Текст книги "Последние дни Российской империи. Том 3"

Автор книги: Петр Краснов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 44 страниц)

XXXIII

– Кури, милый друг, я знаю, что ты не можешь без этого. Саша, мы стоим перед тайной, открыть которую не можем. Ты слыхал слова Ленина: «Бога нет. Религия – опиум для народа». Да так ли? Бога нет, а дьявол существует, а существует дьявол,– значит, и Бог есть. Есть тёмное, есть и светлое. Если брошена тень, то есть источник света, который эту тень бросил. Мы изобрели беспроволочный телеграф, удушливые газы, мы заставили электричество работать на себя, мы додумались Бог весть до каких откровений, а мы проглядели то, что параллельно с кротким учением Христа, которое мы забросили и забыли, существует учение противоположное.

Мацнев достал из книжного шкафа несколько книг, бросил их перед собою на стол, уселся в кресло против севшего спиною к окну Саблина и заговорил:

– Если хочешь, Саша, мы стоим перед тайной, открыть которую не можем. Ты слыхал слова Ленина – «Бога нет. Религия – опиум для народа». Да так ли? Бога нет, а черт есть? Диавол существует, а существует диавол – значит и Бог есть. Есть тёмное, есть и светлое. Если брошена тень, то есть и источник света, который эту тень бросил. Мы изобрели беспроволочный телеграф, удушливые газы, мы заставили электричество работать на себя, мы додумались Бог весть до каких откровений, а мы проглядели то, что параллельно с кротким учением Христа, которое мы забросили и забыли, существует учение ему противоположное.

– Смотри, Саша. Эта книга давно у меня. Я купил её в 1907 году в Париже, когда мы и не думали ни о войне с Германией, ни о революции тем более о Ленине. Это сочинение Jean Bideqain – «Masques et Visane MaГonniques», documents inédits, издана в 1906 году. Librairie Antisémite, 45 Rue Vivienne. Paris[6]6
  Жан Бидеген. Лицо и маска масонства. Неизвестные документы. Антисемитская книготорговля. 45, ул. Вивиен, Париж.


[Закрыть]. У нас за один заголовок назвали бы книгу погромной. На обложке древняя маска и алый угол ленты с крестами и фригийским колпаком, папский наперсный крест. Эпиграфом стоит: «En premier lieu arrachez á la Franc-MaГonnerie le masque dont elle se couvre, et faites-la voir telle qu'elle est» Leon XIII»[7]7
  Прежде всего сорвите маску с франкмасонов, которою они прикрываются и посмотрите на них, как они есть. Лев XIII.


[Закрыть]. Она начинается историческими примерами вероломства масонов. А вот на странице 10 я уже читаю и выводы:

«Мы должны отметить в течение почти двух веков во всех странах и во все времена крайнее противоречие между словами франкмасонов и между делами их, между принципами, которые они проповедуют публично, и между событиями, которые они подготовляют терпеливою оккультного работою…

Внимательное изучение франкмасонства и его деятельности приводит нас к тому, что нельзя судить о масонах по тем маскам, которыми им хочется прикрыть своё истинное лицо, ни по их публичным речам, но с самого их появления у них существует свой секретный план, который не знает большинство их учеников, но который проводится ими последовательно, широкими штрихами. Средством проведения этого плана в жизнь является уничтожение интеллигентных сил и средств, традиций и веры, которые составляют скелет и основу всякого отечества.

В частности во Франции, – ведь это пишет француз, – работа масонов заключается в трёх видах быстро и точно ведомой борьбы: борьбы против католической церкви; борьбы против всякого правительства, обладающего сильным авторитетом; разрушения основ всякого общества: семьи, собственности, идеи Родины»… И вот, Саша, не веришь, а невольно задумаешься. Разве не то же у нас? Разрушение веры, низвержение Царской власти и устранение всякого авторитетного правительства. Поверь мне, при такой работе Наполеону не появиться, и разве это не есть точное и систематическое проведение в жизнь учения таинственной еврейской каббалы: и лучшего из гоев убей!..

   – Как-то раз,– сказал Саблин, – ещё до революции, в пору тяжёлой тоски и душевных исканий, я зашёл в окоп к одному полусумасшедшему капитану Верцинскому. Его длинная и несвязная беседа намекала мне о том же, но не хотелось этому верить. Как может это быть? Ведь это конец культуры. Это кончина мира. Верцинский мне намекал, что всем миром тайно правят семьдесят мудрецов, и сколько я мог понять – масонов, которые исполняют работу Сатаны. Но как же могут они это делать?

