Текст книги "Вокруг света по меридиану"

Автор книги: Ранульф Файнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 32 страниц)

Не доезжая четырех миль до дефиле между горой Гардинер и горой Рассел, я остановился, чтобы проверить сведения Жиля с помощью бинокля. Лед между угрожающими скалами впереди был накрыт тенью, но тем не менее я сумел разглядеть, что там царил хаос. Это напомнило мне разведку порогов на реках в Британской Колумбии, только там не было возможности для обхода, а здесь мы надеялись перехитрить ледяные челюсти, поджидавшие нас впереди, скользнув вбок в горы.

Не успели мы свернуть на левый фланг ледника, как под нартами Чарли обрушился широкий снежный мост. Я видел, как Олли старался выудить подвешенный над пропастью груз, но не сделал в их сторону ни шага назад по опасным следам, дожидаясь, пока в этом не возникнет абсолютной необходимости; я просто остался сидеть там, где был, и наблюдал за ними до тех пор, пока они не вернулись на маршрут. Мы поднялись более чем на 30 метров к широкому горному проходу, где ветер продувал насквозь нашу одежду и раскручивал снежные вихри на поверхности гранитной крепости горы Рассел и его старшей сестры-близнеца Гардинер. К западу от нас виднелась компания зазубренных первобытных пиков, которые словно копья пронзали небо; они словно хвастались нам необъятностью своих закованных в ледяной панцирь торсов. Вокруг, словно змеи, извивались реки льда, своими названиями напоминая о героической эпохе полярных исследований: Амундсен, Аксель Хейберг и ледник Дьявола.

С этого перевала мы поднялись еще выше к северу, пока в конце концов не вошли в крутую долину, ведущую обратно к леднику Скотта. Чарли, который всегда следил за тем, чтобы не выдавать эмоций ни по какому поводу, написал:

От такого спуска на голове шевелились волосы. Слишком круто для нарт, которые старались забежать впереди «скиду», иногда дергая мотонарты в сторону и даже назад на широких подтаявших снежных мостах. Некоторые мосты были изъедены трещинами, по-видимому, они были готовы обрушиться по малейшему поводу, как перезревшие яблоки на дереве. Сумеем ли мы спуститься, знает только Бог. Мы расположились лагерем на синем льду.

Я не хотел останавливаться, однако гребень сжатия и трещины блокировали нижнюю часть долины поперек от одной стены утесов до другой. Мы ехали почти четырнадцать часов и покрыли расстояние, которое планировали на пять суток. Единственный способ выбраться из долины – продвинуться вперед, чтобы выйти на ледник Скотта. Если мы собирались выспаться на надежной поверхности, так это можно было сделать только здесь, на темно-синем отполированном льду выше области сжатия. Вокруг валялись вмерзшие в лед камни, результат камнепадов, а ветер выл в созданной природой трубе, но мы очень устали и спали крепко.

На следующее утро мы пили кофе молча, предчувствуя опасность. Ветер стих, стало теплее. С плоского края нашей лагерной площадки на синем льду мы двинулись по крутому склону, «скиду» буксовали, нарты выходили из-под контроля, мы то и дело нажимали на тормоза. Преодолев последний склон, я направился к подножию горы Гардинер, надеясь обойти ледопад. Однако выхода не было. Склон горы Рассел казался непроходимым, поэтому мы рывками въехали в сам ледопад. В одном месте подтаявшая, напоминавшая изъеденную червями доску стена словно раскололась надвое и узкий, напоминающий коридор проход вывел нас к главному руслу ледника.

Гуськом мы осторожно миновали это место, и тогда-то начались настоящие игры. Что за день! Вечером Ол записал: «Слава Богу, что с этим покончено; никогда в жизни не испытывал ничего подобного!»

Повсюду был сверкающий лед, гладкий как стекло, почти непроходимый для машин на резиновых траках. С нашим сцеплением было трудно делать неожиданные повороты и лавировать между трещинами. Однажды двое нарт Олли упали разом в разные трещины, заставив его «скиду» внезапно остановиться чуть ли не на краю третьей. В одном особенно опасном месте трещины чередовались в среднем через два метра, и две трети их были вообще без мостов. Другие же мосты настолько подтаяли, что могли выдержать только одни нарты, да и то пришлось протаскивать их на большой скорости.

