Текст книги "Наследие Ирана"

Автор книги: Ричард Фрай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)

Предлагались и другие этимологии parsa, помимо указанных выше, в частности и такие, как «народ боевых топоров», на основании сопоставления с инд. parasu-, сопоставления весьма сомнительного, поскольку название топора в арийских языках, по всей вероятности, происходит из шумерского 20. Толкование Парсава~Парса~ пашто как «земля, почва» (санскр. prthvi-) представляется неправдоподобным.

Возвращаясь к Саттагидии, следует отметить, что она, конечно, причиняла Ахеменидам, как и современным ученым, много беспокойства, хотя и иным образом. Область Гандхары, современные районы Пешавара и Джалалабада, могла частично совпадать с Саттагидией (особенно в долинах), но так как Гандхара несомненно тяготела к Индии, мы вправе исключить ее из нашего рассмотрения, ограниченного древним Восточным Ираном.

Арахосия (древнеперс. harahuvati, соответствует санскр. sa– rasvati «богатая реками»), страна с весьма точным названием, лежала в пределах современного Южного Афганистана, по долинам верхнего Гильменда (авест. Haitumant «обильный плотинами, мостами») и его притоков 21.– Здесь жили таманаи. Это этническое наименование мы находим только у Геродота (III, 93, 117), но возможно, что с ним следует сблизить, внеся надлежащее исправление в чтение, Анауон – название области, соответствующей современной провинции Фарах в Афганистане и упомянутой у Исидора Хараксского в его «Парфянских станциях» (16: Апаиоп). Имя народа, населявшего Арахосию, исчезло почти бесследно – оно сохранилось разве что в названии города Чаман, к востоку от современного Кандахара. Однако едва ли можно сомневаться в том, что жители ее уже в глубокой древности были оседлыми земледельцами и сумели освоить плодородные земли этой области, во многом сходной со своим северным соседом – Бактрией. Подобно Бактрии, Арахосия является центром, откуда Ахемениды распространяли свою власть на окрестные племена, на юг и на восток. Во времена бурных событий, последовавших за смертью Камбиса, сатрап Арахосии сохранял верность Дарию, выдержал натиск мятежников, двинувшихся против него с запада, и помог утвердиться власти нового царя.

Нижнее течение реки Гильменд и район озера Хамун были заняты зрангами – древнеперс. Z(a)ra(n)ka (с местным г– вместо d~, ожидаемого для собственно древнеперсидской формы). Это название неоднократно и, я думаю, безуспешно пытались объяснить как «морская земля». Оно сохранилось и после утверждения здесь ислама в форме Заранг, как именовалась столица провинции. Озеру Хамун отводилось много места в зороастрийской традиции; согласно преданию, оно было родиной эпического героя Рустама. По географическому своему положению и с точки зрения исторических событий территория вокруг озера была более связана с Арахосией и верхним Гильмендом, чем с провинцией Фарс и вообще с западом. Вторжение сакских племен во II–I вв. до н. э. несомненно изменило этнический облик населения этой области. Название пришельцев было перенесено и на страну и сохранилось до настоящего времени – Сеистан, ранее Сакастан, «страна саков». В доахеменидское время, как и сейчас, контакты степи и оседлости здесь были весьма тесными, и кочевники со всех сторон окружали озеро, громадное зимой и почти полностью пересыхающее поздним летом.

К югу от Арахосии и Сеистана лежала первоначально пеарийская земля. В этой сатрапии, именуемой Мака в надписях Дария, обитали, согласно Геродоту (III, 93; VII, 68), мики (Mykoi, древнеперс. Maka), утии (древнеперс. Yautiya) и пари– кании. Первые дали свое имя современному Мекрану («берег Мака»), а название последних сохранилось в средневековом имени города Парихан, Бариз арабских географов 22. Яутии, или ютии (утии Геродота), были, возможно, предками джутов, кочевников Кермана в исламское время, которых не следует смешивать с зутт – цыганами 23. На территорию обширной области, лежащей между рекой Инд на востоке, Персидским заливом на западе, Индийским океаном на юге, центральными пустынями и полупустынями (к югу от реки Гильменд и Сеистана) на севере, иранцы проникали очень медленно, так что и при Ахеменидах она была еще неиранской по этносу, хотя часть ее находилась под властью ахеменидских царей. Чтобы завершить обзор Восточного Ирана, мы должны обратиться к Парфии и Герату.

