Текст книги "Если спросишь, где я: Рассказы"

Автор книги: Реймонд Карвер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)

Витамины
(Перевод О. Адамовой)

У меня была работа, а у Пэтти – нет. Я каждую ночь проводил пару часов в больнице. Это пустячная работа. Я делал кое-что, отмечал карточку на восемь часов, и мы с сестрами отправлялись чего-нибудь выпить. В конце концов, Пэтти тоже захотела работать. Сказала, что работа ей нужна для самоутверждения. Поэтому она начала ходить по квартирам, продавала поливитамины.

Какое-то время она была просто одной из многих девушек, которые ходят по незнакомым кварталам и звонят во все двери. Но сумела продвинуться. Она была сообразительной, хорошо училась в школе. Она была ответственной. И очень быстро получила повышение. Те девушки, у которых все шло не так гладко, оказались под ее началом. Вскоре у нее уже была своя команда и свой небольшой офис в торговом центре. Вот только работавшие на нее девушки, все время менялись. Ведь некоторые отказывались от работы через два дня, и даже иногда – через два часа. Но попадались и такие, у кого получалось неплохо. Они умели продавать витамины. Эти девушки оставались с Пэтти. Они составляли ядро ее команды. Однако и тех, у кого дело не ладилось, было немало.

Девушки, у которых не ладилось, обычно просто исчезали. Не приходили, и все. Если у них были телефоны, то они не клали трубку на рычаг. Не открывали дверь на звонок. Пэтти принимала такие потери близко к сердцу, словно эти девушки были новообращенными, сбившимися с истинного пути. Она винила во всем себя, но потом перестала: их было слишком много, так что она просто вынуждена была справляться с чувством вины.

Бывало, какая-нибудь девушка настолько волновалась, что не могла даже нажать на дверной звонок. Или подойдет к двери, и слова выдавить из себя не может. Или вместо «здравствуйте» выдаст что-нибудь такое, чего нельзя говорить, пока не попадешь в дом. Такие недотепы отказывались работать, брали сумку с образцами, шли к машине и ждали, пока Пэтти и остальные девушки закончат работу. После этого все совещались. Ехали в офис. Ну и пытались словами поддержать друг друга: «Если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе». Или: «Делай что надо, и все будет как надо».

Иногда девушки просто не возвращались «с поля боя», вместе с ними исчезали и образцы товара. Они отправлялись в город и не возвращались. Но им всегда находилась замена. Пэтти завела специальный список, а раз в две-три недели давала небольшую рекламу в «Пеннисэйвер». И девушек становилось все больше. Они шли нескончаемым потоком.

Ядро их команды составляли Пэтти, Донна и Шейла. Пэтти была красавица, а Донна и Шейла, те попроще. Однажды вечером Шейла заявила Пэтти, что любит ее больше всех на свете. Пэтти сказала мне, что она выразилась именно так. Пэтти подвозила Шейлу домой, и они сидели в машине перед ее домом. Пэтти ответила Шейле, что тоже ее любит, что любит всех своих девочек. Но не в том смысле, который имела в виду Шейла. Тогда Шейла дотронулась до ее груди. Пэтти сказала, что отвела ее руку. А после объяснила ей, что это ее не возбуждает. Она сказала, что Шейла и глазом не моргнула, только кивнула, прижала руку Пэтти к губам, и вышла из машины.

* * *

Это произошло под Рождество. Витаминный бизнес шел крайне вяло в те дни, поэтому мы с Пэтти решили устроить вечеринку, чтобы немного поднять настроение. В общем-то идея всем показалась неплохой.

Первой отключилась Шейла: просто упала, мертвецки пьяная и потом проспала несколько часов кряду. Вышла на середину гостиной, постояла минутку, потом вдруг глаза у нее закрылись, ноги подкосились, – и она растягивается на полу прямо со стаканом в руке. И по пути этой рукой задевает кофейный столик. Все это происходит в полной тишине, если не считать грохота столика. Коктейль вылился на ковер. Мы с Пэтти и кем-то еще вынесли ее на заднюю веранду, положили на раскладушку и постарались забыть о ней.

