Текст книги "Наследие Ирана"

Автор книги: Ричард Фрай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

Влияние эллинизма и Селевкидов на Востоке проявилось, пожалуй, наиболее отчетливо в распространении греческого языка и греческого законодательства. Многие исследователи полностью отрицают наличие каких-либо признаков греческого влияния на территории Ирана. Несомненно, что здесь оно было гораздо менее сильным, чем в Сирии или Месопотамии; однако, например, открытие в последние годы греческих надписей и новые данные по истории Греко-Бактрийского царства заставляют по-новому подойти к оценке роли и влияния греческой культуры в Иране. Быть может, более важными, чем греческая надпись в Кандахаре (Афганистан), о которой пойдет речь ниже, при изложении истории Греко-Бактрии, являются греческие надписи из Закавказья, а также пергаменты, обнаруженные в Авромане (Курдистан). Нет ничего удивительного в том, что греческие надписи найдены в Сузах (Селевкия на Эвлее) и в Нихавенде (Лаодикея), где жили греки, но авроманские юридические документы, в которых нет ни одного греческого имени, и надписи из Армении и Грузии, где греческие имена почти (или вовсе) не встречаются, ясно указывают на значение и влияние греческого языка в Азии. Правда, большинство этих надписей, как и авроманские пергаменты, относятся к парфянскому периоду, однако это лишь свидетельствует о сохранении престижа и стойкости традиции применения греческого языка 17. Документы из Авромана показывают также, насколько популярным было греческое законодательство, оказавшее сильное влияние на все области селевкидской империи.

Помимо успехов в распространении греческого языка и законодательства и таких преимуществ городской культуры, как упорядоченная администрация и твердая шкала взимания налогов, Селевкиды смогли добиться единства в системе денежного обращения, мер и в календаре. Право выпуска монеты принадлежало только царю; города могли чеканить свою монету, но только с разрешения царя и от его имени. Известны золотые, серебряные и медные (бронзовые) монеты этого периода, базирующиеся на аттическом стандарте – драхме весом 4,3 г. Птолемеи в Египте приняли финикийский стандарт драхмы, равный около 3,6 г, так что в эллинистическом мире имелись две взаимоисключающие системы. Золотые монеты чеканились только при первых Селевкидах; они, вероятно, предназначались для торговли с Индией, продолжать которую позднее стало трудно 18. Типы селевкидских монет нередко вводят в заблуждение исследователей. Так, монеты с портретом Александра Великого выпускались разными эллинистическими правителями в течение долгого времени после смерти Александра. Антиох I около 290 г. до н. э. начал чеканить монеты в Бактрах от имени своего отца и продолжал выпуск таких эмиссий и тогда, когда сам занял селевкидский престол 19. На реверсе монет первых Селевкидов обычно присутствуют изображения сидящего Аполлона, Зевса или фигура слона. До Антиоха IV легенды селевкидских монет очень кратки («царя такого-то»); позднее они включают в себя также эпитеты epiphanes, theos и др.

На некоторых селевкидских монетах мы находим обозначения городов, свидетельствующие о их независимости; некоторые города имели особые знаки на медных монетах, выпускавшихся для местного обращения, например, символ божества счастья на монетах города Селевкии на Тигре 20. Аттическая система мер и весов получила распространение на всей территории державы, хотя и не вытеснила местные системы и употреблялась наряду с ними. Хорошо известны селевкидская эра и календарь, в котором начало года всегда приходилось на определенный день. Следует, однако, отметить, что этот календарь не вытеснил другие типы календарей и другие системы летосчисления и применялся параллельно с ними.

Мы можем теперь обратиться к Ирану и попытаться собрать воедино немногие отрывочные данные, относящиеся к селевкидскому этапу его истории. Сведения источников, которые можно привлечь для нашей реконструкции, весьма скудны. Это лишь единичные упоминания в сочинениях античных авторов (причем, как правило, более позднего времени) и разрозненные археологические данные – вот все, что имеется в нашем распоряжении. Можно попытаться наметить границы восточных владений империи при Селевке I. Местоположение городов, основанных Селевком или Антиохом I, позволяет составить некоторое представление о территориях, находившихся под селевкидским контролем. Территория нынешнего Азербайджана никогда не упоминается в числе владений дома Селевка; Страбон (XIII, 523) сообщает, что ахеменидский сатрап Атропат предупредил попытки Селевкидов подчинить северную часть Мидии, называемую Малой Мидией или Мидией Атропатеной. Столицей Малой Мидии, согласно Страбону, был город Газака, который можно отождествить с современным городищем Тахт-и Сулейман. Археологические работы, проведенные в последние годы, позволяют заключить, что еще в период существования мидийской державы или даже в предмидийское время это место считалось священным; позднее, при Сасанидах, оно сохраняло значение династического культового центра 21. О том, что территория Азербайджана не входила в состав владений Селевкидов и что с нее, видимо, лишь иногда взималась подать, можно судить и по сообщению Полибия (X, 27), согласно которому Александр основал кольцо городов на границах с Мидией для защиты от «соседних варваров».

