Текст книги "Наследие Ирана"

Автор книги: Ричард Фрай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц)

Notes:

J. Сharpentier, Der Name Kambyses,– 211, Bd II, 1923, стр. 140– 152; К. Hoffmann, Vedische Namen, – «Worter und Sachen», Bd 21, 1940, стр. 146.

О дате начала царствования Камбиза и хронологии последующих событий см.: А. Роеbеl, The reign of Smerdis and others,– AJSL, vol. LVI, 1939, стр. 121—145; R. Parker, Persian and Egyptian chronology,– AJSL, 126 vol. LVIII, 1941, стр. 285—299.

О фрагментах арамейской версии Бехистунской надписи см.: A. Cowley, Aramaic papyri of the fifth century В. C., Oxford, 1923, стр. 248—271. До последнего времени считалось, что основным вариантом надписи был древнеперсндский, хотя в некоторых случаях эламская и арамейская версии ближе к аккадской. (Ср.: L. Т г й m р е 1 nr a n n, Zur Entstehungsgeschichte des Monumentes Dareios’I. von Bisutun and zur Datierung der Einfunrung der altpersischer Schrift,– АА, 1967, Ht 3, стр. 281—298; W. Hinz, Die Entsteh– ung der altpersischen Keilschrift,– AMI, N. F., Bd 1, 1968, стр. 95—98.].

Я следую в основном изданию и переводу Р. Кента (R. Кеnt, Old Persian, New Haven, 1950, стр. 117—120). Аккадская и эламская версии в данном случае не привлекаются.

Выражение huvamrsiyus amariyata толковалось различно. Р. Кент (Old Persian, стр. 177) переводит «умер своей смертью» и считает, что речь может идти либо о самоубийстве, либо о смерти от нечаянной раны, нанесенной самому себе. В белуджском языке мы находим оборот vab -miri (vay– mirl), букв, «самоумирание», обозначающий естественную смерть, см.: М. Longworth Dames, Popular poetry of the Baloches, pt II, London, 1907, стр. 200. Сопоставление с другими индоевропейскими языками также позволяет понимать соответствующее место в Бехистунской надписи как «умер естественной смертью». Ср.: J. Markwart, Die Genealogie der Bagratiden,– «Caucasica», VI, H. 2, 1930, стр. 66, прим. 3. [Си. также: М. А. Дандамаев, Иран при первых Ахеменидах, М., 1963, стр. 160—165; J. P. Asmussen, Ein iranischen Wort, ein iranischen Spruch und eine irani– sche Marchenformel als Grundlage historischer Folgerungen,—«Temenos», vol. 3, Turku, 1968, стр. 7—18; J. P. Asmussen, The death of Cambyses (DB I, 43: uvamarSiyuS),– «Bulletin of the Iranian Culture Foundation», vol. I, pt 1, Teheran, 1969, стр. 21—27.]

Или «инвентарь, имущество, хозяйства», новоперс. afzar «инструмент, инвентарь, имущество». Р. Кент переводит «пастбище», ср. также санскр. abhicarah «слуга». Эламская версия отличается от древнеперсидской, но в ней не все ясно. См. также: W. Hinz, Zu § 14 der Behistun-Inschrift,—ZDMG, Bd 113, 1963. стр. 233—235.

У Геродота (III, 72) Дарий произносит целую речь в защиту лжи. Рассказы об узурпаторах и борьбе за престол обычны для всех периодов истории Ирана. Так, параллель к Лже-Бардии можно найти в сефевндское время и рассказе об Исмаиле Мирзе, сыне шаха Тахмаспа.

R. Т. Hallock, The ‘One Year’ of Darius I,– JNES, vol. XIX, 1960, стр. 36—39.

R. Непгу, Ctesias, стр. 24.

W. В. Henning, The Murder of the Magi,—JRAS, 1944, стр. 135.

Сопоставление с санскритским ayatana «убежище, цитадель», близким по значению к риг «крепость» (ayatana также «семейная обитель, жилище») вряд ли оправданно [ср. парфянское ’yzn-ayazan).

J. Marquart, Fundamente israelitischer Geschichte, Gottingen, 1896, стр. 48. По мнению Э. Херцфельда и некоторых других исследователей, Дарий должен быть отождествлен со Спентадатом зороастрийской традиции, см.: Е. Herzfeld, Zoroaster and his World, I, ст>р. 95.

