Текст книги "Похитители тьмы"

Автор книги: Ричард Дейч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)

Глава 6

Все в самолете спали. Все, кроме Беллатори, который поглядывал в иллюминатор на горизонт, на медленно восходящее солнце, раскрашивающее небо в пастельные сиренево-розовые тона. С шестнадцати лет это время стало для него любимым. Свежее начало, возрождение мира, напоминание о том, что, какой бы темной ни становилась жизнь, ничто не может остановить свет наступающего дня.

Симон вырос в стенах Ватикана. Его мать, в прошлом монахиня, была директором архива, хранилища истории, сделок, тайн Ватикана. После чудовищного кощунственного нападения на нее бывшего мужа она сошла с ума и покончила с собой. Когда его отца казнили за это преступление, Симон в шестнадцать лет остался один.

Он отслужил в итальянской армии, гася в себе неприятие того, чему его обучали: обращению с оружием, ведению рукопашной схватки, военной стратегии. Отслужив, он вернулся к единственной семье, которую знал: друзьям матери, священникам и епископам Святого Престола, самой маленькой страны в мире.

Они обрадовались возвращению Беллатори и открыли перед ним будущее. Оценив его новообретенные навыки и высокий интеллект, предложили пост, который прежде занимала мать: хранителя принадлежащей церкви громадной коллекции религиозных артефактов, ее истории; защитника тайн.

Когда самолет лег на левое крыло, готовясь к посадке, Симон, который смотрел из иллюминатора на двадцатимиллионный город внизу, не смог сдержать эмоций. Этот город – целый мир, который пережил крестовые походы, вторжения, императоров и султанов и в конечном счете стал столицей необыкновенной красоты. Рассвет окрасил небо в ярко-оранжевый тон, являвший собой великолепный фон для горизонта минаретов и куполов, вершины которых словно тянулись к небесам.

Стамбул был центром мира, здесь в буквальном и метафорическом смысле сходились Европа и Азия. С древности, как бы его ни называли – Новым Римом, Восточной римской империей, Византией или Константинополем, – город был столицей величайших мировых держав: Римской, Византийской, Османской.

Ни один другой город не мог похвастаться такой богатой и разнообразной историей. Он всегда оставался центром яркой культуры, миром, где встречались все, обменивались товарами, философиями, женщинами, рабами и религиями; миром, где уживались христиане, мусульмане и иудеи, сосуществовавшие задолго до того, как политкорректность стала востребована в современном обществе; миром прекрасной – как современной, так и древней – архитектуры, от которой захватывает дух; землей тайн и заговоров, богатства и славы. Этот город был космополитическим и традиционным, ярким и умеренным. Воистину это земля, где встречались Запад и Восток, хотя в последнее время он все больше играл вторую или третью скрипку в мировой политике и встречал категорические возражения при попытке войти в Европейский союз.

В городе находились некоторые из величайших культовых сооружений: несравненной красоты мечети, чьи минареты вонзались в небо, соборы немыслимого изящества, поразительные старинные синагоги, дворцы, великолепие и неприступность которых не стерлись с веками.

«Боинг» пробежал по рулежной дорожке аэропорта Ататюрка и остановился у терминала для частных самолетов. Майкл, Буш, Симон и КК спустились по трапу в ранее утро, вдохнули свежего воздуха, потянулись, размяли ноги, подставили лица под лучи восходящего солнца.

Из терминала вышла молодая женщина, тащившая за собой чемодан на колесиках от «Луи Виттона» [14]14
  Французский дом моды.


[Закрыть], и направилась к их самолету. У нее были каштановые волосы, собранные в строгий пучок. В белом деловом костюме от Шанель и туфлях от Маноло Бланика [15]15
  Испанский дизайнер обуви.


[Закрыть]она была похожа на ребенка в маскарадном костюме. Безусловно красивая и по виду слишком юная, чтобы быть чиновником таможни.