В период, когда Дарий взошел на трон, Парфия (древнеперс. ParSava) занимала территорию современной персидской провинции Хорасан, включая и Гирканию, в юго-восточном углу побережья Каспийского моря. Мы упоминали уже о том, что в названии Партава (Парфия) отразилась, возможно, та же основа, что и в Парса (с учетом диалектных различий). Вторжение в Парфию, вскоре после Александра Великого, кочевников-парнов изменило этнический, а возможно, также и лингвистический облик населения, хотя парфянский язык надписей и документов позднейшего времени в основном остается тем же языком Партавы, восприняв лишь некоторые элементы лексики парное. Согласно Страбону (XI, 508, 515), парны принадлежали к дахской племенной конфедерации. Дахи упоминаются в древнеперсидской надписи Ксеркса {Daha, у Страбона – Daa), их имя отражено и в более позднем названии Дахистан – область, лежащая прямо на восток и юго-восток от Каспийского моря. Античные авторы говорят о родстве парфян со скифами; речь может идти о парнах и других кочевниках, которые правили в Парфии, восприняв язык и имя оседлого населения области 24. Парны, в прошлом номады, познакомившись с оседлой культурой, стали, возможно, более консервативными в отношении языка и обычаев, чем другие иранцы. Может быть, этим следует объяснять архаичные формы парфянских написаний некоторых слов, напоминающие древнеперсидскую орфографию. Высказывалось предположение, что этноним парны или апарны (Parni, Aparni) связан со словом араг «верхний, наверху» и значит, соответственно, что-то вроде «горцы», однако эта гипотеза не очень убедительна 25. В Парфянском царстве, в век восточного рыцарства, ожили и получили некоторые парфянские черты старинные сказания о правителях и героях Восточного Ирана. Парфянский язык стал называться pahlav– anik– слово, которое имело и значение «героический», а имя самих парфян, pahlavati, стало значить «герой» и пережило многие столетия.

О Герате (древнеперс. Haraiva) уже говорилось выше как о сердце Восточного Ирана. Область носила то же название, что и река, причем первоначально оно, по-видимому, прилагалось к реке. Я думаю, что именно на территории Герата произошло главное разделение арийцев – часть ушла в Индию, другие двинулись на запад. Греческие авторы, начиная уже с Геродота, смешивали название реки и области с термином «арий», ариец. Они пытались, видимо, проводить различие между ними, применяя обозначения Areioi «ареи» и Arioi «арийцы», однако вариантные чтения указывают на путаницу 26. Страбон (XI, 515) называет реку Arios, Птолемей (VI, 17, 2) —Areias; область име-нуется, соответственно, Aria и Areia. Толкование названия реки как «текущая» (санскр. sarati «он течет») кажется приемлемым. Возможно, что «персы востока» были сконцентрированы именно в области Герата или же жители ее считали себя «арийцами» в первую очередь, основываясь на значении их земли в иранской (и зороастрийской) традиции. Как бы то ни было, после завоеваний Александра мы сталкиваемся с любопытным превращением, впервые, видимо, у Эратосфена (Страбон, XV, 723), названия Ария в Ариану, а затем с перенесением представления об области Ариана (Ariane) на весь Восточный Иран, от центральных пустынь до реки Инд, исключая, правда, Бактрию и северные земли. Ариана превратилась уже в «царство ариев», Aryansahr, в котором в то время, когда жил и писал Эратосфен (около 220 г. до н. э.), правили уже не Селевкиды, а парфяне, и Ариана в таком понимании термина совпадала по существу с Парфянским царством.

Существовали, конечно, области и племена, которых мы не коснулись в нашем обзоре Восточного Ирана, однако и так ясно, насколько сложна и запутанна карта этой страны в древности и насколько велико было действительное значение этой «родины иранцев», что, к сожалению, не всегда осознают исследователи истории Персии.

Notes:

J. Marquart, ErSnsahr nach der Geographic des Ps. Moses Xore– nac’i, Berlin, 190) (AKGWG, N. F., Bd III, № 2), стр. 157.

{См. об атом: В. И. Абaeв, Скифский быт, стр. 23 и сл.]

