Текст книги "Небесная милиция"

Автор книги: Петр Завертаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)

20

Позвонить или не позвонить? Часто случается, что простые вопросы оказываются самыми мучительными. Они не причиняют сильных страданий, но и покоя не дают. Как кусочек салата, застрявший между зубами. Обиходов расхаживал по комнате взад и вперед. От угла с креслом по дуге мимо кровати к двери и обратно. Проходя мимо мини-бара, вскрыл его, и принялся вдумчиво изучать содержимое (уже не в первый раз). При виде миниатюрных бутылочек с водкой, коньяком, виски, вином и ликерами, вспомнилось Дудкинское занятие в «японском саду камней». Обиходов извлек бутылочку «Белой лошади» и, рассматривая ее, попробовал почувствовать себя маленьким. Получилось не очень. Тогда Обиходов открыл бутылочку и сделал небольшой глоток. Замер, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Вместо ожидаемого чувства огромности окружающего мира, возникло желание немедленно добавить. Обиходов слил остатки виски в стакан и бросил кубик льда из морозильника. Закрыл мини-бар и сделал еще пару ходок туда и обратно по комнате. Наконец решился. Сел в кресло, снял трубку телефона и, не набирая номер, произнес:

– Добрый вечер, вы еще не спите? Хотел еще раз поблагодарить вас за чудесный день, который мы сегодня провели вместе… Нет, не так.

Обиходов прочистил горло и принял более непринужденную позу.

– Добрый вечер, Анечка! – сказал он в гудящую трубку. – Это Георгий. Вы еще не спите? Хотел сказать вам спасибо за… чудесный день, который мы… который мы… Нет, просто за сегодняшний день. Хотел сказать вам спасибо за сегодняшний день. Да. Не хотите ли выпить со мной немного?.. Нет. Не так. Может быть, выпьем по маленькой?… «По маленькой»… Идиот! Соберись, соберись! – Он закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов и выдохов. Снова открыл глаза и произнес: – Добрый вечер! Бла-бла-бла-бла… за сегодняшний день. Послушайте, Анечка, у меня есть одна неожиданная идея. Почему бы нам с вами не выпить?

Проговорив это, он решительно допил виски и набрал номер Анечки, который узнал у ночного дежурного в службе размещения. Пока шли длинные гудки он еще раз хорошенько прочистил горло. Наконец, в трубке раздался ее голос.

– Алло?

– Добрый вечер, Анечка! Это Георгий, – выпалил Обиходов.

– Добрый вечер, Георгий, – послышалось в ответ.

Она, конечно же, немного удивилась. Хотя меньше, чем ожидал Обиходов.

– Вы еще не спите?

– Почти сплю.

– Ради Бога, извините, я просто хотел сказать вам спасибо за сегодняшний день… За очень чудесный день.

– Ну что вы, Георгий, не стоит, – он почувствовал, как на другом конце провода она улыбнулась. – Мне тоже было приятно провести с вами время.

– Правда?

– Конечно, правда.

– А знаете, Анечка, мне пришла в голову одна неожиданная идея…

– Почему бы нам вместе не выпить? – продолжила Анечка за него.

У Обиходова от неожиданности перехватило дыхание.

– В смысле?.. – произнес он, заикаясь. – Как вы?.. Ну да… В общем-то… да.

– Нет, Георгий, – прервала его заикания Анечка. – Большое спасибо вам за приглашение, но, знаете, я уже в самом деле собралась спать. И потом, вы же сейчас должны идти на эвокацию.

– Да к черту эту эвокацию! – воскликнул Обиходов. – Мне и так все ясно.

– Это вы напрасно, – сказала Анечка. – Теодор Леопольдович расстроится, если вы не придете. Он вас так ждал.

– Хорошо, – смягчился Обиходов. – Я пойду на эвокацию. Обещаю. Только давайте сначала выпьем. По пятьдесят грамм. Чтобы крепче спалось. А?

Это «а?» повисло в телефонном эфире, как большой трепетно дрожащий мыльный пузырь, символ последней надежды. Анечка засмеялась.

– Еще раз спасибо, но я все-таки откажусь. – (пузырь лопнул) – Завтра у нас с вами поездка на море и экскурсия в заповедник. Это большая программа. Нужно как следует отдохнуть.

