Текст книги "Твоя Противоположность (ЛП)"
Автор книги: Рейчел Хиггинсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
ТВОЯ ПРОТИВОПОЛОЖНОСТЬ
Серия: Противоположности притягиваются. Книга 1
Автор: Рейчел Хиггинсон
Переводчик: _Kirochka_
Редактор: svetik99
Вычитка: Lianak
Переведено для сайта http://vk-booksource.online
и группы https://vk.com/booksource.translations
При копировании просим Вас указывать ссылку на наш сайт!
Пожалуйста, уважайте чужой труд.
ГЛАВА 1
– Прекрасна.
Я обернулась и улыбнулась своей лучшей подруге. Мы дружили с ней с четвёртого класса.
– Она прекрасна, не так ли?
Молли откинула тёмную чёлку с глаз, открывая сердцевидное лицо. Выражение лица было волевое.
– Лучше бы ей быть такой, после всего, что я сделала для неё.
Моё сердце забилось в груди, пульс ускорился и возбужденно застучал под кожей. Это моё детище. Моя жизнь. И теперь я была ещё на шаг ближе к открытию.
– Сделала для неё?
Молли развернулась, и её яркие голубые глаза распахнулись, замерцав юмором. Она помахала в воздухе всё ещё влажной кистью.
– С ней. Я имела в виду с ней, – игнорируя мой свирепый взгляд, она провела кистью по испачканной палитре и обмакнула кончик в глянцевую краску. – Ты – ничто без меня, детка. Кого волнует, какую магию ты можешь сотворить внутри этого трахательного вагончика? Никто не нашел бы тебя без моей идеальной вывески.
Я не смогла удержаться и рассмеялась. Молли Маверик была смешной, и лишь благодаря ей, я всё ещё была в своём уме после прошлого года.
– Можешь ты не называть мой фудтрак трахательным вагончиком? А то звучит так, будто я проститутка.
Стоило мельком покоситься на Молли, и я уже знала, о чём она думает.
– Тебе бы не помешало побыть проституткой.
Я повернулось к свеженарисованной вывеске, блестящей на солнце, и меня аж затрясло от нетерпения.
– Запах.
Она бестактно фыркнула, но потом остановилась, так и не донеся кисть до своей цели.
– Что?
– Они найдут меня по чудесному запаху. Как маленькие персонажи мультиков. Их носы приведут их прямо сюда.
Я указала на землю под ногами.
Она откинула голову назад, её длинные чёрные волосы заплясали по спине, и засмеялась.
– Если ты планируешь проститутничать, тебе не следует рекламировать аппетитные запахи.
Я пихнула её в плечо.
– Ты извращенка, Молли Маверик.
– Но ты меня любишь, Вера Делайн.
Мы обменялись заговорщицкими улыбками, признавая обе правды. Ярко-красные буквы, которые Молли только закончила выводить на боку моего фудтрака, снова привлекли моё внимание. Я не могла отвести взгляда. А если и отводила, то очень скоро мой взгляд возвращался к ним. После того как название обрело жизнь, почувствовалась завершённость. И надежда. Что-то проникло в процесс, исходя из решения и убеждения, твердившего: “Это моё. Я объявляю тебя своим”.
Свежая краска блестела на серебристой обшивке. Большая часть алюминиевой поверхности сверкала в лучах послеполуденного солнца, за исключением затенённой части, где мой новый чёрно-белый полосатый тент тянулся вдоль ряда окон, а его оборчатые края танцевали в удушливом летнем бризе. Скользящая линия окон состояла из чистых углов и современной эффективности, но остальная часть моего недавно приобретённого "вагончика" подмигивала душещипательной винтажной атмосферой, которая, как мне нравилось думать, отражала мой стиль.
Она действительно была прекрасна. Став лишь совершеннее с ярким всплеском свежей красной краски. Моя безумно талантливая подруга была художницей по натуре и графическим дизайнером по профессии, но её истинной страстью была живопись. И она была совершенно невероятна в этом.
Вот почему я не испытывала ни капельки стыда, эксплуатируя нашу дружбу. Не то чтобы Молли пришлось долго убеждать. Она была первой, с кем я поделилась своей безумной идеей насчёт фудтрака, и она первая же предложила мне помощь, когда я вернулась домой.
