Текст книги "Странные занятия"
Автор книги: Пол Ди Филиппо
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц)
– Послушайте, дамочка, я не знаю, о чем вы говорите, – очень тихо и размеренно начал он, словно желая подчеркнуть, что не он тут сумасшедший. – И попросил бы вас перестать меня обзывать.
Приложив руку ко лбу, женщина закрыла глаза. Плечи у нее поникли, а сама она вдруг показалась очень усталой.
– О Господи, я снова ругаюсь? Извините, пожалуйста, просто ничего не могу с собой поделать. У меня медикаментозный синдром Туретта: неконтролируемое сквернословие. Но пусть это вас не смущает, к моим словам болезнь отношения не имеет. Послушайте, на нас все смотрят. Не могли бы мы поговорить в сквере?
Хоуи сделал бы что угодно, лишь бы избежать пристального внимания остальных посетителей. Бросив недоеденный гамбургер, он встал и вышел вслед за женщиной.
В сквере они сели на скамейку.
– Меня зовут Фатима Моргенштерн, – представилась женщина. – История моей жизни значения не имеет. Но одно вам знать нужно: вы связались со смертельно опасными людьми. Для вашего же блага вы должны с ними порвать. Не помогайте им больше в их безумных затеях. Черт. Хрен. Срань господня.
Невзирая на явную искренность и заверения в том, что она хочет ему помочь, Хоуи почувствовал необъяснимую неприязнь к этой женщине. Ему не нравилось, когда ему говорят, что делать. Он хотел сам принимать решения.
– Не могу в это поверить, – сказал он. – Я ни разу не видел, чтобы там делали что-то по-настоящему дурное. То есть даже если взять письмо, с которым меня отправили в Гарлем… если вам про это известно… Ну, если это правда, то людям надо рассказывать про сокрытие преступлений. Нет, я, пожалуй, останусь там еще ненадолго.
Хоуи сам удивился, услышав, как защищает «Просвещенное будущее». Он что, действительно хочет там остаться? Наверное, да. Теперь, когда он произнес это вслух, решение принято.
Женщина вскочила.
– Идиот! – крикнула она. – Под конец ты же с жизнью собственной будешь играть!
На этом она убежала.
Хоуи остался глядеть ей вслед. Он не знал, что и думать, но желал ей добра.
Вернувшись в здание фирмы, Хоуи медленно поднялся по лестнице, чтобы дать себе еще несколько минут на размышления. У двери кабинета Войновски он чувствовал то же, что и в парке.
Он открыл дверь.
Войновски сидел у себя за столом.
Рядом с ним стояла Фатима Моргенштерн и яростно курила.
Заговорил Войновски:
– Мистер Пайпер, полагаю, вы уже знакомы с мисс Моргенштерн, которую недавно перевели к нам из бейрутского отделения, поэтому в представлениях нет необходимости. Кстати, мисс Моргенштерн наполовину еврейка, что должно убедить вас в необоснованности ваших подозрений относительно американских нацистов. Мисс Моргенштерн сообщила мне о вашем решении остаться у нас. Позвольте мне повториться и выразить мою радость, а также упомянуть, что теперь ваш оклад составляет тысячу долларов в неделю.
Хоуи стоял как громом пораженный.
Моргенштерн сказала:
– Иисус, Мария, Иосиф и Аллах, бога в душу мать. Добро пожаловать в команду.
5«Вероятность – это скорее утверждение о том, сколько я знаю, а не что-то подлинно существующее».
Перси Диаконис
В недели, последовавшие за осторожным согласием и дальше выполнять отведенную ему роль в таинственном механизме «Просвещенного будущего», Хоуи ловил себя на том, что все больше и больше полагается на музыку, которая помогала ему смиряться то с нелепыми, то с пугающими, то со скучными заданиями, на которые отправлял его мистер Войновски.
Некоторые песни как будто непостижимым образом рассказывали о его собственной ситуации (осмелился бы он назвать ее «переплетом»?), и он возвращался к ним раз за разом, приобретая если не выраженное в словах знание, то хотя бы утешение и некое эмоциональное удовлетворение.
