Текст книги "Пробуждение"

Автор книги: Петр Губанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

Прапорщик Яхонтов пристально всматривался в морской простор по курсу судна, изредка командовал рулевому:

– Возьми-ка, братец, правее на пять градусов, не то мы бог весть где окажемся вместо Гонконга!

– Есть пять градусов вправо! – докладывал рулевой и привычным движением поворачивал колесо штурвала.

Перед наступлением сумерек на горизонте появился Гонконг. Крейсер взял курс на входные ворота и сбавил ход.

27

Этинген в раздражении прохаживался по кабинету, ища выхода из создавшегося положения. «Флагманский корабль оказался в руках взбунтовавшихся матросов! Как быть с крейсером «Печенга»?»

Через плотные шторы с улицы доносился глухой стук колес проезжавших экипажей. Раздавались пронзительные выкрики уличных торговцев, разносивших зелень, фрукты и рыбу. За годы службы в Гонконге консул никак не мог привыкнуть к этому шуму.

«Скверно получилось! – размышлял Этинген. – Но как-то надо исправить это. На «Печенге» необходимо водворить прежний порядок и вернуть господ офицеров к своим обязанностям».

Ничего другого ему не оставалось, как обратиться за помощью к британским властям. У них – сила. Корабли. Морская пехота. Полиция. Без них не обойтись, как ни крути.

Консул с силой надавил на резиновую грушу звонка. Появился камердинер. Седой, молчаливый, в черном фраке.

– Пальто, галоши, трость, – сухо проговорил Этинген.

Через полчаса российский консул вышел из экипажа, лихо подкатившего к чугунным воротам британского морского штаба.

Опираясь на трость, Этинген поднялся по мраморной лестнице, устланной ковровой дорожкой, на второй этаж.

– Доложите господину адмиралу, мне обязательно необходимо его видеть, – сказал он дежурному.

Адмирал Ноэль сидел за письменным столом.

– Прошу вас, сэр, – лорд пригласил Этингена сесть в кресло с высокой спинкой из черного дерева.

Британский лорд держался, как подобает старшему морскому начальнику в подвластной Англии военной крепости.

– Настоятельная нужда заставила меня обратиться к вам за помощью, господин адмирал, – начал консул. – Известно ли вам, сэр, что на русском крейсере «Печенга» – бунт?

– Нет, господин консул, мне об этом ничего не известно, – бесстрастно произнес Ноэль.

– Взбунтовавшиеся матросы арестовали офицеров и захватили корабль, – сообщил Этинген.

– И что же? – взметнулись седые брови адмирала. – Что же предпринял господин кэптэн Остен-Сакен?

«Неужели и в самом деле ему ничего не известно? – подумал консул. – Ведь служба радиоперехвата налажена у англичан отлично!»

– Капитан первого ранга Остен-Сакен с разрешения морского министра продолжил плавание на Мурман с четырьмя миноносцами, – пояснил Этинген.

– Жаль… Очень жаль. Такой крейсер нужен нам именно там, – качнул головой Ноэль. – Британские истребители имеют незначительную дальность плавания. Крейсер «Печенга» мог бы кроме дозорной службы нести еще и службу обеспечения британских кораблей от Нордкапа до берегов Гренландии. Сухую провизию и артиллерийские снаряды желательно доставлять на наши миноносцы непосредственно в море.

Российский консул свободно говорил по-английски. Они обходились без переводчика.

– К сожалению, крейсер не скоро прибудет на Мурман, – развел руками Этинген. – Матросы решительно не хотят воевать.

– Где находится «Печенга» в настоящий момент? – спросил адмирал.

– В бухте Мидсбой, сэр.

– Что вы предлагаете предпринять, господин консул? – сузил серые глаза лорд Ноэль.

– Запереть мятежный крейсер в этой бухте и арестовать команду, – ответил Этинген тотчас.

Отправляясь с визитом к британскому адмиралу, консул все обдумал. И каким кораблям союзников выйти в море, чтобы принять участие в блокировании бухты Мидсбой, и меру наказания главарям, устроившим бунт на крейсере, и место заключения рядовым участникам восстания.

