Текст книги "Варфоломеевская ночь"

Автор книги: Проспер Мериме

Соавторы: Стэнли Уаймэн,Тюрпен де Сансэ,Джордж Генти
сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 40 страниц)

IX. Таверна Лурсин

Таверну Лурсин посещали работники и купцы из предместья Сент-Женевьевского холма. Хозяином таверны был Лоазель, славившийся своей услужливостью. Помощником Лоазеля был известный нам горбун Клопинэ. Главною комнатою в таверне была большая зала, сообщавшаяся с улицей большой стеклянной дверью. Столы, скамейки и буфет составляли всю ее меблировку.

– Ты хорошо меня понял? – говорил Лоазель Клопинэ, который собирался уйти.

– Как только может понять человек, а я считаю себя человеком – отвечал горбун. – Вы увидите… я вам говорю только это!

– Хорошо! Говори меньше, а действуй больше.

– Вы знаете, хозяин, что я от дела не бегаю…

– Да, но ты любишь иногда слишком все увидать, все посмотреть, во все вмешаться, ты любопытен и болтлив как кривая сорока… Беги на Сент-Женевьевский холм и помни, что Жермена ждет известий.

Горбун сделал несколько шагов, потом воротился к старой Жермене, которая, сидя на углу большого камина, плакала, опустив голову на руки.

– Будьте спокойны, – сказал он ей с великодушным порывом, – для моих товарищей у меня ноги оленя, но для тех, кого я люблю, я привязываю к сердцу крылья.

– О, Боже мой! – молилась Жермена, – позволь мне увидать опять мою милую Алису!

– Надейтесь, – сказал трактирщик, с волнением пожимая ей руку. Что-то говорит мне, что Алиса будет возвращена…

– Да услышит вас святая Дева!..

– Я каждую минуту жду, что Алиса найдется. А так как в моей таверне сходятся все, которые ее ищут, я надеюсь увидеть их скоро, с бокалом в руках празднующих счастливое возвращение.

Трактирщик говорил о том, чему сам не верил.

– Это ужасно! Это было ночью… окно отворяется, люди в масках влезают в комнату, где я спала возле кровати моей бедной питомицы и хватают Алису, лишившуюся от испуга чувств. Напрасно борюсь я с ними и зову на помощь… Они завязывают мне рот и осыпают ударами… и я падаю без сил к их ногам.

– О, подлецы! Бить старуху!

– Когда несчастный отец прибежал на мои крики, было уже поздно. Похитители унесли его дочь!

Старуха залилась слезами.

Но Лоазель должен был подавить волнение, потому что в таверну вошли посетители: чулочник Марсель, кишечник Гюбер и кожевник Ландри. Все трое были веселы. Они сели за стол.

– Эй! Приятель Лоазель, давай вина, да самого лучшего! – закричал Марсель. – Моя хозяйка родила мальчика, мы хотим повеселиться и выпить.

Пока трактирщик спешил подать вина, Марсель продолжал:

– Сядемте, вы здесь, мэтр Гюбер? Ландри хорошо сделал, что привел вас. Во-первых, мне приятно начать знакомство с вами, а потом чем более пирующих, тем веселее.

– Вот вам, чтобы праздновать рождение вашего мальчика, – сказал Лоазель, – славное винцо!

– За здоровье ребенка! – вскричал Ландри. – Э! Да это сущий нектар… За благоденствие законного отца ребенка!

– И моей добродетельной супруги! – прибавил Марсель.

В это время трактирщик приблизился к Жермене, сидевшей спиной к лавочникам.

– Видите, они ничего не знают, – шепнул он ей на ухо.

– Кто это? – спросил Марсель трактирщика.

– Это Жермена, которая живет у сен-медарского звонаря.

При этом имени трое пирующих встали с уважением, лица их помрачились.

– А я ее не узнал, – сказал Гюбер. – Прошу вас извинить меня. Невежливость моя тем глупее, что вы так огорчены, госпожа Жермена.

– Ах! – снова зарыдала кормилица Алисы. – Никто не может понять, какие страдания я терплю.

– Их понимают все, все сен-марсельское предместье сострадает вашему несчастью.

– Но невозможно, чтобы полиция не нашла виновника этого похищения! – вскричал Ландри.

– Этьенн Ферран найдет его прежде полиции, – с уверенностью сказал трактирщик.

– Клопинэ не возвращается, – вздохнула Жермена.