С трепетной настороженностью Хоуи слушал «Здесь у западного мира» Стили Дэна.
С напряженным вниманием – «Потерянные в супермаркете» «Клэш».
С микроскопическим тщанием анализировал «Колеса и мыло для веревки» Элвиса Костелло.
Но все его старания не подсказывали, как следует относиться к тому, что он делает, и не перестать ли вообще это делать.
Поэтому он продолжал.
Задания были, в сущности, не так уж плохи…
Или все-таки плохи?
Например, Хоуи вручили стопку плакатов и промышленный степлер, после чего велели в беспорядке развесить плакаты по городу. Из офиса он вышел, даже не глянув на верхний. Посмотрел – лишь оказавшись на скользкой, плохо освещенной лестнице, ведущей в подземку. Ему показалось, он прочел:
ПОСТАВЬ НА ПОПА
ЕГО ПОБЕДА
2000 Н.Э. СТРАДАНИЕ
ГРЕШИ СКОРЕЕ
Но, спустившись на платформу, где света было чуть больше, он увидел, что настоящий текст гласит:
ПО ПОВОДУ ПАПЫ
НАВЕЧЕРИЕ ПЕРЕД СЛУЖБОЙ
2:00 СРЕТЕНЬЕ
ГРЕЧЕСКАЯ СОБОРНАЯ ЦЕРКОВЬ
При виде первого сбивающего с толку, но определенно апокалиптического предостережения, сердце Хоуи бешено заколотилось, и этот учащенный стук замедлился лишь через несколько минут, когда первое сообщение сменилось вторым, невинным и не угрожающим. Плакаты он развешивал без особого удовольствия.
В другой день Хоуи велели остаться дома и смотреть телевизор. Ему выдали видеокамеру (забавно, он всегда хотел иметь видеокамеру, но сейчас почему-то совсем ей не обрадовался; надо же, в жизни всегда так бывает, верно?) и велели записать определенные программы, при этом внимательно их посмотрев.
Примерно через два часа утреннего телевидения и водопада рекламы Хоуи заметил, что мозги у него превращаются в кашу. Он просмотрел: «Сегодня», «Завтра», «Прямо сейчас», «Веселый восход», «Капитан Вомбат», «Сильный мужчина», «Нытик», «Я люблю Люси», «Удачная цена», – «Неудачное имя», «Колесо Фортуны», «Вешалка», «Железная дева», «Прокрустово ложе», «Новости в полдень», «Новости в четверть пополудни», «Новости в шесть минут второго», «Дни нашей жизни», «Душещипательные истории», «Орел ночи», «Наступление дня», «Падение Рима», «Новости в шесть», «Развлечения сегодня», «Глюрк!», «Сплург!», «Фац!», «Бах!»…
Когда ночью экран засветился синим, Хоуи как сомнамбула встал со стула и упал на кровать.
Утро предыдущего дня казалось дурным сном.
Хоуи съел целых две коробки хлопьев для завтрака, вылил на себя две бутылки шампуня, пока принимал душ, и не мог отделаться от мыслей о семейных проблемах некоторых актрис.
Он поклялся никогда больше не повторять ошибки и не соглашаться на такое задание.
Последующие миссии заключались в:
– раздаче флайеров для шоу вуайеристов на углу Сорок второй улицы и Седьмой авеню;
– написании маркером фразы ГОБ ЖИВ!на всех и каждой чистых поверхностях города;
– запрятывании заклеенных конвертов в определенные тома в главном отделении Публичной библиотеки на Пятой;
– доставке разнообразных посылок по всевозможным странным адресам во всех пяти районах Нью-Йорка.
Такого чудовищного возмездия за действия Хоуи, как в первый раз, больше не последовало, и со временем он перестал пугать себя подобными ужасами. Если уж на то пошло, он вообще перестал думать о том, что делает. Какой бы странной ни казалась его работа, она стала похожа на все прочие – просто то, чем заполняешь день. Хоуи научился отключать высшую нервную деятельность, а подсознание сливать с льющейся из наушников музыкой и обязанности свои выполнял автоматически.