G. G. Cameron, Persepolis Treasury Tablets, Chicago, 1948, стр. 43 (см. также: R. Hal lock, Persepolis Fortification Tablets, Chicago,; 1969, стр. 723, s. v. Makus.]

Ф. В. Кёниг считал, что маги в период, предшествующий Дарию, были халдейскими жрецами, а после Дария под магами следует понимать зороастрийцев (F. W. Кб nig, Der falsche Bardija. Dareios der Grosse und die I.iigenkonige, Wien, 1938, стр. 95, 180). Такое предположение остается недоказанным.

F. W. Кб nig, Der falshe Bardija, стр. 87 (приведена литература вопроса).

Г. Виденгрен утверждает, что имя иранского божества времени Зрвана упоминается уже в клинописных документах из Нузи (см.: G. Widengren, Stand und Aufgaben der iranischen Religionsgeschichte, II,– «Numen», vol. 2, Leiden, 1955, стр. 81, а также в других работах этого ученого). Однако Э. А. Шпейзер показал, что соответствующее слово должно читаться как Zarwa(n) – имя хурритской богини, восходящее, возможно, к названию почитаемой местности. Культ этой богини никак не связан с обожествлением времени .и с иранским Зрваном. См.: Е. A. Speiser, «Annual of the American Schools of Oriental Research», vol. XVI, 1936, стр. 99, прим. 47, 48.

«Единый мир Ахеменидов». Двор и аппарат управления

Держава Ахеменидов была одновременно и прямым потомком Ассирии и Мидии, и новым этапом в истории государства на Ближнем Востоке. Мы упоминали уже о том, что в древнеперсидских надписях представлены важные по значению термины, имеющие скорее мидийскую нежели персидскую форму и указывающие на заимствование их Ахеменидами с севера. Страбон (XI, 525) сообщает: «Мидийцы, однако, как говорят, являются родоначальниками обычаев армян и еще раньше персов, их владык и преемников господства в Азии. Например, так называемая персидская „стола“, их страсть к стрельбе из лука и верховой езде, служение царям, царские облачения и божественное почитание царей подданными перешли к персам от мидийцев». Далее он пишет, что подражание мидянам было особенно сильным в одежде, исключая только юг (?), где персы восприняли одежду покоренных народов (эламитов). Имеется несколько указаний на то, что многие элементы титулатуры ахеменидских царей были выработаны уже в Мидийской державе.

Может показаться весьма заманчивой попытка возвести формулы титулования, символику, а также концепцию царской власти в Иране к индоевропейским прототипам или считать их заимствованными из Месопотамии. Следует иметь в виду еще один возможный источник – представления о царской власти, существующие едва ли не в любом обществе. При рассмотрении этих трех основных гипотез о происхождении концепции Царства в ахеменидском Иране приходится считаться и со многими сопутствующими представлениями и верованиями, которые в ходе истории наслаиваются на первоначальные идеи и весьма искусно изменяют их. К счастью, в последние годы появилось несколько исследований, где рассматриваются сакральный и светский аспекты царской власти в Иране, в том числе обобщающая работа Георга Виденгрена 1. Основные ее выводы сводятся к следующему. У древних иранцев, как и других индоевропейских народов, царь выбирался из определенного рода, считавшегося обладателем права на законную власть (харизма царства). Избирало царя народное собрание, в рассматриваемый период – собрание воинов, древнеперс. kara «народ-войско», причем в ахеменидском Иране избранный был не просто царем, а царем царей. Особа его священна, он происходит от богов. Дворцовый церемониал, особенно обычай простирания перед царем (греч. proskynesis), отражает божественный статут ахеменидского правителя. Царь выступает одновременно и в качестве жреца, руководителя при жертвоприношениях, он главная фигура празднества в честь нового года, празднества весьма важного по символике и связанным с ним космогоническим представлениям. День коронации царя считается днем его рождения, ибо он, принимая тронное имя, «рождается заново»; особое одеяние должно символизировать его власть над вселенной. Когда царь умирает, гасится его «личный огонь»; в знак траура члены царской фамилии и слуги нередко наносят себе увечья или кончают жизнь самоубийством.

