Текст книги "Исчезнувший оазис"

Автор книги: Пол Сассман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 31 страниц)

Египет, между Каиром и Дахлой

Вертолет «Агуста» несся над пустыней, и его тень стелилась по верхушкам дюн. Рокот винта, вращаемого газотурбинным движком Пратта-Уитни, разносился среди песков глухим боем тамтамов. Ни одно из восьми мест в кабине не пустовало: впереди пилот, на пяти сиденьях – угрюмые типы с автоматами «Хеклер и Кох» на коленях, а последние два места заняли близнецы-телохранители Гиргиса в серых костюмах и красно-белых футболках. Эта парочка всю дорогу не отрывалась от спортивного журнала. Пилот украдкой оглянулся на них – убедиться, что те не слышат, – и пихнул локтем соседа.

– Они уже семь лет работают на Гиргиса, а никто так и не выяснил, как их зовут, – шепнул он. – Наверное, даже босс не знает.

Его собеседник предостерегающе помотал головой – мол, не ко времени и не к месту этот разговор.

– Они как-то зарезали его сутенера, – продолжил пилот, ухватившись за любимую тему и пустив намеки побоку. – Расчленили труп и выбросили в Нил, а все потому, что бедняга обозвал «Аль-Ахли» дерьмом, а Хафиза – педиком. Гиргис до того впечатлился, что взял их к себе. – Пилот продолжал заливаться, не обращая внимания на отчаянно сигналящего ему коллегу. – Мамаша их выжила из ума, но они ее боготворят. Сорок человек угробили и кас…

– Крути штурвал да помалкивай, – раздалось сзади.

– Или станешь сорок первым, – поддакнул другой, почти такой же голос.

Пилот вцепился в рукоятку, побелел как молоко и судорожно сжал ноги, словно испугался за собственную мошонку. Остаток пути он не сказал ни слова.

Дахла

Вернувшись в дом, Фрея открыла таинственную сумку и выложила ее содержимое на стол в гостиной, рядом с «Ролексом»: карта, бумажник, фотоаппарат, кассета с пленкой, сигнальные ракетницы, сухой паек на случай аварии, крошечный глиняный обелиск, завернутый в носовой платок, и, напоследок, зеленый металлический компас с откидной крышкой. Его она подержала в руках, улыбаясь самой себе. Точно такой компас был у ее сестры в детстве: военный, жидкостный, со шкалой, стрелкой, увеличительным стеклом и прорезью в крышке, где была натянута тонкая, как волос, медная струнка. «Устанавливаешь ее так, чтобы струнка показывала направление на ориентир, потом считываешь значение через лупу, – учила Алекс. – Это самый точный в мире компас».

Да вот только в найденном бедуином компасе струнка-волосок лопнула, так что высчитать точный азимут было невозможно. Фрея сжала вещицу в ладонях, словно она была шедевром древности, – ее форма и вес навевали воспоминания о том чудесном, беспечном времени, когда между ней и Алекс еще не существовало пропасти, когда сестра еще не страдала по ее вине. Фрея поднесла компас к глазам, расположила прорезь и лупу, как учила Алекс, и стала следить, как стрелка медленно кружит на своей оси, снова слыша голос сестры – она рассказывала, что ее компас раньше принадлежал одному моряку и участвовал в битве при Иводзиме. Наконец Фрея со вздохом захлопнула крышку, положила компас на стол и начала разглядывать остальные находки.

В бумажнике обнаружилось несколько немецких банкнот, пара кредитных карточек, стопка квитанций и чеков, датированных 1986 годом. Еще там нашлось нечто вроде удостоверения с фотографией владельца бумажника, симпатичного блондина, чью внешность портил только шрам поперек подбородка.

– Руди Шмидт, – прочла она вслух.

Имя ей ни о чем не говорило. Может, друг Алекс или коллега? Она еще раз-другой повторила его – вдруг что вспомнится, потом вернула удостоверение на место и обратилась к другим предметам. Изучила глиняный обелиск с занятными рисунками на каждой грани, осмотрела кассету с пленкой и камеру. Внутри оказался второй ролик пленки, полностью отснятой, за исключением последних двух кадров, судя по счетчику. Наконец Фрея сдвинула все предметы в сторону и расстелила на столе карту.