Все здорово напились и разошлись по домам. Пэтти пошла спать. Мне захотелось еще выпить, и я просидел за столом с коктейлем до тех пор, когда за окном начало светлеть. Тут появилась Шейла, и понеслось! Она сказала, что у нее жутко трещит голова, словно кто-то сверлит внутри дрелью. Боль такая ужасная, сказала она, что у нее наверняка теперь начнется косоглазие! Кроме того, она сломала мизинец, это точно. Она показала его мне: палец действительно покраснел. Она обложила нас за то, что мы уложили ее спать в линзах. И какого черта никто об этом даже не вспомнил. Она поднесла палец к глазам и стала рассматривать. Потом потрясла головой. Потом вытянула руку и снова уставилась на свой палец. Как будто не могла никак поверить, что с ней такое произошло. Лицо у нее опухло, волосы растрепались. Она сунула палец под холодную воду.

– Боже! О, Боже! – заорала она, склонившись над раковиной. Но поскольку она подкатывала к Пэтти, признавалась ей в любви, то сочувствия к ней я не испытывал, ни малейшего.

Я пил виски и молоко со льдом. Шейла опиралась о раковину. Она смотрела на меня своими глазками-щелочками. Я отхлебнул немного из стакана. Я не произнес ни слова. Она принялась снова рассказывать мне, как ей плохо. Заявила, что ей нужно к доктору. И что она сейчас разбудит Пэтти. И вообще с нее довольно, она уезжает отсюда, отправляется в Портленд. Вот только сначала попрощается с Пэтти. Она хочет, чтобы Пэтти отвезла ее в больницу, пусть там посмотрят и палец и глаза.

– Я сам отвезу тебя, – сказал я. Мне не хотелось, но делать было нечего.

– Я хочу, чтобы меня отвезла Пэтти, – заупрямилась Шейла.

Здоровой рукой она поддерживала больную, с опухшим мизинцем, раздувшимся до размера карманного фонарика.

– И потом, нам нужно поговорить. Мне нужно сказать ей, что я уезжаю в Портленд. Мне нужно попрощаться с ней.

Я не уступал:

– Думаю, мне придется сказать это за тебя. Она спит.

Но Шейла совсем обнаглела.

– Мы друзья, – сказала она. – Мне нужно поговорить с ней. Мне нужно поговорить с ней лично.

Я покачал головой:

– Я же сказал – она спит.

– Мы друзья и любим друг друга, – уточнила Шейла. – Я должна попрощаться с ней.

И разворачивается к кухонной двери.

Я привстал:

– Сказал же, что отвезу.

– Ты пьян! Ты даже не ложился. – Она снова посмотрела на свой палец: – Проклятье, как это могло случиться?

– Не так уж и пьян, и вполне смогу отвезти тебя в больницу, – сказал я.

– Я не поеду с тобой! – завизжала Шейла.

– Твое дело. Но Пэтти будить не смей, лесбиянка чертова, сучка, – выдал ей я.

– Ублюдок, – ответила она.

Ответила, вышла из кухни, и прямиком к выходу, не зайдя даже в туалет и не умывшись. Я поднялся и посмотрел в окно. Она шла по направлению к улице Евклида. Больше за окном никого не было. Ну конечно, в такую-то рань.

Я добил коктейль и подумал, не выпить ли еще один.

И выпил.

Больше никто Шейлу не видел. По крайней мере, никто из наших людей, торгующих витаминами. Она ушла в сторону улицы Евклида и прочь из нашей жизни.

Позже Пэтти спросила:

– Что случилось с Шейлой?

– Она уехала в Портленд, – ответил я.

Меня заводила Донна, она тоже из «ядра» команды. Во время вечеринки мы танцевали под Дюка Эллингтона. Я прижимался к ней, вдыхал аромат ее волос, сжимал ее талию, когда мы кружили по ковру. Танцевать с ней было потрясающе приятно. Я был единственным парнем на вечеринке, я и семь девушек, остальные шесть танцевали друг с дружкой. В гостиной было на что посмотреть.

Когда я вышел за чем-то на кухню, за мной вошла Донна с пустым стаканом. На кухне в тот момент никого не было, я слегка приобнял ее. Она прижалась ко мне. Стоим, хорошо так обнимаемся.

Донна возьми да скажи:

– Не надо. Не сейчас.

Когда я услышал это «не сейчас», сразу ее отпустил. Мне показалось, это все равно поманить деньгами в банке, до которых не добраться.

