Текст книги "Наследие Ирана"

Автор книги: Ричард Фрай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 31 страниц)

Войны римских императоров Веспасиана, Домициана, Траяна и Марка Аврелия, приведшие в конечном счете к захвату Дакии и включению ее в состав Римской империи, были в первую очередь акциями против сарматов и готов. Еще задолго до этого, в 65—64 гг. до н. э., Помпей сражался против аланов на территории Закавказья, куда он отправился в надежде окончательно разгромить Митридата Эвпатора; по сообщению Иосифа Флавия, аланы пытались проникнуть в Закавказье в 35 г. до н. э. По-видимому, аланы заняли ведущее положение среди сарматских племен, но II—III вв. н, э. они неоднократно вторгались в Армению и соседние области. Позднейшие события, связанные с передвижениями аланов и готов на территорию Италии и Испании и – вместе с вандалами – в Северную Африку, достаточно хорошо освещены источниками. Меньше сведений дошло до нас о взаимоотношениях сарматов и греческих городов Причерноморья, таких, как Ольвия, Херсонес и городов Боспорского царства. О том, что связи сарматов с этими городами были тесными и имели важное значение для обеих сторон, можно судить по многим данным, в том числе по упоминанию в надписи 208 г. н. э. из Тамани должности «главного переводчика аланов», состоявшего на службе у греков 11. Мы не будем касаться сложных отношений греческих городов-государств Причерноморья с Римом, скифами Крыма, сарматами и готами; отметим лишь, что контакты с жителями греческих колоний открыли важный путь для обмена идеями и товарами и что большое влияние, оказанное иранцами на Европу, шло прежде всего через Южную Россию.

Вооружение сарматов, как можно судить по сообщениям источников, отличалось от скифского. Основную ударную силу скифов составляла легкая кавалерия, прежде всего конные лучники, тогда как сарматские воины носили тяжелые доспехи, и основным их оружием был не лук, а длинный меч. Есть основания полагать, что сарматам мы обязаны изобретением стремени; более ранних свидетельств его существования не обнаружено 12. Сарматские погребения более скромны по сравнению с гигантскими скифскими курганами. Эллинское влияние в сарматской среде ощущалось, вероятно, сильнее, чем у скифов. Примечательной особенностью сарматского общества является применение монограмм или эмблем (более поздние тамги тюрок и монголов). Для периода I—IV вв. н. э. такие значки в большом количестве представлены на самых разнообразных изделиях из серебра, камня и на других предметах 13. Эти монограммы служили, очевидно, в качестве личных (семейных) и племенных (или родовых) символов, как и хорошо известные тюрко-монгольские тамги. Каждый царь или правитель в Южной России имел особую монограмму – то же мы находим и у кушан. Судя по времени применения и территориям, где предметы с такими монограммами обнаружены в наибольшем количестве, можно заключить, что широкое распространение монограмм в Южной России было связано с приходом аланов и родственных им племен и что близкие по этносу народы принесли этот обычай в Афганистан и Индию 14. Сказанное выше не должно быть понято таким образом, что сарматы были первыми, кто ввел применение монограмм,– эта практика известна и для Греции, и для древнего Ближнего Востока.

Большое количество археологических материалов и, напротив, скудость письменных источников по истории сарматов объясняют особый интерес исследователей к сарматскому искусству. Как отмечалось, сарматское искусство отличается от скифского прежде всего применением полихромной росписи. И в этой области сарматы не были пионерами – они лишь возродили стиль и технику искусства, которые никогда не умирали в Восточном Иране и в Средней Азии. Широко распространившийся «звериный стиль» в сарматской среде претерпевает изменения, он все больше насыщается элементами декоративности, условности, тогда как для скифского «звериного стиля» – точнее, для раннего «звериного стиля» – был характерен реализм или даже натурализм изображений 15. В сарматском ювелирном искусстве преобладают не золотые, а серебряные украшения, инкрустированные драгоценными камнями; с техникой изготовления таких предметов сарматы познакомили германцев, а через них и раннесредневековую Западную Европу 16. Связи сарматского искусства I в. до н. э.– I в. н. э. с Китаем, Сибирью и Северо-Западной Индией заслуживают особого рассмотрения, и мы не будем касаться здесь этих проблем.

