Текст книги "Пробуждение"
Автор книги: Петр Губанов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)
– А Дудников, как ты думаешь, находится под его влиянием?
– Как это ни странно, но мне кажется – нет, – ответил Авилов. – Похоже, Дудников выбирается на верный путь, хотя и идет на ощупь. Я внимательно наблюдаю за ним. И он пока не вызывает у меня никаких опасений.
– Значит, остаются боцман и радист?
– И самое опасное для нас – это радист, – заметил председатель судового комитета. – Начнись какая-нибудь заваруха в Приморье – мы с вами, Сергей Николаевич, можем последними узнать об этом.
– Это и меня беспокоит больше всего…
8
Возле буксирной лебедки во время аврала Соловьев затеял разговор с боцманом не по служебной надобности.
– Предупреди Евгения Оттовича, будем заходить в Петропавловск-на-Камчатке, – сказал Ужову помощник командира транспорта. – Пусть не вздумает выскакивать наверх.
– Слушаюсь, ваше благо… товарищ военмор, – запутался в званиях боцман. – Все в точности передам, как вы изволили сказать.
– Пусть потерпит, теперь немного осталось, – добавил Соловьев, отходя от буксирной лебедки.
Первой его мыслью, как только он узнал, что «Магнит» будет заходить в Петропавловск-на-Камчатке, было намерение высадить Эразмуса на берег поздно ночью, когда на корабле все, кроме вахтенных, спят. Соловьев не очень хотел, чтобы встреча Эразмуса с мистером Гренвиллом состоялась. Пакет консула Колдуэлла не давал ему покоя. Неизвестно, какие там содержались инструкции и распоряжения. И это его настораживало.
А затем, поразмыслив, он решил оставить Эразмуса на корабле.
«Так будет надежнее, – думал Соловьев. – Не ровен час, Эразмуса могут арестовать агенты камчатского уголовного розыска, и ниточка потянется во Владивосток».
Соловьева все больше, огорчало, что никак не удавалось найти общий язык с мичманом Дудниковым. Лейтенант уже не раз собирался завести с ним решительный разговор, чтобы выявить его намерения и узнать, как тот поступит, в случае если придется, находясь в море, арестовать судкомовцев. Но подходящего момента для выяснения позиции не представлялось. Приходилось откладывать задуманное до следующего раза.
Не оправдались надежды бывшего лейтенанта на то, что новому командиру «Магнита» без него никак не справиться в этом большом и трудном плавании. Яхонтов действовал уверенно, управляя на ходу кораблем. Новый командир становился решительнее и все реже обращался за помощью к своему помощнику.
«Магнит» в полной сохранности доставил задержанную рыболовную шхуну в порт Петропавловск-на-Камчатке.
Солнце заваливалось за береговую сопку, когда военный транспорт с японским кавасаки на буксире входил в бухту. В небе полыхало багровое пламя. Это предвещало близкий шторм.
С потаенной ревностью наблюдал Соловьев за командиром, когда тот управлял постановкой «Магнита» на якорь в Петропавловской бухте.
Потом Яхонтов вызвал портовый буксир и передал местным властям задержанных рыбаков, конфискованную у них добычу.
Ночью разразился шторм.
И пришлось «Магниту» двое суток стоять в закрытой бухте.
За это время приняли пресной и котельной воды, пополнили запасы свежей провизии.
Пока стояли на якоре, Соловьев выбрал удобное время и зашел в каюту к Андрюше Дудникову. Тот, гладко выбритый, в чистой рубашке с накрахмаленным воротничком, сидел в кресле и читал книгу. Это был затрепанный томик Куприна с повестью «Поединок».
– Прекрасная вещь! – похвалил книгу Андрюша Дудников. – Жаль, о нас, морских офицерах, подобной книги никто из русских писателей не написал.
– Разве повести Станюковича хуже? – удивился Соловьев.
– Не хуже, Арсений Антонович, но то было совсем другое время. Оно окутано дымкой романтики – давно ушедшая в прошлое эпоха парусных кораблей. Куприн – реалист, у него описаны обычные люди, русские офицеры наших дней!
