Текст книги "Небесная милиция"
Автор книги: Петр Завертаев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)
11
Обиходов чувствовал ужасную неловкость, он стоял на освещенной сцене абсолютно голый. Играла музыка. «Шляпу можно не снимать» пел Джо Кокер. Но даже шляпы у Обиходова не было. Одной рукой прикрыв пах, другой он пробовал защититься от яркого света рампы, бьющего прямо в глаза. Перед собой он видел темный зрительный зал, огромный, как стадион, в первых рядах неясные силуэты людей. Присмотревшись внимательно, он узнал главного редактора и генерального директора издательства. А еще родителей бывшей жены.
– Они здесь зачем? – раздраженно подумал Обиходов. – Сама-то не пришла, – в душе его даже успело шевельнуться что-то вроде обиды. Игнорирует. Молнией мелькнуло в голове неприятное воспоминание об их последней «решающей» ссоре, запрыгали слова «хватит», «нет сил», «безнадежно».
«Безнадежно? Знала бы ты, что такое безнадежно…» Обиходов затравленно осмотрелся. С трех сторон сцену окружала глухая стена, прямо перед ним пугающая чернота зрительного зала. Путей к отступлению не было. Просто так стоять тоже было нельзя. Обиходов заметил, что директор издательства уже выказывал признаки недовольства, он поджал губы и двумя руками поправил очки, как бы желая понадежнее укрепить их на носу. Он всегда так делал, прежде чем приступить к разносу. Стараясь попадать в такт музыке, Обиходов боком приставными шагами подошел к шесту, установленному посередине сцены. Он попробовал спрятаться за него, но это было невозможно, шест был слишком узким. Никуда не деться, понял Обиходов, нужно танцевать. Он лихорадочно вспоминал, как это делают профессиональные стриптизерши. Широко развести ноги, присесть, или сначала присесть потом развести ноги. Господи, стыд-то какой! Обиходов представил выражение лица своей бывшей тещи и весь покрылся липким потом. Он вцепился в шест обеими руками так крепко, будто от этого зависела его жизнь, и начал в такт музыке раскачивать бедрами, влево и вправо, сначала еле заметно, осторожно, потом все смелее и смелее. Чтобы не думать о тех, кто сидит в зале, Обиходов постарался сосредоточиться на песне. «Ю кэн лив е хэт он… ю кэн лив е хэт он» – повторял он вслед за Джо Кокером. Попробовал делать наклоны туловища в стороны и выпады вперед с переносом центра тяжести на левую и правую ногу. В армии это называлось комплекс упражнений номер один. Получалось замечательно, только мешал шест.
– Эх, однова живем! Танцевать так танцевать! – подумал Обиходов. Он оставил шест, ритмично переставляя ноги, вышел к краю сцены и крикнул в зал: – Руки! Не вижу ваши руки!
Зрители радостно засвистели и повскакивали с мест. Обиходов увидел перед собой колышущееся море поднятых рук. Их было тысячи и тысячи.
– Вот она, слава! – подумал Обиходов и крикнул. – Однова живем!
– Оооа – оо! – ответил ему мощный рев.
Обиходов пустился в пляс, он уже не слышал ни слов, ни музыки, выкидывал коленца, хлопал себя ладонями по груди и бедрам, как пьяный тракторист на танцах, кружился волчком, размахивал руками. Зал неистовствовал вместе с ним.
«А ну-ка, как они это делают?» – в мозгу Обиходова мелькнула задорная мысль. Он вышел на самый край сцены, сложил руки лодочкой и нырнул в зал. Десятки рук подхватили его, но, вопреки ожиданиям, не понесли по волнам, а почему-то начали неприятно трясти.
– Жорж! Проснись, Жорж! – услышал Обиходов голос, доносящийся откуда-то сверху. – Жорж! Проснись!
Обиходов с трудом открыл глаза и прямо над собой увидел лицо Левандовского.
– Проснулся! – обрадовался Левандовский. – Слава Богу! Ты почти сутки проспал.
