Текст книги "Исчезнувший оазис"

Автор книги: Пол Сассман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 31 страниц)

Каир

Сай Энглтон локтем прикрыл дверь квартиры Флина. Уборщик спускался по лестнице вниз, ритмично стуча пластиковыми шлепанцами, – он собирался было задержаться, разнюхать, зачем американец сюда явился, но получил еще пару банкнот сверх того, что ему заплатили за вход, и приказ сматываться. Энглтону совсем не хотелось, чтобы старый неряха наследил в квартире – незачем Броди знать о незваных гостях.

«Дело серьезное, так что постарайся оправдать репутацию. Не зря же тебе столько платят».

Дверь глухо щелкнула и захлопнулась. Энглтон натянул пару тонких резиновых перчаток. Бахилы он надел еще на лестнице, так что его присутствие следов не оставит. Хотя даже это – излишняя перестраховка. У Броди нет никаких причин опасаться вторжения и уж тем более что-то подозревать. Правда, осторожность никогда не помешает: чертов англичанин может оказаться совершеннейшим параноиком, что вполне объяснимо (с его-то прошлым!), и тогда малейшая оплошность погубит всю операцию.

Энглтон посмотрел на часы. Времени впереди уйма – самолет из Дахлы еще даже не взлетел, так что можно было спокойно осмотреться. Ничего конкретного он не искал – так, привыкал к обстановке, оценивал характер владельца, чтобы понять, каким боком его занесло в «Пожар». Обошел гостиную, кухню, ванную, две спальни, кабинет, заснял все на цифровик, а мысли и впечатления изложил диктофону.

Неопытный наблюдатель едва ли узнал бы много о владельце, кроме того, что он холостяк, египтолог, по натуре замкнут, любит слушать классику и ездить с раскопками в пустыню, интересуется политикой, особенно на Среднем Востоке, и футболом, судя по шарфу фаната «Аль-Ахли» и фотографии команды с подписями. Вдобавок Броди держал себя в форме, читал по меньшей мере на пяти языках, не дружил с алкоголем и не чурался добрых дел (благодарственные письма от сиротского приюта в Луксоре и от руководителей программы по улучшению условий жизни в Маншият-Насире, каирском квартале мусорщиков-заббалин). Такое вот общее впечатление: абрис, силуэт, никакой глубины.

Однако Энглтон, опытный наблюдатель, умел читать между строк. Осматривая каждую комнату, он умудрялся выуживать всю подноготную. В ванной, к примеру, в разбитых кроссовках «Каяно» обнаружился электронный шагомер с дальномером, в памяти которого хранились записи о пробежках Броди за последние две недели: десять километров за тридцать шесть минут и две секунды, двадцать – за семьдесят пять минут и тридцать одну секунду, пятнадцать километров – за пятьдесят три минуты двенадцать секунд. Похоже, англичанин не просто поддерживает форму, а серьезно тренируется. На прикроватном столике – лампа с помятым абажуром, а за ней – вмятины на стене и рядом – полупустой флакон с таблетками «Ксанакса»… Значит, Броди страдает кошмарами, мечется в темноте, пьет успокоительное. Все это подтверждало имеющиеся у Энглтона разведданные.

Куда любопытнее было фото Алекс Хэннен в гостиной. Неясно, спал с ней Броди или нет… Нет, пожалуй: любовники обычно хранят несколько снимков друг друга, особенно если живут порознь, а тут – лишь один. Очевидно только, что Броди питал к ней теплые чувства, – о том свидетельствовала дорогая серебряная рамка фотографии, но Энглтон проголосовал бы за близкую дружбу.