Уже давно было выдвинуто мнение, согласно которому современные ираноязычные осетины происходят от аланов. Два диалекта, на которых говорят осетины в настоящее время, – иронский и дигорский (в недалеком прошлом существовал и третий диалект), – должны рассматриваться, очевидно, как потомки иранских языков, бытовавших в древности на территории Северного Кавказа. Оседлые народы очень часто называли своих кочевых соседей общим, собирательным именем – сначала это были скифы (саки), затем сармато-аланы, позднее гунны, тюрки и монголы. Древнеосетинский язык можно, очевидно, отождествлять с языком аланов только в том случае, если под последними понимать совокупность этнических групп. Проблема родства аланов с согдийцами и хорезмийцами во многом еще неясна. Спорными остаются, несмотря на большое число исследований, и этимологии названий ирон, дигор, осетин 17.

Иранские племена занимали огромные пространства не только в Южной России и на Северном Кавказе, но и в Сибири, на Алтае, в Восточном и Западном Туркестане. В результате раскопок несколько археологических культур открыто в Минусинской котловине. С. В. Киселев исследовал памятники афанасьевской культуры на Енисее III тысячелетия до н. э., культуру андроновских племен XVI—XII вв. до н. э., карасукский период 1200—700 гг. до н. э. и тагарскую культуру 700—100 гг. до н. э. 18. Для бронзовых и костяных изделий тагарцев характерен в основном «звериный стиль», что позволяет сравнить тагарские древности со скифскими памятниками Южной России. Особенности, отличающие произведения «звериного стиля» Минусинской котловины от южнорусских скифских, могут быть объяснены как чисто локальные; как показывают раскопки курганов, антропологический тип тагарцев (европеоидный с небольшой примесью монголоидных черт) весьма близок к скифскому Южной России 19.

Для изучения истории алтайских племен наибольшее значение имеют, пожалуй, раскопки Пазырыкских курганов (Горно-Алтайская автономная область). Они представляют собой громадные сооружения из камней и бревен, внутри которых все свободное пространство заполнено льдом, а сама могила заморожена. Ковер, обнаруженный в кургане № 5 (этот ковер является древнейшим из известных в настоящее время во всем мире), а также многие другие предметы и произведения искусства свидетельствуют о тесных контактах и торговле с Ираном уже в ахеменидское время 20. Не исключено, что дело не ограничивалось только торговлей и обменом – среди населения Пазырыка могли быть и иранцы. Проблема взаимоотношений степняков с жителями лесной полосы Алтайских гор требует дальнейших исследований; по мнению С. В. Киселева, алтайские племена Южной Сибири перешли к кочевому хозяйству под влиянием саков-массагетов 21. Хотя мы не всегда еще можем точно отграничить раскопанные сарматские памятники от аланских или массагетских, но благодаря самоотверженному труду археологов постепенно заполняются лакуны в наших знаниях о древней истории Средней и Центральной Азии. Огромная область, простирающаяся от Алтая или даже от Китайской стены до Трансильвании и Венгрии, обнаруживает черты определенного единства, причем выясняется, что иранские племена играли на этих территориях очень важную роль – по крайней мере в течение тысячелетия, предшествовавшего гуннскому нашествию первых веков новой эры.

