Текст книги "Небесная милиция"
Автор книги: Петр Завертаев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 28 страниц)
27
Почему финны так любят караоке? Вот где задачка для этнографов. Жаль, что главный специалист по выявлению таинственных связей между удаленными друг от друга народами Тур Хейердал так и не успел над этим задуматься. Он бы наверное решил, что древние варяги добрались и до Японии и порядком там наследили в этнографическом смысле. И вот теперь, через тысячу лет японский народ прислал привет в виде черных ящичков какаоке-установок, который немедленно нашел отклик в суровых душах белокурых и светлоглазых лесных жителей. Так разлученные в младенчестве братья узнают друг друга по одинаковым родимым пятнам на коленке. А может причина в чем-то другом. Как бы там ни было, в крошечном поселке Антолла, который трогательно прижался в каменистому берегу озера Саимаа, пение караоке в единственном на всю округу баре было любимым развлечением его жителей. К пению волей или не волей приобщались и туристы, путешествующие по бесконечному лабиринту озер Южной Финляндии. Они заходили в Антоллу на своих яхтах и катерах, чтобы переночевать ночь-другую, пополнить запасы еды и воды и плыть себе дальше. Да и как тут не приобщиться к пению! Если уж продолжать упражнения в сравнительной антропологии, то можно прийти к выводу, что в музыкальном отношении финны являются антиподами итальянцев. Длинные, как полярная ночь, грустные, как вой тундрового волка, самодеятельные финские баллады способны вогнать в тоску даже неодушевленные предметы, вроде машины для варки каппучино, которая в баре поселка Антолла шипела особенно протяжно и печально. Единственная возможность не слушать баллады – встать и спеть самому. Поэтому в Антолле пели все гости, и англичане, и немцы, и голландцы, и даже норвежцы, чьи песни, к слову, были еще тягомотней финских. Ничего не пел только русский гость. Он вообще вел себя немножко странно. Начать с того, что приплыл он сюда на дорогой моторной яхте английской постройки. На таких плавают на Лазурном берегу, или на худой конец во фьордах, но уж никак не по лесным озерам. А если уж и занесло тебя такого крутого каким-то ветром в такую дыру как Антолла, то задерживаться здесь надолго вроде как резона нет, а этот русский жил в поселке уже неделю и уплывать похоже не собирался. Словно ждал кого-то. Днем сидел безвылазно на своей яхте, а по вечерам приходил в бар, молча пил пиво и слушал баллады. И вот в один прекрасный вечер даже этот русский не выдержал. После того, как вдова Маарит Хильсконен спела двадцатиминутную песню о бедной девушке с лапландского хутора, которую никто не хотел брать замуж, русский встал, достал из кармана диск и молча протянул его бармену Вилли. Вилли, не сказав ни слова, вставил диск в аппарат. На экране телевизора появился сначала плотный лысоватый мужчина в кожаном пиджаке и с гитарой, потом возникла картинка с парусным кораблем посреди бушующего моря. Русский взял микрофон и запел. Сначала совсем тихо, а потом громче и уверенней. Собственно музыки почти никакой не было, лишь отрывистые гитарные аккорды и его голос, слегка дрожащий от волнения. Все, кто был в этот момент в баре, невольно притихли. Они, конечно, переслушали на своем веку много песен на самых разных языках, но почему-то всем показалось, что эта песня какая-то особенная. И не потому, что исполнитель был для караоке-певца слишком трезв и серьезен, и пел так, словно выполнял трудную и очень важную работу. Высокий гладкий лоб его покрылся маленькими капельками пота. Если бы жители и гости Антоллы понимали по-русски, то убедились бы, что слова в песне были в общем-то обыкновенные, про море. Море ждет, а мы совсем не там… И так далее. Наверное, у каждого народа, который имеет хотя бы километр береговой линии, есть такие песни. Но русский пел эту песню так, словно речь шла не о море и мечте, а о жизни и смерти. Поэтому когда он закончил, в баре раздались редкие хлопки и одобрительный посвист. Если сделать необходимую поправку на финский темперамент, это означало невиданную в здешних краях овацию. Все были так поглощены пением русского, что мало кто заметил, как в баре появился еще один человек, в дождевике и туристических ботинках. Он не стал проходить к стойке, остановился у входа. Потом хлопал вместе со всеми, а когда русский закончил петь, и вернулся на свое место, подошел к его столику.