В ушах Обиходова еще звучал Джо Кокер и ревел зал. Он снова закрыл глаза, ожидая, кто исчезнет, Джо Кокер или Левандовский. Исчез Джо Кокер. Обиходов почувствовал легкую досаду. Он окончательно открыл глаза и осторожно осмотрелся. Собственная квартира, собственная постель. Это хорошо. Проверив ближний внешний круг бытия, Обиходов обратился к внутреннему. Сознание работало, как компьютер, последовательно опрашивая систему за системой. Руки, ноги целы, печень ноет. Нестрашно. Довольно сильно болит голова, должно быть с похмелья. Какой-то мерзкий привкус во рту и неприятный осадок в душе. Удивление, возмущение. Память заработала не сразу, с перебоями. Арчил Эриашвили, то мертвый, то живой. Пистолет в руках. Выстрел. Труп. Семашко. Левандовский. Левандовский!
– Что это было? – прошептал Обиходов.
– Так я и хочу тебе все объяснить! – воскликнул Левандовский. – А ты спишь и спишь!
– Объясняй, – сказал Обиходов.
– Что, прямо сейчас?
– Прямо сейчас, – Обиходов сел в кровати. Резкое движение отдалось сильной болью в затылке. Он невольно застонал.
– Что с тобой? – встревожился Левандовский. – Тебе плохо?
– Мне хорошо, – сказал Обиходов, щурясь от боли.
– А у меня есть кефир. Холодненький, – заискивающе улыбаясь Левандовский протянул открытый литровый пакет с кефиром. – Я помню, что ты любишь кефир… В таких ситуациях.
Обиходов взял кефир и начал жадно пить. Быстро опорожнив пакет, он вытер губы и грозно посмотрел на Левандовского.
– Кто все это устроил? Твоя работа?
– Нет, – торопливо ответил Левандовский. – Не моя. Не совсем моя.
– А чья? Семашко?
– Понимаешь, Жорж, – уклончиво сказал Левандовский, – все не так просто. Чтобы ты правильно понял, нужно рассказывать все по порядку. Мы с тобой давно не общались, не говорили по душам, как когда-то, помнишь? – Левандовский снова заискивающе улыбнулся. – У тебя работа, у меня работа. Проклятая работа, – он сокрушенно вздохнул.
– Ближе к делу, – сказал Обиходов.
– Да, конечно, – спохватился Левандовский. – Просто даже не знаю, с чего начать, – он деликатно откашлялся. – В общем, когда я пришел работать к Арчилу, сначала все шло, так, как ожидалось. Я поставил первое шоу, вроде бы оно понравилось. Арчил рассказывал всем, какой я замечательный режиссер, какой талантливый. Потом появился Семашко. Жорж, – Левандовский понизил голос почти до шепота, – то, что я тебе сейчас расскажу, не должен знать никто. Они меня послали, чтобы я сказал совсем другое, но я хочу, чтобы ты знал правду. Потому что ты мой брат. Если они узнают…
– Опять «они»! – раздраженно воскликнул Обиходов. – Кто они?
– Сейчас поймешь, – сказал Левандовский. – В общем, первому эта идея пришла в голову Семашко. Он тогда занимался каким-то очередным своим расследованием, и ему нужно было сделать так, чтобы человек, подозреваемый, думал, что перед ним люди из милиции. Короче, нужно было разыграть милицейскую операцию. Семашко попросил меня помочь поставить эту сцену, как в театре, подобрать актеров, распределить роли, прорепетировать. Для меня это было чем-то вроде шутки. Я все сделал, как надо. Потом еще пару раз ему помогал. Не вдаваясь в подробности зачем и для чего ему это было нужно. Просто сам Семашко мне очень нравился. Казался таким сильным, благородным. Такой не очень разборчивый в средствах Робин Гуд, понимаешь, о чем я?
– Понимаю, – кивнул Обиходов.