Торговые пути, проходившие через Среднюю Азию в древности, в немалой степени способствовали установлению связей и обмена между Ближним Востоком, Южной Россией и Китаем; в сферу этих контактов вовлекалось и население лесной полосы и степей Сибири. М. И. Ростовцев, изучавший серебряные фалары (бляхи на конской сбруе) этого периода, пришел к выводу о наличии связей Северо-Западной Индии с Южной Россией; письменные источники также свидетельствуют об оживленной торговле между этими странами 22. В погребениях Алтая обнаружены боспорские монеты римского периода 23 Немало споров вызвал вопрос о том, к какому времени следует относить первые контакты Китая с западными странами; некоторые факты указывают на существование весьма ранних связей, однако достоверные сведения о торговле Китая с Ближним Востоком (через Среднюю Азию) появляются лишь во II в. до н. э., в период Греко-Бактрийского царства. Об иранских народах, живших на западных границах Китая, известно из китайских источников, а также из письменных памятников, оставленных саками Восточного Туркестана. Здесь мы сталкиваемся с весьма сложной «тохарской» проблемой – проблемой истории индоевропейских народов Восточного Туркестана.

Я лишен здесь возможности подробно рассмотреть «тохарскую проблему» и показать читателям трясину, в которой оказались многие ее исследователи, пытавшиеся примирить противоречивые данные источников. Прошло уже несколько десятилетий после открытия в оазисах Северного Тарима памятников, составленных на диалектах «тохарского» языка – индоевропейского языка группы centum, но что достоверного знаем мы о народе, который говорил на «тохарском» языке, и о его взаимоотношениях с иранцами Восточного Туркестана? Как бы ни решался вопрос о месте «тохарского» в кругу индоевропейских языков, связан ли он ближайшим образом с кельтской или фракийской языковыми группами, можно, скорее всего, предполагать, что носители «тохарского» языка пришли в Восточный Туркестан очень рано (еще до миграции иранцев первой половины I тысячелетия до н. э.), так что движение «тохаров» отнюдь не было средневековым вторжением на эту территорию – тохары обитали здесь еще до скифо-сакской экспансии. Отождествление «тохаров» с усунями китайских источников и исседонами, упоминаемыми Геродотом, является не более чем гипотезой, основанной лишь на лингвистических реконструкциях (точность которых оспаривается) и умозаключениях, тем не менее это отождествление кажется соблазнительным 24. Нет необходимости искать в I тысячелетии до н. э. на территории Восточного Туркестана иных индоевропейцев, кроме носителей «тохарских» диалектов и саков; согдийские купцы и другие иранцы пришли сюда с запада позднее. Основная трудность, с которой сталкиваются историки Средней и Центральной Азии, заключается в том, что сообщения китайских источников достаточно обстоятельны и ясны, когда они касаются Восточного Туркестана, но скупы и сбивчивы для других территорий, тогда как античные авторы приводят хотя немногочисленные, но заслуживающие доверия сведения о Западном Туркестане, но не о районах к востоку от него. Если бы удалось согласовать сообщения китайских и античных источников и отождествить упоминаемые события, народы и имена, то появилась бы возможность реконструировать значительный этап древней истории Средней и Центральной Азии.

Из китайских хроник мы узнаем, что экспансия «Небесной империи» в правление Старшей династии Хань привела к тому, что народ сюнну (хунны), живший на границах империи, начал оказывать давление на своих западных соседей. В часто цитируемом отрывке из раннего китайского сочинения «Шицзи» (гл. 123) сообщается о том, что сюнну напали на юечжей и убили их царя, после чего юечжи ушли на запад и покорили (племена) сэ. Здесь они столкнулись с усунями, находившимися в вассальной зависимости от сюнну; в завязавшейся борьбе усуни в конечном счете одержали верх и оттеснили юечжей еще далее на запад. Пройдя через Фергану, юечжи завоевали Бактрию 25. Идентификация имен, упоминаемых в этом рассказе, вызывает известные трудности, однако можно полагать, что китайские источники («Шицзи», а также хроники династии Хань) сообщают о событиях, действительно имевших место. Г. Халун вполне обоснованно предложил относить первое передвижение юечжей к периоду 174—160 гг., второе – к 133—129 гг. до н. э. 26. Племена сэ отождествляются с саками; усуни, как было отмечено, могут рассматриваться как носители «тохарских» диалектов, исседоны Геродота. Возможно, что какая-то часть усуней соответствует асианам (asianoi), названным у Помпея Трога среди племен, завоевавших Греко-Бактрийское царство 27. Более поздние формы названий, такие, как tugr, arsin и другие, представленные в уйгурских и согдийских текстах, обстоятельно разъяснены В. Б. Хеннингом 28. Источники не дают возможности определить, на каком языке говорили юечжи; до нас дошли лишь памятники сакских и «тохарских» диалектов Восточного Туркестана и иранского языка коренного населения Бактрии (Тохаристана). Как и в других случаях, на территории областей с оседлым населением из Центральной Азии вместе с основными завоевателями проникли группы, осколки племен или племенных союзов, весьма различные по этносу и языку.

