Текст книги "Вокруг света по меридиану"
Автор книги: Ранульф Файнс
Жанр:
Путешествия и география
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 32 страниц)
IV Пустыня, джунгли и ревущие сороковые
Край солнца вниз; все звезды
вверх —
Единым шагом выступает
тьма.
Сэмюэл Тейлор Колридж
Хотя телевидение Би-би-си показало, как «Бенджамин Боуринг» под командованием принца Чарльза скользит вниз по Темзе со всеми членами «Трансглобальной» на борту, отправляющимися к черту на рога – в Антарктиду, все же большинство из нас шли только до Тилбери. Там предстояло еще многое сделать, прежде чем инспекторы Торговой палаты дадут судну добро на выход.
Чарли, Олли, Симону и мне предстояло отправиться на юг через Францию, Испанию, Средиземное море в Алжир и далее пустыней Сахара на юг до Абиджана на Берегу Слоновой Кости на двух «лендроверах» и одном «рейнджровере» с прицепами. По дороге мы надеялись остановиться в Париже и Барселоне, чтобы устроить там выставки; мы также надеялись на встречу с «Бенджи Би» в Барселоне, Алжире и Абиджане.
Когда мы покидали казармы, шел проливной дождь. Олли и Чарли пришлось остановиться на Парламент-сквере, когда на одном из трейлеров внезапно соскочило колесо и была обнаружена потеря крепежной втулки. Рухнула надежда успеть на полночный паром из Фолкстона в Дюнкерк. Ну и начало…
Британский торговый представитель устроил так, что наша выставка должна была состояться в самом сердце Монмартра на втором этаже прелестного древнего особняка с мраморной лестницей, лепными потолками и экстравагантными светильниками. Однако люди проходили мимо в состоянии типичного для горожан транса, не обращая внимания на разодетый в меха полярника манекен, который мы выставили на тротуаре для того, чтобы заявить о своем присутствии; кое-кто из пешеходов даже рисковал жизнью, когда приходилось ступать на проезжую часть улицы, чтобы обойти наш манекен. Несмотря на весьма незначительное количество посетителей, с наших стендов исчезло больше экспонатов (включая большой стеганый спальный мешок), чем за все последующие семь выставок, взятых вместе.
В мрачном настроении мы упаковали все экспонаты примерно в 400 малых контейнеров и отгрузили их в четыре железнодорожных вагона на Барселону, а сами направились на юг через Францию.
Карта 2. Северо-Западная Африка: от Алжира до Абиджана
Чарли расстался с нами на время и поехал на «рейнджровере» в Сен-Тропез [13]13
Курорт на Лазурном берегу (Средиземноморское побережье Франции). – Прим. ред.
[Закрыть] – он решил отдохнуть несколько дней с девушкой, с которой недавно познакомился. Когда мы снова встретились в Перпиньяне неподалеку от испанской границы, он объявил о своем намерении жениться на Твинк. Эта привлекательная девушка с прекрасной фигурой была, кстати сказать, администратором одного из наших спонсоров. Как заявил Чарли, свадебная церемония должна будет состояться в Сиднее после того, как мы пересечем Антарктиду. Однако я заметил, что это надвигавшееся событие не уменьшило его наблюдательности на пляже в тот же день, когда рядом с нами на песке расположилась весьма энергичная молоденькая англичанка с приличной фигурой. Кстати сказать, Симон тоже заболел косоглазием.
Однажды ночью ливень смыл Олли вместе с постелью вниз по склону холма и затолкал под днище его же «лендровера». Большой любитель поспать, он так и не проснулся, а наутро выглядел просто ужасно. На следующую ночь, решив держаться подальше от поверхности земли, он растянул свой гамак между кормой автомобиля и буксирной рамой прицепленного трейлера. Чарли, не желая, чтобы его превзошли, скорчился внутри трейлера. Всякий раз, когда он ворочался во сне, буксирная штанга опрокидывалась, и Олли все дальше забивался в конец своего гамака. Просыпаясь, он снова занимал исходное положение – в конце концов трейлер покатился вниз, подскакивая на кочках, а Чарли вылетел оттуда «на орбиту». За завтраком оба вели себя агрессивно, что подняло настроение остальных – таков был дух нашей наземной команды.