– Программа? – Перед Обиходовым снова забрезжил огонек надежды, теперь уже самой последней. – У меня вопрос как раз по поводу завтрашней программы. Вы знаете, где находится Соляная башня?

– Соляная башня? – удивленно повторила Анечка. – Знаю. К востоку отсюда на старой дороге.

– Туда сложно добраться?

– На машине совсем не сложно. Минут двадцать езды.

– Нам с Павлом нужно будет попасть туда завтра вечером, к десяти часам.

– Но вечером там темно, ничего не видно. К Соляной башне обычно едут, чтобы полюбоваться окрестностями.

– Мы не будем любоваться, нам нужно по делу.

– По делу? К Соляной башне? – Анечка удивилась еще больше.

– Я вам все расскажу, если вы согласитесь со мной выпить, – ввернул довольный собой Обиходов. – Обещаю интересную историю на ночь. Вы ведь любите интересные истории?

Анечка снова рассмеялась.

– А вы, оказывается, хитрец! Интересные истории я действительно люблю.

– Значит, жду вас около своего домика, на заднем дворе. Там, где сад.

Закончив разговор, Обиходов вскочил с кресла. Сгреб в охапку вещи, разбросанные по кровати, и сунул их в шкаф. Запнул поглубже под кровать резиновые тапочки, смел со стола разодранные пакетики с чипсами и печеньем. Затем через заднюю дверь вышел во дворик и внимательно осмотрел все вокруг, словно желая убедиться в порядке ли пейзаж. Тревожно глянул на окна соседнего номера, где остановился Левандовский. Окна едва светились, наверное, горел ночник. Не хватало, чтобы услышав голоса, Левандовский вышел из номера. Обиходову он сказал, что устал и пошел спать. Значит, должен спать. Обиходов пододвинул стоявшие во дворике два пластмассовые кресла поближе друг к другу. Сориентировал их так, чтобы было видно как можно больше звездного неба. Сел в одно из них и стал ждать.

Анечка появилась через пять минут. Она была одета по-домашнему, в джинсы, расшитые цветочками, и вязаный свитер.

– Вот и я, – улыбнулась она.

Обиходов вскочил и радостно засуетился.

– Присаживайтесь, пожалуйста! Вот сюда, – он пододвинул кресло. – Очень рад! Очень рад!

Анечка расположилась в кресле, подобрав под себя ноги и спрятав ладони в рукавах свитера.

– Что будете пить? – спросил Обиходов.

– Спасибо, ничего.

– Как ничего! Так не годится. Пока я вас ждал, у меня возник замечательный тост. Давайте, по чуть-чуть.

Анечка энергично замотала головой.

– Нет. Лучше просто минеральной воды.

– Айн момент, – Обиходов скрылся в комнате.

Через минуту он вернулся с двумя стаканами. В одном была вода со льдом, в другом – водка с ликером.

– Итак! – торжественно объявил он, пододвинув свое кресло вплотную к Аниному.

– Итак! – повторила Анечка, приготовившись слушать.

– Предлагаю выпить… – Обиходов сделал паузу. Дело в том, что про замечательный тост он соврал. Он сказал это только для того, чтобы уговорить Анечку выпить. Никакого тоста у него не возникло даже когда он ходил в комнату за выпивкой. В голову лезли одни банальности. За ночь. За звезды. За знакомство (за это, кажется, пили днем). Оставалось рассчитывать на внезапное озарение. – Предлагаю выпить… – повторил Обиходов.

– За что же? – спросила Анечка.

– За капитана Рыкова! – выпалил Обиходов и с облегчением перевел дух. – Благодаря этому человеку, с которым я даже не был знаком, я сижу сейчас здесь, на юге Франции, под потрясающим звездным небом, среди аромата роз и стрекота цикад, рядом с самой прекрасной девушкой на Земле.

– За капитана Рыкова? – повторила Анечка. – С удовольствием! – Они чокнулись. – Давно хотела узнать, что же это был за человек.

– Я, признаться, тоже, – сказал Обиходов, сделав глоток.

– Как? – удивилась Анечка. – Это же ваш герой! Вы о нем писали.

– Писал, – сказал Обиходов. – Что ж с того? А, кстати, вы читали?

– К сожалению, нет, – развела руками Анечка. – Я тогда училась, интересовалась совсем другими вещами. Мне Теодор Леопольдович рассказывал. Совсем немного.