Я сидел за столом и вспоминал про то, как мы обнимались, и тут как раз появилась Шейла со своим пальцем.

Я еще некоторое время думал о Донне. Прикончил свой коктейль. Снял трубку с телефона, чтобы не звонили, и направился в спальню. Я разделся и лег рядом с Пэтти. Полежал немного, чтобы расслабиться. Затем принялся за дело. Но она не проснулась. Ну и я после закрыл глаза.

А когда их открыл, была уже вторая половина дня. В постели я был один. В окно хлестал дождь. На подушке Пэтти лежал пончик, а на тумбочке стоял стакан воды. Я еще не протрезвел и ничего не понимал. Помнил только, что сейчас воскресенье и что скоро Рождество. Я съел пончик и выпил воду. Я заснул снова и проснулся, уже когда услышал, как Пэтти пылесосит. Она вошла в спальню и спросила про Шейлу. Тогда-то я и сказал ей, что Шейла уехала в Портленд.

Примерно через неделю после Нового года мы с Пэтти решили выпить. Она только что пришла с работы. Было не так уж поздно, но темно и промозгло. Через два часа мне нужно было уходить на работу. Ну а пока мы пили виски и болтали. Пэтти устала. Она вся погрузилась в уныние и в свой третий коктейль. Никто не покупал витамины. Девушки разбежались, – осталась только Донна и еще Пэм, сравнительно недавно появившаяся девушка, клептоманка. Мы говорили о плохой погоде и о том, сколько надо брать с собой талончиков за парковку, чтобы нормально ездить. Потом стали обсуждать, насколько лучше нам жилось бы, если бы мы переехали в Аризону, или куда-нибудь еще в этом роде.

Я сделал нам еще по стаканчику. Затем выглянул в окно. Идея насчет Аризоны была не так уж плоха.

Пэтти процедила:

– Витамины….

Взяла свой стакан и бросила туда лед.

– Черт побери! В детстве я и представить себе не могла, что буду этим заниматься. Господи, я никогда не думала, что, когда вырасту, буду торговать витаминами. Ходить по квартирам и впаривать людям витамины. Это просто за гранью. В голове не укладывается.

– Я тоже так не думал, детка, – сказал я.

– Вот-вот, – подхватила она. – Ты выразился короче.

– Детка…

– Не сюсюкай. Тяжело, братец. Жизнь нелегкая штука, как ни крути.

Казалось, она что-то обдумывает. Потом Пэтти тряхнула головой, допила коктейль и сказала:

– Мне они уже снятся, эти витамины. Мне нет покоя. Нет никакого покоя! Ты хотя бы, как выйдешь с работы, можешь сразу забыть о ней. Наверняка тебе ни разу не снилось, как ты натираешь полы, или чем ты там еще занимаешься. Когда ты уходишь с этой чертовой работы, дома она тебе не снится! – выкрикнула она. – Ведь так?

– Я не помню – мне вообще ничего не снится, – ответил я. – Я просыпаюсь и ничего не помню. – Я пожал плечами. – Охота мне была следить за тем, что происходит в моей голове, когда я сплю. Мне все равно.

– Так не бывает – тебе снятся сны! – воскликнула Пэтти. – Если даже ты и не помнишь их. Они всем снятся. Если бы тебе не снились сны, ты бы сошел с ума. Я читала об этом. Это отдушина. Люди спят, и им снятся сны. Иначе они сойдут с ума. Но когда сплю я, мне снятся витамины. Ты понимаешь, о чем я говорю? – она пристально на меня посмотрела.

– И да и нет, – ответил я.

Это был непростой вопрос.

– Мне снится, как я продаю витамины, – продолжила она. – Я их продаю, потом они мне снятся… получается, что я торгую витаминами круглые сутки. Боже, разве это жизнь?

Она допила коктейль.

– А как Пэм поживает? – спросил я. – Все еще подворовывает? – Мне хотелось сменить тему, но ничего лучше я придумать не смог.

– Черт, – сказала Пэтти. И покачала головой. Мы стали слушать шум дождя.

– Никто не продает витамины, – снова заговорила Пэтти. И схватила стакан, но он был пуст. – Никто не покупает витамины. Вот что я пытаюсь тебе сказать. Ты меня слышишь?

