Текст книги "Человек, которому всегда везло (СИ)"

Автор книги: Петр Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 69 (всего у книги 69 страниц)

  На гулянки решили больше не ходить, деревенская традиция соблюдена, хватит для приличия и одного раза. Вся деревня поставлена в известность, что у Глаши появился жених, но вот визита к помещичьему управляющему, или, как неправильно его называли в деревне 'бурмистру' не избежать.

  Поговорив со штабс-капитаном Денисовым и объяснив, что случилось Александр получил немало ценной информации для размышлений. Самое главное – законом браки нижним чинам не запрещены, требуется лишь формальное разрешение командира полка. За этим дело не встанет, в командировке его функции выполняет сам Денисов, а он унтер-офицеру не откажет. Кстати говоря, жениться солдатам и унтер-офицерам не возбранялось. Устав лишь предписывал полковым командирам следить за тем, чтобы солдатские невесты были 'хорошего состояния и поведения'. Жены унтер-офицеров, которые с мужьями жили при полках, нередко держали лавки и торговали съестными припасами, напитками и разными необходимыми для армейской жизни вещами, то есть фактически были 'стационарными' маркитантками. В боевых походах обычно 'женский элемент' полки не сопровождал. С детьми выходило хуже, на мальчиков имело свои виды военное ведомство – они должны были унаследовать профессию отцов. Эскадронным и полковым командирам следовало заботиться об их воспитании и обучении, а с 15 лет отсылать в гарнизонные полки, где они поступали на военную службу 'и не иначе, как в солдаты, а не в писари...' В тот момент о такой опасности ни Саша ни Глаша не думали, считали, что даст бог, сумеют справится и с этой бедой.

  Есть и еще одна хорошая новость, нижний чин согласно постановлению, изданному еще при Петре Первом, может выбрать в жены любую крепостную женщину или девушку и ее хозяин обязан отдать свою 'крещеную собственность'. Вот только не выполняется этот закон повсеместно, кто же добровольно подарит служивому рабыню, пусть и малоценную? Александру предложили узнать, как решается в Сосновке вопрос об отдаче девушек замуж в соседние деревни и действовать в том же ключе. Можно попробовать и купить девушке вольную, а в самом крайнем случае просто увести ее в Москву, а барина послать подальше, под прикрытием авторитета Аракчеева и командира 13-го егерского полка такой фокус может прокатить, а может и нет. Разве что жить тогда придется в районе казарм родного полка, а то не ровен час – поймают посланные барин люди Глашу и увезут обратно в Сосновку.

  С трудом он дождался субботы, всю неделю бегал каждые утро и вечер в Сосновку, и не обошлось в очередную встречу без греха. Но в этот раз он себя контролировал, и как только увидел, что Глаша страдает, то сразу же прекратил соитие, пусть девчонка привыкает к супружеской жизни постепенно.

  Не так просто сказать матери любимой девушки, что-то вроде: 'Мамаша, я вашу дочку того... люблю', но выручила Глаша, сама все объяснила, что и как у них случилось: "Взял силком, а стал милком!" Дарья конечно дочь немного поругала и пожурила, скорее для формы – так принято в народе, а затем собрали домашний совет и стали решать, как следует поступать дальше. Вот ведь как вышло, старшая дочка еще в поневу женскую не скакнула, а уже под венец ее вести надо. Для девочки важным рубежом был обряд 'вскакивания' в эту специфическую одежду. Понёва – древняя набедренная повязка, полотнище ткани, заменяющее юбку. По описаниям этнографов, в XIX веке девушки в деревнях летом вплоть до 15-16 лет ходили в одних рубахах в качестве летнего платья, опоясанных шерстяным поясом. Когда наступала пора наряжаться во взрослую одежду, проводился специальный обряд: девица "становится на лавку и начинает ходить из одного угла на другой. Мать её, держа в руках открытую поневу, следует за ней подле лавки и приговаривает: 'Вскоци, дитетко, вскоци, милое', а дочь каждый раз на такое приветствие кокетливо отвечает: 'Хоцу – вскоцу, хоцу – не вскоцу'. Так как вскочить в поневу значит объявить себя невестою и дать право женихам за себя свататься – как правило, тут же девку и выдавали замуж.

