Текст книги "Вокруг света по меридиану"

Автор книги: Ранульф Файнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 32 страниц)

XII По ледяному щиту острова Элсмир

 
Мы пилигримы, сэр, и двинем мы
Немного дальше и заглянем, может
быть,
За гребень синей той заснеженной горы,
И будем пенистым, сердитым морем
плыть.
 

Джеймс Элрой Флекер (полковой гимн САС)

Пять обширных ледовых щитов окружают основание фьорда Танкуэри на острове Элсмир, однако достичь Алерта, лежащего в 250 километрах к северо-востоку, можно по цепи приречных долин. Эти долины оставались свободными от снега, хотя речки уже замерзли. Мы испытывали искушение двинуться в путь немедленно, не дожидаясь, когда температура воздуха начнет стремительно падать. Однако с этим приходилось подождать, потому что полоса гравия и три крошечные хижины в лагере Танкуэри должны были составить одну из двух баз для самолета на время нашей попытки пересечь Ледовитый океан. Использовать Танкуэри в качестве вспомогательной базы в дополнение к Алерту было идеей Джинни. Она заявила, что в апреле – мае туманы в Алерте настолько густы, что склад в Танкуэри, где нет таких туманов, сэкономит нам целые недели.

Мы ждали, что Жиль и Джерри появятся в Резольют с первой партией лагерного оборудования через неделю. Операция потребует тщательной сортировки груза и переупаковки, потому что кое-что останется в Танкуэри, а кое-что – в Алерте. И я был обязан проделать это сам до выступления. Была еще одна причина для задержки: мы с Чарли сильно ослабли после почти месячного сидения в тесной лодке и пока явно не годились физически для путешествия посуху.

Джинни и Бози прилетели накануне. Симон и Тугалук остались в Резольют, чтобы подготовить кое-что для летного экипажа.

Во всем мире найдется немного таких же уединенных и идиллических уголков, как Танкуэри. Я прогулялся вместе с Джинни вдоль русла ручья, который спадает с ледника Редрок. Бози гонялся за арктическими зайцами. Лая от радости, он игнорировал приказы Джинни вернуться и тут же удрал, не подозревая об опасности.

Карта 9. От Алерта к полюсу

Двое волков, таких же белых, как и Бози, вероятно привлеченные лаем, бросились вниз по склону холма прямо к нему. Джинни выстрелила из пистолета в воздух. Волки не обратили на это внимание и быстро сокращали расстояние. Джинни пронзительно закричала. Я проделал то же самое. Бози не обратил на это никакого внимания, однако в тот же миг потерял след зайца и повернул назад. Волки остановились, посмотрели в нашу сторону, затем двинулись прочь в сторону лагеря. В ту ночь трое взрослых волков вместе с тремя волчатами подходили к хижинам. Мы наблюдали за ними через окно. Волчата выглядели так мило, что хотелось приласкать их, однако мы не поддались искушению выйти на улицу и попытаться узнать, позволят ли они погладить себя. Арктические волки несколько меньше, чем их южные собратья лесные волки. Часто они охотятся в одиночку, но, нападая на оленей карибу (их главный источник питания), собираются в стаи. Не так давно в Канадской Арктике волков отстреливали без сожаления, однако теперь только эскимосам дозволено убивать их и продавать шкуры.

6 сентября Жиль и Джерри приземлились с полным грузом из Резольюта, доставив много писем из Лондона.

Из этих писем я узнал, что жена Оливера, кажется, чувствовала себя несколько лучше и написала в Комитет, сообщая, что ее муж, возможно, сможет присоединиться к нам в Алерте для пересечения Ледовитого океана. Но в Комитете считали, что если он вернется в «Трансглобальную», то должен гарантировать, что уже не выйдет из состава экспедиции до самого конца, сколько бы времени она ни заняла, и должен оставить работу. Однако при найме Оливер заявил своему нанимателю, что окончательно разорвал отношения с «Трансглобальной» и вступает в постоянную должность с полным рабочим днем. Поэтому он не мог безоговорочно гарантировать то, что требовал от него Комитет. Ведь на пересечение Ледовитого океана могло уйти два года, если ледовая обстановка окажется неблагоприятной.