– Выражаешься ты слишком красиво, Андрюша. Словно поэт, слова складываешь. А время наступило скверное. Да и власть комиссарская не очень располагает к стихам.
– Отчего же скверное? Всякая власть нам дается свыше… от бога, – не соглашался Дудников.
– Всякая прежняя власть – от бога, но только не эта – власть совдепии, – гнул свое Соловьев. – И звезда красная – не божья. А что стало с нашей офицерской кают-компанией? Ты часто слышишь за столом изысканную беседу культурных людей?
– Какая изысканность, Арсений Антонович, в такое трудное для родины время! До праздных ли бесед за столом?!
– Ты не находишь ничего противоестественного в том, что рядом с тобой в офицерской кают-компании, развалясь на диване, сидит вчерашний матрос? И наравне с тобой, офицером, вершит корабельные дела?
– Не нахожу. Николай Павлович Авилов наравне с нами несет ходовую вахту на мостике, тянется к знаниям…
– У большевиков тяга к знаниям есть… Но сам ты, Андрюша, на глазах у всех красным становишься. Скоро большевистские лозунги выкрикивать будешь…
– К чему ехидничать, Арсений Антонович? – обиделся Дудников. – Жизнь идет законным чередом. Служба на кораблях налаживается. Российский флот возродится заново. Русский флаг по-прежнему с уважением станут встречать люди в иностранных портах…
– Красный флаг… с уважением? Не могу в это поверить!
– Разве имеет значение цвет флага?
– За границей привыкли видеть на мачтах российских кораблей Андреевский флаг, – с горечью продолжал Соловьев. – А традиции флота? А слава и гордость? Ведь понадобилось сотни лет, чтобы русский флот стал таким, каким мы его увидели, когда были гардемаринами!
– Традиции – они живучие. Ничто просто так не исчезает, – задумчиво протянул Дудников.
– Пришла революция, и – все прахом пошло!
– Былая слава и гордость еще возвратятся…
Не получился и в этот раз решительный разговор. Никак не удавалось Соловьеву повернуть беседу в нужное русло.
9
Путь от Петропавловска-на-Камчатке до Командорских островов военный транспорт «Магнит» прошел за светлое время суток.
Корабль стал на якорь в закрытой от северных ветров укромной бухте, неподалеку от берега. С южной стороны отлого спускался мыс, и вдоль отмели виднелось расположившееся огромным табором лежбище котиков.
До слуха Яхонтова доносился с берега разноголосый гвалт. В этом шуме можно было различить фырканье и рев матерых секачей, жалобное мекание малышей и хлопотливое мычание самок.
В свинцово-серой воде вблизи песчаной отмели торчали на поверхности моря головы купающихся котиков. Неуклюже перебирая ластами, продвигались к самому краю отмели все новые ныряльщики. Они бросались в набегавшую на берег волну и начинали резвиться и играть в ледяной воде. Черные тела, словно отлакированные, стремительно скользили в соленой морской купели.
В воздухе стояла едкая морось. Ни свитер, ни меховая штормовка не спасали от холода.
Со стороны моря весло слоистые клубы тумана. Бухту заволакивало сплошной серой пеленой. К вечеру туман стал такой плотный, что все вокруг в нем растворилось. Даже близкий берег с лежбищем котиков исчез из виду.
Яхонтов принял решение оставаться в бухте до утра и ждать, пока рассеется туман.
Спустившись в каюту, командир почувствовал озноб во всем теле.
«Лето в самом разгаре, а я сумел простудиться, – с досадой подумал Яхонтов. – Экое невезение! Тут только и начнут дела разворачиваться, а мне, командиру, в самый раз в постель укладываться».
Он вызвал к себе Авилова.
– Николай Павлович, меня, кажется, немного лихорадит, – сказал Яхонтов вошедшему в каюту председателю судкома. – До утра, пожалуй, пробуду в постели, чтобы немного прийти в себя. А как только рассветет, поднимусь на мостик.
– Да лежите вы, Сергей Николаевич, а то как бы сильнее не разболеться, – уговаривал командира Авилов.
