Текст книги "Варфоломеевская ночь"

Автор книги: Проспер Мериме

Соавторы: Стэнли Уаймэн,Тюрпен де Сансэ,Джордж Генти
сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 40 страниц)

II. Королева-мать

Через месяц после описанного происшествия происходил прием в Лувре. Гостями были вельможи и знатные дамы. Одни играли в карты, другие прогуливались, но никто не смел остановиться возле мрачной фигуры Екатерины Медичи, взгляд которой – употребляя выражение автора того времени – бросал злое колдовство.

Атмосфера двора была как будто пропитана отравой; друзья не смели пожимать друг другу руки, зато самые величайшие враги кланялись друг другу с принужденным дружелюбием.

Карл IX, причудливый и болезненный, сидел по своему обыкновению возле кресла матери, стараясь ничем не вызвать ее неудовольствия. Всякий вельможа, надеявшийся провести приятный вечер при дворе, очень ошибся бы. Королева мать принимала только для того, чтобы наблюдать за подданными и выпытывать, что происходит в Париже.

В этот час приема у Екатерины Медичи католики и гугеноты сталкивались в залах, как заклятые враги, собирающиеся во время перемирия после кровавой битвы.

После борьбы прошлого царствования, когда кардинал лотарингский был фаворитом королевы Екатерины, герцоги Гизы сочли себя достаточно могущественными, чтобы бороться с королевской властью и протестантами. Организовалась Лига; протестанты сопротивлялись, во главе их стали принц Конде, Колиньи, братья Донгло, кардинал Шатильон и Иоанна д’Альбрэ, которая скоро погибла от яда. Каждый день из-за интриг гугенотская партия теряла свое превосходство, даже Колиньи несколько раз спасался от убийц.

Утомленная и раздраженная этой борьбой, Екатерина Медичи решила покончить со всем одним ударом.

Карл IX подошел к своему брату, герцогу Анжуйскому, который прохаживался с адмиралом Колиньи.

– Ну! – с живостью спросила Екатерина, когда Карл IX наконец вернулся и сел возле нее. – Какое приятное известие сообщил вам адмирал?

Карл IX, блестящие глаза которого выдавали волнение, сначала ответил уклончиво:

– Немногое, матушка.

– А! Вы скрытны к вашему лучшему другу, – с насмешкой сказала Екатерина и нахмурила брови. – Хорошо, не будем больше говорить об этом. Пусть с этих пор каждый из нас скрывает свои мысли. Мы увидим, кто лучше понимает интересы королевства, сын или мать… Государь, я думала, что у вас сердце мужчины!

Карл IX, вспыхнув, сдерживая гнев, вскричал:

– Я узнал, клянусь Богом, что у меня нет при дворе врагов больше вас и моего брата Анжуйского!..

Екатерина выпрямилась.

– Я ухожу в ваш кабинет, государь, – сказала она. – И надеюсь, что вы последуете за мною.

Карл IX поклонился и поцеловал руку матери как провинившийся школьник.

Екатерина, не нарушая вечера, исчезла в боковую дверь и вошла в изящный будуар, украшенный всем, что тогдашняя роскошь могла собрать самого замечательного. Это был кабинет Карла IX.

Молодая и прекрасная женщина сидела возле геридона, украшенного золотом, и занималась вышиванием. Это была супруга Карла IX, Елизавета Австрийская, вышедшая за короля в 1570. Она была кроткой и любящей натурой, но, беспрерывно притесняемая Екатериной, перестала наконец принимать участие даже в удовольствиях двора. Она жила домашней жизнью и занятиями, которые она устроила со своими статс-дамами. При виде королевы-матери Елизавета встала и низко поклонилась.

Три часа пробило на колокольне церкви Сен-Жермен л’Оксерроа.

«Сейчас придет Моревель», – подумала Екатерина Медичи.

– Оставьте нас, – обратилась она к Елизавете, – мне надо говорить с королем.

Елизавета Австрийская ушла, смиренная и покорная. Карл IX скоро пришел к матери и в ту же самую минуту в дверь, скрытую обоями, осторожно постучали.

Четыре дня тому назад человек, входивший теперь в кабинет короля в кирасе и каске, выехал из Парижа. Много часов скакал он во весь опор, останавливаясь только переменить лошадь. Слова «Королевский приказ», которые он называл, оказывали магическое действие.