Как бы то ни было, куда больший интерес представлял сам снимок, особенно мелкие детали, способные о многом рассказать. Снято в пустыне, скорее всего – на западе Египта, учитывая обоюдный интерес парочки к этой области, причем самим Броди: в солнечных очках Алекс было его отражение. На заднем плане чуть размыто виднелись оранжевые ящики для оборудования (один такой, с каким-то радаром или сейсмодатчиком внутри, стоял у Броди в холле). Наибольшее любопытство вызывал некий объект за спиной Броди, также отразившийся в стеклах очков Алекс, – Энглтону пришлось долго всматриваться, разглядывая его сквозь лупу, которую Сай постоянно носил с собой. По форме похоже на край паруса или крыла – нет, не самолетного, по размерам маловато. Может, край дельтаплана или мини-вертолета? Разглядеть трудно, а забрать с собой фотографию и сделать цифровое увеличение – время не позволяет. В любом случае фото многое рассказало: Броди и Хэннен, кроме того, что близко дружили, выполняли какой-то совместный проект. Было ли это единичным рейдом или частью большого исследования, неясно, но пока картинка складывается отчетливая.

Энглтон разглядывал снимок еще ми нут двадцать, потом посмотрел на часы – оставалось полно времени – и вернулся в кабинет. Там Сай уже побывал, но решил проверить лишний раз – все-таки именно там находился центр мирка Броди. Авось удастся разнюхать что-нибудь новенькое…

Он снова уставился на иллюстрацию в рамке, повторил в диктофон комментарий к ней: «Город Зерзура подобен белому голубю, и птица на вратах его», – несмотря на то, что делал это прежде, в первый проход по комнате.

Шкафчики картотеки тоже подверглись перепроверке: пять выдвижных ящиков в каждом, все битком набиты заметками, вырезками, фотоснимками, картами, распечатками; все заархивировано по темам, в алфавитном порядке.

На внимательное ознакомление с документами времени не оставалось, поэтому Энглтон решил удовольствоваться беглым просмотром: выдвигал каждый ящик, просматривал папки, то и дело проверял их содержимое: «Бедуины», «Британская пустынная группа дальнего действия», «Китабаль-Кануш», «Пепи II», «Уингейт, Чарльз Орд», «Хепри»… Дважды он более тщательно ознакомился с документами в папках: в первый раз, когда наткнулся на раздел «Спутниковые снимки Гильф-эль-Кебира». В этой папке лежало полсотни цветных фотографий в последовательном приближении, от общего изображения _юго-западной оконечности Египта до четких снимков восточного края плато, где можно было различить даже отдельные скалы. Местами среди песка виднелись брызги зелени – должно быть, пустынный кустарник или пара деревьев, но в остальном область выглядела совершенно безжизненной. Ни следа таинственного оазиса, который искал Броди. Вторая папка, заинтересовавшая Энглтона, носила заглавие «Данные магнитометрии». Вот что за прибор стоит в холле – магнитометр! Черно-белые пятна и кляксы ни о чем не говорили Энглтону, но интересен был сам факт использования аппарата. Как известно, магнитометры применяют для геологической разведки залежей металлосодержащих руд… и металла вообще. В своей лекции Броди особо отметил, что палеолитические племена, жившие на территории Гильф-эль-Кебира, не умели обрабатывать металлы. Что ж, употреблению магнитометра наверняка найдется какое-нибудь вполне невинное объяснение, и тем не менее…

– Зачем ему магнитометр? – проговорил Энглтон в диктофон. – И где он берет данные со спутников? В НАСА? У нефтяных компаний? Проверить, кто имеет к ним доступ.

Он закончил копаться в ящиках и подошел к книжным полкам. Большая часть книг посвящалась археологии, если не считать «политического» раздела с кучей материала по Ираку. За пухлыми томами «Архитектуры Древнего Египта» прятался справочник по русским самолетам – и как он его раньше не заметил!

– «Российский воздушный флот», издательство «Оспри», – начитал Энглтон в диктофон. – Какого черта?