– Арчил, естественно, был в курсе этих дел, – продолжил Левандовский. – То есть он не знал всех деталей, но знал, что я помогаю Семашко и каким образом помогаю. И вот однажды, он вызвал меня и сказал, что тоже нуждается в моих режиссерских услугах не только на сцене. Предложение было очень необычным. У него был один партнер по бизнесу, который создавал ему много проблем. Что-то они никак не могли поделить. В общем, задача была на некоторое время, желательно на несколько месяцев, выключить этого партнера из нормальной жизни, желательно, не нарушая при этом уголовный кодекс. Потому что откровенной уголовщины Арчил не любит, во всяком случае по отношению к партнерам. Арчил знал, что человек этот по натуре своей довольно увлекающийся и большой энтузиаст по части женского пола. Вот ему и пришла в голову идея устроить так, чтобы этот человек влюбился. В самом деле, что еще способно так выключать из нормальной жизни? В смысле, в рамках действующего законодательства. Только любовь! Вот Арчил и попросил меня все это организовать. Найти подходящую актрису, продумать сценарий. Ну, и разыграть все. Как в кино. Любовь должна быть настоящей, не продажной. Это Арчил особенно подчеркивал. Когда я все это услышал, я оторопел. И естественно отказался. Но Арчил попросил меня хорошо подумать. Я думал несколько дней и… все-таки согласился. Пойми меня правильно, Жорж. Мне не хотелось отказывать Арчилу, и потом, – Левандовский замолчал, подирая слова, – и потом, скажу тебе честно, хоть я первое время и боялся себе в этом признаться, мне самому эта идея понравилась. Понравилась в профессиональном плане. Придумать и разыграть настоящую любовь не на сцене, а в жизни, поверь, об этом мечтает каждый режиссер. Я успокаивал себя тем, что никто не пострадает, что испытать любовь, это благо для человека, для любого человека. Нужно будет только грамотно и деликатно закончить этот спектакль. В этом главная проблема. В общем, я согласился. Не буду подробно рассказывать, как это было. Скажу только, что получилось не сразу, далеко не сразу. Мы пробовали разных актрис, разные ситуации. Дело затягивалось, но Арчил ни в какую не хотел отступать. В конце концов, сработала самая казалось бы мало обещающая из всех выбранных нами актрис. Не похожая ни на жен, ни на любовниц этого человека. Совсем другой типаж. Мы устроили им встречу за границей, во Франкфурте, где этот человек был в командировке. Она якобы заблудилась в аэропорту и опоздала на свой рейс. Все закрутилось, – Левандовский взмахнул рукой. – Эх, что рассказывать! Славная вышла постановка, и закончилось все более менее хорошо. Неожиданный отъезд, слезы, обещания. Главное, семью сохранили. Хотя сделать это было и непросто. В общем, пока этот человек был погружен в свои чувства и семейные разборки, Арчил успел устроить все свои дела, обезопасил бизнес. Цель была достигнута. Когда все закончилось, я неожиданно поймал себя на мысли, что мне очень интересно этим заниматься, гораздо интереснее, чем работать на сцене, ставить обычные спектакли. Это очень увлекало, затягивало, и это было так близко к тотальному театру. Гораздо ближе всего того, чем мне приходилось заниматься раньше. Но! Все закончилось. Нужно было возвращаться к своей повседневной работе. И тут опять появился Семашко. – Левандовский вздохнул. – Он сказал, что очень серьезных людей интересует информация о капитане Рыкове. Когда я об этом услышал, я подумал, что нас разыгрывают. Все мы помнили твои статьи в «Мире сенсаций». Все это было очень талантливо, весело, легко. Я читал с огромным удовольствием, однако ж, как и большинство людей, ни секунды не сомневался, что это все придумано, придумано тобой, и никакого капитана Рыкова не существует в действительности. Однако, Семашко был серьезен. Он сказал, что у заказчика есть совершенно достоверные подтверждения того, что капитан Рыков существует. И этот заказчик готов был заплатить сумасшедшие деньги за информацию о нем.
– И что же это за заказчик такой? – спросил Обиходов.