Но одно его мозг все-таки зарегистрировал – а именно: удивительную тенденцию к нивелированию в восприятии мира. Хоуи вынужденно предположил, что даже самые банальные мелочи, которые он делает, и сравнительно безобидная информация, которую распространяет, на каком-то уровне очень важны – зачем иначе мистер Войновски ему это поручает? Но если эти незначительные действия так важны, значит, и почти все остальное на свете – тоже. Внезапно каждый жест или слово любого человека приобрели космическое значение. Раздавленная бабочка повлечет за собой уничтожение вселенной. Одно произнесенное в нужный момент слово способно низвергнуть империи.
Все (и ничто) казалось равно значимым.
Однажды, когда он пребывал в этом странном состоянии, начальство сообщило Хоуи, что ему предстоит учеба перед будущим повышением.
6«Плохая новость: мы, возможно, заблудились; хорошая новость: мы сильно опережаем программу».
Дэвид Ли Рот
Перед дверью кабинета Войновски Хоуи щелчком увеличил громкость, и в уши ему ворвались басы «Shock the Monkey» Питера Гэбриэла. Так укрепив себя, он постучал и вошел.
Стол Войновски был завален больше обычного. Гора бумаг, поверх которой громоздились видео– и аудиокассеты, была такой высокой, что почти скрывала каменного начальника. Видны были только блестящий лоб и антрацитовые глаза.
Заметив Хоуи, он встал и вышел из-за стола.
– Присаживайтесь, мистер Пайпер. Прошу вас.
Столь неожиданная внимательность застала Хоуи врасплох. Он настороженно сел.
– Полагаю, – начал мистер Войновски, – вы закончили прорабатывать материал, которым я просил вас овладеть?
Подняв руку, чтобы стянуть наушники, Хоуи молча кивнул. В последнее время он говорил все меньше и меньше.
Молчание Хоуи Войновски как будто счел удовлетворительным ответом. Деревянно расхаживая взад-вперед по кабинетику, он продолжал говорить. В ушах у Хоуи звенело от почти непрерывной музыки, и ему пришлось напрягаться, чтобы расслышать шепот здоровяка:
– Отлично, мистер Пайпер. Без сомнения, теперь у вас есть более ясное представление о том, как работает наша организация. Но если позволите, я вкратце повторю. Размышления о ее функционировании всегда доставляют мне радость. Наша компания, возможно, единственная, которая построена на истинных научных принципах двадцатого столетия. Все прочие фирмы, сколь бы современными они ни казались, на самом деле функционируют, согласно парадигмам девятнадцатого века. Наша от них отличается. Мы отдаем себе отчет в том, что информация, сколь бы она ни была абстрактной, – единственное, что имеет ценность. А также в том, что информацией можно манипулировать для достижения определенных целей. В нашей деятельности мы руководствуемся тремя базовыми выводами из научных исследований, проводившихся в прошлом – этом самом увлекательном – столетии. Первый и, вероятно, самый важный заключается в том, что мы придерживаемся принципа неопределенности Гейзенберга, который, если сформулировать его просто, говорит нам, что информации не существует вне наблюдателя и что самим актом наблюдения этот наблюдатель изменяет реальность. Во-вторых, важную роль в наших действиях играет теория Гёделя. Именно Гёдель доказал, что любая формальная система должна включать в себя определенные постулаты, не поддающиеся доказательству. От этого лишь один шаг до понимания того, что наш физический мир как раз и является такой формальной системой – или системой систем, если хотите – и потому должен содержать множество не поддающихся доказательству истин. И наконец, из теории информации мы выводим тот факт, что, как бы хитроумно ни была зашифрована информация, любой носитель способен заключать в себе лишь определенное ее количество, а когда порог вместимости достигнут, шум забивает данные.
Войновски сделал паузу (и в вышагивании по кабинету, и в своей речи), чтобы внимательно всмотреться в лицо Хоуи.
– Уверен, – сказал он, – вы понимаете, к чему это нас приводит.