Яхонтов крепко уснул и беспробудно спал всю ночь. Утром его разбудил Соловьев:
– Сергей Николаевич, туман рассеялся. В кабельтове от нас стоит неизвестная парусно-моторная шхуна.
– Откуда она взялась в этой бухте? – удивленно спросил Яхонтов. Он чувствовал себя лучше, и лишь легкая слабость в теле говорила о вчерашнем недомогании.
– Вероятно, вошла в бухту под парусом, когда нагнало туману, – отвечал помощник.
– Прикажите подойти к борту, а шкипера препроводите на транспорт, – распорядился командир.
– Пытались уже приказать, но оттуда никакого ответа. На верхней палубе шхуны – ни души. Похоже, перепились с вечера, дьяволы, и дрыхнут.
– В таком случае прикажите боцману спустить шлюпку и отправляйтесь с вооруженными матросами на шхуну, – поднявшись с койки и отряхивая китель, сказал Яхонтов. – Обследуйте, что там делается, и примите нужные меры. Если обнаружите битых котиков либо выловленную рыбу, придется заниматься буксировкой. Спуску не будем давать никому.
– Есть отправиться на шхуну!
10
В первый момент Соловьеву показалось, что в бухту вошла парусно-моторная шхуна с мистером Гренвиллом на борту. Но, присмотревшись к незнакомому судну, он сообразил, что вряд ли на подобной грязной посудине отправится в далекое плавание компаньон консула Колдуэлла. Хотя чем черт не шутит? Всякое бывает.
Лучше всего самому бы обследовать неизвестный корабль. С этой мыслью и отправился Соловьев к командиру, уверенный, что тот, будучи больным, отправит его, своего помощника, на шхуну.
Боцман Ужов высвистал наверх матросов. Нажали на тали, шлюпка легко пошла вниз, коснулась воды. Шестеро моряков, вооруженные карабинами, спрыгнули в шлюпку.
– Как Евгений Оттович? – задержавшись немного, тихо спросил боцмана Соловьев.
– Мутит бедолагу, с каждым днем ему все тяжелее становится, – отвечал Ужов. – Пока шли, загадил всю каморку. Не успеваю за ним убирать, ваше благо… товарищ помощник командира. Высадить бы его на этой шлюпке на иностранную шхуну…
– Нельзя, Ужов. Я не знаю: что это за шхуна? Чья она? Кто на ней сюда пожаловал?
Несколько десятков сильных гребков, и – шлюпка коснулась деревянного низкого борта чужой шхуны. По спущенному за борт пеньковому трапу[8]8
Трап – свитая из манильского троса перекладная лесенка.
[Закрыть] один за другим семеро военморов вскарабкались на палубу.
Соловьев первым вошел в трюмный тамбур, прислушался. Изнутри доносился неясный шум голосов.
– А ну, посвети-ка мне, братец, – приказал он взявшему в руки фонарь баковому гребцу.
Повозившись, двое матросов открыли задраенный изнутри люк.
В нос Соловьеву ударил запах свежего мяса и необработанных звериных шкурок. Баковый гребец осветил внутренность трюма.
В неровном свете горящего жира Соловьев увидел несколько полуголых фигур. Занятые разделыванием котиков, они даже не заметили появившегося в трюме русского моряка. Взблескивали широкие ножи в жилистых руках. Лоснилась от пота кожа на теле. У одного из промысловиков черная повязка закрывала глаз. У другого алел косой шрам на лице.
«Ну и хари! – с неодобрением отметил Соловьев. – Навряд ли с такими разбойниками отважится пойти в плавание мистер Гренвилл. Да и комфорта на судне никакого!»
Соловьев направился дальше, туда, где, по его предположению, располагалась каюта шкипера. Ни один из промысловиков не сдвинулся с места, чтобы уступить ему дорогу.
– Встать, жабы заморские! – рявкнул Соловьев. – Перед вами русский офицер!
Полуголые фигуры медленно и с явной неохотой поднялись. Один из промысловиков указал в сторону шкиперской каюты.