В заключение следует подчеркнуть, что роль иранских народов и влияние их культуры на территориях Центральной Азии и Сибири были весьма значительны. Со времени нашествий гуннов, особенно в III—IV вв. н. э., на передний план выдвигаются алтайские народы, позднее наступает эпоха все усиливающегося тюркского влияния – не только в Восточном и Западном Туркестане, но и на юге России, в Азербайджане и в Малой Азии. Не следует забывать и о дардских или индо-арийских языках, которые могли попасть на территорию Центральной Азии в глубокой древности. Однако в дотюркский период ираноязычные народы составляли основную часть населения Центральной Азии.

Notes:

W. W. Tarn, The Greeks in Bactria and India, Cambridge, 1951, стр. XX.

См.: В. Ф. Гайдукевич, Боспорское царство, М.—Л., 1949, стр. 57.

Существует обширная литература на русском языке о греках Южной России, но исследований на западноевропейских языках очень немного.

С. И. Руденко, Горноалтайские находки и скифы, М.– Л., 1952, стр. 20.

О различных мнениях исследователей по поводу синдов и меотов см. сб. «Вопросы скифо-сарматской археологии», М., 1952, стр. 20, 34.

Е. И. Крупнов, Древняя история Северного Кавказа, М., 1960,, стр. 68.

В. И. Абаев, Осетинский язык и фольклор, I, М.—Л., 1949, стр. 37. Много споров вызвал вопрос о том, связано ли с савроматами и сарматами слово sairima, упоминаемое в Авесте. Для отождествления этих трех названий необходимо признать не только возможность эпентезы г в sairima, но и и в sauromat, что кажется странным. Увлечение этимологическими сопоставлениями при анализе этнонимов легко может привести к неправильным историческим выводам. Ср.: F. А11 h е i m, Geschichte der Hunnen, Bd I, Berlin, 1959, стр. 70.

В. И. Абаев, Осетинский язык и фольклор, стр. 178; L. Z gust а, Die Personennamen griechischer Stadte der nordlichen Schwarzmeerkiiste’ Praha, 1955, стр. 265. Нет оснований соглашаться с Ю. Юнге, который предлагал в качестве исходной форму Roxonaloi (J. J u n g е. Saka-Studien, Leipzig, 1939, стр. 79).

J. Наrmatta, Studies on the history of the Sarmatians, Budapest, 1950, стр. 35.

J. Harmatta, Studies in the language of the Iranian tribes in South Russia,—«Acta Orientalia Academiae scientiarum Hungaricae», t. I, 1951 стр. 261—314.

В. Ф. Гайдукевич, Боспорское царство, стр. 345.

А. Бивар (A. D. Н. Вivаг, The stirrup and its origins,– «Oriental Art», N. S., vol. I, 1955, стр. 3—7) отмечает, что стремя было у авар в V в. н. э., что, вероятно, соответствует истине. Но изобретение стремени относится к более раннему времени, о чем свидетельствует изображение «шпор» на рельефе из второй ступы в Санчи (II в. до н. э.). См.: J. Marshall, A. Foucher, The monuments of Sanchi, Calcutta, 1940, стр. 40b, табл. 82.

