Текст книги "Исчезнувший оазис"

Автор книги: Пол Сассман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 31 страниц)

Дахла

У Захира Сабри было жилье с кухней, ванной и тремя участками земли – двумя под огород и одним под клевер для скота, – и все же настоящим домом он считал пустыню. Именно туда он отправлялся, когда у него было тяжело на сердце. Как этой ночью.

Далеко он не заезжал – на километр-другой, не больше. Его внедорожник скакал по верхушкам дюн, как челнок в волнах, единственная фара озаряла бледным светом пески. Все вокруг сливалось в темноте – ни дать ни взять смутный коллаж из дюн, камней и лунного света, однако же Захир как будто знал, куда ехать. Он прокладывал себе путь в этом невнятном пейзаже, пробирался от склона к оврагу, от каменистой площадки к полю валунов, точно по улицам ездил. Наконец, свернув в расселину между высокими дюнами, бедуин остановился перед одиноким чахлым кустом абаля.

Захир достал из машины солому и дрова, развел костер. Хворост вспыхнул, чуть только он поднес к нему спичку, – будто оранжевый цветок раскрылся с первым теплом солнца. Бедуин заварил чай в старом закоптелом чайнике, раскурил кальян. Завернувшись в теплую накидку от вечерней стужи, он смотрел на пламя, потягивал Дым из мундштука под басовитый треск костра и печальное тявканье пустынной лисы где-то вдалеке, среди тишины.

Бывало, Захир приезжал сюда с братом Саидом или сынишкой Мухсеном, своим наследником, светочем жизни. Они вместе сидели под звездами, пели старинные кочевничьи песни и пересказывали историю рода – как он пришел в Египет из аравийских земель Рашайда много веков назад. Многое изменилось с тех пор. Многое было утрачено. На месте палаток выросли дома из кирпича и бетона, верблюды уступили дорогу джипам, свободу подменили налогами, справками, паспортами и прочей бюрократической шелухой. В душе бедуины остались такими, как их предки, пустынные жители и кочевники, но возвращались к этой жизни лишь на несколько часов – чтобы напомнить себе, кто они, хоть ненадолго обратиться к своим прославленным корням.

Так и Захир, полулежа под звездами и попыхивая трубкой, мыслями обращался к истории. Особенно вспоминал он своего прародителя, Мухаммеда Вальд Юсуфа Сабри аль-Рашайда, величайшего из бедуинов, отца его племени, который на верблюдах исходил всю Сахару вдоль и поперек, пока не осталось для него ни единого незнакомого уголка, ни единой песчинки, на какую бы он не ступал.

А сколько было чудесных историй о старике Мухаммеде, сколько легенд и сказок, переживших многие колена! Только одну Захир ставил превыше других. В ней соединилось все наидостойнейшее, что он знал за своим народом и семьей. Легенда эта гласила: однажды, уйдя в самую глубь Сахары, на двести с лишним километров от ближайшего оазиса, старик Мухаммед встретил путника. Тот ковылял по песку без пищи, воды и верблюда, и только грифы безмолвно кружили над ним в ожидании его неминуемой смерти.

Путник, как оказалось, принадлежал к бедуинам Куфры, племени бану салим – кровным врагам аль-Рашайда. Родной брат Мухаммеда погиб при набеге бану, так что старик вправе был перерезать путнику глотку тем самым ножом, что висел у Захира на стене гостиной. Вместо этого же он дал ему напиться из собственного полупустого бурдюка, посадил на верблюда и семь дней вез туда, где обоих, едва живых, ждало спасение.

– Зачем ты это сделал? – спросил бедуин Куфры, завидев селение впереди. – Зачем спас меня? Ведь между нашими племенами вражда! Ведь мы причинили друг другу столько непоправимого горя!

Мухаммед же ответил:

– Для бедуина Рашайда нет долга священнее, чем забота о том, кто оказался в нужде, кем бы они ни был.

Когда-то эта история была для Захира источником радости и гордости. Сколько раз он пересказывал ее сыну и заповедовал жить, как старик Мухаммед, с тем же достоинством, человечностью и состраданием к людям! А сегодня, после того, что случилось, ему уже не было радостно. Наоборот, он чувствовал горечь и стыд.