– Не знаю, – ответил Левандовский. – Честное слово, не имею понятия. Семашко всегда неохотно рассказывал о своих заказчиках, а тут и вообще напустил туману. Только обмолвился как-то раз, что общается не с самим заказчиком, а лишь с посредниками. Но деньги, которые они предлагали, действительно были очень большими. В общем, Семашко предложил взять в тебя «в разработку». Это у него так называется. Я, естественно, сразу отказался. Семашко сказал, если я выхожу из игры, он будет работать с тобой своими методами. Это меня напугало еще больше, потому что, Жорж, методы у него иезуитские. За то время, что я с ним плотно общался, я понял, он никакой не Робин Гуд и не Дон Кихот. Он хищник, коварный, умный и очень многоликий хищник. Я, конечно, сразу мог предупредить тебя, но… Испугался. Честно тебе скажу, просто струсил. Они бы мне этого не простили. А я не боец, я режиссер, понимаешь, Жорж?
– Ну и что было дальше? – усмехнулся Обиходов.
– Я им сразу сказал, не надо все так усложнять, давайте просто поговорим с Жоржем, он не будет врать. Но Семашко сказал нет. Мол, ты – творческий человек, журналист. Журналистам вообще верить никогда нельзя. И что заказчика ни за что не удастся убедить, что информация, полученная в простом разговоре, имеет какую-то ценность. У Семашко есть такая теория, когда человек смотрит в лицо смерти, он не может врать. В общем, он сказал, что тебя нужно как следует прижать. Он выдумал всю эту историю с убийством Арчила. Я лишь помогал разрабатывать кое-какие детали. Ну, и согласился сыграть одну из ролей.
– Но ведь это безумие! – воскликнул Обиходов.
– Да, безумие, – согласился Павел. – Может быть. Я и сам сначала не понимал и противился. Но когда начинаешь этим заниматься, в этом жить, начинаешь смотреть на вещи немножко по-другому. И потом, поверь, Жорж, я все тщательно рассчитал и проверил, шаг за шагом. Тебе ничего не угрожало. Это был розыгрыш. Просто розыгрыш. – Левандовский попробовал улыбнуться.
Обиходов был холоден.
– Ну, – сказал он, – и что дальше?
– Вот они и прислали меня сюда! – оживился Левандовский.
– Да кто «они», черт возьми! – в сердцах воскликнул Обиходов.
– Семашко и Арчил.
– Так все-таки тебя ко мне прислали?
– Ну, – замялся Левандовский. – Конечно, я бы и сам пришел. Пойми, мне действительно очень неудобно…
– Короче, – грубо отрезал Обиходов. – Зачем тебя прислали?
– Они хотят, чтобы ты помог найти Рыкова.
– Помог?! – воскликнул Обиходов. – После всего, что произошло?
– Арчил сказал, что готов хорошо заплатить, – торопливо вставил Левандовский.
Обиходов фыркнул. Презрительно, насколько это позволяла угнетенная похмельем мимика:
– Знаешь что, родной, – сказал он. – Я не желаю иметь с тобой никаких дел. А с твоими приятелями и подавно. Беги, докладывай им. Не появляйся здесь больше и не смей мне звонить!
Левандовский неподвижно сидел, закрыв ладонями лицо.
– Да, я жалок! – сказал он, наконец. – Я жалок. И понимаю это лучше тебя. Я хотел говорить совсем другие слова. Совсем другие! Я не прошу тебя верить мне. Знаю, что уже не имею на это права. Прошу только дай мне еще две минуты. Еще две минуты, выслушай меня. Пожалуйста!
Обиходов молчал. Воспользовавшись этим молчанием, Левандовский продолжил:
– Весь последний год я жил, как в тумане. Эта работа мне очень дорого обходится. Сначала она нравилась, доставляла огромное удовольствие, а теперь видно пришла пора платить по счетам. Придумывая иллюзорную жизнь для других, я сам выпал из реальности, перестал понимать, где я живу, а где играю, где нормальные люди, а где актеры. Я схожу с ума, Жорж. И это не слова, это уже почти диагноз. Можешь мне не верить, но единственная моя опора в реальном мире – это ты. Да, я не звонил тебе по полгода, не сильно стремился встречаться. Это так. Но вовсе не потому, что не хотел тебя видеть и слышать. Нет, Жорж. Я не хотел тебя впутывать, не хотел, чтобы ты знал о моих делах. Хотел, чтобы ты оставался вне игры, вне подозрений. Мне нужен был такой человек, хотя бы один, про которого, чтобы ни случилось, я мог сказать: «Он – настоящий». Знаешь, как средневековые заговорщики, одного человека из своего круга специально не посвящали ни в какие планы, чтобы, случись что, быть уверенными, что по крайней мере он один – не предатель. И он сможет найти настоящего предателя. Я письма тебе писал, Жорж. Серьезно! Как Ван Гог брату Тео. Завел на твое имя электронный почтовый ящик и отправлял тебе каждый день по несколько строчек. Это меня очень поддерживало какое-то время. Я думал, что в один прекрасный день, когда этот кошмар закончится, я приду к тебе, мы сядем на твоей кухне, как в былые времена, откроем бутылку водки, я расскажу тебе все, что со мной случилось. Мы вместе будем читать эти письма. Потом мне вдруг начало казаться, что за мной кто-то следит… В общем, я уничтожил этот ящик.