Таковы выводы, которые сделаны на основе сопоставления отрывочных данных источников. Многое в них остается еще неясным или не вполне доказанным. Несомненно, что в ахеменидское время были выработаны сложная символика, традиции и ритуал, связанные с личностью царя, однако представление о космическом, «вселенском» характере его власти не кажется столь очевидным. Существует, видимо, противоречие между положением царя царей, царя стран, одного над многими, и сакральной, божественной природой каждого из царей. Все ли цари и более мелкие правители должны были почитаться в стране особами священными, а если нет, то кто именно? Все ли цари считались происходящими от богов и соответственно обожествлялись подданными, или только царь царей? В Мидии царей сравнивали с богами, но не обожествляли. В Иране фигура царя приобретает еще большее значение, концепция о законности, «богоданности» царской власти становится главенствующей и связывается с hvarnah, символом «царской славы», о котором была уже речь выше.

Создается впечатление, что идея божественности, священности царя обязана своим возникновением Ближнему Востоку, прежде всего Египту, а не принесена арийскими завоевателями. В этом случае становится понятным, почему выражение «происходящий от богов» появляется на монетах лишь много позднее, у сасанидских монархов – Ахемениды не успели еще в должной степени испытать влияние ближневосточной традиции. Вряд ли есть основания предполагать, что первые Ахемениды считали себя «братьями солнца и луны» и, следовательно, «священными» – свидетельств этому нет. Более того, для Ахеменидов даже proskynesis означал, очевидно, не нижайшее смирение перед богом, а, скорее, уважение к царскому званию. Судя по рельефам из Персеполя, знатный должен был низко поклониться царю и поцеловать собственную руку, либо преклонить колени; при обращении к царю с просьбой или мольбой надлежало, особенно слугам, пасть ниц, но нигде не видно поклонения божеству 2.

Символика и церемониал двора царя царей заслуживают детального рассмотрения, но объем книги не позволяет входить во многие детали. Коронация происходила в Пасаргадах, где, согласно Плутарху («Артаксеркс», II, 3), совершали обряд посвящения нового царя храму богини-воительницы (очевидно, Анахиты), после чего царь облачался в одежды Кира и вкушал крестьянскую пищу. Этот обычай мог быть связан по происхождению с каким-то очень древним космогоническим представлением, однако большинство персов в рассматриваемый период вряд ли знало о нем или осознавало его значение. Согласно обычаю, теперь узаконенному, первый сын, родившийся после коронации, считался наследником престола. Все институты и инсигнии царской власти можно, очевидно, объяснять двояким образом – исходя из сакральных или из светских функций царя. Ученые приложили немало стараний, пытаясь интерпретировать атрибуты царской власти у персов в духе мистической аллегории и символики. Для нас достаточно констатировать, что принципы ахеменидской монархии и института «царя царей» отражали ближневосточные и арийские представления о власти, сохранившиеся с некоторыми изменениями и дополнениями вплоть до наших дней.

Известные нам имена Ахеменидов, начиная с Дария, являются, вероятно, тронными именами или прозвищами, принятыми при восшествии на престол, либо, наконец, данными еще наследным принцам. Нет убедительных доказательств, что первоначальным именем Дария было Спентадата, как называет сына Виштаспы, покровителя пророка, зороастрийская традиция. Дарий, древнеперс. Darayavahus – тронное имя, состоящее из darayat + vahus, что значит буквально «обладающий [жизненными] благами». Странно, что в арамейских документах из Египта ахеменидского времени мы находим очень стяженную форму имени – dryw§. Так именуется в этих документах Дарий I; позднее имя выступает в более полном начертании. drywhws или в других, близких к этой форме вариантах. Имя Ксеркс, древнеперс. Xsayarsan-, может быть понято как «герой среди правителей» (xsaya– + arsan-); Артаксеркс не имеет ничего общего с Ксерксом, это греческое переосмысление имени ArtaxSaga, обозначающего буквально «обладающий праведной властью», из arta и xsaga (древнеперсидская форма для общеиранского xsaSra). Нет никаких оснований полагать, что поскольку эти имена имеют некий «зороастрийский» оттенок или, во всяком случае, могут принадлежать зороастрийцам, то их носители должны быть обязательно последователями Зороастра.