Из открытых дверей каюты ударило в нос запахом спиртного. За столом сидел плотный краснорожий моряк в толстом свитере. Перед ним стояла недопитая четырехгранная бутыль виски.
– Кто вы такой? Откуда здесь взялись? – садясь напротив, по-английски спросил Соловьев.
На свирепом лице американского шкипера появилось осмысленное выражение.
– Я – капитан Эдвард Хейз, хозяин этой шхуны, – отрекомендовался он. – Занимаюсь морским промыслом… Навалился с вечера туман, и я заполз в эту богом и чертом забытую бухту.
– Мистера Гренвилла нет на вашей шхуне? – осведомился Соловьев.
Это волновало помощника командира «Магнита» больше всего.
– Никакого мистера Гренвилла я не знаю, и никого посторонних, кроме членов команды, на моем судне нет, – совсем протрезвев, отвечал Хейз.
– В таком случае судовые документы на стол! – сухо и твердо сказал Соловьев. – Мне необходимо знать порт приписки и какой компании принадлежит судно.
– Порт приписки? – криво усмехнулся Хейз. – Мы – скитальцы морей, морские бродяги. Нет у моей шхуны порта приписки.
– Значит, вы попросту пираты?
– Нет! Нет! – запротестовал Хейз. – Мы – морские труженики. Честные зверобои.
– По какому праву вошли в территориальные воды России?
– Сбился с истинного курса в тумане и оказался возле этих островов, – оправдывался американец. – Я и предположить не мог, что забрел так далеко.
Глаза шкипера из-под лохматых, сросшихся на переносице бровей смотрели угрюмо, трезво, выжидающе.
– Эти острова называются Командорскими! – вспылил Соловьев. – Они испокон веку принадлежат России. Вы слишком далеко забрели, мистер Хейз. И охота у вас на редкость удачная.
– Да, нам сопутствовала удача, – не заметив иронии, согласился Хейз.
– И потому прошу: предъявите судовые документы. Наша беседа слишком затянулась.
Вместо документов на столе появилась пачка зеленых десятидолларовых билетов, перевязанных бечевкой.
– Что это?
– Ваши доллары.
– Русскому офицеру не нужны нечестные деньги, – отодвигая от себя пачку долларов, с возмущением произнес Соловьев.
– Россия – нехорошо, Россия – большевизм, – забормотал Хейз. – Жизнь переменчивай… Доллар всегда есть доллар.
– Уберите ваши деньги и предъявите судовой журнал! – отчеканил помощник командира «Магнита».
11
Обнаруженную в бухте и задержанную парусно-моторную шхуну Яхонтов взял на буксир. Шкипера Хейза и двоих мотористов пришлось арестовать и переправить на военный транспорт. Судя по количеству убитых котиков, это были опытные хищники, не в первый раз уже приходившие на Командоры. Чтобы оставшиеся на шхуне промысловики не перерубили буксирный трос, Яхонтов выставил на корме «Магнита» вахтенного, обязав его не смыкая глаз следить за тем, что делается на верхней палубе шхуны.
Снялись с якоря, когда совсем стемнело. Освещенная лучом прожектора шхуна моталась на волнах. С ходового мостика Яхонтову хорошо видно, как скатывались с ее скошенной палубы пенные струи забортной воды. Порой она высоко задирала нос, обнажая красное днище, набранное из прекрасного калифорнийского дуба. На палубе шхуны безлюдно. Промысловики отсиживались в нижних помещениях, видимо считая излишним рисковать попусту.
В Петропавловскую гавань вошли на рассвете.
Николай Павлович Авилов отправился в местный Совет депутатов. Яхонтов остался на корабле. Воспользовавшись стоянкой в гавани, он решил пополнить запасы угля.
Председатель Камчатского совдепа уже несколько суток подряд оставался ночевать в своем кабинете в здании исполкома. Обстановка в городе, как и во всем крае, была напряженной.
– Живем, как на пороховой бочке, – пожаловался Авилову председатель. – Застрявшее в городе офицерье, местные торговцы и промышленники в открытую грозятся расправиться с нами.
– Неужели так скверно обстоят у вас дела? – удивился Николай Павлович. – И вы не в силах принять решительные меры против контрреволюционеров?
