разговоров и слежку за нами в Париже. Ты ведь тоже узнал напарника Каллана, да?

Этот вопрос застал Рука врасплох, но он постарался не подать виду.

– Э-э… конечно. Он… понятия не имею, кто он такой.

– Проснись, Рук. Это тот самый человек в синем костюме, который стоял позавчера утром перед кафе и притворялся, что убивает время, скручивая сигарету. Ты что, не видел, как он отвел глаза, когда я его узнала?

– Ах да… конечно, видел, – солгал он.

– В Департаменте внутренней безопасности переполох. Несмотря на слежку за нами, после этого допроса мне стало понятно: что бы это ни было, они пока ничего не нашли.

– А как же. Все его вопросы говорили о том, что они ничего не знают. А ты видела его лицо, когда он услышал фамилию «Сикрест»? И зачем это они обтирали тряпками нас и наши вещи?

Он посмотрел сквозь облако пара, поднимавшееся над кастрюлей, на доску Никки и увидел, что она обводила маркером слова «Тряпочки?».

– Итак, что заставило их перейти в режим максимальной боевой готовности?

– Не знаю, но могу сказать одно: будем продолжать делать в том же духе, потому что это работает.

Он опустил спагетти в бурлящую воду и самодовольно ухмыльнулся.

– То есть снова поедем в Бостон, а потом в Париж?

– Да, – сказала Никки. – Как хорошо, что мне пришло в голову туда съездить, правда?

– Блестяще, – подтвердил Рук. – Просто блестяще.

На этот раз Джефф Хит надел одинаковые носки, к удовлетворению дочери, которая пока была не готова наблюдать, как он опускается. Видимо, предупрежденный заранее, он смог лучше подготовиться к их визиту. Тем не менее, сидя в его доме в Скарсдейле и глядя, как отец просматривает старые фотографии из шкатулки, Никки подумала, что даже в отутюженных брюках прямо из химчистки, светлом свитере, со свежевыбритым лицом он выглядел намного старше своего возраста.

Каждый раз, когда он задерживался над какой-то фотографией, Никки спрашивала: «Есть что-нибудь?» Он качал головой, однако, прежде чем положить ее обратно в коробку, медлил несколько секунд. Вскоре Никки поняла, в чем дело. Джефф Хит не мог узнать на фотографиях никого из друзей своей жены; он просто размышлял и любовался снимками женщины, которую когда-то любил. Он бросил жену, и Никки не приходило в голову, что он с удовольствием будет смотреть на эти снимки. Но почему нет? Это было не просто частью его жизни – возможно, ее лучшей частью. Она решила позднее отсканировать несколько фотографий и сделать для отца альбом.

– Вот этого человека я помню. Юджин Саммерс. Сейчас он изображает дворецкого в одном тупом телешоу, – произнес Джефф Хит, показывая групповой снимок: мать Никки, Тайлер Уинн и какой-то молодой человек. Спустя несколько десятков лет Саммерс начал выпускать популярное реалити-шоу – играл дворецкого, который поступает на службу в дом лентяя и неряхи. – Можно мне забрать это фото себе?

– Обожаю его шоу. Вы знаете Юджина Саммерса? – спросил Рук.

– Не совсем. Я встречался с ним один раз, в Лондоне. Сначала парень мне понравился, но он постоянно поправлял меня, что бы я ни делал. Однажды вытащил у меня из нагрудного кармана платок и сложил его по-своему. Можете себе представить?

– Остроумно, – сказал Рук, заслужив уничтожающий взгляд Никки.

– А зачем ты ездил в Лондон, папа?

– За твоей матерью, зачем же еще? Летом семьдесят шестого Синди работала там учительницей музыки. Хуже момента, чтобы торчать в городе, было не придумать. Самая сильная жара за последние тридцать лет, и засуха к тому же. А сидеть в Англии в двухсотлетнюю годовщину того, как мы отделались от них раз и навсегда,[120]120
  Имеется в виду принятие Декларации независимости США (4 июля 1776 г.) и объявление британских колоний в Америке независимыми от Англии.