Махмуд ал-Кашгарй, Китаб диван лугат ат-турк, Ш, Стамбул, 1335/1917, стр. 110.

Ср.: Н. W. Bailey, Zoroastrian Problems in the Ninth-century Books, Oxford, 1943, стр. 1—78. Форма *hvarnah—реконструированная древнеиран.’, авест. хпагэпак (*xvarnah). Соответствующее древнетюркское или даже общеалтайское представление о харизме царской власти отражено в позднейшем тюркском слове qut.

Геродот, VII, 64, и Плиний, Естественная история, VI, 50.

См.: Н. W. Bailey, Languages of the Sakas,– «Handbuch der Orientalistik», hrsg. von B. Spuler, 1. Abt., Bd. IV: Iranistik, 1. Abschn.: Linguistik, Leiden – Koln, 1958, стр. 133. Бэйли сопоставляет здесь Daha с Alemanni как примеры употребления слова «муж(и)» в качестве племенного названия.

Ван Виндекенс (A. J. van W i n d e k e n s, Les noms des Saces et des Scythes,– «Beitrage zur Namenforschung», 1, 1949, стр. 98—102) пытается связать $а6а<иран. *svaka– со словом «скиф», возводя оба названия к индо– европ. корню *(s)keu– «бодрствовать, наблюдать». Эта гипотеза под-верглась критике со стороны Жимерени (О. S г е m ё г е п у i, Iranica,—ZDMQ, Bd 101, 1951, стр. 212), который весьма неубедительно производит saka от иран. корня *sak– «идти, течь, бежать». Более приемлемым кажется его объяснение названия «скиф» как иран. *sku$a «лучник», от индоевроп. корня *skeud– «метать, стрелять».[/ref]. Греки называли саков скифами. Это наименование было перенесено с «западных скифов», кочевников, которые в VIII в. до н. э. пришли с востока, вторглись в Переднюю Азию и наводнили Южную Россию; слово «скиф» известно Библии в форме ашкуза (в традиционном, ошибочном написании – ашкеназ, ’sknz). Трудно, конечно, восстановить точно для раннего доахеменидского периода этническую карту обширной территории, протянувшейся от южнорусских равнин до пределов Китая, но есть основания полагать, что саки (скифы) казались оседлым народам Ближнего Востока единым, нерасчлененным целым, подобно тому как позднее различные тюркские народы именовались просто «тюрками». Походы Кира и особенно Дария позволили Западу лучше познакомиться с народами северных степей. Кочевники, как мы увидим ниже, вторглись в Иран, вероятно, через Кавказ, в период владычества Мидии; часть их осталась в Иране и не была поглощена оседлым населением. Так, ортокорибантии у Геродота (III, 92), входившие в состав сатрапии Мидии (десятая сатрапия ахеменидской державы), могут быть отождествлены с «острошапочными саками» – греческое их название содержит orthos + korys «вертикально стоящий шлем» и неясный элемент bant– или pant– (сравни греч. kyrbasia). В ахеменидских надписях различаются три группы саков: саки paradraya «которые за морем» – этих саков следует, скорее всего, искать в Южной России, а не в районе Аральского моря, куда помещают их некоторые советские ученые; саки tigraxauda «с острыми шапками (или шлемами)»; саки haumavarga «почитающие хаому (?)». Последние, именуемые греческими авторами амюргиями (Amyrgioi), жили в восточной части Средней Азии, предположительно от Ферганы до Восточного Туркестана[ref][Cp.: Е. Н е г z f е I d, The Persian Empire. Studies in geography and ethnography of the Ancient Near East, Wiesbaden, 1968, стр. 290—292, 327—329; В. В. Струве, Этюды по истории, стр. 51—66; М. А. Д а н д а– маев, Поход Дария против скифского племени тиграхауда,—КСИНА, 61, 1963, стр. 175—187; И. В. Пьянков, К вопросу о маршруте похода Кира II на массагетов,—ВДИ, 1964, № 3, стр. 115—130; В. A. Litvinskij, Saka haumavarga,—«Beitrage zur alten Geschichte und deren Nachleben. Festschrift fiir Franz Altheim», Bd I, Berlin, 1969, стр. 115—126.][/ref]. Значение haumavarga/Amyrgioi не вполне ясно, но производные от этого названия пытаются обнаружить в некоторых современных памирских языках[ref]H. W. Вailey, Languages of the Saka, ctd. 132.[/ref]. Отождествление этой группы саков с сака– рауками, вторгшимися в Бактрию во II в. до н. э., представляется весьма возможным, поскольку сакарауки пришли из тех районов, где в свое время обитали амюргии. Однако лингвистических доказательств тождества этих названий, вопреки утверждениям Маркварта[ref]J. Markwart, Das erste 'Kapitel der Gapa uStavati (Yasna 43), Roma– 1930 («Orientalia», № 50), стр. 43.[/ref], нет. Саки tigraxauda изображены на рельефах и печатях; один из их вождей, носящий имя Скунха, представлен на рельефе, высеченном по приказу Дария на Бехистунской скале. Этих саков следует, скорее всего, локализовать в Западном Туркестане, предположительно к востоку от Аральского моря, хотя область их распространения могла простираться до Каспия. Трудно определить, идентичны ли они «сакам равнин», которые упоминаются в одной египетской надписи, и можно ли отождествить саков haumavarga с «саками болот» (или «самых отдаленных пределов»), о которых говорится в этой же надписи[ref]G. Роsепег, La premiere domination perse en Egypte, Cairo, 1936, стр. 185. Воины с «остроконечными шлемами» в авестийском Яште ’9, 30 не могут быть уверенно отождествлены именно с саками, так как согдийцы, судя по древнетюркским надписям, также носили «остроконечные шапки» (надпись Тонъюкука, стк. 46).