Хоуи мотнул головой: такой жест можно интерпретировать и как «да», и как «нет».
Войновски же возобновил свою лекцию, вероятно, теперь не столь уверенный, готов ли Хоуи воспринять дальнейшее.
– Любая группа, осуществляющая на практике Гёделевские принципы, способна манипулировать информацией так, чтобы навязать свое видение мира остальному человечеству. И, затопляя человеческий мозг информацией, мы можем превысить пропускную способность этого довольно примитивного органа, лишив значительную массу людей способности вмешиваться в те или иные процессы.
Хоуи недоуменно уставился на босса. Наконец хрипло, словно голос у него заржавел от неупотребления, спросил:
– Но каковы… каковы цели?
– Если бы я мог, то обязательно бы вам сказал, – отвечал Войновски. – Но назвать их невозможно. Понимаете, мы ничего не утаиваем. Тайны и секреты – часть старой парадигмы. Наш метод – открытость. Мы говорим все. Любая информация в равной мере поддается манипуляции и имеет равную ценность. Мы не делаем различий между точками зрений. Мы принимаем информацию всех и каждого. Мы распространяем точку зрения ФБР, ЦРУ, Агентства национальной безопасности США, КГБ, Ми-15, Эм-19, коза-ностры, Моссада, сандинистов, Службы А, Национальной службы информации, «Сияющего пути», ИРА, Организации освобождения Палестины, Полисарио, Аль-Кайды, Красных Бригад, Поссе Комитатус, Второго управления, Гобернасьон, Б'наи Б'рит и Белого братства – и я назвал лишь немногих. Наши сотрудники принадлежат ко всем религиям, народам и этническим группам. Среди наших оперативников – католики, квакеры, протестанты, шииты, сунниты, индуисты, буддисты, баптисты, сайентологи, англикане, иудаисты, брайаниты, последователи макумбы и вуду. Каждая страна ощущает наше присутствие. Мы рады любому исходу наших действий – или отсутствию оного. Мы за наводнения и за засухи. За войну и за мир. За анархию и за тоталитаризм. За любовь и за ненависть. Мы поддерживаем левых, правых и тех, кто выбрал середину. Каждая система и форма правления равно близка по духу нашей компании. Мир, каким вы его видите, нас более чем устраивает. Но мы трудимся ради его изменения. Вы меня понимаете?
Хоуи на целую минуту утратил дар речи.
– Боюсь, – сказал он наконец, – понимаю.
7«Некоторые откровения лучше всего видны в сумерках».
Герман Мелвилл
Где-то хлопнула дверь.
Не открывая глаз, Хоуи услышал звук – едва-едва различимый за музыкой у него в голове, где жутковатые синтезаторы и иномирные колокольчики позвякивали на водородном ветру: «Deeper and Deeper» группы «Fixx».
Безразличный, кто входит к нему без приглашения, Хоуи слушал музыку, ощупью ища руководства в ее глубинах.
Внезапно наступила тишина, давление в наушниках исчезло.
Хоуи неохотно открыл глаза.
Перед ним стояла Лесли.
– Превращаешься в растение? – спросила она.
Сказано было беззаботным тоном, но в лице Лесли читалась тревога. Хоуи почувствовал, как в нем просыпается почти позабытое чувство долга перед бывшей подружкой. Хотя теперь он и не любил говорить, но все же заставил себя выдавить:
– Ага, наверное. Ничего серьезного. Просто жду звонка.
– Чьего?
Хоуи пожал плечами:
– Ну, знаешь… С работы.
Лесли строго глянула из-под козырька фуражки.
– Послушай, Хоуи. От этой работы тебе один вред. Она с самого начала мне не нравилась. И я знаю, что ты не все мне про нее рассказал. Тогда она, наверное, понравилась бы мне еще меньше. Почему бы тебе ее не бросить? Просто не брать трубку, когда тебе позвонят?
– Не могу. Я слишком глубоко увяз.
Лесли потянулась было, чтобы стащить с Хоуи его дорогущие наушники и растоптать их, но Хоуи их у нее вырвал. Вид у нее стал такой, будто она вот-вот расплачется.