Я понимал проблемы Оливера и Комитета, поэтому неохотно согласился с тем, что будет лучше, если я сам продолжу выполнение задачи, а Оливер станет помогать нам из Лондона, если найдет время. Чарли был тоже опечален тем, что Олли не вернется, хотя и сказал: «Лично я если бы вышел из экспедиции, то наверняка не вернулся бы. Ведь идея экспедиции – обойти вокруг света. Если выпадает хотя бы одна часть дела, стоит ли вообще браться за это».

11 сентября мы с Чарли выступили, чтобы пересечь остров Элсмир от Танкуэри до Алерта пешком (это 250 километров с 37 килограммами на спине каждого). У меня был пистолет, а у Чарли – винтовка. Так как путь на север нам преграждал ледник Викинг, мы двинулись сначала на юго-восток вдоль долины реки Макдональд, которая на самом деле была мелким замерзшим ручьем, петлявшим по гравиевой пойме.

Первый день пути не представил трудности. Дул легкий ветер, небо было ясным. Горы вздымались по обе стороны довольно широкой долины, где паслись зайцы. Нам эти зверьки казались очень милыми и смешными белыми кроликами. Некоторые продолжали щипать траву, пока мы не приближались к ним метров на десять. Затем они скакали прочь, держась только на задних лапках, выставляя вперед передние, как пожилые леди, у которых руки заняты чашкой чая. Мускусные быки (или овцебыки) по двое, по трое жевали увядший мох. Они были размером с корову – какие-то косматые кучи с похожими на обрубки ногами и короткими рогами. Когда мы приближались, быки скребли ногами мох под собой, угрожающе пригибали головы к земле. Лет восемьдесят назад разные экспедиции застрелили множество овцебыков на этом острове – им была нужна мягкая шерсть животного. Шерсть и шкуры овцебыков очень ценились эскимосами, так как были необходимы для поддержания жизни человека на Крайнем Севере.

В течение четырех часов мы равномерно оставляли позади по две мили ежечасно. Там, где талая вода падает с ледника Редрок в долину Макдональд, мы остановились подле замерзшего водоема. Наша палатка была легкой и небольшой, и установить ее не составляло труда. Чарли пробил лед ножом и набрал воды в кружку. Он натер пятку на одной ноге, но не придал этому значения.

На следующий день долина заметно сузилась. Теперь солнечный свет заслоняли стены каньона. Мы повернули на северо-запад и по боковой долине километров через десять вышли к безымянному леднику. Он спадал с ледяного щита Викинг в виде поистине дьявольского ледопада и, приземляясь в нашей долине, превращал ее в тупик. Летние талые воды проточили туннель под этим барьером. Подойдя к этой дренажной трубе, я увидел, что там достаточно просторно, если идти согнувшись, однако потолок выглядел ненадежным, и я решил подождать Чарли.

Вскоре я услышал, как он зовет меня по имени. В его голосе звучали нотки тревоги, но его самого я не видел, потому что вокруг были нагромождены ледяные глыбы и валуны. Я стряхнул с плеч рюкзак и начал пробираться обратно. Затем до меня дошло, что я забыл пистолет, ведь можно было встретиться с медведем, но решил не останавливаться и завернул за «угол». Там был Чарли, скорчившийся на большом камне посреди потока. Никакого медведя, зато много крови. Его голова кровоточила, и один глаз был весь залит кровью. Чарли поскользнулся на льду и при падении ударился головой об острый выступ скалы. Его лицо побелело. Я вынул из его рюкзака пакет первой помощи, заклеил куском пластыря рану на голове и заставил его опустить голову вниз и держать так до тех пор, пока не пройдет головокружение. Пару дней сквозь пластырь сочилась кровь, но сама рана осталась чистой.

Чарли получил весьма ощутимый удар и стал двигаться заметно медленнее. Я взял у него палатку в обмен на свой спальный мешок. За восемь часов мы прошли около 20 километров, но спустился туман, а снег засыпал мои следы. Я уже не мог разглядеть Чарли, бредшего позади, и поэтому остановился и разбил палатку. Он подошел только через сорок минут. Волдыри у него на пятках вскрылись, несколько других появились на пальцах ног. Он пожаловался, что они причиняют боль.

У меня на правой ноге чуть выше подъема оказался сильный ушиб. Это место было мягким на ощупь, но не болело. Наша нижняя одежда промокла от пота, обувь и штаны вымокли, потому что мы постоянно проваливались сквозь ледяную корку в воду. Однако идти было легко, погода стояла отличная, температура держалась лишь чуть ниже нуля. Мы шли по расписанию. Чарли знал это и не жаловался.