– К сожалению, в настоящий момент мы бессильны что-либо предпринять, – сокрушенно покачал головой председатель.
– Я пришел к вам с просьбой дать мне надежного и опытного радиста на военный транспорт, – круто повернул к делу Авилов. – Наш ненадежен. Мы его высадим на берег.
– К сожалению, нет у меня такого человека, который вам нужен.
– Как же так?
– Единственный надежный радист-большевик занят на городской радиостанции. Но он нужен здесь. Нам крайне важно своевременно знать, что творится в Приморье, что происходит во всей России.
– Значит, не найдется надежного?
– Нет. Но обещаю, пока держится на Камчатке Советская власть, обеспечивать вас надежной радиосвязью. Мой человек на радиостанции будет сообщать вам важные новости. Настраивайтесь на волну нашей радиостанции и не теряйте контакта с нами. Держать связь с Владивостоком у вас, по всей вероятности, не хватает мощности?
– Да, с Владивостоком, а точнее, со штабом флотилии мы потеряли связь еще в Охотском море. И сколько ни бились, наладить не сумели. Хотя черт его знает, нашего радиста, может быть, он водит нас за нос?
– Сочувствую вам, но ничем не могу помочь.
– Неужто так скверно обстоят дела?!
– Вчера получили радио из Владивостока: на Транссибирской магистрали мятежи. Имеются попытки контрреволюционеров использовать против нас пленных чехов. Чехословацкие эшелоны с оружием стремятся во Владивосток. Председатель Национального совета Чехии Массарик объявил пленный чехословацкий корпус частью французской армии. И чехи спешат к Тихому океану, чтобы морем на русских транспортах отправиться во Францию.
– И что же?
– Имеются случаи военных столкновений с отрядами Красной гвардии. Эшелоны с пленными чехословаками растянулись по всей Транссибирской магистрали. И хотя местные Советы депутатов стараются всячески избегать серьезных конфликтов, но не везде это удается. В Нижнеудинске они разогнали Совет и захватили власть. Мариинск взяли с ходу.
– Да-а – хуже некуда, – протянул Авилов. Он собирался просить о замене помощника командира на «Магните», к которому тоже не испытывал доверия, но не решился. Похоже, председателю Камчатского исполкома было не до них. У него своих тревог хоть отбавляй!
– Боюсь предугадывать дальнейший ход событий в Приморье, но легкой жизни для нас, большевиков, не предвижу, – озабоченно проговорил председатель Камчатского совдепа.
Встревоженный вернулся на транспорт председатель судового комитета. Он пригласил командира корабля в свою каюту, чтобы поделиться с ним своими тревогами.
– Не нашлось на берегу замены для нашего радиста, а о помощнике и заговорить не решился. У них самих там дела не клеятся, все надежные люди наперечет.
– Вот как! Не ожидал!
– Похоже, надвигаются грозные события, Сергей Николаевич. И нам всем, на кого можно положиться, следует сплотиться воедино.
Николай Павлович рассказал все, что узнал от председателя Камчатского Совета.
– Контрреволюции нужен лишь повод, подходящий момент для выступления против Советской власти, – заключил Авилов.
– Вы считаете, Николай Павлович, на «Магните» тоже немало наших противников?
– Явных врагов, быть может, немного. Но начнись смута, найдутся легковерные и могут перекинуться во враждебный лагерь.
– Значит, именно к таким матросам нам с вами следует приглядываться, чтобы потом суметь удержать их на своей стороне?
– Несомненно, Сергей Николаевич. Не надо выпускать из поля зрения троих: вашего помощника, боцмана Ужова, радиста Иголкина. Конечно, найдутся и кроме этих троих.
– Я лично пока не заметил ни в ком ничего подозрительного.
– Зато этих троих следовало бы незамедлительно изолировать от остальной команды. Высадить на берег мы их не можем. Остается – арестовать на корабле.
– Безо всякой причины? По одному лишь подозрению? Но это же чистейшее беззаконие!
– К сожалению, это так, Сергей Николаевич.