– Вы полагаете, усмирять бунт на русском военном судне должны корабли флота его Королевского величества? – спросил старший морской начальник.

– Да, сэр.

– Это чревато далеко идущими последствиями.

– Что вы имеете в виду?

– Наше вмешательство вызовет нежелательный резонанс в общественных кругах Англии, – медленно произнес лорд Ноэль. – И, кроме того, это может кончиться скверно… Не следовало этого допускать на «Печенге». Кэптэн Остен-Сакен оказался «просто-фи-лей», как говорят русские. Я знал кэптэна лично, считал его опытным и твердым офицером.

– Вы не ошиблись, сэр. Капитан первого ранга Остен-Сакен знающий свое дело офицер. Он крепко держал в руках команду, – невесело усмехнулся Этинген. – Но времена меняются.

– Да, времена изменились, – согласился адмирал.

В кабинет вошел дежурный офицер и коротко доложил:

– В порт направляется русский крейсер «Печенга».

– «Добро», – разрешил вход на внутренний рейд адмирал Ноэль.

– На ловца и зверь бежит, – по-русски сказал Этинген.

– Вы по-прежнему намерены утверждать, господин консул, что имеется возможность отправить крейсер «Печенга» в плавание на Мурман? – спросил адмирал Ноэль после продолжительного молчания.

– Да, сэр.

– Кто поведет корабль?

– Старший лейтенант Корнев, – ответил консул. – Он – опытный моряк. Прекрасно проявил себя в должности старшего офицера на «Печенге».

– Но он – не у дел, – сказал британский адмирал.

– Капитан первого ранга Остен-Сакен назначил его командиром крейсера.

– Кто будет в составе команды? – спросил заинтересованный Ноэль.

– Команду крейсера укомплектуем матросами с коммерческих судов, – пояснил Этинген. – В настоящий момент, как вам известно, в порту Гонконг стоят русские суда «Котлас», «Шилка», «Нахичевань» и «Кола».

– Каким образом вы собираетесь осуществить ваше намерение?

– На крейсере мало угля, чтобы совершить плавание до Владивостока либо в один из нейтральных портов: они запросят разрешения погрузить уголь, – начал излагать план захвата крейсера Этинген. – Вы разрешите погрузку при условии, что они высадят на берег арестованных офицеров. После того как погрузка угля на «Печенге» будет закончена, запретим крейсеру выход в море по причине полученного вами штормового предупреждения. В общем, задержим крейсер возле причала. Подтянем колониальную полицию, вашу морскую пехоту и батальон Миддсекского полка.

– Это может кончиться скандалом, – нахмурил брови адмирал.

– Вы меня не дослушали, сэр. Никакие насильственные меры приниматься не будут. Передадим лишь на крейсер, что на трех судах, стоящих в бухте Гонконг, обнаружена холера. И что по этой причине команду «Печенги» необходимо поставить в карантин, а точнее, высадить на берег. После этого господа офицеры вернутся на крейсер. А новый экипаж будет водворен в матросские кубрики.

– Неплохо придумано! – одобрил Ноэль.

28

Озлобленные, мрачные сходили с корабля офицеры. Они стали не нужны на крейсере. Матросы не могли отнять у них чины и звания, но лишили должностей и теперь высаживали на берег.

Бывший старший офицер поставил на палубу чемодан, высоко поднял голову и оглядел корабль взглядом. Трижды перекрестился, прежде чем сойти на берег.

Лейтенант Соловьев и мичман Эразмус, весело разговаривая, ступили на сходню. И даже не оглянулись. Казалось, они отправляются на веселую ночную пирушку, чтобы утром снова вернуться на крейсер. Их накрахмаленные воротнички и манжеты отливали снежной белизной. Золотом поблескивали пуговицы мундиров и рукоятки кортиков. Эти двое оставались верными себе и в тяжкую для них минуту. Ни единым жестом не выдали своего волнения.

Мичман Эразмус привычным движением лихо сдвинул на затылок фуражку; заметив Яхонтова, остановился неподалеку от сходни.

– Надеюсь, мы еще встретимся с вами, господин самозваный капитан! – сказал Эразмус. – Полагаю, что в другой раз мы поменяемся ролями. Честь имею!