Теперь её ретро-дизайн на борту моего фургона привлечёт клиентов со всей площади. Моя самая оптимистичная фантазия рисовала их спотыкающимися от опьянения толпами, выходящими из баров и клубов, которыми была усеяна модная часть центра города.
Голодными толпами.
Возможно, я принимала желаемое за действительное, но в эти дни мне не на что было надеяться. Мой эксперимент с фудтраком "Гурманка" стал последней попыткой спасти остатки карьеры, которая в последние несколько лет пошла ужасно неправильно. На самом деле, мой фудтрак – мой собственный вагончик с едой! – в значительной степени представлял все мои истощенные цели, остатки стремлений и сбережений, связанными в один последний толчок.
Если "Гурманка" не прокатит, я тоже рухну.
А это значит?
Я уставилась на имя, которое тщательно выбирала после месяцев планирования, мечтаний и надежд, и попыталась представить реалистичное будущее, если это отчаянное предприятие провалится – или ещё хуже, если оно сгорит в огне, как и всё остальное, на чём я строила свою жизнь.
Я ничего не видела, кроме этого фургона. Я не могла представить что-то иное, кроме этого. И вовсе не из-за отсутствия попыток.
Я думала об этом всё время. Беспокойство, тревога и страх неудачи не давали мне спать по ночам. Я не могла оторвать взгляда от тёмного потолка, пытаясь представить свою жизнь без еды, готовки и творчества.
И, честно говоря, не могла.
Это то, кем я была.
Жизнь могла отнять у меня всё – стабильное будущее, ожидания, мечту стать знаменитым шеф-поваром ещё до того, как мне исполнится тридцать, мой последний доллар... всё.
Но я не откажусь от своей цели стать шеф-поваром на своей собственной кухне.
Я буду готовить на мусорных баках в переулке, если придется.
Шучу.
Это была метафора.
Никто не станет есть еду, приготовленную на мусорных баках.
– Вера? – окликнула меня Молли тихим, вкрадчивым голосом, который, как я начинала понимать, означал, что она старается не напугать меня.
Я заморгала, пока мир вокруг меня не вернулся в фокус. Я уже знала, что она собирается спросить ещё до того, как вопрос сформировался на её языке, поэтому я прервала её на подходе.
– Я в порядке.
– Ты ушла в себя, – констатировала она очевидное, выглядя обеспокоенной.
Я вздохнула и сказала ей правду.
– Я волнуюсь. Мне страшно.
Уголок её рта приподнялся в самодовольной улыбке.
– Этот фургон будет потрясающим. Твоя еда будет потрясающей, – пообещала она. – Этот город будет сходить по тебе с ума. Я предсказываю очереди вдоль квартала, часовые ожидания и восторженные отзывы.
Я позволила себе неуверенную улыбку, которая ну никак не получилась настоящей и честной.
– Всё, чего я всегда хотела.
Я отвернулась раньше, чем она заметила слёзы, которые угрожали хлынуть из глаз. Сарказма было недостаточно, чтобы скрыть правду в моих словах. Я искренне желала всего этого.
Или когда-то хотела.
Давным-давно.
До того, как всё пошло прахом.
Теперь я хотела этого снова, но в меньшем масштабе. Вместо сверкающей пятизвёздочной кухни меня устроила блестящая тридцатифутовая галерея на колёсах. Вместо полностью укомплектованной, хорошо смазанной машины я отказывалась от своих первоначальных амбиций и бралась за это дело в одиночку.
Я не для того зарылась в огромные долги по студенческому кредиту, чтобы готовить в фургоне, из-за которого я влезла в ещё большие долги. Но четыре месяца назад я вернулась домой с отточенными навыками, богатым опытом и планом Б.
"Гурманка" была моим планом Б.