Киношники не могли понять, почему мы не шли рядом, как все нормальные люди. Почему я не держался поближе к Чарли, как подобает хорошему лидеру? В Алерте они спросили об этом Чарли. Любит ли он ходить пешком? Тот ответил:

«Да-а… Я не люблю ходить. Но не могу утверждать, что мне был ненавистен каждый шаг. Я имею в виду, что первый шаг – о'кей, а последний – просто великолепен. Остальные – сущий ад. Я знал, что будет тяжело не отставать от Рэна. На маршруте он всегда себя погоняет. Потому и на кроссах в Уэльсе Рэн всегда был впереди. И он всегда заводит себя, не желает, чтобы было легко. Я не знаю, какой бес вселяется в него. Я не склонен к этому. Я тихоход. Конечно, прошагаю сколько нужно, но в своем темпе. Рэну не терпится сделать все как можно быстрее. Все дело в складе ума. Я заранее знал, что буду идти в своем ритме, но если бы я пытался не отставать от Рэна, я потерпел бы неудачу. Рэн насилует самого себя, а я этого не могу. Мне нужно правильно распределить время».

«И Рэн терпит это?»

«Разница в скорости беспокоит его только потому, что ему приходится поджидать меня. Он идет два часа, потом вынужден останавливаться. Я могу отставать на полчаса, он ждет и от этого мерзнет. Вот это действительно ему не нравится».

Наше третье утро выдалось серым и мокрым. На палатке впервые образовались сосульки, а ведь мы набрали всего лишь 300 метров высоты. Снегом завалило всю долину. Левый глаз Чарли почти не открывался, и кожа вокруг пожелтела.

Он пожаловался, что спина и колено все еще болят. Они действительно выглядели отвратительно. Пятка на правой ноге была сплошь стерта и сочилась какой-то влагой. Он захотел расстаться с винтовкой.

«А медведи?» – спросил я.

«Если нападет медведь, – ответил он, – то закончатся мои страдания».

Первые десять минут очередной дневной ходьбы были, наверное, сущей пыткой для Чарли, но он держался молодцом, и мы преодолели за десять часов более 20 километров. В тумане я прозевал развилку долин, но на второй развилке свернул на север и, особенно не переживая, пошел по руслу реки Бери.

Моренные гряды, сложившиеся в результате отступления ледников, служили нам укрытием от пронизывающего ветра. Чарли приготовил вкусное жаркое из дегидрированного мяса. Затем мы подзаправились пресными и сладкими армейскими галетами. Даже ощущая сильный голод, можно определить легкую разницу в их вкусе.

Река Бери бежит вниз в русле-долине, образуя цепочку водоемов и крошечных озер до самого устья в озере Хейзен. Смесь мелкого песка, снега и льда покрывала озера и морены вокруг. С ледников сорвался сильный северный ветер и кое-где рассеял песок. При слабом мертвенном свете дня, просачивающемся сквозь штормовое небо, наши ноги утопали в серовато-белой пыли, и можно было подумать, что мы находимся на поверхности луны. Температура —7 °C.

Постепенно долина раскрылась и показалось само озеро; оно было более 60 километров в длину и до десяти в ширину, а с юга ограничено волнистой тундрой, испещренной ручьями и озерками, к северу маячили высокие бастионы центрального ледяного щита. Я предпочел северный берег озера, потому что там, на полдороге, стояла единственная в этой местности хижина, возведенная лет двадцать назад научной партией. Говорили, что плоская гравиевая «полка» рядом с ней пригодна для посадки «Оттера»; я почувствовал, что пришла пора сменить рюкзаки на легкие сани, а туристические ботинки– на брезентовые бахилы и лыжи. Если бы мы шли двумя неделями раньше, то могли завершить путешествие по прошлогоднему снегу и голой тундре, однако выпал новый снег, очень глубокий во впадинах, что указывало, в каких условиях нам вскоре предстоит идти на высоте 600 метров.

Мы брели вдоль берега озера весь день, лед со звоном ломался у нас под ногами, и так до вечера, пока мы не поставили палатку. Всю ночь нас убаюкивал странными звуками молодой лед, который формировался на отмелях вдоль берега и заполнял собою свободное пространство воды пласт за пластом.