– Ты закончил наконец? – раздраженно поинтересовался Обиходов.
– Да, почти, – сказал Левандовский. – Хочу сказать тебе еще только одну вещь. Вчера я случайно услышал, как Семашко разговаривает по телефону с представителями заказчика. Кажется, у заказчика только что сорвалась крупная сделка. Человек, который должен был перевести куда-то какие-то деньги, неожиданно пропал и вроде как прислал эсэмэску с приветом от капитана Рыкова. Заказчик, естественно, в ярости. Требует от Семашко результатов. Мне кажется, Жорж, что капитан Рыков действительно существует. Или кто-то, кто скрывается под его именем. Может, он и не приходит к людям во сне и не наставляет их на путь истинный, как это ты описал в своей «Небесной милиции». Но он делает какие-то не менее удивительные вещи. А раз он ухитряется досаждать таким людям, как этот Семашковский заказчик, то может он не такой уж плохой человек. Если кто-то и должен его найти, так это ты, Жорж. Это твой долг. Потому что ты – автор. И между прочим, «Небесную милицию» до конца ты так и не дописал, ведь правда? А незаконченные произведения – штука коварная. Кто угодно может взяться довести историю до конца. Семашко с Арчилом готовы носом землю рыть, чтобы найти капитана, и, может быть, они его все-таки найдут. Даже скорее всего найдут, рано или поздно. Если ты останешься от всего этого в стороне, твоего персонажа ждут крупные неприятности. Жалко, если финал «Небесной милиции» будешь сочинять не ты, а Семашко, Арчил и их неведомый заказчик. Подумай над этим, Жорж. Вот теперь я все сказал.
Левандовский встал, достал из кармана ключи от квартиры Обиходова, положил их на столик рядом с кроватью, хотел еще что-то сказать, но, видно, передумал, только молча кивнул на прощанье и вышел.
12
За несколько минут до полудня на Манежной площади у полусферы, увенчанной Святым Георгием, начали собираться журналисты. Снимающая братия, фотографы и телеоператоры, деловито расчехляли камеры, разматывали шнуры, устанавливали штативы. Репортеры курили и обменивались дежурными шутками. Вокруг постепенно начинали скапливаться зеваки, сообразив, что намечается что-то интересное. Некоторые пытались расспрашивать журналистов, мол, объясните толком, чего ждем. Но те в ответ лишь пожимали плечами. Похоже, и сами не знали. Действительно, что можно снимать на Манежной в обычный полдень? Монументальную автомобильную пробку? Отары пожилых интуристов? Или, может, шныряющих по отдельности отечественных приезжих, которые прежде чем нырнуть в подземный торговый комплекс, захотели глотнуть несвежего воздуха?