Он вернулся к старомодному письменному столу из полированного дуба, на котором расположились телефон, лампа и настольный прибор – бювар, подставка для ручек, лоток для писем и прочее. Никакого беспорядка. Компьютера не было и в помине; стало быть, англичанин работал на ноутбуке и забрал его с собой в Дахлу. Паршиво. Энглтон пошарил вокруг – авось где-нибудь завалялась флэш-карта, – но ничего не нашел. Время истекало. Он прекратил поиски, переключился на лоток для корреспонденции, где не оказалось ничего интересного, и наконец взялся за книгу – «Клинописные тексты музея „Эрмитаж“», – что лежала посреди стола. Лист бумаги служил закладкой – том раскрылся на фотографии выщербленной глиняной таблички светло-коричневого цвета, густо покрытой значками в виде клинышков. Под фотографией виднелась подпись: «Египетская табличка. Царский архив Лугальзагеси (ок. 2375—50 гг. до н. э.), Урук. Из коллекции Н. Лихачева».

Энглтон уставился на фотографию, перевел взгляд на бумажный лист. На него Броди скрупулезно переписал клинописные символы – по крайней мере те, которые еще читались. Ниже шло что-то вроде транслитерации древних письмен латиницей, а еще ниже (опять-таки по предположению Энглтона) – перевод. Там, где символы были стерты или повреждены, Броди вставил многоточия, а кое-где пометил слова знаком вопроса, словно сомневаясь в своей трактовке.

«…на западе за пределами Калама (Шумера), далеко за горизонтом… великая река Артиру (Итеру/Нил) и земля Каммутуты (Кемет/Египта)… пятьдесят дан на от Бурануна (Евфрата?)… изобилующей скотом, рыбой, зерном, гешнимбар (финиками?)… городе, названном Манарфур (Меннефер/Мемфис?)… царь, который правит всеми… в великом страхе пребывают враги его, ибо… тукул (оружие?), сошедшее… с (небес?) в образе лагаб (камня?) провозят перед битвой впереди царских войск… биль (огонь?), слепящий свет и у-хуб (оглушительный грохот?)… боль и слабость в ногах… Камнем сим поражены враги Каммутуты на севере и юге… востоке и западе стерты с лица земли, так что их царь правит во всех землях вокруг Артиру и никто не смеет ему воспротивиться, равно как восстать на него или пойти войной, ибо в руке его митум (молот?) богов… самое страшное оружие, известное… страшитесь и не восставайте против царя Каммутуты; тот же, кто ослушается, навлечет на себя великий гнев и… погибель».

Энглтон перечитал это еще пару раз и только больше запутался.

– Какой-то бред о камнях и каре небесной, – продиктовал он в микрофон, качая головой. Чем только люди не забивают головы… Потом помолчал и добавил: – Вероятно, к делу не относится.

Он вернул лист на место, закрыл книгу и подвинул в центр стола, чтобы все выглядело как до его прихода. Оглядел комнату напоследок, установил подслушивающие устройства – один «жучок» в телефон, другой за книжную полку, третий под диван в гостиной – и вышел из квартиры. Прошло меньше полутора часов: Броди еще не пролетел и полпути до Каира. «Молодец, точно сработал, – сказал себе Энглтон. – За это тебе и платят как профи».

Дахла

– Алекс никогда бы не уколола сама себя. Тут что-то не так. Поверьте, умоляю!

Доктор Мухаммед Рашид нахмурился и подергал себя за ухо.

– Поверьте мне, – повторила Фрея. – Алекс панически боялась уколов. Я-то думала, она выпила таблетки, иначе сразу бы сказала. Это невозможно!

Ее била нервная дрожь. Фрея не могла успокоиться с тех пор, как Молли Кирнан, уезжая, проговорилась об инъекции. Когда Фрея поняла, о чем шла речь, то сразу же попыталась связаться с Захиром, вернуть его, попросить объяснений. Однако его телефон был отключен, как и у Молли с Флином. Она даже не стала отправлять сообщения – схватила рюкзак и помчалась прямиком через пальмовые и оливковые рощи по тропке, ведущей к главному оазису. Что делать, к кому бежать, Фрея не знала – знала только, что произошла ошибка. Надо что-то делать! Примерно через километр за спиной послышалось какое-то дребезжание, и с Фреей поравнялась повозка, запряженная ослом. Повозкой правил тот самый беззубый старик, которого они с Захиром вчера встретили, – не то Мухаммед, не то Махмуд. Захир предупреждал Фрею не разговаривать с «плохим человеком», но сейчас ей было наплевать на осторожность: нужно было поскорее попасть в Мут. Возница согласился ее подвезти, что-то забормотал и сел к ней почти вплотную, так что его рука касалась ее бедра. Фрея почти не заметила этого – ее слишком волновало другое.