– А замену где им взять? Нам с вами еще плавать вокруг Командоров. Да и Охотское море охранять некому.
– Остается быть готовыми к любой неожиданности. И всегда держать револьвер при себе. Днем и ночью, будь вы на ходовом мостике, в собственной каюте, в кают-компании или среди матросов, револьвер вы должны иметь под рукой. Когда спите, держите его под подушкой, а каюту запирайте изнутри. В нашем положении любая предосторожность не будет излишней.
– А как вы считаете, верных нам людей на корабле достаточно?
– Я полагаюсь на машинную команду и кочегаров как на самого себя, – ответил Авилов. И, словно спохватившись, добавил: – Все наличные на транспорте карабины и запас патронов необходимо держать запертыми. А ключи должны находиться у вас. Чтобы в случае необходимости мы могли незамедлительно вооружить кочегаров, машинистов и выдать оружие надежным матросам верхней команды.
12
Искровая радиостанция на военном транспорте «Магнит» была достаточно мощная, чтобы поддерживать постоянную связь со штабом Сибирской военной флотилии. Радист Иголкин не только в Охотском море, но и вблизи Командорских островов продолжал принимать обрывки радиограмм, которые передавали из Владивостока. Начальник радиостанции в штабе флотилии – бывший офицер, списанный из-за пустяковой болезни с миноносца «Бесшумный» накануне его выхода в далекое плавание, сговорился с Иголкиным.
Получаемые радиограммы Иголкин не фиксировал, старался запомнить, чтобы не осталось никаких следов приема. Ни командир корабля, ни председатель судового комитета не знали, что с Владивостоком поддерживается постоянная радиосвязь. Зато Соловьев был прекрасно осведомлен обо всем, что делалось в центре Приморского края.
«Магнит» подходил к Командорским островам, когда Иголкин принял радиограмму о том, что на всей территории Транссибирской магистрали свергнута Советская власть и принимавшие участие в мятеже пленные чехословаки продолжают прибывать во Владивосток. Это передали из штаба военной флотилии. Потом поступило почти такое же сообщение из Петропавловска-на-Камчатке.
Сняв наушники и выключив радиостанцию, Иголкин прошел в конец коридора. Возле двери каюты, где жил помощник командира, он огляделся и, убедившись, что поблизости никого нет, осторожно постучал.
– Да, войдите, – послышалось из-за двери.
Соловьев лежал на койке одетый. При виде радиста он стремительно сбросил на пол ноги и выжидающе уставился на вошедшего:
– Ну, что там?
– Полетело к черту комиссаровластие на всей Транссибирской магистрали!
– Откуда пришла радиограмма?
– Сперва из штаба флотилии передали, потом – из Петропавловска.
– Значит, никакой путаницы быть не может?
– Все точно, господин лейтенант!
– Что во Владивостоке? – на лбу у Соловьева даже жилы набухли от напряжения. – Чего они медлят там?
– Продолжают прибывать все новые эшелоны с пленными чехами, а транспортов в наличии нет, и отправлять их во Францию не на чем, – ликовал Иголкин. – Скоро во Владивостоке ступить будет некуда: японцы, американцы, чехи, англичане, канадцы! Кого только не встретишь теперь на Светланской!
– Радоваться, собственно, нечему, – нахмурил Соловьев выгоревшие брови.
– Но ведь без ихней помощи не управились бы мы сами с большевиками.
– То-то и оно, что не сумели бы сладить, – согласился с радистом помощник командира. – А теперь предупредите всех наших, чтобы были готовы. В первую очередь нужно захватить оружие на корабле и патроны. Без моего сигнала не начинать! Из радиорубки не отлучайтесь. Как только начнут наши во Владивостоке, немедленно дайте мне знать.
– Слушаюсь, господин лейтенант!
13
«Магнит» упрямо рассекал хмурые волны океана, оставляя слева остров Медный. В туманном мареве высились впереди островки Топорков и Арий Камень.
Яхонтов намеревался обогнуть Командоры и вернуться в бухту, где задержали парусно-моторную яхту мистера Хейза. Якорная стоянка ему показалась удобной, и он решил ею воспользоваться еще раз.