На карте был изображен Египет, точнее, его западная часть – от ливийской границы до долины Нила – в масштабе 1:500 000. Ветхая бумага истерлась по сгибам.

В нижнем левом углу карты кто-то обвел карандашом надпись «Плато Гильф-эль-Кебир». Фрея сосредоточенно нахмурилась – кажется, Алекс именно там проводила свои изыскания. Фрея склонила голову набок, пытаясь вспомнить, что сестра писала по этому поводу, потом вернулась к карте. От плато тянулась косая линия на северо-восток, к ближайшему зеленому пятнышку – Дахле, которая тоже была обведена кружком. Линию пересекали пять крестиков, начиная от самого Гильф-эль-Кебира. Возле каждого стояло по паре чисел: градусы азимута и расстояние в километрах. Первое число во всех случаях было одним и тем же – 44 градуса, зато второе уменьшалось от крестика к крестику по мере удаления от плато – 27 километров, 25 километров, 20 километров, 14 километров, 9 километров.

«Это дневник, – догадалась Фрея. – Дневник пятидневного перехода – пешего, судя по расстояниям».

Значит, путь лежал от Гильф-эль-Кебира и через девяносто пять километров обрывался посреди голой пустыни. Кем был Руди Шмидт, что он делал в таком месте, хранила ли карта его собственные пометки или чьи-то еще – на эти вопросы Фрея не знала ответов, но чувствовала какой-то подвох. С какой стати сестре были нужны чужие вещи? Почему она заплатила за них? Чем больше Фрея думала об этом, тем большим безумием казалось происходящее. Она спохватилась на том, что перебирает в памяти детали самоубийства сестры – парализованную руку, страх перед уколами. Утренние подозрения снова обрели силу, доводы инспектора потеряли убедительность. Может, стоит вернуться, рассказать о новых обстоятельствах… С другой стороны, как это прозвучит? «Кто-то принес моей сестре вещи погибшего…» Бред сумасшедшего, совершенно безосновательный. В любом случае инспектор приехал всего на полдня и скорее всего уже вернулся в Луксор. Значит, придется все начинать заново, да еще с теми, кто не знает английского. Может, позвонить Молли Кирнан? Или Флину Броди? «Кажется, здесь творится что-то неладное, поскорей приезжайте». Боже, язык второсортных ужастиков.

Фрея ненадолго вернулась к карте, повздыхала, свернула ее и начала укладывать находки в сумку, пытаясь решить, довериться ли сомнениям или нет. Она засмотрелась на обелиск – наверное, сувенир или талисман, – и бросила его к карте. Следом за обелиском отправились компас и кассета с пленкой. Фрея затянула ремешки на планшетке, но тут же, в порыве внезапного озарения, рванула застежки и вытащила фотокамеру и кассету с пленкой. Задумавшись на секунду, она завернула их в старый джемпер и переложила к себе в рюкзак. Компас Фрея тоже взяла с собой – пусть слабое, но все же напоминание об Алекс и счастливых временах. Потом она заперла дом и ушла, бросив сумку на столе.

Фрея надеялась, что лавка «Кодака» в поселке еще не закрылась: можно проявить обе пленки – и в кассете, и в фотокамере. Вдруг да выяснится, кто такой Руди Шмидт, почему он бродил по пустыне и что общего было у них с Алекс.

В оазисе бедуины наполнили бурдюки, собрали хворост и закупили провизии. Затем, предпочитая держаться особняком, они разбили лагерь в пустыне, в полутора километрах от оазиса, среди колючего кустарника, невесть как выросшего посреди песков.

К той поре, как их предводитель вернулся из дома Алекс, верблюды стояли на привязи, жуя сочный клевер-берсим, на вертеле жарилась коза, а бедуины сидели кружком у костра, распевая старинную песню о злом джинне и мальчике, который его обхитрил.