[/ref]. Еще больше неясностей в сообщении Геродота (I, 201) о том, что Кир погиб в битве с массагетами, которые ранее вытеснили «скифов» в Европу (IV, 11). Поскольку массагеты занимали часть той же территории, кажется возможным включать их в состав «острошапочных» саков, хотя tigraxauda является, несомненно, персидским описательным наименованием. Имя «массагеты» (Massagetai) остается этимологически неясным, тем более что оно известно лишь из античных источников и не представлено ни разу в письменных памятниках на иранских языках. Попытки толковать это название как «рыбоеды» или в этом роде (ср. авест. masya «рыба»), либо как «великие саки» или «великие геты» кажутся малоубедительными[ref]J. Marquart, Untersuchuneen zur Geschichte von Eran, H. II, Leipzig. 1905 («Philologus», Supplementband, X, H. I), стр. 78.[/ref]. Некоторые группы кочевников могли вторгаться в области, находившиеся в поле зрения Китая, так что можно было бы ожидать упоминаний о них в китайских источниках. Однако китайцы стали проявлять интерес к Западному Туркестану только с I в. и. э., но и для этого периода идентификация китайских наименований или передач иноязычных названий является весьма трудным делом. Из оседлых народов наиболее тесно связанными с саками были хорезмийцы и согдийцы. Хорезм во времена ислама отождествлялся с Хивой и районом дельты Амударьи, к югу от Аральского моря, однако существуют некоторые сомнения относительно того, находились ли хорезмийцы в этой области в древности, в период, предшествовавший созданию империи Ахеменидов, и даже во время, когда Дарий составлял свои надписи. Выше нам пришлось уже привести сообщение Геродота, восходящее, по всей вероятности, к Гекатею и подтверждаемое одной фразой у Арриана, историка походов Александра Великого. Из этого сообщения можно заключить, что хорезмийцы жили к югу от пустыни Каракум и были соседями парфян и других народов, занимая районы около современного города Кучана в Персии и Ашхабада в Туркмении. Археологические исследования С. П. Толстова убедительно показывают, что область Хивы в этот период была обитаемой, но у нас нет свидетельств письменных источников о характере ее населения. Хорезмийцы должны были передвинуться на север в ахеменидское время, поскольку Александр Великий застал их на нижнем Оксе. В это время они входили, по-видимому, в состав той же конфедерации, что и массагеты и другие племена[ref]Страбон, XI, 513; анализ этого сообщения см.: W. W. Tarn, The Greeks in Bactria and India, Cambridge, 1951, стр. 479, 540.[/ref]. Этимология названия Хорезм до сих пор точно не установлена; попытки истолковать его как «солнечная земля», «хорошая земля» и иные предлагавшиеся объяснения не могут быть признаны удовлетворительными[ref]См.: R. Kent, Old Persian, New Haven, 1950, стр. 177. С. П. Толстой (По следам древнехорезмийской цивилизации, М.—Л., 1948, стр. 87) сопоставляет это название с хурритами древней Месопотамии, что вряд ли оправданно. (Ср.: Е. Н е г г f е 1 d, The Persian Empire, стр. 325—326.1[/ref]. Открытие памятников хорезмийского языка средневекового периода и исследования В. Б. Хеннинга в этой области принадлежат к числу крупнейших достижений иранистики в последние годы. Несомненно, что в результате широких археологических работ, которые продолжают вести в Хорезме советские ученые, мы узнаем много нового об этом народе и его культуре. Благодаря находкам письменных памятников на согдийском языке, согдийцы известны в настоящее время гораздо лучше, чем их соседи[ref](Ср.: Е. Н е г z f е I d, The Persian Empire, стр. 322—323.][/ref]. Этот народ обитал в оазисах Бухары, Самарканда и, по-видимому, занимал часть плодородной Ферганской долины и других прилегающих районов. Можно полагать, что не только в первые века нашей эры и позднее, но уже и в древности согдийцы славились как предприимчивые купцы и вели оживленную торговлю. С завоеваниями Александра Великого можно связать начало диаспоры согдийцев на востоке, вплоть до Китая. Согдийцы были близкородственны бактрийцам, что проявлялось в обычаях и культуре, а также и в языке. Страбон (XV, 724) сообщает, что у большинства восточных иранцев языки почти одинаковы, и это сообщение находит подтверждение в Шицзи, «Исторических записках», составленных в правление династии Хань, в I в. до н. э.[ref]Перевод главы 123 см.: J. de Groot, Chinesische Urkunden zur Geschichte Asiens, Bd 2, Berlin, 1926, стр. 35 и сл.; F. Hirth, The story of Chang K’ien, China’s pioneer in Western Asia,—JAOS, vol. 37, 1917 сто 89 и сл.[/ref]. Старейшая форма названия страны засвидетельствована в древнеперсидских надписях – Suguda, она отражает, вероятно, произношение Sugda или Su^da, позднее Sugd, Su^d. В китайском и в тибетском мы находим формы этого названия с -/– (вместо -gd-), что может отражать диалектные варианты в самом согдийском. Нужно, однако, заметить, что переход d>l свойствен многим восточноиранским языкам. Некоторые важные соответствия, которые обнаруживаются между согдийским, языком восточной группы, и древнеперсидским, языком западноиранским, могут указывать на контакты носителей этих языков в период, предшествовавший миграции персов на юго-запад 27W. В. Henning, Mitteliranisch,– «Handbuch der Orientalistik», 1. Abt., Bd IV: Iranistik, 1. Abschn.: Linguistik, Leiden – Koln, 1958, стр. 108.