– Хорошо поешь, Роман. Душевно, – сказал человек в дождевике.
Роман Барсуков, потянувшийся было к своему недопитому стакану пива, застыл от неожиданности. Он медленно поднял голову и пристально посмотрел на подошедшего.
– Мы знакомы? – произнес он, стараясь казаться спокойным.
Человек в дождевике усмехнулся.
– Ну, это как посмотреть, Роман. Я думал, что хорошо тебя изучил, а ты у нас, оказывается, еще и певец. Можно присесть?
Не дожидаясь разрешения, незнакомец снял дождевик и опустился на стул.
– Меня Олегом зовут. Олег Семашко.
Барсуков качнул головой.
– Очень приятно.
– И мне тоже очень приятно, – кивнул в ответ Семашко. – Надо бы выпить за знакомство. Как считаешь? Эй, уважаемая! – он подозвал официантку. – Ту водка, плиз.
– Я пить не буду, – сказал Барсуков.
– Почему? – удивился Семашко.
– Не хочу.
– Ну, обижаешь, – протянул Семашко. – Знаешь, сколько я тебя искал. Все здешние леса облазил, я уж не говорю про Москву и Питер. А ты со мной выпить не хочешь. Не по-людски.
– Тебя Барон прислал? – еле слышно спросил Барсуков.
– Какая разница, кто прислал? – сказал Семашко. – Главное, что я тебя нашел. Нашел, хитреца такого! – он засмеялся. – Ты ведь хитрец, да? Всех провел! Это ж надо было додуматься на яхте уплыть! Из Москвы!!! У Барона, понятное дело, собственного флота нет. Псы его по старинке работают, по аэропортам, да по вокзалам рыщут. А тут яхта! Совсем другие понятия.
Официантка принесла водку.
– Выпей, не кочевряжься, – сказал Семашко. – Эй, дамочка, – крикнул он вдогонку официантке. – Неси бутылку, чтоб зря не бегать. Батл ов водка.
Барсуков взял рюмку и решительно опрокинул ее в рот.
– Денег все равно нет, – прохрипел он, осипшим от водки голосом. – Поздно. Уплыли денежки.
– Это уже не моя забота, – махнул рукой Семашко. – Я тебя нашел – и баста. Мог сразу отзвониться, не сидеть, не пить тут с тобой. Но вот, понимаешь ты, вопросик у меня один к тебе имеется. Личный, если можно так выразиться. Не возражаешь?
– А с чего ты взял, что я вообще буду с тобой разговаривать? – Барсуков посмотрел на Семашко с вызовом. – Может, полицию вызвать?
Семашко прыснул от смеха.
– Какая полиция, Рома!? Ты тут сколько уже торчишь? Хоть одного полицейского видел? У них же преступности нет. Полиция сюда два дня из райцентра плыть будет. Зато, если я позвоню, через пять минут прибудет бригада. Спецподразделение. Сам знаешь какое. Так, что, Рома, забудь про полицию и усеки одну простую вещь. Ты тут с целыми зубами и здоровыми почками сидишь лишь до тех пор, пока мы с тобой разговоры за жизнь разговариваем. Понял? – голос Семашко стал злым и жестким.
Барсуков вытер со лба выступивший пот. Руки его едва заметно дрожали. На столе появилась заказанная бутылка водки.
– Выпей вот, – Семашко плеснул водки в стакан.
Барсуков послушно выпил.
– Ты от Лехи Гужвы узнал где я? – спросил он.
– От Лехи, – кивнул Семашко. – Но ты на него зла не держи. Он тебя не продавал. Он хороший парень, просто доверчивый слишком. Я его в Питере нашел. Он визу себе делал, чтоб сюда приехать. Как вы договаривались. Ну я сказал, что могу помочь…
– Понятно, – сказал Барсуков. – Но он… по крайней мере в порядке?