[Закрыть]– просто полное безумие, – он бросил фото Юджина Саммерса к остальным.

Никки, уже видевшая этот снимок, но не узнавшая Саммерса, отложила его в сторону и решила, что нужно обязательно связаться со звездой телешоу.

– Ты не помнишь, в какой семье она тогда работала?

Ее отец рассмеялся.

– Помню, еще бы! У одного тамошнего пивовара-миллионера. Кстати, хорошее пиво. «Лучшее пиво Дердлс». Поэтому я его и запомнил. – Он причмокнул губами, и Никки стало грустно. – Крупнейший экспортер пива в Ирландию. Неудивительно, что он был богачом. Если ты не продаешь пиво в Ирландии во время жары, лучше тебе заняться другим делом.

Вскоре они добрались до дна коробки, обитой шелковой тканью; старик отвлекся на воспоминания и больше никого не узнал, кроме Николь Бернарден.

– Извини, ничем не могу помочь, – сказал он.

Никки очень аккуратно сложила снимки обратно, стараясь не повредить их; однако она медлила скорее для того, чтобы отсрочить предстоявший разговор. Предмет был очень щекотливый. Но сначала у нее был еще один вопрос.

– Люди, с которыми я говорила, спрашивали, не пыталась ли мама что-нибудь спрятать.

– Пыталась – свою вторую жизнь, – презрительно фыркнул отец. – Если, как ты говоришь, она работала на ЦРУ, прекрасно. Но все равно мне в ее жизни места не было. И кстати, шпионская работа вовсе не исключает вероятности романа с этим… – он махнул рукой в сторону коробки, которую Никки только что закрыла крышкой, – смазливым агентом, Уинном. Может, она пошла на это ради него.

Никки нечего было ответить, и она решила, что лучше всего просто кивнуть и предоставить отцу справляться с гневом самостоятельно. Новость насчет ЦРУ, вопреки ее ожиданиям, не оказала благотворного действия. Однако ей приходилось признать, что в чем-то отец прав. Шпионаж и любовная связь не исключали друг друга. Никки испытывала облегчение – а возможно, просто не хотела об этом думать – и не смотрела на проблему под таким углом. Возможно, потому что у них были разные цели. Она стремилась обелить Синди Хит, а он искал новых доказательств того, что с ним обошлись несправедливо.

Рук все это время старался не вмешиваться в разговор, но сейчас открыл рот, чтобы вернуть беседу в нужное русло.

– Никки, по-моему, тебя спрашивали о каком-то предмете.

– Точно. Папа, ты никогда не видел, чтобы мама прятала некий предмет, не находил в доме никаких посторонних вещей?

– Например?

– Ну, я не знаю. Ключ, видеокассету, светокопию, конверт. Дело в том, что я и сама понятия не имею о том, что это было. Может, ты когда-нибудь случайно натыкался на что-то и думал: а это еще что за штука и какого черта она здесь делает?

Она услышала негромкий вздох, и в глазах Джеффри Хита появилось такое же подавленное выражение, как и в тот момент, когда он признался, что нанял частного детектива следить за своей женой. Отец, извинившись, вышел в спальню и пять долгих минут гремел ящиками комода и хлопал дверцами шкафов.

– Я нашел вот эту вещь, что и побудило меня нанять Джо Флинна.

– Джо Флинна? – повторил Рук. – Он был вашим частным детективом?

Джефф Хит кивнул и протянул Никки небольшой бархатный мешочек. Принимая вещь, она ощутила тепло в груди, которое испытывала в минуты, когда в безнадежном деле происходил кардинальный поворот. Рук тоже разволновался. Он наклонился вперед и вытянул шею, глядя, как она развязывает шнурок.

– Это браслет, – произнесла Никки, вытряхивая вещицу на ладонь.

Рук поднялся и встал рядом с ее отцом, чтобы лучше видеть. Браслет был простым, недорогим. На позолоченной цепочке болтались две подвески: цифры «один» и «девять».

– Откуда она взяла браслет? – спросила Никки.