Есть основания предполагать, что и прикаспийские области – Гилян и Мазендеран – не были под властью Селевкидов. Армения, лежащая к западу от Азербайджана, ближе к основным центрам державы, хотя и сохраняла независимость, но, по-видимому, испытывала давление с запада и в отдельные периоды должна была выплачивать дань. Гиркания, область к востоку и юго-востоку от Каспийского моря, оказалась в числе владений Селевка I (Аппиан, «Сирийские дела», 55), но с возвышением парфян, вскоре после смерти Селевка I, окончательно вышла из-под контроля. Хорасан также перешел под власть парфян и греко-бактрийцев; судьба Бактрии требует особого рассмотрения. На юге владения Селевкидов простирались вплоть до Хузистана, однако на значительную часть Персиды их власть после смерти Селевка I уже не распространялась.

Керман, область Мекрана и прилегающие районы вряд ли находились под контролем Селевкидов.

Список городов, основанных Селевкидами, показывает, что греко-македонские правители более всего заботились об охране путей сообщения и торговли, ведущих к их форпосту на востоке – к Бактрии. Многие города были основаны в Месопотамии, вокруг Персидского залива, но на территории Ирана города, как правило, строились вдоль пути, идущего от Селевкии на Тигре к Бактрам. Плиний (IV, 116) сообщает, что город Лаодикея, основанный Антиохом, находился на дальней границе (Персиды?); этот же автор упоминает о городе Александрия, располагавшемся где-то в Кермане. Несколько других имен, приводимых Аммианом Марцеллином и Птолемеем и имеющих греческий вид, также рассматриваются как названия городов, основанных Селевкидами, хотя прямых доказательств этому нет 22, Селевкидские военные поселения существовали, по-видимому, и на территории Персиды (есть сведения о сатрапе Персиды даже при Антиохе III), однако монеты показывают, что власть Селевкидов в этой области была непрочной и что династии местных правителей продолжали сохраняться. Более прочно Селевкиды обосновались в районе Нихавенда, о чем свидетельствуют обнаруженные здесь надписи Антиоха III и памятники искусства 23. Экбатаны, Бехистун и другие поселения, лежащие на пути из Селевкии, также можно относить к числу селевкидских центров. Несколько городищ с селевкидскими слоями обнаружил В. Чериковер на территории Великой Мидии, но лишь немногие из них можно отождествить с городами, известными из источников. Наблюдения такого рода не меняют главного вывода, который можно сделать на основании изучения списка городов, существовавших при Селевкидах; они возникали прежде всего вдоль пути, ведущего в Бактрию, причем большинство их сконцентрировано на крайнем восточном отрезке этого пути. Исидор Хараксский в «Парфянских станциях» описывает, по-видимому, не только почтовую дорогу, ведущую на восток, но и цепочку селевкидских поселений. Из этих данных следует, что Северный и Южный Иран были разделены линией селевкидских колоний, тянувшихся на восток. Можно предположить, что различия в путях развития и местных традициях областей, некогда входивших в состав империй мидян и персов, сильно скавались на их судьбах в эпоху господства греко-македонцев и эллинской культуры, когда эти области находились лишь в номинальной зависимости от Селевкидов. Историю Парфянского государства, возникшего позднее, можно рассматривать в свете этого «греческого клина», отделившего север Ирана от его юга. Когда в 130 г. до н. э. Антиох VII пытался восстановить селевкидскую власть в Иране, он прежде всего направился в Экбатапы, столицу Мидии, так как он понимал, что именно там греки могли найти поддержку. Однако эти попытки оказались безуспешными – Антиох VII настроил против себя жителей, которые ранее поддерживали его, и власть Селевкидов окончательно пала не только в Иране, но и в Месопотамии.