– Цел и невредим. Только без загранпаспорта. Ерунда. Со временем восстановит. Давай еще по одной, – Семашко разлил водку.
Молча выпили.
– Что ты хотел спросить? – сказал Барсуков.
Семашко достал сигареты и не спеша закурил. Предложил Барсукову.
– Не курю, – сказал Барсуков.
Семашко выпустил дым. Сплюнул табачную крошку.
– Скажи, ты капитана Рыкова видел? – спросил он наконец.
Барсуков усмехнулся.
– Вот его-то вам ни в жизнь не достать, – сказал он и посмотрел на Семашко с непонятно откуда возникшим чувством превосходства.
– Да я не о том сейчас, – поморщился Семашко. – Ты лично его видел?
– Видел, – сказал Барсуков.
– Выходит, он… жив? – осторожно спросил Семашко.
– Конечно, жив.
– Ну и как он… – Семашко сделал рукой неопределенный жест, – как он выглядит?
– Знаешь что, – возмутился Барсуков. – Я тебе не Леша Гужва! Может еще телефон продиктовать?
– Ладно, ладно! – мгновенно сдался Семашко. – Можешь не отвечать. Я не то хотел спросить. Я хотел спросить, какой он?
– Какой… – Барсуков пожал плечами. – Невысокий, крепкий. В общем, обыкновенный.
– И как же он такой обыкновенный тебя на такое дело раскрутил? – усомнился Семашко.
– Да никого он не раскручивал. Просто сказал: хватит тебе горбатиться на эту мразь. На вас то есть, – Барсуков посмотрел на Семашко с усмешкой. – Сказал, хватит бояться. Пора жить свою собственную жизнь, не чью-то чужую. Пора быть мужиком, в конце концов.
– И что, он сказал, а ты сделал. Так просто?
– А что тут сложного-то? Я ведь это и сам все давно понимал. Все! – громко повторил быстро захмелевший Барсуков. – Мне только смелости не хватало. Нужно было чтобы кто-то пришел и сказал. Вот он и пришел.
Барсуков замолчал. Семашко тоже молчал. Снова запела вдова Маарит.
– И куда ты собирался податься? – спросил наконец Семашко.
– К морю, – ответил Барсуков.
– Ах, ну да, – сказал Семашко. – Ты же у нас моряк. Даже в мореходке год проучился.
– А ты откуда знаешь?
– Говорю же, все про тебя знаю, – сказал Семашко. – Мне заплатили, чтобы я все узнал. И чтобы нашел тебя.
– Ну что ж, поздравляю, – мрачно произнес Барсуков. – Свои деньги ты отработал. Нашел меня.
Семашко покачал головой, потом старательно потушил сигарету и сказал:
– Не нашел.
– Что? – не понял Барсуков.
– Не нашел, – повторил Семашко. – Ты сейчас встанешь и быстро уйдешь отсюда. К яхте своей не возвращайся. Иди через лес. Держись вдоль берега, куда-нибудь обязательно выберешься. Не в поселок, так к дороге. Попроси чтобы тебя отвезли в полицию. Там скажешь отстал от группы. В общем, соврешь что-нибудь. Пусть тебя проводят до аэропорта и посадят на самолет. Любой самолет.
– Так ты меня… – Барсуков пристально посмотрел на Семашко.
– Вставай и уходи. Быстро!
Больше повторять не пришлось. Барсуков поднялся из-за стола, торопливо кивнул и вышел из бара, не оборачиваясь.
Семашко налил себе водки. Выпил. Закурил сигарету. Потом достал телефон и набрал номер.
– Его здесь нет, – сказал он в трубку. – Да, яхта здесь, а самого нет. – В поселке говорят, уехал три дня назад. – Куда неизвестно. – А я почем знаю? – сказал он раздраженно. – Да. – Нет. – Нет. – Будет сделано. – Пока.