После тридцати восьми часов бешеной езды всадник, усталый и разбитый, приехал в Ниор. Поставив лошадь, он начал искать дорогу в тихих улицах города и через полчаса остановился перед великолепным домом.

Войдя на парадный двор, он велел лакею доложить о себе господину де Муи.

– Оком? – спросил лакей.

Незнакомец шепнул ему на ухо пароль гугенотов.

Господин де Муи был чрезвычайно богат, очень уважаем и, по слухам, имел сношения с Гизами и Конде. Ему было лет сорок. При виде вошедшего вельможа поднял голову.

– Моревель? – сказал он с удивлением. – Куда же ты девался с тех пор, как перестал у меня служить?

– Делал что мог; в нынешнем веке так трудно зарабатывать деньги!

– Теперь, значит, ты служишь гугенотом?

– Не совсем.

Де Муи пристально посмотрел на Моревеля.

– Откуда же ты знаешь наш пароль?

– В добром городе Париже многое можно узнать. Я доверенный человек нашего возлюбленного государя Карла IX!

Де Муи побледнел.

– Это измена! – закричал он.

– Вовсе нет! Вам известны, монсеньор, некоторые государственные тайны… и…

– Дерзкий!

– Я приехал к вам парламентером…

– Говори же… Какая твоя цель?

– Сказать вам от имени его величества, что так как врагов католицизма слишком много, то необходимо освободиться от некоторых из них.

Моревель, подбежав вонзил кинжал прямо в сердце де Муи. Тот упал замертво. Моревель привязал к кинжалу, оставшемуся в ране, пергамент, на котором кровью начертал: «Правосудие короля».

Поспешно выйдя из дома, он через час скакал уже по дороге в Париж и явился на свидание, назначенное ему в Лувре королевой-матерью.

Итак, Моревель постучался в дверь, закрытую обоями. Открыла ему сама Екатерина Медичи.

– Войдите, – сказала она. – Король вас ждет. Получив подробный отчет о поездке в Ниор и выдав Моревелю обещанную награду, Екатерина вычеркнула из книги с золотым обрезом имя де Муи, как одного из могущественных врагов власти вдовы Генриха II.

– Теперь, – сказала королева-мать, – ты должен отдать отчет нашему возлюбленному сыну. Мы слушаем тебя.

– Мне не о чем спрашивать этого человека! – вскричал король. – Это вы сами…

Повелительный взгляд королевы-матери остановил монарха.

– Я исполнил ваши приказания, – медленно произнес Моревель.

– Что же происходит в храме Патриархов?

– Гугеноты собираются там каждую ночь под председательством пастора Мерлена и двух человек, которых я не мог узнать, потому что они были в масках.

– Это все равно. Мы узнаем их трупы в нужную минуту. Пишите, государь, это может быть вам полезным.

Карл IX взял альбом, но так вяло и неохотно, что королева-мать с нетерпением вырвала у него альбом и написала в нем несколько слов по-итальянски.

– Далее! – обратилась она к Моревелю.

– Другое ночное собрание происходило в окрестностях Суассонского отеля… Это собрание не возобновится более… Вчера утром на рассвете Серлабу убил зачинщика гугенота на улице Жюивери.

– Хорошо! Я вижу, что ты станешь достойным звания, которое его величество Карл IX дал тебе.

– Какое же это звание, ваше величество? – спросил Моревель, кланяясь.

– Мясник короля!

Моревель странно улыбнулся. Карл IX при этих словах сделал судорожное движение.

– Говорят, что короли имеют власть в своем королевстве, – прошептал он с горечью.

Екатерина Медичи не приметила движения сына и сделала вид, что не слыхала этих слов. Следуя течению своих мыслей, она отдала Моревелю пергамент, на котором были записаны имена.

– Теперь твоя понятливость сделает остальное.

Моревель бросил взгляд на пергамент и побледнел, прочтя последнее имя.

– Ответственность большая, ваше величество, – осмелился сказать он с почтительной покорностью.

– Этого требуют интересы государства и счастье наших верноподданных. Король простит тебя, – сказала Екатерина, прибавив. – Я этого хочу. Ты слышишь… я этого хочу.

Моревель простился, получив в задаток бриллиантовый перстень, данный ему королем.

Только он вышел в потайную дверь, как с Карлом IX сделался нервный припадок. Екатерина Медичи ударила в гонг. Прибежал камер-юнкер.

– Позовите доктора Ботали.