Левый глаз Чарли теперь совсем закрылся и распух. В его коленях скопилась вода, а ступни раздулись, как воздушные шары. Каждое утро он боялся, что не сможет обуться. Ему действительно приходилось туго: запихивая свои стертые в кровь пятки и пальцы в задубевшие ботинки, он стискивал зубы. Поздно вечером 15 сентября я добрался до старой хижины у подножия горы Омингмак. Семейство из девяти овцебыков, фыркая, галопом промчалось по склону горы. Два часа спустя прибыл Чарли, выглядевший мертвецом. Было очевидно, что его ногам стало совсем худо, и мы перебинтовали их; он принял пенициллин, чтобы избежать инфекции.

На следующий день Жиль посадил свой самолет на крошечной полосе рядом с хижиной – он привез нам сани «пулк», лыжи и снегоступы, забрал винтовку Чарли, а взамен дал ему пистолет. У меня был слабый радиоконтакт с Джинни. Она предупредила меня, что радиопроходимость резко ухудшается. В начале этой недели Джинни провела двое суток в Танкуэри, и, хотя, как она считала, белые волки очень симпатичны на вид, ей было не по себе оттого, что они по ночам торчали под окном и разглядывали ее. Не по душе ей пришелся также и громкий нестройный вой, который мешал ей спать. Сами же волки, казалось, вовсе не спали, потому что сразу пятеро ходили за ней по пятам весь день, не обращая внимания на выстрелы из пистолета. Тогда Джинни взялась за мою винтовку, но винтовочные выстрелы пугали ее сильнее, чем волков. Частично вся проблема заключалась в присутствии двух собак. Волки, по-видимому, решили, что Тугалук и Бози представляют для них лакомый кусочек, и поэтому слонялись по лагерю, поджидая удобного случая. Голос Джинни как-то увял в эфире, и мне не удалось поймать его снова в течение двух дней, несмотря на смену частот и антенны. Полярное солнце было готово скрыться на зиму, и радиосвязь в это время года всегда ухудшается.

В хижине нашлись книги с сильно пожелтевшими страницами, за чтение которых мы принялись (Чарли – положив свои несчастные ноги на скамейку). Жиль взглянул разок на его колени и предложил нам переждать с недельку, прежде чем идти дальше. Однако и через двое суток никакого улучшения не было.

Я тщательно загрузил двое саней. С запасом продовольствия на десять суток вес груза достиг пятидесяти килограммов (каждые сани в отдельности), что, в общем-то, немного. Выжидая, когда Чарли станет легче, я впрягся в одни сани, надел пару лыж и прогулялся по склонам подножия ледников. Вскоре я убедился, что лыжи слишком неуклюжи, и поэтому переобулся в снегоступы. Ходить по склонам стало легче.

Воздух был холодный и ясный. К востоку миля за милей тянулись скалы и льды, таинственные многоугольники тундры в долине Черной реки, а еще на 80 километров дальше – морозные утесы пролива Робсон. Печальные развалины форта Конгер в 30 километрах южнее Алерта все еще сохраняются на берегу этого пролива как немое свидетельство деятельности двух пионеров Арктики. Великий американец адмирал Пири пять раз пытался достичь Северного полюса и в 1904 году, спасаясь от гангрены, потерял в Конгере семь пальцев ног. Двадцать лет спустя лейтенант Грили, тоже американец, испытал все трудности зимовки в Арктике на том же побережье. У Грили и его людей кончилось продовольствие, они пережили неимоверные страдания: мучительные холода, медленное умирание от голода, наступившее затем безумие и, наконец, смерть. Ко всему этому историки добавляют каннибализм, потому что спасательная партия нашла трупы людей с вырезанными кусками плоти. Только семеро из двадцати пяти спутников Грили сумели выжить и были вывезены оттуда спасательным судном. Один из них, с пораженными гангреной конечностями, вскоре умер.

Несмотря на негостеприимность этой территории и климата, людям все же удавалось выжить столетиями на восточном побережье острова Элсмир и на соседних островах. Теперь там никого нет, однако считается, что 700 лет назад в этих местах поселились викинги; позднее, как предполагают ученые, эскимосы с Аляски передвинулись на восток и остались на острове, прежде чем переместиться в Гренландию. Вплоть до 1950 года около 300 эскимосов существовали тут охотой на белых медведей, тюленей, моржей и китов; они были рассеяны по небольшим поселениям к северу от Туле. Жизнь эта изобиловала трудностями: пища была скудной, слабых щенков скармливали собачьей стае, убивали старых собак. Состарившиеся и заболевшие люди попросту выставлялись на мороз, на смерть – пища была слишком драгоценна для того, чтобы расходовать ее на малопродуктивных членов общины.

