Текст книги "Укус (ЛП)"

Автор книги: Ричард Карл Лаймон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)

7

Кэт закрыла дверь ванной – не полностью, оставив пару-тройку сантиметров. Наверное, для отхода горячего, пропаренного воздуха. Может, по еще каким-то причинам.

Впрочем, долго гадать я не стал – у меня в перспективе объявилась работенка.

Корпея над Эллиотом, я вслушивался в звуки из ванной: шум воды, скрежет колец задергиваемой занавески, шепот струек из крана. Разум попытался нарисовать картину – как Кэт выглядит сейчас.

Стоя под теплыми потоками воды.

Не только Эллиот сейчас застыл бесчувственным столбом.

Водя мылом по блестящей коже.

Не я, а кто-то другой обматывал лодыжки Эллиота изолентой. Не я, а кто-то другой связывал его руки вместе, склонившись над его брюхом.

Опуская пенную мочалку между ног.

Не я, а кто-то другой хоронил пенис Эллиота под широкими полосами ленты.

Втирая шампунь в короткие золотистые волосы.

Не я, а кто-то другой закрыл раззявленный рот Эллиота и его закатившиеся глаза.

Душ все еще не смолкал, когда я пинками кое-как перевел Эллиота в позицию «сидя», оставив со склонившейся к коленям головой. Теперь оставалось покончить с его торсом и руками. Спереди полосы ленты проткнул острый конец кола – сзади же в итоге образовалась туго стянутая выпуклость, этакий уродливый горб. Вскоре кол уже был надежно закреплен. Теперь ему точно было некуда деться из тела самостоятельно – требовалось порядочно усилий со стороны.

Вскоре после того, как затих шум воды в ванной, я опустил Эллиота на пластик, свернул концы и принялся склеивать их.

Вот и все. Труп был запечатан в кокон из белого пластика и серебристо-серой изоляционной ленты.

Держа перед собой выпачканные кровью руки, я присел на краешек кровати дождаться Кэт. Тихие звуки доносились из ванной – похоже, она возилась с пластырями. Я слышал, как она насвистывает какой-то мотивчик из Музыкальной Академии – вроде бы ту самую песенку о «дорогих моему сердцу вещах».

Наконец она вышла.

Полотенца на ней не было. Она выглядела чистенькой и новенькой. Ее короткие волосы были причесаны и уложены.

Ноги – в тапочках, но пластырные нашлепки хорошо видны. Окрашены они были под цвет кожи, как и те, что красовались на моей руке, но – не полоски, а круглые, сантиметра два в диаметре, будто специально сделанные для работы с ранками пунктурного характера. Такие же, наверное, были и непосредственно на пятке, но видеть их я, понятное дело, не мог.

Как минимум два – внизу живота. Наверное, другая пара – опять же, вне доступности взгляда.

Два старых прокуса на ее шее не были прикрыты. Они, казалось, приобрели более темный красный оттенок, чем прежде. И другие ее былые раны просматривались отчетливее – такое всегда бывает после душа. Возможно, из-за температурного перепада.

Ее тело было картой Эллиотовых укусов.

Он побывал почти везде.

Даже на плоском животе – это же как надо было изловчиться! – остались следы его клыков.

– По-моему, тебе больше нужно в душ, – улыбаясь, сказала Кэт.

– Я только руки помою.

Прошлепав в тапках к кровати, она, застыв, уставилась отрешенно на Эллиота. Чуть качнула головой.

– Чертовски хорошо вышло, – сказала она.

– Спасибо.

– Тебе спасибо. О Боже, у нас тут, похоже, труп.

– Так точно, это и есть труп.

– Лучше бы никому с ним на глаза не попадаться.

– У тебя есть план? – спросил я.

– Жаль, что он не обратился в прах. Я могла бы просто раз-другой пройтись пылесосом.

– Жаль, – согласился я.

– Ну, теперь у нас тут улика. Мы ведь его как бы убили.

– Угу.