Я поднялся, чтобы налить нам еще.

– А у Донны как дела? – спросил я. А сам читаю этикетку на бутылке, жду.

Пэтти сказала:

– Ей удалось продать немного позавчера. Это все. Это все, чего мы добились на этой неделе. Не удивлюсь, если она уйдет. Я не буду в претензии. – Так и сказала. – Будь я на ее месте, точно бы ушла. Но если она уйдет, то что будет? Тогда я опять вернусь к тому, с чего начинала, вот что будет. Опять все с нуля. Середина зимы, люди кругом по всей стране болеют, умирают, но никому и в голову не приходит купить витамины. Я и сама уже вся больная, полная чертовщина.

– Что с тобой, детка? – я поставил стаканы на стол и сел. Она продолжала, словно я ничего и не сказал. А, может, так оно и было.

– Единственный мой клиент – я сама, – сказала она. – Мне все кажется, что эти витамины полезны для кожи. Как тебе моя кожа? Интересно, бывает ли передозировка витаминов? Я уже дошла до того, что в сортир не могу сходить по-человечески.

– Детка… – сказал я.

Но она продолжала:

– Тебя не волнует, принимаю я витамины, не принимаю… Вот в чем дело. Тебя вообще ничего не волнует. У меня сегодня, когда лил дождь, сломался дворник, я чуть не попала в аварию, – остановилась в последний момент.

Мы все пили и говорили, до самого моего ухода, в смысле, на работу. Пэтти собиралась, если, конечно, не заснет, поваляться в ванной.

– Засыпаю на ходу, – сказала она. – Витамины. Витамины – это для нас все, – сказала она. Она осмотрела кухню, заглянула в свой пустой стакан. Ее развезло, но она разрешила мне поцеловать себя. Затем я отправился на работу.

Было одно местечко, куда я захаживал после работы. Я начал ходить туда ради музыки, ну и к тому же там можно было пропустить стаканчик, когда все вокруг закрывалось. Место называлось «Офф-Бродвей». Это было негритянское заведение, неподалеку от негритянского квартала. Заправлял там негр Хаки. Посетители собирались здесь обычно уже тогда, когда в других местах прекращалось обслуживание. Заказывали они чаще всего «местные» напитки – то есть кока-колу с убойной дозой виски, – или проносили с собой напитки под полой пальто, заказывали колу с виски, а выпив его, смешивали свои коктейли.

Бывало и такое, что один негр бил другого бутылкой по голове. Говорили, что как-то один чувак подкрался к другому в сортире и перерезал ему горло, пока у того руки были заняты. Но лично при мне ничего подобного не случалось. Ничего, с чем не справился бы Хаки. Хаки был здоровенным негром с бритой башкой, которая блестела в свете флюоресцентных ламп. Он носил гавайские рубашки навыпуск. Мне кажется, у него что-то было вшито в ремень. Что-то такое, наверное, тяжеленькое. Стоило кому-то разбушеваться, Хаки подходил к нему, клал руку на плечо и говорил пару ласковых. И все. Вот уже много месяцев я регулярно захаживал в это местечко. Мне льстило, что Хаки разговаривает со мной, интересуется: «Как дела, дружище?», или: «Дружище, сто лет тебя не видел».

Вот туда, в «Офф-Бродвей», я и пригласил Донну на свидание. На наше единственное свидание.

Я вышел из больницы сразу после двенадцати. Ночь была ясная, и на небе появились звезды. У меня до сих пор гудело в голове от виски, которое мы выпили с Пэтти. Тем не менее, я собирался выпить еще что-нибудь по дороге домой. Машина Донны стояла рядом с моей, и Донна сидела внутри – курила. Я вспомнил, как мы обнимались на кухне, и как она сказала: «Не сейчас».

Она опустила стекло и стряхнула пепел с сигареты.

– Я не могла уснуть, – сказала она. – Одолели всякие мысли, и я не могла уснуть.

– Донна. Рад тебя видеть, – сказал я.

– Не знаю, что со мной…

– Хочешь пойти что-нибудь выпить? – спросил я.

– Пэтти ведь моя подруга, – продолжила она.

– И моя тоже, – напомнил я. – Пойдем.

– Просто чтоб ты знал, – добавила она.