Ибо у бедуинов Рашайда нет долга священнее, чем забота о тех, кто оказался в нужде.

Захир пошарил в кармане и вытащил старинный компас, открыл его и задержал взгляд на инициалах под крышкой – «А.Х.». Его черные глаза сверкнули в свете костра, в памяти, бередя душу, зазвучали слова предка. Что толку знать пустыню как свои пять пальцев, хранить старинные песни и предания, если не можешь исполнить главную заповедь бедуина? Ему доверили задание, а он не справился. Осознание вины давило тяжким грузом. Здесь, в безлюдной глуши, куда Захир приезжал ощутить себя наследником великих аль-Рашайда, все теперь говорило ему, что он их недостоин.

Ибо у бедуинов Рашайды нет долга священнее, чем забота о тех, кто оказался в нужде.

Захир допил чай и еще долго сидел с трубкой во рту. Не в силах вернуть душевный покой, который он так ценил, бедуин засыпал костер песком, побросал вещи в машину и отправился домой. Дюны вздымались и опадали вокруг него, словно пустыня сокрушенно качала головой.

Каир

– Что вы знаете об ирано-иракской войне? – неожиданно раздался голос Молли Кирнан: она варила кофе на кухне.

– Это что, лекция по истории? – язвительно спросила Фрея. – Вообще-то мне сегодня уже пришлось одну выслушать. Довольно увлекательно, но сейчас я не в настроении.

Кирнан выглянула из сервировочного окошка. Вид у нее был недоумевающий.

– Я устроил для нее экскурсию на тему Зерзуры, – пояснил Флин. – В музее.

– А-а. – Кирнан кивнула, наливая из чайника кипяток. – Нет, я не буду читать вам лекций – это оставим профессионалам.

Она склонила голову в сторону Флина и продолжила готовить кофе.

– Всего несколько вводных слов. Никаких Бен-бенов и папирусов, обещаю.

Загремели кружки – Молли исчезла из виду, а через миг появилась в дверях с подносом и поставила его на пол у дивана.

– Боюсь, кроме растворимого, предложить нечего, – сказала она, передавая Фрее и Флину кружки. – Молока с сахаром тоже нет, но, думаю, все лучше, чем ничего.

Третью кружку она взяла себе, подошла с ней к окну, отдернула шторы и выглянула на улицу, перед тем как повернуться к собеседникам.

– Ну, так как? – спросила она Фрею, уперев руку в бок, дуя на горячий кофе. – Вы что-нибудь о войне знаете?

Фрея пожала плечами:

– Совсем немного. Только то, что передавали в новостях, когда там высадились наши войска. Ведь это мы поддерживали Саддама, снабжали оружием?

Флин хмыкнул.

– Да уж, не звездный час свободного мира. Поддержать диктатора и палача в интересах ущербно понятой реалполитики.

Кирнан цыкнула и нетерпеливо тряхнула головой.

– Только в политику вдаваться не будем, ладно? Ближе к теме – Фрея ведь это желает услышать.

Флин не ответил, только заглянул в кофейную кружку.

– Война продолжалась с восьмидесятого по восемьдесят восьмой год, – сказала Молли. – Саддам Хусейн сцепился с Хомейни. Два совершенно варварских режима, однако иракский казался меньшим из зол, поэтому мы, как правильно заметил Флин, были готовы поддержать Саддама финансово, в плане разведки, оружия…

– В том числе биологического, благодаря спецуполномоченному Дональду Рамсфелду, – ввернул Флин.

Молли Кирнан опять на него цыкнула.

– Кроме нас, его поддержали еще пол-Европы и многие другие страны, причем все по той же причине: потому что альтернативу, сиречь победу Хомейни и его клики революционно настроенных безумцев, было страшно представить. Как в свое время сказал Киссинджер, жаль, что они оба не могли проиграть, но если уж кому-то суждено было стать победителем, то лучше Саддаму.

– Да уж, верный оказался союзник, – буркнул Флин.

Кирнан раздраженно покосилась на него.

