Текст книги "Если спросишь, где я: Рассказы"
Автор книги: Реймонд Карвер
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)
– Ну, а что было дальше с пожилой парой? – спросила Лаура. – Ты так и не закончил эту историю.
Лаура пыталась прикурить сигарету, но спички все время гасли.
Солнечный свет, лившийся в кухню, изменился, как-то потускнел.
Но листья на осине все так же трепетали, и я вглядывался в причудливые тени, которые они отбрасывали на деревянную оконную раму и пластиковую столешницу. Конечно, на дереве и на пластике тени смотрелись совершенно по-разному.
– Ну, так что там с этими стариками? – спросил я.
– Старые зато умные, – заметила Терри.
Мэл уставился на нее.
– Дорогой, давай же, рассказывай. Я просто пошутила. Что там было дальше? – спросила Терри.
– Ну знаешь, ты иногда… – сказал Мэл.
– Мэл, не будь ты таким серьезным, хоть иногда. Ты что, шуток не понимаешь?
– А по-моему совсем не смешно, – ответил Мэл.
Он держал стакан в руке, продолжая пытливо смотреть на жену.
– Что там дальше было? – спросила на этот раз уже Лаура.
Мэл перевел взгляд на Лауру.
– Знаешь, Лаура, если бы у меня не было Терри и если бы я так ее не любил, и если бы Ник не был моим лучшим другом, я бы точно в тебя влюбился. Я бы тебя похитил, душа моя.
– Рассказывай, не тяни, – сказала Терри. – А потом мы и об этом поговорим, ладно?
– Ладно, – ответил Мэл. – Так на чем же я остановился? – Он обвел всех взглядом и продолжил:.
– Я заезжал к ним каждый день, иногда даже по два раза, особенно, когда я по вызовам ездил. Ну, все было почти как в кино. Я имею в виду, что они оба выглядели как в фильме каком-нибудь, про скорую помощь: маленькие прорези для глаз, маленькие прорези для ноздрей и для рта. А у нее еще и ноги кверху подвешены. Муж очень долго пребывал в депрессии. Даже когда он узнал, что с его женой все будет в порядке, он все равно был жутко подавлен. Правда, надо сказать, совсем не из-за автокатастрофы. То есть не только из-за автокатастрофы. Как-то однажды я придвинулся ближе к прорези для рта, и он сказал мне, что переживает совсем не из-за аварии, а из-за того, что он свою жену через эти прорези совсем не видит. Он сказал, что именно поэтому ему так плохо. Вы можете это представить? Ему было плохо только оттого, что он не может свою башку повернуть, чтоб увидеть свою чертову жену!
Мэл опять обвел всех глазами и покачал головой, собираясь сказать что-то еще.
– Я хочу сказать, старый пердун чуть не умер от того, что не мог посмотреть на эту чертову перечницу.
Мы все уставились на Мэла.
– Вы вообще поняли, что я хотел сказать? – спросил Мэл.
Наверное, к тому времени мы все были уже навеселе. Помню, было уже сложно на чем-либо сосредоточиться. Свет уходил из комнаты, уходил через окно, туда, откуда он появился. Но никто так и не поднялся, чтобы включить свет электрический.
– Послушайте, – сказал Мэл. – Давайте, наконец, добьем этот хренов джин. Тут как раз осталось всем по стаканчику. А потом пойдем есть. Наведаемся в то новое местечко, которое мы с Терри раскопали.
– Он чем-то расстроен, – сказала Терри. – Дорогой, может быть, выпьешь таблеточку?
Мэл покачал головой.
– Они закончились. Я все уже выпил.
– Да, мы все не можем иногда обойтись без антидепрессантов, – сказал я.
– А некоторые вообще без них жить не могут, такие уж уродились, – сказала Терри.
Она терла пальцем какое-то пятнышко на столе. Потом перестала.
– Я хочу детям своим позвонить, – сказал Мэл. – Надеюсь, никто не против? Пойду позвоню детям.