Когда доктор, наблюдавший за здоровьем короля, пришел, Екатерина вернулась в луврские залы.

Спокойная и улыбающаяся, она заговорила со своей дочерью Маргаритой о ее приближающемся браке с принцем Наваррским.

Между тем Моревель, закутанный в капюшон, вышел из передней и в низу большой мраморной лестницы неожиданно встретился с женщиной под вуалью.

– Мария Тушэ! – не мог удержаться от восклицания Моревель.

Мария, еще недавно бывшая любовницей короля и изгнанная от двора повелительной Екатериной Медичи, власть которой она перевешивала, остановилась и протянула руку Моревелю.

– Ваш поступок мужественен, – сказал он, – не каждая в вашем положении отважется прийти во дворец.

– Я обязана бороться до конца, – вздохнула Мария.

– Борьба бесполезна… верьте совету того, кто питает к вам вечную признательность.

– Мысли короля следуют другому течению. Месяц тому назад он приходил ко мне, обещал, что скоро наступит примирение.

– Это примирение кажется мне невозможным…

– Почему же? Разве сердце короля занято?.. О, когда так… горе моей сопернице!..

Моревель наклонился к уху Марии, чтобы произнести очень тихо одно имя, когда наверху большой лестницы послышался шум.

– Уйдите! О, уйдите! – с живостью прошептал королевский мясник. – Придворным воздухом дышать опасно… Прощайте… Молчите!..

Он поспешил перейти через подъемный мост.

Екатерина Медичи, предуведомленная своими доносчиками о появлении бывшей фаворитки, отдала необходимые распоряжения, и два алебардщика грубо вытолкали Марию из дворца.

– Так эта женщина еще жива! – королева-мать еле сдержала бешенство, и написав что-то в своей записной книжке, приказав камер-юнкеру:

– Доставьте это Моревелю.

III. Кишечный мост

Недалеко от улицы Муфтар, почти в центре перекрестка, находился Кишечный мост. На площади перед мостом стояли дома красильщиков, кожевников и кишечников.

Кишечник Гюбер около своей лавки ждал покупателей, когда увидел двух ремесленников, которые шли по направлению улицы Лурсин.

– Куда вы бежите, кожевник Ландри, и куда вы провожаете вашего друга? – спросил Гюбер.

– Моя жена вот-вот родит, бегу за повивальной бабушкой, – отвечал Марсель.

– А я иду с ним, – отвечал Ландри. – Потому что, если будет мальчик, он обещал угостить меня.

– Хорошая предосторожность! Но Марсель сам сумеет это сделать, а мне надо с вами поговорить, Ландри.

– Хорошо, я пойду скорее, – отвечал Марсель.

Когда оба лавочника остались одни, Гюбер тихо спросил:

– Ну что? Кончено?

– Надо было, – отвечал Ландри.

– Я считал вас не способным на такой поступок.

– Что же делать? Не мог же я, однако, позволить содрать с себя кожу!

– Содрать кожу?..

– Конечно… Слушайте, у меня есть склад на Патриаршем дворе.

– Это известно.

– Пока мне нечего было бояться за себя, я отдал его в наймы гугенотам для их церковной службы…

– Очень хорошо. Всякое коммерческое дело хорошо.

– Но как только ко мне присылают любовные записочки, угрожающие костром, я выбрасываю гугенотов – о! – только из боязни веревки и костра!..

– Любовные записочки! Вы, верно, шутите, мэтр Ландри?

– Я не шучу, читайте.

Ландри подал Гюберу пергамент, на котором было начертано:

«Кто покровительствует гугенотам, у того будет отрублена голова, если он дворянин, а если он простолюдин, он погибнет на костре или на колесе».

– Боже милосердный! – вскричал Гюбер, перекрестившись. – Откуда могло появиться это?

– Не знаю… только я нашел его одним утром в щели моей двери и послушался.

– Итак, теперь гугеноты больше не собираются в Сен-Марсельском предместье?

– Это касается тех, кто их любит… Притом не один мой склад находится на Патриаршем дворе… Везде можно устроить храм.

Гюбер хотел еще спросить кожевника, когда раздался удар колокола на Сен-Медарской церкви, призывавший католиков к мессе.

– А! – вскричал Ландри, искавший предлога переменить разговор, – вот Перрен Модюи, звонарь, добросовестно исполняет свое ремесло!

– Славно звонит…

– Да… Но он зазвонит еще лучше, когда будет выдавать замуж свою дочь.