Из дневника Чарли:

Спуск был кошмаром, который я далее не берусь описывать. Кое-кто подумает, что нам далось это легко, потому что, в общем-то, мы спустились быстро. Все, что я могу сказать, – пускай попробуют сами. Рэн и О л были напуганы не менее моего, хотя и не признаются в этом. Вот почему Рэн ехал вперед час за часом без остановок. Ол петлял из стороны в сторону, стараясь избежать худшего. Ему не слишком-то удавалось это, и на одном из верхних уступов мы очутились в самой середине главной зоны сжатия. Огромные глыбы льда и синие ледяные купола парили над нашими головами, покуда мы скользили по лабиринту потрескавшихся коридоров; нас словно загнали в ловушку. Мои нарты преодолели по диагонали трещину шириной метра два с половиной и провалились на мосту. Траки царапали лед, «скиду» вело вбок, и нарты стали скрываться из виду. Мне повезло. Кучка рассыпчатого белого снега позволила тракам снова зацепиться – и я сделал рывок вперед. Нарты вырвались наверх и наконец перевалили через кромку трещины…

Я мог бы рассказать о сотне и даже более таких случаев во время спуска. Каждый из нас мог бы сделать это – но зачем? Те, кто не побывал здесь, кто не испытал смертельного страха, когда снег проседает под тобой, кто не видел ряд за рядом синеватые тени трещин на огромном поле, кто не преодолевал их час за часом, тот не может представить себе, что это такое.

Может быть, появись мы там раньше, было бы больше снега и все складывалось намного удачней.

В одном месте пришлось пересечь с запада на восток склон ледника, потому что иного пути не было, т. е. мы ехали параллельно линиям трещин и малейшая неосторожность могла привести к тому, что «скиду» и нарты полетят вниз. В таком случае спасения не было. В конце концов мы завершили этот переход вдоль воображаемой линии, между пиками Кокс и западной оконечностью пиков Органной трубы. Это было последнее кошмарное нагромождение льда к юго-западу от горы Занук – серии вздыбленных ледяных волн, похожих на зыбь в Южном океане. Промеж каждого закругленного гребня были складки-карманы с предательскими швами трещин. Олли пришлось особенно тяжело. Потом пошли отдельные трещины до двадцати метров шириной, однако между ними было достаточно большое расстояние, и мы могли собраться с мыслями.

Тянулись часы, но особенности здешнего пейзажа не торопились исчезать: странной формы валуны, унесенные льдом на много километров от места камнепада, мощный приток ледника Албанус, склоны с застругами ниже горы Сталман и, наконец, обнаженные скалы на пути к мысу Дурхам, за которым не было уже ничего, кроме Тихого океана. Мы прибыли на шельфовый ледник Росса.

Уставшие как собаки, мы расположились лагерем на высоте всего 150 метров над уровнем моря и там провели день, занимаясь ремонтом, переупаковкой, а для Олли подошло время очередного бурения.

В последний день 1980 года мы двинулись точно на север, чтобы совершить 80-километровый переход прочь от трещин у подножия ледников. Лед был превосходным для езды, однако его подтаявшая поверхность сильно затрудняла дело, когда нужно было сдвинуть нарты с места. Снег, разбрасываемый в стороны нашими «скиду», попадал на одежду, и солнце растапливало его, потому что температура воздуха поднялась до + 1 °C.

Лицевые маски и свитеры были уже не нужны. Жизнь стала комфортной и свободной. Продолжая следовать в северном направлении, я отвернул влево и лег на 183° по магнитному компасу, на тот курс, которого мы придерживались уже девять суток. Я считал, что так мы избежим встречи с целым комплексом неприятностей под общим названием трещины Стиархед. Постепенно горы слева от нас скрылись за горизонтом, и на плато не осталось ничего, кроме льда.