– Мут, больница, – твердила она. – Быстрее, прошу вас.

В поселке возница остановил телегу среди глинобитных хижин, перед фотолавкой под вывеской «Быстро праявка», и махнул водителю проезжающего мимо пикапа, в котором Фрея и провела остаток пути.

Доктор Рашид совершал обход, о чем ей сообщили в вестибюле, и должен был освободиться не раньше полудня. Фрея настояла на том, чтобы увидеться с ним, устроила сцену. Кто-то куда-то позвонил, Рашид спустился и провел ее к себе в кабинет.

– Поверьте мне! – повторила она в третий раз, борясь с дрожью в голосе. – Алекс не могла покончить с собой. Только не так. Это невозможно!

Доктор поерзал в кресле, перевел взгляд с ее лица на стол и обратно.

– Мисс Хэннен, – медленно начал он, снова пощипывая мочку уха, – я знаю, как тяжело…

– Ничего вы не знаете! – выпалила она. – Алекс не могла сделать себе укол! Не могла! Не могла!

Ее голос сорвался. Рашид дал ей немного успокоиться.

– Мисс Хэннен, когда умирает родной человек…

Фрея хотела было возразить, но доктор предупредительно поднял руку.

– Так вот, когда умирает родной человек, особенно при таких обстоятельствах, с этим очень тяжело смириться. Мы не хотим верить, не желаем признавать, что близкий нам человек из-за тяжких страданий предпочел проститься с жизнью. – Врач сложил руки на столе, пошаркал ногами. – У Алекс была неизлечимая, стремительно прогрессирующая болезнь. Из-за нее она в одночасье стала инвалидом, ей грозила неминуемая смерть. Речь шла буквально о нескольких месяцах. Она была женщиной сильной, волевой, хотела распорядиться хотя бы тем временем, которое ей отпущено, и самой решить, как и когда уйти из жизни. Я не одобряю и не оправдываю ее решения. Мне жаль, что она так поступила, но я понимаю причины этого и уважаю ее волю. Как бы ни было горько, постарайтесь и вы сделать то же самое.

Фрея покачала головой, склонившись вперед и вцепившись в подлокотники.

– Алекс не стала бы себя колоть, – твердо повторила она с ударением на «не стала». – Если бы она выпила таблетки, или повесилась, или… – Тут она замолчала, поразившись собственным фантазиям. – Она с детства до ужаса боялась уколов, – продолжила Фрея через несколько секунд, еле сдерживая слезы. – Знаю, мы давно не виделись, но такие страхи запросто не проходят. Ей даже смотреть на иголку было тошно, а уж наполнить шприц и сделать себе инъекцию… Быть этого не могло.

Доктор Рашид глубоко вздохнул и возвел глаза к потолку.

– Порой, если ты очень болен, совершишь и невозможное, – тихо сказал он. – Я много раз с этим сталкивался в своей практике. Это не значит, что вы плохо знали сестру или ее фобия оказалась не так сильна. Просто, когда страдаешь, как страдала Алекс, страх отступает на второй план. То, что обычно пугает, уже не воспринимается так перед лицом медленной и мучительной смерти, лишающей человека последнего достоинства. В преддверии конца Алекс отчаялась, а отчаявшиеся люди решаются на крайности. Простите за прямоту, но я не хочу, чтобы вы себя терзали. Алекс покончила с собой, и приходится признать…

Его прервало громкое гудение пейджера. Доктор извинился, снял телефонную трубку, набрал номер и отвернулся для разговора. Фрея подошла к окну, разглядывая мощеный дворик с огромным лавром посредине. У подножия дерева устроилась на завтрак целая семья, рядом медленно прогуливался человек в голубой пижаме, жуя сигарету. Он катил за собой штатив с капельницей. Фрея рассеянно наблюдала за ним, дожидаясь, пока доктор закончит разговор.