Наконец КК встретилась взглядом с молодой женщиной. Она замерла на мгновение, у нее перехватило дыхание, а эмоции захлестнули ее. Две женщины бросились навстречу друг другу и скоро уже обнимались; теперь по их фигурам стало видно, что напряжение отпустило их.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Кэтрин, прижимая к себе сестру.

– Здесь всего четыре часа пути – как я могла не прилететь?

– Я же тебе сказала, чтобы ты не летела.

– Я знаю.

КК отстранилась от сестры, заглянула в глаза.

– Ладно, я рада, что ты, как всегда, не послушалась меня.

Наконец две женщины двинулись в сторону Майкла.

– Майкл, Симон, Пол, – сказала КК, – это моя сестра Синди.

Сент-Пьер пожал девушке руку.

– Рад познакомиться.

Синди посмотрела на него, и на лице появилась широкая улыбка.

– И не знаю, что сказать. Никогда не видела бойфрендов КК.

Майкл неловко улыбнулся и кивнул.

– Меня зовут Симон, – сказал священник со своим едва заметным итальянским акцентом. – Много слышал о вас.

Синди кивнула.

– Это Пол Буш.

Ему девушка пожала руку.

– Рада познакомиться.

– Взаимно. – Буш улыбнулся, глядя с высоты своего роста на молодую женщину и пожимая ей руку.

Синди, с ее темно-голубыми глазами, была на несколько дюймов ниже КК, но общее сходство между сестрами не вызывало сомнений. И все же Майкл понял, что сестры совершенно разные. Кэтрин высокая и стройная, энергичная и прямолинейная. Синди рафинированная, образованная. Они словно выросли в двух разных мирах.

Синди взяла сестру под руку, и они вдвоем направились к терминалу. Майкл, Симон и Буш переглянулись и остались на месте.

КК повернулась.

– Ты ведь сказал, что самолет должен пройти обслуживание, верно?

– Да, – улыбаясь, ответил Майкл.

– Так, может, позавтракаем в Стамбуле? Бог знает, когда увидишь его еще раз.

– Ну, я уже достаточно насмотрелся, – сказал Пол, подталкивая бочком Майкла. – Увидеть еще что-нибудь – нет, спасибо. Побаиваюсь.

– Да мы только позавтракаем. Все равно раньше чем завтра улететь не сможем.

– Что? Ты об этом не говорил, – сказал Буш с недовольной ноткой в голосе.

– Самолет должен проходить техобслуживание каждые десять тысяч миль. И у меня нет ни малейшего желания выяснять, что может случиться, если я проигнорирую регламент, в особенности что может случиться над Атлантическим океаном.

– Отлично. Тогда ты сам объяснишь Джинни, почему я опять задержался.

– Не волнуйся, – сказал Майкл, направляясь к терминалу. – Я тебя спасу.

– Это он к чему? – сказал Буш, поворачиваясь к Симону.

– Значит, КК говорила вам обо мне? – сказал Майкл Синди, догнав двух женщин.

– Она сказала, что вы неважно играете в теннис.

– Что? – ошеломленно проговорил Майкл. – Неужели?

Черный удлиненный лимузин проехал по Кеннеди-Каддеси – шоссе, запруженному бесчисленными стадами гудящих автомашин, водители все время меняли ряды, ругались, жестикулировали, проклиная дорожные пробки. Маленькие желтые такси «Фиаты» напоминали рой пчел, который то вырывался из затора, то снова попадал в него. Во всяком случае, они обладали гораздо б о льшими возможностями выскочить из этих пробок, чем удлиненный лимузин. Тем не менее, водитель умудрился совершить маневр и направился в базарный квартал по боковым улочкам, далеко объезжая утреннее стамбульское столпотворение.