Вдова Маарит Хильсконен наконец-то закончила петь.
28
Врачи определили у Обиходова сотрясение мозга. Плюс два поломанных бедра. И еще что-то, трудно переводимое с французского на русский, и поэтому, наверное, не очень серьезное. Он лежал весь в бинтах в чистенькой светлой палате госпиталя Святой Сары Саломейской. Название госпиталя было красиво вышито на салфетке, на которой стояла ваза со свежими цветами. Над изголовьем кровати Обиходова висело массивное распятие. Медсестры-монахини носили на головах старомодные чепчики, накрахмаленные до жестяной твердости. Сестры умели передвигаться совершенно бесшумно, словно ангелы, и бдительно следили, чтобы Обиходов не нарушал предписанный ему режим, а именно: полный покой, все естественные надобности только в утку, общение с посетителями не больше десяти минут в день. Последний пункт доставлял сестрам больше всего хлопот, потому что, как только Обиходов мало-мальски пришел в себя, к нему заявилась большая компания – Дудкин, Левандовский, Анечка, Кристоф, пара племянников и три дочери Кристофа. Монахини встали горой, пропускать такую компанию в палату они наотрез отказались. После долгих уговоров к больному допустили троих – Дудкина, Левандовского и Анечку, заставив их надеть белые халаты.
– С ума сойти! – восхищенно присвистнул Левандовский, увидев обстановку палаты. – Какое благолепие! Эх, зря я от госпитализации отказался. Мне, между прочим, тоже предлагали.
– Что вы глупости говорите! – цыкнул на него Дудкин. – Человеку плохо, а вы тут… Как вы, Георгий? – спросил он сочувственно.
– Спасибо, я в порядке! – Обиходов пытаясь приподняться.
– Лежите, не двигайтесь! – воскликнул Дудкин. – Вам нельзя двигаться!
– Здравствуй, Анечка! – Обиходов заметил, что Анечка выглядит смущенной. – Очень рад тебя видеть.
– Я тоже, – она улыбнулась. – Как ты себя чувствуешь?
– Да говорю же, я в порядке! – бодро отрапортовал Обиходов. – Уже ничего не болит. Монахиням тут просто скучно, вот они меня и обложили. Лучше расскажите, что с Бароном?
– У! Там такая история! – воскликнул Левандовский. – Джеймс Бонд отдыхает! Оказывается, мы с тобой чуть не запороли операцию Интерпола. Они, оказывается, этого Барона давно уже пасли. И приехали в тот дом через десять минут, после того, как нас оттуда увезли.
– Хорош еще, что капитан успел подать им сигнал, – вставил Дудкин.
– У него был передатчик в пуговице. Представляешь? – тараторил Левандовский. – Я же говорю – Джеймс Бонд! Оказывается, мы чуть не испортили их план. Капитан знал, что к Соляной башне приедут люди Барона. Правда он думал, что это я доложу им о записке… – Левандовский запнулся и покосился на Анечку, – ну не важно. Короче, он знал, что они приедут и повезут его на встречу с Бароном. Капитан сказал интерполовцам, что выведет их на Барона, только тот не должен ничего заподозрить. Никакой слежки, никаких жучков и маячков. Он же знал, что его будут обыскивать. Тогда французы и дали ему эту пуговицу. Обыкновенная пуговица – вот такая, – Левандовский показал пуговицу на своих брюках, – может, чуть побольше. Внутри маленький передатчик. Только он не работает постоянно, иначе его бы засекли детектором при обыске. Он включается в нужный момент двойным нажатием и передает сигнал с течение всего одной минуты. Этого достаточно, чтобы его услышали, где нужно, и определили координаты. Представляешь, технология! Капитану нужно было продержаться у Барона всего полчаса, с момента активизации пуговицы. Столько времени спецназ добирался до места. Но тут появились мы… И чуть было все не испортили…
– Но все закончилось хорошо. Слава Богу! – снова встрял Дудкин.