Однажды мы попали в «молоко» и задержались на восемь часов. Жиль вылетел с базы Скотта, потому что у нас кончилось горючее.

Жиль:

«Сегодня мы с Симоном вылетели в наш последний снабженческий рейс к Рэну. Мы чуть было не отказались от полета из-за встречного ветра. Он дул со скоростью семьдесят узлов, и у нас ушло пять часов на то, чтобы пролететь 670 километров, а обратно – всего два часа, поэтому не стоит жаловаться».

На пятые сутки мы проделали семьдесят пять морских миль за десять часов. Сияние солнца было весьма интенсивным, и я правил на штормовые облака, которые были к западу от нас. Затем мы разбили лагерь. Олли заснул во время бурения, а Чарли – за приготовлением пищи.

На седьмой день мы пересекли меридиан 180°, который в этой точке служит Международной демаркационной линией времени. Суточная скорость увеличилась – мы стали проходить по 91 морской мили (168,5 км), расходуя всего по галлону бензина на каждые восемь миль (или около 31 литра на 100 километров).

На девятый день, несмотря на состояние атмосферы, близкой к «молоку», мы проехали сто морских миль (185 километров), столько же на десятый день, и в полдень увидели белое грибовидное облако на горизонте чуть правее по курсу: это был Эребус. У подножия этого вулкана высотой 4023 метра находилась наша цель – база Скотта.

Ко времени наступления сумерек в пределах видимости появились два других объекта, получивших известность после экспедиций Скотта и Шеклтона, – полуостров Мина-Блафф и Блэк-айленд (Черный остров).

10 января, проехав 170 километров, преодолев по пути несколько сложных трещин, больших и малых, мы разбили лагерь на оконечности острова Уайт. За два часа до подхода к базе Скотта на «скиду» Чарли забарахлил цилиндр. От самого Ривингена Олли тащил за собой запасной двигатель. И вот он все же понадобился. Олли закончил смену двигателя лишь к полуночи.

На следующий день в шесть вечера Роджер Кларк, начальник новозеландской базы, выехал навстречу нам на собачьей упряжке. Он провел нас по морскому льду, распугивая по пути миролюбивых тюленей и пронзительно вопивших чаек-поморников, к мысу Прам, где на берегу моря ютились деревянные домики базы. Вскарабкавшись повыше на скалы, около шестидесяти новозеландцев наблюдали за нашим прибытием, и одинокий волынщик, одетый в килт [26]26
  Килт – юбочка шотландского горца или солдата шотландского полка. – Прим. ред.


[Закрыть], заиграл ностальгический мотив «Амейзин грейс».

К нам спустилась Джинни, держа Бози на поводке, дабы уберечь его от скорой расправы местных лаек.

За шестьдесят семь суток мы пересекли Антарктиду, однако вся экспедиция не проделала еще и половины пути как по времени, так и по расстоянию.

IX На север по другой стороне земли

Раз уж Создатель наделил нас шеей, то уж наверняка для того, чтобы вертеть ею и вытягивать ее от любопытства.

Артур Кёстлер

Доброжелатели со всех уголков земного шара засыпали нас поздравительными телеграммами, спеша выразить удовлетворение тем, что мы завершили переход через Антарктиду, в их числе наш патрон, Его Королевское Высочество принц Чарльз, и президент Рейган. В послании нашего полка САС говорилось просто: «На случай, если вы не читаете регулярно „Красную звезду“, с лучшими пожеланиями». К сему была приложена вырезка из советской газеты с комментарием по поводу нашего путешествия.