Машина миновала Большой базар, проехала по лабиринту улиц, пестрящих цветастыми галереями с более чем четырьмя тысячами лавочек, наполненных товарами, с поразительным собранием лавочников, такими же, как и век или два назад. Здесь можно купить что угодно – от золота, серебра и драгоценностей до антиквариата, кожи и тканей, от одежды до свечей, от электроники до женского белья.

Лимузин катился по узким мощеным улочкам, мимо Базара пряностей, второго крупнейшего в Стамбуле, заполненного разнообразными приправами, каких не найдешь больше нигде в мире. Тут были травы, меды, орехи, конфеты, по-особому приготовленная баранина, называющаяся бастурма. Здесь всегда можно купить игрушки и растения, выбрать какой-нибудь из множества афродизиаков.

Узкие улочки были заполнены людьми самых разных культур – местными жителями и туристами; они, словно рабочие пчелы, кружили у Базара пряностей.

КК опустила стекло. Воздух был насыщен ароматами пряностей, голосами торгующихся лавочников, перекрывающими звук автомобильных гудков. Она улыбнулась, наслаждаясь атмосферой, своеобразием, толкотней.

– Закрой, – нервно сказала Синди.

– Почему?

– Закрой – и всё.

– Тут всегда такая суета? – спросила КК у водителя, глядя на толпу и игнорируя просьбу Синди.

– Вечером в пятницу будет большой прием во дворце Топкапы – празднование приема Турции в полноправные члены Европейского союза, – сказал водитель.

Майкл посмотрел на Симона, но не сказал ни слова – они разглядывали скопившихся на улице полицейских. Они здесь были повсюду – турецкая полиция вперемешку с частными охранниками просеивала толпу, проверяла здания.

– Много полиции, – сказала Синди, стреляя туда-сюда глазами. – Это хорошо. Не только отпугивает террористов, но и заставляет людей два раза подумать, прежде чем совершить какую-нибудь глупость.

– Это главным образом показуха, – сказал водитель. – Но за мечетями и Топкапы они смотрят внимательно. Никогда не знаешь, что может прийти в голову какому-нибудь психу.

Видя обеспокоенное выражение Синди, Майкл наклонился к ней и улыбнулся.

– Чем вы занимаетесь?

– Вообще-то я только устроилась на новую работу – начинаю в понедельник, – оживилась Синди.

– Что? – КК переключила свое внимание с улицы на сестру и закрыла окно. – А когда ты собиралась сказать мне?

– Извини, мы не очень много разговаривали, – ответила сестра без малейшего раскаяния. – Насколько я помню, ты шесть недель путешествовала… а потом оказалась в тюрьме. – Глаза девушки загорелись.

– А что тебя не устроило в «Голдман Сакс»? – В голосе слышалось разочарование. – Что может быть перспективнее?

– И что вы собираетесь делать? – мягко, с искренним интересом спросил Майкл, надеясь, что, продолжая разговор, предотвратит тотальную войну между сестрами.

– Главный специалист по финансам, – сказала Синди, задрав нос.

– Мне казалось, что ты довольна своей прежней работой, – не отступалась Кэтрин.

– У меня еще будет время, чтобы быть довольной. Там больше жалованье, более разнообразная и практическая работа. Их отдел кадров нашел меня, а я лучшей работы себе и не хотела. Они предложили мне очень приличное жалованье, а кроме того, шанс войти в организацию глобального охвата.

– Ты их проверила? Я хочу сказать, узнала, кто они такие? С «Голдман Сакс» мало кто может сравниться.

– Это «Эс-Кью-Эс Кэпитал Партнерс». Финансовая группа. Моя задача состоит в том, чтобы увеличить и улучшить их авуары, работать с руководством над постановкой новых задач. Это крупная, устойчивая фирма.

– Прежде чем принимать решение, ты должна была посоветоваться со мной. По крайней мере, узнать мое мнение.