В. Ф. Гайдукевич, Боспорское царство, стр. 430. По мнению М. Ростовцева (М. Rostovtzeff, Iranians and Greeks in South Russia, Oxford, 1922, стр. 167), эти значки представляют собой первые попытки создания сарматского письма. Такое предположение маловероятно – тюрки продолжали употреблять тамги и после того, как у них появилась письменность.

См.: Е. И. Соломоник, Сарматские знаки Северного Причерноморья, Киев, 1959, стр. 17. Автор защищает тезис о сарматском происхождении знаков, обнаруженных на территории Южной России, и относит их к периоду после начала н. э. В работе прослежены связи между знаками Южной России, Хорезма и Сибири.

Очерк скифо-сарматского искусства и библиографию см.: Т. Т. Rice, The Scythians, London, 1957; ср. также ряд исследований М. И. Ростовцева.

Ростовцев (Iranians and Greeks, стр. 198 и сл.) считает, что «звериный стиль» зародился в горах Алтая и в результате передвижений скифов проник в Китай (в эпоху Чжоу) и в Южную Россию.

В. И. Абаев, Историко-этимологический словарь осетинского языка, т. I, М., 1958, стр. 47 (под словом Allon); I. Gershevitch, Word and Spirit in Ossetic,– BSOAS, vol. XVII, 1955, стр. 486; H. W. Bailey, Iranian Arya– and Daha-,– TPS, 1959, стр. 98.

С. В. Киселев, Древняя история Южной Сибири, М., 1951.

Там же, стр. 249—250.

Основная публикация: С. И. Руденко, Культура населения Центрального Алтая в скифское время, М.—Л., 1960; см. также М. Griaznov, L’art ancien de l’Altai, Leningrad, 1958.

С. В. Киселев, Древняя история, стр. 315, 357.

См.: J. Нагmatt , Studies on the history of the Sarmatians, стр. 34 (сводка источников). Хороший обзор материалов, свидетельствующих о связях Сибири с Ближним Востоком, можно найти в статье: М. П. Грязнов, Связи кочевников Южной Сибири со Средней Азией,—сб. «Материалы второго совещания по археологии Средней Азии», М., 1959, стр. 136.

В. Ф. Гайдукевич, Боспорское царство, ртр. 374.,

См.: W. Samolin, Historical ethnography of the Tarim Basin before the Turks,– «Paleologia», t. IV, Osaka, 1955, стр. 39; его же, The archaeology of the Tarim Basin,– CAJ, vol. IV, 1958, стр. 66 (ссылки на источники). Многие исследователи отождествляют усуней с асами (аланами), что порождает новые проблемы, как лингвистические, так и исторические. Среди работ последних лет см.– F. А 11 h е i m, Geschichte der Hunnen, Bd I, стр. 63 (здесь отмечено, что Аммиан Марцеллин отождествлял аланов с массагетами).

См. библиографию и ссылки на источники в ценной работе Q. Н а 1 оun, Zur Oe-tsi Frage,—ZDMG, Bd 91, 1937, стр. 245, прим. 7. Отождествление сюнну с гуннами не может считаться вполне доказанным, но его можно принять в качестве рабочей гипотезы – сходство этнонимов все же весьма значительно. Толкование названия юечжи как *togara «тохар» см. в статье Н. W. В a i 1 е у, Ariaca,– BSOAS, vol. XV, 1953, стр. ‘536.

G. Наlоun, Zur Detsi Frage, стр. 248—249; ср. О. Maenchen– Helfen, The Yiieh-chih Problem Re-examined,– JAOS, vol. 65, 1945 стр. 71—82.