Слово улика Кэт сказала таким забавным голосом, что я с трудом сдержал улыбку. От нее это не укрылось – насупив брови, она развернулась всем телом ко мне.

– Может, идею подбросишь, как с ним быть? – последовал вопрос.

– Солнечный свет, – изрек я.

– Какой еще солнечный свет?

– Придется подождать до утра, – объяснил я. – А там – мы распутаем его и положим на твою лужайку.

– Ох, классно.

– Это работает в фильмах. Прямой солнечный свет падает на вампира, и от него остается только пуф-ф-ф и облачко дыма.

– Видала, – кивнула Кэт. – Остается только горстка пепла, которую ветер разносит на все четыре стороны.

– Вот только сдается мне, в реальной жизни это не сработает.

– Тоже так думаю, – сказала она. – Так что, выходит, нам остается только избавиться от тела. Похоронить где-нибудь. – Ее взгляд посуровел. – Только не в моем саду. Не хочу, чтобы он, пусть даже убитый, лежал где-нибудь неподалеку. Это будет для меня слишком страшно.

– Да и опасно, чего уж там – добавил я. – Если его случайно найдут, к тебе будет много вопросов. Надо бы его куда-нибудь подальше деть.

– Чем дальше, тем лучше, – подтвердила Кэт.

– Поэтому придется запихнуть его в твой багажник.

– Вот так веселье, – произнесла она на редкость грустным голосом.

После наших непродолжительных обсуждений я возвратился в ванную. Большая часть крови осталась на моих ладошках и лодыжках, хотя, каким-то образом немного попало и на локти, и даже на грудь. Не желая тратить время на мытье сызнова, я просто встал под струю воды и стер мочалкой красные потёки.

Испорченное мочало я захватил с собой в спальню.

Там я застал Кэт, пританцовывающую на одной ноге в попытках натянуть на другую белый носок.

– Почисти-ка нашу мумию, – окликнула она меня.

– Сейчас. Пару секунд.

Держась подальше от лужи крови на ковре, я склонился над завернутым телом Эллиота и принялся счищать со свертка присохший пурпур. Каких-то непомерно больших пятен и мазков не наблюдалось, но и то, что имелось, могло навлечь на нас неприятности. Если уж транспортировать кокон до багажника машины, что само по себе подозрительно, лучше бы ему – просто для очистки совести – не быть вымазанном в чем-то красном.

Пока я возился с чисткой, Кэт справилась со вторым носком и теперь надевала черные трусики. После того, как я столько времени наблюдал ее вообще без всего, этот скромный элемент вносил какие-то поистине разительные изменения в восприятие.

Достав из комода белые «моряцкие» шорты, она, прежде чем влезть в них, оглянулась посмотреть, как я справляюсь со своей работой.

– Как думаешь, он не будет протекать? – спросила она.

– Думаю, нет. Если лента выдюжит – точно нет.

– Просто, ни к чему оставлять следы по всему дому. Уже то плохо, что он ковер заляпал, – продолжила она, запуская ногу в штанину шорт. Почти уже надев их, она внезапно остановилась.

– Белые одежды – не самый лучший выбор, м-да, – протянула она, спуская шорты.

– Пожалуй что, – согласился я.

Закинув белые обратно, она извлекла шорты цвета пожарной машины.

– Лучше?

– Если ты хочешь, чтобы пятна крови не были заметны, постарайся найти что-нибудь черное.

Она хмыкнула.

– Черное? Ты вообще знаешь, сколько завтра обещали градусов? Не собираюсь зажарить ноги на солнце. У меня и нет, по-моему, ничего такого цвета.

– Трусы твои черные, – пробурчал я.

– Ну, сравнил. Они же надеваются под что-то. Отсюда и название – нижнее белье. А в черных брюках я запекусь заживо.

– Что ж, решай сама, – с ухмылкой напутствовал я. – Просто глупо надевать ярко-красные шорты, думая, что на них не будет заметна кровь.

– Да знаю я. Я женщина, в конце-то концов. А если учесть еще, что весь последний год ко мне наведывался Эллиот – да я чертов мировой эксперт по кровавым пятнам.