– Ну, во-первых, я знала, что ты скажешь – ты как раз теперь это и говоришь. Тебе нужно расслабиться. – Синди подпустила сарказма в интонацию. Потом внимательнее посмотрела на сестру, смягчила голос. – Моя карьера – это все равно что складывать головоломку. Мне нужно собрать разные части, а когда будет полный комплект, я смогу открыть собственную компанию. Помнишь: «Тридцать миллионов к тридцати годам, триста к сорока»? Время тикает.

Все взгляды были обращены на КК, и она поняла, что, видимо, слишком горячится. Она заставила себя улыбнуться.

– Если Оксфорд тебе был нужен для этого… мы можем поговорить позднее. Тогда мне все и объяснишь.

– Объясню, что я сделала, – сказала Синди, наклонив голову. – А ты мне объяснишь про тюрьму. И по какой причине направилась в Стамбул, а не домой.

Атмосфера сразу же сгустилась. В течение следующих пяти минут, прошедших в молчании, мужчины избегали встречаться друг с другом взглядами. Лимузин проехал мимо растущей толпы туристов, заполнивших тротуары, мимо громадных мечетей с высоченными минаретами, мимо средневековых каменных стен, зданий песочного цвета, словно вышедших из турецких сказок.

Лимузин резко остановился в центре исторического квартала. КК открыла дверь и, к всеобщему удивлению, вышла на древнюю узкую улочку. У нее за спиной находилась внушительная стена высотой в пятнадцать футов, увенчанная уступчатыми зубцами, однообразие которых нарушалось воротами и сторожевыми башнями.

Она повернулась к Сент-Пьеру.

– Ты не хочешь прогуляться?

Майкл удивился неожиданному предложению.

– Я думала, у нас будет возможность поговорить, – сказала Синди.

– Мы поговорим – я тебе обещаю. Это ненадолго.

– Если вы хотели поболтать… – сказал Майкл, вторя сестре. – Ты разве не хочешь отдохнуть?

– Отдохнуть? – резко сказала КК. – Ну, если ты не хочешь, то я могу пройтись и одна.

Глава 7

Филипп Веню сидел в своем особняке на Ван-Дрюер, попивая коньяк на устланной плиткой веранде рядом с библиотекой. Его дом, названный «Азраил Мэнор» в честь ангела смерти, имел площадь в двадцать тысяч квадратных футов старого доброго английского стиля. У него в жизни не было постоянной женщины, а потому дом представлял собой чисто мужское жилище: вся мебель темного цвета – насыщенное красное дерево, густо-вишневое; гардины тяжелые и плотные, цвета лесной листвы. Веню владел поразительной коллекцией произведений искусства, тщательно подбиравшихся на протяжении многих лет, коллекцией гораздо более многочисленной, чем та, что имелась в его рабочем кабинете, – более сотни картин украшали стены его дома, отделанного природным камнем.

Персонал дома состоял из двенадцати человек, включая двух поваров, двух водителей и других слуг, призванных удовлетворять все его желания. Дом стоял на холмистом участке земли, среди лесов и полей, двести его акров располагались в разных муниципалитетах Амстердама.

Оглядывая имение, сады и бассейны, конюшни и теннисные корты, он чувствовал, как в нем закипает злоба. Все это ускользало из рук. Кредиторы уже забрали небольшой остров в Карибском море, его стошестидесятифутовая яхта «Кроули» стояла в сухом доке. Экипаж распущен, топливо из емкостей на сто пятьдесят тысяч галлонов откачано в ожидании нового владельца. «Азраил Мэнор» и частный самолет все еще принадлежали ему, но банки обступили со всех сторон, и не за горами то время, когда арестуют и их. Хотя его нынешнее состояние все еще оставалось громадным, но скорость, с которой оно таяло, возрастала по экспоненте.

Ситуацию осложняло еще и то, что до него доносились отдаленные удары грома – предвестники будущей грозы, которая грозила полностью уничтожить его империю. Некоторые грехи, какими бы старыми они ни были, никогда не забываются и не прощаются, воздаянием за некоторые грехи не может быть ничего, кроме проклятия, – и Веню рано или поздно должен заплатить за многочисленные преступления.