Царский род Ахеменидов в период передвижения на территорию Персиды (Парса) был, очевидно, главенствующим в племени пасаргадов, если не среди персов в целом. Не исключено, что после оседания на новом месте Ахемениды не довольствовались браками с соплеменниками и смешивались с местной эламской или иной династией и аристократией. Гаремы ахеменидских правителей были очень большими, в них находились не только жены и наложницы царя, но и все женщины царской семьи – мать, сестры и другие. О сложившемся, строго упорядоченном гареме, охраняемом многочисленными евнухами, известно только с правления Дария I, но женщины, безусловно, пользовались сильным влиянием при дворе уже при первых Ахеменидах. Многие из царских невест не были иранками – властители, похвалявшиеся в древнеперсидских надписях своим арийским происхождением, не боялись смешанных браков; по-видимому, представление об исключительности арийцев или иранцев не было еще столь сильным, как в эпоху Сасанидов.

При Ахеменидах, по крайней мере при первых правителях, не существовало должности «премьер-министра», везира, как называли его много позднее, во времена ислама. Царя окружали его друзья и доверенные лица, которым он поручал выполнение важнейших дел, но ничего неизвестно о существовании официального верховного представителя царя, главы государственного управления. Действия Мардония в армии Ксеркса во время греческого похода несколько напоминают функции премьер-министра – он выступает посредником в переговорах между царем царей и более мелкими правителями и царьками (они располагались на переговорах по старшинству – Геродот, VIII, 67). Однако считать, что греческое слово eisangeleus означает не только «вестник», но и должность премьер-министра, значит видеть в источнике больше, чем в нем есть 3. Очевидно, существовала потребность в официальном представителе, который бы говорил от имени царя, и при последних Ахеменидах *hazarapati– (букв, «тысяцкий»), один из высших офицеров, начал исполнять должность, близкую к премьеру. После Александра Македонского мы встречаем греческий титул хилиарх (перевод иранского *hazarapati-), которым эллинистические правители называли второго по старшинству, нечто вроде премьер-министра 4. Как можно судить по этимологии, титул *haza– rapati– при Ахеменидах носил начальник гвардии – «тысячи бессмертных», телохранителей царя, рано ставший важной фигурой при дворе; весьма вероятно, что именно он изображен стоящим перед царем на персепольских рельефах.

В разные периоды при дворе находились правители областей и сатрапы, возвышающаяся дворцовая знать, основу которой составляли местные владетели, осевшие при дворе. Принцы, visa ри&га Авесты и BR BYT’ арамейских документов из Египта, могли быть высшими должностными лицами при дворе или наместниками провинций. Некоторые из них, очевидно, допускались к участию в царских трапезах – высокая честь, оказывавшаяся лишь фаворитам (Геродот, V, 25). Еще один почетный титул, о котором сообщает Геродот (III, 140; VIII, 85), значит буквально «хорошо поступающий» по отношению к царю, orosangai из *hu-varza-ka-(?). Но все это были почетные титулы. Если вернуться к принцам, то следует отметить, что число их возрастало по мере существования династии. Взаимоотношения их с сатрапами, царьками и другими группами знати должны были сильно осложниться в результате брачных союзов, что не могло не сказаться на титулатуре, порядке старшинства и всем громоздком протоколе ахеменидского двора.

Вожди племен мидян, персов и других иранцев продолжали пользоваться значительными правами и властью и после образования империи, приспособившись к системе сатрапий и к политической структуре державы в целом. Знаменитым «шести помощникам» Дария в убийстве Гауматы было предоставлено особенно почетное положение, они получили право доступа к царю, и их семьи и потомки сохраняли эти привилегии. У Геродота (III, 70) и в Бехистунской надписи (IV, 83) приводятся имена помощников Дария, но полного совпадения между этими источниками нет. В книге Эсфирь (I, 14) перечислены имена семи вождей персов и мидян, которые могли лицезреть царя. Имена эти отличаются от упомянутых у Геродота и в Бехистунской надписи, и по ним нельзя судить о родах, к которым принадлежали сподвижники Дария. Предполагается, что шесть кланов, названных Геродотом и Бехистунской надписью, и клан самого Дария составляют те знаменитые семь иранских родов, о которых говорит историческая традиция для времен Парфянского царства и Сасанидов. Ясно, что эти семь родов не следует отождествлять с наиболее влиятельными царьками или владетелями крупных поместий ахеменидской державы, но не исключено, что они постепенно усиливались и укрепляли свои позиции благодаря особым связям с Дарием и его преемниками. В дальнейшем число семь либо стало действительно соответствовать количеству высших аристократических родов, либо оно стало символичным для иранской знати, а может быть и не только для знати. Традиции такого рода очень стойки в Иране, и поэтому вполне вероятно предложенное объяснение «большой семерки». В этой области, как и во многих других, Дарий был великим реформатором, что позволяет говорить о двух этапах ахеменидской истории – до Дария и после начала его царствования. Последний этап представляет для нас сейчас наибольший интерес.