– Аналогичная ситуация, – признался Обиходов. – Как говорят журналисты, у нас с вами одинаковые источники.

– Но вы же написали о нем почти роман!

– Допустим, не роман, а пару статеек, – уточнил Обиходов. – В бульварной газетенке. Пришлось напрячь фантазию. Гонорар ведь платят не за факты, а за количество строк.

– Ну, это вы на себя наговариваете, – сказала Анечка. – Теодор Леопольдович говорит, что статьи были очень хорошими. Он хранит их у себя. Теперь, после знакомства с вами, я их обязательно прочту.

– Это будет для меня высшей наградой, – произнес Обиходов со всей проникновенностью, на которую только был способен.

Их взгляды встретились. В ночной темноте людям проще смотреть в глаза друг другу. Глаза Анечки больше не казались насмешливыми, они не говорили «я знаю, что сейчас ты заговоришь про волшебство и попытаешься взять мою руку», напротив, в них промелькнула слабость, трогательная слабость, потребность в защите, в любви и нежности, все то, что и должно читаться в глазах девушки двадцать трех лет.

Анечка даже немного смутилась.

– Какая волшебная ночь, – сказал Обиходов почти шепотом. – Ты чувствуешь это волшебство?

– Какое волшебство? – спросила Анечка.

– Вот это, – Обиходов обвел руками звездное небо. – Вот это, – он указал на чернеющий невдалеке сад. – Вот это, – он коснулся бутона розы с куста.

Движение руки от неба и сада к бутону, а дальше к Анечкиной руке. Естественное продолжение жеста. Таков был план Обиходова. Но едва он коснулся ее руки, Анечка отодвинулась подальше.

– Я привыкла к этому, – сказала она. – К небу и всему остальному. Вы прилетели только вчера, и вам это кажется необычным.

– Неужели только вчера? – удивился Обиходов, чуть придвигаясь. – Кажется, что я здесь уже давно.

Анечка снова отодвинулась.

– Вы мне обещали рассказать историю.

– Историю? Ах, историю! – вспомнил Обиходов. – Ну, это даже не история, пока это просто один загадочный случай. Он произошел сегодня с моим братом Павлом.

– Так что же, наконец, произошло сегодня с Павлом?

– Только это секрет! – предупредил Обиходов.

– Обожаю секреты! – сверкнула глазами Анечка.

– Этот секрет не нужно обожать, достаточно его просто хранить. Обещаете?

– Обещаю, – кивнула Анечка.

Он заговорщически оглянулся по сторонам и поманил Анечку придвинуться ближе. Она не близко, но все-таки придвинулась. Обиходов наклонился к ее уху и пока он во всех подробностях рассказывал историю с цыганенком и запиской, с наслаждением вдыхал аромат ее духов.

– Вы думаете, что «К.Р.» означает «Капитан Рыков»? – шепотом спросила Анечка, когда он закончил.

– А кто же еще?

– Как интересно! – прошептала девушка. – И завтра вы поедете к Соляной башне?

– Конечно, только сначала вы должны объяснить, как туда добраться.

– А можно мне поехать с вами?

– Нет, – решительно сказал Обиходов. – Это может быть опасно.

– Пожалуйста! – Анечка в порыве дотронулась до руки Обиходова. Обиходов мягко перехватил ее ладонь и заключил между своих ладоней.

– Я не могу вами рисковать.

– Но вам же будет нужна машина!

– Позаимствуем у Дудкина микроавтобус.

– Так не честно! – Анечка вырвала руку.

– Хорошо! Хорошо! – Обиходов снова поймал ее руку. – Договорились.

– Значит, вы меня возьмете с собой?

– Возьму. Только знаете, Анечка, раз мы с вами затеяли вместе опасное дело, предлагаю перейти на ты.

– Предложение принимается, – согласно кивнула Анечка. – Давайте будем на ты. То есть давай будем на ты.

– Это надо закрепить традиционным ритуалом, – Обиходов поднял бокал. – На брудершафт!

– Это значит целоваться? – уточнила Анечка.

– Ну, грубо говоря, да, – ответил Обиходов. – Таковы традиции.

– А можно обойтись без традиций? Или тогда давайте лучше останемся на «вы».

– Можно и без традиций, – печально вздохнул Обиходов. – Но по крайней мере за успех завтрашнего мероприятия мы с тобой можем выпить?