Ант Престон внимательно следил за полярными экспедициями во всех странах, особенно тех, что прилегают к полярным областям. Например, к нам прибыло сообщение с подробным описанием путешествия трех канадцев на лыжах с буксируемыми каждым лыжником фиберглассовыми санями. В ту весну они отправились на Северный полюс, однако на пятые сутки один из них сильно обморозился, и их пришлось эвакуировать. Однако нас больше обеспокоило следующее: американец Уолт Педерсен был готов достичь Южного полюса в начале 1982 года. Полный решимости стать первым человеком в мире, достигшим обоих полюсов «посуху», он целых девятнадцать лет потратил на подготовку к реализации своего замысла. Уолт побывал на Северном полюсе еще в 1968 году, теперь же все шло к тому, что он сумеет побить нас на четыре месяца. Мы же никак не могли ускорить наше путешествие. Самое раннее, когда мы могли оказаться на Северном полюсе, – это апрель 1982 года.

Отбирая снаряжение, необходимое на ближайшее будущее, я подумал, что практически ничего из того, что мы узнали в Антарктиде, неприменимо в сражении с Арктикой. Эти регионы схожи в той же степени, что и сыр с мелом.

На базе Скотта было около двадцати ездовых собак. Каждое лето тренер-каюр следил за тем, чтобы их хорошо содержали и использовали регулярно по назначению. Это была единственная собачья упряжка по эту сторону континента, и у них не было иммунитета от болезней, носителем которых мог оказаться Бози, несмотря на его долгое пребывание на юге. Поэтому тренер, которого все звали «Догго» (Собакко), недвусмысленно дал понять Джинни, что Бози нужно держать как можно дальше от его подопечных.

Подношения наших друзей на Южном полюсе позволили организовать «вечер» с новозеландцами. Мы намеревались пробыть на базе Скотта с месяц в ожидании «Бенджи Би». Хозяева позволили нам питаться вместе с ними и спать на территории базы. Мы разделяли с ними обязанности по базе и отдали им оставшиеся у нас пищевые рационы, хотя не все они были в хорошем состоянии. Симон присоединился к трем инструкторам, в задачу которых входило обучение американцев с базы Мак-Мердо методам выживания.

Работа Жиля и Джерри в Антарктиде была официально отмечена в Британии: Джерри наградили «Знаком Ревущего мыса», а Жиля – «Почетным мечом гильдии пилотов». Они были единственными профессионалами среди нас по опыту и умению. Они работали в Антарктике и раньше многие годы с самыми разными правительственными организациями. Жиль был человеком критического склада, что очень важно для полярного летчика. Позднее его спросили, что он думает по поводу любительской «природы» «Трансглобальной».

Мне кажется, что на ранней стадии, когда мы еще не уехали из Лондона, я действительно сомневался в том, что они добьются успеха. Думаю, что большое значение имеет то обстоятельство, что члены их «наземной» команды не являются профессионалами ни в одном деле. Я имею в виду то, что они сами научились всему: например, Чарли стал готовить, из Олли вышел механик, а из Джинни – хороший радиооператор. Рэн – неплохой лидер, возможно, даже великий, но ему пришлось выучиться навигации. Огромным достоинством этой четверки является то, что все они проявили настойчивость перед лицом тяжелых испытаний, и другие их личные качества не играют тут роли.

Надеюсь, что Жиль понимал также, что наша сила, несмотря на недостаток практического опыта, заключалась в коллективизме. Убери любого из нас – и оставшиеся трое сразу стали бы менее дееспособным организмом. К великому сожалению, мы узнали теперь, что Олли покидает нас. Он не хотел разрушить свой брак и понимал, что нельзя быть одновременно с нами и с Ребеккой.

Однако в Англии кое-кто высказывал предположения, что Ребекка только предлог, что у Олла какие-то другие, более глубокие причины отказаться от продолжения путешествия. Говорили даже, что он якобы боится встречи с Ледовитым океаном. Однако я уверен в том, что, даже если бы это было и так, он никогда не вышел бы из экспедиции по этой причине. Меня самого обуревали подсознательные страхи перед Арктикой, но это не могло заставить нас отказаться от наших намерений после того, как мы пересекли Антарктиду.

Были и другие догадки – мол, между нами и Олли пролегла глубокая трещина раздора, вероятнее всего именно со мной. Подобные слухи, раз уж они распространились, имеют тенденцию крепнуть с годами, поэтому мне хотелось остановить их, процитировав собственные слова Олли, сказанные им в одном интервью в то время. Американцы из киногруппы спросили его:

«Правда ли, что настроение каждого члена команды в отдельности улучшалось по мере того, как экспедиция продвигалась вперед?»