В голосе низложенного мичмана звучала угроза.

– Скатертью дорожка! – крикнули ему вслед.

Яхонтов молча проводил офицеров, сходивших с крейсера последними, и собрался уйти, но в этот момент откуда-то выволокли наверх отца Иннокентия. Священник был пьян.

Двое матросов подталкивали отца Иннокентия к сходням. Тот отчаянно упирался.

– За что вы меня выгоняете, братцы матросики?! – плакал священник. – Я не сделал никакого вреда.

– И пользы от тебя никакой! – сказал один из матросов, продолжая теснить отца Иннокентия к сходне.

Во власти командира было оставить священника на крейсере или отправить на берег. Прапорщик колебался недолго. «Действительно, пользы от него никакой, – подумал он. – Пусть лучше на берегу поклоняется Бахусу».

Теперь оставалось только пополнить запасы угля, чтобы отправиться в плавание.

«Во Владивосток! На родину!» – было у каждого на уме.

Крейсер «Печенга» перешел в Коунлундскую гавань. Там находились британские угольные склады.

Слишком ничтожную плату потребовал адмирал Ноэль взамен угля и за свободный выход в плавание на родину. Щедрость старшего морского начальника показалась подозрительной.

Яхонтов и Авилов спустились в машинное отделение, к Сурину. Нужно было с ним посоветоваться по этому поводу.

– Чем могу быть полезным? – встретил их недавний младший механик, в чьем ведении теперь находились и машинное, и котельное отделения.

– Британский адмирал Ноэль разрешил принять уголь и дает «добро» на выход для следования во Владивосток, – с радостью в голосе произнес Яхонтов.

– И… никаких условий? – удивился Сурин.

– Одно маленькое условие: отпустить на волю офицеров. И мы их уже высадили на берег. Таким образом, выполнили условие адмирала Ноэля.

– Странно, – задумчиво произнес машинный прапорщик. – Крейсер «Печенга» до зарезу нужен им на Мурмане. Почему они так легко отказались иметь прекрасный посыльный корабль на своих северных коммуникациях? Не-по-нятно!

29

Корабельные сходни гнулись и повизгивали под тяжестью нескольких сот матросов, проносивших на плечах мешки с углем. На запудренных угольной пылью матросских лицах поблескивали одни лишь белки глаз да зубы. Не матросы, а негры из знойной Африки!

Через палубные горловины уголь ссыпали в трюмы. Над крейсером висела пелена черной пыли.

Яхонтов стоял на ходовом мостике и молча наблюдал за погрузкой. Команда трудилась с невиданным рвением. Ему захотелось надеть на себя полотняную робу и вместе с матросами носить тяжелые мешки с углем. Чтобы плечи трещали от тяжести! Чтоб горячий пот освежал лицо!

«Наверно, одни русские умеют так трудиться!» – подумал прапорщик.

Было нечто самозабвенное в матросском усердии.

К вечеру все угольные ямы и трюмы были наполнены. Уголь начали высыпать в пустовавшие выгородки и машинные коридоры.

Англичане угля не жалели. Отчего же не воспользоваться их добротой? Запасались на совесть.

Еще засветло Яхонтов отправил радиограмму старшему морскому начальнику:

«Закончил погрузку угля, прошу разрешения выйти в море».

Всю ночь в британском морском штабе молчали. Ни на вторую, ни на третью радиограммы прапорщик не получил ответа.

Утром оттуда сообщили:

«Получено штормовое предупреждение, выход в море не разрешаю. Старший морской начальник адмирал Ноэль».

– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – пробурчал Авилов, всю ночь находившийся на мостике рядом с командиром.

Небо над сопками висело чистое, ясное, голубое. Небо начала гонконгского лета. В теплом воздухе не чувствовалось даже слабого ветерка. И ничто не предвещало шторма.

Двое суток команда «Печенги» томилась в бездействии, ожидая разрешения на выход в море.

На решительный запрос покинуть Гонконг пришла наконец радиограмма из британского морского штаба:

«На союзных коммерческих судах обнаружена холера. Команде «Печенги» срочно высадиться на берег для прохождения карантина».