– Хватит! Сейчас важно понять только то, что в середине восьмидесятых, после первых побед, Ирак очень вырос в военном плане. Тем не менее, несмотря на первосортное вооружение и более тренированные войска, война перешла в стадию вынужденного конфликта, что было на руку Ирану: иранские войска насчитывали втрое больше пехотинцев. Они даже потерь не замечали – на место убитого тут же находили замену. – Тут Кирнан слегка пожевала губами, как если бы такой ход мыслей был ей отвратителен. – Дело в том, что значительная часть иракской армии состояла из шиитов, а правительство Саддама было суннитским. Это не могло не волновать диктатора.

Фрея, сидя напротив, потягивала жидкий, безвкусный кофе и гадала, зачем ее пичкают всей этой чертовщиной. Флин откинулся на спинку дивана и смотрел в потолок, скользя взглядом по диагональной тонкой трещине.

– В восемьдесят шестом Саддаму пришлось серьезно понервничать, – продолжила Кирнан. Левой рукой она нащупала крестик на шее и стала вертеть его в пальцах. – Стало ясно, что победа ему почти не светит, даже при поддержке Запада. Он, как боксер перед финальным рингом, чувствовал расклад сил; понимал, что отстает по очкам, что противник чувствует себя на коне, что время только ослабляет его оборону. Ему требовался один хороший нокаут, который закончил бы бой и послал бы Иран в отключку. – Молли взглянула на Фрею в упор. – Очевидно, таким нокаутом должен был стать ядерный удар по Тегерану, – тихо подытожила она.

Фрея удивленно посмотрела на нее.

– Но я думала…

– Что у Саддама не было бомбы? – договорила за нее Кирнан. – Верно, не было. Но он отчаянно хотел ее заполучить. И что бы там ни говорили Блике и прочие сердобольцы из ООН, ему удалось подойти к цели гораздо ближе, чем было признано официально.

С улицы донесся визг и вой дерущихся котов. Кирнан еще раз осторожно выглянула из окна, потом вернулась и села на подлокотник дивана рядом с Флином.

– Хотите – верьте, хотите – нет, но сделать атомную бомбу технически несложно, – произнесла она, отпивая кофе. – И уж конечно, не для главы государства с его научными ресурсами. Главная проблема – где добыть начинку, а именно плутоний-239 или уран-235. Я не буду вдаваться в дебри физики – честно сказать, я в ней не сильна, – а скажу только, что выработка этих радиоактивных изотопов нужной чистоты в нужных количествах невероятно сложна, долга и дорогостояща, поэтому осуществлять ее могут лишь несколько стран. Самому Саддаму было нипочем не повторить это процесс, и, уж конечно, черта с два другие страны допустили бы его в свой «ядерный клуб». Поддержка поддержкой, но надо и честь знать. Поэтому Саддам начал поиски в других местах, стал прощупывать самых нечистоплотных торговцев оружием на предмет поставки сырья. И вот, в конце восемьдесят шестого, один такой человек отыскался. – Она допила кофе. – Романи Гиргис.

Фрея уже готовилась взбунтоваться и потребовать объяснений тому, как эта историческая чепуха связана с убийством ее сестры и с тем, что случилось с ней за последние сутки, но сдержалась, чуть только услышала имя Гиргиса.

– Он что, торгует оружием? – удивилась она.

– Да, среди прочего, – вставил Флин, наклоняясь вперед. – У него много занятий: оружие, наркотики, проституция, вывоз музейных ценностей… В каком только навозе он не порылся. Тем не менее оружие – его основная статья дохода.

– Значит, он раздобыл для Хусейна бомбу?

– Если точнее, пятьдесят кило высокообогащенного оружейного урана, – ответила Кирнан. – Этого хватило бы для того, чтобы соорудить две боеголовки с разрушительным эквивалентом бомбы, сброшенной на Хиросиму. Одним ударом Саддам мог сровнять с землей Тегеран и Мешхед, закончить войну, подавить иранскую революцию и утвердить единоличную власть во всем регионе. Короче говоря, изменить ход истории. И это ему почти удалось.

Она дала Фрее переварить услышанное и поднялась.

– Еще кофе?

Флин передал ей свою кружку, Фрея отказалась. Кирнан удалилась на кухню. На краткий миг Флин и Фрея встретились взглядами и тут же их отвели.