– Есть неплохое местечко. Негритянское. У них музыка. Можем пропустить по стаканчику и послушать музыку.

– Ты отвезешь меня? – спросила Донна.

– Подвинься, – сказал я.

Она тут же принялась говорить про витамины: дела идут плохо, продажи упали, интерес к рынку витаминов пропал.

Потом сказала:

– Мне так стыдно перед Пэтти. Она моя лучшая подруга и пытается как-то все наладить. Но, возможно, мне все же придется уйти. Это между нами. Поклянись! Пойми, нужно что-то есть. Платить за квартиру. Мне нужно новое пальто и новые туфли. Ну и что мне эти витамины, а? – спросила Донна. – Я очень сомневаюсь, что витамины – это то, что сейчас требуется. Пэтти я пока ничего пока не говорила. Я же тебе сказала, что пока еще только думаю.

Донна положила руку рядом с моей ногой. Я опустил руку и сжал ее пальцы. Она сжала мои. Затем убрала руку и надавила на зажигалку; прикурив, положила руку обратно.

– Главное, очень не хочется расстраивать Пэтти. Ты понимаешь, что я имею в виду? Мы были командой.

Она поднесла свою сигарету к моим губам:

– Я знаю, ты куришь другие, – сказала она, – но ты попробуй, давай.

Я въехал на парковку у «Офф-Бродвей». Три негра стояли возле старого «крайслера» с треснувшим лобовым стеклом. Просто стояли и потягивали что-то из бутылок. Они оглядели нас. Я вылез из машины и обошел ее, чтобы открыть дверь Донне. Потом проверил, все ли двери закрыты, взял Донну за руку, и мы вышли на улицу. Негры пили и смотрели на нас.

Я спросил:

– Ты ведь не собираешься переезжать в Портленд?

Мы шли по тротуару, я обнял ее за талию.

– Я ничего не знаю про Портленд. Мне никогда и в голову не приходило, чтобы вдруг туда сорваться.

В передней половине «Офф-Бродвей» находились обычное кафе и бар. Несколько негров сидели за стойкой, и еще несколько расставляли тарелки с едой на столах, покрытых красными клеенками. Мы прошли через помещение кафе в большую заднюю комнату. Там была длинная стойка, кабинки вдоль стены и сцена, где располагались музыканты. Перед сценой было нечто вроде танцпола. Бары и ночные клубы еще работали, поэтому народу было пока немного. Я помог Донне снять пальто. Мы заняли кабинку и положили сигареты на столик. К нам подошла чернокожая официантка, Ханна. Мы обменялись с ней кивками. Она посмотрела на Донну. Я заказал два виски с колой и решил, что все хорошо.

Когда нам принесли напитки, я заплатил, мы сделали по глотку и начали обниматься. Мы обнимались, тискались, гладили друг друга. Донна постоянно останавливалась, откидывалась назад, легонько меня отталкивала, затем хватала меня за запястья. Она смотрела мне в глаза. Затем ее глаза закрывались, и мы снова начинали целоваться. Скоро народу поприбавилось. Мы перестали целоваться, но я по-прежнему обнимал ее. Она положила руку мне на ногу. Двое трубачей-негров и белый барабанщик начали что-то наигрывать. Я подумал, что нам с Донной стоит еще выпить и послушать музыку. А потом уйти и отправиться к ней домой, чтобы довести дело до конца.

Я как раз заказал Ханне еще два коктейля, когда этот черный, Бенни, подошел к нам с еще одним черным, здоровым таким и при полном параде. У здорового были красные глаза, и одет он был в костюм-тройку в тонкую полоску. На нем была розовая рубашка, галстук, пальто, фетровая шляпа – словом, все как полагается.

– Как тут мой друг? – сказал Бенни.

Сказал и протянул мне руку для рукопожатия. Мы с ним иногда разговаривали. Бенни знал, что мне нравится здешняя музыка, и всегда подходил поболтать. Он любил обсуждать Джонни Ходжеса и рассказывать, как он подыгрывал Джонни на саксе. Он любил завернуть что-нибудь вроде: «Когда мы с Джонни выступали в Мейсон-сити…».

– Привет, Бенни, – сказал я.