– Алекс вам говорила, что планирует нечто подобное? – спросила она, как только Рашид положил трубку. – Вы с ней беседовали по этому поводу?

Доктор поудобнее устроился в кресле и снова сложил руки на столе.

– Не то чтобы, хотя… такой вопрос пару раз вставал в довольно – как бы это сказать – абстрактной форме.

Она совершенно точно не просила моей помощи, если вы об этом. И я совершенно точно не согласился бы. Я же врач. Моя работа – спасать жизнь, а не отнимать. Алекс знала мои взгляды на этот вопрос.

Фрея шагнула вперед.

– Кто нашел тело?

– Мисс Хэннен, к чему эти во…

– Так кто же? – упорно допытывалась она.

– Прислуга, – ответил доктор со вздохом. – Утром, когда принесла завтрак.

– Где? Где нашли Алекс?

– На заднем крыльце, полагаю. В кресле. Она любила сидеть там, смотреть на пустыню – особенно ближе к концу, когда тело почти перестало ее слушаться. Шприц и пузырек из-под морфия лежали рядом на столике. Все как ожидалось бы.

– А предсмертная записка?

– Насколько я знаю, ее не было.

– И вас это не удивило? Что кто-то покончил с собой, не попрощавшись, не объяснив почему?

– Мисс Хэннен, причины были очевидны. Алекс попросила нас связаться с вами в случае, если с ней что-то произойдет, выразила желание быть похороненной в оазисе, рядом с домом. Ей просто незачем было оставлять записку.

– Допустим. А что стало с пузырьком из-под морфия? – нажимала Фрея. – И шприцем?

Доктор Рашид пожал плечами. На его лице прорезались усталые морщинки.

– Понятия не имею. Наверное, прислуга выбросила. Учитывая обстоятельства, было бы странно…

– У Алекс на плече был синяк, – снова оборвала его Фрея, меняя тему. – Большой синяк. Откуда он взялся?

– Не могу сказать, – бессильно отозвался доктор. – Упала или ударилась обо что-нибудь. В ее состоянии трудно удерживать равновесие. У больных рассеянным склерозом часто бывают синяки. Прошу, поверьте, мисс Хэннен, если бы…

– Куда она укололась?

– Прошу прощения?

– В какое место она сделала себе инъекцию?

– Мисс Хэннен…

– Ну так куда?

Доктор, казалось, уже был готов сорваться.

– В правую руку.

– В правую руку? – Фрея вспомнила морг, тело сестры на каталке. – Чуть ниже локтевого сгиба, так? Там тоже был синячок.

Рашид кивнул.

– Как же ей это удалось?

Он прищурился, словно не понял вопроса.

– Как ей это удалось? – тверже повторила Фрея. – Вы же сами говорили, что она могла двигать только правой рукой, потому что левую парализовало. Уколоть себя в ту же руку она не могла – это физически невозможно. Значит, ей пришлось бы действовать левой. Но высказали, что левая рука не действовала. Так как же? Ответьте мне!

Доктор нахмурился, не находя слов для ответа. Очевидно, этим вопросом он не задавался.

– Каким образом можно сделать укол в ту же руку, которая держит шприц? – нажимала Фрея. – Это невозможно. Смотрите!

Она согнула руку в локте, попыталась дотянуться пальцами до сгиба и только тронула себя за бицепс. Доктор Рашид озадаченно моргал, подыскивая ответ.

– Рассеянный склероз – очень непростое заболевание, – выдавил он медленно, нерешительно, словно раздумывая. – Симптомы исчезают и появляются непредсказуемо. Трудно предвидеть, что произойдет через день или два.

– Вы хотите сказать, что ее левая рука вдруг обрела подвижность?

– Я хочу сказать, что в подобном состоянии может произойти всякое, вплоть до внезапных ремиссий и… – неуверенно произнес он. – В общем, ход болезни трудно предсказать, – повторил доктор Рашид. – Она бывает весьма… загадочной.