Накануне нашего прибытия в Барселону над городом промчался ураган – десять жителей погибли, а крыша холла, где мы рассчитывали развернуть выставку, частично обвалилась, поэтому «представление» было отменено. Честно говоря, для нас это было большим облегчением, хотя нашим предприимчивым спонсорам очень не повезло. Это означало, что мы сможем без спешки загрузить судно.
«Бенджи Би» отшвартовался в Барселоне у главного причала, как раз напротив портового бара, поэтому я ожидал, что меня встретят улыбками, однако услышал жалобы и вздохи. Атмосфера на судне накалилась, адмирал выглядел оскорбленным, Антон был просто удручен случившимся, старпом-канадец казался ошеломленным, а боцмана Терри словно хватил апоплексический удар.
Это началось, по-видимому, как только судно покинуло Англию. Все мы, члены «наземной» команды, подписали имевшие юридическую силу контракты с «Трансглобальной» еще в Лондоне, но юристы выдали копии контракта морякам в последнюю минуту, и те высказали серьезные возражения по поводу некоторых пунктов. После долгих споров был сформулирован новый контракт, основанный на аналогичном документе, использованном в свое время сэром Вивианом Фуксом для участников его собственной экспедиции в 50-х годах. Он оказался приемлемым для всех, включая адмирала. Затем возникли новые осложнения: кто будет контролировать судовые финансы?
Я хотел облечь Антона всеми финансовыми полномочиями, однако комитет решил иначе. Антон опасался, что адмирал потратит больше средств, чем мы могли бы себе позволить, когда постарается довести состояние судна до самых высоких стандартов. Причины моей скаредности были понятны Антону – если бы у нас не было денег, мы обошлись бы и так, в то время как адмирал считал, что на судне необходимо заменить такелаж и вообще привести все в порядок.
Стало ясно, что мне придется забыть времена, когда я был единоличным руководителем экспедиции, и признать, что при моем отсутствии будут соблюдаться другие правила. «Бенджи Би» – не совсем обычное судно, его экипаж составляли моряки-добровольцы, многие из торгового флота, а капитаном на нем был адмирал Королевского флота, привыкший повелевать. Было очевидно, что пройдет время, прежде чем на борту сложится приемлемый для каждого «modus vivendi» [14]14
Образ жизни (лат.). – Прим. ред.
[Закрыть]. Между тем я сделал все возможное, чтобы уладить разногласия.
Адмирал страдал от происходящего на судне, не проявляя диктаторских наклонностей, но все же не выдержал, когда боцман завел такой порядок, когда вахту на палубе нес только один матрос в течение недели. Потом случилось так, что адмирал вообще не обнаружил на вахте никого, когда однажды взвыл ревун гирокомпаса. Если бы адмирал сам не заметил этого, вероятнее всего, компас вышел бы из строя.
Терри любил судно, был безоговорочно предан экспедиции и вовсе не настроен против того, чтобы много работать, однако за плечами у него был также опыт профсоюзного босса и он не привык, чтобы кто-то совал нос в его дела: концы, лебедки и все прочее, относящееся к кругу его обязанностей.
Антон, как всегда, проявлял терпение. Он чувствовал, что экипаж волонтеров сможет подчиниться только диктату здравого смысла.
Это были яркие личности, однако различия в национальности, образовательном уровне и точке зрения на жизнь помешали им сразу же слиться воедино. Антон считал, что рано или поздно, но это произойдет. «Нам нужно стремиться к этому», – сказал он.
Я должен был вскоре покинуть судно из-за предстоящего трехмесячного путешествия по Африке, поэтому понимал, что обязан «заштопать» ситуацию немедленно. К счастью, адмирал умел прощать, а Терри был отходчив.
Я провел общее собрание на палубе, где обрисовал проблемы, которые нам предстоит разрешить в предстоящие годы сотрудничества, и указал главные направления. Конечно, я допускал, что не все мои намерения осуществятся, но, как говорится, время покажет.