– Это ужасно, Хоуи! Ты уже сам не свой. Ты гоняешься за химерами. Идешь по ложному следу. Ты… ты… в плену у фата-морганы.
Хоуи едва не подскочил на стуле.
– Ты ее знаешь?
– Кого?
Тут он понял свою ошибку.
– Так, пустяки. Никого. Забудь.
– Ладно! – завопила Лесли. – Забуду!
И убежала, хлопнув дверью.
Хоуи снова надел наушники.
Незаметно проскользнул день. Может, два.
Зазвонил телефон.
Услышал он его лишь потому, что батарейки сдохли.
Он встал, сделал шаг, снял трубку.
В трубке шумело: межзвездная статика, скрежет подземных тектонических платформ.
Хоуи узнал голос Войновски.
– Мистер Пайпер, не могли бы вы прийти в офис?
– Конечно, – отозвался Хоуи. – Сейчас буду.
И повесил трубку.
А что еще ему оставалось?
До офиса «Просвещенного будущего» он добрался за полчаса, остановившись лишь купить новые «дюрасели».
Войновски протянул ему сложенный вдвое листок. Пристально всмотревшись в его лицо, чопорно-деревянный здоровяк сказал:
– Это ваше последнее курьерское задание перед повышением. Пожалуйста, доставьте документ по указанному адресу, а потом возвращайтесь домой. Позднее мы с вами свяжемся.
– Конечно, – механически ответил Хоуи, забирая листок.
Он вышел.
В лязгающем душном вагоне подземки Хоуи испытал укол любопытства, сродни чешущемуся следу от комариного укуса. Почему послание не заклеено? Неужели то, что не является тайной, способно оказать какое-то воздействие? Что говорится в документе?
Сдавшись, Хоуи развернул листок, ожидая увидеть очередное двойственное сообщение, которое изменялось бы от прочтения к прочтению.
Но ошибся. Это была карта города с крестиком на восточном конце моста Куинс. Под картой было написано:
ГРАСС ГРУЗОПЕРЕВОЗКИ – 12:17 КАЖДЫЙ ЧЕТВЕРГ
Вот тебе и воздействующие на мир тайны.
Хоуи вышел на Таймс-сквер.
На поверхности его поразил бушующий хаос, вал, штурм информации. Здесь ее плотность была невероятной. Направляясь по указанному адресу, Хоуи старался ее игнорировать.
На закрывающем стройку фанерном фасаде слои рваных плакатов сложились в палимпсет. Скользнув по нему взглядом, Хоуи прочел:
ИЗОБРАЗИ ДЫМ ПРОДАЖ ЦЕННОСТЕЙ ЗЕЛЕНОЙ ЖИЗНИ
Такое могло выйти из уст Херрингбона.
На перекрестке Хоуи стал свидетелем едва не случившейся аварии. Водители крикливо ругали друг друга. Хоуи вспомнилась Фатима Моргенштерн, ее глаза цвета жидкости для мытья стекол.
Ветер прибил к коленям Хоуи размотавшуюся магнитофонную пленку. Он отбросил ее пинком.
Найдя нужный дом, Хоуи поднялся на два пролета убогой лестницы и оказался перед дверью с матовым стеклом. В ответ на его стук мужской голос сказал:
– Войдите.
В невзрачной комнате ждали трое: двое молодых бородатых мужчин и женщина в армейской гимнастерке. Один из мужчин протянул руку, и Хоуи отдал ему листок.
Никто не сказал ни слова.
Хоуи удалился.
Спустившись, он купил газету – просто чтобы узнать, какой сегодня день.
Был вторник.
В четверг в половине двенадцатого Хоуи шел по Пятьдесят девятой улице к мосту Куинс. Как и всегда, подходя к данному сооружению, он поймал себя на том, что напевает без слов из «Саймона и Графункеля».
«Помедленней, ты двигаешься слишком быстро…»
Хоуи пристроился ждать в том месте, где движение с моста вливалось в улицу. Он смотрел, как жестянки трамвайных вагонов увозят людей, скользя вверх по толстым проводам, точно могут унести тебя в стратосферу, а оттуда в иной мир.