Оставив своего верблюда на привязи вместе с остальными, предводитель присоединился к соплеменникам. Ему освободили место у костра, звучный бас подхватил знакомый мотив, и сородичи хором завели припев. Над головами зажглись первые звезды, тянуло дымком и густым ароматом жареного мяса. Закончив петь, бедуины пустили по кругу сигареты и завели споротом, каким маршрутом возвращаться домой. Одни были за то, чтобы пойти прежним путем, другие предлагали взять севернее, в обход Гебель-Алмаши и крайней оконечности Гильф-эль-Кебира. Голоса звучали все настойчивее, перебивая друг друга, пока кто-то не крикнул, что мясо готово. Напряжение мгновенно испарилось. Бедуины сняли вертел с костра, воткнули его в песок и, отрезая от туши тонкие полосы мяса, приступили к трапезе. Скоро наступила тишина, нарушаемая только ритмичным жеванием, треском костра да еле слышным прерывистым гулом с северной стороны – точно гигантское насекомое пустилось в полет.

– Что это? – спросил кто-то из бедуинов. – Водяной насос?

Никто не ответил, зато звук стал отчетливее.

– Вертолет! – догадался их предводитель.

– Военный? – нахмурился еще кто-то. У кочевников всегда были сложные отношения с армией.

Предводитель пожал плечами, отложил ломоть мяса и поднялся на ноги. Какое-то время он озирал северный угол неба, схватившись за эфес кинжала, потом вытянул руку.

– Вон он!

Его сородичи один за другим пригляделись.

Еле заметным пятном на фоне сумерек вдали показался темный силуэт. Его очертания становились все четче, пока не стал виден черный продолговатый вертолет, несущийся на бреющем полете. Он стремительно приближался, пока не промчал над головами бедуинов. Песчаный вихрь, поднятый вертолетными винтами, запорошил лица кочевников, растрепал одежды. Затем вертолет резко развернулся и снова устремился на них. Теперь он завис еще ниже, прижимая бедуинов к земле. Их возмущенные крики потонули в грохоте пропеллеров.

Предводитель отряда вскочил на ноги и, не отрывая от махины взгляда, побежал к верблюдам – отвязать от седла старую винтовку. Железная стрекоза в очередной раз неслась вперед, потом вдруг дала задний ход и опустилась на землю в пятидесяти метрах от костра. Из ее нутра высыпалось несколько человек в черном, которые тут же побежали навстречу.

Остальные бедуины поднялись с колен. Предводитель бросил винтовку стоящему рядом соплеменнику. Тот поймал ее двумя руками и одним махом взвел затвор, целя в незнакомцев, но не успел он спустить курок, как раздался треск выстрела. Бедуин выпустил винтовку из рук и рухнул лицом в песок. На джеллабе стремительно расползалось темное пятно. Прогремело еще несколько выстрелов, на этот раз предупредительных; пули взметали песок под ногами у бедуинов. Кочевники замерли. Тем временем все пассажиры вертолета вышли наружу и расположились позади костра шеренгой с автоматами наперевес.

Какой-то миг обе группы безмолвно смотрели друг на друга. Резкий запах металла мешался с ароматом жареного мяса. Затем новоприбывшие разделили ряды и пропустили вперед еще двоих – мускулистых громил, похожих как две капли воды. На фоне дикой пустыни их серые костюмы и полосатые футболки смотрелись еще более абсурдно.

– Вы кое-что нашли, – произнес один из близнецов как бы между прочим, словно предыдущая перестрелка нисколько их не взволновала.

– В пустыне, – уточнил второй.

– Где эти вещи?

Ответа не последовало. Громилы переглянулись, дружно подняли свои «глоки» и выпустили очередь в ближайшего верблюда. Бедуины вскрикнули от ужаса, глядя, как пули врезаются в плоть животного, разрывают бока и шею. Стрельба продолжалась пять секунд. Потом все стихло, только в звонкой, исполненной ужаса тишине таяло эхо от выстрелов. Близнецы совершенно спокойно перезарядили оружие и выбросили пустые обоймы.

– Вы кое-что нашли, – повторил первый тем же тоном.

– В пустыне.

– Где эти вещи?

– Лизните меня в зад, псы поганые, – процедил предводитель бедуинов, сверкнув глазами в свете костра.

Близнецы снова открыли пальбу и положили еще двоих верблюдов, после чего направили дула на человека, стоявшего рядом с предводителем. Очередь оторвала его от земли и швырнула назад, где он несколько раздернулся и затих.