– Даже спустя четверть века невозможно точно воссоздать все подробности махинации Гиргиса, – произнес голос Кирнан. На улице все еще выли коты. – Достоверно известно, что уран он приобрел у советского агента по имени Леонид Канунин – исключительно гнусного типа, которого потом прикончили в одной из парижских гостиниц, – а тот, в свою очередь, имел связи с военными. Проследить источник нам так и не удалось, да это уже и не важно. В ноябре 1986-го Гиргис нанял военно-транспортный самолет «Ан-24» под управлением некоего Курта Рейтера, матерого наркоторговца и поставщика оружия времен холодной войны. Самолет этот приземлился для встречи с Кануниным на аэродроме в северной Албании, где два представителя Гиргиса забрали товар и отдали задаток в пятьдесят миллионов долларов. Чтобы сбить других со следа, было решено сделать крюк – доставить груз сначала в Хартум и только потом – в Багдад. При благополучном прибытии Канунину автоматически перечислились бы остальные пятьдесят миллионов, Гиргис получил бы свои двадцать процентов, Саддам – бомбу, Иран – ядерный удар. Все пляшут и поют.

Молли вернулась в гостиную с двумя кружками в руках, одну передала Флину, а с другой снова уселась на диванный подлокотник. Воцарилось молчание. Фрея смотрела на пол, обдумывая то, что только что сказала Кирнан. Потом она подняла глаза и задала вопрос, который чуть не сорвался у нее с языка пять минут назад:

– Не понимаю, как это связано с моей сестрой. И при чем тут оазис?

Кирнан натянуто улыбнулась.

– Я к этому подхожу. Мы многое выяснили о ходе операции – от своих людей из окружения Гиргиса и Канунина, но в основном самые общие сведения: что затевалось, кто в этом участвовал – никаких дат, сроков и координат. Буквально за пару часов до албанского рандеву удалось выяснить способ транспортировки урана и маршрут, однако перехватить самолет на аэродроме мы уже не успевали. Оставалась мизерная возможность задержать его на перезаправке в Бенгази, но тогда у нас были сложные отношения с Каддафи, так что это было бы проблематично. Поэтому мы решили дождаться посадки в Хартуме. По ту сторону Красного моря, в Саудовской Аравии, размещался отряд особых войск, да и Израиль предупредили о необходимом содействии. Все должно было пройти как по маслу, и прошло бы, не вмешайся мудрая мать-природа.

– Мать-природа? – недоуменно переспросила Фрея.

– То, чего мы не предвидели, – вздохнула Кирнан. – Над Сахарой «Ан-24» угодил в песчаную бурю и потерял оба двигателя. Наша радиостанция перехватила сигнал бедствия из района плато Гильф-эль-Кебир, а потом самолет исчез с экрана радара – только его и видели.

Перед Фреей впервые забрезжил свет понимания.

– Так он разбился в оазисе? Вот из-за чего весь сыр-бор, вот зачем Гиргису нужны фотографии! Самолет упал в Затерянный оазис!

Кирнан невесело улыбнулась.

– Мы, к сожалению, не так скоро об этом догадались, – сказала она. – Все, что нам было известно, – это что «Ан» рухнул где-то в окрестностях плато, то есть посреди пяти тысяч квадратных километров пустыни и скал. Спустя шесть часов удалось поймать еще один сигнал, на этот раз от второго пилота по имени Руди Шмидт, который, по всей видимости, единственный выжил в аварии. Сообщение длилось всего полминуты, его сильно засоряли помехи, но Шмидт успел рассказать, где разбился самолет: в лесистом ущелье, среди древних руин, вблизи гигантского храма, украшенного рельефами в виде обелисков.

– Камень Бен-бен, – прошептала Фрея. И хотя в комнате было тепло, ее руки покрылись мурашками.

– Даже без этого уточнения стало ясно, что это «уэхат сештат», – перехватил нить повествования Флин. – На две сотни миль вокруг Гильф-эль-Кебира нет ни одного другого памятника древности, да к тому же внутри ущелья. Можно было бы даже признать – с большой натяжкой, – что это какое-то неизвестное место, но символы Бен-бена убеждали в обратном. – Он тряхнул головой и наклонился вперед, чтобы подобрать оброненные фотографии. – Вероятность – одна миллионная доля, – добавил Броди, листая снимки. – Одна миллиардная. Вся Сахара была под крылом – а их угораздило разбиться в Тайном оазисе! Это все равно что сбросить над Нью-Йорком катушку ниток, а они проделись бы в игольное ушко. Нарочно не придумаешь.