Когда со всем этим было покончено, мы вышли из Барселоны ночью и направились в Африку при полнейшем штиле под безоблачным небом. Кок Джилл приготовила жареную макрель [15]15
У нас больше известна как скумбрия. – Прим. ред.
[Закрыть].
Ненавижу рыбу. Одна рыба. Однако, хорошо зная, что все нормальные люди обожают рыбу, я подпрыгнул от радости, когда один из наших спонсоров предложил нам пять тонн свежей макрели. Наш холодильник был забит ею. К тому времени, когда судно достигло Барселоны, команда явно переела рыбного, а также «равиоли» – еще одного продукта, которого я, кажется, заказал слишком много.
Я проглотил первый кусок и опустил его в желудок в сопровождении томатного сока и перца. Однако неприятный солоноватый привкус был тут как тут. Стараясь подавить отвращение, я вдруг почувствовал, как в салоне наступила тишина. Пятнадцать пар глаз уставились на меня.
Я снова с деланным наслаждением атаковал макрель и «включил» соответствующую улыбку.
«Недурно?» – спросил Эдди Пайк.
Я кивнул головой.
«Жаль, что у вас не будет рыбы в Африке, но ничего, я оставлю специально для вас несколько центнеров»
Сайрус – штурман-индиец, поливая свою порцию соусом, предложил нам прихватить короб замороженной рыбы.
«Это поможет общаться с населением – вместо бус», – вставил Терри.
«Скорее это вызовет революцию», – пробормотала Джилл.
Второй помощник капитана Дейв Пек, по-видимому, добился исключительного права ухаживать за нашим прелестным коком, хотя, как я успел подметить, и другие взгляды тоже устремлялись в ее направлении. Однако по пути было много портов захода, возможно, слишком много для сохранения душевного спокойствия адмирала, если вспомнить его опасения насчет «трепака».
Следующим блюдом было равиоли.
На вторые сутки плавания мы пришли в Алжир; на борт поднялись портовые чиновники. У всех на плечах блестели золотые нашивки или погоны: таможенники, портовые власти, полицейские, санитарные врачи и прочие лица, облеченные малопонятными полномочиями.
Адмирал предстал перед ними в белом кителе, с моноклем в глазу и бородкой конкистадора. Он произвел сильное впечатление на наших алчных посетителей и заставил их отказаться, хотя бы частично, от привычки клянчить продукты и прочие вещи за свои услуги. Через час, когда объемистые кипы бумаг были подписаны и проштампованы, Отто отделался от этой банды полудюжиной бутылок виски и чаем.
«Вам лучше выгрузиться, прежде чем эта братия явится с повторным визитом», – сказал адмирал, и без лишней суеты Терри и палубная команда переправили наши машины на причал, в то время как Джилл упаковала для нас аппетитную баранью ножку.
Итак, мы остались на причале, наблюдая, как «Бенджи Би» растворяется в липкой темноте. Теперь мы не увидим наше судно до тех пор, пока не пересечем Сахару.
Прибыл британский атташе, чтобы забрать Джинни, Симона и Чарли на ночлег; он предупредил нас, что воры снуют повсюду, поэтому Олли и я решили устроиться на ночь в машинах. Для того чтобы обеспечить максимальную безопасность всем трем автомобилям и трейлерам, Олли обнес бечевкой весь наш лагерь и местами привязал пустые консервные банки. Я устроился в кабине «лендровера», а Олли решил, что охранять наш арьергард лучше «снаружи», и поэтому пристроил свой гамак и москитную сетку в водосточном желобе.
Ближе к рассвету началась неописуемая какофония – казалось, подали голос все местные псы. Я выскочил из кабины, порезал ухо об одну из консервных банок, навешенных Олли, и чуть было не задушил самого себя, запутавшись в бечевке. Олли с выпученными глазами выпутался из спального мешка и москитной сетки.
«Боже правый. Собаки Баскервилей при полной луне!» – воскликнул он.
Однако никаких собак не было и в помине. Вместо них мы увидели огромную мечеть, нависавшую над оградой порта, с минаретов которой хор муэдзинов взывал к правоверным. Местный церковный служитель, должно быть, включил громкоговорители на полную мощность. Ужасающие звуки, совсем непохожие на те, что мне доводилось слышать в Аравии, словно хлестали влажный воздух. Разлетелись даже комары.