– Что за чертовщина?! – удивился Яхонтов.

Ни на одном из судов, находившихся поблизости, не висел желтый флаг – сигнал начавшейся эпидемии. Судовой комитет собрался на ходовом мостике.

– Похоже, нас собираются одурачить, – задумчиво произнес Авилов.

– Но для чего все это понадобилось адмиралу Ноэлю? – недоумевал Яхонтов.

– Ясно одно: все это неспроста, – посуровел Авилов. – В британском штабе затевают что-то. Поэтому покидать крейсер нельзя!

– Предлагаешь не подчиниться приказу старшего морского начальника? – спросил Крылов.

– Да, предлагаю не подчиниться приказу британского адмирала и следовать во Владивосток, – ответил Авилов. – «Печенга» – революционный корабль, поэтому приказы союзного командования нам не указ.

– Но мы принадлежим флоту России, а это значит… – начал командир корабля.

– Да, но всякая связь с Владивостоком прервана, – перебил прапорщик Крылов. – Шифры и коды унес Остен-Сакен. Прошляпили мы…

– К сожалению, – согласился с ним Яхонтов.

– Стоять возле пирса становится опасно, – стал излагать свои соображения Шумилин. – Как только адмирал Ноэль поймет, что мы не собираемся выполнить его требования, он пошлет морскую полицию на «Печенгу».

– Нас силой выдворят в карантин, – подхватил Авилов. – Поэтому, не теряя времени, надо выходить в море.

– Не получив разрешения? – продолжал упорствовать выборный командир.

– Да.

Пока судовой комитет решал, что делать, поступило повторное приказание старшего морского начальника очистить крейсер. И тогда приняли решение не подчиняться приказу союзного адмирала, а следовать во Владивосток.

Не теряя времени, начали разводить пары. Сыграли «Аврал». Успели лишь отдать швартовы, как на причале появился отряд английских пехотинцев.

Крейсер «Печенга» вышел из Коунлундской гавани и взял курс на выход из Гонконгской бухты.

На родину! Во Владивосток!

Командир первым увидел у входа на внешний рейд английский брандвахтенный корабль. Это был крейсер «Суффолк». Две подводные лодки несли дозорную службу от него неподалеку.

«Застопорить ход!» – засигналил брандвахтенный корабль.

Крейсер «Печенга», не сбавляя скорости, продолжал идти прежним курсом.

«Стать на якорь! – поступил второй предупредительный семафор с «Суффолка». – В противном случае будете атакованы торпедами!»

Это была не пустая угроза. Торпедные аппараты на брандвахтенном крейсере медленно повернулись в сторону приближающегося корабля. Подводные лодки легли на встречный курс «Печенги», готовые поддержать «Суффолк» своими торпедами и огнем скорострельных пушек.

Яхонтов заколебался. От решения командира теперь зависело все. На фок-мачте «Суффолка» взвился еще один флажный сигнал. Вот-вот раздастся торпедный залп, и ничто уже не спасет несколько сотен человеческих жизней.

– Застопорить ход, – крикнул прапорщик в переговорную трубу.

– Есть застопорить ход! – прозвучал из машинного отделения недовольный голос Сурина.

Заработал паровой шпиль. Тяжелый адмиралтейский якорь с громким плеском плюхнулся в воду.

30

Крейсер «Суффолк» и две подводные лодки стали на якорь неподалеку от «Печенги», закрыв ему выход в море. Идти напролом было бессмысленно. Это понимал каждый, от командира до ученика-кочегара.

Положение настолько осложнилось, что выхода из него, казалось, не было.

В каюте Сурина собрались судкомовцы.

– Дождемся темноты и выберем якорь, – начал Шумилин.

– Предлагаешь идти на прорыв? – спросил Крылов.

– Да.

– А ты? – повернулся машинный унтер-офицер к Авилову.

– Я – поддерживаю, – ответил неуверенно тот.

На какое-то время в каюте воцарилось молчание.

Сурин приподнялся на койке, сел. Глядя на судкомовцев воспаленными глазами, сказал:

– Прорыв с боем невозможен. Орудия «Суффолка» за несколько минут разнесут «Печенгу» в щепки.