– Да уж! – согласился Левандовский. – Барона взяли. Он даже десерт свой доесть не успел. Так что, все равно мы – молодцы! Нам теперь может, даже орден какой-нибудь дадут!
– Что вы так расшумелись! – сварливо заметил Дудкин. – Георгию нельзя волноваться!
– Да я и не волнуюсь, – улыбнулся Обиходов. – А где же Рыков?
Он заметил, как при этих его словах, все три его посетителя загадочно переглянулись.
– Что с ним? – встревожился Обиходов.
– С ним все нормально, он здоров! – быстро ответила Анечка.
– И где он?
– Он в полицейском комиссариате, – сказал Левандовский. – Заканчивает какие-то дела. Он придет к тебе, обязательно. Как только освободится.
Дверь в палату открылась, и в проеме показался сначала гигантский белый чепчик, а затем и сама монахиня. Она выразительно постучала пальцем по циферблату своих наручных часов.
– Все, все, закругляемся, – кивнул ей Левандовский.
– В самом деле, пора уходить, – сказал Дудкин. – Георгию нужно отдыхать. Мы вот тут, кое-что собрали, – он поставил на тумбочку плетенную соломенную корзинку. – Тут свежая клубника, немного сыра разного, зелень, колбаска, паштеты, всего по чуть-чуть. Побалуйте себя.
– Ну что вы, не стоило так беспокоиться, – смущенно произнес Обиходов.
– Какое же это беспокойство! – воскликнул Дудкин. – Для меня это честь! Хоть чем-то быть полезным такому человеку, такому герою! – голос его дрогнул. Он подошел к кровати и пожал двумя руками руку Обиходова. – Выздоравливайте!
– Давай, брат, выздоравливай, – Левандовский тоже подошел и пожал руку.
Анечка улыбнулась и молча кивнула. Обиходов кивнул ей в ответ.
Они вышли из палаты, Обиходов глубоко вздохнул и откинулся на подушки. У него закружилась голова, лоб покрылся липкой испариной. Неожиданно дверь снова открылась и на пороге возникла Анечка. Придерживая полы накинутого на плечи белого халата, она быстро подошла к кровати, наклонилась и поцеловала Обиходова в губы. Все произошло так неожиданно, что он даже не сразу понял, что это было. Анечка не сказала ни слова. Она исчезла так же стремительно, как и появилась. Остался только легкий свежий запах ее духов и вкус поцелуя на губах. Теперь Обиходов доподлинно знал, как пахнет счастье, и какой у него вкус.
29
Ближе к вечеру, когда за окном уже начало смеркаться, в дверь палаты постучались.
– Войдите! – сказал Обиходов.
Дверь открылась, и Обиходов увидел знакомое круглое лицо с непокорными взъерошенными волосами цвета соломы.
– Не спишь еще? – деликатно осведомился капитан.
Он вошел, осмотрел палату и сел на стул.
– Как самочувствие?
– В порядке, – ответил Обиходов.
– Досталось тебе, – капитан кивнул на бинты.
– Тебе тоже, – сказал Обиходов.
– Это точно, – капитан усмехнулся и потрогал залепленную бежевым пластырем бровь. – Если бы не девчонка, Аня эта, хана бы нам пришла. Молодец девчонка. Все правильно сделала.
– Да, все правильно, – согласился Обиходов.
– И ты тоже молодец, Георгий, – капитан улыбнулся.
– Да я что… – скромно возразил Обиходов. – Вот ты… – он осекся. – Прости, глупо, конечно, но я до сих пор не знаю, твоего имени. Все капитан Рыков, да капитан Рыков. А зовут-то тебя как?
Капитан чуть помедлил, сухо откашлялся в кулак и сказал:
– Глеб.
– Глеб! – радостно повторил Обиходов. – Очень приятно! – И тут же снова осекся. – Глеб? – он удивленно посмотрел на капитана.
– Ну да, Глеб, – сказал тот. – Глеб Варфоломеев.
В палате воцарилась звенящая тишина, какая может быть только в монастырских госпиталях.
– Как Глеб Варфоломеев? – дрогнувшим голосом произнес Обиходов.