– Он их унес! – раздался перепуганный голос.

Один из бедуинов вышел вперед, подняв руки, – тщедушный, сморщенный старик с жидкой бороденкой и рябым лицом.

– Он унес, – повторил бедуин, показывая дрожащими руками на предводителя. – Я видел.

Близнецы выпучили глаза.

– Это я вам звонил, – прохныкал сморчок и помахал мобильником в знак доказательства. – Я ваш друг! Я вам помог!

Лидер бедуинов презрительно фыркнул и схватился было за нож, но отнял руку, когда пули взрыли перед ним песок.

– Твоя мать всегда была шлюхой, Абдул-Рахман, – презрительно сказал он. – А сестра – песьей подстилкой.

Предатель сделал вид, что не слышал, и шагнул вперед.

– Мне обещали награду, – произнес он. – Если я позвоню. Мистер Гиргис обещал награду.

– В обмен на товар, – возразил один из близнецов.

– Где он? – спросил другой.

– Я же сказал, он унес. Вещи были в сумке, а он взял ее и ушел.

– Куда?

– В оазис. Там отдал кому-то. Кому – не знаю, он не говорил. Я сделал, что обещал. С вас причитается.

– А пошел ты!

В лицо и грудь ему ударил град пуль. Труп не успел упасть на песок, как близнецы перевели огонь на остальных бедуинов, не тронули только предводителя. Он стоял среди окутавшей его тишины, какая бывает только в пустыне, и пытался принять решение. Сгустилась ночь; угли костра зловеще полыхали. Спустя мгновение бедуин выхватил поясной кинжал и бросился вперед с воинственным улюлюканьем, надеясь забрать в могилу хоть одного врага. В тот же миг ему скрутили руки, вырвали кинжал и поволокли к огню, попутно пиная и молотя кулаками. У огня его поставили на колени, запрокинули ему голову. Изо рта и ноздрей у него текла кровь. Близнецы склонились над ним с разных сторон.

– Ты нашел кое-что в пустыне.

– Где эти вещи?

Бедуин оказался на удивление храбрым. И выносливым. Пришлось сжечь ему обе ступни и руку, прежде чем он раскололся и сказал все, что они хотели узнать. Затем близнецы его добили и расстреляли оставшихся верблюдов – место дикое, о резне еще долго никто не узнает. Покончив с делами, стрелки заняли места в вертолете и помчались на юг, в ночь, по ту сторону пустыни.

Хихикая себе под нос, Махмуд Гаруб тащил деревянную лестницу сквозь оливковую рощу к дому Алекс. Его грязная джеллаба уже топорщилась ниже пояса от возбуждения. Было темно, еще не взошла луна, и рощу укутала чернильная мгла из теней и мрака. Гаруб спотыкался, под ногами хрустели опавшие листья, лестница с грохотом билась о стволы олив, но он не обращал внимания на шум. Американка выбежала на шоссе в сторону Дахлы, а значит, вернется не скоро и у него полно времени, чтобы устроиться поудобнее. Он продолжил путь, бормоча что-то сам себе и то и дело фальшиво напевая:

 
О юная красотка с крепкой грудью,
Разведи ножки, угости своим персиком!
 

У дома Алекс он пробрался на задний двор, пролез сквозь кусты цветущего олеандра, приставил лестницу к стене и взобрался на плоскую крышу. По ту сторону мерцали далекие огни Дахлы, по эту вздымались серые волны пустыни, убегая к горизонту. Гаруб извлек из кармана бутылку, приложился к ней и перебежал к мансардному окошку ванной, возле которого распластался, как жаба. От вожделения у старика уже покалывало в паху.