Я прошла кулинарную школу, чтобы стать всемирно известным шеф-поваром. Я боролась за свою профессию, в которой доминировали мужчины, чтобы работать в лучших ресторанах мира. Я работала и жертвовала собой, чтобы создать резюме и репутацию, которые откроют двери в любую кухню, которую я захочу. И я надеялась и молилась, что смогу учиться у лучших поваров, быть принятой в их кругах и, возможно, даже, надеясь, когда-нибудь стану одной из них. Я обещала себе награды, звёзды Мишлен и всеобщее уважение.
Только этого не случилось. Мои мечты были отложены, потому что я приняла неверное решение и отвлеклась.
Я всё ещё чувствовала себя отвлеченной.
Как бы я ни старалась излечиться за последний год, я всё равно чувствовала ноющее давление на затылке, затрудненное дыхание и тошнотворное ощущение в глубине живота.
Я всё ещё чувствовала присутствие, парящее прямо над моим плечом, и я не могла его игнорировать. Тёмный призрак, которого я не могла разглядеть... не могла позабыть.
Этот фургон, такой красивый и вдохновляющий, отнюдь не олицетворял человека, каким я планировала стать. "Гурманка" являлась кульминацией всего, что я позволила случиться со мной. Она была покинутой мечтой и потерянным будущим.
И она была всем для меня.
Где-то вдалеке зазвенели колокольчики, привлекая моё внимание к магазину "Cycle Life", с которым я делила парковку. Владелец вышел на улицу. Я улыбнулась ему, поскольку он был одним из самых любимых мною людей на планете. Гуру малого бизнеса, абсолютный хипстер в стадии отрицания и мой старший брат в одном лице, Ванн был всем, на что я смотрела и восхищалась. Он поднял руку, прикрыв глаза от слепящего солнца, и, кивнув, направился к нам с Молли.
Молли в ответ слегка дёрнула подбородком и встала на лестницу, чтобы закончить последние штрихи к "Гурманке". Она была непоколебимой и уверенной в себе, если только не приходилось показать кому-то свою работу, тогда она становилась такой же растерянной и неуверенной, как и все мы, простые смертные.
– Привет, Ванн, – поздоровалась я ещё до того, как он успел войти в тень навеса.
Он серьёзно посмотрел на Молли, оценивая её работу. Обычно Молли не о чём было беспокоиться. Её искусство всегда было совершенным, её талант волновал и захватывал дух любого, кому посчастливилось увидеть его. Но мой брат не станет церемониться, особенно если речь идет о Молли. Молли и Ванн были так же близки, как мы с Ванном.
– Ты дала имя фургону?
Нервная энергия покалывала меня.
– Что скажешь?
Ванн был очень критичен в каждой ситуации, с которой он когда-либо сталкивался. У него не было фильтра. И он не обладал чувством сопереживания. Он всегда говорил то, что думал. И он имел в виду то, что сказал.
Большую часть времени из-за этого он был невыносимым засранцем.
А это означало, что его мнение было очень важно для меня.
– Выглядит хорошо, Вера. Теперь ты легальный бизнесмен.
– Слышишь, Молли? У меня всё легально.
Она повернулась к нам, балансируя на ступеньках лестницы, и улыбнулась.
– Ты впечатлён. Не так ли, Ванн? Давай, расскажи мне, какая я удивительная.
Он отмахнулся, но кивнул в знак согласия.
– Мне нравится. Я бы поел здесь.
– Надеюсь, – простонала я. – Мне нужен хотя бы один платежеспособный клиент.
Ванн издал низкий смешок.
– О, я не говорил, что буду платить за еду. Я просто имел в виду, что он так близко к магазину и припаркован на моей половине стоянки. К тому же, им управляет семья. По этим причинам я время от времени буду заказывать себе ужин на дом.
Я посмотрела на него.
– Я не могу позволить себе еду на дом. Я даже пока что не могу позволить себе еду, за которую люди платят.
Он скривил лицо от разочарования.
– Даже обед?
Толкнув его в плечо, Я покачала головой.
– Сегодня у меня есть только краска. Но я с удовольствием приготовлю тебе чашку красного напитка.
– Если быть точной, чашку "Красный Сарай", – услужливо добавила Молли.
– Ты в эти дни такая острячка, – сказал Ванн мне в спину. – А ведь когда-то была такой милой. Эй, Молли, помнишь, когда Вера была милой?