В начале карьеры Филипп шел по жизни, не преследуя иных целей, кроме удовлетворения сиюминутных желаний. В семнадцать лет его исключили из школы за многочисленные драки; к тому времени он уже успел отбыть срок «по малолетке» за вооруженное ограбление, а машин успел угнать столько, что и сам потерял счет. Во всем этом Веню винил обстоятельства: его мать, мол, умерла, когда ему было пять лет, но в его непутевой, неисправимой голове до сих пор звучал ее голос, и жалостливый судья нашел эти аргументы достаточными и вернул сына алкоголику-отцу.

Однако его воровские грабительские манеры со временем только укоренялись, и в восемнадцать лет отец выгнал его из дома, сказав, чтобы он никогда не возвращался. Следующие два года Филипп провел в непрекращающемся загуле, совершая преступления в одиночку, и увенчал этот период жизни убийством, но непредсказуемым образом без этого убийства он никогда не обрел бы Бога, как никогда не обрел бы и своего призвания.

Это случилось почти сорок лет назад. По тюремным понятиям – два максимальных срока.

Веню проиграл пятьдесят тысяч фунтов на футболе: его снова подвел «Манчестер Юнайтед». Платить он отказался, а когда букмекер стал направо и налево рассказывать об этом, Веню убил его, отрезал язык и приколол к груди над сердцем, чтобы все знали, что никто безнаказанно не может плохо отзываться о нем.

Филиппа объявили в розыск и вот-вот уже должны были поймать. Веню уже негде стало скрываться. Его искала не только полиция: уголовный мир тоже объявил награду за его голову, не простив убийство одного из своих. Ни по одну, ни по другую сторону закона укрыться стало негде. Изгой, человек без дома, он был вынужден искать убежища. И нашел его в том самом месте, где на протяжении веков убежище находили многие.

Филипп бежал из страны и поступил в семинарию. Нет, он не отказался от своего призвания; просто ему, кроме церкви, негде спасаться. Никто в семинарии не поинтересовался его намерениями или биографией – в те времена еще не требовали рекомендательных писем. Тех, кто желал проповедовать слово господне, встречали с распростертыми объятиями.

И он поступил в семинарию Святого Августина и стал учиться на священника – вернулся к религии своей юности. Проведя в семинарии месяц, Веню стал лучше спать, его разум успокоился, буйство стихло. Через три месяца он уже не был одержим стремлением к грабежам и убийству, то безумие, что охватывало его прежде при пробуждении, ушло. Но самое сильное изменение произошло через шесть месяцев. Он уверовал. Он нашел Бога в душе, в сердце, в каждом своем дыхании. Филипп Веню обрел смысл в жизни.

Его раскаяние стало искренним, но тайным. Ему еще предстояло рассказать о своем преступном прошлом коллегам, но он думал, что никогда не сможет это сделать, так как опасался, что, сколько бы церковь ни говорила об искуплении, о раскаянии, его не смогут простить.

Шли годы, Веню становился все более ярым адептом обретенной веры, стал знатоком Библии. Он с трепетом поглощал сведения по истории религии, его жажда знаний простиралась дальше канонических библейских текстов, он читал апокрифические Евангелия от Фомы и Еноха, от Иуды, Петра и Якова. Он интересовался другими мировыми религиями, выискивая сходства с христианством в индуизме, исламе, буддизме и иудаизме. Перед сном читал Коран и Тору – поглощал их так, как иные глотают триллеры и детективы.

Его изыскания в конечном счете привели к мистицизму, намеки на который можно найти во всех религиях: божественное вмешательство в христианстве, Святая Троица, Каббала в иудаизме, почитание демонов и ангелов в исламе. Он погрузился в изучение колдовства и друидизма. Его очаровывали верования людей, основы веры и слепая вера, религиозный фанатизм, исступление.