   – А вот читай. Читай, Саша, и убедись, что это не я придумал теперь, когда вижу господ Гучковых, Керенских, Лениных и прочих, но это написано и напечатано одиннадцать лет тому назад и далеко от нас.

«Теперь, – пишет Бидеген, – франк-масоны набирают своих слуг среди карьеристов всякого рода, между медиками, адвокатами и в простом народе. Они не гнушаются, – напротив, они привлекают к своим работам алкоголиков, дегенератов и полусумасшедших идиотов – словом, людей, всегда способных и готовых, когда то потребуется, возобновить все ужасы террора...». Саша, повторяю, я это не выдумал, я это читаю по старой, потрёпанной книге. Слушай же, что происходит в России. У нас был Государь. Пускай ничтожный, слабовольный, не очень умный, но он был честный. Он горячо и свято любил Родину, и слово Россия было священно для него. Он был глубоко верующий человек. Распутин – это частность, это уклон в сторону мистики, да и Распутин не от масонов ли, то есть от дьявола? Английское и французское золото устраивают его свержение. Характерная подробность: народные толпы и солдаты идут двадцать восьмого февраля к Таврическому дворцу и там Родзянко им говорит, что Государь отрёкся от престола. Государь подписал акт отречения второго марта. Что сие? Провидение, уверенность в своих действиях или масонская хитрость?.. Итак, свергли Государя, не угодного масонам. На его место надо поставить карьериста, сумасшедшего идиота – словом, лицо, которое стало бы слепым орудием в руках масонов. Но само избирается Временное правительство из благодушных русских интеллигентов и болтунов и во главе благонамереннейший, патриотично настроенный князь Львов. Удержись такое правительство – вся работа масонов насмарку. Стоило ли тогда огород городить. Но сейчас же вспыхивает неизвестно кем избранный и откуда взявшийся Совет солдатских и рабочих депутатов в Смольном. Весь президиум состоит из псевдонимов, и псевдонимы прикрывают жидов. Под ними серое послушное стадо. Вот уже это масонское учреждение. Двадцатого апреля вольноопределяющийся Линде выводит на площадь Мариинского дворца Финляндский полк и несут флаги с надписями: «Долой Временное правительство», «Да здравствует Совет солдатских и рабочих депутатов». Следствие показывает, что солдаты за эту демонстрацию получили по двадцати пяти рублей и сами не понимали, чего они требовали, они действовали как статисты – результатом: соглашение с Советом. Линде назначают комиссаром на Юго-Западный фронт – это за бунт-то! – а Керенского сажают вместо Львова. Чистая работа, не правда ли? Теперь масоны могут быть спокойны. Россия находится в руках соответствующих людей – во главе её карьерист, дегенерат, кокаинист Керенский, а под ним выявляет своё сатанинское лицо Ленин. Это идиот и сумасшедший, который ни перед чем не остановится. Все, что может противодействовать развалу, сметается с пути, и масоны быстро идут к своей цели завоевания мира. Ведь это, Саша, предсказано, это написано десять лет тому назад и напечатано. Следующая очередная задача – свалить императора Вильгельма. Поживём – увидим.

   – Ты так рассказываешь, что приходится невольно верить, но как-то не хочется верить. Судьбы народов, нации и государств в руках семидесяти таинственных евреев, весь мир под угрозой удара еврейства. И вспомнишь погромы! Ну допустимо ли это?

   – А факты? Где мягкотелый Родзянко, где хитрый, но всё-таки верующий Поливанов, для которого Россия была величина, где Гучков, драпировавшийся в тогу патриота? И полугода не прошло, как мы уже стоим перед лицом

анархии. Теперь говорят о Корнилове. Это имя. Это горячий патриот и, видимо, сильный человек. Но о Корнилове только заговорили, как травля его пошла по всему фронту, и ты послушай, что говорят про него солдаты. Чья работа?

– Да, Саша, сказка, которой веришь, потому что перед этой сказкой пасуют, казалось бы государственные люди. Куда девался мягкотелый Родзянко, где хитрый, но всё-таки верующий Поливанов, для которого Россия была величина, где Гучков, драпировавшийся в тогу патриота? И полугода не прошло, как мы уже стоим перед лицом анархии. Теперь говорят о Корнилове. Это имя. Это горячий патриот и, видимо, сильный человек. Но о Корнилове только заговорили, как травля его пошла по всему фронту, и ты послушай, что говорят про него солдаты. Чья работа?