– За кого она выходит?

– За первого приказчика Жилля Гобелена, нашего красильщика.

– Ах, да! За Этьенна Феррана. А говорили, что Жан Гарнье, новый богатый мясник, сватался к Алисе?

– Мясник останется ни при чем… Перрен Модюи просил его подыскать себе другую невесту.

– И правильно. Этот Жан Гарнье странно как-то наследовал… чересчур скоро кузен его Лорасс, умер…

– Ходят слухи, – сказал Ландри, понизив голос, – что кузен Лорасс познакомился с лекарствами парфюмера Ренэ…

– Мало того, мэтр Ландри, – зашептал Гюбер тем же тоном. – Еще неизвестно, откуда он явился, этот Гарнье…

– Тише!.. Доказательств нет… не надо компрометировать себя…

– Хорошо, будем молчать!

Так как погода была хороша и это был час обеда в мастерских, работники предместья вышли на площадь.

Одни ели, прохаживаясь, другие сели на тумбы, третьи разместились на парапетах моста.

Повсюду, где была толпа, непременно можно было найти какого-нибудь нищего.

Старый и оборванный, один из них и здесь пищал дребезжащим голосом:

– Добрые люди, выслушайте рассказ об истинном и ужасном приключении, случившемся с торговцем сукном в Лувье, в Нормандии, который был лишен жизни чертом…

– Чертом! – воскликнула толпа с любопытством. – Расскажи, расскажи!

В сопровождении Тибо, Ренэ и Андрэ – троих работников красильщика – появился улыбающийся красивый молодой человек – это и был жених Алисы, Этьенн Ферран.

Маленький горбун в жалкой одежде, Клопинэ с злобной физиономией, проскользнул за группами и взобрался на парапет моста.

– Рассказывай, рассказывай, – кричала толпа.

– Только не забудьте меня отблагодарить! – сказал нищий.

Он начал:

– В городе Лувье жил-был богатый торговец сукном мэтр Обри, который в молодости, говорят, дал обещание, что если он разбогатеет, то сделает большие вклады в церковь и раздаст милостыню на несколько лье.

– Он хорош! Милостыню всегда следует подавать, – перебил Клопинэ.

– Молчи, горбун! – закричала толпа.

Нищий продолжал:

– Итак, мэтр Обри, когда ничего не имел, думал, как добрый христианин. Вдруг он удачно повел дела и разбогател, однако не подумал ни минуты ни о бедных, ни о монастырях.

– Я это угадал, – сказал горбун. – Таких много.

– Долой болтуна! Пусть он бросит собакам свой язык! – закричали недовольные.

Вместо того, чтобы продолжать рассказ, нищий вдруг стал делать первый сбор.

Пока он собирал милостыню, какая-то женщина, бледное и нежное лицо которой не сочеталось с простой одеждой, прошла мимо толпы и направилась к полям.

Нищий, приметивший ее, подумал: «Я видел эту женщину где-то возле Лувра!..»

Окончив сбор, нищий, как будто поджидавший кого-то, продолжал с рассеянным видом свой рассказ.

Рассказ кончился очень быстро:

– В одну ночь, когда он спал, вдруг к нему явился дьявол, который ему сказал: «Пришел тебе конец!..» и свернул ему шею.

– Браво! Браво! Наконец-то свернули шею скупому богачу! – воскликнул Клопинэ.

– Перестанешь ли ты, проклятый болтун? – проворчал Ландри нетерпеливым тоном. Он все еще находился под впечатлением письма с угрозами.

– Экий негодяй Обри! Ему стянула шею веревка от его денежного мешка; не так ли, папа Ландри?

– Если ты не привяжешь себе язык, Клопинэ, я тебя отдую, – с гневом сказал кожевник.

– Если шею уже свернули, я имею право болтать.

– Может быть, но я хочу, чтобы ты молчал.

Толпа подстрекала ссорившихся насмешками.

– Вот еще! Стану я для тебя молчать!

– Ну, теперь говори сколько хочешь! – закричал Ландри и грубо толкнул Клопинэ. Горбун упал в реку среди всеобщего хохота.

– Помогите! Помогите! Мэтр Этьенн, помогите! – кричал несчастный, барахтавшийся в грязной воде.

Этьенн Ферран, погруженный в глубокую задумчивость, следил глазами за незнакомкой, которая опять появилась в толпе. Услышав свое имя и увидав, что происходит, он воскликнул:

– О, злые люди! Подожди, Клопинэ, сейчас!..