Молли снова прервала работу и посмотрела на меня с притворной жалостью. Я проигнорировала настоящие эмоции, скрывающиеся за её сарказмом.
Я могла справиться с сарказмом.
Я не хотела смотреть правде в глаза.
– Всё потому, что она думает, что лучше нас, – согласилась Молли. – Прокатилась по всему миру, культурной стала. Мы не можем сравниться с Европой, Ванн, и неважно насколько мы круты.
– Я люблю вас, – честно призналась я. – Европа, несмотря на хорошую еду и фантастическую моду, и даже несмотря на лёгкий общественный транспорт, не может сравниться с вами, – я умолкла, поставив ногу на ступеньку, ведущую к моему новому бизнесу. – Я уже рассказывала вам об архитектуре? У них есть здания, которые старше, чем вся наша страна.
– Ты упоминала об этом, – проворчал Ванн. – Раз или два.
– Или три тысячи раз, – добавила Молли.
Улыбаясь про себя, я поднялась по ступенькам фургона и остановилась, осматривая внутреннее оформление моего нового предприятия.
Я училась в одной из лучших кулинарных школ Америки. Последний год своей жизни я провела, слоняясь по Европе, пробуя лучшую еду и составляя лучшие вкусовые характеристики. У меня был опыт, образование и целая куча разбитых надежд.
Европа была островком безопасности, а я была безликой. Никто ничего не знал обо мне, о том, где я училась и с кем встречалась раньше. Мне не нужно было беспокоиться о том, что меня занесут в чёрный список из-за злонамеренных слухов или откажут в работе из-за врагов, которых я нажила.
Но теперь, вернувшись домой, я чувствовала, что прошлое преследует меня, как голодный аллигатор, готовящийся к прыжку. Работа в престижном месте больше не рассматривалась. Преследовать свои мечты больше было невозможно. Поэтому мне пришлось придумать план на случай непредвиденных обстоятельств – ещё один способ заняться тем, что я любила, и собрать воедино свою разбитую жизнь.
Почему бы не открыть фудтрак?
Внутри "Гурманки" всё сверкало нержавеющей сталью. От потолка до пола, шкафчики и холодильники, плита, фритюрница и посудомоечная машина – каждая деталь моей новой кухни сияла. Глядя на столешницы, я видела своё размытое отражение в безупречно гладкой поверхности. Линии веснушчатых щек и узкого носа были размытыми и мягкими, скрывая свободное от макияжа лицо и усталые серые глаза. Мои растрёпанные волосы были почти полностью скрыты под чёрной банданой, каштановые локоны рассыпались по спине, как змеи Медузы. Только более дикие. И гораздо более кудрявые. Моя белая футболка была забрызгана красной краской и пропитана потом от тяжёлой работы. Я не в самом привлекательном виде.
Я была похожа на себя больше, чем когда-либо.
Теперь я даже чувствую себя собой.
Оторвав взгляд от картины, которая всё ещё заставляла меня чувствовать себя неуютно, я подошла к холодильникам, стоявшим в углу маленького узкого помещения, и проверила термостат. Несмотря на нетрадиционный дизайн, они отлично поддерживали температуру. Слава Богу.
Я ещё пока не принесла еду на хранение в фургон. Честно говоря, я до сих пор не определилась с меню на день открытия. Я уже несколько месяцев не практиковалась и боялась принимать окончательные решения, боялась, что ошибусь, или сделаю что-то не то, или что-то испорчу. Все мои лучшие рецепты проносились в голове вместе с возможностями и потенциальными неудачами. Как выбрать один из них? Как узнать, на какой из них люди, скорее всего, решатся? Я была слишком ошеломлена, чтобы принять решение.
Кроме того, мне нужно было проверить кухню, посмотреть, что можно сделать в этом замкнутом пространстве. Я также должна была решить, что должна буду сделать заранее на кухне пищеблока – промышленной кухне, которую я арендовала и которая была безопасна по меркам санэпидемстанции и богата помещениями для хранения продуктов.