– Что вы предлагаете, Павел Модестович? – обратился к нему Авилов.

– Я затрудняюсь что-либо предложить, – не сразу ответил Сурин.

– Будем ждать? – заколебался Авилов.

– Чего ждать? – вскинул кустистые брови Шумилин. – Британский адмирал пришлет на крейсер свою пехоту, и нас силой выдворят отсюда!

– А если попробовать ночью выбраться из бухты? – произнес Яхонтов. Эта мысль пришла ему в голову сразу, но он не знал, поддержит ли его кто-либо.

– Я тоже об этом думал, – подхватил Крылов.

– Попробовать можно, – задумчиво проговорил Сурин. – Да, если бы удалось перехитрить англичан!

Мысль о ночном прорыве в открытое море захватила всех. Хотя самые осторожные из членов судового комитета пытались еще отговорить напористых от этого рискованного шага.

– Нам не прорваться, – убеждали они. – Не станут же англичане дремать, покуда мы торчим у них под носом! А попасть под бортовой обстрел «Суффолка» – это все равно что угодить черту в пасть!

Доводы эти были убедительные.

– А ежели мы окажемся в карантине, а оттуда загремим в серебряные рудники? – сказал Крылов. – Что тогда?

– Чем заживо гнить в подземных шахтах, так уж лучше погибнуть с музыкой! – с жаром произнес Шумилин. – Надо прорываться!

– Бросаться в прорыв сломя голову не следует, – раздался негромкий голос Сурина. – Но я лично считаю, что удобный для прорыва момент наступит.

– Выберем потемнее ночку, когда их вахтенные подремывают! – воспрянул духом Авилов.

– Значит, готовить корабль к походу и бою?! – заключил выборный командир.

– Да, – сказал Крылов.

Крейсер стали готовить к походу и бою.

Корабль словно наэлектризован тревогой. Ни беготни на верхней палубе, ни излишней суеты внизу.

Что будет?

Тупорылые орудия «Суффолка» повернуты в сторону «Печенги» и готовы начать хлестать частыми залпами.

Две субмарины по-прежнему покачивались вблизи боновых заграждений.

На «Печенге» ровно гудели котлы. Шумели прогреваемые главные двигатели. Крейсер в любую минуту мог дать ход.

Командир корабля не сходил с ходового мостика. Завтрак, обед и ужин ему приносили туда.

– Семафор с «Суффолка»! – услышал Яхонтов ломкий голос сигнальщика.

– Что передают? – поднял голову прапорщик.

– «Во избежание нежелательных последствий предлагаю команде «Печенги» покинуть корабль. Союзные баркасы подойдут к борту крейсера в назначенное вами время. Старший на рейде коммодор Стирлинг».

– Передавайте на «Суффолк», – приказал командир. – «Команда «Печенги» отказывается покинуть корабль. Союзные баркасы к борту не принимаю. Командир крейсера прапорщик Яхонтов».

В тревоге прошли сутки, вторые и третьи. Британские военные власти никаких решительных мер не принимали, чтобы отправить команду «Печенги» в карантин.

Темной ночью, когда на рейде стыла послеполуночная тишина, крейсер снялся с якоря и с потушенными огнями направился на выход из бухты.

На низких палубах английских субмарин не заметно было никакого движения. Неярко горели их топовые огни да поблескивали в неровном свете черные низкие рубки.

«Суффолка» не оказалось на прежнем месте. Отмеченный электрическими огнями, британский крейсер виднелся в стороне от горла бухты.

Мятежный корабль беспрепятственно вышел в открытое море.

31

Рассвет застал корабль далеко от чужих берегов.

На пятые сутки пути, обогнув берега Кореи, крейсер «Печенга» вошел в Японское море.

На горизонте показался остров Аскольд. В сизой дымке появилась расплывчатая линия берега.

Родная земля!

Свободные от вахты матросы поднимались на верхнюю палубу, лезли на спардечный мостик и всматривались в сторону берега. Уже угадывались знакомые его очертания, мысы и заливы.

Крейсер оставил слева остров Русский, повернул вправо и медленно вошел в бухту Золотой Рог.