Notes:

В соответствии с вавилонским обычаем год смерти царя считался последним полным годом его правления. Селевк принял царский титул в 7-м году селевкидской эры. Ср.: A. J. Sachs, D. J. Wiseman, A Babylonian Kinglist of the Hellenistic period,– «Iraq», vol. 26, 1954, стр. 202.

Согласно Страбону (XI, 615), длина стены составляла 1500 стадий; 186 ПлИний (VI, 18) сообщает, что окружность города была равна 70 стадиям.

О селевкидской колонизации см.: М. I. Rostovtzeff. The Social and Economic History of the Hellenistic World, vol. I, Oxford, 1941, стр. 501: E. Bikerman, Les institutions des Seleucides, Paris, 1938, стр. 79, 87, 100: W. W. Tarn, The Greeks in Bactria and India, Cambridge, 1951, стр. 5—12 (иные выводы).

W. W. Taгn, The Greeks, стр. 6, 9.

Здесь я в основном следую Э. Бикерману (Les institutions, стр. 256).

Е. Biker man, Les institutions, стр. 197; М. I. Rostovtzeff, The Social and Economic History, vol. I, стр. 518.

Эта «политическая теория», как свидетельствуют надписи, продолжала действовать и в римское время. См.; Е, Meyer, Die Bliite und Niedergang des Hellenismus in Asien, Berlin, 1925, стр. 43; М. I. Rostovtzeff, The Social and Economic History, vol. Ill, стр. 1439. Следует, однако, учитывать, что в Малой Азии признаки, по которым на практике выделялись отдельные категории подданных (прежде всего ethne), могли быть иными, чем в Иране.

Е. Вikегman, Les institutions, стр. 167.

W. W. Tarn, Hellenistic Civilisation, London, 1952, стр. 130.

E. Вikeгman, Les institutions, стр. 199.

Там же, стр. 201—202.

Там же, стр. 107. Тарн (Hellenistic Civilisation, стр. 142), ссылаясь на сообщение Аппиана («Гражданские войны», V, 4, 18), полагает, что, когда Марк Антоний объяснял жителям города Эфеса в Пергамском царстве преимущества римской системы взимания десятины с урожая, он следовал, скорее, практике Селевкидов, а не Птолемеев. Я не вижу оснований для такого вывода.

Ссылки на источники см.: Е. Be van, The House of Seleucus, vol. II, 192 London, 1902, стр. 120.

Е. Bikerman, Les institutions, стр. 123; Tarn, Hellenistic Civilisation, стр. 155; М. I. Rostovtzeff, The Social and Economic History, vol. I, стр. 506.

W. W. Tarn, Hellenistic Civilisation, стр. 156.

М. I. Rostovtzeff, The Social and Economic History, vol. Ill, стр. 1427. Антиох I разрушил Вавилон и переселил его жителей в Селевкию, но традиции вавилонской учености сохранились.

Об авроманских греческих контрактах см.: Е. Н. Minns, Parchments of the Parthian period from Avronian,– «Journal of Hellenic Studies», XXXV, 1915, стр. 22—65. Надписи из Закавказья хорошо систематизированы у К. В. Тревер, Очерки по истории культуры древней Армении, М.—Л., 1953, стр. 162 и сл.; о надписях, найденных на территории Грузии, см.; «Мцхета», т. I, Тбилиси, 1958, стр. 70 и сл.

Картина денежного обращения была в действительности гораздо более сложной, чем это может показаться из нашего изложения. Ср.: М. I. Rostovtzeff, The Social and Economic History, vol. Ill, стр. 1635.

E. T. Newell, The Coinage of the Eastern Seleucid Mints, New York, 1938, стр. 230.

E. Вikerman, Les institutions, стр. 226.

В сообщениях Страбона о резиденциях правителей Малой Мидии не все ясно. Остается спорным, можно ли считать крепость Вера, упоминаемую Страбоном, цитаделью города Газака (Ганзак), как это предлагал И. Маркварт (Eransahr, стр. 108). Из других источников (Стефан Византийский, Дион Кассий и др.) следует, что существовало два города – Ганзак и Фрааспа, причем Вера отнюдь не обязательно должна быть отождествлена с Фрааспой. Еще более запутан этот вопрос в PW, где оба города – Ганзак и Фрааспа – идентифицируются с городищем Тахт-и Сулейман. В. Ф. Минорский полагал, что Фрааспа (или Фраата) находилась в районе Мераги (см.: V. Minor– s к у, Roman and Byzantine campaigns in Atropatene,– BSOAS, vol. XI, pt 2, 1944, стр. 263).