– Иван Сергеевич, но если допустить до этого, то ведь это ужас. Я могу бороться с немцами, с французами, англичанами, могу бороться с социалистами, кадетами, но бороться с таинственной нечистой силой – чем и как я могу? Какими удушливыми газами пройму я их, когда они неуязвимы. Что же делать? Чем бороться?

– Христианскою верою! – ответил после долгого, торжественного молчания Мацнев, – крестным знамением!!

XXXIV

На другой день Саблин поехал в Могилёв, в Ставку. Всю дорогу он думал о своём последнем разговоре с Мацневым. Мацнев, циник неверующий, избегавший ходить в церковь, не признававший таинств, заговорил о Христе и о Боге. Мацнев примирился с женой, с которой не говорил лет двадцать и смотрел на неё как на постороннюю женщину. Что же произошло в нём? Саблин читал в вагоне ту французскую книгу, которую ему дал Мацнев. Да, актами доказано, что французская революция и казнь Людовика Филиппа были приготовлены в масонской ложе и это дело этого общества.

«Во времена Империи французское франко-масонство достигло наибольшего процветания. В 1810 году оно насчитывало 878 лож, в том числе 65 военных; в 1814 – 905 лож, в том числе 73 военных. Военные ложи, собиравшиеся там, где находились те полки, в которых они были основаны, явились наиболее могущественными агентами распространения по всей Европе франко-масонства и принципов революции. В это время французская армия служила орудием франко-масонства. Теперь она его жертва.

Ею пользовались, как пользовались аристократией, тогда, когда необходимо было её участие, и обеспечивали за масонским орденом такую силу действия, которая спустя сто лет позволила установить безнаказанно систему сыска».

Саблин думал, были ли такие военные ложи в России? Он не считал, конечно, того внешнего масонства, которое существовало в России. А теперь? Рылеев и Пестель – Южное общество – имели они связь с масонами? При русском общительном характере и болтливости возможна ли тайная работа лож? Вот про их бывшего адьютанта Самальского говорили, что он масон, но в чём проявилась его деятельность в полку? Самальский был приличный офицер, сноб, и больше ничего. Про Г. говорят, что он масон, – это уже серьёзнее. Загадочен его взгляд сквозь тусклые очки, и когда он быстро, красиво и логически говорит, то всегда чувствуешь, что он говорит не то, что он думает, и что язык ему дан для того, чтобы скрывать свои мысли.

Масонство подразумевает высший разум. Масонство хитро и изворотливо. Оно поняло, что русская аристократия прогнила, что высшее общество стало не способно не только на творческую работу, но и на серьёзную работу разрушения, и агентов для сатанинской деятельности оно искало в низах.

Верцинский? Те прапорщики – Осетров, Гайдук и Шлоссберг. которых он выгнал?

Нет. Первый – типичный непротивленец и отрицатель всего, остальные просто озорники и охальники, разбойники с большой дороги. В России масонство пошло смелыми шагами непосредственно через евреев. Откуда вдруг эта любовь к евреям среди солдат? «Жиды – те же люди!» «Ещё много лучше многих русских будут!» Откуда? Но только не от масонства, а от того, что жиды снимают те цепи, которые сдерживали русских людей. «Долой войну!», «Грабь награбленное»! – вот те лозунги, за которыми потянулась русская солдатня. Самим барами стать, самим в цветных платьях ходить, самим в барские хоромы лезть. Не характерно ли то, что герои революции, проповедующие свободу, равенство и братство, первым делом лезут во дворцы и зарываются в роскошь, которая им совсем не к лицу. Керенский в Зимнем дворце, «бабушка русской революции» туда же прёт и всё то крадёт, что только можно, и тащит всё, что под руку попало.

Если допустить масонство, то надо допустить, что есть и русская революция, но ведь революции нет, а есть русский бунт с жадными «долой» и беззастенчивым грабежом и частного и государственного имущества. Для этого масонов не нужно.

И опять Саблин чувствовал себя в тупике. Ах, как счастливы были наши отцы и деды! Мы скоро разучимся смеяться, как смеялась Наташа Ростова с Николаем, мы уже забываем радости широкого русского быта с его преданиями, песнями, сказками, с его раздольем – и что даём мы вместо всего этого? Зависть, злобу, хриплое пение интернационала и злобное: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем». Поджигатели чужого добра, карманные воры, палачи и убийцы – вот наши вожди и герои! А не масоны.

Граф Милютин, насадивший либерализм в армии, Михаил Иванович Драгомиров, хитрый хохол, разведший доносы и анонимки, граф Лев Николаевич Толстой, сбросивший святость обрядов православной церкви и надругавшийся над всем... не масоны ли?