АГЕНТЫ МИСТЕРА КОЛДУЭЛЛА

Где находится граница революции? Как далеко она может распространиться в горизонтальном направлении? Будет ли она обладать той же силой, что и у Атлантического океана? Будет ли революция на этой отдаленнейшей границе России иметь столько же сильно бьющийся пульс, каков в сердце страны?

…Когда мы сошли с поезда во Владивостоке, то убедились, что Советы на русском Дальнем Востоке пустили в земле такие корни, что вытеснили всех своих соперников. Ныне они господствовали от Нарвы у Атлантического океана до Владивостока, глядящего в Тихий океан.

…Я вступил в близкий контакт с Владивостокским Советом и имел возможность наблюдать его работу. Из его состава наиболее близким мне стал Константин Суханов. Он был мал ростом, но обладал огромной энергией. Он работал днем и ночью, лишь изредка позволяя себе вздремнуть часок в маленькой комнатке, находившейся по соседству с его скромным кабинетом… Лицо его большей частью имело озабоченное выражение. Иногда он вдруг начинал заразительно смеяться. Он говорил коротко, но с зажигательной страстью.

АЛЬБЕРТ РИС ВИЛЬЯМС,

АМЕРИКАНСКИЙ ЖУРНАЛИСТ

1

Константин Суханов откинул тело от письменного стола, протер ладонями усталые глаза и мельком бросил взгляд на окна кабинета. Слабый голубоватый свет нарождающегося утра пробивался через стекла. Минула еще одна бессонная ночь председателя исполкома Владивостокского Совета депутатов рабочих, солдат и крестьян. Сколько уже пережито им, Сухановым, бывшим студентом Петербургского университета, и другими членами исполкома таких тревожных ночей! Дневного времени не хватало молодым, выдвинутым революцией на высокие посты руководителям огромного края для решения обрушившихся на них, как лавина, неотложных дел.

Заканчивался май 1918 года.

В тяжких муках утверждалась Советская власть на Дальнем Востоке. Лютой ненавистью встречали затаившиеся в земствах, городской думе[5]5
  Наряду с исполкомом Владивостокского Совета в городе существовали городская дума, земская управа, хотя последние никакой реальной властью не обладали.


[Закрыть], в банках, на почте и телеграфе бывшие царские чиновники декреты Совнаркома и распоряжения исполкома Владивостокского Совета. Случалось, взлетали на воздух железнодорожные мосты и на короткое время прерывалась всякая связь с внешним миром. Председатель исполкома самолично посылал к месту диверсии ремонтные бригады и ждал потом с нетерпением сообщения, что путь восстановлен.

Ни Константин Суханов, ни другие члены исполкома не могли и предположить, какие новые, еще более тяжкие испытания ожидают их в недалеком будущем. Они были слишком молоды, чтобы постичь в полной мере коварство и изощренность скрытых врагов Советской власти.

Все чаще поступали радиограммы из Охотска и Петропавловска-на-Камчатке о нарушении морских границ и хищническом истреблении пушного зверя на русском побережье Тихого океана. Потом объявили забастовку почтово-телеграфные служащие, доставшиеся Владивостокскому Совету по наследству от старого режима. Суханов, обычно спокойный и ровный, пришел в бешенство, узнав, что банковские чиновники, саботируя распоряжение Совета, передали на сохранение японскому консулу Кикучи пятнадцать миллионов золотых рублей.

И ко всему, как снег на голову, ограбление этой ночью иностранных граждан в гостинице «Версаль». Суханов ранним утром позвонил по телефону члену исполкома Леопольду Проминскому, занимавшемуся расследованием разбоев, ограблений и убийств. Вскоре Проминский, в мокрой кожаной куртке и заляпанных грязью высоких сапогах, с раскрасневшимся от волнения лицом, появился в кабинете председателя исполкома, чтобы доложить о результатах начатого расследования.

Он продолжал стоять посреди кабинета, несмотря на предложения Суханова сесть в кресло.

– Троих задержали мои ребята во французском консульстве, – докладывал Проминский.

– А четвертый где? – спросил Суханов.