Затем в Гренландию проникла цивилизация, особенно в Туле и примыкающие районы [39]39
  В Туле располагается одна из крупнейших американских военных баз. – Прим. ред.


[Закрыть]. Впервые там появились такие явления, как пьянство и венерические заболевания, – они пришли вместе с холодильниками, мотонартами и подвесными моторами. Молодежь уже предпочитала скорее получить техническое образование в Дании, чем следовать традиционному образу жизни.

От Танкуэри до озера Хейзен мы не встретили ни единого творения рук человеческих: ни тропинки, ни убежища, ничего. Однако мы испытывали чувство умиротворения, когда оказались в местах, где человек не оставил своих отметин на окружающей природе. Солнце скрылось за контурами ледника. Пора было спускаться с горы. В хижине Чарли показал мне свои ноги. Опухоль спала, и кожа вокруг волдырей была чистой. Мне показалось, что, даже если мы останемся на месте еще несколько дней, дожидаясь, пока новая кожа не затянет пораженные места, раны вскроются все равно, стоит Чарли пройти пешком хотя бы милю. Поэтому нам нужно выступать немедленно.

С каждым днем температура падала все ниже, увеличивалась продолжительность ночи.

«Если ты будешь к утру о'кей, мы отправимся как можно раньше».

Чарли даже не ответил.

В брезентовых бахилах и снегоступах ногам Чарли стало легче. Груз мы тащили теперь на санях, а не на спине. Это также помогло. Сначала все было хорошо и мы шли с приличной скоростью. Однако за рекой Аббе утесы выходили к самому озеру, вытесняя даже узкую полоску гравия вдоль берега. Я решил совершить обход по ущелью в густом тумане. Склоны стали совсем крутыми, они были покрыты льдом, однако мы прикрепляли к снегоступам кошки, которые помогали сохранять равновесие и тянуть за собой сани. Несколько километров мы пробивались сквозь густой туман вдоль края утесов по снежным полям и скалистым распадкам. Дважды я пытался прорваться к берегу озера и дважды был вынужден вернуться на склоны, под которыми не было даже полоски пляжа. Однако к концу дня скалы все же отступили, предоставив нам много плоского пространства для ходьбы.

Температура воздуха упала на четыре градуса, и наши бороды покрылись инеем. Однажды мне пришлось поджидать Чарли целых сорок минут всего после часа ходьбы. Закипая от ярости, я пытался согреться на месте, хлопая руками и переминаясь с ноги на ногу. Куда запропастился Чарли? Когда он появился, я спросил его, в чем дело.

«Сани все время опрокидывались на камнях».

«Может быть, ты неправильно распределил груз?» – предположил я.

«Какая разница?» – ответил он.

Я разгрузил сани, уложил груз по-новому и туго привязал его. Возможно, дело было совсем не в этом, однако все же стоило предпринять что-то. Я ни на минуту не забывал, что во всем виноват я – ведь Чарли испытывал мучительную боль при малейшем движении. Мне следовало бы примеряться к его возможностям, тогда мне самому не пришлось бы как дураку мерзнуть во время ожидания. Однако ответа на этот вопрос не было. Раза два я попробовал идти медленно, но так и не смог придерживаться такого ритма. Это было все равно что сосать шоколадное драже «Молтизерс» вместо того, чтобы жевать его.

В ту ночь температура воздуха упала до – 18°, и озеро замерзло. Мы пошли по льду, что было большим облегчением для ног Чарли, и нам удалось повысить скорость. Лед прогибался под нами, издавая протестующие звуки. Там, где он был еще слабым, можно было легко провалиться. В полдень 21 сентября мы оставили озеро позади и вступили в широкую безликую долину. Множество овцебыков, испуганных нашим неожиданным появлением из желтоватой дымки, шумно бросились наутек – их широкие копыта утопали в снежном насте, длинный мех на брюхе колыхался, как бахрома.

Я пошел по пути наименьшего сопротивления и стал считать шаги. Не имея для ориентировки озера, закрытой долины или русла реки, было совсем нетрудно заблудиться, поэтому я извлек компас, хотя и относился к его показаниям с недоверием, так как северный магнитный полюс был теперь к югу от нас. Стрелка вела себя вяло, но, казалось, все же замирала на месте в определенной последовательности. Я шел по магнитному азимуту 130° и не поддавался искушению избирать кажущиеся более легкими маршруты, не соответствовавшие этому курсу. Лед покрыл все водоемы, и мы пересекли озеро Турнабут протяженностью 5 километров, даже не подозревая об этом, потому что толстый снежный покров сделал его совсем невидимым.