Терри заметила:
– А что если Марджори возьмет трубку? Ребята, вы ведь слышали, что у нас там не все с ней в порядке? Дорогой, ты ведь совсем не хочешь разговаривать с Марджори. Тебе только еще хуже станет.
– Я не с Марджори хочу поговорить, – ответил Мэл. – Я хочу поговорить со своими детьми.
– И дня не проходит, чтобы Мэл не говорил про нее: как он хочет, чтоб она снова вышла замуж. Или умерла, – добавила Терри. – А еще она нас просто разоряет. Мэл думает, что она назло ему не хочет снова выходить замуж. У нее есть молодой человек, он живет с ней и детьми, а Мэл, соответственно, содержит и его вдобавок.
– У нее аллергия на пчелиный яд, – сообщил Мэл. – Я не хочу, чтоб она снова выходила замуж. Я молюсь, чтоб ее целый рой этих гребаных пчел до смерти искусал.
– Как тебе не стыдно, – сказала Лаура.
– Жжжжжжжж, – зажужжал Мэл, растопырил пальцы, как будто это пчелы, и поднес их к горлу Терри. Потом резко опустил руки.
– Она очень жестокая, – сказал Мэл. – Иногда я подумываю зайти к ней в костюме для пчеловодов. Ну, знаете, такая шляпа с сеткой, здоровенные перчатки и дутая куртка. Я постучусь в дверь, а когда она откроет, запущу в дом целый рой этих пчел. Естественно, сначала удостоверюсь, что детей дома нет.
Он закинул ногу на ногу. Не без труда. Потом вытянул ноги и нагнулся, поставил локти на стол, подбородком упираясь в ладони.
– Да, наверное, не стоит сейчас детям звонить. Не самая лучшая идея. Может, все-таки пойдем поедим? Как вы на это смотрите?
– Я – за! – крикнул я. – Есть или не есть? А можем еще выпить. Я могу и до ночи посидеть.
– Ты что имеешь в виду, дорогой? – спросила Лаура.
– Только то, что сказал, – ответил я. – Я сказал, что можно еще выпить. Больше ничего.
– А я бы все-таки поела, – сказала Лаура. – Я никогда еще не была такой голодной. У вас есть что-нибудь перекусить?
– Хотите крекеры с сыром? – предложила Терри.
Но так и не сдвинулась с места. Так ничего и не принесла.
Мэл опрокинул стакан. Джин разлился по столу.
– Джин добили, – сказал Мэл.
– И что же теперь? – спросила Терри.
Я слышал, как бьется мое сердце. И как бьются сердца остальных. Я слышал каждый шорох и скрип, никто из нас и не подумал встать, даже когда в кухне стало совсем темно.
На расстоянии
(Перевод Е. Ракитиной)
Она приехала в Милан на Рождество и хочет знать, что было, когда она была маленькая. И так всякий раз, когда они видятся, что случается не очень часто.
– Расскажи, – говорит она. – Расскажи, что тогда было.
Она отпивает глоток стреги, ждет, пристально на него смотрит.
Спокойная, стройная, привлекательная девушка, прирожденная воительница.
– Это было давно. Двадцать лет прошло, – говорит он.
Они сидят в его квартире на виа Фаброни возле парка Касине.
– Ты же все помнишь. Давай, рассказывай.
– Что ты хочешь услышать? Что тебе рассказать? Случилась одна история, когда ты была совсем малышкой. Она и тебя касается. Правда, совсем чуть-чуть.
– Расскажи, – требует она. – Только сперва налей нам еще, чтобы не пришлось потом прерываться на середине.
Он приносит из кухни напитки, устраивается в кресле и начинает.
– Они и сами были совсем детьми, но поженились, очень уж были друг в друга влюблены, тот восемнадцатилетний паренек и его семнадцатилетняя подружка. А вскоре у них родилась дочка.
Малышка появилась в конце ноября, во время сильных морозов, которые пришлись как раз на окончание сезона охоты на водоплавающую дичь в их краях. Понимаешь, парень любил охоту, в том-то все и дело.