– Я так и не узнал этого.

– Разве мама тебе не сказала?

– Я, э-э, не стал говорить ей, что нашел его. Мне было стыдно. А она никогда о нем не спрашивала. И поэтому, когда частный детектив сказал, что не обнаружил никаких признаков романа, я решил не искушать судьбу, понимаешь?

– Понимаю, конечно. – Хит повертела цифры, осмотрела их, но не заметила ничего необычного. – Ты не возражаешь, если я заберу это?

– Бери, – он махнул рукой, словно отметая что-то. – Спрячь это.

Никки всмотрелась в лицо отца и поняла, что его состарили не годы, а тайны, которые ему пришлось хранить. И она подумала: интересно, как выглядела бы сейчас ее мать?

– О, послушай, прежде чем мы уйдем, я хочу спросить тебя еще вот о чем. – Никки намеренно заговорила о щекотливом предмете легкомысленным тоном, пытаясь прогнать мысль о том, что унаследовала от матери склонность к двуличию. Но вопрос необходимо было задать. Особенно потому, что русский так подчеркивал его важность позавчера вечером в Венсенском лесу. – Ты сохранил информацию о ее банковских вкладах, правда?

– Вроде бы да…

Благодаря своей профессии Джефф Хит имел привычку никогда не выбрасывать документы, но в его ответе прозвучала неуверенность, служившая ответом на ее вопрос. Напомнив себе, что информация, которую она ищет, должна опровергнуть обвинения в измене, Хит устремилась вперед.

– Можно мне на них взглянуть?

– А можно мне узнать, зачем тебе это надо?

Она заметила не только настороженность. Такой взгляд она часто видела у подозреваемых в комнате для допросов – в нем угадывался страх разоблачения. Но Джеффри Хит был не подозреваемым, он был ее отцом. Никки не хотела «раскалывать» его, ей нужна была только информация. И она продолжила:

– Мне нужно знать, не было ли у мамы собственных банковских счетов. Секретных, как и это, – Хит подняла мешочек с браслетом. – Счета, о котором ты узнал лишь случайно.

Наступило молчание, которое нарушил звонок телефона, стоявшего на столике у кресла Джеффри Хита. Никки разглядела буквы на оранжевом дисплее: «Ledger». Отец тоже их увидел и не стал брать трубку. После четырех звонков включилась голосовая почта. Он, видимо, принял какое-то решение и заговорил:

– Дело было так же, как и с этим чертовым браслетом. Я спросил ее о нем. Я сказал: зачем тебе отдельный счет, а она ответила: на всякую ерунду, чтобы не просить, когда вдруг захочется купить себе что-нибудь ненужное. Тогда я в первый раз заподозрил насчет другого мужчины. – От его взгляда у Никки болезненно сжалось сердце. – Тебе это действительно нужно?

Хит мрачно кивнула.

– Возможно, это поможет мне найти убийцу, – произнесла она, надеясь, что секретный банковский счет послужит исключительно для этого.

Джеффри Хит подумал несколько мгновений, затем молча поднялся и вновь скрылся в глубине дома, на этот раз – во второй спальне. Рук ободряюще улыбнулся Никки, но это не помогло. Несколько минут спустя отец вернулся; в руке он держал большую, скрепленную резинкой коричневую картонную папку с несколькими отделениями. Не подходя к Никки, он направился к входной двери. Когда Рук и Хит вышли в холл, он отдал дочери папку.

– Спасибо, – сказала она.

– Скажи мне одну вещь, Никки, – произнес он негромким, глухим голосом. – Чем ты отличаешься от той женщины из вашего участка, которая пришла сюда и задавала мне нескромные вопросы? – Он махнул рукой в сторону телефона, на котором мигала лампочка, оповещавшая о полученном сообщении. – Или от этих репортеров?

Сдерживая слезы, она ответила:

– Тем, что я хочу помочь тебе.

Но отца это не утешило:

– Мне кажется, лучше всего будет нам какое-то время не видеться.

И он ушел в глубину дома, предоставив им самим закрыть за собой дверь.