– Я хочу познакомить вас с Нельсоном, – сказал Бенни. – Он только сегодня вернулся из Вьетнама. Сегодня утром. Он пришел послушать что-нибудь приличное. На всякий случай он даже надел танцевальные туфли. – Бенни посмотрел на Нельсона и кивнул: – Это Нельсон.

Я взглянул на блестящие ботинки Нельсона, затем на самого Нельсона. Казалось, он хочет понять, откуда я. Он изучал меня. Затем криво усмехнулся, обнажив зубы.

– Это Донна, – представил я. – Донна, это Бенни, а это Нельсон. Нельсон, это Донна.

– Привет, девочка, – сказал Нельсон, и Донна ответила: – Привет, Нельсон. Привет, Бенни.

– Можно мы тут у вас присядем, ребята? – спросил Бенни. – Вы как, не против?

– Конечно, нет, – сказал я. Хотя предпочел бы, чтобы они нашли себе другое место.

– Мы не собираемся тут засиживаться, – объяснил я. – Только допьем коктейли, и все.

– Знаю, знаю, приятель, – сказал Бенни. Он сел напротив меня, а Нельсон расположился в глубине кабинки. – Неотложные дела, и еще мало ли куда надо зайти. Да сэр, Бенни знает, – сказал Бенни и подмигнул.

Нельсон посмотрел на сидящую напротив Донну. Потом снял шляпу. И стал вертеть ее в своих ручищах, казалось, он что-то высматривает на полях. Затем освободил на столе место для шляпы. Снова поднял взгляд на Донну. Ухмыльнулся и расправил плечи. Он расправлял их чуть ли не каждые пять минут. Как будто очень устал таскать на себе все эти мускулы.

– Уверен, это твой хороший друг, – сказал Нельсон Донне.

– Очень хороший, – сказала Донна.

Подошла Ханна. Бенни заказал два стакана виски с колой. Ханна ушла, и Нельсон вытащил из-под полы пальто пинту виски.

– Хорошие друзья, – сказал Нельсон. – По-настоящему хорошие друзья. – Он отвинтил крышку на бутылке.

– Осторожно, Нельсон, – предупредил Бенни. – Смотри, чтобы никто не видел. Нельсон только что с самолета из Вьетнама, – пояснил Бенни.

Нельсон поднял бутылку и отхлебнул виски. Завинтил крышку, положил бутылку на стол и накрыл сверху шляпой. – По-настоящему хорошие друзья, – повторил он.

Бенни посмотрел на меня и закатил глаза. Но он и сам тоже был под градусом.

– Мне надо прийти в себя, – сказал мне Бенни. Он опустошил оба стакана, опустил сначала один, потом другой под стол и налил виски. Убрал бутылку в карман пальто, приговаривая:

– Парень, мне месяц не удавалось промочить горло. И вот теперь удалось.

Мы все сидели в кабинке, стаканы перед нами, шляпа Нельсона на столе.

– Ты, – обратился ко мне Нельсон, – у тебя ведь есть кто-то еще, да? Эта красивая женщина, она тебе не жена. Я знаю. Но вы с ней по-настоящему хорошие друзья. Ну что, я прав?

Я отпил немного из стакана, но не почувствовал вкуса виски. Я вообще ничего не почувствовал.

– Все то дерьмо, которое мы по телевизору видим про Вьетнам, это правда? – спросил я.

Красные глаза Нельсона снова остановились на мне. Он объявил:

– Я что хочу сказать, ты знаешь, где твоя жена? Уверен, она сейчас с каким-нибудь франтом, хватает его за соски, держит за руку, пока ты тут радуешься жизни со своей хорошей подругой. Уверен, у нее тоже есть хороший друг.

– Нельсон! – прикрикнул Бенни.

– А я что, я ничего, – ответил тот.

Тогда Бенни сказал:

– Нельсон, давай оставим людей в покое. В другой кабинке есть еще кое-кто – помнишь, я тебе говорил? Нельсон только сегодня утром с самолета, – Бенни вроде как извинялся.

– Уверен, я знаю, о чем ты думаешь, – продолжал вещать Нельсон. – Уверен, ты думаешь: «Здоровенный пьяный негр, и что мне с ним делать? Может, еще и жопу ему подтереть?» Так ты думаешь?