Кирнан сидела на подлокотнике и, склонив голову набок, разглядывала фотографии – в первый раз. Глаза ее сияли.

– Двадцать три года мы искали этот самолет, и все зря, – сказала она. – «Пожар в пустыне» – таково кодовое название поисковой операции. Конечно, чрезвычайно секретной: даже в агентстве о ней знала лишь горстка людей. Было решено не привлекать египетские власти из опасения, что кто-то оповестит Гиргиса об опасности. И все равно, с такими развитыми технологиями – камерами спутников, воздушной разведкой, БЛА – мы должны были разыскать оазис за считанные дни. – Она выпрямилась и посмотрела на Фрею. – Мы прочесали каждый дюйм Гильф-эль-Кебира и двести километров прилегающей пустыни вокруг него, но ни шиша не нашли. Искали с воздуха, искали из космоса, искали на земле, перевернули каждый камень от Абу-Балласа до Великого песчаного моря и от Гебель-Увейната до Иергехды. И после всего этого… – она горько усмехнулась, – ничего. Тридцатиметровый, двадцатитонный самолет просто исчез. Я меньше всего верю в приметы, но когда думаю о том, что написано в папирусе – проклятиях, заклинаниях невидимости… Может, Имти-Хентика был не так уж не прав. Другого объяснения дать не могу.

Снаружи завыла сирена автомобильной сигнализации и почти сразу умолкла. Кирнан снова выглянула из-за гардин, потом вернулась к дивану, скрестила руки на груди.

– В первые годы мы бросили все силы на решение этой задачи, – продолжила она. – И только потом решили действовать по-другому: предположили, что если нам не удалось отыскать оазис, то Гиргису или кому другому – и подавно. Мы, конечно, следили за ситуацией, особенно после 11 сентября. Страшно было представить, что случится, если группировка вроде «Аль-Каиды» пронюхает о пятидесяти килограммах обогащенного урана, лежащих посреди пустыни без охраны. Продолжали прочесывать местность со спутников и с земли, разместили в Харге отряд быстрого реагирования на экстренный случай… хотя в основном мы полагались на временных сотрудников – гражданских, обладающих знаниями в нужной нам области или связанных с интересующей нас местностью, которые могут заметить то, что от нас ускользнуло. – Тут она показала кивком на диван. – С Флином я познакомилась в девяностых. После… – она на секунду запнулась, подбирая выражения, – его расставания с британской разведкой и возвращения в египтологию я с ним связалась, попросила помочь. Естественно, он был первым кандидатом во временные сотрудники, учитывая его прошлое.

– А что насчет Алекс?

– Твою сестру тоже выбрали по понятной причине. Наши пути пересеклись еще в Лэнгли – она замещала кого-то в отделе картографии ЦРУ. Когда до меня дошел слух, что она поселилась в Дахле, я разыскала ее и объяснила ситуацию. Никто из моих знакомых не знал Гильф-эль-Кебир лучше Алекс, если не считать Захира аль-Сабри. Твоя сестра согласилась участвовать в поисках, а мы в ответ обязались финансировать ее исследования. Мне, правда, кажется, что ее привлекало скорее само задание, нежели деньги или желание защитить мир. Она смотрела на это как на захватывающее приключение.

Фрея печально покачала головой. «Именно так Алекс и можно было соблазнить, – подумала она. – Чем-то необычным, захватывающим. Она никогда не могла устоять перед загадкой. Это ее и сгубило, бедную Алекс. Бедная, милая Алекс!»

– …рассказывали им все вкратце, – разливалась Кирнан. – Они докладывали мне о находках, напрямую с агентством не связывались. Мы уже почти убедили себя, что самолет никогда не найдут, что он канул в местный аналог Бермудского треугольника, как вдруг… – Она тяжко вздохнула. – Через двадцать три года находят тело Руди Шмидта, и начинается свистопляска.

Кирнан издала еще один тяжкий вздох и потерла себе виски. В этот миг она показалась Фрее даже более вымотанной, чем при встрече у порога.