Ровно в двенадцать часов несколько молодых людей, человек десять-пятнадцать, которые не спеша прогуливались тут же у Святого Георгия, и, на первый взгляд, не составляли единой группы, а, наоборот, вроде как даже подчеркнуто держались каждый сам по себе, вдруг разом, словно по команде достали маленькие пакетики с кормом «Педигри» и начали цокать языком, как обычно подзывают собак, и повторять призывно и ласково: «Моджо! Моджо! На! На!». Что интересно, никаких собак поблизости не было и не могло быть, за этим бдительно следили милиционеры. Все животные, которым положено было находиться на Манежной площади, стояли, лежали и сидели на своих местах в бронзовом зоопарке на бутафорской набережной. И зеваки, и журналисты мгновенно сообразили, вот оно! Началось! Беглым огнем защелкали фотокамеры. Переполошились милиционеры, настал их черед впадать в недоумение. С одной стороны налицо был явный непорядок, возмущение общественного спокойствия, с другой стороны, на ум как-то сразу не приходили статьи закона, указы или уложения, запрещавшие гражданам подзывать на улице собак. К тому же невидимых.
Обиходов понял, что настала пора действовать. Сейчас милиционеры опомнятся, начнут «принимать меры» и тогда плакал материал. Он решительно протиснулся сквозь кольцо зевак к ближайшему человеку с пакетиком корма, юнцу лет семнадцати в вязанной шапочке цветов ямайского флага.
– Ты Лукас? – спросил Обиходов.
– Нет, я – Боб, – с гордостью сообщил юнец.
– А который из вас Лукас?
– Не знаю, – сказал юнец. – Лично не знаком.
Чертыхнувшись, Обиходов подошел к следующему, с серьгой в ухе:
– Лукас?
– Нет.
– Вам Лукас нужен? – услышал Обиходов за спиной, обернулся и увидел молодого человека лет тридцати в очках, одетого в майку с изображением Чебурашки с автоматом Калашникова и надписью Che-burashka. – Это я.
– Я Георгий Обиходов из журнала «Мужской мир», – представился Обиходов. – Делаю материал о вашем… движении. Мы можем поговорить?
– Одну минутку, – Лукас посмотрел на часы и, обращаясь куда-то в сторону Святого Георгия с выражением произнес, – Моджо! Моджо! На! Фьють! Фьють! – Потом снова взглянул на часы, спрятал пакетик с кормом в карман. – Теперь можно, – сказал он.
Обиходов заметил, что одновременно с Лукасом все участники акции прекратили подзывать Моджо и спрятали пакетики. Некоторые тут же поспешили скрыться, а замешкавшиеся стали добычей других журналистов.
– Объясните, пожалуйста, что тут происходит, – сказал Обиходов.
Лукас элегантным движением поправил очки:
– Это называется «флэш моб», – торопливо начал он произносить явно много раз репетированный текст. – С английского переводится как «мгновенная толпа», некоторые называют это «смарт моб» или «умная толпа». Смысл в том, что в интернете на специальном сайте вывешивается призыв всем желающим собраться в определенное время в определенном месте для того, чтобы проделать определенное действие, желательно заведомо бессмысленное, например, на перроне Ленинградского вокзала в момент прибытия поезда встречать несуществующего пассажира или всем собраться и звонить по мобильному телефону по несуществующему номеру.
– А сейчас вы что делали? – спросил Обиходов.
– Мы звали Моджо. Это мой пес, ирландский сеттер.
– И где он?
– В Киеве, – ответил Лукас.
– Почему в Киеве? – удивился Обиходов.
– Потому что я там живу, – ответил Лукас. – Я приехал в Москву специально, чтобы провести эту акцию.
Обиходов на секунду задумался.
– Простите, но я все-таки не уловил, в чем смысл, – признался он. – Вы приехали в Москву специально для того, чтобы покормить пса, которого оставили в Киеве?
– Смысл акции в подчеркнутой бессмысленности, – с расстановкой произнес Лукас. – Это главное правило «флэш моб». Сотни и тысячи людей собираются вместе, чтобы сделать что-то подчеркнуто бессмысленное. Это акт нового искусства. В двадцать первом веке искусство станет в буквальном смысле социальным, его будут творить не отдельные художники, а все общество, социум. Это перевернет общественные законы, государство в его теперешнем виде утеряет власть и переродится. Тысячные толпы людей, которые мгновенно возникают то в одном, то в другом месте, могут творить не только искусство, но и революции. Государственные структуры будут не в силах на это влиять.
– Но сегодня здесь собралось всего человек десять, – заметил Обиходов. – Как они могут совершить революцию?
Лукас бросил на него быстрый неприязненный взгляд.