В обычный день они возвратились бы на полицейской «краун виктории» Хит, но, поскольку детектив до сих пор находилась в отпуске, им пришлось взять арендованную Руком машину. Так Джеймсон оказался одним из тех везунчиков, что застряли в бесконечной пробке, тянувшейся в сторону Манхэттена и состоявшей из людей, возвращавшихся с воскресной загородной прогулки. Он приготовился к угрюмому молчанию, но Хит полностью переключилась на работу. Рук вспомнил горький упрек отца и, поразмыслив о ее умении отключаться от эмоций, порадовался за нее. На этот раз ей тоже удалось абстрагироваться от неприятного чувства, хотя бы на время.

Хит, сидя на пассажирском сиденье, просматривала немногочисленные банковские документы – бумаги с записями о суммах, ежемесячно поступавших на счет.

– Здесь не все, – сказала она. – У матери был баланс в несколько сотен долларов, только чтобы не закрывать счет, но записи внезапно обрываются, хотя нигде не зафиксировано, что счет был закрыт.

– Когда сделана последняя запись?

– В октябре девяносто девятого. За месяц до убийства.

Вытащив телефон, она порылась в списке контактов и нашла номер Картера Деймона. Слушая длинные гудки, Никки размышляла о том, что бывший детектив, расследовавший убийство ее матери, наверное, слишком зол на Хит, чтобы разговаривать. Когда включилась голосовая почта, Хит заговорила:

– Детектив Деймон, – упоминание звания должно было послужить оливковой ветвью, – это Никки Хит. Надеюсь, я не слишком сильно испортила вам выходной, но я хотела поговорить с вами об этом старом деле и, в частности, о банковском счете. – Она оставила свой номер телефона и повесила трубку.

Они решили позволить себе запретное удовольствие и отметить возвращение в старые добрые Соединенные Штаты: вернули машину и отправились в любимую забегаловку Рука под названием «Мадвилль 9». Здесь подавали жареные куриные крылышки и эль. Они выбрали столик неподалеку от телевизора, по которому передавали местные новости, чтобы узнать, как идут дела в городе после землетрясения. Чиновник в каске распространялся о ходе работ; в бегущей строке утверждалось, что повреждения устранены на 95 процентов и что на это затрачены миллионы долларов. Рук обмакнул крылышко в соус «Буффало» и спросил Никки, как бы он понравился ей в каске.

– Заметь, не на стройке, а в качестве шляпы.

Но она так пристально смотрела на экран, что он тоже обернулся, чтобы взглянуть, что именно привлекло ее внимание.

Верхнюю часть экрана занимала огромная надпись: «ПОСЛЕДНИЕ НОВОСТИ: ДЕЛО ЗАМЕРЗШЕЙ ЖЕНЩИНЫ РАСКРЫТО, ПОЛИЦИЯ АРЕСТОВАЛА УБИЙЦУ».

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Рук попросил бармена прибавить громкость на ближайшем телевизоре, чтобы можно было услышать сенсационные новости; это не слишком понравилось бейсбольным фанатам, смотревшим воскресную вечернюю игру, но Рук и Никки даже не взглянули в их сторону. Они стояли перед огромным экраном, забыв об остывавших на тарелках крылышках, и, буквально раскрыв рты, смотрели новости из Нью-Йорка.

Корреспондент стоял на улице перед желтой полицейской лентой. Надпись внизу экрана гласила: «Прямой репортаж из Адской кухни».[121]121
  Адская кухня– район Манхэттена.


[Закрыть]Прижав наушник к уху, он кивнул и ответил ведущей:

– Спасибо, Миранда. Итак, совершен грандиозный прорыв в деле, о котором в последние дни говорит весь Нью-Йорк. В минувший понедельник замерзшее тело жительницы Инвуда, убитой ударом ножа, было обнаружено внутри чемодана в продуктовом фургоне. – Он обернулся, сделал какой-то жест, и изображение медленно увеличилось; экран заполнило крыльцо многоквартирного дома из бурого кирпича, на котором дежурил полицейский в форме. – Как видите, сейчас на Западной 54-й все спокойно, но всего несколько минут назад офицеры и детективы Департамента полиции Нью-Йорка ворвались в квартиру предполагаемого убийцы, расположенную в этом здании.