– Поверить не могу, – устало произнесла Молли и поникла плечами, словно на них лежал большой гнет. – А уж как все это тревожит, вы тоже должны понять. Саддама теперь, правда, нет, но найдется толпа других, кто с превеликой радостью подхватит сделку. А Романи Гиргис не из тех, кто привередничает. – Она развернулась и снова выглянула в окно. Потянулась долгая пауза.

– Ну так что? – спросила Фрея, нарушая тишину. – Что вы собираетесь предпринять?

Кирнан пожала плечами:

– Предпринимать нам, в сущности, пока почти нечего. Это… – она показала на снимки, – прогоним через компьютер, подстегнем службу наблюдения за Гильфом и Гиргисом, а в остальном… Будем следить, ждать, плевать в потолок. Как-то так.

– Но ведь Гиргис убил мою сестру! – воскликнула Фрея. – Он убил Алекс.

Кирнан наморщила лоб. Ее взгляд метнулся к Флину, а тот чуть заметно тряхнул головой, словно говоря «пусть ее».

– Гиргис убил мою сестру, – повторила вспыхнувшая Фрея. – И я не собираюсь сидеть сложа руки. Понятно? – Она повысила голос. – Я этого так не оставлю.

Кирнан подошла к ней и присела на корточки, обняла за плечи.

– Гиргис свое получит, – тихо сказала она. – Уж в этом вы можете на меня положиться.

Обе замолчали. Кирнан несколько секунд смотрела Фрее в глаза, потом кивнула и поднялась.

– Думаю, мы поговорили достаточно, а теперь вам пора в душ. Запашок, знаете ли…

Она улыбнулась, и Фрея, себе на удивление, тоже. На нее вдруг навалилась усталость.

– Вы говорили, там есть одежда, – сказала она, поднявшись.

– Первая спальня направо. Все сложено на кровати, там же и полотенца. И осторожнее со смесителем в душе – он включается, когда захочет.

Фрея кивнула и направилась к двери, вышла в коридор и, что-то вспомнив, заглянула обратно.

– Простите за пистолет в такси, – сказала она Флину. – Я не собиралась стрелять.

Он махнул рукой:

– Знаю. Вы не сняли его с предохранителя. Кстати, постарайтесь оставить нам горячую воду.

Кирнан отнесла кружки на кухню, вернулась в гостиную и села в кресло, которое только что занимала Фрея. Из дальнего угла квартиры донесся шорох душа.

– Она точь-в-точь как Алекс, правда?

Флин опять уткнулся в фотографии.

– Да, и все же другая, – ответил он, поднимая глаза на Кирнан. – Менее жизнерадостная. У нее явно было что-то в прошлом. – Он поднес одно фото к глазам, прищурился. – Алекс не говорила, что между ними произошло, – добавил он чуть погодя. – Это единственное, о чем она никогда не рассказывала.

Он опустил фотографию и взял другую. Кирнан наблюдала за ним, постукивая пальцами по подлокотнику.

– Нашел что-нибудь?

Флин покачал головой:

– Нет, хотя вот это… Интересно.

Он протянул ей снимок статуи с головой крокодила. Она стояла на кубическом постаменте, где четко виднелся рельеф – иероглифический текст в обрамлении змеиных колец.

– Себек и Апоп? – спросила Кирнан.

Броди кивнул:

– Та же формула проклятия, что и в папирусе Имти-Хентики. «Да сокрушит лиходеев пасть Себека, и да поглотит утроба змея Апопа». Только здесь кое-что добавлено. Смотри. – Археолог постучал пальцем по нижнему краю снимка. – «Там сбудутся все их страхи, а ресутбену – кошмары – станут живой пыткой». Не великое открытие, но с научной точки зрения любопытно. Еще один кусочек исторической мозаики.

– И что, он приближает нас к оазису?

Флин хмыкнул.

– Ни на миллиметр.

Он еще раз пролистал стопку фотографий, потом швырнул ее на диван и поднялся.

– Если возможно, хорошо бы добавить снимкам четкости. Хотя скорее всего это ничего не даст. Молли, ты зря тратишь время. Фотографии не помогут.

Он прошел к деревянному буфету у дальней стены, достал оттуда почти пустую бутылку виски «Беллз» и стопку.