Как сообщают греческие авторы, царь царей имел дворцы в разных областях державы 5, и двор перемещался вместе с ним. Со времени Дария главной столицей были Сузы, но Хамадан (Экбатаны) еще долго сохранял свое значение прежней столицы и превосходной летней резиденции царского двора. Нет прямых свидетельств, что в Экбатанах при Дарии и его преемниках хранились царские архивы, как предполагают некоторые исследователи, ссылаясь на книгу Эзры, 6, где говорится о том, что один документ искали в архивах Вавилона, но нашли его во дворце (или крепости) в Экбатанах. Великий древний Вавилон должен был оставаться важным центром и при Ахеменидах, хотя после восстания 482 г. до н. э., жестоко подавленного Ксерксом, город утратил часть своего былого могущества. Раскопки Вавилона дали, однако, немного для восстановления картины ахеменидского города. Наши сведения об искусстве и архитектуре этого периода основываются на находках в Сузах, Персеполе и в меньшей степени в древних Пасаргадах. Французские археологи вели раскопки Суз в течение более полувека и добыли огромное количество материалов; к сожалению, значительная часть работ приходится на период до первой мировой войны, когда методика археологических исследований не была еще достаточно четкой. Древние Сузы переживали пору упадка, когда Дарий решил превратить город в свою резиденцию. Нет оснований полагать, что Сузы были столицей Ахеменидов уже до Дария. Геродот (III, 30, 70) переносит позднейшую ситуацию на более раннее время – грекам Сузы стали известны только в позднеахеменидский период, и античные авторы воспроизводят в названии города древнеперсидскую форму, а не аккадскую, эламскую или арамейскую.

Клинописные надписи, обнаруженные в Сузах, повествуют о строительной деятельности Дария I, Ксеркса, Артаксеркса I, Дария II и Артаксеркса II, свидетельствуя о неизменном внимании всех этих правителей к своей зимней резиденции. Термины, обозначающие сооружения, воздвигнутые в Сузах, как и в Персеполе, не всегда ясны. Многие ученые упорно переводят древнеперс. hadis, apadana и tacara одним словом «дворец»; однако из контекстов и из этимологий явствует, что hadis было общим наименованием дворца; в более специальном употреблении оно выступало в значении «обитель власти», подобно Высокой Порте в Оттоманской империи или «царским вратам» библейской книги Эсфирь. Древнеперс. apadana – прототип мусульманского айвана (aiwan) – в Сузах, как и в Персеполе, обозначало место для публики, зал аудиенций. В книге Даниила (11, 45) это слово засвидетельствовано в форме, которую следует, вероятно, читать appadana, причем можно заключить, что так обозначалось обширное открытое пространство, на котором разбивались шатры. Происхождение термина tacara остается неясным, несмотря на попытки истолковать его первоначальное значение как «ипподром» или «стадион». Судя по употреблению этого слова в ахеменидских надписях, особенно в эламской версии надписи Артаксеркса II в Сузах (надпись «Сузы Д» по классификации Р. Кента), где древнеперс. hadis соответствует dasarum (эламская передача древнеперс. tacara), оно могло обозначать небольшой «парадис», где царь проводил время 6. Тогда, очевидно, tacara служило названием частной резиденции правителя, управляемой главным евнухом, *tacarapati– (?).

Для греков, а также для Ветхого Завета Сузы были столицей Ахеменидов. Находки в Сузах предметов, происходящих из всех областей державы, говорят о космополитическом характере столицы; лишь Вавилон с его столпотворением народов мог соперничать в этом отношении с Сузами. Дарий переселил непокорных подданных из других частей империи в Хузистан (Геродот, VI, 20, 119), а многочисленные чужеземные работники, возводившие царские постройки в Сузах, делали этнический состав населения этой области еще более пестрым. Показательна в этом плане трехъязычная клинописная надпись, найденная в Сузах и рассказывающая о тех, кто участвовал в сооружении hadis. Вавилоняне изготовляли кирпич, кедр доставляли из Ливана; ценные породы дерева – из Кермана и Гандхары, золото – из Сард и Бактрии. Драгоценные камни, такие, как ляпис-лазурь, привозили из Согдианы, бирюзу – из Хорезма, слоновую кость – из Эфиопии, Индии и Арахосии. Все это обрабатывалось в Сузах и шло на украшение дворца. Каменотесами были ионяне и лидийцы, ювелирами – мидяне и египтяне, деревообделочниками – лидийцы и египтяне, стены украшали мидяне и египетские мастера. Здесь – впервые, по-видимому, в истории – выступает столь разнородная по этносу армия работников: Ассирия и даже Вавилон не знали еще таких армий. Дарий, однако, замыслил строительство еще одного дворца. Возведение его началось около 520 г. до н. э. в Персеполе – местности, имевшей особое, символическое значение.