– Горбун? – переспросил Марсель. – Когда я шел за кумом Ландри, я его видел… Он смотрел, как танцуют цыгане перед Патриаршим двором, где уже две недели, – прибавил он вполголоса, как бы боясь компрометировать себя, – кальвинисты собираются слушать проповедь.

– А! Так этот негодяй исполняет мое поручение! – с гневом воскликнул Лоазель.

– Какое поручение?

– Я послал его к Этьенну узнать, что там делается.

– Ну! Я побегу сам, – сказал Ландри, – и если найду горбуна, заставлю его вспомнить о купанье в реке… Дурак я был, что сожалел о моем поступке!

Но в ту минуту, когда кожевник хотел уйти, в таверну вошли новые посетители. Гнев отражался на лицах одних, отчаяние – на других. Прежде чем мы скажем, кто они, мы должны последовать за Клопинэ не к Патриаршему двору, где видел его Марсель, но на одну улицу, куда с некоторого времени горбун стал часто заходить.

Эта улица называлась Мельничной.

Каждый раз, как Клопинэ заходил на нее, он осматривался. Удостоверившись, что никто не следит, он устремлялся в темный коридор одного из домов, в конце которого была деревянная лестница. Горбун взбегал на ступени с проворством кошки, потом вполголоса произносил свое любимое выражение:

– Саперлипипопеть!

Через несколько секунд после сигнала тихо отворялась дверь и молодая девушка, бледная и болезненная, подбегала к горбуну.

– Здравствуйте, Марта, – говорил он в волнении.

– Здравствуйте, Клопинэ, – отвечала девушка, потупив глаза.

– Как сегодня здоровье бабушки? Алиса Модюи приходила к ней?

– Приходила, она принесла милостыню от доброго сен-медарского аббата… О, если бы вы знали, друг мой, как мне тяжело принимать эту милостыню!

– Полноте!.. Разве вам можно упрекать себя? Разве вы мало до сих пор работали, чтобы кормить вашу слепую бабушку!.. Вы так много работали, – продолжал горбун, – что сами сделались нездоровы и…

– А болезнью моей и моим выздоровлением воспользовались для того, чтобы унизить меня, – медленно шептала молодая девушка.

– Унизить вас, мадемуазель Марта? Ах! Если бы это была правда, я дорого заставил бы поплатиться за унижение, которому они подвергли вас!

– Накажите же себя самого, – говорила Марта, – и возьмите назад серебряную монету, которую вы забыли на столе моей бабушки.

Когда девушка говорила эти слова, краска стыда покрыла ее лоб. Вместо ответа Марта увидала слезы на глазах горбуна.

Вот что произошло в одно из первых свиданий Марты с горбуном. С этого дня простодушная девушка не отказывалась от его помощи.

Много раз Клопинэ приходил узнавать о здоровье выздоравливающей Марты и возвращался с тяжелым сердцем: на душе его была тайна.

Марта возвращаясь в свое скромное убежище, ловила себя на мысли, передававшейся этими словами:

– Добрый молодой человек!

X. Комедия пьянства

Жилль Гобелен, знаменитый красильщик, имя которого сохранилось в названии особых ковров, дал своему работнику Этьенну Феррану долю в прибыли. Но кроме привязанности, которую он имел к своему честному работнику, Гобелен платил таким образом ему за неоценимую услугу: Этьенн Ферран после многочисленных поисков смог найти химический состав, дававший пурпуровую краску, которая употреблялась для изготовления королевских мантий.

Этьенн жил в одном доме с Гобеленом. Комната его была скромна и проста. Единственным украшением был рисунок, сделанный им самим и изображавший ребенка, которого на ступенях лестницы поднимал человек в одежде работника.

Мальчика, найденного на лестнице, назвали Этьенном Ферраном, именем того, кто нашел его, и который, будучи сам работником у Жилля Гобелена, умер, воспитав у своего приемного сына честность, которая вошла в пословицу в сен-марсельском предместье.

Жених Алисы никогда не знал другой семьи, кроме работников в красильне; эти добрые работники были для него настоящими братьями, всегда готовые помогать ему.

Но, будучи добрым, Этьенн, всегда мстил, за нанесенное оскорбление.

Не понимая причины, которая заставила так вероломно действовать незнакомого ему человека на Разменном мосту, Этьенн Ферран решился наказать его.

Он долго выяснял, кто это, кто здесь живет, и узнал, что его зовут Моревель.