I. Gershevitch, The Avestan Hymn to Mithra, Cambridge, 1959, стр. 176; H. W. Bailey, Iranian Studies,– BSOS, vol. VI, 1932, стр. 951.

М. М. Дьяконов, Древняя Бактрия,– «По следам древних культур», М., 1954, стр. 328; «История Узбекской ССР», т. I, Ташкент, 1955, стр. 37.

«История Узбекской ССР», т. I, стр. 39; Е. Н е г г f е 1 d, Zoroaster and his world, II, стр. 449.

(Геродот (или его источник) помещает париканиев в X сатрапию (Мидия) и в XVII сатрапию (соответствует Гедросии и Мака ахеменидских надписей, территория современных Мекрана и Белуджистана). О городе Парикана в Персии говорит Гекатей (о значении термина «Персия» у Гекатея см.: L. Pearson, Early Ionian historians, Oxford, 1939, стр. 78). Ср.: И. М. Дьяконов, История Мидии, М.—Л., 1956, стр. 338, прим. 4, 349, 360.J

J. Mark wart, Die Sogdiana des Ptolemaios,– «Orientalia», vol. 15, 1946, стр. 295.

{Собственно персидская форма – *Bax(i– засвидетельствована в эламской передаче ba-ak-M-iS, ср. ниже, прим. 40 к главе 3.]