Показали запись, в которой фигурировал сияющий капитан Айронс. Он стоял около ленты, выпятив живот.

– Наш подозреваемый – Хэнк Норман Спунер, сорок два года, зарабатывает на жизнь тем, что присматривает за чужими квартирами. Мистер Спунер был арестован мной и детективом Шерон Гинсбург из Двадцатого участка; также нам помогали офицеры из полицейского участка Северный Мидтаун. Задержание прошло оперативно, никто не пострадал.

Рук пробормотал:

– С каждой минутой все лучше и лучше.

Хит ничего не сказала; она не отводила взгляда от экрана и внимательно слушала Айронса. Капитан отвечал на вопросы репортеров.

– Этот человек попал в поле зрения полиции пару дней назад, после того как в наш участок поступил анонимный телефонный звонок. Неизвестный сообщил, что ему не дает покоя убийство Николь Бернарден, происшедшее на прошлой неделе, а также смерть первой жертвы, Синтии Троуп Хит, убитой в девяносто девятом году.

Никки вспомнила рассказ Тараканов о веселом субботнем вечере, когда Айронс и Гинсбург появились в участке и слушали аудиозапись за закрытыми дверями. Репортеры хором закричали, каждый пытался получить ответ на свой вопрос.

– Верно, – ответил капитан. – Звонивший признался в совершении обоих убийств и сказал, что больше не может с этим жить. Он привел достаточное количество подробностей, касающихся обоих преступлений, и мы поняли, что он и есть наш убийца. По номеру телефона мы определили адрес и сегодня вечером произвели арест. В настоящее время задержанный находится в Двадцатом участке и скоро сделает официальное признание. Сегодня ночью жители Нью-Йорка смогут спать спокойнее – убийца больше не бродит по улицам, и я горжусь тем, что сумел довести это дело до быстрой и благополучной развязки. Спасибо.

Зазвонил телефон Хит. Это был Каньеро.

– Я же просила держать меня в курсе! – рявкнула она, даже не поздоровавшись.

– Слушай, я сам только что об этом услышал по телевизору. Капитан никому из нас ничего не говорил. Никто и понятия не имел об этом, кроме Гинсбург. Я сразу же позвонил тебе, чтобы сообщить. Вижу, ты все уже знаешь.

– Прости, Мигель, я сорвалась.

– Ерунда, забудь. Со всеми бывает. Я сейчас еду в участок посмотреть, что происходит, и по максимуму исправить то, что они успели натворить. Как только что-нибудь узнаю, сразу тебе позвоню.

– Хорошо, – ответила Никки и повесила трубку.

Затем бросила на стол деньги за еду и чаевые официанту и бросилась к выходу. Рук уже открывал перед ней дверь.

Пока они шли домой к журналисту, он сказал:

– Интересно, сколько новых позиций из «Камасутры» узнал Большой Уолли после того, как упомянул фамилию Гинсбург по телеку?

– Молчи, Рук.

– Слушай, я тоже зол. Это мой способ борьбы с гневом.

– Тогда борись с гневом про себя. Я сейчас не в настроении болтать. – Однако через пару секунд она сама заговорила: – Он все испортил. Нет, хуже. Больше всего меня злит то, что самое худшее еще впереди. Меня нет в участке всего несколько дней, а он успел не только схватить не того человека, но скоро нанесет непоправимый вред обоим расследованиям.

– В таком случае останови его.

– Как?

Они ждали, когда загорится зеленый свет, и Рук шагнул вперед, чтобы взглянуть ей в лицо.

– Ты знаешь как.

– Нет! – воскликнула она. – Я тебе говорила, что никогда не пойду на это.

– Прекрасно. Пусть Уолли и дальше продолжает вести себя как слон в посудной лавке, а ты смотри на него по телевизору.

Светофор переключился, и Рук пошел вперед. Никки быстро догнала его.