Два раза ходил Этьенн в дом Моревеля, чтобы наказать его, но никого не заставал. Дом был пуст. Расспрашивая соседей, он узнал наконец, что королевский мясник ходит каждый вечер в таверну Архангела, находившуюся в улице Бетизи, напротив дома адмирала Колиньи.

Но вернемся в таверну, где находились Ренэ, Тибо и другие красильщики, товарищи Этьенна Феррана.

– Если Гарнье убил мою невесту, – говорил Этьенн с сдерживаемым гневом, – его крови, пролитой по капле, будет недостаточно для искупления…

– Вы можете положиться на меня, – сказал Ландри, подходя.

– Мы все готовы отомстить за вашу дочь, Перрен Модюи! – воскликнул Марсель.

– Не только мы, – подтвердил Гюбер. – Но и все жители предместья.

– Да! Да! – раздались возгласы.

– Благодарю, друзья мои, благодарю! – растроганно сказал звонарь. – Но мы только предполагаем, кто же похитил мою Алису, а нам нужны факты.

– Вот мое мнение, – сказал Гюбер. – Вашу дочь похитил Гарнье; он спрятал ее далеко от своего дома; он любит ее страстно и надеется смягчить… Итак, вы можете быть спокойны, он не убил ее и не убьет.

– Но где он мог ее спрятать, злодей? – спросила Жермена.

– Это можно узнать.

– Как?

– Очень просто. Жан Гарнье влюблен и боится глаз честных людей, стало быть, он прячется. Я не хитрее других, но бьюсь об заклад, что мясник ходит к ней после звона о тушении огня. Последите за ним.

– Но мы подстерегаем уже три ночи и видели бы, как он выходит.

– Да, если бы он шел по обыкновенной дороге… А разве вы не знаете, что в доме его два выхода?

– Два выхода!.. Надежда вдруг вспыхнула в сердце Этьенна.

– Андрэ, Тибо, Ренэ и вы все, мои товарищи, – вскричал он. – Эту ночь мы проведем на Сент-Женевьевской горе!

Работники согласно кивнули.

– Молчите! – вдруг сказал Гюбер вполголоса.

Все прислушались и услышали песню.

– Я знаю кто это, – проговорил Гюбер, – это Кажэ, один из приказчиков Гарнье…

– Надо заставить его заговорить, – воскликнул Этьенн.

– Нет, с ехидной надо иметь осторожность змеи. Уйдите все, кроме Лоазеля, и я берусь заставить Кажэ проболтаться, – сказал трактирщик Лоазель.

Вскоре Гюбер и Лоазель остались в таверне одни.

Они ждали, прислушиваясь к шуму шагов. Через несколько секунд пьяный Кажэ прошел мимо окна, выходившего на улицу. Он пел.

Гюбер выбежал на порог.

Кажэ, распевая, проходил мимо.

– Как! – закричал Гюбер. – Ты проходишь перед таверной не останавливаясь? Я не считал тебя способным на такое!

– Я вот что вам скажу, – пролепетал Кажэ. – Мне сегодня некогда… притом я что-то озяб…

– Это в августе-то? Мэтр Лоазель, нет ли у вас чего-нибудь горяченького, чтобы согреть его?

– Как не быть! Принесу, – отвечал трактирщик, отправляясь в погреб.

Гюбер своими сильными руками завел Кажэ в таверну.

– Ну, Кажэ, поговорим, – усаживал Гюбер его за стол посреди комнаты.

– Мне некогда разговаривать.

– Время найдется. Только не надо стоять, в ногах делаются судороги… Ну, ты такой хитрец, расскажи-ка, что говорят мясники о политике и религии?

– Что говорят? Я не знаю, – отвечал Кажэ, опускаясь на скамью напротив Гюбера.

– Говорят, что гугенотам скоро позволят свободно отправлять свое богослужение.

– Для меня это решительно все равно, – икнул Кажэ.

– Говорят еще, будто парламент простил принца Кондэ за то, что он принимал участие в амбуазском заговоре…

– Очень мне нужен амбуазский заговор!.. Мое дело, чтобы говядина дорожала на рынке, вот оно что.

Лоазель поставил на стол две бутылки вина.

– Это не лишнее, – сказал Гюбер. – Не каждый день пьешь с Кажэ, с одним из добрейших сердец, известных мне.

Приказчик мясника искоса смотрел на своего собеседника, не веря ему.