V. Tscherikower, Die hellenistischen Stadtegriindungen, Leipzig, 1927, стр. 99.

В районе Нихавенда найдена надпись Антиоха III, относящаяся к 193 г. до н. э.,.в которой сообщается о культе супруги этого царя. Здесь же обнаружена надпись Селевка IV (?). См.: L. Robert, Inscriptions seleucides de Phrygie et d’Iran,– «Hellenica». vol. VII, 1949, стр. 1-30.

Наследие эллинизма

В период завоеваний Александра арамейский язык еще сохранял в Западной Азии свои позиции lingua franca и языка делопроизводства, хотя греческий уже начал соперничать с ним. Как и следовало ожидать, при Селевкидах греческий язык занял господствующее положение там, где особенно активно шел процесс эллинской колонизации, тогда как древняя традиция применения арамейского языка продолжала действовать в тех областях Ирана, которые не подчинялись непосредственно селевкидским правителям. Об этом могут свидетельствовать греческие надписи, обнаруженные на территории Центрального Ирана, – их немного, но никаких других письменных памятников на этой территории для последних столетий до новой эры нет. С другой стороны, имеются весьма примечательные свидетельства параллельного употребления греческого и арамейского языков далеко на востоке. Так, очень важная греко-арамейская билингва Ашоки из Кандахара показывает, что в середине III в. до н. э. даже в империи Маурья надпись, адресованная иранцам, которые жили рядом с греками в одной из провинций этой империи, составлялась на арамейском языке 1. К счастью, все данные об употреблении арамейского письма и языка в Иране и развитии среднеиранских языков и алфавитов собраны и систематизированы 2, что позволяет сделать некоторые выводы и для интересующего нас периода.

Селевкиды, как известно, следуя примеру Александра, сохранили персов и других иранцев в аппарате государственного управления. Греческие канцелярии не могли возникнуть сразу, для этого требовалось определенное время; закономерно поэтому предположить, что по крайней мере в восточной части селевкидской державы существовали два вида делопроизводства: греческое и арамейское, доставшееся в наследство от Ахеменидов. Для сношения со своими подданными Селевкидам нужна была какая-то письменность, и вполне естественно, что ею оказалась арамейская. Когда Ашоке понадобилось обратиться к населению области, лежащей между Кандахаром и Таксилой, он должен был выбрать в качестве письменных языков греческий и арамейский, поскольку местный иранский диалект был, очевидно, бесписьменным. Мне представляется, что каидахарская билингва Ашоки – официальная царская надпись, как и греко-арамейская надпись из Мцхеты (Грузия),– отражает реальное существование двух систем делопроизводства, двух канцелярий, а не стремление пользоваться двумя традиционными языками. В Месопотамии, где в это время говорили на арамейских диалектах, мы находим геммы, буллы и таблички, также свидетельствующие о двух видах делопроизводства. К сходным выводам приводят и двойные имена – местные и греческие, которые носили эллинизированные жители Вавилонии.

Несомненно, что на территории Ирана в этот период были писцы, происходившие из Месопотамии, или местные уроженцы, которые говорили по-арамейски, но они, очевидно, следовали старой ахеменидской практике устного перевода арамейских надписей и документов на иранский язык, понятный населению данной области. Весьма сложен вопрос о том, когда арамейский письменный язык, воспринявший некоторое количество иранских слов, был заменен иранскими письменностями с арамейскими идеограммами. Следует подчеркнуть, что понимание текста документа или надписи в обоих случаях было практически одинаковым, поскольку текст, написанный по-арамейски, переводился устно на местный иранский язык. Между арамейскими надписями Таксилы и Кандахара и памятниками первых сасанидских царей, в которых идеограммы (или гетерограммы) выступают уже как строго установленная система, лежит долгий путь постепенного развития письменности. Арамейская надпись Ашоки, обнаруженная в Пул-и Дарунта (Лагман, в Афганистане), содержит не отдельные заимствования из лексики пракритов, а целые пракритские глоссы, однако эта надпись не позволяет сделать вывод о возможности раннего перехода к гетерографическим среднеиранским письменностям – на границах Индии, в областях, где пракриты уже давно были письменными языками, положение сильно отличалось от Ирана. Возникновение письма кхароштхи в Северо-Западной Индии на основе арамейского алфавита может вызвать вопрос о том, почему иранцы не поступили так же и не создали свои алфавитные письменности. Ответ, по-видимому, следует искать в сохранении и утверждении позиций арамейского делопроизводства в селевкидское время. Мне представляется, что естественный ход развития письменности в Иране был замедлен в результате политики греко-македонских правителей, которые способствовали сохранению традиций арамейской канцелярии наряду с греческой.