«Тоже кстати», – сказал Олли, показав куда-то пальцем.
Волна черной жижи приближалась к нам по канаве, в которой плавали рыбьи кости, половинка фетровой шляпы и останки кошки.
Два дня я сражался с бюрократами из таможни и их формальностями. Я так и не добился ничего до тех пор, пока не свиделся с самим главой портовой администрации. За 100 динаров (примерно 250 долларов) он расчистил мне дорогу тремя телефонными звонками. Это оставило в моей кассе всего 80 фунтов на все наше пребывание в Алжире.
Последний вечер в столице мы провели в гостях у британского посла. Это очаровательный холостяк, наделенный тонким чувством юмора. Как записал Симон в дневнике: «Один из приятнейших домов, которые я посещал. Воздушный французский стиль, легкий налет мусульманства, старая английская мебель, восточные тюфяки и ковры. Прекрасный сад с теннисным кортом и бассейном. Завтрак на подносе у окна с видом на посольский сад и порт».
Джинни установила десятиметровую антенну в посольском саду и связалась с Его Королевским Высочеством герцогом Кентским, который находился в это время на выставке средств связи в Бейсуотере в Лондоне. Затем мы поехали на юг по хорошему шоссе в компании с тяжелыми грузовиками-цистернами. Какая-то столовая гора маячила сквозь придорожную дымку. В полдень сорок три градуса по Цельсию. Я ехал вместе с Симоном, за нами в одиночку Джинни, а остальные сзади на «рейнджровере». Заморским путешествием и не пахло, все выглядело как на автопрогулке за пределами Лондона. И все же было приятно ощущать вокруг себя необъятность земного пространства.
В сумерках мы остановились неподалеку от волнистых песчаных дюн Эль-Голеа, которые Олли немедленно окрестил «эль гоноррея». Несколько миль южнее лежал Ханем, куда и был направлен Олли, чтобы ловить песчаных ящериц для Национального исторического музея. Пока мы разбивали лагерь, Олли отправился ставить свои ловушки с кусками солонины в качестве приманки.
На следующее утро солнце выглядело как огромный розовый шар, а все ловушки оказались пустыми. Тучи мух, мошек, которые сильно кусались, не оставляя весь день: пот катил с нас ручьями. Мы ехали почти нагишом. В полдень Олли отметил 50 °C. Трудно было определить, где лучше – внутри палатки или снаружи.
После двух «безъящерных» дней Олли решил, что мы должны быть более настойчивыми. Поэтому мы побрели в барханы, нагрузившись мешками с водой, компасом и ловушками.
После двухчасового блуждания по барханам Олли так и не отловил ничего, хотя уверял нас в том, что пятидюймовая ящерица оставляет характерные следы, и потому решил, что день все же прошел удачно.
«Ты уверен, что найдешь их?» – нажал я на него.
«Конечно. Со мной все мои записи, и я, в конце концов, тренировался у мистера Арнольда».
«Да, но это было на музейном газоне в Саут-Кенсингтоне».
«Не суетись. – Олли был непоколебим как скала. – Подобные вещи вообще требуют терпения. Как известно, ящерицы не растут на деревьях».
«К тому же, – пробормотал измученный жарой Чарли, – что-то не видно деревьев в этой „эль гоноррее“».
Все были готовы завестись с пол-оборота, когда, словно по приказу, на закате дня начали зудеть комары.
В пище, разумеется, оказалось приличное количество песчаных добавок, Симон был коком и горько сетовал по поводу пропажи личного ножа, ложки и вилки. Это мог сделать только один из нас. Однако все отрицали факт воровства. «Не понимаю, зачем только люди лгут?» – сказал Симон и отошел в темноту в припадке раздражения.
На следующий день я присоединился к нему в нашем «лендровере», и мы решили отыскать местных ловцов ящериц. В обдуваемой ветрами Эль-Голеа говорят по-французски или по-арабски. Симон говорил по-французски, а я – по-арабски.