Схватив веревку из чьих-то рук, он бросил ее через парапет.

Через несколько секунд Клопинэ, дрожа всем телом и покрытый тиною, был вытащен.

– Бррр!.. Бррр!.. Благодарю, мэтр Этьенн, – говорил горбун, дрожа, между тем как зрители громко хохотали. – Я всегда буду помнить то, что вы сделали для меня!.. Если бы я не был такой мокрый, я расцеловал бы вас… Бррр… бррр! О, как я озяб…

– Ступай скорее переоденься, бедный! – сказал Этьенн.

– Да, да… иду!.. Вы смеетесь… у вас вовсе сердца нет!.. Однако вы знаете, что когда я хочу отомстить… к несчастью, у меня не всегда достает охоты…

Поцеловав руку Этьенна, Клопинэ убежал, дрожа.

IV. Жан Гарнье

Несчастье, случившееся с Клопинэ, вдруг изменило настроение толпы.

Когда горбун ушел, все стали молча расходиться.

Нищий также хотел уйти, но перед ним очутилась Алиса, дочь сен-медарского звонаря, в сопровождении Жермены, ее старой кормилицы.

– Вот вам, – сказала Алиса, вынимая деньги из сумочки. – Умоляю вас, помолитесь за моего отца и за всех… кого я люблю.

– Не забуду, сударыня, – смиренно сказал нищий.

Человек с рыжей бородой показался на перекрестке.

Увидев его, нищий прошептал:

– Наконец!..

К дочери звонаря подбежал Этьенн. Он с любовью сжимал руки девушки.

– Куда вы идете? – спросил Этьенн.

– На улицу Фер-а-Мулен, – отвечала дочь звонаря. – Отнести милостыню аббата одной слепой.

Тем временем Жан Гарнье – это у него была сейчас рыжая борода – спрятался за углом дома, перед которым разговаривали влюбленные.

Этьенн следил глазами за обеими женщинами до тех пор, пока они исчезли на одной из улиц. Во все это время Жан Гарнье, с лицом побагровевшим от гнева, чувствовал, как ненависть закипала в его сердце.

«Как! – думал он, – я, человек, имеющий лавку и золото, я люблю эту женщину до сумасшествия, а мальчишка без копейки за душой отнимает ее у меня».

Мясник страшно побледнел.

В ту минуту, когда Этьенн с своими друзьями поворачивал за угол улицы Лурсин, он вдруг оглянулся на Жана Гарнье, лицо которого выражало сосредоточенную ненависть.

«О! Натура этого человека тигровая», – почему-то подумал жених Алисы.

Раздираемый гневом, Гарнье остался на том же месте. Тысячи планов убийства и мщения сталкивались в его голове. Вдруг он как будто остановился на одной мысли. Он свистнул, и нищий поспешно прибежал, гораздо скорее, чем можно было ожидать от дряхлого старика. Жан Гарнье поговорил с ним шепотом и нищий отправился в таверну, куда пришел в ту минуту, когда Этьенн садился за стол.

– Мессир, – сказал нищий, подходя к молодому человеку, – у меня к вам поручение.

– Говори, – отвечал Этьенн, – у меня нет тайн от моих друзей.

– Извините, это поручение должно быть передано только вам.

– Когда так, это другое дело. Товарищи, пейте за мое здоровье, я сейчас вернусь.

Он отошел с нищим в сторону.

– Мэтр Этьенн, один господин поручил мне назначить вам свидание в доме, выходящем на угол набережной, которая ведет к Лувру и к Разменному мосту. Речь идет… о вашем отце…

– О моем отце?.. Когда надо прийти?

– Послезавтра в восемь часов вечера.

– Хорошо, я буду.

Вскоре Гарнье исчез в извилистых галереях Патриаршего двора.

В одно время с ним через этот двор проходил пилигрим. Ему казалось лет сорок. Но утомленный продолжительным путешествием, он с трудом, опирался на узловатую палку.

«Кажется, я уже видел этого человека, – подумал Гарнье.

Незнакомец подошел к низкой двери, находившейся в глубине темного навеса, и постучался.

– Франция! – сказал голос внутри дома.

– Севенна! – отвечал незнакомец.

Через полуотворенную дверь он вошел в храм Патриархов.