Овцебыки лишь всхрапывали и бросались в бегство, как только замечали нас в морозной дымке. Мы продвигались по заснеженной тундре, преодолевая менее двух километров в час. Снегоступы проваливались сквозь рыхлый глубокий снег или застревали в выбоинах. Мы выпили всю запасенную озерную воду, и нас стала мучить жажда. Я глотал снег пригоршнями, но это практически не помогло. Чарли держался теперь почти рядом, и это было хорошо, потому что нередко приходилось идти по гладкому, как стекло, льду небольших потоков, на которых почти не оставалось следов – в противном случае он мог легко потерять «след зверя».

Чарли тоже хотел пить. И мы одновременно замерли, когда в гнетущей тишине до нас донеслось журчание скрытого подо льдом потока. Мы дружно вонзили ножи в лед. Воды там не было. К вечеру мы нашли мелкий ручеек, скрытый подо льдом толщиной полметра. Мы с жадностью набросились на воду и наполнили бутылки мутноватой жидкостью, засунув их под одежду, чтобы вода не замерзла.

После двенадцатичасового путешествия сквозь туман с неба стали тихо падать крупные хлопья снега. Мы поставили палатку. Наша одежда промокла. Чарли все еще беспокоил один палец на ноге.

«В конце концов, он отвлекает меня от дурных мыслей», – сказал он.

Я вышел на связь с Джинни, которая перебралась на самолете из Танкуэри-фьорда на старую квартиру в Алерте. Я сказал ей, что в наших условиях надеяться на лучшее не приходится, и сообщил наше приблизительное местоположение, однако радиопроходимость была слишком плоха для более продолжительного разговора. Затем отказал примус – в нем не поднималось давление. При осмотре обнаружилось, что кожаный поршень покрылся льдом, мы смазали его маргарином и вернули примус к жизни – в результате смогли согреться и обсушиться.

Видимости почти не было и на следующий день, вокруг отсутствовали хоть какие-то ориентиры. Выходом из положения могло стать письменное счисление, однако было невозможно проверить его, и я продолжал идти по долинам, пока не наткнулся на следы овцебыков, которые вели вверх по узкому дефиле. Пришлось втаскивать сани вверх рывками метра на два за один присест. В конце концов мы достигли вершины гребня, откуда я смог получить представление об окружающем ландшафте. Оказалось, что этот гребень примыкает наподобие ребра к главному хребту, который километра на полтора простирался на запад, пробиваясь сквозь лабиринт каньонов к высокому плато – сплошному снежному полю с озером, протянувшимся в северо-восточном направлении. Это открытие помогло нам привязаться к карте, на которой я вел прокладку маршрута.

Сани часто проваливались сквозь лед на озере и от этого покрылись ледяной кашей. При контакте с воздухом эта каша немедленно застывала. Теперь приходилось волочить за собой сани, которые потяжелели вдвое. Мы срубили эти ледяные наросты с большим трудом. Через семь убийственно трудных километров сани снова пошли легко. Еще пять часов мы пробирались по очень глубокому рыхлому снегу. Мои снегоступы утопали на тридцать сантиметров, а иногда и глубже, пока снег под ними не уплотнялся настолько, чтобы выдержать вес моего тела. Затем я подтягивал сани, которые поддавались с большим трудом. Так продолжалось до самого вечера, когда мы подошли к подножию Боулда-Хиллз на высоте 660 метров над уровнем моря; там мы разбили лагерь в замерзшей лощине. В лощине не было воды, поэтому пришлось растапливать снег – весьма расточительный процесс, если думать о топливе.

Три долгих дня мы пробивались глубокими снегами при температуре воздуха —20°.

Так как наши физические упражнения длились почти непрерывно, мы одевались, так сказать, всего «в два слоя», как на тренировках в горах Уэльса, и ощущали холод только тогда, когда останавливались не более чем на пару минут, чтобы напиться или пожевать снега. Стояла гробовая тишина. Не видно было даже овцебыков. Ничего и никого.