– Это одна из первых акций в России, – начал объяснять он. – Только начало. На Западе, в Лондоне, Париже и Нью-Йорке каждая «флэш-моб» собирает тысячи людей. Это уже реальная сила.
– А кто пришел сегодня на ваше мероприятие? Вы знаете этих людей?
– Не знаю, – сказал Лукас. – Люди, которые участвуют во «флэш-моб» не знают друг друга. Они просто прочли мое объявление в интернете, пришли сюда, ровно сто секунд делали то, что вы сами видели, и разошлись. Все. Никто ни с кем не знакомится. Это «флэш-моб», а не служба знакомств.
– Понятно, – сказал Обиходов. – Теперь последний вопрос. А как же Моджо? Пока вы здесь, в Москве, занимаетесь э… социальным искусством, кто же его кормит там, в Киеве?
Лукас бросил на Обиходова еще один неприязненный взгляд.
– О нем есть кому позаботиться, – сухо сказал он.
Спустя два часа Обиходов сидел на заседании редакционной коллегии и сосредоточенно рисовал в блокноте виселицу. В редакции произошло ЧП. Жена владельца издательства собираясь на отдых в Таиланд, случайно захватила из дома вместе с пачкой других журналов и «Мужской мир». В самолете, изнывая от шестнадцатичасового безделья, она его прочла. К несчастью, так совпало, что на острове Пхукет вместо тропического солнца ее ожидал тропический дождь, вдобавок гостиница, в которую она заселились, показалась ей недостаточно шикарной, то ли полотенца были недостаточно махровыми, то ли лотосы, которые по местной традиции плавали в унитазе, недостаточно свежими. В общем, свой отдых она начала с грандиозного скандала. Хорошенько разогревшись на гостиничных менеджерах и представителях турфирмы, она позвонила мужу в Москву, где была глубокая ночь, и сорок минут выговаривала ему, иногда прерываясь на рыдания и сморкания. Когда дело дошло до обвинений в безнадежно загубленных лучших годах жизни, муж позволил себе замечание, что он очень занят на работе и не в силах контролировать все детали организации ее отдыха. На что жена язвительно ответила, что если он считает своей работой издание такого отвратительного, пошлого, занудного и скучнейшего журналишки, как «Мужской мир», то он просто выживший из ума глупец, который вместо того, чтобы заниматься настоящим делом и собственной семьей кормит свору дармоедов и бездарностей. Ситуация осложнялась тем, что вышеозначенная жена была у издателя третьей по счету, а значит, самой влиятельной. Ведь как это часто бывает у таких людей, первая жена, та, которая была еще до обретения богатства, осталась уже в далеком прошлом, как бы даже и в другой жизни. Вторая жена, та что наскоро появилась сразу после обретения богатства, представляла собой что-то вроде обязательного аксессуара, который покупается в придачу к «шестисотому». Длинноногая блондинка с пышным бюстом, прилипшая во время загула в ночном клубе. Как звать запомнил только через неделю. Через полгода или год отсыпал немножко денег и напрочь забыл. А вот третья жена – она даже необязательно должна быть блондинкой – это уже серьезно, это не мимолетное увлечение и не прихоть, это долгосрочный проект, солидное капиталовложение, куда более важное, чем отдельно взятый журнал. Поэтому владелец издательства, едва закончив разговор с женой, тут же позвонил главному редактору «Мужского мира» Миронову.
На следующий день главный редактор появился на работе только к часу. Выглядел он так, словно его долго избивали резиновыми дубинками, не оставляющими на теле следов. Он срочно собрал редакционную коллегию и объявил, что ни одна живая душа не выскользнет из кабинета, пока они не придумают срочный план превращения журнала из «отвратительного, пошлого, занудного и скучнейшего» в «прекрасный, увлекательный и захватывающий».
Обсуждение не клеилось.
– Я вчера смотрел по телевизору передачу Гордона, – высказался обозреватель Паша Ведерников. – Там один ученый сказал, что со времен древних греков человека по-настоящему интересуют только две вещи – эрос и танатос, секс и смерть.