– Вот так, Глеб Варфоломеев, – пожал плечами посетитель.
– А как же капитан Рыков?
– Да не волнуйся ты так, – сказал Варфоломеев. – Я все объясню, только это длинная история.
– Это ничего, – сказал Обиходов. – Времени полно.
Варфоломеев устроился на стуле поудобней и снова кашлянул в кулак.
– Короче, мы с Рыковым вместе служили. Друзьями, в общем, были. Еще в армии. Ну, знаешь, как бывает… Попали в одну часть, оба из Москвы, вроде как земляки. Часть была аховая, Забайкальский военный округ. Ты служил?
Обиходов кивнул.
– Ну, должен понимать, – продолжил Варфоломеев. – В общем, договорились держаться вместе. Что бы ни случилось. Там иначе нельзя было. Ну и за два года как братья друг другу стали. Потом, после армии, в органы пошли служить, по комсомольскому набору. Молодые были, говорю же, – Варфоломеев усмехнулся. – Потом, когда началась вся эта карусель… Ну, в начале девяностых… Жарко очень стало, в органах-то. Почище, чем в армии. Кто-то сразу ушел, кто-то скурвился. Рыков сказал: «Ерунда, прорвемся!». Ну, а я с ним, где он, там и я. Так и продолжали, спина к спине. – Варфоломеев вздохнул, по привычке достал из кармана пачку сигарет, но тут же спохватился. – Эх, в твоей богодельне-то курить нельзя…
– А ты в окошко, – предложил Обиходов.
– Думаешь, не засекут старухи? – усомнился Варфоломеев.
– Попробуй.
Варфоломеев, стараясь не шуметь, открыл окно, уселся на подоконник и закурил.
– В году девяноста третьем мы впервые услышали о Бароне, – продолжил он. – То-то и дело, что услышали, потому что ни в то время, ни после, никто его не видел. Все только слышали о нем. Половина всех наркотиков тогда в Москву попадало по каналам Барона. Мы брали курьеров, брали оптовиков, но на самого Барона выйти никак не могли. Любую свою операцию, даже самую пустяшную, он проводил минимум через трех посредников. Люди Барона денег нам предлагали много раз, только чтобы мы дали им спокойно работать. Рыков только смеялся. Мразь, говорил, ишь чего задумали, капитана Рыкова купить! Потом оказалось, что купили они наших начальников. Те сливали им информацию. А потом сдали и самого Рыкова, – Варфоломеев замолчал.
– Его убили? – тихо спросил Обиходов.
– Убили, – ответил Варфоломеев. – Машину его нашли сгоревшую. Ну и он внутри. Следов никаких. Дело открыли и быстро закрыли. Вот так-то, – Варфоломеев вздохнул. – Я тогда запил сильно. В общем, из органов меня турнули. От жены сам ушел, чтобы не мучить ее. Год почти бомжевал. А потом, знаешь, подумал, что же я, подлец, делаю? Как же я мог своего друга единственного так подвести! Почему я жив, эта гнида Барон жив, эти упыри продажные живы, а Рыков мертв? В общем, пришел потихоньку в себя. – Варфоломеев подкурил новую сигарету. – Знаешь, легко мне стало, когда цель появилась, как заново родился. А цель была простая. Исправить ошибочку: Рыков должен быть жив, а для Барона и упырей жизнь должна закончиться. Начал действовать постепенно, шаг за шагом. Упырей вскорости их же хозяева и порешили. Я совсем чуть-чуть поспособствовал. Ну, а с Бароном, конечно, пришлось повозиться. Для начала, я просто хотел дать ему понять, что ни хрена у него с капитаном не вышло, жив Рыков, и все дела. Кишка у него тонка против капитана Рыкова. Хотел, чтобы он сам в это поверил. День и ночь следил я за его людьми, вникал в его делишки. Кое-что понял в его системе, что у него там и как работает. Знаешь, когда ты в погонах, работать-то сложнее. Инструкции там, предписания, кодекс, опять-таки. А нет погон, нет