Парнишка и его девушка, вернее, уже муж и жена, отец и мать, жили в трехкомнатной квартире под кабинетом зубного врача. Каждый вечер они убирали кабинет – в счет платы за квартиру. Летом они занимались газоном и цветами, а зимой парень расчищал дорожки от снега и посыпал тротуар солью. Детишки, как я сказал, безумно друг друга любили. К тому же, они строили большие планы и безудержно мечтали. Постоянно говорили о том, что сделают и где побывают.
Он встает с кресла и долго смотрит в окно на черепичные крыши и на густо падающий снег в предвечернем свете.
– Дальше, – говорит она.
– Парень и девушка спали в спальне, а кроватку малышки они поставили в гостиной. Ей было три недели и она только-только начала спать по ночам.
Как-то в субботу вечером, закончив уборку, парень зашел в личный кабинет зубного врача, уселся, положив ноги на стол, и позвонил Карлу Сазерленду, старому другу отца, они вместе охотились и рыбачили.
– Карл, – сказал он, когда тот взял трубку, – я стал отцом. У нас девочка.
– Поздравляю, сынок, – сказал Карл. – Как жена?
– Хорошо. И с малышкой тоже все хорошо. У нас у всех все хорошо.
– Вот и славно, – сказал Карл. – Рад это слышать. Передай жене мои наилучшие пожелания. Если звонишь насчет охоты, вот я тебе что скажу. Гусей просто тучи. По-моему, я никогда столько не видел, а я уже не первый год охочусь. Сегодня добыл пять. Двух утром и трех днем. Утром поеду опять, если хочешь, поедем вместе.
– Хочу, – говорит парень. – Я потому и звоню.
– Тогда подъезжай к половине шестого. Патронов бери побольше. На пристрелку тоже понадобятся. Тогда до завтра.
Парню нравился этот человек. Он был другом отца, который к тому времени уже умер. После смерти отца, может быть, чтобы как-то восполнить потерю, парнишка и Карл Сазерленд стали вместе охотиться. Сазерленд был худой, лысоватый, жил один и не любил болтать. Иногда парнишке в его компании было неловко, он думал, что что-то не то сказал или сделал, он не привык общаться с людьми, которые так подолгу молчат. А когда Карл заговаривал, то часто настаивал на своем, а парень с ним не соглашался. Но была в отцове друге какая-то основательность, и лес он знал хорошо – и парня это восхищало.
Он повесил трубку и спустился домой, рассказать обо всем девушке. Она смотрела, как он достает вещи. Охотничью куртку, патронташ, ботинки, носки, шапку, шерстяное белье, ружье.
– Когда вернешься? – спросила она тогда.
– Часов в двенадцать. А может в пять или в шесть. Это поздно?
– Нормально. Мы справимся. А ты поезжай, развейся. Ты заслужил. Может, завтра вечером нарядим Кэтрин и сходим в гости к Салли.
– Да, мысль неплохая, – сказал он. – Давай обсудим.
Салли была сестрой девушки. Старше ее, на десять лет. Парнишка был в нее немного влюблен, он и в Бетси, другую сестру жены, был немножко влюблен. Он говаривал:
– Не будь мы женаты, я бы приударил за Салли.
– А Бетси? – спросила как-то девушка. – Как ни обидно, она красивее, чем мы с Салли. Как насчет Бетси?
– И за Бетси тоже, – засмеялся парень. – Правда, не так, как за Салли. Есть в Салли что-то такое, что берет за живое. Нет, я бы, наверное, предпочел Салли, если бы пришлось выбирать.
– Но кого ты любишь по-настоящему? – спросила девушка. – Кого ты любишь больше всех на свете? Кто твоя жена?
– Ты, – сказал парень.
– И мы всегда будем друг друга любить? – спросила девушка. Он видел, что ей безумно нравится этот разговор.
– Всегда. И всегда будем вместе. Мы с тобой, как канадские гуси, – сказал он, это сравнение сразу же пришло ему на ум, поскольку гуси в те дни частенько занимали его мысли. – Они выбирают себе пару только раз в жизни. Выбирают, пока еще молодые, и навсегда остаются вместе. Если один умрет или еще что, второй так и будет жить один, может, даже останется в стае, но будет сам по себе, все гуси вокруг семейные, а он будет один.