– Четвертого нам не удалось пока взять, – огорченно развел руками Проминский. – Но убежден, что преступник скрывается в каком-нибудь консульстве. Ведь это самое надежное убежище. Мои ребята взяли верный след!

– Ох уж эти консульства! – сокрушенно качнул головой Суханов. – Расплодили их, словно блох в мягкой перине, при царском режиме! А теперь весь этот пресловутый консульский совет при генеральном консуле Колдуэлле служит лишь ширмой для прикрытия саботажа и козней, которые плетут против нас враги Советской власти. Кто эти трое преступников, которых удалось поймать твоим молодцам? – вернулся Суханов к прерванной мысли. – Что за субчики вам попались?

– Один из них – бывший поручик Головачевский, другой – Савельев, в недавнем прошлом в звании ротмистра служил в местной жандармерии.

– Я знаю и хорошо помню этого Савельева (Федорова)! – воскликнул Суханов. – Он вел следствие по моему делу в августе шестнадцатого года, когда меня арестовали вместе с владивостокской инициативной группой марксистов.

– Опасный субъект! Да и остальные не лучше. Я допрашивал их и – ничего не смог добиться. Ни перекрестные вопросы, ни очные ставки не помогли. Все стоят на одном: в тот вечер из французского консульства никуда не отлучались.

– Нужны доказательства, чтобы предать их революционному суду, – задумчиво произнес Суханов. – Хотя всякому понятно, что бывшие офицеры, совершившие провокационный акт, спрятались у французов.

– Четвертый, которого мы не сумели взять, мне кажется, дополнил бы недостающие детали расследования и помог бы распутать этот клубок. Свидетели утверждают, что четвертый грабитель был в морском кителе и шинели. Судя по всему, тоже из бывших офицеров…

В дверь кабинета постучали. Вошел командир миноносца «Грозный» военмор Яхонтов.

Как и председатель Владивостокского Совета, Яхонтов – вчерашний студент. Во время войны с Германией закончил Гардемаринские классы при Восточном институте во Владивостоке, получил звание прапорщика по адмиралтейству и стал военным моряком.

– Вам предстоит большое плавание, Яхонтов, – сказал командиру миноносца Суханов. – Отправитесь на Командоры.

Они молча подошли к окну. В лучах заходящего солнца сверкала гладь Золотого Рога. В горле бухты, где словно вдавленные в серую воду стояли английский крейсер «Суффолк», японский «Ивами» и американский «Бруклин», пламенел поздний летний закат.

– На «Грозном» в такое отдаленное плавание? – не скрывая удивления, спросил Яхонтов. – На нем дальше острова Аскольд отправляться опасно: текут водогрейные трубки, множество неисправностей во вспомогательных механизмах. Миноносец нуждается в ремонте.

– К плаванию на Командоры назначен военный транспорт «Магнит», – ответил Суханов. – Корабль недавно вышел из капитального ремонта и способен совершить океанское плавание.

– Но на «Магните» опытный командир, – заметил Яхонтов.

– Вы имеете в виду бывшего лейтенанта Соловьева?

– Да, именно его.

– Знающий свое дело командир – это верно, – согласился Суханов. – А вот надежный ли? В его преданности Советской власти я очень сомневаюсь. Но в запасе у революции пока нет опытных командиров, военно-морских специалистов, нет адмиралов. Бедна еще революция кадрами. Вам придется взять Соловьева в это плавание в качестве помощника командира. Председателем судового комитета назначен Николай Павлович Авилов с «Грозного». Вы с ним успели, надеюсь, сработаться?

– Да, мы с ним понимаем друг друга с полуслова. Какова цель плавания? – деловито осведомился военмор.

– Охрана природных богатств, которые являются достоянием Советской Республики. На побережье Камчатки и Командорских островов хозяйничают американские промысловые суда. Японские кавасаки[6]6
  Кавасаки – рыболовное судно малых размеров.


[Закрыть] заходят в наши территориальные воды. Богатства расхищаются хищнически. Иноземные промысловики бьют нерпу, уничтожают морских котиков, голубых песцов, чернобурых лис. Вылавливают во время нереста кету и лосося. И надо решительно пресечь истребление зверя в наших территориальных водах…

– Вряд ли это под силу одному кораблю, – заметил Яхонтов. – Охранять тысячемильные просторы моря надо бы целому дивизиону кораблей.