– Для профилактики, – пояснил Флин, заметив неодобрительный взгляд Кирнан.

Он налил стопку, опрокинул ее в себя и наполнил снова, после чего вернул бутылку на место и сел. Какое-то время Флин задумчиво взбалтывал виски в стопке – янтарная жидкость пыльно-золотым языком облизывала изнутри стеклянные стенки. В ванной шумела вода. Отпив половину виски, Броди обратил взгляд на Кирнан.

– Тут еще один момент, Молли.

Она подняла брови, склонила голову.

– Есть подозрение, что кто-то прослушивает ваш мобильный.

Кирнан ничего не ответила, однако стук пальцев прекратился – похоже, слова Флина застали ее врасплох.

– Когда Фрея приехала в Каир, она оставила сообщение на вашем автоответчике, – продолжил Броди. – Дала знать, что пойдет в университет – со мной встретиться. А через полчаса примчалась банда громил, и все – ко мне в кабинет. Можно, конечно, предположить, что кто-то искал ее там и предупредил Гиргиса, но в музее я тоже звонил на ваш автоответчик. Итог: банда вваливается в музей и режет горло моему хорошему другу. Слишком много совпадений. Ваш телефон на прослушке у Гиргиса.

За все их пятнадцатилетнее знакомство Флин ни разу не видел Молли встревоженной. До сих пор.

– Быть такого не может! – Она вскочила с дивана, теребя крестик. – Невозможно в принципе.

– Другого объяснения я не вижу. Либо Фрея лжет, либо вы работаете на Гиргиса. Для меня и то и другое сомнительно.

Кирнан вытащила свою «Нокию» из сумки на столе.

– Этот аппарат из агентства, Флин, – сказала она, размахивая телефоном. – Его нельзя взломать или прослушать. На нем куча паролей, пин-кодов, специальных кодов владельца – настоящий частокол. Даже чертовым русским такое не по зубам. Это невозможно.

«Опять что-то новенькое, – подумал Флин. – Раньше Кирнан никогда не повторялась». Он допил виски.

– Кто-то из своих?

Молли прикусила губу.

– Нет, – отмахнулась она. – Нет-нет. Не может быть. ЦРУ не лезет в личные каналы связи своих сотрудников. Конечно, технологии позволяют, но для прослушки собственных агентов требуется доступ самого высокого уровня. Немож… просто не верится. Должно быть еще какое-то объяснение.

Флин пожал плечами, залез в карман джинсов и вытащил визитку, которую дал ему Энглтон в отеле «Виндзор».

– Как бы то ни было, следует его проверить.

Кирнан внимательно рассмотрела карточку.

– Он за мной следил какое-то время, – продолжил Броди. – Появлялся там, где не должен был. Например, в музее – как раз когда гориллы Гиргиса волокли нас к машине. Доказательств у меня нет, но, могу поспорить, источник информации у них общий. Кем бы этот тип ни был, он точно занят не связями с общественностью.

Кирнан прямо-таки буравила визитку глазами. Ее рука дрожала, лицо вдруг побледнело, словно это открытие потрясло ее больше других. Шелест воды в душе прекратился. В наступившей тишине Кирнан бросила в сумку визитную карточку и телефон.

– Уезжайте из Каира, – неожиданно твердо, властно произнесла она, обернувшись к Флину. – И вообще из Египта. Уезжайте оба, сегодня же вечером. Стало слишком опасно. Ситуация выходит из-под контроля. Уже вышла.

– Не обижайтесь, Молли, но я – гражданское лицо, и вы не вправе мне приказывать. Я поступлю как захочу.

– Вам жить надоело?

– Отнюдь. Я хочу найти оазис, – ответил Флин, упирая в нее твердый немигающий взгляд. – И пока не найду, никуда не уеду.

Кирнан, казалось, вот-вот взорвется. Однако она села на диван рядом с Флином, коснулась рукой плеча археолога.

– Дело только в оазисе?

Он посмотрел на нее и перевел взгляд на стакан.

– Вы о чем?

– О том, что вы действуете не только из любви к науке и желания остановить Гиргиса.

– До жути смахивает на психоанализ.