Я огляделся. Я увидел Хаки, который стоял возле сцены, музыкантов за его спиной, которые что-то играли. Кто-то вышел танцевать. Мне показалось, что Хаки смотрит прямо на меня, но если и смотрел, то сейчас уже отвернулся.

– Ну что ты молчишь? – сказал Нельсон. – Я ведь нарочно тебя дразню. Как вернулся из Вьетнама, никого еще не дразнил с тех пор. А там я дразнил косоглазых.

Он снова ухмыльнулся, огромные губы раздвинулись. Потом он перестал ухмыляться и просто уставился на меня.

– Покажи им ухо, – предложил Бенни, ставя на стол свой стакан. – Нельсон отрезал ухо у одного из этих маленьких выскочек, – добавил Бенни. – Он носит его с собой. Покажи им, Нельсон.

Нельсон все смотрел и смотрел. Потом принялся рыться в карманах пальто. Он достал что-то из одного кармана. Это были ключи и таблетки от кашля.

Донна сказала:

– Я не хочу видеть никакое ухо. Фу. Фу-у-у. Боже!

Она посмотрела на меня.

– Нам нужно идти, – сказал я.

Нельсон все ощупывал свои карманы. Он достал из внутреннего кармана пиджака бумажник и положил на стол. Потом его погладил.

– Там пять сотен. Слушай сюда, – сказал он Донне. – Я даю тебе две. Заметано? Я даю тебе две сотни, за минет. Такой, как его жена делает сейчас какому-нибудь крепкому парню. Слышишь меня? Пока он здесь задирает тебе юбку, она лижет чей-то болт, так и знай. Все по-честному. Вот! – он вытащил уголки купюр из бумажника. – Ладно, черт с вами, вот еще сотня для твоего хорошего друга, чтобы он тут не скучал. Тебе и делать-то ничего не нужно, – обратился Нельсон ко мне. – Будешь сидеть здесь, пить свое пойло и слушать музыку. Хорошую музыку. Я и эта женщина выходим вместе, как хорошие друзья. И потом она возвращается одна. Раз-два – и она снова тут с тобой.

– Нельсон, – вмешался Бенни. – Ну что ты такое говоришь, а, Нельсон?

Нельсон ухмыльнулся:

– Я уже все сказал.

Он, наконец, нашел то, что искал. Это был серебряный портсигар.

Он открыл его. Я заглянул внутрь. Ухо лежало на ватной подушечке. Напоминало сушеный гриб. Но это было настоящее ухо, и оно было прикреплено к цепочке для ключей.

– Боже! – воскликнула Донна. – Ф-у-у-у!

– Стоящая вещь, правда? – спросил Нельсон. Он смотрел на Донну.

– Нет! Пошел в ты жопу, – выпалила Донна.

– Девочка… – пробормотал Нельсон.

– Нельсон… – позвал я. И красные глаза Нельсона теперь смотрели на меня. Он отодвинул шляпу и кошелек, и портсигар тоже.

– Что ты хочешь? – спросил Нельсон. – Проси, что хочешь.

Хаки положил одну руку на мое плечо, вторую на плечо Бенни. Он наклонился над столом, его голова засверкала в свете ламп.

– Как дела, ребята? Веселитесь?

– Все в порядке, Хаки, – сказал Бенни. – Все путем. Эти ребята собирались уходить. А мы с Нельсоном еще посидим – послушаем музыку.

– Вот и хорошо, – сказал Хаки. – Чтобы ребята были довольны – это для меня самое главное.

Он оглядел нашу кабинку. Он посмотрел на бумажник Нельсона и на портсигар, лежавший рядом. Он увидел ухо.

– Настоящее ухо? – спросил Хаки.

– Настоящее, – ответил Бенни. – Покажи ему это ухо, Нельсон. Нельсон только что с самолета из Вьетнама, оттуда он привез это ухо. Это ухо объехало полмира, прежде чем оказалось вот на этом столе. Покажи ему Нельсон, – сказал Бенни.

Нельсон взял портсигар и передал его Хаки.

Хаки стал разглядывать ухо. Он вытащил цепочку и покачал ухо, поднеся его к самому лицу. И смотрел, как оно болтается.

– Мне рассказывали о таких вот высушенных ушах, членах и прочих штуковинах.