– А при вас такое случалось? У пациентов с… как вы говорили… синдромом Мальбурга?

– Со склерозом Марбурга, – поправил он.

– Вы это видели? Чтобы больные вдруг начинали двигать рукой или ногой, которая отнялась? Вы сами наблюдали такие случаи, слышали о них?

Повисла долгая пауза. Доктор покачал головой.

– Нет, – признал он. – Нет, не видел и не слышал. При других, менее агрессивных формах – может быть, но при склерозе Марбурга…

– Тогда как? – повторила Фрея вопрос. – Каким образом моя сестра ввела себе морфий? Если даже забыть о том, что она правша и боялась уколов? Как у нее это получилось?

Доктор Рашид замялся, потер виски и откинулся в кресле.

– Мисс Хэннен, – произнес он после долгого молчания, – к чему вы клоните?

Фрея посмотрела ему в глаза, удерживая его взгляд на себе.

– Я считаю, что мою сестру убили. Она не покончила с собой.

– «Убили» в смысле «физически расправились»? – переспросил доктор. – Вы это хотите сказать?

Она кивнула.

Доктор пристально посмотрел на Фрею, теребя белую манжету. За окном щебетали птицы и еле слышно гудели машины. Прошло пять секунд, десять. Рашид наклонился, взял трубку, набрал номер и быстро произнес что-то по-арабски.

– Пойдемте, – сказал доктор Рашид, закончив разговор.

– Куда?

Он протянул руку к двери.

– В полицию.

Между Дахлой и Каиром

– Еще кофе, сэр?

– Спасибо.

Флин поставил чашку на протянутый поднос, стюард наполнил ее из пластиковой фляги и вручил ему.

– Мадам, кофе не желаете?

– Нет-нет, спасибо. – Молли Кирнан накрыла свою чашку ладонью. – Спасибо, не надо.

Стюард кивнул и пошел дальше. Кирнан вернулась к статье из «Вашингтон пост» об иракской ядерной программе; Флин глотнул кофе и вяло застучал по клавиатуре ноутбука. Салон дрожал от низкого монотонного рева авиамоторов. Через минуту-другую Флин повернулся и посмотрел на соседку.

– Я не знал.

Она взглянула на него поверх очков для чтения, вопросительно подняла бровь.

– Что вы были замужем. Столько лет знакомы, а я только сейчас услышал. – Он указал на ее обручальное кольцо. – Думал, это просто бутафория, отпугивать незваных поклонников. А вы, оказывается…

Только через мгновение Кирнан поняла, что он имел в виду, а когда поняла, тут же изобразила негодование.

– Флин Броди! Я что, похожа на лесбиянку?

Он виновато пожал плечами.

– Можно спросить, как его звали?

Она помолчала, потом со вздохом отложила газету, сняла очки.

– Чарли. Чарли Кирнан. Моя единственная любовь. Погиб при исполнении. Служа Родине.

– Он был во…

– Нет, нет. Пастором в десантных войсках. Морская пехота. Погиб при взрыве посольства в Бейруте, в апреле восемьдесят третьего. Мы всего год как поженились.

– Мои соболезнования, – сказал Флин. – Простите.

Молли Кирнан пожала плечами, сложила газету и сунула ее в карман сиденья впереди, после чего откинулась в кресле, глядя в потолок.

– Завтра ему исполнилось бы шестьдесят. Мы все время говорили о том, чем займемся в старости: ферма в Нью-Гемпшире, крылечко, кресла-качалки на веранде, вокруг дети, внуки и все такое… В общем, сантименты. Такой уж он был, мой Чарли.

– Простите, – повторил Флин.

Молли вздохнула, снова выпрямилась и демонстративно сложила очки – это действие у нее обозначало, что тема закрыта.

– Опять что-то про оазис?

– М-м?

Она кивнула на ноутбук с открытой страницей какого-то файла.

– Нет, что вы. Готовлюсь к лекции для Американского исследовательского центра в Египте на будущей неделе. «Пепи II и упадок Старого царства». Даже мне она кажется скучной; что говорить о беднягах, которым придется ее выслушивать?!