– А я думала, на слова друга, который заботится о вас и не хочет, чтобы вы пострадали.

Флин вздохнул и накрыл ее ладонь своей.

– Простите за грубость. Просто… ну, знаете…

Он не договорил. Кирнан стиснула его ладонь.

– Что было, то прошло, Флин. Та девочка осталась в далеком прошлом. И какую бы епитимью вы на себя ни наложили, ваш грех давно искуплен. Пора двигаться дальше.

Броди молча смотрел себе под ноги.

– Я знаю, для вас это важно, – продолжила Кирнан, – но сейчас, поверьте, у меня своих забот по горло, чтобы еще за вас трястись. Порадуйте старуху, исчезните из города. Сделайте милость – хотя бы пока пыль не осядет и я не разгребу то, что навалилось за сутки. Поверьте, дел мне хватит надолго.

Флин потер глаза и задумчиво поднес ко рту пустую стопку.

– Я могу помочь.

– Ой, только не надо! – Кирнан бессильно тряхнула головой. – Вы чего-то недоделали за десять лет операции «Пожар в пустыне»? Как еще вы можете помочь? Как?

– Ну, еще раз посмотрю свои записи, кадры со спутника, данные магнитометрии. Вдруг я что-нибудь упустил? – В голосе Броди звучала мольба – как у ребенка, который упрашивает родителей оставить его допоздна перед телевизором. – Должна же быть хоть какая-то зацепка, – твердил он. – Должна быть. Должна.

– Флин, вы уже тысячу раз все проверили. Десять тысяч раз – и ничего не нашли. Это тупик.

– Я съезжу к Гильфу… могу…

Он заметался в поисках ответа. Кирнан встала.

– Единственное, куда вы поедете, – это в аэропорт, а оттуда первым же рейсом…

– Я схожу к Фадави! – почти выкрикнул Флин. – Навещу Хассана Фадави, – повторил он, глядя Кирнан в лицо. – Он всегда хвастал, что знает про оазис. Мне так говорили. Врал скорее всего, но все равно надо бы поговорить с ним об этом.

Кирнан хотела было с ним поспорить, но передумала и с прищуром оглядела англичанина, взвешивая альтернативы.

– Вы же говорили, что вам он не признается, – сказала она после некоторого молчания. – Скорее язык себе отрежет.

– Это его способ послать подальше. И все же попытаться стоит. На кону слишком многое.

Он уже чувствовал, что Кирнан почти согласна, и решил поднажать:

– Я съезжу и повидаюсь с ним. Если выгонит, сделаю по-вашему: возьму отпуск, уеду на пару недель в Англию. Ну же, Молли, мне надое ним встретиться. Неужели все мои старания впустую? Рано меня списывать, есть еще выход. Погодите.

Кирнан не двигалась – только рука опять потянулась к цепочке с крестом.

– А как же Фрея?

– Ну, ее тоже следовало бы отправить первым рейсом домой… но с учетом характера она вряд ли так тихо сдастся. – Кирнан со вздохом сложила руки на груди. Оба опять замолчали. – Ладно, – нехотя продолжила Молли. – Поговорите с Фадави. Если он что-то знает – действуем по обстоятельствам. Но если это обманка…

– Тогда я уберусь ко всем чертям. Честное шпионское. – Он изобразил салют.

Молли улыбнулась, еще раз стиснула Флину ладонь и Ушла в другой конец комнаты, где сняла с подставки радиотелефон и отправилась на кухню. Через несколько секунд оттуда донесся ее голос. Она очень четко, деловито распорядилась насчет двух срочных паспортов и попросила проверить, есть ли свободные места на авиарейсы из Каира в ближайшие двенадцать часов.

Флин был прав: сдаваться Фрея не пожелала.

Она вышла из душа спустя десять минут. Одежда, которую Молли подыскала для гостьи – джинсы, рубашка, кардиган и удобные кеды, – пришлась почти впору, хотя джинсы пришлось подвернуть, а рубашка и кардиган оказались тесноваты. Бюстгальтер не пригодился совсем – он был натри размера больше.

Лишь только Кирнан объявила, что ради безопасности Фрее необходимо уехать из Египта, девушка напрочь отказалась: она, мол, не намерена оставлять смерть сестры безнаказанной.