Моей целью была изысканная кухня с бликом уличной еды. Я даже вообразила, как блогер-кулинар или журнал о еде напишет именно эту фразу. Теперь я размышляла о том, чтобы подавать замороженную картошку фри и хот-доги. Это я точно не смогу испортить. Кроме того, они были верными и настоящими фаворитами толпы.
Если мои попытки революционизировать эту часть города шикарной едой из фудтрака провалятся, у меня всегда остается классика, на которую я могла опереться.
Но я провалюсь.
Сжав руки в кулаки, я в сотый раз собрала всю свою решимость, закалила свою силу воли уже в который раз. Я уже потерпела неудачу, насколько это было возможно. Я уже разбилась и сгорела.
"Гурманка" не станет прыжком к величию, но это был бы шаг из ада. Это будет рывок к спасению и возвращению к моей первой любви – к еде.
Хорошей еде.
Лучшей еде.
Я открыла глаза, не осознавая, что закрыла их, и мой взгляд тут же упал на побеленное квадратное здание через дорогу. Большинство зданий, выстроившихся вдоль мощёной булыжником площади, были высокими, из красного кирпича и украшены железом. "Лилу" стояла, как одинокий маяк фермерского дома, дерзкая в море архитектуры начала девятнадцатого века.
Знаменитый ресторан был изящным и родовитым, в то время как другие здания на площади кричали громко, сильно и внушительно. Мягким, когда всё вокруг было твёрдым и неподатливым. Благородным, когда стробоскопические огни льются из подвальных окон, и тяжёлый бас подпрыгивает вокруг площади, как только наступает темнота.
"Лилу" была кульминацией всех моих прошлых мечтаний и забытых амбиций. Кухня была лучшей в городе. Лист бронирования был расписан на месяц вперёд. По слухам, обслуживающий персонал должен был пройти через ресторанный учебный лагерь, прежде чем они даже рассматривались в качестве сотрудников. Владелец, Эзра Батист, был проницательным ресторатором, известным своими тремя успешными ресторанами, названными в честь бывших подружек.
А нынешний шеф? Легенда индустрии. В свои тридцать два года он уже заслужил звезду Мишлен и уважение всех ведущих ресторанных критиков, кулинарных блогеров и достопочтенных журналов о еде и вине по всей стране. К двадцати пяти годам он стал шеф-поваром на своей первой кухни. В двадцать восемь ему вручили премию Джеймса Биэрда в номинации "Выдающийся повар". К тридцати одному году он получил за "Лилу" выдающуюся ресторанную награду в номинации "Выдающийся Ресторан". По слухам, Киллиан Куинн был полным ослом и диктатором на кухне, но его блюда были вдохновлёнными и свежими, идеальными до одержимости, а самое главное, его изысканные рецепты и презентация тарелок задавали моду по всей стране.
По крайней мере, так я прочитала в последнем номере журнала "Еда и Вино" и в сотнях статей, которые просматривала в интернете, когда мой брат предложил свою парковку для "Гурманки" – прямо через дорогу от "Лилу".
Во время учёбы в кулинарной школе я внимательно наблюдала за тем, как Куинн становится звездой, очарованная его удачей и успехом. Но за последние пару лет мой интерес к его карьере исчез вместе с другими важными вещами в моей жизни. Только когда Ванн упомянул о моём потенциальном "конкуренте" на другой стороне площади, я вспомнила "Лилу" и где она была расположена, а также вспомнила инициативного шеф-повара, с которым, возможно, мне придется делить клиентов.
Я поймала себя на том, что смотрю через парковку, восхищаясь простым дизайном "Лилу": искусный, простой баннер, который объявлял своё знаменитое имя и незамысловатый эстетический дизайн, так отличающийся от моего кричащего, модного фургона через улицу.
– Мы с ним не конкуренты, – пробормотала я про себя, то ли как ругательство, то ли как клятву.
Он не конкурент. У нас будут совсем разные клиенты. А даже если будет одна клиентура, мы будем обслуживать их в разное время. Он приглашает их на ужин, а я буду заманивать их на поздний перекус, после того как они пили и танцевали всю ночь.