– Как грустно, – сказала девушка. – Так, наверное, еще грустнее, когда один, но живешь в стае, легче уж когда сам по себе.
– Грустно, – согласился парень. – Но это закон природы.
– Ты когда-нибудь из них убивал? – спросила девушка. – Ну, ты понимаешь, да?
Он кивнул.
– Раза два-три случалось, подстрелишь гуся, а потом видишь, как от стаи отделяется другой и начинает кружить и звать того, который лежит на земле.
– Ты его тогда тоже убивал? – обеспокоенно спросила она.
– Если получалось. Иногда промахивался.
– И тебя это не тревожило?
– Ни разу, – ответил он. – Когда охотишься, об этом как-то не думаешь. Понимаешь, мне нравится все, что связано с гусями. Нравится просто смотреть на них, когда не охочусь. Но жизнь полна всяких противоречий. Нельзя все время о них думать.
После обеда он включил котел и помог искупать малышку. В который раз ему показалось чудом, что дочка похожа и на него – глаза и рот, и на жену – носик и подбородок. Он припудрил крохотное тельце присыпкой, потом попудрил между пальчиками рук и ног. Посмотрел, как жена надевает на малышку подгузник и пижамку.
Он вылил воду из ванночки в поддон душевой кабины и вышел на улицу, чтобы подняться потом наверх. Было холодно и облачно. Изо рта у него вырывался пар. Трава, вернее, то, что от нее осталось, была похожа на холст и казалась в свете фонаря жесткой и серой. Вдоль дорожки лежали сугробы. Мимо проехала машина, он услышал, как хрустит под колесами песок. Он позволил себе помечтать о том, что будет завтра, о том, как будут кружить над ним гуси, и как ружье будет ударять от отдачи в плечо.
Потом он запер дверь и спустился вниз.
Они попробовали читать в постели, но оба уснули, сперва она уронила журнал на стеганое одеяло. У него тоже слипались глаза, но он заставил себя подняться, проверил будильник и выключил лампу.
Проснулся он от плача малышки. В гостиной горел свет. Девушка, стоя возле кроватки, укачивала малышку на руках. Через несколько минут она уложила ее, погасила свет и вернулась в спальню.
Было два часа ночи, и парень снова заснул.
Его опять разбудил плач. На этот раз девушка не проснулась. Прерывистый плач длился довольно долго, потом, наконец, прекратился. Парнишка, прислушиваясь, начал дремать.
Когда он снова открыл глаза, в гостиной горел свет. Он сел и включил лампу.
– Не знаю, что случилось, – она ходила по комнате с дочкой на руках. – Я ее переодела и еще покормила. А она все плачет и плачет. Я так устала, боюсь, вдруг я ее уроню.
– Иди ложись, – сказал парень. – Давай ее мне.
Он встал и забрал у нее малышку, а она пошла назад в спальню.
– Просто покачай ее несколько минут, – сказала девушка уже из спальни. – Может, заснет.
Парень сел на диван и стал качать дочку на коленях, пока у той не закрылись глаза. У него тоже начали слипаться глаза. Он осторожно поднялся и уложил ее в кроватку.
Было без четверти четыре, и он мог поспать еще сорок пять минут. Он юркнул в постель.
Но минуты через три снова раздался плач. На этот раз они оба встали, и парень выругался.
– Ты что? – возмутилась девушка. – А если она заболела или мало ли что еще? Может, не надо было ее купать.
Парень взял дочку на руки. Она засучила ножками и затихла.
– Видишь? – сказал парень. – По-моему, все с ней в порядке.
– Откуда ты знаешь? – проворчала девушка. – Дай ее сюда. Я знаю, ей что-то нужно, только не знаю, что.
Несколько минут малышка не плакала, и девушка снова ее уложила. Парень и девушка смотрели на нее, а потом, когда она опять начала плакать, посмотрели друг на друга. Девушка снова взяла дочь на руки.
– Моя маленькая, – сказала она, и глаза ее наполнились слезами.