Олли: «Не думаю, чтобы мы стали счастливее, но уж, конечно, не наоборот. Рэн и Джинни стараются держаться друг друга. В 1976–7977 годах было время, когда мне и Чарли пришлось привыкать к ним… С тех пор мы сотрудничали на основе безоговорочного доверия. Нет, мы не стали счастливее, мы просто всегда были счастливы».

Собеседник:

«Вы и Чарли обладаете ярко выраженным чувством юмора. А как с Рэном? У него есть чувство юмора?»

Олли:

«Мы с Чарли оба шутники и, как мне кажется, тем самым отражаем более светлые аспекты экспедиции. У Рэна больше забот. Я думаю, его чувство из другого теста. Думаю, что он такой руководитель, о каком можно только мечтать в экспедиции. Он планирует все до мельчайших деталей, с ним очень легко работать, но, если хотите знать, у нас нет той атмосферы, когда лидер противопоставлен остальным. Мы словно одна семья. Я и в самом деле не пошел бы ни с кем другим».

Собеседник:

«И теперь вы все же уходите?»

Олли:

«Думаю, что двоим будет лучше. На двоих нужно меньше снаряжения, и двое выполняют любую работу значительно быстрее троих».

Тем не менее от Исполнительного комитета пришла радиограмма, в которой говорилось, что делегация в составе председателя Эдмунда Ирвинга, сэра Вивиана Фукса и Майка Уингейта Грея собирается вылететь в Новую Зеландию, чтобы убедиться в том, что вопрос о замене Олли тщательно обдуман. Они были решительно настроены против того, чтобы Арктику пересекали только двое.

19 января «Бенджамин Боуринг» вышел на связь с Джинни. Судно находилось в семи милях от нас в тяжелом паковом льду. Симон вскарабкался на Обсервейшн-Хилл с камерой в руках, а мы вчетвером отправились мимо деревянных строений базы на мыс Хат. Было нетрудно вообразить те чувства, которые испытывали пионеры тех далеких дней, когда высокие мачты их кораблей появлялись на этом же горизонте. Они неделями держали наблюдателей на Обсервейшн-Хилл, чтобы те просматривали северные границы залива Мак-Мердо. Когда наше суднышко входило в бухту, я гадал – все ли наши друзья остались на борту после года изнурительной чартерной работы в Южном океане.

Наконец «Бенджи Би» проскользнул между ледяными полями под хижиной Скотта, и мелодия «Земля надежды и славы» полилась из громкоговорителей судна. Две части экспедиции сливались вместе после годовой разлуки. Далеко не у всех глаза остались сухими, а вскоре сухими были далеко не все глотки. На борту был Брин Кемпбелл из «Обсервер», а также новая киногруппа. Мы совершили с ними несколько вылазок к подножию Эребуса прежде, чем навсегда покинули Антарктиду.

«Бенджи Би» стоял на якоре неподалеку от мыса Эванс – там, где когда-то была главная стоянка капитана Скотта. Мы сошли на берег и осмотрели хижину, из которой капитан Скотт и его четыре избранных спутника совершили свое последнее путешествие. Это место тщательно сохранялось новозеландцами, приходившими сюда с базы Скотта, поэтому оно выглядело точно так же, как и семьдесят лет назад: на крюках висела сбруя для пони, в лаборатории – бутылки викторианской эпохи для химических реактивов, пол в прихожей весь в пятнах ворвани. На гранитном холме над хижиной устроилась колония пингвинов, они хлопали крылышками и расхаживали с важным видом в своих фраках. Мне кажется, что в тот миг мы ощущали родство со своими усопшими соотечественниками – те давно завершили свои земные дела, мы же были только на полпути.