За сестрой американки Гаруб следил много раз, даже когда она заболела и утратила красоту. Жена Гаруба, толстая уродина, – буйвол, а не баба. Лучше уж смотреть на калеку, которой даже мыться приходилось сидя. Старик горевал после смерти «доктора Алекс» – думал, закончились счастливые деньки. Но вот приехала ее сестра: молодая, стройная, светловолосая. И конечно, распутная, как все западные женщины. Махмуд Гаруб едва сдерживался: пришел бы раньше, да жена что-то заподозрила. Хорошо хоть к родне отправилась, иначе б вообще не вырваться. Гаруб еще раз хлебнул из бутылки и всмотрелся в потолочное окно. Под ним была непроницаемая тьма, но как только зажжется свет, станет видно все: душ, туалет, каждую деталь, каждый контур. Театр одного зрителя, да и только. Он потер ширинку и снова запел себе под нос:

 
Ляг, моя милая, закрой глаза
Пусти меня внутрь, туда-сю…
 

Он замолчал и прислушался, покрутив головой. Что это? Шум усилился, превратился в оглушительный грохот. Вертолет! И, судя по звуку, летит прямо на него! Гаруб вскочил. А вдруг полиция? Придется объяснять, что он делал на чужой крыше, причем не только властям (это еще полбеды), но и чертовке жене. В штанах у него все поникло, заветное окошко забылось. Он метнулся к лестнице, перемахнул на ступеньку и начал торопливо спускаться. Скорей, скорей! В двух пролетах от крыши на него налетел яростный вихрь – джеллабу заполоскало на ветру, пыль и песок засыпал глаза. Потом его ослепила вспышка – луч прожектора зашарил по земле и остановился на нем. Гаруб схватился за лестницу, от страха заскулил, потом начал кричать, что подметал крышу, что он тут ни при чем. Его раскачало встречным потоком, оторвало от стены, и он с отчаянным воплем полетел в кусты, ломая ветки. Вертолет завис, как чудовищная стрекоза, наблюдающая, как жалкий старикашка корчится и трепыхается внизу, что-то крича о недоразумениях, о крыше, которую надо было подметать, о куче листьев…

Поход в фотолавку оказался пустой тратой времени, если не считать того, что за сорок минут пути Фрея размяла ноги и немного пришла в себя.

Лавка была еще открыта – ее витрины сияли на полумилю вокруг. Обстановка внушала надежды – мраморный пол, сверкающие хромом и никелем стойки с фотографиями улыбающихся новобрачных и пухлых младенцев… Девушка за прилавком говорила по-английски. Однако на этом эйфория заканчивалась. Автоматы для проявки пленок не работали – по-видимому, изначально. Пресловутая «Быстро праявка», которую обещал рекламный щит снаружи, оказалась быстрой сугубо по оазисным меркам и занимала неделю. Чтобы хоть как-то себя утешить, Фрея задержалась поболтать с продавщицей, дала потрогать свои волосы и постаралась объяснить, почему она еще не замужем в двадцать шесть лет. Выйдя на улицу, она ненадолго задумалась, а не поймать ли попутку до Мута – может, там проявляют пленки, но решила, что уже поздно, да и возни слишком много, и потому побрела назад по пустынной дороге, к дому Алекс.

Над головой сияло звездами небо, в тишине звучал только шорох шагов, да где-то вдалеке ревел осел. Потом поднялся ветерок, смел остатки дневного зноя; неторопливо всходила луна, и ее масляный свет окрасил пустыню в тона сепии, как на старинных фотографиях. Одиночество успокоило Фрею; чем дальше она шла, тем легче себя чувствовала. Ей хотелось добраться до дома, съесть что-нибудь, послушать музыку – и заснуть; может, с утра, на свежую голову, что-нибудь да придумается.

Она вышла к вершине скалы, откуда днем раньше Захир показывал ей дом Алекс. Крошечный оазис лежал впереди темным овалом посреди голой равнины. Призрачно-белый дом четко выделялся на фоне этого пятна. Фрея спустилась по склону и обошла окрестные поля, за которыми начинались деревья. С обеих сторон стенами вздымалась древесная поросль, загораживая и без того тусклый свет. Фрея ненадолго остановилась, чтобы глаза привыкли к темноте, как вдруг различила вдалеке свист и рокот моторов, который неуклонно приближался. Вертолет! Звук становился все громче, раскатистее. Вскоре воздух дрожал от вращения винтов. Ветви деревьев закачались и заскрипели, когда едва различимый силуэт вертолета пронесся в кронах над Фреей.