J. М а г k w а г t, A Catalogue о! the Provincial Capitals of EranSahr (Pahlavi text, version and commentary), ed. by G. Messina, Roma, 1931

J. М а г q u а г t, Untersuchungen, Н. II, стр. 73, 177, где отмечено, что в 6-м параграфе Бехистунской надписи в вавилонской и эламской версиях представлены слова, восходящие к древнеперсидскому *para-uparisaina ^[область] перед Uparisaina» (то есть к югу от Гиндукуша). Херцфельд повторил уже высказывавшееся ранее предположение о том, что Саттагидия происходит от индийского Sapta Sindhava и соответствует территории Пенджаба (Е. Herzfeld, AMI, Bd I, Berlin, 1929, стр. 99). Эта гипотеза кажется весьма сомнительной. В Hindu– древнеперсидских надписей, если следовать Херцфельду, надо видеть название области, соответствующей современному Синду в нижнем течении Инда. Возможно, что в состав владений Дария I входили земли и современного Пенджаба, и Синда; во всяком случае, для персов название Hindu– «Индия» обозначало прежде всего страну по реке Инд. l[Cp.: Е. Herzfeld, The Persian Empire, стр. 341—344, 346—347.)

I. Gershevitch, The Avestan hymn, стр. 174—175. 75

E. Herzfeld, Zoroaster and his World, II, стр. 728.

И. М. Дьяконов, История Мидии, стр. ’69. [Ср.: Э. А. Грантовский, Древнеиранское этническое название *Parsava – Parsa – КСИНА, XXX, 1961, стр. 3—19.}

W. Тагn, The Greeks, стр. 294.

W. Е i 1 е г s, Der Name Demawend, I,– AO, t. 22, 1954, стр. 357; II,– AO, t. 24, 1956, стр. 188. Остается неясным, имело ли аккад. Pilakku значение «топор».

[Ср.: Е. Herzfeld, The Persian Empire, стр. 332—334.]

В. Эйлере (в статье: W. F. L е е m a n s, Trade relations of Babylonia,– «Journal of the economic and social history of the Orient», vol, 3, 1950, стр. 29) предложил для Мекрана этимологию Mak-kiran «берег Мака», a Maka объяснил как иранизованную форму древнего местного топонима *Makan, шумерское Md-gan. Это толкование (насколько мне известно, лучшее, чем все предлагавшиеся ранее) все же не устраняет некоторых неясностей, поскольку реконструируемое *Maka-karana должно значить скорее «край (или «граница») Maka», а не «побережье Maka». Смущает и различие между аккад. Ma-ak н древнеперс. Maka, а также аккад. Ma-ka-na для Magan. О Баризе см.: Е. Herzfeld, Zoroaster and his World, II, стр. 734.

J. Markwart, A Catalogue, стр. 77. 79

Ср.: Е. Benveniste, L’Hran-veZ et l’origine lfegendaire des Iraniens,– BSOS, vol. VII, 1934, стр. 274.

W. E i 1 e г s, Der Name, I, стр. 373.

[Ср.: E. Herzfeld, The Persian Empire, стр. 330—331; М. А. Дандамaeв, Клинописные данные об ариях,– «История, археология и этнография Средней Азии», М., 1968, стр. 86—93.]

Структура общества

Нам предстоит теперь рассмотреть основные черты структуры древнеиранского общества, как они отразились в Авесте, древнеперсидских надписях и в скупых сообщениях античных источников. Многие ученые пытались делать два среза общественной организации – «вертикальный» и «горизонтальный». Под первым понимается место индивидуума в составе основных структурных единиц, таких, как семья, род, племя, тогда как «горизонтальное» деление устанавливает его место в сословном обществе, определяемое его занятиями или происхождением,– речь идет о таких социальных группах, как ремесленники, мелкая знать и т. п. Естественно, что последнее деление существует только в оседлом, цивилизованном обществе, поскольку кочевники в походе вряд ли могут иметь такого рода «классовую структуру». С возвышением Ахеменидов мы оказываемся на пороге становления «горизонтальной» организации общества, по крайней мере за пределами Мидии.