– У нее, наверное, животик болит, – предположил парень.
Девушка не ответила. Она качала дочурку на руках, не обращая на мужа внимания.
Он подождал еще немного, а потом отправился в кухню и поставил воду, чтобы сварить кофе. Натянул шерстяное белье, застегнулся. Потом стал искать одежду.
– Что ты там делаешь? – спросила девушка.
– Собираюсь на охоту, – сказал он.
– По-моему, тебе не стоит уходить. Может быть, позже, днем, если все обойдется. Но сейчас какая может быть охота…. Я не хочу оставаться одна, она так плачет.
– Карл на меня рассчитывает, – ответил парень. – Мы договорились.
– А мне плевать, что договорились. И на Карла тоже. Я его совсем не знаю. Я просто не хочу, чтобы ты уходил. По-моему, ты даже думать об этом не должен, когда у нас такое творится.
– Ты же видела Карла, вы знакомы. Что значит, ты его не знаешь?
– Не в этом дело, нечего цепляться к словам. Дело в том, что я не хочу, чтобы меня бросили одну с больным ребенком.
– Погоди, ты не понимаешь…
– Нет, это ты не понимаешь. – Я твоя жена. Это твоя дочь. Она заболела, или что-то еще не так. Посмотри на нее. Почему она плачет? Ты не можешь бросить нас из-за какой-то охоты.
– Не устраивай истерику, – сказал он.
– Ты же можешь охотиться, когда угодно. С ребенком что-то не так, а ты хочешь нас бросить ради этой своей охоты.
Она заплакала. Положила малышку обратно в кроватку, но та снова начала кричать. Девушка спешно вытерла глаза рукавом ночной рубашки и снова взяла ее на руки.
Парень медленно зашнуровал ботинки, надел рубашку, свитер и куртку. В кухне засвистел чайник.
– Тебе придется выбрать, – сказала девушка. – Карл или мы. Я серьезно, выбирай.
– Ты что? – опешил парень.
– Что слышал. Хочешь, чтобы у тебя была семья, выбирай.
Они молча смотрели друг на друга. Потом парень взял охотничье снаряжение и пошел наверх. Через какое-то время включил двигатель машины, обошел ее, с подчеркнутым старанием счистил со стекол лед.
За ночь похолодало, но небо расчистилось, и стали видны звезды. Они мерцали над его головой. Сидя за рулем, парень смотрел на звезды и поражался тому, как они далеко.
Над крыльцом Карла горел свет, его фургон был припаркован на дорожке, двигатель работал на холостом ходу. Когда парень остановился, у обочины, Карл вышел из машины. Ну а парень уже все для себя решил.
– Может, поставишь машину во дворе? – спросил Карл, когда парень подошел ближе. – Я готов, только свет погашу. Как-то нехорошо получилось, – добавил он. – Я думал, ты проспал, и только что вам звонил. Твоя жена сказала, ты уехал. Нехорошо получилось.
– Да ладно, ничего, – сказал парень, стараясь осторожнее выбирать слова. Он слегка потоптался и поднял воротник. Сунул руки в карманы куртки.
– Она не спала, Карл. Мы оба не спали. Похоже, с малышкой что-то не так. Не знаю. Все плачет и плачет. Я, наверное, не смогу поехать, Карл, в другой раз.
– Ты бы мог просто позвонить, сынок, – сказал Карл. – И все. Не надо было приезжать, так бы и сказал. Подумаешь, охота: хочешь – едешь, не хочешь – нет. Это неважно. Будешь кофе?
– Я лучше поеду.
– Ну, тогда, наверное, и мне пора. – Карл посмотрел на парнишку.
Тот стоял на крыльце и молчал.
– Прояснилось, – сказал Карл. – Думаю, сегодня особого толка не будет. Ты, судя по всему, не пропустишь ничего уж такого.
Парень кивнул.
– Увидимся, Карл.
– Пока, – ответил Карл. – Эй, и не слушай никого. Ты – счастливчик, серьезно говорю.
Парень завел машину и подождал. Посмотрел, как Карл прошелся по дому и погасил везде свет. Потом тронулся с места и выехал на дорогу.