Очень трудно точно определить период, когда арамейский язык в Иране был окончательно вытеснен из официального употребления и заменен иранскими гетерографическими письменностями. Можно предполагать, что на территории Афганистана арамейское письмо исчезло в результате распространения кхароштхи и греческого. На монетах правителей Греко-Бактрии представлены надписи именно на этих двух письменностях (кхароштхи и греческой), но не на арамейской, так что вытеснение арамейского письма из областей крайнего Востока можно датировать примерно 200 г. до н. э. Заслуживает внимания, что приспособление греческого письма для фиксации иранского языка Бактрии произошло лишь много позже, при Кушанах, в конце первого или в начале второго столетия новой эры – иранское возрождение проявилось здесь позднее, чем на западе. В Парфии этот процесс произошел раньше, чем в Бактрии; об этом можно судить по острака, найденным в Нисе, неподалеку от Ашхабада (Туркменистан), и содержащим несомненно парфянские тексты I в. до н. э.– позиции эллинизма в Парфии к этому времени уже были значительно ослаблены в результате мощного движения за возрождение иранской культуры 3. Нет оснований считать, что Селевкиды покушались на местные традиции и силой насаждали эллинизм; упадок арамейской канцелярии и возникновение среднеиранских письменностей приходятся на время ослабления селевкидской власти и централизованного бюрократического аппарата, который более всего способствовал сохранению старой ахеменидской практики. Местные правители были озабочены поисками новых форм организации канцелярии и делопроизводства; некоторые из них не осмеливались вовсе порвать с прежней традицией, тогда как другие действовали более решительно.

Заслуживают внимания и некоторые другие стороны деятельности селевкидских канцелярий и администрации в целом. Примечательны, в частности, селевкидские геммы и буллы, обнаруженные при раскопках Селевкии на Тигре, Урука и в других местах; исследованию их посвящен целый ряд работ 4. М. Ростовцев описал два способа опечатывания документов в селевкидской Вавилонии, отражающие две канцелярские традиции. Один из них – древний вавилонский метод изготовления «конверта» для глиняной таблички, на котором помещались оттиски печатей – свидетелей и других лиц; другой – греческий, состоящий в наложении глиняной буллы на свернутый в свиток (или сложенный) пергамент или папирус. Существовал, однако, и третий способ, известный уже в ахеменидское время и основанный на сочетании клинописной глиняной таблички с арамейским текстом на пергаменте, причем табличка прикреплялась шнуром к экземпляру того же самого документа, написанного по-арамейски на пергаменте или папирусе (этот метод, очевидно, применялся и в ахеменидской канцелярии Персеполя, где документы составлялись на эламском и арамейском языках). При последних Селевкидах модифицированный вариант такой системы фиксации документов получил наибольшее распространение, хотя дни клинописи были уже сочтены. Документ, написанный на пергаменте или коже (гораздо реже – на птолемеевском папирусе), скреплялся с помощью шнура, затем на шнур вокруг документа прилеплялся комок глины (подобно кольцу для салфетки), на глине оттискивались печати свидетелей, владельца и других лиц, и документ депонировался в архив. В сасанидское время этот метод опечатывания документов подвергся дальнейшим изменениям: вместо того чтобы делать кольцо вокруг документа, концы шнура пропускали через плоский кусок глины так, что они свисали с документа (этот прием сохранялся в Западной Европе до недавнего времени). Судя по многочисленным оттискам, эмблемой дома Селевка служило изображение якоря.