«Что будем спрашивать?» – сказал я Симону.
«Un homme qui peut attraper les poissons – de – sable [16]16
Человек, могущий поймать рыбу-саблю (фр.). – Прим. перев.
[Закрыть], – произнес Симон не задумываясь, – как это по-арабски?»
Я не хотел, чтобы меня превзошли.
«Латинская форма – Scincus scincus cucullatus».
«Эти арабы, вероятнее всего, не изучали латинский в школе», – сказал он, не повышая голоса, покуда мы проходили мимо сложенных из грязи и кирпичей лачуг.
Я был готов продолжать словесную перепалку.
«Разговорное слово, обозначающее ящерицу, – dhub или zelgaag. Это сойдет».
Настойчивость привела нас к глинобитному домику некоего Хаму – местного «гида». Внутри был холодильник, набитый бутылками кока-колы, стоящий рядом с цветным телевизором. Хаму заверил нас, что он и есть местный ловец ящериц, но (он обязан предупредить нас) это опасная и потому высокооплачиваемая работа. Понимаем ли мы, что скорпионы и змеи, живущие в тех же самых песках, где нужно искать ящериц, водятся в изобилии? Только в прошлом году, по его словам, 128 человек в городе обращались за врачебной помощью после укусов скорпионов и трое из них умерли. А змеи здесь смертельно ядовиты.
Затем он добавил, что дважды во время охоты ему доводилось вынимать из песка змей, заглатывавших ящериц.
Я был рад, что Олли не присутствовал при этом.
В тот же день Хаму (Олли пристально наблюдал за его действиями, а трое мальчишек-бедуинов вызвались помогать ему) повел нас в глубь высоченных барханов и, не пройдя и мили, в считанные минуты поймал двух великолепных ящериц. К вечеру попалась и третья, и мы пригласили Хаму к нам полакомиться консервированными фруктами и томатным пюре, которыми ему и было заплачено за труды.
Затем два дня Олли применял тактику Хаму и увеличил свою коллекцию замаринованных ящериц. Всякий раз, опуская свой новый улов в бутылку с формалином, он вздыхал и говорил, что никогда больше не позволит вовлечь себя в такое жестокое дело. Позднее Олли получил из Национального исторического музея письмо с благодарностью за работу:
«Раньше считалось, что два самых распространенных вида песчаных ящериц обитают на расстоянии нескольких сот километров друг от друга… ваши образцы уменьшают это расстояние до двадцати пяти километров, и, поскольку тенденция сходства с другим видом ящериц из Элъ-Голеа не проявляется, весьма вероятно, что мы имеем дело с двумя независимыми видами, а не подвидами. Нельзя быть уверенным на все сто процентов, но ваши образцы почти убеждают в вероятности этого. Благодарим вас за помощь в разгадке тайны песчаных ящериц».
Мы были только рады покинуть эту сауну, землю «эль гоноррея», и поехали дальше на юг в Айн-Салах, что означает «соленый колодец», где мы пополнили свои запасы пресной воды тамошней, действительно солоноватой водой. Теплые ветры с вершин западных барханов обдували в ту ночь наш лагерь в горах Муйдир. Забавные грызуны, напоминающие мышей Уолта Диснея, называемые земляными зайчиками, скакали вокруг, а в воздухе над нашими головами бесшумно патрулировал сокол.
А затем дальше – в Таманрассет, своеобразный туристский центр нагорья Ахаггар. Южнее этого беспорядочно растянувшегося городка мы свернули с гравиевого шоссе неподалеку от горы Тахат к источнику Джо-джо, прозванному так поколениями хиппи. Владелец, выглядевший скорее итальянцем, чем арабом, был представлен нам немецким туристом, расположившимся здесь, как сеньор Спагетти.
«Три динара за жестянку воды», – сказал Спагетти на сносном французском. Мы наполнили канистры и расплатились медом. Ниже источника находилась высохшая вади [17]17
Сухое русло, наполняющееся водой лишь во время дождей. – Прим. ред.
[Закрыть], где, как рассказал нам турист-немец, всего неделю назад ревел водный поток метров пятьдесят в поперечнике. Поэтому мы разбили лагерь с краю этой долины.