23 сентября мы расположились лагерем у подножия огромного ледника Евгении; его четко сформированное рыло было вооружено рядами сверкающих зубов – сталагмитов, выросших в результате прошлогоднего таяния льда. Клубы тумана перекатывались через плато с востока, однако теперь кромка ледяного щита Гранта словно подрезала наш левый фланг, и, подгоняемые все усиливающимся морозом, мы вышли наконец к северной оконечности плато. Нам пришлось карабкаться на крутые сугробы и съезжать с них на противоположной стороне. Во время одного из таких восхождений Чарли ушиб бедро, но после непродолжительного отдыха продолжал идти как ни в чем не бывало. Мы с благоговением разглядывали высящиеся башнями ледопады Маунт-Вуда, где два ледника-близнеца сползают на 600 метров вниз к одинокому озеру. Все здесь имело словно намеренно искаженный, временный вид: и гигантские глыбы льда, словно испещренные шрамами; испачканные грязью и почерневшие ледяные стены, вздымавшиеся как чудовищные волны, словно замерзшие в момент удара о какую-то дамбу. В этом хаосе, никогда не знавшем пения птиц, нам чудилось пришествие новых, невиданных катаклизмов. Стоило расслабить шею, чтобы облегчить боль от санных постромков, как начинало казаться, будто вокруг раскачиваются вершины ледопадов, упиравшихся в небо.

Мы были рады покинуть это место, и я попытался найти крошечный поток, вытекающий из озера. Пальцы мороза прошлись по первозданному сооружению озера, и мы по чистой случайности наткнулись на коридор, метров десять в ширину, в нагромождениях валунов. Этот узенький проход в скалах начал тут же спускаться ступеньками с поворотами на северо-запад. У нас уже не оставалось сомнения в том, что мы оказались в верхнем каньоне реки Грант – извилистом ущелье, которое на протяжении пятидесяти километров спускается к морю. У меня исчезла необходимость заниматься навигацией, так как там не было боковых долин. Единственно возможным местом для лагеря мог служить только речной лед. Животные тоже жили, сообразуясь с этой речкой, и мириады крошечных следов лис, зайцев, леммингов, карибу и волков усеивали снежную поверхность вокруг.

Металлические шипы наших снегоступов, давным-давно притупившиеся от хождения по камням, плохо вонзались в лед, отчего меж крутых стен каньона то и дело слышались ругательства двух людей, особенно когда один из них скользил, терял равновесие и ударялся о камень. Нередко под нашими снегоступами проламывался лед, и мы проваливались на метр до самого дна потока. Однако именно благодаря снегоступам, какими бы неуклюжими они ни были, у нас не случилось ни одного растяжения связок.

Сани тоже проваливались под лед. Они купались в воде и застревали так же, как и на плато. Это стоило нам лишней возни и замерзших пальцев. Санная упряжь рвалась от неистовых рывков, когда сани застревали в камнях или опрокидывались, зацепившись за острые камни. Мы подвязывали упряжь парашютными стропами и продолжали путь.

Каньон словно скручивался узлом и извивался змеей; он был заблокирован высоченными черными валунами, и однажды нам показалось, что он намерен карабкаться вверх. Но это было, наверное, оптическим обманом. Одну ночь мы провели между высокими черными стенами в «бутылочном горлышке», шириной всего три с половиной метра. Наша палатка была закреплена на льду над аккуратным круглым водоемом. Мы проглотили по порции соевых бобов и побились об заклад – сколько еще осталось до моря. Снега стало заметно меньше. Местами нам приходилось сотни метров просто волочить сани по голым камням. Несмотря на горы, у нас была хорошая связь с Джинни. Я заснул, предаваясь блаженным воспоминаниям о теплых хижинах в Алерте.

26 сентября, ближе к полудню, река нырнула метров на десять вниз. И с высоты этого водопада мы впервые увидели Ледовитый океан – там, где заливчик Блэк Клиффс-Бей вдавался в берег, чтобы встретиться с устьем речной долины. До самого полярного горизонта перед нами раскрывалась панорама искореженного пакового льда.

Следуя краем замерзшего океана, мы подошли в сумерках к четырем крошечным хижинам, так хорошо знакомым нам. Это было самое северное обиталище людей в Заполярье.

Итак, за 750 суток мы прошли по меридиану 314 градусов из 360. Оставалось 46, чтобы завершить круг. Когда я разглядывал льды, расстилавшиеся перед нами, у меня не оставалось сомнений в том, что самый крепкий орешек еще предстояло расколоть.