Гюбер сделал знак Лоазелю уйти, а потом, оставшись с Кажэ, продолжал:

– Если ты торопишься, не будем тянуть. Твое здоровье:

– За ваше! Что это сегодня никого нет?

– Приходят и уходят. А у твоего хозяина все хорошо?

– Как же… Говорят, что он открывает еще лавку, только он ведь не рассказывает о своих делах.

– Пей, – сказал Гюбер, наливая в стакан Кажэ, – пей, если хочешь согреться.

– Клянусь святым Петром, покровителем мясников, должно быть, у хозяина в доме талисман. Впрочем, это человек деятельный, хотя незаметно… как он трудится…

– Скажи-ка, – проговорил Гюбер, переходя на шепот и подмигивая. – Кажется, Жан Гарнье любит прекрасный пол?

– Кто их не любит?

– Уверяют, будто Гарнье похитил какую-то женщину. Но что рассказывать это тебе! Ты лучше меня знаешь.

– Я!.. Что? Не знаю…

– Ты, может быть, не знаешь, что Алиса, дочь сен-медарскрго звонаря, пропала?

– Я ничего не знаю… За твое здоровье!

Кажэ казался совершенно, пьян; выпив, он облокотился о стол, опустил голову на обе руки и с выражением, которое хотел сделать лукавым, пролепетал:

– Я тебе скажу, потому что ты мне кажешься добрым малым… Видишь ли, стараются узнать… но ничего не узнают… ничего нет.

Гюбер, сам притворись пьяным, обнял приказчика, а потом налил ему еще вина.

– За твое здоровье! – сказал он.

– Славное винцо! – продолжал Кажэ. – И мой желудок принимает его лучше, нежели красавица моего хозяина.

– А! Дурно, значит, принимает?

– Как гугенота во дворце королевы Екатерины. Предобродетельная эта малютка. О! Я говорю о прошлом, когда он еще бывал у звонаря.

Кажэ встал, шатаясь.

– С тобой опять озноб? Не хочешь ли еще бутылочку?

– Невозможно, я должен идти к женщине, которую… которую обожаю…

Он тяжело упал на скамью, а затем Кажэ свалился под стол и захрапел.

Перрен Модюи с товарищами вышли из комнаты.

– Ну, просыпайся! – сказал Этьенн, толкая приказчика ногою.

Но Этьенн трудился напрасно: Кажэ не шевелился. Перрен Модюи вне себя от отчаяния, судорожно сжимал руку Ландри.

Вдруг вошел горбун. Левый глаз у него был окружен синяком.

– Клопинэ! – закричали посетители таверны.

– Да, это я, – отвечал горбун, – посмотрите как они меня отделали.

– Кто? Цыгане? – спросил Дразель.

– Нет, приказчики Гарнье… О! Этого там не было, – прибавил горбун, указывая на Кажэ, – это другие… Когда я искал мэтра Этьенна, они приметили меня. «А! – говорят они, – ты подсматриваешь за нами? Ну, так ответишь за всех!..» Тогда один из них так ударил, что у меня искры посыпались из глаз… А другой подбил мне глаз.

– Если бы ты не останавливался возле цыган, – строго сказал трактирщик, – ты встретил бы мэтра Этьенна на Сент-Женевьевской горе и не был бы избит.

– Да, но если бы я не был избит, я не узнал бы, где ее спрятали, – отвечал Клопинэ.

Все окружили горбуна.

– Пока меня били, один сказал другому: «Убей его совсем, чтобы он не ходил за нами шпионить в Жантильи».

– О, какой ты славный человек! – сказал Этьенн, обнимая Клопинэ.

Пока советовались, какие меры следует принять, чтобы освободить девушку, горбун стал примачивать глаз вином, оставшимся в стакане Гюбера.

«Вот что значит уметь напиваться, – думал Кажэ, лежа под столом, – болтаешь только то, что хочешь».

XI. Незнакомец

Пятнадцатого августа 1572 года Екатерина Медичи давала в Лувре маскарад.

Она приготовляла торжество брака, который должен был соединить Генриха Наваррского с Маргаритой, сестрой короля французского.

Этим празднеством мать Карла IX открывала ряд пышных удовольствий, которые должны были иметь такую гибельную развязку.

Тысячи протестантов стекались в Париж со всех концов Франции, чтобы присутствовать при браке Генриха Наваррского. Екатерина украшала свой дворец всею безумною роскошью Азии и приготовляла своего сына к кровопролитию, давая советы королю о выборе бального костюма.