На «Бенджи Би» мы узнали, что месяца полтора назад, в этих самых водах, при сжатии пакового льда раздавило 2500-тонное германское научно-исследовательское судно «Готланд– II», имевшее, как и мы, ледовое подкрепление корпуса. К счастью, его палубным грузом были пять вертолетов, и все пилоты были на месте. Всех людей, бывших на судне, перевезли по воздуху на ближайший остров, а потом – на береговую базу. Наш шкипер Лес Девис, который принял судно у адмирала Отто Штайнера, отметил такую фразу из сообщения Ллойда: «Судно отвечало всем требованиям ледового плавания, а весь командный состав имел опыт работы в условиях Антарктики». Лес знал, что паковый лед в Арктике вдвое опаснее, чем в здешних водах, так как в Северном полушарии лед толще и прочнее, а отдельные плавающие поля гораздо крупнее. Так что время настоящих испытаний для нашего судна еще не настало.

23 февраля нас валяло с борта на борт, когда нашим глазам открылся массивный остров Кэмпбелла, окутанный облаками. Вскоре мы оказались в укрытии его длинной естественной гавани, окруженной зелеными холмами. Четырнадцать месяцев мы не видели ни травинки, и этот отдаленный, но плодородный остров явился для нас восхитительным зрелищем. Он напомнил наши Гебриды.

Около десятка новозеландских ученых работали на базе, расположенной у входа в фьорд. Нас приняли очень радушно. Если верить словам начальника базы, мы оказались первым судном под британским флагом, зашедшим сюда после 1945 года, когда здесь завели регистрацию прибывающих судов. Он попросил своих людей показать нам остров. Сначала – колонию морских львов, игравших на опоясанном скалами берегу бухты, затем – морских слонов, валявшихся в каких-то зловонных логовах, откуда они выставляли свои безобразные головы, издавая оглушительный рев. Вокруг были заболоченные торфяники и заросли бурых водорослей, а на высоком холме с отвесными скалами у подножия мы послушали глухое постукивание клювов таких редких птиц, как королевские альбатросы, которые высиживали яйца величиной с крикетный мяч.

Мы оставили остров Кэмпбелла в тот же день и взяли курс на Литлтон в Новой Зеландии. По пути в Арктику, туда, где судно высадит ледовую группу в устье реки Юкон в Беринговом море, мы собирались задержаться в Новой Зеландии для осмотра корпуса судна и проведения выставки, а затем – в Сиднее, Лос-Анджелесе и Ванкувере. Так как мы не могли рассчитывать на то, что до середины июня река Юкон очистится ото льда, а Северозападный проход – до последних чисел июля, нам не следовало торопиться.

К этому времени Анто влюбился в нашего кока – крошку Джилл и собрался жениться на ней. Его дневник рассказывает о перипетиях этой любви, обо всем плохом и хорошем:

Джилл вне себя от ярости и вся в слезах: на камбузе грохочут сковородки и кастрюли. На палубе в кают-компании пролитое молоко и кофе, в кладовой битая посуда, на столах грязные скатерти, смоченные водой, чтобы не скользили тарелки; все в грязных жирных пятнах.

Большинство новозеландских научных сотрудников, которых мы приняли на борт на базе Скотта, завершили свои работы вдоль побережья Земли Виктории к северо-западу от пролива Мак-Мердо: геофизические исследования земной поверхности и сбор образцов грунта со дна океана. А вот наши собственные океанографы Крис и Лесли все еще возятся с планктонными тралами. Они пришли в восторг, когда поймали один из видов моллюсков намного южнее, чем это делалось до сих пор. Два зоолога из Новой Зеландии большую часть времени проводили на мостике, занимаясь опознаванием птиц и млекопитающих.

Хотя работа в трюме номер два была теперь шуткой по сравнению с теми днями, когда на подходе к Антарктиде половину забитого грузами пространства занимали секции наших картонных хижин, научные работники закрепили в центре трюма импровизированную лабораторию, поэтому нашему пассажиру Эшу Джонстону и мне приходилось быть все время начеку, чтобы избежать кастрирования острыми углами ящиков или удушения крепежными стропами всякий раз, когда при сильном крене мы спотыкались на этой груде (едва освещенной) снаряжения. Мерзкий запах макрели почти улетучился.