– Давайте, то есть давай, – согласилась Анечка. – И я пойду. Уже поздно, а вам, то есть тебе, еще на эвокацию.

– Будь она неладна, – сквозь зубы произнес Обиходов.

21

Был уже первый час ночи, когда Обиходов вошел в освещенный лунным светом парк. Парк казался огромным. По странному закону, подмеченному еще в детстве, все размеры и расстояния в ночном лесу увеличиваются. Если днем дорога к Рыцарскому замку заняла бы никак не больше пяти минут, сейчас понадобилось почти четверть часа, прежде чем он вышел к чернеющим на фоне звездного неба развалинам. Обиходов был один, Левандовский идти на эвокацию категорически отказался, сказал, что хватит с него чертовщины.

Над недостроенной башенкой горел единственный фонарь. Обиходов направился на его слабый свет и оказался перед деревянной дверью с тяжелым железным кольцом вместо ручки. Он взялся за кольцо и легонько постучал. Дверь сразу же открылась. Первое, что увидел Обиходов, горящий факел, с неровным шипящим синевато-оранжевым пламенем. Факел держал в руках молодой человек в черном плаще до пят. От неожиданности Обиходов сделал шаг назад и, глупо улыбаясь, произнес:

– Бонжур.

– Добрый вечер, – сказал молодой человек по-русски. – Какой у вас номер?

– Какой номер? – не понял Обиходов.

Молодой человек приподнял факел и всмотрелся в его лицо.

– Вы в первый раз, – догадался он. – А приглашение у вас есть?

– Приглашение? Да, конечно, – Обиходов достал из кармана конверт.

Молодой человек вскрыл конверт, вынул листок плотной бумаги, осветил его факелом и торжественно произнес:

– Номер тринадцать. Господин Левандовский. Мы вас ждем.

– Да! То есть нет, – сказал Обиходов, суетливо начал шарить по карманам и достал второй конверт. – Моя фамилия Обиходов, вот мое приглашение, – он протянул конверт. – А это моего приятеля. Он не смог придти.

Молодой человек невозмутимо вскрыл второй конверт и произнес:

– Номер двенадцать. Господин Обиходов. Мы вас ждем.

И посторонился, приглашая Обиходова войти. Обиходов оказался в темном помещении, приторно пахнущем лавандой. Свет факела освещал пол, выложенный плиткой, неоштукатуренные кирпичные стены и едва достигал высокого сводчатого потолка.

– Следуйте, пожалуйста, за мной, – сказал человек в плаще и направился вверх по широкой лестнице.

Обиходов пошел следом. Шаркающий звук шагов многократно усиливался, отражаясь от еле видимых в темноте высоких сводов. К звуку шагов и потрескиванию факела примешивался еще один звук, плохо различимый, напоминавший человеческий голос, доносившийся как будто издалека. Обиходов, напрягая зрение, пытался разглядеть то, что его окружало. Молодой человек с факелом, поднявшись на один пролет лестницы, свернул в боковой проход. Обиходов не заметил в темноте выступавший угол и больно ударился плечом.

– Черт! – ругнулся сквозь зубы. – А свет нельзя включить?

– Света здесь нет, – невозмутимо ответил его провожатый.

Они остановились перед еще одной дверью.

– Вам нужно одеть вот это, – молодой человек протянул Обиходову сверток.

– Что это?

– Плащ.

Обиходов взял сверток.

– Слушай, командир, а что здесь вообще происходит? – спросил он доверительно.

– Эвокация, – коротко ответил «командир».

– Понятно, что эвокация, – сказал Обиходов. – А что это такое?

– Я не знаю, – молодой человек пожал плечами. – Я только провожаю гостей до этой двери. Всем объясняют, перед началом занятия, кто не хочет, может отказаться. Но вы опоздали к началу…

– И многие отказываются?

– По-моему, никто.

– Значит, оргия, – догадался Обиходов. – Эх, где наша не пропадала! – он натянул на себя плащ. – Больше ничего не положено? Маска там, что б как в кино.

– Нужно еще подписать вот это, – молодой человек протянул лист бумаги.

– Кровью? – спросил Обиходов.

– Зачем кровью? – не понял шутки юноша. – Вот ручка.