– Я тебя ненавижу.

– Борись с этим про себя, – фыркнул он.

На следующее утро, без десяти минут семь, на десять минут раньше назначенного, Хит пришла в кафе на встречу с Заком Хамнером. Она надеялась, что сумеет подавить раздражение, которое вызывала у нее необходимость опуститься до встречи с канцелярской крысой. Но, когда она вошла в кафе, расположенное неподалеку от штаб-квартиры полиции, он уже заканчивал свой «комбо-завтрак», состоявший из денверского омлета,[122]122
  Денверский омлет– омлет с ветчиной, луком и зеленым стручковым перцем.


[Закрыть]жареного картофеля, багета, сливочного сыра, сока и эспрессо. Заметив Никки, Хамнер даже не поднялся, лишь кивнул ей и указал на стоявший напротив стул.

– Вы рано пришли, – заметил он, взглянув на экран своего «Блэкберри».

– Могу подождать снаружи, пока вы завтракаете. – В метро по дороге в центр она пообещала себе не грубить, но с Заком Хамнером трудно было вести себя иначе. Этот чиновник – «старший помощник по административным вопросам в правовом отделе» – любил демонстрировать свою значимость, и Никки подозревала, что величина мужского достоинства волнует его меньше, чем количество званий. Любое дело, крупное или мелкое, было для него возможностью проявить собственное чиновничье могущество. Он вынудил ее приехать ранним утром в кафе «Корте» ради разговора, который они могли бы с легкостью закончить вчера вечером по телефону. Это была демонстрация власти, спектакль, намек на то, кто здесь главный.

Зак притворился, что не замечает ее раздражения.

– Зачем же, я могу есть, пока мы говорим. Кофе?

– Нет, спасибо.

Он снова принялся за багет, и она вынуждена была сидеть и смотреть, как он жевал и просматривал электронную почту на смартфоне. Хит понимала, что у Зака Хамнера, или «Хаммера», имелись причины недолюбливать ее. Очевидно, это демонстративное неуважение было местью за потерю политического капитала, которую ему пришлось пережить по ее вине два месяца назад. Именно тогда она ошарашила полицейский комиссариат, отклонив продвижение по службе, которое Хамнер тщательно готовил, чтобы заполучить собственного ручного начальника Двадцатого участка.

Он, не торопясь, начал собирать семена кунжута с рукава темно-серого в полоску костюма, и Никки едва не вскочила и не ушла. За эти несколько минут она снова приблизилась к его миру – к темному, запутанному миру, где имели значение только власть и рычаги давления. И вновь ощутила то мучительное отвращение, которое заставило ее отказаться от звания лейтенанта. Именно по этой причине Хит не стала звонить чиновнику неделю назад, когда Рук впервые предложил ей такой ход. Но сейчас, когда Айронс уже практически провалил дело об убийстве матери, Никки поняла, что выбора нет. Следовало проглотить унижение и уступить.

Зак Хамнер тоже это понимал.

Он положил «Блэкберри» на стол и заговорил:

– Итак. Неприятности на Восемьдесят второй улице?

– Как я уже сказала вчера вечером по телефону, меня отправили в вынужденный отпуск в наихудший момент. Это задумка капитана Айронса, и, пока я сижу без дела, он взялся вести оба моих расследования и все испортил.

– Кажется, одно из них – дело об убийстве вашей матери, так?

Хамнер и без Никки прекрасно это знал, но она снова подавила раздраженное восклицание и спокойно ответила:

– Поэтому я и прошу вас о помощи.

– Однажды я уже пытался вам помочь, и ничем хорошим это не закончилось.

– Давайте поговорим откровенно, Зак; мое повышение помогло бы и вам тоже.

– Разумный эгоизм. Невозможно следовать за своей звездой до тех пор, пока, так сказать, не зажжешь ее. – На его губах зазмеилась фальшивая улыбка, но тут же погасла. – Но я ошибся в вас, Хит. Вы поставили меня в неудобное положение перед вышестоящими лицами.