– Я отрезал его у одного косоглазого, – объяснил Нельсон. – Он больше все равно ничего им не слышал. Решил прихватить сувенир на память.

Хаки повернул ухо другой стороной.

Мы с Донной стали выбираться из кабинки.

– Девочка, не уходи, – сказал Нельсон.

– Нельсон, – одернул его Бенни.

Хаки перевел взгляд на Нельсона. Я стоял возле кабинки, держа в руках пальто Донны. Ноги меня не слушались.

– И ты уйдешь с этим сутенером! – рявкнул Нельсон, – позволишь ему наслаждаться твоими прелестями! Ну погодите! Я вам еще устрою…

Мы двинулись прочь. На нас все глазели.

Я услышал, как Бенни говорит:

– Нельсон только сегодня утром с самолета из Вьетнама. Мы пили весь день. Мы никогда еще столько не пили. Но вести себя будем прилично, Хаки.

Нельсон вопил что-то, перекрикивая музыку. Я разобрал пару фраз:

– Это не приведет ни к чему хорошему! Что бы ты ни делал, это ни приведет ни к чему хорошему!

Что он потом кричал, я уже не расслышал. Музыка смолкла, и снова заиграла. Мы не оглядывались. Мы продолжали идти. Мы вышли на улицу.

Я открыл перед ней дверцу. Я двинулся назад, к больнице. Донна молча сидела рядом. Потом закурила сигарету, но по-прежнему молчала.

Я попытался найти какие-нибудь слова:

– Послушай, Донна, не переживай, не надо. Прости, что так получилось.

– Мне бы они пригодились, эти деньги, – сказала Донна. – Вот о чем я думаю.

Я продолжал вести машину и не смотрел на нее.

– Правда, – сказала она. – Мне бы пригодились эти деньги. – Она встряхнула головой. – Даже не знаю, – пробормотала она. И, опустив голову, заплакала.

– Не плачь, – попросил я.

– Я не пойду завтра на работу, точнее сегодня, и плевать на будильник, пусть звонит, – сказала она. – Я пас. Я уезжаю из города. А все, что там произошло… это был мне знак. – Донна нажала на зажигалку и подождала, пока она раскочегарится.

Я припарковался рядом со своей машиной и заглушил двигатель. Потом я посмотрел в зеркало заднего обзора, смутно предчувствуя, что сейчас снова увижу старый «крайслер», – как он припарковывается за мной, и сидит в нем Нельсон… Я с минуту не выпускал руль из рук, затем положил их на колени. Мне не хотелось к ней прикасаться. Наши объятия на кухне и поцелуи в «Офф-Бродвей» – все закончилось.

Я спросил:

– Что ты собираешься делать?

Хотя мне было все равно. Если бы она умерла вдруг от сердечного приступа, меня бы это не тронуло.

– Может быть, поеду в Портленд, – ответила она. – Наверное, в нем что-то есть, в этом Портленде. О нем одном только и слышно последнее время. Портленд в центре внимания. Портленд то, Портленд се. Портленд такой же город, как любой другой. Они все одинаковые.

– Донна, – сказал я, – я лучше пойду.

Я отстегнулся, приоткрыл дверцу, и в салоне зажегся свет.

– Выключи ты этот свет ради бога!

Я торопливо выбрался.

– Спокойной ночи, Донна, – сказал я.

Но она смотрела на приборную панель. Я завел свою машину и включил фары. Переключил скорость и дал газу.

Я налил виски, отпил немного и взял стакан с собой в ванную. Я почистил зубы. Потом открыл аптечку. Пэтти крикнула что-то из спальни. Она открыла дверь ванной. Она была одета. Видимо, так и спала одетая.

– Который час? – завопила она. – Я проспала! Господи, боже! И ты меня не разбудил, черт бы тебя побрал!

Она была в ярости. Она стояла в дверях полностью одетая. И, видимо, собралась бежать на работу. Но у нее в руках не было чемоданчика с образцами и с витаминами. Ей просто приснился дурной сон. Она помотала головой из стороны в сторону.

С меня было довольно на эту ночь.

– Иди спать, детка. Я кое-что ищу, – сказал я.

Я что-то неловко задел. Все летело в раковину.

– Где аспирин? – спросил я.

Из аптечки посыпались еще какие-то пузырьки. Мне было все равно. Все летело в раковину.