Более подробное описание селевкидских гемм и печатей и сложного круга вопросов, связанных с ними, должно явиться предметом специальной работы, однако необходимо сказать несколько слов о их значении как источников по эллинистической истории и истории искусства. На греческих геммах, принадлежавших частным лицам, мы находим изображения мужской головы в профиль, изображения животных или целых сцен; насколько известно, нет печатей без изображений, с одной только надписью, как это стало обычным при исламе 5. Селевкиды следовали этой греческой традиции за одним лишь исключением: на их официальных печатях помещались только надписи или монограммы 6. Позднее, скорее всего под влиянием восточной глиптики, на греческих геммах селевкидского времени появляются религиозные благопожелания, сопровождающие изображения. Однако различия между частными и официальными печатями продолжали сохраняться; в случаях, когда на геммах официальных лиц отсутствуют надписи, они все же отличаются от частных гемм но стилистическим признакам, размерам или по характеру изображения 7. Эта традиция продолжалась и при Сасанидах – буллы и печати, на которых имеются только надписи, принадлежат официальным лицам и являются, соответственно, важным источником для изучения сасанидского Ирана, его истории и административного деления. Нам придется еще встретиться ниже с сасанидскими геммами; исследование их позволяет судить о преемственности многих институтов администрации, о стойкости традиций, восходящих еще к Ахеменидам.

Можно полагать, что влияние греческого законодательства способствовало расширению административного аппарата. Войны, которые вели Селевкиды, требовали новых налогов и поборов и соответственно многочисленных чиновников для их сбора. Так, при Антиохе I, в правление которого, судя по всему, оформилась система селевкидской администрации, были введены налоги на ввоз и продажу рабов 8. Солевой налог и многие другие поборы должны были служить источником пополнения казны, как центральной, так и местной, и, вероятно, взимались по всей державе, в том числе в Месопотамии и на территории Ирана.

Полибий писал:

«Я спрашиваю вас, считаете ли вы, что пятьдесят лет назад (sic!) персы и правитель персов или македоняне и их царь, если бы даже какой-либо бог предсказал им будущее, могли бы они представить себе, что в наши дни (около 160 г. до н. э.– Р. Ф.) исчезнет вовсе самое имя персов – тех, кто был хозяевами почти всего мира, и что македоняне, чье имя прежде было почти неизвестным, станут сейчас владыками над всеми» 9

Так могло казаться античному миру, но на Востоке помнят дольше и лучше. Древние традиции сохранялись не только в Персиде, родине Ахеменидов, но и в других сатрапиях, где во времена ахеменидского царя царей дворы местных правителей старались подражать имперскому великолепию Суз и Персеполя. Многие из местных владетелей и после македонского завоевания продолжали править так же, как это было до Александра. Быть может, наиболее показательным примером стойкости персидских традиций служит двор мелкой династии Коммагены. Царь этой династии Митридат Каллиник и его сын Антиох на колоссальных статуях своих предков и в надписях, открытых на городище Немруддаг и относящихся к I в. до н. э., провозглашают себя потомками великого Дария 10. В то же время синкретизм религиозных верований обнаруживается в рельефах, изображающих различные восточные божества, которые отождествлены с богами греческого пантеона. Так, на одном знаменитом рельефе Зевс идентифицирован с семитским Белом и иранской «Маздаясиийской Верой», в которой, возможно, следует видеть эвфемистическое обозначение Ахура Мазды. Известно также о влиянии иранской культуры и традиций в Понте и в Каппадокии; тем более сильными эти традиции должны были быть в областях самого Ирана. Здесь, вдали от крупных эллинистических центров, продолжали существовать дворы местных провинциальных правителей, все еще достаточно влиятельных, чтобы сохранить древние традиции, которым суждено было вновь возродиться.

Передвижения армий и эллинистические города мало изменили жизнь большинства населения селевкидской державы, прежде всего крестьян. Греки, по-видимому, узнали на Востоке больше нового о сельском хозяйстве, сортах зерновых и плодовых культур, чем Восток заимствовал в этой области у греков. Так, персик по-гречески именуется буквально «персидским яблоком», сладкий лимон – «индийским яблоком», а люцерна – «индийской травой». Известны и другие заимствования в греческий, относящиеся в большинстве своем к эллинистическому периоду, когда контакты были особенно тесными. Источники сообщают гораздо больше конкретных сведений о Птолемеях, нежели о Селевкидах, однако можно полагать, что селевкидские цари не уступали правителям Египта в заботах о развитии наук и орудий производства; по-видимому, именно в этот период мир познакомился с водяной мельницей – изобретением, пришедшим из западных районов Иранского плато 11. Селевкиды, подобно Птолемеям, много сделали для развития ирригации и сельского хозяйства в своих владениях. Широкое распространение хлопка в странах Средиземноморья было, очевидно, одним из последствий завоеваний Александра; настоящий китайский шелк впервые появился на Ближнем Востоке в большом количестве также в это время 12. Прокопий Кесарийский («О персидской войне», I, 20) рассказывает, что прежде греки называли шелк medikon, тогда как теперь (то есть во времена Прокопия) он именуется serik. Эллинизм, соединив Запад с Востоком, открыл новые рынки для международной торговли; об этом свидетельствует, в частности, распространение косметических средств, красителей, благовоний, а также знакомство с ранее неизвестными сортами вина и способами виноделия. Деятельность иранцев на торговых путях должна была быть весьма активной 13.