Для этнонима сэ древнекитайское произношение может быть реконструировано как *sak. Отождествление исседонов (вариантная форма – есседоны) с усунями, арси, асианами или с асами-аланами сопряжено со значительными трудностями, хотя в принципе любая из этих идентификаций (или все) возможны. В любом случае, независимо от того, сближать ли реконструированную форму названия юечжей с этнонимом «скиф» (как считал Г. Халун) или – что кажется более вероятным – с термином «тохар» (как предложил В. Б. Хеннинг), уравнение юечжи-«тохары» (и далее кушаны) в настоящее время принято всеми историками. Ср.: Н. W. Bailey, Ariaca

W. В. Henning, Argi and the Tokharians,– BSOAS, vol. IX, 1938! стр. 563.

Греко-бактрийцы

В XIX в., когда язык Авесты нередко определялся как древнебактрийский, делались попытки реконструкции картины жизни древней Бактрии по данным Авесты. Мы не будем повторять эти попытки; отметим лишь, что авестийские тексты могут быть использованы для сопоставления с археологическими материалами и данными других источников. Находки надписей, в которых засвидетельствован, очевидно, язык основного населения Бактрии кушанского периода, открыли новую страницу в изучении истории Восточного Ирана 1, однако для более ранних этапов мы зависим прежде всего от результатов работ археологов.

В ахеменидской державе Бактрия занимала особое положение – из этой области можно было контролировать весь Восточный Иран. Так было и позднее, в период владычества греко-македонцев и после арабского завоевания. Ахемениды, по-видимому, переселяли в Бактрию ионийских греков, но у нас нет свидетельств существования сколько-нибудь значительных греческих поселений в Бактрии до завоеваний Александра; с греческой культурой и, конечно, с греческими монетами бактрийцы познакомились еще при Ахеменидах, так что греко-македонские солдаты Александра не должны были казаться им пришельцами с другой планеты 2. Александр, натолкнувшийся на ожесточенное сопротивление в Согде, придавал особое значение Бактрии как важнейшему стратегическому и военному центру восточных областей его державы. Греко-македонские гарнизоны, размещенные на территории Бактрии, были, по-видимому, более многочисленными, чем где-либо в Восточном Иране. Для периода Селевкидов источники ни разу не упоминают о сатрапах или стратегах в Среднеазиатском Междуречье (Трапсоксиана), а потому можно полагать, что наместник Бактрии был главным должностным лицом селевкидской администрации в этих районах и представлял державу в сношениях с местными князьками. Точные границы селевкидских владений в Средней Азии неизвестны; Плиний (VI, 49) сообщает, что селевкидский полководец Демодам во время одного из походов переправился через Сырдарью, из чего можно заключить, что Согдиана подчинялась Селевку I и его сыну Антиоху 3. Известное посольство Мегасфена в Индию, путешествие Патрокла, предпринятое для обследования Каспийского моря, а также другие факты указывают на то, что Селевк и Антиох приложили немало сил для укрепления своих позиций в Восточном Иране, так что в состав их владений вошло большинство областей, завоеванных Александром. При Селевкидах Бактрия, очевидно, получила новые эллинские гарнизоны; большое число греков, главным образом ионян, прибыло в Бактрию в качестве военных колонистов и членов их семей.