Мы не будем здесь касаться вопроса о широком распространении матриархата у индоевропейцев или арийцев. Его следов нельзя обнаружить у иранцев VII—VI вв. до н. э., хотя античные источники не обошли молчанием предания об амазонках и о высоком положении женщины на древнейшем Востоке. Основной единицей иранского общества был патриархальный род, в котором важная роль отводилась родству по мужской линии, тогда как другие единицы – семья, гораздо меньшая, чем род, и более многочисленное племя – имели второстепенное значение. «Вертикальную» структуру общества иранцев можно представить следующим образом (в приводимой схеме не все соответствия, конечно, являются абсолютными; так, иранское xsabra вряд ли имеет значение «народ»):

(В Восточном Иране «область» и «народ», вероятно, слились в составе конфедерации племен во главе с kavi).

Дальнейшая идентификация первых трех авестийских терминов с социальными обозначениями, выступающими в Гатах, была предложена Э. Бенвенистом и исправлена П. Тиме, который вместо простого отождествления птапа Авесты и xvaitu Гат и т. д. полагает, что в птапа «доме» жила xvaitu. «семья», vis «поселение» было занято varvzana «родом» (Гаты), a zan– tu, «территория племени», представлялась как область airyaman «гостеприимства» (термин Гат), то есть «тех, кто связан гостеприимством» 1. Выводы Тиме весьма важны и интересны с точки зрения отражения структуры общественного устройства в сфере религии. В то же время они ясно указывают на преемственность традиции, восходящей к арийским временам. Пункты 4-й и 5-й приведенной выше схемы должны подразумевать отношение к власти или правителям, какие-то различия между членом общества и его «народными вождями». Иранцы, осевшие на территории их новой родины, не могли не испытать, особенно в Западном Иране, влияния новых представлений о власти над оседлым народом, новых традиций и новой символики. Род уступал свое прежнее значение; на первый план выдвигались, с одной стороны, семья, а с другой, как и следовало ожидать, племя или народность.

Мы не находим еще здесь «кастовой системы», характерной для позднейшей Индии, или «сословной системы» сасанидского Ирана, но рабы, слуги и знать существовали и в рассматриваемое время. Наличие «горизонтальной» организации общества в период, предшествовавший оседанию пришельцев, можно предположить путем умозаключений. Как представляется, взрослый перс, возглавляющий небольшую семью и способный носить оружие, именовался по-древнеперсидски *maryaka– или marika. Это слово засвидетельствовано в надписи на гробнице Дария в Накш-и Рустаме и толкуется обычно как «слуга», поскольку в аккадской версии этой надписи ему соответствует слово с таким значением. Однако, если привлечь данные других индоевропейских языков, а также проследить соответствия в более поздних иранских языках, то значение древнеперс. *maryaka окажется иным, и употребление аккадского слова «слуга» в данном контексте придется объяснять как результат позднейшего переосмысления. Первоначально *maryaka обозначало, по-видимому, воина, древнюю опору клана; он мог называться «слугой» вождя лишь в той мере, в какой военачальники ахеменидского царя именовались его «рабами». Хотя вторичное значение «раб» или «слуга» представлено в некоторых современных памирских языках, я продолжаю считать перевод древнеперс. *maryaka как «слуга» неправильным. Слуги и рабы имели иные обозначения.