Одну за другой обнаружили несколько шхун, занимающихся промыслом вблизи берегов. Судя по конфигурации корпуса и форме рангоута, промысловые суда были построены на верфи фирмы «Свенсон». Владельцами этих шхун могли быть американцы либо канадцы. Завидев русский военный транспорт, промысловые суда спешили покинуть территориальные воды России и исчезали за пределами видимого горизонта.
В проливе между островами Топорков и Медный Яхонтов с большого расстояния заметил силуэт шхуны необычной формы. У судна были высоко поднятый острый нос и сильно скошенная корма с подзорами. Шхуна словно парила в воздухе, приподнятая от воды силой световой рефракции. Она походила больше на прогулочную парусно-моторную яхту, нежели на судно, занимающееся незаконным промыслом в чужих территориальных водах. И вела себя как-то странно – не обратилась в бегство, как другие, чтобы уйти подальше от Командорских островов.
Капитан неизвестного корабля продолжал идти прежним курсом, не увеличивая скорости хода и не пытаясь укрыться в лабиринте бухточек. Он словно приглашал русский военный корабль с красным флагом на мачте следовать за собой.
Яхонтов приказал поднять пары и увеличить ход. Он решил догнать подозрительную шхуну и задержать ее.
Заметив, что расстояние до русского корабля стало уменьшаться, на шхуне тоже увеличили скорость.
«Застопорить ход! Стать на якорь!» – запестрели на вантах «Магнита» флажные сочетания, набранные по Международному своду сигналов.
На неизвестном судне не обратили никакого внимания на поднятые сигналы. Оно продолжало идти с прежней скоростью, время от времени меняя курс.
– Да что это они, в кошки-мышки надумали с нами играть? – возмущенно произнес Яхонтов.
– Мне тоже кажется несколько странным поведение судна, – заметил стоявший рядом на мостике председатель судового комитета.
– Ну можно еще допустить, что там не разобрали наших сигналов, но не заметить, что их преследуют, – никак не могли, – продолжал удивляться действиям странного капитана командир «Магнита».
Оказавшись на мостике, Соловьев не меньше, чем Яхонтов, удивлялся непонятным эволюциям, которые совершал капитан неизвестной шхуны. Именно на таком комфортабельном судне, похожем на прогулочную яхту, и мог появиться на Командорах мистер Гренвилл. Соловьев строил в уме предположения, с какой целью это могло понадобиться компаньону консула Колдуэлла? И не мог найти объяснения подозрительному поведению капитана.
Если на этой шхуне капитаном Ричард Голдвин, то самое разумное решение – становиться на якорь и ждать, считал Соловьев. Дальнейшие события, которые запланированы заранее, должны произойти непременно, и ничто не в силах повлиять на их ход.
– Создается впечатление, словно капитан этой шхуны собирается заманить нас в какую-то ловушку, – вытирая рукавом кожанки мокрый лоб, невесело проговорил Яхонтов. – А вы что скажете по этому поводу, Арсений Антонович? – обернулся он к своему помощнику.
– Думаю об этом и не могу найти логического объяснения действиям шкипера, – ответил Соловьев.
Погоня за неизвестной шхуной продолжалась до вечера. В сумерках судно исчезло из виду.
В закрытой от северных ветров бухте острова Медный «Магнит» стал на якорь.
…Могучий океанский рассвет занимался над бухтой. Океан на востоке полыхал живым многоцветным пламенем. И каково было удивление военморов «Магнита», когда они увидели стоявшую на якоре в полутора милях от них неизвестную шхуну, которую безуспешно вчера преследовали. Яхонтов невольно подумал: «Надо ждать какую-нибудь новую каверзу».
– Будем брать нарушителя! Хватит с ней канителиться, коли сама пришла на якорную стоянку, – сказал он Авилову.
«Подойти к борту! Предъявить судовые документы!» – взвился флажный сигнал.
С неизвестной шхуны ответили молчанием.
– Чертовщина какая-то! – воскликнул Авилов.
– Может быть, там не различают наших сигналов? – выдвинул предположение Соловьев. – Либо разобрать не могут?