– Согласен, согласен, – поднял я ладони.

– О! Кажется, я знаю, – повернувшись спиной ко мне, она извлекла из нижнего отделения комода, после небольшого промедления, пару выцветших и подрезанных голубых джинсов. Назвать их штанины штанинами было довольно опрометчиво – одни дырки, сквозь которые проглядывали мешочки карманов, да свисающая бахрома. – Вот эти – в самый раз, – сказала она, надевая эти некогда-джинсы. – Никто и не заметит, если на них выступить немного крови.

В этом она явно была права – по нескольким причинам.

В основном, из-за того, как она выглядела в этих рвано-заплатанных обносках – особенно с неприкрытым верхом. Как этакая обворожительная деревенская леди.

Но еще и потому, что эти останки джинсов были запятнаны широчайшим спектром цветов: бежевым, фиолетовым, ярко-желтым, ржаво-коричневым.

– Я берегу их для малярных работ, – заявила она и постучала пальцем по одному из ржаво-коричневых пятен. – Вот это видишь? Оттенок «красное дерево». Несколько лет назад я красила забор.

– Впечатляет, – заявил я.

Мочало в руке перестало выполнять чистящую функцию, что было, в общем-то, немудрено, потому я поспешил в ванную и выжал его в раковину. Большая часть выжатого была алой. Я прополоскал еще раз и выжал посильнее. Оттенок сменился на розовый. Пришлось полоскать-отжимать до тех пор, пока выходящая вода по крайней мере смотрелась прозрачной. Только потом я вернулся в спальню.

Кэт успела нарядиться в рубашку. Та выглядела только что купленной – ткань грубоватая, не потрепанная ноской, смесь цветов – красного, желтого и синего – бьет по глазам яркостью. Короткие рукава. Незаправленная, рубаха низко свисала, закрывая перед некогда-джинсов.

– Здоровская рубашка, – отметил я.

– Спасибо. – Она принялась заправляться. – Это цветовое безумие – дополнительная маскировка на случай чего.

– Не думаю, что мы сильно замараемся в процессе. – Присев у Эллиотова кокона, я принялся вносить последние штрихи в чистку.

Кэт управилась с рубахой, придав себе теперь довольно-таки опрятный и собранный вид. Правда, одна длинная пола проделась в одну из обширных дыр в штанине, торча теперь, как ухо покрашенного опиоманом кролика. Кэт либо не заметила, либо ее это никак не волновало.

Одежда скрыла абсолютно все ее раны. Эллиот очевиднейшим образом осторожничал, стараясь кусать ее только в тех местах, что обычно скрыты одеждой.

Мерзкий ублюдок.

Пока Кэт копалась в кладовке, я перевернул замотанное тело на другую сторону. Открывшаяся моим глазам сторона пластикового свертка почти никак не пострадала от пятен крови. Я пару раз прошелся мочалкой сверху вниз.

Кэт взяла себе пару прогулочных туфель из коричневой кожи.

– Выбиваются как-то из мотива «буйство красок», – заметил я.

– Но их будет легко очистить в случае чего. Выбросить, на худой конец. Расходный материал.

Я подбросил мочало – свой расходный материал – в воздух и поймал его.

– Кстати, возьми эту штуку с собой, – сказала Кэт. – Может пригодиться. Чем черт не шутит.

– Хорошо, только дай мне ее выжать еще разок. С нашим свертком вроде как все.

– Действуй, – благословила она, склонившись завязать шнурки.

Забежав в ванную, я еще раз отжал мочалку.

– Вот это мы тоже возьмем, – сказала она, когда я вышел. Метнувшись к кровати, она подцепила с пола мое полотенце. – Много чего нам, похоже, придется взять, – добавила она, забросив трофей на правое плечо и направившись к Эллиоту.

Я пошел следом.

Замерев у тела, она прикрыла губы рукой и кашлянула.