Она выпрямилась во весь рост, думая, что грохот вот-вот утихнет, но не тут-то было: звук остался прежним, словно вертолет завис на месте. Прошла секунда-другая, затем откуда-то сверху на крышу дома хлынул поток света. Смутные лучи просочились в подлесок, освещая одни участки и погружая в тень другие. В тот же миг сквозь тяжелый рокот вертолетного двигателя долетело нечто похожее на крик. Фрея, словно по наитию, сошла с дороги на боковую тропинку и спряталась в гуще деревьев, стараясь не задумываться над словами Захира по поводу змей. Вертолетный грохот начал стихать, огни исчезли – видимо, «стрекоза» приземлилась. Раздались голоса, послышался чей-то крик и приглушенный звон бьющегося стекла.

Все опять погрузилось во тьму. Фрея стояла без движения, прислушиваясь к стуку сердца, и пыталась разобраться в происходящем. Через полминуты, как только листва и ветки перестали дрожать у нее перед глазами, Фрея медленно, стараясь не шуметь, углубилась по извилистой тропинке в чащу и вышла на опушку.

В поле света было больше – взошла луна, заливая всю округу тусклым серебристым сиянием. Фрея на миг задумалась, выбирая дорогу, затем решительно пересекла поле и по узкой тропке двинулась в обход оазиса, пока не очутилась в тенистой оливковой роще, позади которой виднелся бледный абрис сестриного дома. Там горели лампы, звучали голоса. Много голосов.

Она замешкалась, гадая, не лучше ли притаиться и переждать, пока чужаки не уйдут, как вдруг раздался крик – слабый, испуганный. Любопытство пересилило: Фрея начала пробираться вперед от дерева к дереву, стараясь не хрустеть палой листвой. Она задыхалась от волнения. Из-за низкого плетня на краю рощи можно было разведать окрестности, не выдавая себя. Однако любопытство пересилило: Фрея полезла сквозь дыру в изгороди и короткими перебежками направилась к дому, готовясь в любой момент броситься наутек, если кто-нибудь выйдет. Никто не вышел, так что она беспрепятственно обошла дом и, прильнув к стволу дерева, притенявшего веранду, заглянула в окно гостиной.

Там сновали люди – трое зловещего вида громил. По дому рыскали еще несколько человек, судя по звукам, доносившимся из кабинета Алекс: хлопали дверцы шкафов, скрипели выдвигаемые ящики стола. Двое из тех, кто остался в гостиной, были копиями друг друга – одинаковые квадратные силуэты, прилизанные рыжие волосы, пальцы в перстнях, поблескивающих на свету. Третий неизвестный в гостиной находился вне поля зрения Фреи, и громилы обращались именно к нему.

Вновь и вновь звучали слова «камера» и «пленка». Чей-то испуганный голос что-то неразборчиво лепетал в ответ. Это повторялось раз за разом, с теми же интонациями и нытьем; наконец один из громил нетерпеливо тряхнул головой и щелкнул пальцами. Это вызвало некоторую суматоху, после чего в комнату вбежали еще трое, столь же опасного вида. Между ними – ни дать ни взять шавка среди волкодавов – заламывал руки Махмуд Гаруб, который подвозил ее утром на своей телеге. Фрея плотнее прижалась к дереву, глядя на старика и не в силах оторваться от этого жуткого зрелища. Ее рука нащупала рюкзак, где лежали фотокамера и пленка.

По сигналу близнецов Гарубу задрали балахон, обнажив костлявые ноги в грязно-белых подштанниках. Вслед за тем старика схватили под коленки и, скрутив за спиной руки, подняли над землей в позе роженицы.

– О-о-о! – застонал он и так выпучил от страха глаза, что те, казалось, вот-вот вывалятся из орбит. – Ой! Отпустите!

Палачи подошли вплотную. Их лица были пусты, словно они затевали какую-то нудную рутинную работу. К отвращению Фреи, один из них подцепил пальцем ластовицу штанов старика и отдернул ее, второй открыл выкидной нож, наклеился вперед и приставил острие к обнаженному паху. Гаруб взвыл от ужаса и беспомощно задрыгал ногами. Последовали прежние вопросы. Не получив желаемого ответа, бандиты надавили на нож. У Фреи тошнота подкатила к горлу: лезвие натянуло кожу и врезалось несчастному в промежность.