– А ну-ка, посвети! – в прыгающем свете факела Обиходов прочел:

«Я, (пробел), соглашаюсь участвовать в сеансе групповой терапии, называемом „обряд эвокации“ абсолютно добровольно и без малейшего принуждения. По окончании его обязуюсь не предъявлять никаких претензий в адрес исследовательского Центра „Камарг“.

Подпись.»

– Ну, точно – оргия, – решил Обиходов и размашисто подписал бумагу. – Что еще?

– Теперь тихонечко заходите, – сказал молодой человек. – Садитесь там прямо на пол и сидите. Запомните, ваш номер – двенадцать, – с этими словами он приоткрыл дверь, ровно настолько, чтобы Обиходов смог втиснуться в нее боком. – Желаю приятно провести время.

Лунный свет проникал в эту комнату через маленькое оконце под самым потолком. Проникал и рассеивался без следа, как единственная капля молока в чашке черного кофе. Обиходов стоял неподвижно, привыкая к темноте, через несколько секунд он смог уже различать силуэты, черные на черном. Несколько человек в плащах с капюшоном сидели на полу, образуя круг, в центре которого в старинном кресле с высокой спинкой восседал некто.

– Назови свой номер, незнакомец, – Обиходов узнал голос Дудкина, измененный готической акустикой.

– Номер… двенадцать, – ответил Обиходов.

– Приветствуем тебя, двенадцатый! – сказал Дудкин.

– Приветствуем тебя, двенадцатый! – хором повторили все присутствующие.

– Ея, ый-ый! – отразилось от сводов и воцарилась тишина.

Обиходов сообразил, что от него ждут, когда он усядется. Он подошел к кругу, сидящие потеснились и Обиходов опустился на приятно прохладный пол.

– Продолжай, шестой! – распорядился Дудкин.

– Я… я не могу не лгать, – раздался приглушенный мужской голос, слегка дрожащий от волнения. – Я лгу на работе коллегам. Просто так, бескорыстно. Сочиняю какие-то нелепые истории. Однажды, в разговоре соврал, что служил в армии. Очень глупо. Я даже на военных сборах ни разу не был. Меня можно было раскусить в два счета, а я продолжал врать и при этом понимал, что все понимают, что я вру. Или вот еще случай. Я приехал в Москву в командировку. Зимой. Вышел поздно вечером на Тверскую. Холод был собачий, ветер пронизывающий. Вокруг ни души. Смотрю, мне навстречу идет человек. В легком пальтишке, без шапки. Короче, иностранец, причем из какой-то южной страны. Видно, что замерз уже до последней возможности, вот-вот упадет. И этот иностранец схватил меня за рукав и бормочет: «Отель „Интурист“, отель „Интурист“». Понятно, что заблудился. А я Москву тогда еще плохо знал, и нет бы мне сказать, что мол, извини, брат, не знаю, где этот отель «Интурист», так я взял и махнул рукой куда-то налево, в сторону Тверского бульвара. Там, говорю. Туда идите. Он и пошел, почти побежал. Зачем я это сделал, до сих пор не пойму. Это ведь уже почти преступление. До сих пор перед глазами эта картина: промерзший пустынный город, метель метет и человек в легком пальто, которого я отправил в никуда. Может, он там упал где-нибудь на бульваре и замерз насмерть.

Акустика была такая, что невозможно было даже точно определить откуда доносился этот голос. То казалось, он совсем близко, то на другом конце комнаты.

– Я лгу жене, – продолжал незнакомец. – Очень много ей лгу. Когда-то у меня были… отношения, с одной женщиной. И тогда я лгал жене вдохновенно, с наслаждением. Это была феерическая ложь. Я придумывал невероятные вещи. Несуществующие командировки, встречи одноклассников, ночные авралы на работе. Один раз я даже специально подстроил автомобильную аварию. Небольшую, конечно. Без жертв. Но настоящую. Чтобы оправдать свой поздний приход домой. Я чувствовал себя резидентом иностранной разведки, который день и ночь находится на задании. Это такая увлекательная игра, которая сама по себе, может, даже приятнее, чем секс. Потом отношения с этой женщиной закончились. Я больше не изменяю жене. Но не могу ей не врать. Иногда гораздо проще сказать правду. Например, что в субботу собираюсь с друзьями пойти выпить пива. Что дурного в том, чтобы выпить пива с друзьями? Но эта правда кажется мне такой унылой, такой скучной. И жизнь моя кажется унылой и скучной. И я вру. Опять придумываю что-то. Хочу снова завести любовницу, чтобы был повод врать, чтобы я снова чувствовал себя резидентом иностранной разведки. Не знаю, почему так происходит. Может быть, страх перед разоблачением дает мне адреналин. Кто-то прыгает с парашютом, кто-то лезет в горы, а я лгу. Это мой экстремальный спорт. Мой наркотик.