Потом Филипп пошел еще глубже. Он занялся Данте и неоязычеством. Он читал Алистера Кроули, которого называли самым коварным человеком в мире; читал о его вере, его эссе и, в особенности, о его поисках в начале двадцатого века забытых мест, связанных с волшебством и религией. Веню читал о культе Золотой Зари, некромантии, теистическом сатанизме, поклонении дьяволу. И находил то, что порождает кошмары и зло, колдовство и зверство. Как человека, совершавшего жестокости, его мало что могло удивить, но то, что он узнал, перевернуло его разум. И чем больше он читал, тем больше очаровывался.

Наконец Филипп обратил на эти вещи внимание братии, его семьи внутри Церкви, поделился своими знаниями о мире мистики с отцом Освином.

Франсис Освин принадлежал к старой школе. Он тосковал по латинской мессе, по тем временам, когда человек был богобоязненным и не сомневался в существовании Господа. Он сидел, наклонив голову, за столом. Его седые, обычно зачесанные на лысину волосы, теперь растрепались – он внимательно и вежливо слушал слова Филиппа. Он ни разу не прервал его, ни разу не отвел глаз. Когда тот закончил, Освин заговорил тихим голосом, почти шепотом.

– Можно ли заглянуть в сердце зла и не проникнуться им? – спросил он. – Соблазнительное зло может прикрываться целью исследования, якобы поиском знаний, но есть такие, которыми мы не должны владеть.

– Но мы – люди Бога; мы как никто другой способны распознавать зло и бороться с ним, – возразил Веню.

– Хотел бы я, чтобы так оно и было, – кивнул Освин. – Я видел, что наши призывы к миру, наши мольбы о спасении человека остаются без ответа. Либо тот, к кому они обращены, глух, либо зло выигрывает войну за наши души.

– Тем больше оснований для нас изучать его.

– Оно стало твоей идеей фикс. Идеей, которая привлекла внимание и осуждение людей за пределами нашего сообщества; даже Ватикан прислал запрос о твоих изысканиях.

Веню сидел, слушая слова Освина, глядя, как озабоченно выгибаются его брови.

– Ты должен прекратить заниматься этой ерундой, этим исследованием тьмы, зла. Ты получил знание, но твой интерес стал навязчивой идеей, и этому нужно положить конец.

– Но… разве для того, чтобы понять доброту Господа, мы не должны понять зло в самых темных его проявлениях? – взмолился Веню.

Освин не пожелал продолжать этот разговор и потребовал, чтобы Филипп прекратил бесплодные поиски и сосредоточился на величии Господа и истинных нуждах человечества.

Впервые за четыре года бешенство обуяло Веню. Наполнило душу. Именно этим чувством он был одержим в ранние годы и уже думал, что избавился от него, придя в лоно церкви. Но разум успокаивал его. Он покорно склонил голову и вышел из кабинета монсеньора.

Веню не имел ни малейшего намерения прекращать изыскания по поводу этих вещей. Его очарование резко нарастало, он изучал документы со все большей страстью; проститься с ними было равносильно прощанию с собственной душой.

Поэтому он продолжал. Его очаровало исступление Алистера Кроули, его книги и преданность мистическому. Он изучал труды доктора Роберта Вудмана, члена и основателя Ордена Золотой Зари [16]16
  Герметический орден Золотой Зари – влиятельная герметическая оккультная организация, действовавшая в Великобритании в течение второй половины XIX – начале XX века.


[Закрыть], Бланс Бартон, жрицы сатанинской церкви, мадам Блаватской, известного мистика, которая, если верить ей, разговаривала с мертвыми.

Но, несмотря на все это, Филипп оставался преданным вере и церкви, потому что она стала его домом, семьей, воздухом, которым он наполнял легкие. Исследования не подрывали веру – напротив, укрепляли ее. Потому что если существовали зло, тьма и дьявол, то спасителем, безусловно, был Бог.