Около полудня Хоуи показалось, он узнал в потоке прохожих одного из тех, кому отдал карту. За спиной у мужчины был большой рюкзак, в руке – дорожная сумка.
В семнадцать минут первого с моста съехал и остановился на красный свет большой крытый шестнадцати колесный грузовик. На боку у него было написано:
ГРАСС ГРУЗОПЕРЕВОЗКИ
О.Т.Х.О.Д.Ы.
И тут же вокруг него засновали люди с автоматами. Несколько человек стали на страже, главарь выбросил из кабины водителя. Остальные бросились присоединять к грузовику всякие штуки.
Хоуи наблюдал за ними с безразличием, к которому примешивалась тошнота. Но гражданские вокруг почему-то забеспокоились и начали бегать и кричать.
Один коммандос поднес ко рту мегафон и объявил:
– Внимание! Каждый вторник этот грузовик провозит по улицам нашего города ядерные отходы. Мы намерены остановить это безумие. Для этого мы сейчас начиняем грузовик взрывчаткой. У вас одна минута, чтобы разойтись.
Те, кто еще не двинулся с места – иными словами, извечные зеваки, – теперь порскнули врассыпную.
И Хоуи тоже убежал.
В парке он услышал, как взрыв вскрыл грузовик и разметал его содержимое по ветру.
Бесполезно завыли сирены.
8«Разве нам не грозит наводнение информации? И разве не его чудовищность красоту раздавливает красотой и уничтожает истину посредством истины? Ведь голоса миллиона Шекспиров породили бы такой же неистовый гвалт, как топот стада бизонов или морские валы».
Станислав Лем
Пол качался.
Хоуи сидел на унитазе, дверь в его кабинку была закрыта и заперта на задвижку.
Он находился на стейтен-айлендском пароме «Сэмюэль А. Ньюхаус». Он жил в туалете уже неделю, с тех самых пор, как коммандос взорвали грузовик О.Т.Х.О.Д.Ы. С того места он бежал бездумно, стараясь как можно дальше убраться от последствий собственных поступков.
Оказавшись на южной оконечности острова, он застыл и уставился на воду. Заметив станцию, инстинктивно вошел в помещение кассы, заплатил положенный четвертак и сел на первый же отходящий паром.
С тех пор он отсюда не уходил. Питался тем, что покупал в буфете. Временами мылся у раковины. Читал забытые пассажирами газеты, следя за тем, как распространяется радиация, за попытками очистить город, за ширящейся паникой, страданиями, шумом. Временами он стоял на носу, глядя, как в зависимости от рейса приближается или удаляется Манхэттен или Стейтен-Айленд. Паром курсировал круглосуточно, совершая одно и то же бесконечно повторяющееся плавание.
Никто его не донимал. У него была одна кассета. Стили Дэн. И снова и снова он слушал «Bad Sneakers»:
Я не дурак, я вижу,
Вы меня закопаете в грязную жижу.
Глядя на дверь своей кабинки, Хоуи размышлял, не выйти ли. Не связаться ли с властями. И что им сказать, что не повысило бы уровень шума? Нет, не стоит утруждаться из-за пустых хлопот. Повернув голову, он увидел новое граффити, которое кто-то написал, пока он совершал ежедневный визит в буфет:
ГОБ ЖИВ!
Хоуи показалось, его сейчас стошнит. Свет резал глаза.
Внезапно он услышал, как без малейшего предупреждения открывается дверь в коридор.
Шаги двух пар ног. Запах сигаретного дыма.
В щели под дверью его кабинки показались…
Мужские ботинки. Женские туфли.
Хоуи ждал, что скажут их владельцы.
– Гиббоны порождают луннонадежно подвешенное ловко над дикими побасенками, – сказал мужчина.
– Выходи, Хоуи, – сказала женщина. – Merde [14]14
Дерьмо (фр.).
[Закрыть]. Дрянь. Оторва стравленная.