По вечерам люди собирались в салоне или забивались к кому-нибудь в каюту, чтобы обсудить все, что произошло с нами за последние полтора года. Образовательный уровень и вообще точки зрения на жизнь у всех были настолько разными, что мы редко приходили к единому мнению.

К этому времени членов экипажа «Бенджи Би» словно взбили миксером в тесно сплоченную, воодушевленную общим делом команду, которая дружно работала ради успеха «Трансглобальной». Хотя, конечно, наступали неизбежные стрессы и неурядицы, так как условия были тяжелыми: судно старое, люди не получали за свой труд денег, а температура в машинном отделении в тропиках достигала 42°, да и то где-нибудь в самом прохладном уголке. Сильные личности, разумеется, часто вступали в конфликт между собой, однако в целом подобные недоразумения быстро разрешались. Все исполняли свои обязанности без понукания, потому что общий уровень самодисциплины был высоким. Хотя капитан и офицеры отдавали приказания на мостике, в кают-компании им все же приходилось «биться за свой кусок» на общих основаниях с остальными – ранги там не признавались.

По мере того как судно валилось с борта на борт, по столу разгуливали тарелки и стаканы. Мотался подвешенный над столом в салоне деревянный попугай, а Бози упивался игрой с резиновым мячиком, потому что теперь его не нужно было бросать, он сам скакал из угла в угол. Время от времени стена зеленоватой воды ударяла плашмя по окну салона, а затем с шипением стекала за борт через шпигаты. Я прислушивался к чьим-либо воспоминаниям об архипелаге Самоа и сожалел о том, что пропустил эту часть «Трансглобальной».

После того как судно высадило нас в Санаэ, Антону так и не удалось найти подходящий фрахт, и он согласился подрядиться на десять месяцев для перевозки грузов и пассажиров между коралловыми островами Самоа.

Портом приписки «Бенджи Би» стал Апиа (Западное Самоа), и каждый месяц судно совершало 500-километровый переход на дальние острова Токелау, названия которых члены экипажа со смаком перевирали: Факаофо, Ата-фу, Нукунону (они произносили «Факафао», «нуки-ноу-ноу») и т. п.

Там нет воздушного сообщения и даже гаваней как таковых: лагуны окаймлены рифами, где нет достаточно широких проходов для судов. Поэтому «Бенджи Би» приходилось просто ложиться в дрейф, так как из-за больших глубин нельзя было стать на якорь и переправлять грузы и пассажиров на берег с помощью небольших местных лодок.

«Мы напоминали судно для перевозки беженцев, – сказал Буззард, – повсюду свиньи и люди. И шагу не сделать, чтобы не наступить на ребенка или цыпленка. А в общем-то, все были дружелюбны».

Эдди Пайк добавил:

«На верхней палубе они варили рис в огромных котлах, которые таскали с собой, и ели до полного насыщения. Внизу у нас было до двадцати пяти пассажиров первого класса. Стюард Хикси обслуживал их по-полинезийски – на нем ничего не было, кроме синего саронга и венка на шее».

Дейв Хикс превратился в Хикси – так было удобнее отличать его от Дейва Пека, который снова присоединился к экипажу, когда излечил ногу после спасения злополучного банана.

«Хикси обращался с ними, как с детьми, – добавил Буззард, – и не позволял получить вторую порцию пудинга до тех пор, пока они до последней крошки не съедали первую. Он даже говорил на каком-то непонятном для нас „пиджин-инглиш“, гибриде английского и полинезийского».

При этих словах все сидящие за столом разразились грубым хохотом.

«Но не все было так уж смешно, – вставил радиооператор-ирландец Найджел Кокс, – простая царапина на ноге, и приходилось принимать антибиотики несколько дней. Грязь ужасная. Расплодились тараканы и мыши, а мухи ползали где угодно, они особенно липли к открытым ссадинам. Однако это было стоящее дело. Острова действительно красивы. Интересно, вспоминают ли там нас или хотя бы „Бенджи Би“?» Он задумался на мгновение, а потом добавил: «Хотелось бы, чтобы о „Трансглобальной“ помнили как о людях, которые отказались от денег, продвижения по службе и уже три года живут только своим приключением, успеха которого они добиваются, общим делом, в которое все верят».