Ведерников был обозревателем широкого профиля. Он мог писать статьи на любые темы любого объема. Новое французское кино, межпланетные экспедиции, ирригация Узбекистана – все, что угодно. Как-то раз одна турфирма свозила издательскую жену на Сардинию, взамен они попросили написать и опубликовать в «Мужском мире» статью. Как всегда, сделать это нужно было очень срочно, поэтому Главный призвал Ведерникова. К утру статья была готова. Она начиналась словами: «Сардиния чем-то похожа на Байкал». Случайно увидев гранки, Обиходов поинтересовался у автора: «Паш, а ты был на Байкале?». «Не довелось» – честно ответил Ведерников. – «Все собираюсь, но как-то не складывается». «Ну, на Сардинии, ты, понятное дело, тоже не был, – продолжил рассуждать Обиходов. – Так почему же ты считаешь, что она похожа на Байкал?». «Ой, не морочь мне голову!» – отмахнулся Ведерников и побежал в бухгалтерию.
– Про смерть писать нельзя – сказала Олечка из рекламного отдела. – Это не понравится рекламодателям.
– Значит, остается только секс, – вздохнул Ведерников.
– Правильно, нужно давать больше секса, – поддержал Бойко, отвечающий за технические новинки.
– «Больше секса» – это пустые слова, – сказал Миронов. – Нужны конкретные идеи.
В кабинете повисло тягостное молчание.
Обиходов начал рисовать на виселице фигурку главного редактора.
– Как заставить женщину испытать оргазм, – предложил Ведерников.
– Было уже сто раз, – произнес кто-то.
– Ну и что, что было! – сказал Ведерников. – Какие-нибудь особенные способы. Предлагаю заголовок. «Сделай ее счастливой. 5 секретных способов быстрого достижения оргазма».
– И ты знаешь такие способы? – скептически подняла бровь редактор моды и стиля Настя Кроль.
– Где-то читал, уже не помню, – сказал Ведерников. – И потом причем здесь я? За эту тему у нас Обиходов отвечает.
Все посмотрели на Обиходова.
– Ты, друг мой, читал это в мартовском номере нашего журнала, – сказал со вздохом Обиходов.
– А я считаю, что нам не хватает актуальности, – сказала Настя. – Мы постоянно перемалываем одно и то же. Секс, крутые автомобили, алкоголь. Скучно, граждане! Писать нужно о модных вещах, модных людях, модных событиях. Вокруг столько всего происходит, а вы все со своим оргазмом носитесь.
– Это на наш оргазм, это ваш оргазм, – попытался сострить Бойко.
– Ну хватит! – оборвал его Миронов. – Настя права. Нам нужно становится модными и актуальными. Что у нас в текущем номере? Георгий, как твоя тема, об этих… как их… – главный редактор болезненно сморщился.
– Флэш моб? – уточнил Обиходов.
– Точно! Флэш моб! Будет материал?
– Не будет, – сказал Обиходов. – Чушь это все. Профанация.
– А я считаю, это очень хорошая тема, – вставила редактор моды. – На Западе это сейчас очень модно.
– Ты сама-то это видела когда-нибудь? – поинтересовался Обиходов. – Или может участвовала?
– Не видела и не участвовала, – сказала Настя. – Зато читала. По-моему, это очень интересно, когда тысячи незнакомых людей вдруг собираются в одном месте. Говорят, что они даже революцию так могут сделать.
– Сегодня на Манежной площади собралось от силы пятнадцать человек, – сказал Обиходов. – Какая там революция? Они собаку-то нормально покормить не могут.
– Какую еще собаку? – нахмурился Миронов.
– Лукаса. Это пес их главаря, Моджо. Они его сегодня кормили. Или, постойте, не так, – поправился Обиходов. – Главаря зовут Лукас, а пса – Моджо. Но это неважно. Главное, что Моджо так и остался голодным. Вот, собственно, и вся новость.
– Между прочим, Лукас – известный киевский художник, – снова вставила Настя, – очень модный и трендовый. Он устраивал акции в Берлине и Милане. Если хотите, чтобы наш журнал стал по-настоящему глянцевым, нужно писать об именно таких персоналиях.