Шестой замолчал. Некоторое время все собравшиеся слушали повисшую в воздухе тишину.

– Ты закончил, шестой? – спросил Дудкин.

– Да, закончил, – раздался печальный голос.

– Хорошо, – сказал Дудкин. – Так что же нам положить на алтарь? Какую конкретно жертву ты приносишь темным богам?

– А разве того, что я во всем этом признался недостаточно? – спросил шестой, несколько удивленно.

– Признаваться во лжи в полной темноте, когда ни единая душа не может тебя узнать, какая же это жертва?

– Что же я должен сделать?

– Сказать нам правду, какую-нибудь важную правду. Только истинное откровение способно искупить ложь.

– Откровение… – озадаченно повторил шестой. – Какое же откровение?

– Истинное, – подсказал Дудкин.

– Я…, – произнес шестой после паузы, – Я, наверное, дурной человек. Скучный, никчемный. Наверное, я неудачник…

– Не то, – сказал Дудкин. – Во-первых, это не так, никакой ты не неудачник. А во-вторых, ты не в церкви, любезный. Здесь так дела не делаются.

– Но что же тогда? – растерялся шестой. – Тогда я не знаю…

– Ладно, я тебе помогу, – смилостивился Дудкин. – Ты говоришь, что постоянно врешь жене, так?

– Так.

– Значит, у тебя должна быть от нее заначка. Небольшой счетик до востребования или пыльная коробочка из-под леденцов в гараже. Я прав? Есть?

«Браво, Дудкин! Браво!» – мысленно восхитился Обиходов.

– Есть, – упавшим голосом произнес шестой после довольно продолжительного молчания.

– Вот это я и называю важной и ценной правдой, – торжествующе сказал Дудкин. – И сколько там у тебя припасено?

– Немного, – замялся шестой.

– Немного – понятие крайне относительное, – заметил Дудкин. – Сколько конкретно? Только честно.

– Пара тысяч…

– Пара тысяч долларов, надо полагать. Значит, две тысячи долларов. Так?

– Две тысячи шестьсот шестьдесят, – уточнил шестой.

– Прекрасно! – воскликнул Дудкин. – А теперь посмотрим, насколько искренен ты был, рассказывая нам о своих нравственных проблемах. Мы ведь говорим здесь о жертвах. Не так ли? Так вот готов ли ты, шестой, перевести эти деньги на счет исследовательского центра «Камарг»? Готов ли ты таким образом подчеркнуть глубину и серьезность своих намерений встать на путь морального совершенствования? Готов ли ты такой ценой отречься от своей лжи?

Снова повисла долгая пауза.

– Могу перевести полторы тысячи, – сказал, наконец, шестой.

– Почему же только полторы? – насмешливо спросил Дудкин. – А остальные тысячу сто шестьдесят?

– Мне надо…

– Зачем?

– Для дочки, от первого брака. Жена не любит…

– Хорошо! – быстро прервал его Дудкин, должно быть, опасаясь, что излишняя мелодраматизация уведет в сторону от дела. – Полторы так полторы. Договорились! Кто следующий? Девятый!

– Я здесь, – новый голос оказался женским, немного грубоватым и резким, очевидно, что принадлежал он даме далеко не юной.

О том, чтобы разглядеть говорившую в такой темноте не могло быть и речи. Обиходов не смог даже определить, справа или слева доносился голос. Казалось, что он шел сверху.

– Что ты нам расскажешь, девятый? Какие темные страсти тебя обуревают?

– Ненавижу мужчин, – отчетливо произнесла дама.

После такого признания во тьме раздался глухой звук, словно все присутствующие одновременно не то вздохнули, не то усмехнулись.