Когда прошел февраль, погода постепенно улучшилась, и к тому времени, как мы достигли зеленых гор Новой Зеландии, жизнь мало-помалу стала на ровный киль. Когда мы входили в гавань Литлтона (аванпорт Крайстчерча), шел дождь; там мы собирались осмотреть корпус судна. К счастью, обошлось без дорогостоящих сюрпризов, и мы в должное время, 23 марта, отплыли на север, в Окленд, чтобы встретиться там с сэром Вивианом Фуксом и Майком Уингейтом Греем для обсуждения болезненного вопроса о дальнейших перспективах, связанных с неминуемым уходом Оливера. Комитет твердо стоял на том, что Оливеру необходима замена, я же был настроен на то, что это надо сделать лишь в том случае, если я сам приду к убеждению, что вдвоем мы не справимся. Чарли не склонялся ни в ту, ни в другую сторону, однако, если честно, он предпочитал, чтобы мы остались вдвоем. Сам Олли решительно высказывался в пользу того, чтобы нам хоть раз позволили поступить так, как мы сами считаем нужным, так как у нас было теперь не меньше опыта работы в Арктике, чем у наших советчиков из Комитета.

Я поблагодарил сэра Эдмунда за то, что он сообщил нам мнение тех, кто остался дома, и попытался как можно яснее и обоснованнее высказать свою точку зрения. Я процитировал Уолли Херберта, единственного человека в мире, который к тому времени пересек Ледовитый океан. Он писал во время путешествия: «В составе двух человек мы могли бы путешествовать увереннее, быстрее и эффективнее, чем в команде, составленной из троих».

«Однако не столь безопасно», – подчеркнул сэр Эдмунд.

Я мог оспаривать этот аргумент только «обходными маневрами».

Я сказал:

«Наоми Уэмура, японец ростом пять футов, достиг Северного полюса в одиночку целым и невредимым. Не вижу причины, почему двое рослых британцев не могут проделать то же самое и перебраться еще дальше, на другую сторону Арктики».

При этих словах воцарилась тишина, и я продолжал настаивать.

«Мы двое провели шесть лет вместе, путешествуя по Гренландии, Ледовитому океану и Антарктиде. Мы знаем все недостатки и сильные стороны друг друга. Мы выработали приемлемый для нас обоих „модус вивенди“. Как бы хорошо мы ни были знакомы с третьим лицом в нормальных условиях, наши отношения могут принять совсем другой характер при всех сложностях путешествия по Ледовитому океану. Не говоря уж о возможной несовместимости. Само присутствие третьего лица способно подорвать состояние нашей собственной совместимости».

Майк Уингейт Грей, поменяв тактику, спросил Чарли, что он сам думает о третьем участнике. Скользкий как угорь Чарли, никогда не позволяющий припереть себя в угол, ответил только на часть вопроса:

«Что касается зимовки в Алерте, мне кажется, я предпочел бы только троих, включая Джинни. Я знаю других членов экспедиции, с кем я могу ужиться, но я не думаю, что такой человек сойдется с Джинни и Рэном. Мне известно, что у Рэна есть на уме кандидатура, однако такая, которая не устраивает меня. Вот почему положение затруднительное, и нам лучше оставаться втроем».

Все дело было в том, что я не тренировал, не готовил третье лицо для путешествия по океанскому льду с тех пор, как Джефф покинул нас. Были две возможные кандидатуры, которые присоединились бы к нам в мгновение ока, однако они не имели опыта. В конце концов я решил представить свою точку зрения на усмотрение принца Чарльза, когда тот посетил «Бенджи Би» в Сиднее во время своего визита в Австралию, и в то же время сохранить за собой право «на пари», приведя в готовность двух вероятных «резервистов», если они все же понадобятся.