Декаденты, футуристы, кубисты, кокаинисты, неврастеники, физические и нравственные импотенты – не масоны ли?

Есть много степеней масонства. Там, наверху, сидят семьдесят мудрецов, и никто не знает, кто они, а внизу толпа их слуг и приспешников валит церковь, валит трон, ругается над алтарями, разрушает семью.

Кто сочинил разбойные слова коммунистической «Марсельезы»? Кто написал кровавый Интернационал, который учат петь рабочих и дешёвых проституток?

 
Никто не даст нам избавленья —
Ни Бог, ни царь и не герой.
Добьёмся мы освобожденья
Своей лишь собственной рукой.
 

Герои, таланты, люди, отмеченные Богом, не нужны. Признать талант – признать Бога. А Бога нет. А нет Бога – остаётся одна бездарность, которая и должна ползти наверх и творить своё скучное идиотское дело.

А наверху семьдесят таинственных, неведомых и незнаемых, смотрят и ждут, когда народ дойдёт до полного одичания, чтобы тогда наложить на него цепи и поработить его навсегда.

Нет! Не верю! Было и прошло. Явится русский вождь, русский именем, духом и верою, и осенит себя крестным знамением русский народ, и отметается сатаны и всего дьявольского навождения, и опять станет светлое счастье на Руси: и Христос воскресе, и целование братское, и красное яичко, и весна красна!.. Не может быть, чтобы кровь и вечное убийство человек предпочёл ликующему счастью творчества.

Избавитель идёт. Народный герой, народный избранник – Корнилов.

XXXV

Саблин приехал в Ставку рано утром. От вокзала до штаба ежедневно в десять часов утра отходил автомобиль для отвоза приезжающих по службе в Ставку.

В Могилёве Саблин нашёл приподнятое настроение. Был тёплый солнечный день. Сильный ветер носил тучи пыли, шумел в листве высоких пирамидальных тополей и гонял бумажки по улице. В ожидании приёма главнокомандующим Саблин пошёл пешком к своему знакомому, генералу Самойлову. Чувствовалось, что город переполнен войсками. В каждом доме, в каждой квартире были солдаты и офицеры. Большинство толпилось без всякого дела у ворот домов, лущило семечки, но в Ставке солдаты имели более подтянутый вид и многие ещё с подчёркнутой старательностью отдавали Саблину честь. Здесь Саблин в первый раз увидал Корниловские ударные батальоны. Это была ужасная идея: выбрать все лучшее и свести в отдельные части. Масса лишилась опоры, лишилась своего скелета и развалилась, а скелет был без мускулов и потому без силы.

Саблин часто встречал бравых солдат и унтер-офицеров, большинство с Георгиевскими крестами, хорошо одетых, отлично выправленных, с сухощавыми осмысленными лицами. На рукаве у них был нашит голубой полотняный щит, на котором белой масляной краской аляповато была нарисована Адамова голова и написано «Корниловец».

Тяжёлое впечатление жалкой бутафории произвели эти нарукавные знаки на Саблина. Они показывали бессилие вождя. Конвой, опора вождя, его ударная часть должна была быть и одета богато, с эмблемами победы, а не смерти. Так было всегда. Так учила нас военная история. От нарукавных знаков Корниловских войск веяло дешёвым балаганом.

На дивных текинских лошадях, в нарядных халатах, с громадными чалмами на головах проехал взвод текинцев, и Саблин невольно залюбовался ими. Холодными презрительными глазами смотрели они на толпящихся у домов солдат.

Самойлов жил в комнате, реквизированной у обывателей. В большой, по-провинциальному обставленной гостиной, между роялем и диванчиком с трельяжем с искусственным виноградом стояла постель, и тут же стол с разбросанными бумагами, картами и со стаканом недопитого чая, в котором плавали мухи. Папиросные окурки валялись повсюду – в горшках с цветами, на полке камина, на полу, в умывальном тазу с грязной водой, стоявшем на золочёном стулике. Неряшливость обитателя, военная распущенность, которую к концу войны приобрели многие офицеры, привычка смотреть на чужое имущество, как на мусор, обслуживание грязным, ленивыми нерадивым денщиком сказывались во всём.

Было десять часов утра. Самойлов, ещё не одетый, в одних штанах и рубашке, что-то поспешно писал на телеграфном бланке. Узнав, кто к нему пришёл, он приказал просить.