История образования Греко-Бактрийского царства привлекала внимание многих исследователей, особенно в последние годы 4, хотя круг источников остается почти неизменным: краткие сообщения Помпея Трога (в передаче Юстина), Полибия, Страбона и Плиния (все гораздо более поздние, чем описываемые события) и монеты. В настоящее время известны монетные серии, принадлежащие почти сорока греческим правителям Бактрии и Северо-Западной Индии; наиболее ранние из этих монет по праву считаются лучшими образцами греческого медальерного искусства. Монеты позволяют восстановить политическую историю Греко-Бактрии, прежде всего последовательность династий и правлений. К сожалению, нумизматы иногда склонны делать слишком рискованные выводы и заключения, пытаясь реконструировать по данным монет картину династических браков и политических интриг при дворах греко-бактрийских правителей. Скудость письменных источников по истории Греко-Бактрийского царства не позволяет уточнить и дополнить выводы, которые делаются на основе анализа монет – ценных свидетельств, современных событиям, но все же ограниченных по характеру информации. Поэтому реконструкции, предлагаемые нумизматами, не выходят за рамки гипотез. Так, например, некоторые склонны считать, что обилие монетных серий и имен, засвидетельствованных на монетах, указывает на существование в Греко-Бактрии института соправителей («вице-королей»), имевших собственные дворы. Такое предположение кажется более чем сомнительным, поскольку нет оснований считать, что греко-бактрийские цари отказались от обычного для других диадохов деления державы на сатрапии или наместничества. В эллинистических монархиях мы нередко встречаемся с практикой назначения наместников, имеются монеты, на которых представлены имена соправителей, однако о «вице-королях» ничего не известно. Не следует также полагать, что греки в Бактрии были менее воинственными, чем в других эллинистических монархиях, и что их держава не знала междоусобиц и ожесточенной борьбы за власть 5. Напротив, в Бактрии такая борьба приняла весьма острый характер, что отразилось прежде всего в монетных сериях, выпускавшихся соперничавшими правителями. Подтверждение этому мы находим у Юстина (XLI, б, 3), сообщающего, что бактрийцы ослабли в результате многих войн, которые им пришлось вести,– речь идет, несомненно, не только о борьбе с соседними народами, но и о междоусобицах, раздиравших Греко-Бактрийское царство. В то же время нельзя не согласиться с нумизматами, отмечающими любопытную особенность, которая отличает греческих правителей Бактрии от других эллинистических монархов: количество и разнообразие имен правителей. Мы почти не находим здесь традиционно повторяющихся имен, подобных Селевку, Антиоху и Птолемею в других царствах. Установление абсолютной и относительной хронологии правлений греко-бактрийцев потребовало от историков и нумизматов огромного труда и изобретательности; предлагавшиеся пути решения этих проблем и выводы, к которым пришли исследователи, весьма различны – картина, напоминающая результаты толкований некоторых текстов Авесты. В. Тарн в своей классификации греко-бактрийских монет учитывает несколько типологических признаков, придавая особое значение чертам портретного сходства в изображениях правителей на аверсах. А. Нарайн исходит прежде всего из типов монетных реверсов: если, к примеру, на реверсах имеется изображение Афины Паллады, то все правители, выпускавшие такие монеты, находились в родстве между собой. А. Симонетта считает главным тип монограммы и строит классификацию прежде всего на основе этого признака. Результаты оказываются неодинаковыми, но можно заметить, что Нарайн и Симонетта в своих выводах ближе друг к другу, чем к Тарну, и что их исследования во многом продвинули решение проблемы. Определение дат правления некоторых царей и границ их владений все еще вызывает споры; в некоторых случаях мы не знаем, имеем ли мы дело с одним правителем или с двумя, носившими одинаковые имена (так, например, продолжается дискуссия по поводу того, был ли один Аполлодот или два,– последнее кажется более вероятным), но мы не будем касаться частных вопросов такого рода 6. Две основные проблемы истории Греко-Бактрии остаются актуальными и в наши дни. Первая – это хронология правлений и состав владений отдельных правителей предмет исследований нумизматов. Вторая – искусство и культура – область интересов археологов и искусствоведов.

Принято считать, что отпадение от Селевкидов областей, лежащих к северу от Гиндукуша, и провозглашение независимого Греко-Бактрийского царства при Диодоте I произошло одновременно с отложением Парфии – по-видимому, около 246 г. до н. э. Можно предположить, что Диодот был фактически независимым уже задолго до этих событий, но прямых свидетельств у нас нет. Сообщения античных источников позволяют заключить, что два новых государства – Греко-Бактрия и Парфия – возникли примерно в одно и то же время, однако остается неясным, произошло ли отпадение парфян до восстания в Бактрии, или же первыми отложились греко-бактрийцами. В любом случае ясно, что провозглашение независимости Парфии и Греко-Бактрии, означавшее выход из-под контроля Селевкидов большинства провинций Восточного Ирана, произошло в начале правления Селевка II – и не случайно: в это время селевкидская держава испытывала трудности на западе в результате ухудшения отношений с Птолемеями. Отпадение Парфии, видимо, началось при сатрапе Андрагоре, который чеканил собственную монету и тем самым открыто заявил о независимости от Селевкидов 7. Правление Андрагора в Парфии продолжалось недолго – он потерпел поражение от Аршака и погиб (эти события будут подробно рассмотрены в следующей главе).