– Следом за вами отправится на Командоры военный транспорт «Якут», – продолжал Суханов. – В водах Камчатки и Командоров впервые в истории появится корабль с красным флагом на мачте. Корабль Советской Республики отправляется в первое океанское плавание. В этом заключен огромный политический смысл! Итак, сдавайте дела на миноносце своему помощнику и – сразу на «Магнит». Полагаю, на подготовку к выходу в море потребуется не так много времени?

– За неделю справимся, – заверил Яхонтов.

– О назначении вас на военный транспорт я уже отдал письменное распоряжение начальнику флотилии, – сказа и на прощание Суханов. – Действуйте. И желаю вам всяческих успехов.

Когда дверь за Яхонтовым закрылась, председатель Совета повернулся к сидевшему в кресле Проминскому и озабоченно произнес:

– Так куда же мог подеваться четвертый?

– Сам над этим голову ломаю, – задумчиво отозвался тот. – Из Владивостока, я полагаю, он не мог выбраться. Не сквозь землю же провалился!

2

Поздно ночью в здание американского консульства вошел человек в морском офицерском кителе. Старый привратник с седыми бакенбардами молча пропустил его к мистеру Колдуэллу. Генеральный консул Соединенных Штатов Америки Колдуэлл расхаживал по просторному кабинету. Снежной белизны манжеты, золотые запонки… Лицо моложавое, бодрое. В глазах – холодный блеск и… учтивость. Вошедший выглядел усталым и измученным. Желтизна на лице, резкие складки в углах плотно сжатого рта делали его старше своих лет.

– За мной по пятам идут ищейки угрозыска Владивостокской совдепии, – пожаловался он, – мне нельзя высунуть носа на улицу, господин консул! Все наши явки взяты под наблюдение агентами уголовного розыска.

– Так что вы от меня хотите, господин мичман… простите, запамятовал вашу фамилию?..

– Эразмус… Евгений Оттович.

– Чем могу быть полезен?

– Я прошу дать мне убежище в вашем консульстве.

– И надолго вы собираетесь поселиться?

– Не знаю, господин генеральный консул… Может быть, на месяц, на два – до тех пор, пока большевики будут у власти.

– Почему вы решили, что Советы продержатся еще месяц либо два, господин Эразмус?

– Я полагаю, на большее их не хватит. У них нет достойных и по-государственному мыслящих деятелей, чтобы управлять таким огромным кораблем, как Россия.

– Вы так считаете? А большевики по-прежнему крепко держат в руках государственную власть и успешно управляют, как вы изволили выразиться, кораблем, которому название – Россия. И вам, господин мичман, и всем русским офицерам, которые обретаются в настоящий момент в Приморье, стыдно находиться без дела. Необходимо как можно скорее сплотить воедино все антибольшевистские силы…

– Но чтобы собирать силы, надо иметь своих людей в разных слоях населения. Мы, офицеры, мечемся из одного угла в другой, как зафлаженные волки… Без крыши над головой. Я вот уже две недели не имею надежного пристанища…

– Я предоставлю вам убежище в моем доме на время, пока это будет необходимо и вам, и мне.

– Значит, я могу надеяться, что собью наконец со следа ищеек уголовного розыска? – с радостью проговорил Эразмус.

– Считайте, что они уже потеряли ваш след, – кивнул Колдуэлл. – А через несколько дней вы окажетесь вообще вне их досягаемости.

– Не понимаю.

– Через неделю отправляется в плавание на Командоры военный транспорт «Магнит». С этим русским кораблем я пошлю туда вас как своего агента для встречи с мистером Гренвиллом, который будет находиться на промысловом судне капитана Ричарда Голдвина. Название этого судна «Адмирал Коллингвуд».

– Но кроме командира, моего бывшего сослуживца лейтенанта Соловьева, на «Магните» действует, будь он проклят, судовой комитет! – воскликнул Эразмус. – Комитетчики незамедлительно донесут на меня в угрозыск.