– Нам, возможно, потребуется лопата. И я сейчас принесу снизу веревку. С ней будет сподручнее. Что еще? – глянула она на меня.

– Ну, это зависит от того, куда мы его оттарабаним.

– Есть предложения?

– Для начала, лучше бы вывезти его из Лос-Анджелеса.

Она улыбнулась.

– Очень жаль, что мы не можем сплавить его в родную Трансильванию.

– Мне кажется, лучше и не пытаться его куда-то сплавлять.

– Доставить авиапочтой?

– Если бы!.. Ладно, вот что мы, думаю, должны сделать – вывезти его куда-нибудь в горы или в пустыню.

– За пределы штата, – добавила она.

– Да, желательно. К примеру, в Аризону или Неваду. Они не так уж и далеко, и что там, что там полно укромных местечек, куда с кондачка и не сунешься.

– Ехать придется всю ночь, – предупредила Кэт. – Ты готов?

– Ох, надеюсь, да.

– Прикорнешь перед тем, как мы выдвинемся? – Она кивнула на кровать.

Спать? В одной комнате с Эллиотом, на ЭТОЙ кровати?

Маловероятно.

– Нет, обойдусь без «прикорнуть», – сказал я ей. – Мы должны отвезти его так далеко, как только получится, до первых лучей солнца. Сверим часы.

На моих было 1:33.

– Да у нас и времени-то не так-то много до рассвета! – воскликнул я.

– У нас что, рассвет – крайняя черта? – спросила она.

– Лучше бы закопать его под покровом ночи. Надежнее – уж точно.

– Всегда есть ночь завтрашнего дня.

– Тоже правда.

– Я кое-что соберу, – сказала она. – На случай, если мы вдруг не управимся за сутки.

Стараясь не выглядеть этаким мальцом в рождественский сочельник, я заявил:

– Все мои вещички уже в твоей машине.

8

Кэт принялась укладывать вещички для нашей поездки. Я же, пробравшись в ее шкаф, добыл свою одежку.

– Как быть с ковром? – спросил я, закончив с нарядами.

– Оставим здесь.

– Может, лучше почистить его до того, как мы отбудем?

Наши взгляды скрестились на кровавом болоте неподалеку от завернутого тела Эллиота.

Кэт покачала головой.

– Тут мы уже ничего не сделаем.

– Но не можем же мы просто оставить всё как есть, – возразил я.

– Конечно, можем. В гости я никого не жду. Когда мы вернемся, я вызову частную мусоровозку и попрошу его вынести.

– Но они же кровь увидят!

– Скажу им, что моя собака взорвалась.

Шутка застала меня врасплох – хохот таки прорвался наружу.

– У тебя что, есть собака?

– Как видишь, уже нет. Бедный старый Флоппи. У него были проблемы с газоиспусканием. Бабах – и все.

– По-твоему, они в это поверят?

– Они чистильщики, а не полицейские. Они и спрашивать-то не станут, откуда кровь. А даже если спросят – никогда не узнают, какую ерунду я им втютюхала. Обычно они и по-английски – ни бельмеса. Просто улыбаются и кивают – этим их поведенческая линия ограничивается. Кивают, улыбаются, и все время твердят: каращо, каращо.

– Уповаю на твою правоту, – сказал я, затягивая ремень.

– Я права. Знаю этих парней. Но, если даже он как-то упадет на руки копам, и они установят, что это человеческая кровь, я сострою дурочку. «Знаете, я прихожу домой – а он вот уже весь изгваздан; ну, я его и выбросила… откуда я знаю, что произошло, офицер?»

– Может сработать.

– Сработает, сработает. Что они смогут мне вменить – без тела? Даже не смогут сказать наверняка, чья это кровь. Даже не смогут, господи, сказать наверняка, что кто-то вообще умер. Но что-то мне подсказывает, что до такого и не дойдет. Ребята из чистки выбросят ковер – может быть, даже новый подгонят задёшево. Финита ля комедия.

– Есть опыт? – спросил я – просто так, для подначки, – подтягивая носок.