Подлинным основателем могущества Греко-Бактрийского царства был Эвтидем. Он пришел к власти между 235 и 230 гг. до н. э., свергнув наследника Диодота I и истребив всю его родню. В 208 г. Эвтидему пришлось столкнуться с Антиохом III, перешедшим в наступление против Греко-Бактрии. В битве на р. Герируд (Теджен) конница Эвтидема была разбита, а сам он с остатками армии укрылся в Бактрах, своей столице. Последующая длительная осада Бактр не принесла успеха Антиоху (Полибий, X, 49; XXIX, 12, 8). В 206 г. до н. э. был заключен мирный договор, и Антиох, перейдя через Гиндукуш, отправился на юг. В долине Кабула Антиох встретился с «царем индийцев» Софагасеном, заключил с ним дружественный союз, после чего вышел к побережью Персидского залива и возвратился в Сирию.

В государство Эвтидема помимо Бактрии входили некоторые оседлые области Средней Азии, прежде всего оазисы Согдианы, но точных данных о северных границах Греко-Бактрийского царства у нас нет. Эвтидем, по-видимому, предпринимал походы на север и северо-восток, вплоть до Кашгара в Восточном Туркестане, однако его власть вряд ли распространялась дальше Ферганской долины; впрочем, недоказанным остается и вхождение Ферганы в сферу влияния Греко-Бактрии 8. Не исключено, что в состав владений Эвтидема входили Герат и некоторые другие оазисы Восточного Ирана, но и для этих районов прямых свидетельств нет.

Политическая история Греко-Бактрийского царства после Эвтидема (он умер около 200 г. до н. э.) полна неясностей. На монетах этого периода представлено очень много имен правителей; установление их родословных и последовательности правлений – задача поистине головоломная, требующая огромной изобретательности. Мы сталкиваемся, несомненно, с несколькими правящими династиями. Монеты свидетельствуют также о территориальном росте Греко-Бактрии – включении в ее состав областей к югу от Гиндукуша. Завоевание Индии началось при Деметрии I и Антимахе I, преемниках Эвтидема. Около 171 г. до н. э. некий Эвкратид, начальник греческого гарнизона, восстает против Деметрия II и провозглашает себя и свой род владетелями Бактрии 9. К югу от Гиндукуша, в Гандхаре, к власти приходят другие греческие правители, принадлежащие, очевидно, к роду Эвтидема. Антимах I был первым царем, выпускавшим монеты квадратной формы – подражание местным индийским чеканам. На монетах Деметрия II впервые появляются, наряду с греческими, легенды письмом кхароштхи, что также указывает на связи с Индией 10.

Однако настоящим завоевателем Индии был Менандр, о котором сохранилось, пожалуй, больше сведений, чем о любом другом греко-бактрийском царе. Его монеты наиболее многочисленны, а ареал их распространения очень широк. Страбон (XI, 516) говорит, что «греки Бактрии, в особенности Менандр, подчинили себе больше племен, чем Александр». Много внимания уделяет Менандру и буддийская историческая традиция. «Милиндапаньха», один из классических памятников буддийской литературы, содержит запись его беседы с мудрецом Нагасеной. Менандр завоевал Гандхару, включая Таксилу, после чего распространил свою власть и на другие территории, вплоть до Свата (где обнаружена связанная с Менандром надпись) и далее на юг, до ‘Пенджаба,– около 130 г. до н. э. он предпринял даже рейд на Паталипутру 11. Границы греческих владений в Индии никогда не проходили восточнее реки Рави; в Северо-Западной Индии и особенно в областях Гиндукуша династии мелких индо-греческих правителей сохранялись довольно долго.