Слуги могут быть разделены на две группы – домашние слуги и рабы-иноземцы. Последние именовались, по всей вероятности, древнеперсидским термином *grda, засвидетельствованным в эламских табличках из Персеполя в форме kur-tas и в арамейском grd. Это слово, от индоевроп. корня *gherdh– «окружать, огораживать», в первую очередь обозначало, по-видимому, военнопленных или рабов, которые были пригнаны на работы. Из эламских персепольских табличек можно заключить, что kur-tas было общим наименованием «работника», уточняемым с помощью специальных обозначений профессии или ремесла. Арамейские папирусы из Египту и таблички персепольской сокровищницы показывают также, что работники египетских поместий, принадлежавших ахеменидским принцам, равно как и те, кто возводил постройки в Персеполс, не были персами и, видимо, не были свободными 2. Подавляющее большинство их составляли иноземные рабы, хотя нельзя исключить возможность участия свободных в «барщинных» работах, corvee, особенно в качестве специалистов или надсмотрщиков. Таким образом, в большинстве случаев под *grda следует понимать иноземных рабов, тогда как домашняя челядь, слуги, а в другом контексте (например, тохар, marine, согласно толкованию Бэйли), возможно, и рабы (-иранцы) обозначались древнеперсидским термином maniya. Древнеперс. *g[da и maniya не были просто синонимами, они различались по оттенкам значения. Эта гипотеза кажется приложимой к Ирану вообще, хотя я полагаю, что в раннеахеменидский период *grda обозначало первоначально рабов в царских поместьях (или в поместьях, принадлежащих высшей знати), а затем это название было распространено на работников разных категорий, тогда как maniya осталось в употреблении только в пределах собственно Ирана. Раб в древнем мире (а на востоке и позднее) отнюдь не всегда, конечно, служил только говорящим орудием труда, скованным цепью и волочившим под бичом надсмотрщика камни или воду. Многие рабы были искусными ремесленниками, некоторые получали хорошее образование или даже занимали ответственные должности. Вопрос о рабстве внутри иранских племен остается темным, но, по-видимому, оно существовало в какой-то форме. Вряд ли можно отважиться на предположение о том, что эти древние группы рабов или слуг явились зародышем четвертого сословия позднейшего сасанидского общества, ремесленников и торговцев. Следует, скорее, полагать, что контакты с ассиро-вавилонским миром привели к необходимости пересмотреть представление об «идеальном» обществе иранцев. Эта проблема вновь возвращает нас к Дюмезилю.

Источники свидетельствуют совершенно точно, что «идеальное» общество при Сасанидах представлялось как система четырех сословий – жрецов, воинов, писцов и чиновников, и, наконец, ремесленников и крестьян. Намеки на существование четырехчленного деления общества можно найти и в Авесте, но для времени создания Авесты вряд ли можно говорить о сословии чиновников или писцов, известном для периода Ахеменидов и позднее. В Авесте крестьяне (vastrydsan, как именуются они в книжном пехлеви) отделены от ремесленников (hu– iuxsan), так что в результате также можно насчитать четыре сословия. По мнению Дюмезиля, авестийское четырехчленное деление общества развилось из трехчленного, характерного для индоевропейцев и арийцев. Дюмезиль, возможно, прав, однако доказать это трудно, и можно усомниться в том, насколько действенным было вообще любое деление общества на протяжении ранней истории Ирана. Существовало ли в действительности общество, рисуемое Авестой, или это было только идеальное представление о нем, тенденция к осуществлению такого общественного устройства? Тотчас возникает и другой вопрос: укладывались ли рабы и слуги в эту схему деления общества? Нетрудно обнаружить определенные различия между отдельными группами любого древнего общества, однако только в Индии мы находим четкое деление на касты. Для Ирана можно предположить, что представление о делении общества входило в зороастрийское религиозное учение и рассматривалось как идеальное, причем рабы не укладывались в схему этого идеального общества. Идеалы социальной организации должны были измениться, когда иранцы пришли в тесное соприкосновение с культурой Месопотамии, где оседлое население в течение веков выработало определенные нормы общественного устройства. В этих условиях кажется маловероятным, что в период Ахеменидов могла действовать еще какая-то концепция деления на социальные группы, восходящая ко времени индоевропейской общности. Мы должны вновь обратиться к иранскому обществу при Ахеменидах. В Восточном Иране пастушеское, племенное устройство арийцев могло сохраниться и в ахеменидское время, тогда как в Западном Иране пастушеские нравы завоевателей должны были очень быстро претерпеть изменения. Однако в любом случае нельзя предполагать, что четкая общественная организация древнейших индоевропейцев, которую рисует Дюмезиль, сохранилась в неизменном виде. Иранцам-кочевникам, а именно так мы вправе называть пастухов, переселившихся на Иранское плато, было бы очень нелегко следовать принципам организации оседлого общества, с его удобным делением на четкие сословия или касты. Не лишено вероятности, что позднейшие зороастрийцы возвратились к индоевропейским традиционным представлениям об обществе седой древности, которые в течение столетий игнорировались иранцами, однако такое предположение вызывает новые вопросы, остающиеся без ответа.