Персеполь фактически оставался неизвестным грекам до завоеваний Александра. В скале, за дворцовым комплексом, высечены гробницы последних ахеменидских царей; Дарий, Ксеркс и два других царя похоронены неподалеку в Накш-и Рустаме. Судя по древнеперсидским надписям и эламским глиняным табличкам, великолепный ансамбль зданий никогда не был официальной резиденцией двора и не использовался для приема посольств. Персеполь не был и религиозным центром – в результате раскопок здесь не обнаружено храмов или иных культовых сооружений. И все же развалины города и сегодня заставляют нас восхищаться этим чудом древнего мира. Бесконечные ряды высоких колонн, некогда украшавших парадные залы, должны были производить сильное впечатление, особенно на приближавшихся к платформе, на которой возвышались здания, со стороны равнины, известной ныне под названием Мерв-и дашт. Колонны, более тонкие, чем их греческие прототипы, и украшенные капителями в виде головы быка, а также прямоугольные здания составляют славу ахеменидской архитектуры.

Каково было назначение этого внушительного комплекса зданий, расположенного на равнине, рядом с царскими гробницами? Не исключено, что Персеполь почитался священным городом, доступ в который был запрещен простым смертным, или что какое-то событие в жизни Дария сделало это место для него особенно важным. Персеполь сохранял свое значение и для Сасанидов, оставивших большое количество рельефов на скалах Накш-и Рустама и в его окрестностях. Район Персеполя можно с полным правом назвать домом персидских царей для всего домусульманского периода. Есть основания полагать, что вся округа считалась национальной святыней и что здесь, в Накш-и Рустаме, в специальном сооружении, именуемом сейчас «Ка’ба Зороастра», хранились религиозные сочинения или горел царский огонь. Возможно, наконец, что Персеполь и его окрестности играли особую роль как место празднества Нового года или торжественных актов, связанных с коронацией или погребением царя. Мы не знаем, какая из этих гипотез наиболее правильна, но несомненно, что Персеполь, Ba-ir-sa (<*Parsa?), как он именуется в эламских табличках, имел особое значение для ахеменидских царей и вообще для персов 7.

Таким образом, можно полагать, что Сузы были административной столицей Ахеменидов, Персеполь – династическим или ритуальным центром, тогда как Экбатаны, Вавилон и ряд других городов сохраняли значение торговых и стратегических центров или столиц провинций.

Обратимся теперь к централизованной системе административного управления державы Ахеменидов. Современные историки уделили много внимания институту специальных царских агентов. Вполне очевидно, что царь царей нуждался в чиновниках, которые бы доносили ему о событиях, происходящих во всех концах державы, и следили за действиями многочисленных мелких царьков и сатрапов. Греческие источники сообщают о «царском оке» и гораздо реже об «ушах царя». Это были разные должностные лица, хотя греческие авторы, по-видимому, смешивают их функции. Во многих греческих источниках говорится об «ушах царя» как о важной персоне, эмиссаре или специальном представителе царя царей в составе посольства, нечто вроде полномочного министра или чрезвычайного посланника. Иранские источники не знают титула, который означал бы «уши царя», но в арамейском папирусе из Египта мы находим термин gwsky’, из древнеиранского *gausaka-, буквально «слушающий, слушатель». В этом документе так обозначен, очевидно, чиновник, выступающий в качестве представителя центральной власти при рассмотрении исков и других судебных дел, что-то вроде прокурорского надзора. Сочинения греческих авторов не содержат каких-либо данных, которые позволили бы более точно очертить функции доверенных агентов и осведомителей царя царей; в арамейских текстах мы находим упоминания о нескольких категориях должностных лиц, в том числе, вероятно, и ревизорах разных рангов. Основываясь на более поздней практике (времен Парфянского царства и аршакидской Армении), можно полагать, что чиновник, именуемый bitaxs, существовал уже при Ахеменидах, когда его титул имел форму *patyax§ и обозначал наместника, которого можно отождествлять с «оком царя». Последний, вероятно, помимо других функций осуществлял и верховный надзор за многочисленными государственными прозекуторами – «ушами царя» 8. Хотя институт осведомителей и шпионов стар как мир и хотя для сопоставления с ахеменидской практикой пытались привлекать упоминания о «тысяче глаз и ушей» бога Митры и десяти тысячах его соглядатаев (авестийский Яшт Митре), тем не менее более правильно сравнивать ахеменидские «уши царя» с adhyaksa – царским «инспектором» или «надзирателем» в древней Индии.