– Стой! – выкрикнула Фрея.

Все внутри замерли – на секунду, не больше, а потом дом ожил и огласился лихорадочным топотом ног. Дверь веранды с треском распахнулась, бандиты высыпали наружу. Алые вспышки автоматов посылали град пуль в дерево, за которым пряталась Фрея, но ее уже след простыл. Она опрометью обежала дом, перемахнула через низкий плетень и бросилась наутек, лавируя между деревьями, спотыкаясь на неровной земле. Сердце готово было выскочить из груди, за спиной гремела пальба, слышались окрики.

Фрея выбежала из рощи и углубилась в заросли сорняков, прорываясь в поля. Огонь прекратился, но чужие голоса по-прежнему перекликались в опасной близости, каждый со своей стороны. Видимо, бандиты прочесывали округу, чтобы выловить беглянку. Опять угрожающе засвистел-загрохотал вертолет – винт набирал обороты.

Фрея перебежала поле, спустилась в оросительную канаву и перешла ее вброд, утопая по щиколотку в грязи, а затем выбралась по склону наружу и направилась дальше – через лимонный сад, кукурузное поле, пустырь, поросший кустарником. Она продиралась сквозь спутанные ветки, точно пловец в бассейне, думая, что этому не будет конца. Внезапно зелень кончилась и началась пустыня: песок, как волна, лизнул Фрее ноги. Слева, окутанный тьмой, возвышался какой-то амбар – стены из шлакоблоков и кровля из пальмовых листьев. Фрея подергала дверь, но та оказалась заперта. У стены стояла старая телега. Выхода не было: пришлось спрятаться за нее, задыхаясь до боли в горле и дрожа всем телом.

Вертолет кружил над верхушками деревьев, рассекая тени лучом прожектора. Все прочие звуки тонули в грохоте винта, только время от времени слышались выкрики, а изредка – треск автоматной очереди.

«Это они убили Алекс, – пробормотала Фрея. Сцена пыток не оставляла сомнений насчет того, что случилось с сестрой. – Они убили Алекс и теперь хотят убить меня. А я даже не знаю за что».

Фрея утерла лоб, кляня себя за то, что забыла в доме мобильник, и пытаясь продумать дальнейшие действия.

Возможно, переполох в оазисе привлечет внимание местной полиции, но рассчитывать на это не приходилось. Играть в кошки-мышки всю ночь не выйдет: оазис слишком маленький, спрятаться негде. Даже в темноте, даже в подлеске ее рано или поздно выследят, особенное вертолетным прожектором.

«Надо прорваться в Большую Дахлу, – подумала Фрея, судорожно глотая воздух. – Выбраться из оазиса и бежать через пустыню».

Надо-то надо, но как? Луна светит вовсю, вертолет завис над головой, так что на открытом пространстве враги сразу сцапают.

Фрея привстала, огляделась и снова села на корточки. Похоже, ее занесло к южной оконечности оазиса. Слева, в каких-то пяти километрах к востоку, лежала Дахла (точнее, ее основная часть), помигивая огнями на фоне призрачного гребня Гебель-эль-Касра. Туда бы и податься! Однако этот кратчайший путь к спасению шел по открытой местности – сплошь островки гравия и песчаные холмики, негде укрыться, не за что спрятаться от всевидящего ока вертолетного прожектора. Фрею моментально увидят, как кролика посреди шоссе в свете фар.

Немногим лучше дела обстояли на юге, хотя там ландшафт был разнообразнее: ветер намел высокие дюны, обнажил неровные скалы, усеял пустыню булыжниками и островками зелени. Впрочем, местность тоже просматривалась насквозь, но кое-где можно было если не спрятаться, то ненадолго укрыться. «Если пробежать милю-другую на юг, подальше от оазиса, а потом взять курс к востоку на Дахлу, – подумала Фрея, – авось удастся вырваться из-под колпака».

Пожалуй, это будет наилучшим решением. Точнее, единственным решением. Беда была в том, что путь от амбара до ближайшего укрытия – зарослей высокой пу-стынной травы – представлял собой двухсотметровую полосу слежавшегося песка. Стоит Фрее туда выскочить – и она сразу очутится на виду, как рыбак посреди замерзшей реки.