Взгляд Кэт нашел меня. В нем было что-то страшное.

– Увы. В прошлом году, когда мой муж был убит. Тут было море крови, но никаких вопросов не последовало. От чистильщиков, по крайней мере.

И я вдруг понял, что и у меня все вопросы снялись. Ее муж был убит здесь?

– Мне казалось, он попал в автокатастрофу, – пробормотал я.

Она выглядела чуть сконфуженной теперь.

– Я не говорила такого.

– Я просто предположил…

– Он был убит здесь, в спальне.

– О Боже.

На глаза Кэт вдруг навернулись слезы.

– Можем мы обсудить это позже? – взмолилась она.

– Конечно.

Она смахнула слезы с глаз и шмыгнула носом. Пытаясь улыбаться, произнесла:

– Ты-то думал, у меня уже все – с глаз долой, из сердца вон. В смысле, год прошел… и это если не считать, что Билл был тем еще придурком. – Она повела плечом. – Ладно, я закончу все эти сборы.

Сказав это, она развернулась и пошла к шкафу.

Я влез в кроссовки.

Наблюдая за перемещениями Кэт, я обдумывал, как мы дотащим Эллиота до машины.

Вынести его с парадного входа дома и продефилировать через лужайку к подъездной дорожке – явно плохая идея; Лос-Анджелес никогда не спит. Как и Санта-Моника. Соседи могут выбрать не самое подходящее время для глазенья в окно. Какому-нибудь собачнику может вдруг приспичить выгулять своего мопса. Машина может проехать мимо. И не сбрасывайте со счетов милых детей нашего дивного нового мира – пьяниц, торговцев наркотиками и их клиентов, полоумных любителей ночных прогулок. Никогда не знаешь, при каких обстоятельствах наткнешься на очередного.

И даже если все эти факторы не делают наш план чересчур рискованным, остается вот еще что: машина полицейского патрулирования может ехать по улице – и тут мы такие с замотанным в клеенку трупом. Сомнительно, конечно, но процент вероятности всегда остается, так ведь? По крайней мере, вероятнее встречи с дружинниками или нанятыми местным кооперативом блюстителями нравственности.

– У дома есть черный ход? – справился я у Кэт.

– Найдется, – кивнула она.

– Где?

Меня одарили снисходительной улыбкой.

– В задней части дома, быть может? – предположила она, будто отвечая на загадку.

– Подъезд возможен?

– Конечно. Выход – с кухни. Эллиота придется перетащить туда. А я подгоню машину.

– Может быть, мне это сделать? Ты все равно пока собираешься.

– Подожди минутку. Сделаем все вместе. Все равно я уже, считай, закончила.

– Ладно.

Я стал ждать. Минуты утекали, но я этому особого значения не придавал. У нас все еще есть несколько часов темноты; нет никаких причин спешить сверх меры.

Разум – забавная штука. Какая-то часть моего никак не могла упустить один пунктик: как только мы разберемся с телом, Кэт, скорее всего, просто отправит меня восвояси.

А я хотел отсрочить этот момент на сколь возможно большее потом.

Задержки – мои лучшие товарищи, коль скоро риск от них не возрастает.

Я принял из рук Кэт уложенную сумку. Она же вооружилась ключами, моими мочалом и полотенцем, мотком веревки и фонариком из тумбочки.

Я заметил молоток на полу и спешно подобрал его.

– Вот это уж точно оставлять здесь не хочу, – заявил.

– Верно. Орудие убийства. Давай его сюда, заверну в полотенце.

– Секундочку. – Я отнес молоток в ванную и отмыл от крови. Потом Кэт замотала его полотенцем и сделала узел для сподручности.

– А ножницы и лента? – спросила она. Предметы ее волнений валялись на полу у свертка с Эллиотом. – Их берем?

– Может, оставим здесь, пока не будем готовы отъезжать? Просто, на случай.

Порешив на том, мы спустились по лестнице, прошли вглубь дома и оказались на кухне. Там царила темнота; свет мы зажигать не решились. Я подождал внутри, пока Кэт подгоняла машину.