Призвав на помощь все свои актерские способности, Никки произнесла:

– Мне искренне жаль, что у вас из-за меня возникли неприятности.

И принялась наблюдать за тем, как он переваривал ее слова – ведь именно ради них он заставил ее приехать сюда в такую рань.

– Ну, хорошо, – заговорил чиновник, удовлетворенный извинениями. – Уолли Айронс – крепкий орешек. Его любят в штаб-квартире. У него просто космическая статистика.

– Бросьте, Зак. Неужели статистика поможет ему против «Хаммера»?

Это ему понравилось.

– У вас мобильный заряжен? Хорошо. Сегодня утром не спускайтесь в метро, чтобы я смог до вас дозвониться.

– Спасибо за помощь.

– Послушайте, – произнес он. – Давайте сразу проясним ситуацию. У вас еще появится шанс меня отблагодарить. Однажды я предъявлю вам счет. – Он подвинул к Хит неоплаченный чек за свой завтрак. – И он будет намного длиннее этого.

Затем Хамнер встал и, не прощаясь, вышел.

Два часа спустя у детектива Хит появилась возможность войти в отдел убийств Двадцатого участка под аплодисменты сотрудников, но она поступила иначе. Никки позвонила Тараканам и попросила их передать всем, чтобы о ее возвращении поменьше болтали. Зак Хамнер предупредил ее, что Айронс недоволен: ему пришлось проглотить приказ сверху, и не следует лишний раз его раздражать. Итак, «Хаммеру» удалось совершить чудо и вернуть ее на работу. Капитан, со своей стороны, сохранил лицо, поскольку ему бросили кость – в отместку за вспышку в кабинете начальника Никки согласилась посетить психоаналитика.

– Больше мне ничего не нужно делать?

– Для них – нет, – многозначительно произнес Зак. Как будто она нуждалась в напоминании о том, что теперь обязана ему.

Хит сразу же приступила к работе. Хэнка Нормана Спунера привели из камеры в первую комнату для допросов, пока Никки читала написанное вчера вечером признание. В полиции на подозреваемого имелось досье, которое она также запросила. В девяностые он работал охранником, однако его уволили из охранной фирмы за мелкие кражи в офисах и за преследования женщин в многоквартирных домах. За эти нарушения Спунер получил условный срок и несколько судебных запретов. В течение последних десяти лет он время от времени нанимался уборщиком на круизные теплоходы и в конце концов был привлечен к суду во Флориде по обвинению в подглядывании за пассажирами. Получил девяносто дней заключения и некоторое время находился под надзором; кроме этого, больше он в тюрьме не сидел.

Никки спросила детектива Раймера, не находился ли Спунер в плавании в день первого и второго убийств; оказалось, что этого никто не проверял. Она велела ему заняться этим и подумала: какого черта Уолли Айронс по телевизору назвал это «расследованием».

Неизбежная встреча с начальником участка произошла, когда Никки прятала своего старого друга, «зиг-зауэр», в сейф у дверей комнаты для допросов.

– Добро пожаловать обратно, Хит.

Она набрала комбинацию и обернулась. Айронс стоял у нее за спиной в компании детектива Гинсбург.

– Добрый день, капитан. – «Лаконичность, – подумала она, – вот лучший способ сохранить лицо».

– Что здесь происходит? Я так понимаю, вы собираетесь допросить моего арестованного?

– Да, сэр, – по-прежнему почтительным тоном ответила Никки. – У меня к нему имеется несколько вопросов. Скажите, нет никаких новостей о той пропавшей перчатке?

– Nada.[123]123
  Ничего(исп.).


[Закрыть]А я постарался быть занозой в заднице у этих криминалистов.

Детектив Гинсбург вмешалась в разговор:

– Но ведь сейчас это уже неважно, правда? Мы нашли убийцу.

Тупость Гинсбург могла бы позабавить Хит, если бы Шерон участвовала в телешоу «Настоящие домохозяйки», а не в реальном расследовании – деле, в котором ничего не смыслила.

– А как насчет того парня, в которого я стреляла и на котором была эта перчатка? У «нашего убийцы» нет пулевых ранений, или ты не заметила?