Нашим следующим шагом на юг был переход через засушливые просторы плато Танезруфт, так как в нашу программу входил отлов летучих мышей по обе стороны от границы Мали. Бумаги, разрешающие такое путешествие, подписываются «вали» Таманрассета и шефом полиции, что заняло несколько часов. Затем вместе с Чарли я посетил отель, где, к своему ужасу, обнаружил, что стоимость «одного пива» эквивалентна полутора фунтам, а глоток джина – двум с половиной.
В конце концов я отыскал гида, который говорил по-французски. Он сказал: «На запад к Бордж-Моктар… Этим трактом не пользовались уже лет пять. Много плохой песок, нет караванных троп». На моей же карте было обозначено хорошее шоссе до Бордж-Моктара, но, вероятно, гид располагал более свежими данными: в конце концов, пески перемещаются.
«Лучше поезжайте в Гао через Тимеявин, – сказал гид, – тогда я проведу вас».
Я объяснил, что мы можем расплатиться с ним только продовольствием. Это ему не понравилось – по-видимому, это был урбанизированный бедуин, привыкший завершать сделки динарами. «Вы пойдете без гида. Это возможно. Вы можете и не заблудиться». Эти слова ободрения, казалось, освободили его от угрызений совести. Затем я спросил, где найти колонии летучих мышей.
Он присел, нахмурился, немного поразмышлял.
«Они на западе. Может быть, вам стоит заглянуть в колодцы Силета».
С этим он отпустил меня.
Джинни и Симон желали осмотреть келью местной знаменитости – французского монаха-отшельника отца Шарля. У нас был в запасе один день, и, пока Чарли и Олли оттачивали в местных пещерах технику отлова летучих мышей, мы проехали миль пятьдесят по великолепному шоссе, ведущему буквально к самым вершинам Ахаггара. На высоте 2400 метров мы достигли прохода Асекрем, а дальше пошли пешком по истоптанной многими ногами горной тропе к маленькой часовне в скале, единственным хранителем которой был пожилой монах-француз – Маленький Брат, которому, по обычаю, мы принесли воды и пищи. Монах жил там уже двадцать лет. На плато, раскинувшемся выше часовни, была устроена метеорологическая площадка, где брат ежедневно проводил тщательнейшие наблюдения. Вид оттуда был великолепен. Прохладный ветерок теребил редкие, крошечные горные цветы, а за пределами немой, словно висящей в воздухе пустоты вписывались в небо могучие горы и хребты. Дорога, расположенная в скалах, привела обратно в Таманрассет сквозь другой проход, и темнота внезапно окутала нас своей синевой.
В лагере Симон развел костер из корней деревьев, чтобы приготовить поесть, потому что мы были голодны. Чарли крикнул: «Идите сюда, тут есть немного кэрри, он еще теплый». Джинни и Симон стали дожидаться жаркого, но я присоединился к другим, и Олли выловил для меня ложкой немного кэрри.
«Ну и как охотилось?» – спросил я.
«С утра ни одной мыши. Днем налетела буря и повалила все палатки».
Я поблагодарил его за то, что он поставил наши палатки, и набил рот порцией кэрри.
Без сомнения, это был самый горячий кэрри, который только мне довелось пробовать по обе стороны от Шираза. Глаза вылезли у меня из орбит.
«Воды», – прохрипел я.
Без промедления Чарли передал мне стакан воды, который я осушил одним глотком. Мир опрокинулся у меня перед глазами. Я словно горел в адском пламени, казалось, горячая наждачная бумага раздирала мне горло, покуда я судорожно глотал воздух.
«Эй, Чарли, – послышался голос Олли, – я дал ему джин с тоником, и у нас осталась последняя бутылка».
Сквозь слезы я просипел слова мщения, но они потонули в торжествующих воплях моих товарищей.