Держа фары выключенными, она медленно подъехала по дорожке и остановилась аккурат у двери черного хода. Когда двигатель умолк, я вышел на дорожку с сумкой в руке.

Эта часть подъездной выглядела темной и изолированной. Нас и основную дорогу разделяла приличная дистанция. Дом Кэт стоял по одну сторону узкой дорожки, с другой находился забор, выкрашенный под красное дерево, над которым высилась поросль, за которой было проблематично разглядеть даже соседний дом.

Кэт все еще не вышла из машины. Салон внутри был темен.

Из любопытства я заглянул внутрь через заднее окно. Она, приподнявшись на сиденье, что-то вытворяла с лампочкой под крышей.

Когда спустя несколько минут Кэт вышла, та так и не загорелась – хотя должна была, учитывая факт открытия дверей автомобиля.

Кэт, высококлассная преступница.

Мы не стали складывать сумки в багажник: сначала вытащили мою и сунули туда мочалку и завернутый в полотенце молоток, затем поставили все на заднее сиденья, кинув поверх свернутую веревку.

– Где добудем лопату? – прошептал я.

– Пошли.

Она отвела меня в гараж – с фонариком, правда, незажженным, в руке. С лихвой покрывал наши запросы и свет луны, коему не препятствовали тени немногочисленных деревьев.

Дверь гаража не была, похоже, снабжена автоматикой. Впрочем, и закрытой в данный момент не являлась – выйдя вперед Кэт, я без труда поднял ее за край.

Едва мы пробрались внутрь, Кэт включила фонарь. Луч метнулся влево, осветив стену с гвоздями, с которых свисал всевозможный домашний инструментарий, задержался, пошарил туда-сюда – и выхватил отличную лопату с острым краем и уступом. За компанию с ней я прихватил со стены большой и увесистый ледоруб.

– Вдруг пригодится, – объяснился я шепотом Кэт.

– Что-нибудь еще? – откликнулась она.

– Не знаю. Я такими вещами прежде не занимался. – В доступности висели несколько пил и топорик.

В былые деньки – в реальности, не в киношках, – крестьяне наловчились разбираться с вампирами, рубя тем головы с плеч. Я вычитал об этом в одном реферате в высшей школе. Если память мне не изменяла, в рот отсеченной вампирской голове набивали чеснок, а хоронили кровососов на перекрестке дорог.

Что-то мне не хотелось с этим всем связываться.

С лопатой в одной руке и ледорубом в другой, я заявил:

– Этого хватит.

Кэт не стала предлагать топор или пилу.

Похоже, наши сведения о вампирах происходили из разных источников. Она знала о зеркалах, но не о декапитации.

Закрыв дверь, мы пошли обратно. В своем молчании я находил какую-то постыдную провинность. Вроде как солгал, и рта не открыв. Но, упомяни я отсечение головы, пришлось бы взять топор. И, рано или поздно, рубить Эллиотову главу пришлось бы мне. Лучше уж чувство вины, чем такое.

Я опустил лопату и ледоруб на пол машины под задними сиденьями. Фонарик Кэт забросила на водительское место. Мы захлопнули заднюю дверь и, оставив багажник открытым, пошли в дом за Эллиотом.

Лежал он там же, где мы его оставили – на полу спальни, укутанный пластиком и обмотанный серебристой изолентой.

Кэт взялась за ноги, я – за плечи. Не очень ухватистый материал – постоянно стукался о мои колени головой, выскальзывал и, в конце концов, падал.

Кэт бросила свой конец.

– Давай я попробую.

Я уступил без препираний.

У нее, правда, выходило не лучше моего. После того, как несколько раз Эллиот звучно соприкоснулся с полом, она вынесла вердикт:

– Проклятый чехол. Никак за него не ухватиться получше.

– Понятное дело. Плюс ко всему, этот тип весит тонну.

Кэт на шаг отошла от тела. Покашляла, закусила левый край губы, покачала головой.