– Нет, – ответила Шерон. – Я бы наверняка это заметила.

Айронс бросился на помощь своему «детективу».

– Естественно, мы говорим о двух разных людях, Хит. Отсюда вывод, что человек, стрелявший в вас, вообще не имеет отношения к этому делу. Месть за старое. Может быть, это последний член той банды, которая пыталась прикончить вас в Центральном парке прошлой зимой.

Детектив Хит поняла, что разговор зашел в тупик, и решила покончить с пустой болтовней.

– Думаю, мы с этим рано или поздно разберемся. Извините.

– Погодите, – окликнул ее Айронс. – У нас уже имеется подписанное признание, зачем вы его допрашиваете?

Никки подняла папку с бумагами Спунера.

– Капитан, при всем моем уважении, факты, которые здесь содержатся, он мог почерпнуть из газет. Об этом было написано в журнальной статье Рука, говорили в новостях, к тому же неизвестные сотрудники полиции выдали прессе подробности…

Никки удалось при этом не смотреть на Гинсбург; она была уверена, что детектив послужила источником для многочисленных статеек, последовавших за первой. В последних сообщениях можно было прочесть даже такую важную информацию, которую обычно не сообщали журналистам: обнаружение железнодорожной пыли на одежде Николь и совпадение положения ножевых ран на теле ее матери и Бернарден.

Айронс замахал обеими руками:

– Ой, давайте не будем все усложнять, детектив. Неважно, прочитал он обо всем в газетах или нет, – этот парень сознался. И вы должны быть счастливы, поскольку это окончательно снимает подозрение с вашего отца. Так с какой целью вы туда идете? Разве наша работа не состоит в том, чтобы очищать улицы от преступников? Или мы начнем выпускать на свободу тех, кто сознался в преступлении?

– Наша работа состоит в том, чтобы искать правду. Именно это и является моей целью. Потому что, если арестованный лжет, чтобы прославиться, или по каким-то другим причинам, это значит, что убийца до сих пор на свободе. А теперь разрешите мне заняться своей работой. Вдруг вы арестовали не того человека? Вы же захотите узнать об этом сейчас, а не на пресс-конференции окружного прокурора, посвященной вашему провалу?

Никки ужасно понравилось, как Уолли выпучил глаза.

– Ладно, Хит. У вас есть одна попытка. Вперед. Я буду наблюдать за вами.

Когда детектив Хит открыла герметичную дверь комнаты для допросов, глаза Хэнка Нормана Спунера загорелись. Она села за стол, и на губах арестованного появилась улыбка – слишком широкая, по мнению Никки. Она ничего не сказала. Первое впечатление всякий раз оказывалось самым ценным, и для того чтобы получить его в чистом виде, Хит постаралась забыть об остальном: о важности дела, о волнениях последней недели, о зрителях – Айронсе и других, стоявших по другую сторону зеркального стекла. Никки Хит, как обычно, взглянула на подозреваемого глазами новичка.

Он не брился со вчерашнего дня, но тем не менее выглядел опрятно. В досье было сказано, что ему сорок два, однако она скинула бы ему лет семь – благодаря худобе и мальчишескому лицу. И аккуратно подстриженным, разделенным на пробор рыжим волосам. Не ярко-рыжим, скорее, золотистым. Вчерашняя щетина имела более светлый оттенок, отчего ее почти не было заметно на щеках. Хит увидела, как под ее взглядом он начинает розоветь. Но он продолжал улыбаться – слишком дружелюбно, слишком фамильярно. Зубы у него были желтоватыми, и он знал это, поскольку старался улыбаться, не показывая их. Руки мужчина сложил на коленях под столом, так что осмотр их пришлось отложить. Никки считала, что руки человека весьма красноречиво говорят о нем – пожалуй, откровеннее бывают только глаза. Его глаза были прикованы к ней, и выражение их можно было назвать не иначе как блаженным. Он спокойно выдерживал ее взгляд. Ее первое впечатление подтвердила его вступительная реплика.