инструкций – прижал кого надо как следует, он тебе столько всего выдаст, сколько всем отделом за три месяца не нароешь, если по инструкциям-то. Ну, и еще одну вещь я понял. На Барона и на таких, как он, тоже разные люди работают. Большей частью мразь, конечно. Но попадаются и нормальные мужики. Просто фишка так легла, что они оказались на той стороне. Мы с Рыковым тоже в органы-то, можно сказать, случайно попали. Да и сам видишь, как там все получилось. Короче, начал я у Барона людей его, которые нормальные, выдергивать потихоньку. При этом не забывал приветы ему от капитана Рыкова передавать. И Барон повелся. Нервничать начал. Тоже справки наводить. Как так? Какой капитан Рыков? Почему? Я знал, Барон начнет искать капитана и первым делом пришлет своих псов к Лене, супруге моей бывшей. Она хороший человек, святая женщина, я мизинца ее не стою. Я сказал ей, если придут и начнут спрашивать о капитане и обо мне, говори, ничего не знаешь, только сразу дай мне знать, что приходили. Ну, ты и пришел. – Варфоломеев усмехнулся. – Ты – нормальный мужик, это я и раньше знал, справки о тебе давно навел, еще когда ты в своей газетке писал о капитане. Я сразу понял, что через тебя, хоть ты и не в курсе, ниточка тянется к Барону. Последил немного за тобой, за братцем твоим, за его хозяевами. Понял, что вся ваша честная компания меня на Барона и выведет. Чуть-чуть, конечно, просчитался. Девчонку из виду упустил. Это я, конечно, дурак. Догадывался, что рядом со стариканом этим, Дудкиным, обязательно Барон своего человечка держит. Но ведь и Барон с ней крепко просчитался. Нормальная девчонка оказалась. Наш человек. Такая вот получилась история. Варфоломеев погасил сигарету. Обиходов молчал, что-то обдумывая.
– Заговорил я тебя совсем, – сказал Варфоломеев. – Тебе отдыхать надо. Да и у меня еще дела кое-какие.
– Подожди, – остановил его Обиходов. – А письмо в редакцию твоя работа?
– Какое письмо?
– Которое Дудкин прислал, про сны. Ты эту историю запустил?
– Ах это! – Варфоломеев махнул рукой. – Можешь считать, что я. Это случайно вышло.
– Что значит случайно?
– Да то и значит, случайно встретился я с парнишкой этим, Василием. Пиво я пил у Курского вокзала. Там знаешь, киоски раньше стояли вдоль Садового.
– На Трубе, что ли?
– Точно! На Трубе! – улыбнулся Варфоломеев. – Помнишь, значит? Славное было местечко! Короче, пиво я там пил за столиком. Ну, подошел Василий этот, встал рядышком. Слово за слово. Я тогда только с женой развелся. Поговорить с кем-нибудь хотелось. Ну, я ему про жену, а он мне про сны. Ему сны какие-то диковинные снились. А ему говорю, мне вот тоже постоянно сон снится. Один и тот же. Друг мой, капитан Рыков. Он мне действительно тогда почти каждую ночь снился. Да и теперь частенько. Честно тебе скажу, выпил я тогда порядочно. Не в форме был. Ну и конечно, лишнего наболтал. Это я потом за ум взялся, а тогда… стыдно вспоминать, – Варфоломеев вздохнул. – Ну, поговорили и разошлись. А Василий этот, оказывается, в то время у Дудкина квартировался. Это мы только сегодня выяснили, когда утром с Дудкиным беседовали. Он рассказал Дудкину. Кой-чего, конечно, от себя добавил. Дудкин тоже кой-чего добавил и отправил тебе. Видишь, все очень просто! – Варфоломеев улыбнулся.
– Очень просто, – задумчиво повторил Обиходов. – Только мне почему-то кажется, что это еще не конец.
Варфоломеев поднялся со стула, поправил на плечах белый халат.
– Тебе видней, друг. Ты главное выздоравливай!
Он кивнул головой и вышел прочь.