Из Таманрассета мы покатили на запад по дороге, которая становилась все хуже, до местечка, которое называлось Тит. Здесь была развилка дорог, не указанная на моей карте. Там не было дорожного указателя, однако я все же нашел таковой метрах в 300 от дороги. Абалеса и Силет были налево. Машины с грохотом подпрыгивали, как горошины в решете, на дороге, которая проходила то по зазубренным базальтовым ступеням, то по заполненным песком бороздам. Темные массивные грозовые облака громоздились позади, над невидимыми горами Ахаггар. Мы проносились, поднимая клубы пыли, по вади, вдоль которой зеленели кустарники и пальмы. Пыль была настолько прозрачной и тонкой, что преломляла каждый солнечный лучик, а само солнце было просто оранжевым шаром. Грязные, как вурдалаки, мы вылезли из автомобилей у колодца Силет, чтобы утолить жажду,
Симон, наш хранитель влаги, швырнул на веревке брезентовое ведро в жерло каменной дыры, обложенное камнем, и вытянул около галлона воды. Затем он вылил содержимое ведра через воронку с фильтром в канистру.
«Подонки», – пробормотал он, продувая марлю.
Я заглянул ему через плечо, что было нетрудно, потому что Симон был одного роста с Джинни. Дюжина миниатюрных головастиков с крючковатыми хвостами корчилась в панике, покуда горячий воздух обдувал их безобразные тельца.
«Какой только нечисти нет на свете, каких только источников заразы, и это только то, что видно невооруженным глазом. – Симон сиял от восторга. – Только вообрази, как может выглядеть капля этой воды под микроскопом! Наверное, все эти твари пожирают изнутри местных жителей».
Я наблюдал за тем, как Симон опускает стерилизующие таблетки в наши бутылки, после того как он разлил туда воду через известковые фильтры, и, если бы не жажда, ни за что не стал бы пить эту гадость.
У одной из машин забарахлил стартер. Часов пять при температуре воздуха 40 °C Симон старался исправить его. Он обжигал пальцы о горячий металл, но безуспешно. Олли, не одобривший методы Симона, кончил тем, что наорал на него и спустил пар, излив гнев в своем дневнике, т. е. сделал то, чему все мы научились еще в Гренландии. В тот вечер он записал: «С. заклинился на самом себе. Он не желает слушать никого».
Несмотря на утомление, которое мы все испытывали, Олли решил, что Силет выглядит подходящим местом для обитания летучих мышей. Я пошел с ним в качестве переводчика. Мы нашли старейшину деревни, который говорил на языке, похожем на французский. При упоминании летучих мышей он явно забеспокоился. «Нет их в этой деревне. У нас мышей нет. Но там, в колодцах, может быть много».
Он попытался объяснить нам, где находятся эти колодцы, однако без карты это было бесполезно. Весьма неохотно он все же согласился пойти с нами и в четырех милях от Силета показал несколько ям глубиной от шести до пятнадцати метров. Мы спустили вниз Олли на веревке там, где указал старейшина. Мы испробовали четыре ямы, но не нашли ничего, кроме голубиных перьев, и надышались ароматом дохлых животных. В одном из колодцев была вода и слизь. Как завороженные наблюдали мы, как тонкая зеленая змея длиной метра полтора выползла на поверхность, подняла голову и уставилась на нас. Когда Олли приблизился к ней, она исчезла с невероятной скоростью.
Аллаху угодно, чтобы мы не искали здесь мышей, а попробовали на западе; там, в пустынной местности, мы найдем бесчисленное количество летучих мышей в колодцах Тим-Миссао – старик был уверен в этом.
Отдали ему за труды по меньшей мере годовой запас томатного пюре. Через несколько недель я узнал от одного француза, что летучих мышей считают здесь сатанинским отродьем, главная цель которого – выкрасть дупл у молодых жителей селений в Сахаре. Никто не хотел связываться с мышами и выдавать их иностранным ловцам, поэтому лучше всего было двигаться дальше и искать «пастбища» этих тварей подальше от тех мест, где мы сейчас находились.
Три дня Симон выдавал воду порциями, покуда мы осторожно пробирались по бесцветной пустыне то в южном, то в западном направлении. Бушевали неистовые пыльные бури, засыпавшие дорогу. Час за часом мы продирались сквозь желтые сумерки с включенными фарами, выбирая направление только по компасу, стараясь держаться старой, почти исчезнувшей колеи. Часто приходилось вылезать из машин, чтобы удостовериться, что на правильном пути. Иногда казалось, что мы просто блуждаем без определенной цели.