Мне не нужны были экстравагантные чаевые его клиентов, мне нужен был их интерес, когда они покидали ночные клубы и принимали плохие, поздние решения. Решения, которые, скорее всего, включали поиски жирной четвёртой трапезы поздней ночью.
Киллиан Куинн предлагал им вкусить ужин, который оставит у них впечатления на всю жизнь. Я же предложу душевную вкуснятину, которая избавит от похмелья.
Может, "Лилу" и была точной копией всего того, от чего я отказалась, мечтами, которые я растратила, и жизнью, которую я могла бы прожить... но такой ресторан не был моим конкурентом.
Так почему же мне было так страшно стоять в его тени?
ГЛАВА 2
Я должна была открыться только в эти выходные. Мы с Молли яростно трудились над вывеской «Гурманки» и подготовкой кухни с тех пор, как я вернулась домой с крошечными сбережениями, перспективой получить в ближайшее время наследство и этой сумасшедшей, абсолютно безумной идеей.
Слава Богу, Молли соскучилась по мне во время моего европейского спасения. Она мирилась с моими навязчивыми планами и приготовлениями только для того, чтобы провести со мной время. Без неё я не смогла бы зайти так далеко, но она не могла вечно держать меня за руку. Особенно, когда наступит ответственный момент.
Молли могла бы расписать потолок Сикстинской капеллы, завязав одну руку за спиной, но не могла сделать тост так, чтобы не сработала пожарная сигнализация.
И, может быть, я немного преувеличивала её таланты, но только потому, что семнадцать лет дружбы и вечной преданности повлияли на меня.
В открытую дверь просунулась голова Ванна, его лицо сморщилось от беспокойства.
– Ты серьёзно говорила о том, что никакой еды?
Я оторвала взгляд от "Лилу" и виновато пожала плечами.
– В четверг, – пообещала я. – Я планирую запустить всё на целый день и провести пищевые испытания. Ты можешь стать моей морской свинкой.
– Прекрасно, – фыркнул он. – Но я жду завтрак, обед и ужин.
– Ты трудоголик, – обвинила я его. – Этот магазин разрушит твою жизнь.
Он ахнул и в неверии покачал головой, широко раскрыв глаза.
– Этот магазин – моя жизнь, – он многозначительно оглядел блестящие поверхности моего отчаянного бизнес-предприятия. – Кроме того, кто бы говорил.
– Эй, я ещё пока не трудоголик! Дай мне ещё хотя бы три дня, и уж потом начнёшь сыпать обвинениями.
Его губы дрогнули в улыбке, которую он не хотел показывать.
– Хорошо, ты можешь стать моим учеником на день. Я покажу тебе, как лучшие трудоголики делают перерывы на обед.
– Серьёзно?
Он дёрнул подбородком в сторону стоянки.
– Ты – шеф-повар. Ты уж точно не можешь заморить себя голодом.
– Я руковожу фудтраком, – я схватилась за край стойки из нержавеющей стали и с силой сжала. – Я собираюсь управлять фудтраком, – исправилась я. – По сути, я фритюрье1. И вряд ли достойна звания шеф-повара. И я могу голодать. Я с легкостью могу умереть с голоду.
Его обычно напряжённые серые глаза смягчились. Ванн терпеливо вздохнул, и это было настолько нехарактерно для него, что мои внутренности стали мягкими от сестринской любви.
– Они будут любить тебя, Вера. И твой фургон. И твою потрясающую еду. Это блестящая идея.
– А если нет? Если я потерплю неудачу?
– Не потерпишь, – пообещал он. – Кроме того, я буду посылать к тебе всех своих клиентов. Гарантированный бизнес.
Я фыркнула, улыбка наконец появилась на моём лице после того, как я осознала, что мой фургон стоит через дорогу от "Лилу".
– Твоя толпа любителей хрустящих мюсли вряд ли идеальна клиентура для меня, Ванн. Кроме того, работать я буду в другое время, помнишь? Вот почему всё это работает.
Его губы подёрнулись в редкой улыбке.
– Эй, даже любители хрустящего мюсли и защитники природы иногда пьют слишком много. Мы даже иногда задерживаемся допоздна. Иногда за полночь.
В притворном удивлении я пошире распахнула глаза.