Миссис Кирнан улыбнулась и, прислонившись к стеклу иллюминатора, посмотрела на пустыню, где вдалеке грязно-желтым айсбергом проплывал холмик ступенчатой пирамиды Джосера.

– Фадави выпустили, – не оборачиваясь, сказала Молли чуть погодя.

– Я слышал.

– Может, он…

– Дохлый номер, – перебил Флин, чувствуя, что у нее на уме. – Даже если ему что-то известно, то мне он не признается. Скорее язык себе отрежет. Он думает, что я во всем виноват. Впрочем, не без причины, конечно.

– Вы не виноваты, Флин! – Молли повернулась к нему. – Откуда вам было знать?

– Какая разница?..

Он закрыл ноутбук и спрятал его в чехол для переноски. Над головой пискнул сигнал, зажглась табличка «Пристегните ремни».

– Его никогда не найдут, – тихо сказал Флин. – Спустя двадцать три года. Это нереально.

– Вы найдете. Вы туда доберетесь.

Голос из динамика объявил по-арабски и по-английски:

– Дамы и господа, наш самолет заходит на посадку. Пожалуйста, уберите ручную кладь в отсеки над головой и пристегните ремни безопасности.

– Вы доберетесь, – повторила Молли. – С Божьей помощью.

«Ага, тот самый случай, когда даже Бог не знает, где искать», – подумал Флин. Вслух он ничего подобного не сказал, догадываясь, что Кирнан сочтет это кощунством. Броди откинулся на спинку кресла, зажмурился и снова начал перебирать в уме известные ему факты – Око Хепри, Уста Осириса и так далее. Самолет резко пошел на снижение, и у Флина заложило уши.

* * *

К вечеру второго дня без воды и пиши бедуины взобрались на песчаный гребень и разглядели вдали мерцание огней Дахлы. Они из последних сил выстроили верблюдов в ряд и как один подняли руки к небу.

– Хамдуллила! – выкрикнули всадники охрипшими голосами; верблюды тяжело дышали под седлом. – Слава Всевышнему!

Будь у них вода, они там же и спешились бы, заварили чая – отпраздновать конец путешествия, оценить прелесть момента, когда сидишь высоко вверху, а под тобой в одну сторону расстилается безбрежная пустыня, а с другой подступает цивилизация. Однако пить было нечего, да и слишком они устали, хотелось поскорее вернуться домой. Поэтому бедуины пустили верблюдов вниз по дальнему краю дюны и поспешили к оазису, лишь изредка понукая их криками «хут, хут» и «ялла, ялла».

Последние три дня, с тех самых пор, как они обнаружили загадочного мертвеца, пустыня их истязала, преграждала путь бесконечной чередой дюн, отвесных, как скалы, палила зноем, какого не помнили в это время года. Однако теперь все это осталось позади. Пустыня как будто наигралась с ними, жару сменила прохлада, ландшафт стал ровнее и разнороднее, лабиринт дюн рассыпался на отдельные завитки и песчаные карманы, перемеженные полосами ровного гравия, в котором не вязли копыта верблюдов. Дорога пошла быстрее. В течение часа неясное мерцание оазиса высветило облако зелени, а позади него – бледный серп каменной гряды Гебель-эль-Каср. Через два часа глаз уже различал отдельные рощи, белые точки домов и голубятен. Бедуины пустили верблюдов рысью. Предводитель вырвался вперед, остальные неровной цепочкой растянулись за ним, мчась в развевающихся одеждах навстречу воде и спасению.

Только последний всадник не спешил сократить разрыв; он мало-помалу отстал от товарищей, пока не оказался в ста метрах позади предводителя. Убедившись, что его никто не услышит, он достал сотовый телефон и, как в предыдущие два дня, проверил дисплей. На лице у него появилась ухмылка: связь работала! Он набрал номер, пригнулся в седле так, чтобы никто не видел, чем он занят, и, когда его соединили, взволнованно заговорил.