Принцесса Маргарита, которой доставался наваррский престол, омраченный недавнею смертью Иоанны д’Альбрэ, плакала и думала о будущем.

Ожидая маскарада, Карл IX пошел в комнату де Шатонеф узнать, нравится ли ей блестящий костюм, который он надел. В этой комнате находились вместе с хорошенькой фрейлиной королевы-матери три сестры: герцогиня де Гиз, герцогиня де Невер и герцогиня де Кондэ. Все три были дочери герцога де Невера и Маргариты де Бурбон-Вандом. Все трое старались понравиться королю и, может быть, заменить место Марии Тушэ, оставленной возлюбленной короля.

Но Карл IX находил достойной заменить Марию только одной женщиной, эта женщина была Ренея де Шатонеф.

К несчастью, Ренея не разделяла любви короля. Напротив, она любила герцога Анжуйского, одного из сыновей Екатерины, который умел прельстить молодую девушку храбростью и жаром южной крови, которая текла в его жилах.

«Юнона по происхождению, Венера по красоте, – говорил один из поэтов тогдашнего времени, – Ренея де Шатонеф имела белокурые волосы и голова ее представляла совершеннейший овал делосских дев; длинные ресницы закрывали нежнейшие лазурные глаза, нежнейший румянец роз сливался на щеках нежнее щек Гебы».

Несмотря на желание, высказанное королем, Ренея де Шатонеф оставалась верна герцогу Анжуйскому, – который впоследствии бросил ее ради принцессы Кондэ.

Однако при дворе и в городе думали, не зная подробностей, что Ренея любовница короля.

После пустого разговора Карл IX, обращаясь к Ренее, сказал:

– Сегодня вечером вы обязаны, царица красоты, подать сигнал к танцам.

Ренея де Шатонеф встала и надела маску; король подал ей руку и все отправились в великолепные залы.

Екатерина и Карл IX возвышались над толпой, сидя на парчовом и бархатном троне. Все имели право оставить или снять бархатные маски. В этот вечер Екатерина скрыла косметическими средствами следы своих лет и своей ненависти. Гости видели только ее величественную красоту.

– Посмотрите, сын мой, – сказала она королю. – Какой снег покрывает череп адмирала!

– Ну и что тут такого? – отвечал Карл IX с улыбкой.

– Мне кажется, будто этот снег покраснел. Какой странный феномен… Что вы об этом думаете?

Карл IX затрепетал. Он понял. Вдруг этот трепет перешел в остолбенение. Он увидел герцога Анжуйского и принца Наваррского, которые вошли под руку как искренние друзья.

«Проклятие! – подумал он. – Мясник не убил его!»

Герцог Анжуйский остановился возле Ренеи де Шатонеф и поцеловал пальцы ее крошечной руки.

Карл IX не мог долее оставаться на троне. Ревность терзала его. Он надел бархатную маску и затерялся в толпе.

Отыскав человека в костюме черного привидения, на плече которого был красный крест, он сказал ему тихим голосом:

– Кто нарушает мои приказания, заслуживает смерти…

– Герцог Анжуйский не был бы жив, государь, но внезапная помощь принца Наваррского…

– Что за ерунда! Надо было…

– Государь, мне не приказали убить их обоих.

Королева-мать подошла к разговаривающим, и человек в костюме черного привидения поспешно удалился.

Праздник шел своим чередом, маски подходили друг к другу, обменивались несколькими словами вполголоса, потом спешили дать место другим.

Казалось, гости, которые прежде все ходили кланяться Екатерине, указывали друг другу на будущие жертвы.

XII. Черное привидение

Екатерина подошла к Карлу IX.

– Через несколько минут, – сказала она, – носилки будут ждать ваше величество у Северной калитки. Возьмите с собою Боттали, вашего доктора. Вам надо будет помочь, если кровь остановится в жилах!..

Екатерина бросила на сына повелительный взгляд, потом с улыбкой присоединилась к толпе.

Разговор этот, происходивший шепотом у двери, услышала одна цыганка, которая поспешила подойти к адмиралу Колиньи, за которым с начала вечера наблюдал человек в костюме черного привидения.

Эта женщина в костюме цыганки была Мария Тушэ, хитростью вошедшая в Лувр.