15 октября мы набрели на три одиноких седла, лежавших в неглубокой вади вдали от каких бы то ни было дорог. Рядом с погребальными холмиками из черного камня три верблюжьих седла – они просто валялись в пыли. Тут же аккуратно сложенная кучка всевозможной утвари: литые чугунные кухонные горшки, резные деревянные ложки, металлические щипцы углей и тяжелые глиняные бутыли. Зачем они здесь? Нам оставалось толы гадать.
Я пошел вместе с Джинни разведать местность – отыскать древнюю «писте» двойных верблюжьих следов. Они вели на юг и на запад, а к вечеру мы вышли к тому месту, где были отчетливо видны следы автомобилып шин, идущие с севера. Всю ночь ветер шевелил песок, который покрыл наши палатки словно слоем мокрого снега.
Когда мы пересекли вади, машины буксовали в рыхлом песке. Однажды нашим глазам открылось видение – словно кадры из сюрреалистического фильма. Это были две колесницы, перегруженные скарбом и людьми. Они показались, мелькнув в перерыве между порывами пыльной бури. Телеги проваливались в песок по самые ступицы колес – так же, как и мы. Какой-то мужчина, настоящий гигант, с тюрбаном на голове, одетый в белое, жестикулировал властно, по-царски, покуда другие фигуры, сгрудившиеся в круг повозок, дружно толкали телеги. Одетые в синее, туареги из Мали трудились, не разгибая спин, по воле этого бородатого Моисея, их одеяния развевались в порывах насыщенного песком воющего ветра. Мы молча наблюдали за этой картиной из наших уютных автомобилей.
Лагерь разбили в ста милях севернее малийской границы. Обсыпанные пылью с ног до головы и пропитанные собственным потом, мы сильно устали и страдали от жажды.
На следующий день въехали в Тимеявин, где наняли проводника, чтобы тот провел нас через ничем не обозначенную границу после наступления сумерек. Затем он нас покинул, не вымолвив ни слова.
Севернее тропы, которая ведет от Буреса до Тиассале, мы достигли более привлекательной земли, где уже не было ни ветра, ни песка и не мучала жара. Иногда наш «тракт» исчезал на каменистых участках, но ненадолго. Мы карабкались по высоким холмам, усеянным булыжниками, северному отрогу плато Ифорас, где под неусыпным оком жилистых туарегов бродили стада коз и верблюдов. По ночам мотыльки бились о москитные сетки, а небо было усеяно сверкающими звездами. Мы ощущали, как хорошо жить на свете и быть на свободе.
У нас лопались рессоры на трейлерах, не выдерживали болты буксирного устройства, случались проколы шин, но ничто более не препятствовало нашему продвижению и далее по прекрасной долине Тилемси, где большую часть года есть вода. Наши стоянки становились все интересней, потому что появились скорпионы, пауки, а ночные хоры лягушек, сверчков и птиц ласкали слух. Вокруг летали насекомые очаровательнейших форм и оттенков, показались кролики, лисы, ящерицы и газели. Сахара осталась позади. Местами было так же зелено, как весной в Англии, иногда посреди стад пасущихся верблюдов мелькали синие палатки кочевников.
К югу от Анефиса в зарослях низких кустарников у одного из наших трейлеров полетело шасси. Симон собрал сварочный агрегат, однако не добился удовлетворительного результата. Вечером на наш лагерь набрел местный житель с женой и ребенком. Ему была нужна медицинская помощь. Доктор Олли удовлетворил его пожелания, и в благодарность за это наш гость проделал великолепную работу с трейлером, потому что оказался квалифицированным сварщиком.
В Табанкорте мы встретились с четырьмя французами, которые «пасли» группу молоденьких загорелых француженок, на которых было минимальное количество одежды. Они умудрились заблудиться. Потом на подходах к Гао нас стали останавливать полицейские. Они пристально разглядывали наш «лендровер» и задавали один и тот же вопрос – не видели ли мы «пропавшие грузовики».