Центральная администрация была тесно связана с провинциями благодаря хорошо налаженной «почтовой службе», возникшей еще в период владычества Ассирии и усовершенствованной при Ахеменидах. Эта служба опиралась на разветвленную сеть дорог, самой знаменитой из которых была, очевидно, царская дорога из Сард в Сузы. Геродот (VIII, 98), сообщая об отправке Ксерксом послания в Сузы, так описывает ахеменидскую почту: «Нет во всем мире смертного, который проделал бы путь быстрее, чем эти гонцы, хитроумное изобретение персов. Рассказывают, что вдоль дороги расставлено столько людей, сколько дней занимает все путешествие – конь и всадник на каждый день пути, и ни снег, ни дождь, ни зной, ни ночная тьма не могут помешать им пройти на полной скорости предназначенный отрезок пути. Первый всадник передает донесение второму, второй – третьему, и так оно переходит из рук в руки, подобно факельному бегу у греков на празднестве в честь Гефеста. Эта верховая почта называется в Персии angareion» 9.

Почтовая служба, месопотамская по происхождению, предназначалась прежде всего для пересылки административных распоряжений и донесений. Поскольку слово barid, которое позднее, во времена ислама, употреблялось для обозначения почты, может быть объяснено как аккадское, то весьма вероятно, что уже ассирийцы широко пользовались почтой в своей обширной империи и что Ахемениды были их наследниками. Сигнальные огни на башнях также служили средством связи в ахеменидской державе, как и много позже – лишь несколько десятков лет назад на смену им пришли телеграф и телефон.

Длину дорог при Ахеменидах исчисляли в парасангах (ра– rasang). Принято считать, что эта мера была равна примерно 6 км (несколько более 3 миль), однако на самом деле она обозначала, скорее всего, расстояние, проходимое за час пути, и величина ее зависела от состояния дороги 10 (такой способ измерения можно наблюдать и в наши дни в некоторых районах Афганистана и Персии; в Афганистане за единицу принимается расстояние, которое проходит лошадь за час). Дорогами пользовались для торговли, по ним передвигались войска и частные лица, а потому дороги охранялись. Пересылка писем и товаров подвергалась цензуре и контролю.

Нам приходилось уже несколько раз упоминать о бюрократическом аппарате державы. Заслуживает внимания весьма примечательная канцелярия – предмет особых забот ахеменидских царей. К сожалению, мы знаем о ней очень немногое. Ко времени правления Дария I аккадский не был уже разговорным, живым языком, и аккадской клинописью продолжали пользоваться только писцы и жречество. Роль lingua franca Ближнего Востока еще в период существования Ассирийской державы перешла к арамейскому языку и его алфавитной письменности. Ахемениды способствовали распространению арамейского языка как главного средства письменного общения на территории империи. Писцы в древнем мире занимали важное положение, значение канцелярии и архивов понималось достаточно ясно.

Известно, что записи о расходах на содержание работников в Персеполе велись на глиняных табличках на эламском языке, но в том же Персеполе обнаружены и арамейские надписи на изделиях из камня. Выше уже говорилось о древнеперсидской клинописи. Эта письменность, очевидно, применялась главным образом в царских надписях и не играла сколько-нибудь значительной роли в повседневной канцелярской практике. В Бехистунской надписи Дарий I сообщает, однако, что эта надпись «на арийском языке (как прежде не было) и на глиняных табличках и на коже была составлена», и «это было написано и прочтено мне. Затем я эту надпись послал во все страны. Народ упорно трудился над нею» 11.