– Адмирал, – сказала она, приподнимая маску, – умоляю вас, вспомните о моих предостережениях… С завтрашнего дня не выходите из дома.

– Ваш страх преувеличен, – отвечал Колиньи, – притом честному человеку нечего опасаться, когда совесть спокойна.

Адмирал не мог или, лучше сказать, не хотел опасаться ничего. Во-первых, он был храбр, а во-вторых, всякий раз, как он отправлялся к королеве-матери или на королевский совет, тайная свита из воинов-гугенотов была расставлена на его пути.

Цыганка оставила Колиньи, но человек в костюме черного привидения последовал за нею.

Мария Тушэ приметила, с какой настойчивостью эта странная маска преследует ее.

Встревожившись, она старалась скрыться в толпе; это было бесполезно. Привидение немедленно появлялось около того места, где останавливалась она. Бывшая фаворитка притворилась, что она уходит совсем.

Она направилась к парадной двери и исчезла в передней.

Цель Марии Тушэ, когда она вошла в Лувр, состояла не в том только, чтобы предупредить Колиньи и гугенотов об угрожавшей им опасности.

Она по-женски хотела отомстить новой, как она считала, фаворитке Ренеи де Шатонеф. Мария Тушэ предполагала, что она интригою заняла ее место в сердце Карла IX.

Зная все закоулки дворца, орлеанка направилась по длинным коридорам к входу в малые апартаменты и, спрятавшись в амбразуре окна за широкими занавесями, стала ждать.

Недалеко от нее послышался легкий шум; Мария осторожно осмотрелась. Никого!

Коридор, в котором она спряталась, был почти темен.

Ей показалась тень, обрисовавшаяся на мозаичном полу; но эта тень исчезла так скоро, что Мария приняла ее за плод воображения.

Вдруг послышались шаги. На этот раз орлеанка не ошиблась: Ренея де Шатонеф была одна. Король назначил ей свидание, и девушка возвращалась к себе до окончания празднества, чтобы укрыться от страсти Карла IX.

Ренея прошла мимо окна; еще несколько шагов и она войдет в свою комнату…

Мария Тушэ бросилась, как гиена, ударила кинжалом фрейлину и выбежала в окно на балкон, который соединялся с черной лестницей. Черное привидение медленно вышло из другой амбразуры и побежало за ней. На крики Ренеи, рана которой оказалась легкой, прибежали слуги и перенесли ее в комнату, где хирург Амбуаз Пара тотчас оказал ей помощь.

Покушение Марии Тушэ не удалось.

Во время этого происшествия Екатерина и Карл IX сели в носилки, ждавшие их у Северной калитки, и отправились во дворец королевы.

У дворца к ним присоединился Боттали.

Дверь дворца отворил Серлабу. Карл, Екатерина и Боттали поднялись не по парадной лестнице, а по другой, состоящей из двухсот ступеней, которая вела в круглую комнату, странно меблированную и слабо освещенную.

Король вздрогнул, – его встретило необыкновенное зрелище.

Но прежде мы объясним любопытные подробности Башни Астрологов, посмотрим что происходило в Лувре и что случилось с цыганкой.

Церемониймейстер объявил гостям, что их величества Карл IX и Екатерина Медичи удалились в свои комнаты, и эти слова были сигналом к разъезду. Через несколько минут тишина и темнота царствовали в Лувре.

Мария, прошедшая безостановочно подъемный мост, остановилась перевести дух.

Ее преследователь подошел сзади внезапно.

Испугавшись, она побежала по маленьким улицам, надеясь скрыться. Испуганная Мария добежала до берега Сены. Тяжелая рука упала на ее плечо. Мария хотела вскрикнуть; от испуга голос ее замер.

Королевский мясник сунул ей в рот кляп, потом связал руки и ноги. Мария Тушэ лишилась чувств. Издали раздавались песни вельмож, начинавших свои веселые прогулки. Моревель схватил кинжал и приготовился ударить, когда в воде послышался плеск.

Схватив орлеанку, он бросил ее в Сену.

Мясник Карла IX узнал, что Мария была у дочери звонаря; он знал через лакея парфюмера Ренэ, приятеля Серлабу, какой разговор был у нее с отцом, словом, он узнал, что Мария напала на след своего сына.

И теперь он боялся, что внезапный блеск осветит мрак прошлого.

Вскоре королевский мясник направился ко дворцу королевы.

В эту самую минуту по реке тихо плыла лодка.