Через день после описанных происшествий Серлабу, закутанный в плащ, тайно вышел из дворца королевы, находившегося на углу улиц Фур и Гренелль, того дворца, где Екатерина Медичи часто собиралась с своими астрологами, и направился к улице Тиршап.

Там, в небольшом доме, жила Мария Тушэ.

День начинал клониться к вечеру.

Мария Тушэ, сидя в будуаре, обитом голубым бархатом, предавалась воспоминаниям. Эта молодая женщина, прелестная как Фарнарина, припоминала свой успех, и лоб ее хмурился.

Мария была дочь парфюмера из Орлеана, на берегу Луары.

Однажды, возвращаясь с охоты, Карл IX без ума влюбился в хорошенькую орлеанку и просил ее приехать к французскому двору.

Мария оставила отца, несмотря на сопротивление и слезы старика, стала любовницей короля и приобрела над ним такое влияние, что осмелилась сказать, когда был объявлен брак Карла IX с Елизаветой Австрийской:

– О! Я этой немки не боюсь!

Конечно, ей нечего было бояться немки, потому что Елизавета имела кроткий и бесстрастный характер.

Но фаворитка имела врага гораздо опаснее. Екатерина Медичи, видя, что ее влияние падает, сумела изгнать Марию от двора так, что сам Карл IX сначала этого не знал.

– Почему Мария не бывает здесь больше? – спросил однажды у матери монарх.

– Она умерла, – сухо отвечала Екатерина Медичи.

Мария Тушэ поклялась отомстить.

Удалившись в небольшой домик на улице Тиршап, она дала знать о своем местопребывании королю, который, обрадовавшись, что его возлюбленная еще жива, приехал тайно видеться с нею. Он приказал ей опять появиться при дворе. Однако королева-мать этого не допустила и приказала Моревелю убить бывшую фаворитку.

Не получив объяснений, отчего убийство все еще не совершено, королева-мать стала подозревать Моревеля, и, вызвав Серлабу в башню астрологов, во дворец королевы, дала ему это кровавое поручение.

Серлабу обещал повиноваться.

Однако он попал в затруднительное положение.

С одной стороны, он должен был слушаться приказаний королевы-матери, с другой, он не мог ослушаться Моревеля, который не велел ему трогать ни одного волоска Марии Тушэ.

Отправившись на улицу Тиршап, к бывшей фаворитке, Серлабу велел доложить о себе как о человеке, который пришел сообщить очень важное известие.

В ту минуту, как Серлабу входил в дом Марии, оттуда выходило несколько человек.

Серлабу спрятался в темный угол – он узнал видных гугенотов, которых Мария Тушэ из ненависти ко двору принимала и уведомляла о всех опасностях им угрожавших.

Камеристка впустила Серлабу в комнату.

– Что вам нужно? – спросила Мария.

– Извините, хотя я ничтожный человек сам по себе, вы поблагодарите меня, когда выслушаете.

Мария Тушэ пристально посмотрела на Серлабу.

– Говорите.

– Во-первых, я получил значительную сумму для того, чтобы вас убить.

Мария испугалась; она хотела закричать, но испуг оледенил ее губы.

– Потом, – продолжал Серлабу, – мне приказали так спрятать ваш труп, чтобы о вас не было больше и речи. Но… вам нечего меня бояться!

– Что вы хотите этим сказать?..

– Просто советовать вам не показываться довольно продолжительное время.

– Чтобы меня сочли умершей?

– Почти… тем более, что я получил сто золотых экю за…

– Вот вам двести за ваш великодушный совет. Но я желала бы задать вам несколько вопросов. Кто приказал меня убить?

– Королева-мать.

– Я угадала… Теперь другой вопрос: по какой причине вы не исполнили ее приказания?

– О! Насчет этого позвольте мне остаться безмолвным, как ножны моего кинжала. Подумайте, что если со мною случится несчастье по вашей милости, я всегда могу исполнить приказание королевы-матери… Не забудьте, что ваша жизнь зависит от моей… Прощайте.

После ухода Серлабу Мария Тушэ упала на кушетку.

«Только у одного Моревеля я могу теперь просить защиты! Я ведь когда-то привела его к королю…» – подумала она в отчаянии.

Надев маску, Мария пошла к Разменному мосту. Проходя по улице Сен-Дени возле кладбища, она встретилась со стариком, при виде которого едва удержала крик и быстро свернула на противоположную улицу.

Она узнала своего отца.