– Извините, Александр Николаевич, за беспорядок. Но теперь живёшь по-свински. Зачем пожаловали? – сказал Самойлов, расчищая место, куда бы посадить гостя. Наконец увидав, что на каждом стуле или кресле лежало что-нибудь, он сел на неубранную всклокоченную постель, а Саблину пододвинул стул, на котором сидел.

– И вы, как бабочка на огонь, летите сюда, в нашу… в нашу… Вот и слова не найду.

– Я здесь проездом в отпуску и счёл долгом представиться своему верховному главнокомандующему, которого после его выступления на Московском совещании я глубоко уважаю, – сдержанно сказал Саблин.

– Нашли время представляться, – сказал желчно Самойлов. – Да вы что же, ничего не знаете?

– То есть что же я должен знать? – спросил Саблин.

– Сейчас только, – сказал Самойлов, – Корнилов в широко опубликованном приказе объявил Керенского изменником, готовящим гибель России.

– Слава Богу! – воскликнул Саблин.

– Погодите славословить. Керенский объявил в свою очередь Корнилова изменником, контрреволюционером, стремящимся к реакции и идущим против всех завоеваний революции. Оба кричат, что они демократы.

– Ну и что же? – сказал Саблин.

Самойлов внимательно, умными глазами посмотрел на Саблина.

– Вижу, что затуманились богатырские очи. Правильно, Александр Николаевич, понимать дело изволите. На чьей стороне правда?

– Ну, конечно, на стороне Корнилова.

– Правильно, ваше превосходительство. А сила? Толпа, масса вся за Керенского. К нему примкнули все те прохвосты и негодяи, которых иначе ожидает расстрел. А солдаты, продающие обмундирование на Александровском рынке, а почётный орден дезертиров – всё это за Керенского. Он адвокат всякой подлости, он укрыватель палачей, казнивших генералов и офицеров, он защитник немецких шпионов, и вся эта пакость за него.

– Но ведь всё это разлетится от одного хорошего выстрела.

– Но кто будет стрелять? Корнилов, понимаете ли, младший, а по нашему генерально-штабному обычаю не принято раньше батьки в петлю лезть. В Пскове сидит Главкосев Клембовский – с кем он пойдёт, а? На кого карту поставит? Пойдёт с Корниловым и прогорит – петля, пойдёт с Керенским и прогорит – расстрел? А? Какова комбинация. А не умоет ли он руки, не созовёт ли совет, не забронируется ли комиссарами и сделает, как они прикажут? Там Войтинский и Станкевич, – друзья Керенского, ярые сторонники углубления революции, там Бонч-Бруевич, – он товарищ мой, ловкий парень, из совета не выходит, там ваш друг Пестрецов, с которым и вы и я на «ты». Этот определённо сказал: «Теперь сила за солдатами, и я с ними. Они – мой царь». Скажите, надёжен Псков? Да, правда, в Петербурге есть какая-то офицерская организация, которая за Корнилова, но не очень-то я верю во все эти организации. Теперь что же имеет Корнилов? Третий конный корпус Крымова, Туземную дивизию, которую спешно разворачивают в армию, и ударные батальоны. Начну с последних. Вы их видали?

– Видал. Зачем на них эту бутафорию нацепили?

– Не в бутафории, Александр Николаевич, дело, а в том, что и они ненадёжны.

– В каком смысле? – спросил Саблин.

– В прямом. Заявили через своих делегатов, что они со своими драться не будут. Надёжны у нас только туркмены. Эти не выдадут. Но слушайте дальше. Корнилов объявляет: «Я сибирский казак и сын крестьянина» – и так далее – демократический приказ. Хорошо это или нет?

– Не знаю, право.

– Вот то-то и оно-то. Сын крестьянина и сибирский казак, ведь это, иными словами говоря, свой, значит, и слушаться не надо. В случае чего – «Долой» и крышка. Их втемяшить можно только одним: «Союзники требуют немедленного восстановления фронта, грозят в противном случае высадить большие силы и перестрелять всех через десятого, а Керенского, как изменника России и им, требуют повесить». Это воздействовало бы. Воздействовало бы и появление «Божиею милостью, мы император и Самодержец», а то – сибирский казак и сын крестьянина. Психология не учтена. Ведь как-никак шаг наполеоновский, ну значит, и шагать нужно по-наполеоновски. Впереди всех – пушку к Смольному, и самому перед нею. Такое дело из кабинета не сделаешь. Ну да посмотрим! Идёте уже?

– Да, мне к одиннадцати назначено.

– Ну, храни вас Бог.

Саблин направился к дворцу.