В каждом скальном маршруте есть так называемый «ключ», его труднейшая часть, после которой подъем вдруг становится легче и проходится на одном дыхании. «Ключом» предстоящего побега должны были стать эти двести метров. Фрея знала: если ее заметят – не важно, сверху или с земли, – ей конец.

Громовой рокот вертолета неожиданно стал громче: махина зависла почти над самой головой Фреи. Луч прожектора обшаривал окрестности, вихревой поток от лопастей яростно раскачивал деревья. Фрея закатилась под телегу. Пыль и песок били ей в лицо, свет тонкими лезвиями проскальзывал в щели деревянного днища и снова таял. Вертолет на мгновение застыл в воздухе и унесся вбок, к северному краю поля. Рев роторов стих, но вскоре стал громче – железная «стрекоза» возвращалась. Должно быть, такова была их тактика выслеживания: сновать над оазисом из конца в конец, как пловец по дорожке бассейна: полминуты туда, полминуты обратно. Чтобы перехитрить преследователей, надо было действовать с ними в такт – рассчитать, когда вертолет направится в другой конец оазиса и финишировать до его возвращения, не попадая при этом в луч прожектора.

Фрея прижала ко лбу ладонь, оценивая свои возможности. Двести метров за тридцать секунд… На беговой дорожке это было бы легко – школьницей она пробегала такое же расстояние за двадцать четыре секунды, но по песку, ночью… Опасность будет близка, очень близка. А что, если ее заметят с земли? Что, если бандиты уже ищут ее по пустыне? Фрея прикусила губу. Не слишком ли велик риск? Она вдруг испугалась. С другой стороны, преследователей не так уж много, да и кустарник на опушке рос густо. Наверняка она сумеет опередить врагов хотя бы на шаг – и скрыться от погони.

Внезапно раздался окрик. Фрея сжалась в комок и, отчаянно вглядываясь в темноту, навострила уши – определить, откуда кричали. Откуда-то сзади, не доходя до разросшегося бурьяна, сквозь который ей пришлось пробираться несколько минут назад. Не совсем близко, но уже недалеко. Потом позывной подхватили еще двое с разных сторон. Значит, бандиты сходились к месту ее укрытия. От одного или даже от двоих Фрея еще могла уйти, но от троих – ни за что. Решение созрело: придется бежать, если не поздно.

Внезапно над головой у нее снова грянул оглушительный рокот – вертолет вернулся, в очередной раз прорезая амбар сияющими полосами света. В прошлый раз махина почти тут же собралась в обратный путь, но сейчас как назло улетать не желала. Фрея прижала ладони к ушам, чтобы не оглохнуть. Телега ходила ходуном, как будто ее трясли невидимые руки; обратным воздушным потоком с амбара сорвало часть кровли. Шли долгие секунды, бандиты с каждым мигом приближались, а лазейка сужалась. Фрея почти потеряла надежду, смирилась, что ее вот-вот поймают, как крысу в капкан, но в этот миг вертолет развернулся и полетел в другой конец оазиса.

Фрея тут же выскочила и, едва соображая, что делает, повинуясь примитивному инстинкту самосохранения, подогретому адреналином, промчалась мимо амбара в пустыню. Ей было все равно, где преследователи, – только бы они не вылезли из бурьяна за стеной и не увидели ее за тяжелой кулисой листвы. Песок оказался ровный, плотный и такой же твердый, как беговая дорожка, так что первые полтораста метров Фрея отмахала легко – ноги будто сами несли ее навстречу укрытию.

Она уже поверила, что успеет, но тут песок стал рыхлеть и проседать под ступнями, замедлять ее бег. Ноги вязли, каждый шаг давался все труднее, стало больно дышать, а мышцы горели от нехватки кислорода.

В детстве они с Алекс порой – ради смеха – стучали в чужую дверь и убегали. Каждый раз сердце выпрыгивало из груди в ожидании окрика за спиной. Такое же чувство, только усиленное в тысячу крат, Фрея испытывала теперь: отчаянную надежду на спасение и в то же время – предвидение неминуемой расправы.