В гостиной горел свет, но девушка спала в спальне, а рядом с ней на кровати лежала спящая малышка.
Парнишка снял ботинки, брюки и рубашку, изо всех сил стараясь не шуметь. В одних носках и шерстяном белье он сел на диван и прочел утреннюю газету.
Вскоре за окном стало светать. Девушка и малышка все спали. Парень подождал еще, а потом пошел на кухню и начал жарить бекон.
А через несколько минут она вышла в своем халатике и молча обняла его.
– Эй, смотри, халат загорится, – сказал парень.
Она прижималась к нему, но и плиты тоже касалась.
– Прости за то, что было ночью, – попросила она. – Не знаю, что на меня нашло. Не знаю, зачем я такого наговорила.
– Ничего страшного. Погоди, дай бекон переверну.
– Я не хотела срываться, – сказала она. – Ужасно получилось.
– Это я виноват, – возразил он. – Как Кэтрин?
– Хорошо. Не пойму, что с ней было. Ты уехал, я ее еще раз переодела, и она успокоилась. Совсем успокоилась и сразу заснула. Не знаю, что с ней было. Не сердись на нас.
Парень засмеялся.
– Я на вас не сержусь. Не болтай ерунду. Осторожно, сковородка горячая.
– Ты садись, а я займусь завтраком. Как думаешь, вафли к бекону подойдут?
– Еще как, – сказал он. – Умираю, хочу есть.
Она выложила бекон из сковородки, сделала тесто для вафель. Он сел за стол, теперь на душе у него было спокойно, он смотрел, как она хлопочет.
Она вышла, чтобы закрыть дверь в спальню. В гостиной поставила пластинку, которую они оба любили.
– Не хотелось бы опять кое-кого разбудить.
– Это точно, – засмеялся парень.
Она поставила перед ним тарелку с беконом, яичницей и вафлей. Поставила тарелку для себя.
– Готово.
– Выглядит здорово, – сказал он. Намазал вафлю маслом и полил сиропом. Но только начал резать, опрокинул тарелку себе на колени.
– Нет, ну надо же! – он выскочил из-за стола.
Девушка взглянула на него, увидела выражение его лица. И засмеялась.
– Ты бы видел себя сейчас, – пробормотала она сквозь смех.
Он посмотрел на свою измазанную сиропом нижнюю рубашку, на кусочки вафли, бекона и яичницы, прилипшие к сиропу, – и тоже засмеялся.
– Я умирал с голоду, – он сокрушенно покачал головой.
– Умирал, – отозвалась она со смехом.
Он отлепил от себя рубашку, снял ее и бросил под дверь ванной. Потом раскрыл объятия, и девушка прильнула к нему.
– Давай больше не будем ругаться, – сказала она. – Незачем, правда?
– Это точно, – ответил он.
– Больше не будем ругаться, – повторила она.
Парень ответил:
– Не будем, – и поцеловал ее.
Он встает и снова наполняет бокалы.
– Вот, – говорит он. – Собственно, это вся история. Ну да, ничего особенного.
– Неправда, – возражает она. – Мне было очень даже интересно, если хочешь знать. И что? То есть что было дальше?
Он пожимает плечами и отходит с бокалом к окну. Стемнело, но снег все идет.
– Все меняется, – говорит он. – Не знаю, как именно это происходит. Но все меняется, независимо от того, замечаешь ли ты это, хочешь ты этого или нет.
– Да, – соглашается она, – все так, только…
И не заканчивает фразу.
Больше она об этом не заговаривает. Он смотрит на ее отражение в окне и видит, как она разглядывает свои ногти. Потом поднимает голову. Весело осведомляется, собирается он, в конце концов, показывать ей город, или нет.
Он говорит:
– Обувайся и пойдем.
Но сам продолжает стоять у окна, вспоминая ту жизнь. Они смеялись. Прижались друг к другу и смеялись до слез, а все остальное – холод, и то, куда он должен был уйти в этом холоде, – их не касалось, по крайней мере, в тот момент.