– Они отняли у меня все, что было моего, – заявила дама. – Даже мой возраст. У самого вонючего бомжа есть возраст, а у меня возраста нет. То, что написано у меня в паспорте – чистая абстракция. Что-то вроде пекинского времени. Да я и сама уже абстракция. Моя бабушка в сорок лет выглядела красавицей. Нормальной сорокалетней красивой женщиной. Потом она была пятидесятилетней красавицей. Потом превратилась в шестидесятилетнюю милую женщину. Потом в добрую семидесятилетнюю бабушку. Я на нее была очень похожа. Была. Пять лет назад я сделала коррекцию носа и подбородка. В очень хорошей клинике. Если кто не знает, чтобы откорректировать нос, нужно раздробить переносицу. В буквальном смысле раздробить, молотком. В этой клинике нет ни одного зеркала или просто блестящего предмета. Чтобы пациенты сразу после операции не пугались своего лица, превращенного в огромный опухший синяк. У меня силиконовая грудь. Со второго раза получилось вполне неплохо. Во лбу у меня ботекс…

– Кхм… Простите, что? – переспросил Дудкин.

– Ботекс. Это синтетическая дрянь, которая убивает нервные окончания, – пояснила дама. – Если сделать инъекцию ботекса в лоб мимические мышцы перестают сокращаться, и морщины не появляются.

– Вот как! – произнес Дудкин.

– Я очень люблю эклеры, – продолжила дама. – Они такие, нежные, продолговатые… Ну, вы понимаете. Последний эклер я съела в одна тысяча девятьсот девяносто третьем году, двенадцатого ноября, в день развода со своим третьим мужем. С тех пор они мне только снятся. Почти каждую неделю. Я наизусть знаю, сколько калорий содержится в любом продукте – в сыре, в спарже, в салате латук. Нормальной еды для меня не существует. Для меня существуют только калории. Мой второй муж, Рейнхард, швейцарец, когда мы изредка приходили в ресторан всегда долго смотрел в меню и лихорадочно подсчитывал цены. Выбирал самое дешевое. Хотя, подлец, владел несколькими домами в Лозанне. Когда я прихожу в ресторан, каждый раз вспоминаю Рейнхарда, тоже долго смотрю в меню и лихорадочно подсчитываю. Только не деньги, а калории. Но если разобраться, какая разница? Рейнахрд боялся обеднеть от каждого заказанного бифштекса, а я боюсь от него потолстеть. Рейнхард боялся, что бедного его не будут любить, а я боюсь, что меня не будут любить толстую. А если разобраться, за что нас любить-то, что меня, что этого малохольного Рейнхарда. Богатые мы, или бедные, толстые или худые. За что нас любить?

Вопрос повис в воздухе.

– Мда, – подал голос Дудкин. – В целом, картина ясна. Спасибо, шестой… в смысле, девятый… кхм… девятая. Спасибо, девятая. Осталось решить, что мы, так сказать, кладем на алтарь темных сил.

– Я уже решила, – торжественно произнесла дама. – Я кладу на алтарь себя.

– Себя? – осторожно уточнил Дудкин.

В комнате раздался легкий сдавленный ропот.

– Себя! – повторила дама, повысив голос. – Свою силиконовую грудь, свою переделанный нос, свои бедра с недавно откачанным жиром. Пусть темные боги возьмут меня… Пусть они возьмут меня снова и снова, много раз.

Ропот усилился. «Ну вот, начинается» – подумал Обиходов.

– Спокойно! – произнес Дудкин. – Давайте все успокоимся. Это очень самоотверженный поступок, девятая. Очень… Нужно немного разрядить обстановку.

– Но я еще не все рассказала, – сказала дама.

– Мы обязательно вернемся еще к вашей теме, – сказал Дудкин. – Я уверен, всех собравшихся она очень заинтересовала. Мы обязательно вернемся чуть позже. А пока, одиннадцатый! Ваша очередь.

В воздухе повисла тишина.

– Что же вы молчите, одиннадцатый? Не таитесь, облегчите душу, – призвал Дудкин.

– Я хочу ее, – раздался негромкий голос.

– Кого ее? – не понял Дудкин.

– Ее, девятую, с силиконовым бюстом.

– Минуточку, – прервал Дудкин. – Давайте, все-таки, о ваших морально-этических проблемах…

– Это и есть проблема, – голос одиннадцатого стал еще тише. – Я хочу их всех. Ничего не могу с этим поделать.