В отличие от остальной братии Веню знал, что такое зло, не понаслышке. Он видел его в собственном сердце… и слышал сводившие с ума голоса. И, видя в себе идеальный пример, верил, что зло может быть побеждено, а тьма – заменена светом. Голоса можно заглушить, безумие – изгнать. Но зло оставалось равной противоборствующей силой, создававшей равновесие; силой, о которой никогда нельзя забывать.

Лучи утреннего солнца начинали пробиваться через витражные окна часовни; темно-красные и фиолетовые тона расцвечивали мраморный алтарь, перед которым в безмолвной молитве склонился Веню, благодаря Бога за свою жизнь, за свое спасение.

Эта была его последняя молитва Господу.

Сзади подошел отец Освин. Он остановился и стал ждать, когда Веню повернется к нему.

– Отец, – сказал Освин, избегая встречаться с ним взглядом. – Нам нужно поговорить.

Веню последовал за ним через церковь в дом, в большой устрашающий зал, где пахло ладаном и кожей. За столом сидели шесть священников. По противоположным концам стола стояли два пустых стула, которые и заняли Веню и Освин. Ни один из шести не пожелал встретиться с Филиппом взглядом.

Освин, не сказав ни слова, принялся выкладывать на стол книги – по колдовству, оккультизму, поклонению дьяволу, друидизму.

– Смутьянство – вот то слово, которое приходит на ум, – начал Освин. – Вот сколько всего ты прячешь от нас, сколько прячется в твоем сердце.

Веню обвел взглядом священников – все они теперь смотрели на него – и остановился на Освине.

– Значит, вы рылись в моих вещах и осуждаете меня за то, что я читаю?

– Нас беспокоит то, что мы нашли в твоем сердце.

– Мы не можем закрывать глаза на зло, существующее в мире, – сказал Веню. – Зло невозможно победить молчанием. Сила в знании.

– Но мы не ищем силы. – Освин помолчал, на мгновение в зале воцарилась тишина. – И нас беспокоит, что ты занят этими поисками.

– Вы порицаете меня за чтение! – взорвался Веню. – Вы все сидите здесь и осуждаете меня за то, что я заглянул в суть вещей. А вы слепы к злу и тьме, существующим в мире.

– Мы не слепы, Филипп. – Освин достал папку и положил ее на стол. – Отец Нолан провел кое-какие расследования.

Веню бросил взгляд на папку – ее можно не открывать, он и без того знал, что в ней.

– Сказать, что результат этого расследования нас обеспокоил, – значит ничего не сказать.

– Полиция уже здесь, – пробормотал самый старый из священников, избегая встречаться взглядом с Веню.

– Ты хочешь, чтобы мы выслушали твое признание? – Голос Нолана дрожал от гнева.

Филипп повернулся к нему, не зная, то ли ему рассмеяться, то ли разозлиться.

– Ты должен знать, что нас к этому привели твои преступления и интересы, лежащие вне сферы церкви. Твои действия не оставили нам выбора. Ты не только должен быть лишен сана, но за твои деяния, за обман, который ты распространял, за зло, которое гнездится в твоем сердце и которое ты собирался распространять от имени церкви… ты будешь отлучен.

Слова Освина прозвучали как гром для души. Его вышвыривали из единственной семьи, которая у него была, из единственного места, которое он называл домом.

И в этот миг сердце Веню наполнилось черной злобой. Ярость заполнила душу. Он смотрел на священников ненавидящим взглядом. Если он не нужен церкви, если Господь поворачивается к нему спиной, что ж, он найдет другие места. Есть и альтернативы.

Полицейские молча вошли в комнату. Ни слова не было сказано – они встали по бокам от него и повели к двери. Веню обернулся и задержал взгляд на каждом из пожилых священников, запоминая их имена и лица. Он еще не знал, как, но собирался найти способ отомстить этим людям, которые погубили его жизнь.