– Придется, наверное, волочь его, – сказала наконец.

– Я могу попробовать вынести его по-пожарному.

– Забросить на плечо?

– Попробовать стоит.

Кэт скорчила гримаску. – Он ужасно тяжелый. Я не хочу, чтобы ты себе повредил что-нибудь.

– Попытка не пытка.

– Только в том случае, если дело не кончится тем, что ты надорвешься или рухнешь с лестницы. Или что-нибудь еще в этом роде.

– Ладно, посмотрим, как пойдет, – сказал я.

Склонившись над Эллиотом, мы усадили его. Присев поближе к нему, я ухватился за его торс, приобнял, приноровился – так, чтобы мое левое плечо при захвате уперлось ему в брюхо.

– Итак, – выдохнул я. – Вира помалу.

Рывком я встал – не без помощи Кэт – на ноги. Верхняя часть Эллиота с силой ткнулась мне в спину.

– АЙ! – взвыл я.

– Что такое?!

– Ч-Ч-ЧЕРТ!

– Что?..

– КОЛ!

Кэт спихнула Эллиота с меня. Труп обрушился на пол, знатно стукнувшись затылком.

А меня повело вперед, и я застыл, упершись в пол руками и коленками.

– У тебя кровь идет, – тихо сказала Кэт.

– Неудивительно, – выдохнул я.

Обойдя меня, она задрала футболку.

– Непохоже, что рана глубокая.

Я оторвал взгляд от пола. Сантиметров пять-шесть кола прорвали пластик – мне было видно окровавленное острие, торчащее из Эллиотовой груди.

– Плохо, если он больше чем на сантиметр меня пробил.

– Да тут даже меньше.

– Надеюсь.

– Не двигайся. Я что-нибудь придумаю. – Она побежала куда-то.

Я счел разумным остаться в той же позе. Рана в спине горела. Глубоко, судя по ощущениям, меня не проняло, но, черт побери, кровь шла, и довольно сильно – достаточно сильно, чтобы, стекая по спине, падать каплями на злосчастный ковер, добавляя ему новых красных клякс.

Возвратившись, Кэт села на корточки позади меня и помогла мне снять футболку. Смотав ее в комок, она принялась стирать кровь с моей спины.

– Сильно же тебя, – заметила она.

– Подорвался на собственной петарде, – попытался отшутиться я.

– Болит?

Болело дьявольски.

– Немножко, – пробормотал я.

– Я собираюсь прижать рану.

– Давай.

Кэт надавила. Выгнув спину, я сжал зубы и со свистом выдохнул через них.

– Я только подержу так пару минут, – сказала она. – Может, тебе лучше лечь.

Ковер подо мной выглядел чистым, если не считать лужицы собственной крови. Я подался вниз, распрямился, лег лицом на сложенные руки. Кэт прижала майку к ране чуть сильнее.

– Как думаешь, все обойдется? – спросил я.

– Думаю, да. Я перевяжу тебя, и будешь как новенький.

– Какой же дурак, – простонал я. – Даже не подумал о том, что из него кол торчит.

– Может, у тебя бы и не вышло подумать.

– В смысле?..

– Месть Эллиота.

Она, может быть, и шутила, но по моему загривку прошел холодок.

Тем не менее, я выдавил улыбку:

– Если это – самое страшное, на что он способен, думаю, мы его переживем.

Кэт довольно долго молчала, просто сидя рядом и прижимая компресс из футболки к ране. В конце концов, она произнесла:

– Я-то думала, этим все и кончится. Нехитрый фокус – забей ему в сердце кол, и все плохое тем и завершится. Но не так-то оно и просто.

– То была просто моя оплошность, – возразил я с пола.

– Я вот в этом не уверена.

– Зато я уверен.

– Может быть, он уже взялся за нас.

– Эллиот?

– Именно.

– Эллиот к этому не имеет никакого отношения. Мне просто стоило быть осторожнее, вот и все.

– Хотелось бы верить, – откликнулась Кэт.