– Не может быть, Ванн! За полночь? Даже представить не могу. Это просто... безумие. Ты действительно живёшь на грани.
Его улыбка исчезла, а голос стал ровным, он снова вернулся к роли супер серьёзного старшего брата, которого я знала и любила.
– Я пересмотрю свою готовность угостить тебя обедом.
– Ты платишь?
Я схватила сумочку с небольшой полки над головой и последовала за ним к двери. Остановившись, чтобы закрыть за собой дверь, я добавила:
– Тебе стоило с этого начать.
– Подожди! – Молли остановила меня, я ещё пока держала ключ в засове. – Мне нужно убрать кисти.
Она уже убрала ярко-красные краски и позаботилась о своей палитре, но её кисти всё ещё блестели малиновым. Я скептически посмотрела на них.
Она глубоко вздохнула.
– Обещаю не запятнать твоё первозданное святилище. Серьёзно, Вера!
Она указала на вывеску, которую только что нарисовала для меня – бесплатно, – затем раздражённо помахала своими дорогими кистями.
– Не накапай, – строго предупредила я её.
Она закатила глаза, но послушно кивнула.
– Обещаю оставить всё таким же блестящим и новым, каким сегодня увидела.
Я снова открыла дверь и распахнула её перед ней. Она протиснулась мимо меня, не дожидаясь, пока я спущу внешнюю ступеньку, так что её подъём в фургон был неуклюжим и невпопад. Она, казалось, ничего не заметила.
– Дааа, – пробормотал Ванн. – А я-то думал, что я одержим навязчивыми идеями.
Я повернулась и бросила на него злой взгляд.
– Я думаю, она могла бы помыть кисти в твоём магазине.
Он съёжился, поняв мою точку зрения.
Мой брат был таким же педантичным, как и люди с обсессивно-компульсивным расстройством. Мы были продуктами своего окружения. И под этим я подразумевала, что воспитывал меня отец-одиночка, который едва помнил, как пользоваться посудомоечной машиной, не говоря уже об уборке ванных комнат, одежды или чего-то ещё. Мы с Ванном покинули наш отчий дом, отчаянно нуждаясь в порядке и хорошей гигиене. Мы были полной противоположностью папе.
Но не со зла.
Мы безумно любили отца. Он пожертвовал всем ради нас, а потом сумел вырастить нас достойными, успешными взрослыми. По крайней мере, так он воспитал Ванна. Я всё ещё была под властью морской болезни на движущемся взрослом корабле. Но я надеялась, что скоро папа будет мной гордиться.
Очень скоро, так как времени у меня было в обрез.
Звук двигателя прервал наш тихий день, рыча через площадь. Большая часть центра города была оживлённой смесью улиц с односторонним движением и непрерывным потоком транспорта, но центральная улица, с её границей из кирпичных промышленных зданий, превращенных в модные лофты и высококлассные предприятия, была самой оживлённой частью.
Три отдельные площади, одна рядом с другой, могли похвастаться ресторанами, барами, клубами, лофтами и предприятиями, достаточно успешными, чтобы платить непомерную арендную плату. Эта часть города была излюбленной миллениалами2, которые тусовались в клубах до нечестивых часов, и кутил, бросающих свои деньги на экстравагантные обеды и дизайнерскую одежду.
Я не была достаточно богатой, чтобы иметь тут недвижимость, не могла даже арендовать тут помещение. Но специализированный веломагазин Ванна идеально подходил для этого, и после того, как я вымолила и продала душу городскому совету, мне дали временное и неохотное разрешение работать на том же участке.
В это время дня на площади было оживлённо, но не так шумно, как вечером. Звук мотоцикла, проносящегося по площади, заглушил все остальные звуки. Мы с Ванном с одинаковым интересом наблюдали, как гладкая чёрная ракета пролетела через переулок рядом с "Лилу" и остановилась, как будто водитель был из какого-то британского шпионского фильма.
Он выглядел до отвращения круто.
Мурашки пробежали по моим рукам, несмотря на тёплое летнее солнце. Острое осознание пронзило меня, а желудок сжался от нервного ожидания.