– Так, понятно, – решительно сказал Дудкин. – К вам, одиннадцатый, мы вернемся позже. А пока, двенадцатый!

Обиходов даже вздрогнул от неожиданности.

– Двенадцатый! Вы здесь? – окликнул Дудкин. – Хочется послушать, что нам можете сообщать вы?

– Я? – произнес Обиходов несколько растерянно. – Да я, собственно, ничего не могу вам сообщить.

– Вот как? – удивился Дудкин. – Значит, получается, что вы ведете совершенно праведную жизнь? Вам абсолютно не в чем раскаиваться?

– Ну почему же праведную? – Обиходов быстро пришел в себя после первых секунд растерянности. – Жизнь моя, к сожалению, далеко не праведная. Но вы ведь сами сказали, уважаемый, мы не в церкви. Грехи мои скучны и обыденны, вряд ли они будут интересны для собравшихся.

– Немножко лжи, немножко похоти, немножко пьянства, немножко лени – всего понемножку, так? – сформулировал Дудкин.

– Ну, в общем, да, – согласился Обиходов.

– И при этом вы, кажется, вполне довольны собой.

– Ну почему же…

– Так расскажите нам! – воодушевился Дудкин.

– О чем?

– О том, чем вы недовольны в себе. Что собираетесь с этим делать?

– Ну, знаете ли! Я еще не настолько… – Обиходов хотел сказать «свихнулся», но подумал, что это может обидеть собравшихся здесь психов, и прикусил язык. Однако, Дудкин догадался, что он имеет в виду.

– Не настолько свихнулись? – угодливо подсказал бывший эксперт.

– Не настолько отчаялся, – попытался выкрутиться Обиходов.

– Вот как?! – усмехнулся Дудкин. – А между тем, у вас ситуация очень серьезная. Может быть, более серьезная, чем у всех здесь собравшихся. Что вы сделали со своей жизнью, двенадцатый? Вам выпало счастье родиться с умом и талантом, вам даны были силы и здоровье. И что вы сделали со всем этим? Ведь вы прожили уже немало лет. Что вы сделали? Молчите? Потому что вам нечего ответить. Потому что ваш ответ такой: «Ничего! Я ничего не сделал». Ведь так?

Обиходов не сразу нашелся, что ответить.

– Может, поговорите лучше с одиннадцатым или девятой, – предложил он. – Это всем интересно.

– Нет уж, давайте с вами, двенадцатый! – Дудкин был неумолим. – Долго ли вы еще собираетесь порхать по жизни? Без цели, без идей, без обязательств. Долго будете бегать от самого себя?

– Не понимаю, о чем вы, – сказал Обиходов.

– Прекрасно понимаете! – воскликнул Дудкин. – Попробуйте хоть раз быть честным по отношению к своей персоне. Хотя бы здесь, в темноте, где вас никто не видит.

«Да кто ты такой?!» – чуть было не выкрикнул Обиходов, но вовремя сумел взять себя в руки.

– И в какую же сумму вы оцениваете мои страшные грехи? – спросил он как можно язвительней. – Тысяча? Или, может, две? Сколько я должен положить на ваш алтарь, чтобы прекратить этот разговор?

– Нисколько, – раздался спокойный голос. – Тебе нечего положить, потому что у тебя ничего нет. Ничего, кроме ненаписанных книг, брошенных женщин, пустых мечтаний. А может быть, тебя самого нет?

– Ну, нет, так нет!

Обиходов резко встал с места и направился туда, где должна была быть дверь. По пути он наступил на полу своего плаща, потерял равновесие и с грохотом упал на пол.

– Черт! – вскрикнул он от боли и досады.

За спиной он услышал смешки, от чего разозлился еще больше.

– Где эта чертова дверь? – он уткнулся в стену и принялся ее ощупывать.

Наконец дверь нашлась. Обиходов выскочил из комнаты и едва не сбил своего прежнего провожатого, который сидел на табуретке и, светя себе фонариком, читал книжку в мягкой обложке.

– Уже уходите? – спросил молодой человек.

– Ухожу! – бросил Обиходов, переходя почти на бег.

– Одну минуточку! – молодой человек припустил следом.

– Чего еще? – Обиходов раздраженно обернулся.

– Плащ позвольте назад.

– Ах, это! – Обиходов резко стянул с себя плащ и швырнул в него.