Греческие города и военные колонии не могли не оказывать влияния на местное население, несмотря на прочность иранских культурных традиций. В период, когда завоевали признание стоицизм и другие философские учения, когда стала популярной концепция идеального государства (утопия), некоторые селевкидские правители могли мнить себя верховными покровителями культуры и великими законодателями, облагодетельствовавшими мир. Труды таких ученых, как Эвклид, Манефон, Эратосфен, творивших в Александрии, или Беросс, Мегасфен, философ-стоик Диоген Вавилонский и географ Селевк Вавилонский, писавших в Селевкии на Тигре, пользовались известностью в основном лишь в кругу образованных греков, однако влияние этих трудов могло быть гораздо большим, чем это представляется нам. Даже внешние формы, такие, как гимнасий, городское муниципальное управление, сам образ жизни греков должны были производить впечатление на всех, кто сталкивался с ними.

Дальнейших исследований требует проблема рабовладения на Ближнем Востоке, значительно отличавшегося по своему характеру от рабовладения в Римской империи. Этой проблеме посвящено много работ советских ученых. Попытки найти на древнем Востоке восстания или массовые движения рабов в целом нельзя признать успешными, и вот почему. На протяжении всей истории Ближнего Востока основным производителем в сельском хозяйстве был свободный крестьянин – арендатор или издольщик, в ремесле и в производстве – свободный ремесленник или квалифицированный наемный работник 14. Крупные латифундии Римской Италии не характерны для ближневосточных стран. Исследуя древнюю историю Ближнего Востока, в том числе и Ирана, мы обнаруживаем, что экономический базис сохраняет поразительную устойчивость. Наличие рабовладения в этих странах является очевидным фактом, однако, в отличие, скажем, от рабов в южных штатах США в период до гражданской войны, большинство рабов на Ближнем Востоке принадлежало к тем же этническим и языковым группам, что и рабовладельцы. Рабство здесь нередко было результатом обнищания, и переход из рабского состояния в свободное, как и из свободного в рабское, был делом несложным. Человек мог продать себя или членов своей семьи в рабство, чтобы добыть деньги или погасить долг. Существовало, несомненно, много форм рабовладения и, соответственно, правовых норм, регулирующих статус раба, его обязанности, права рабовладельца и т. п.; клинописные документы из Месопотамии содержат массу юридических предписаний относительно продажи рабов и сдачи их внаем, в том числе гарантии на случай побега или внезапной смерти. Раба можно было усыновить, освободить, он мог и сам выкупить себя, поскольку рабство было чисто денежным делом; рабы считались движимым имуществом и приравнивались к деньгам, их закладывали, отдавали внаем, вели на них меновую торговлю. Хотя большинство рабов было занято в домашнем хозяйстве, различия между рабом, выросшим в доме, и купленным на рынке, установить довольно трудно, равно как и между свободным и рабом. Для ахеменидского периода известны рабы, которые сами владели недвижимостью, имели собственные печати и выступали в качестве юридически полноправных лиц; они не работали в доме (или поместье) хозяина, а выплачивали ему подушную подать или определенный процент прибыли от сделок, которые они сами заключали. Цены на рабов возрастали на протяжении всего периода правления Ахеменидов, а затем и Селевкидов, так что труд наемного свободного работника был гораздо более дешевым, чем раба. С точки зрения производительности рабы, работавшие в поместьях знати, не могли конкурировать с крестьянами, арендующими землю; точно так же свободный квалифицированный ремесленник был более выгодным, чем ремесленник-раб. В результате при Селевкидах количество рабов по отношению к свободному населению державы стало меньшим, чем прежде; исключение составляли лишь храмовые и государственные рабы.