– Это он, – подтвердил мои подозрения Ванн. Он повернулся и его глаза озорно блеснули. – Твой конкурент.
Проглотив комок в горле размером с кулак, я проскрежетала:
– Мы не конкуренты.
Я почувствовала ухмылку Ванна, хотя и отказывалась смотреть на него. Я не могла оторвать глаз от чёрного шлема и стройного тела, которое слезло с мотоцикла с такой грацией, которую я никогда в жизни не могу достигнуть.
Я сглотнула и постаралась не задохнуться.
Он посмотрел в нашу сторону. Если мои соседи по площади интересовались серебристым фургоном, расположившимся перед велосипедным магазином, то название "Гурманка", нанесенное ярко-красной краской на фасад, было довольно хорошим намёком на то, что происходит.
Он снял шлем и повесил его на руку, оставив там болтаться. Я вздрогнула, инстинктивно делая шаг назад. Я не могла разглядеть мельчайших деталей его лица, но "я ненавижу тебя" было отчетливо написано на его расправленных плечах и сердитой ауре.
Киллиан Куинн знал, что происходило через дорогу от него, и можно было с уверенностью сказать, что моим поклонником не был.
Я давала рекламу в социальных сетях и в местных газетах с тех пор, как получила разрешение и все необходимые документы для открытия. Я произвела немалый интерес, но Ванн держал язык за зубами со своими соседями. Он сказал мне, что он предпочитает элемент неожиданности. Я же была уверена, что это означало, что он боялся сказать им, что он отдал свою стоянку для ночного фудтрака с едой, боясь того, что они подумают о нём.
– Тогда почему у тебя такой вид, будто тебя сейчас вырвет? – поддразнил Ванн.
Я смогла лишь сдавленно прошептать:
– Это действительно он?
– Киллиан Куинн во плоти.
Ванн никогда не проявлял интереса к приготовлению еды. Взрослея, мы в основном сами отвечали за своё питание. Если мы хотели есть, то должны были добывать себе пропитание. Наш отец работал в две смены, в первую и в третью, и у него никогда не было сил на семейные ужины или покупки продуктов. Ванн выжил на абсолютном минимуме.
Вот почему он был так счастлив с батончиками мюсли и протеиновыми коктейлями. Они были на несколько ступеней выше его детской диеты из лапши быстрого приготовления и макарон с сыром
Я выбрала противоположный подход. Отказавшись от основных блюд и сбалансированных групп питания, еда стала выглядеть увлекательней для меня. Я мечтала о том дне, когда смогу съесть что-нибудь вкусное. Я стала одержима едой, которая не была дешёвой или простой на вкус.
Хорошая еда стала целью, которая вырастила крылья и когти во время учёбы в младших классах. Моя цель превратилась в живое, дышащее чудовище, когда я попала в среднюю школу и нашла учительницу, которая когда-то была шеф-поваром в Европейском бистро, прежде чем она встретила любовь своей жизни и переехала сюда, чтобы начать новую жизнь.
Она поселилась в родном городе мужа и стала вдохновлять следующее поколение поваров, тогда как ей следовало открыть собственную кухню и сделать себе имя. Она всегда смеялась, когда я говорила ей об этом, настаивая на том, что любовь, брак и воспитание семьи – это самое лучшее, что она когда-либо могла сделать.
Мораль истории? Дети всё портят.
Достаточно спросить моего отца.
Это я к тому, что Ванн нисколько не боялся Киллиана Куинна. Он не читал "Еду и Вино" и не был одержим онлайн блогами про еду на ежедневной основе. Ему не нужно было сравнивать себя с величием на другой стороне площади или желать, чтобы его жизнь пошла в том же направлении, что и у Куинна, вместо того, чтобы стать неистовым крушением поезда, какой стала моя жизнь.
Я наблюдала, как с другой стороны оживлённой улицы Киллиан Куинн смотрит на меня. Мне не нужно было быть рядом, чтобы понять, что это он. Я следила за ним онлайн достаточно раз, чтобы узнать его тёмные, дикие волосы и фирменную бороду, которая выделяла его в индустрии, заполненной чисто выбритыми мужчинами.