– Придется отправить на шлюпке наших представителей, – сказал Яхонтов.
– В таком случае я распоряжусь, чтобы спускали шлюпку, и пойду на шхуну.
Настойчивое желание Соловьева побывать на подозрительном судне смутило командира. Интуиция подсказывала ему: помощник командира не вполне надежен, а посылать туда следует верного человека. Отпускать с корабля Николая Павловича Авилова ему не хотелось. Сам он покинуть транспорт не имел права.
– На шхуну отправится военмор Дудников, – распорядился Яхонтов.
14
Капитан Ричард Голдвин, заметив приближающуюся русскую шлюпку, приказал спустить за борт трап. Следовало принять на шхуне большевистских представителей так, как требовали этого существовавшие на море правила и общепринятые нормы. Капитан был недоволен мистером Гренвиллом за вчерашнюю игру в кошки-мышки. Не дураки же на военном транспорте – сразу поймут, что к чему, как только обследуют шхуну.
Но разве переубедишь делового человека? У него свои понятия о долге и чести. Мистер Гренвилл убежден, что часы пребывания большевиков у власти во Владивостоке сочтены. Вот-вот должны были передать сигнал по радио, что комиссаровластие в русском Приморье и на Камчатке разгромлено. И такое начнется там, что Советам будет не до Командоров…
Русская шлюпка с «Магнита» подошла к трапу. На палубу шхуны уверенно поднялся военмор, одетый в кожаную куртку и штормовые сапоги.
– Я уполномочен обследовать ваше судно и проверить судовые документы, – по-английски произнес он. – Моя фамилия – Дудников. С кем имею честь беседовать?
– Ричард Голдвин, капитан.
– С какой целью прибыли на Командоры?
– С чисто научной целью. Морскую ученую экспедицию возглавляет доктор Гренвилл. Если желаете, можете с ним познакомиться, мистер Дудников.
– Почему не отвечали на наши сигналы, набранные по Международному своду?
Капитан Голдвин замялся на миг. Какие он может привести оправдательные мотивы? К тому же смутила уверенность, с какой задавал ему вопросы этот красный военмор. Да и кое-что значил военный транспорт с двумя нацеленными на шхуну орудиями, стоявший в каких-нибудь полутора милях.
– На судне нет опытного сигнальщика, который сумел бы расшифровать ваши флажные сочетания, – солгал Ричард Голдвин.
Дудников действовал настойчиво, согласно инструкции, которую получил от командира «Магнита». Сознание ответственности придавало ему уверенности в своей правоте.
– Давайте посмотрим ваши трюмы, мистер Голдвин. – предложил Дудников.
По пути Дудников заметил чисто одетых, с военной выправкой зверобоев. Невозмутимо и свысока смотрели они на русского военмора с транспорта, охранявшего морские богатства России. «Эти люди меньше всего похожи на промысловиков, – думал Дудников, шагая по коридору вслед за Ричардом Голдвином. – Им бы в самый раз служить в морской пехоте у адмирала Найта».
Бывший мичман не ошибался. Это были молодые люди, подлежавшие призыву на флот. Но распоряжением адмиралтейства их направили на промысловую шхуну Ричарда Голдвина перед уходом на Командоры. В потайной выгородке стояли их винчестеры и ящики с патронами. Там же находились четыре крупнокалиберных пулемета системы «Виккерс». Не для охоты на морских котиков взял с собой в плавание эти пулеметы мистер Гренвилл. А так, на всякий случай. Мало ли что может случиться в море…
В трюмах зверобойной шхуны было пусто и чисто. Ни одного убитого зверя не обнаружил Дудников на судне. Судовые документы были тоже в полном порядке. Шхуна находилась в плавании и выполняла научную программу, предписанную Географическим обществом.
И все же ее следовало задержать. Безо всякого на то разрешения вошла она в территориальные воды соседнего государства, и капитан отказывался выполнить требования командира русского корабля.
Дудников обследовал нижние жилые помещения на шхуне, заглянул в машинное отделение. Машины не работали, и возле них копошились несколько матросов.