  -Ну что теперь с вами делати? – подвела итог совещания будущая теща, в котором все "домашние" принимали участие, даже Машка что-то пискнула от себя.

  Сосновка пока управлялась администратором, оставшимся от старого хозяина, нового купивший сельцо помещик все еще не прислал. Поэтому никаких передовых веяний вроде всеобщего обложения по головам вплоть до младенцев, массовых порок розгами и 'нового сексуального порядка' для баб и девок здесь еще не знали – это появится познее. Не то, что бы все было идеально, управляющий иногда сек злостных недоимщиков, зажимал кое-что из оброка в свою пользу, но в общем и целом на фоне остальных помещиков местные при такой "власти" жили неплохо, можно сказать, что даже зажиточно. Отсюда видимо и высокая цена, которую хитрый мужик заломил за Глашу, так и не удалось уломать на меньшую.

  -Анкифий Карпыч, поимейте совесть! 150 рублей серебром за молоденьку девочку? -пыталась та и эдак пронять несговорчивого 'бурмистра' Дарья, -Вот у Авдеевых всего 100 рублей берут за невесту, а у Карпушиных и вовсе тридцать да еще два пуда меда в придачу.

  -Простите почтенная Дарьюшка! -управляющий был подчеркнуто вежлив, все же солдатка рабыней не являлась. Он бывший приказчик, а не кнутобоец какой, умеет работать с людьми. Другой бы наорал на бабу непременно да и побил, но может управляющего смутило присутствие унтер-офицера. -С вами сударыня рыск большой. Вас сюды сослали по приговору, и чего с дочками делать, барин указать не соизволил.

  Препирался и торговался толстый и бородатый, лукавый мужик с Дарьей долго, было понятно, что полтинник с той суммы он хочет оприходовать в свою пользу, барину отдаст только 100. Солдатка местные порядки знала хорошо, сотня – предельная цена за 'вывод невесты', при оброке в среднем 5 рублей в год с девки это вполне приемлемо. Не факт, что девушка столько проживет, чтобы компенсировать такие расходы. Поэтому и отпускали, если в селе были лишние невесты, которым не нашлось подходящего жениха. Подобный порядок обычно был, когда помещик не хотел продавать своих людей на сторону, или управляющий, как в случае с Сосновкой не обладал полномочиями для совершения подобных сделок. "Отпуск" же невесты в другую деревню, или постороннему человеку продажей вроде бы не считался, и законом регулировался как-то невразумительно.

  -Слушай ундер, давай тады 200 рубликов серебром и забирай ищо младшую ейную, Машку тож! -предложил Анкифий, сообразив наконец, кто здесь действительно является покупателем. Сначала он думал, что сама солдатка Дарья денег скопила и хочет освободить от крепостной неволи старшую дочку, а солдат лишь так, для формального повода, "вывод невесты" обходится намного дешевле "вольной" для той же девки. Но по глазам унтер-офицера бывший расчетливый торгаш быстро уловил, кто тут чего хочет и от кого все зависит.

  -Ладно, уговорил, но покажи сперва документы! -потребовал Александр, все как его проинструктировал сведущий в таких делах начальник, обмануть 'карася' или "лоха" у российского купечества давняя традиция: 'На то и щука, чтоб карась не дремал!'

  Бумаги управляющего проверили, действительно может Анкифий дать вольную малолетним детям и уполномочен отпускать невест на сторону, такие права делегированы ему старым хозяином и новый этого положения не отменил. Так даже лучше, подумал про себя Сашка, в противном случае пришлось бы рано или поздно все равно выкупать у владельца младшую сестру жены, через штабс-капитана например, оформив купчую на его имя, или прямо на Дарью. Отсчитали ассигнации, денег было не жалко, по правде говоря за Глашу он бы отдал и последнюю рубашку, если бы вдруг потребовали. Теперь все трое свободны, что мелкая сопливая Мария, что Глаша, а Дарью освободило 'доброе' военное ведомство, взамен забрав навсегда мужа. С помещиком, каким бы он ни был плохим или хорошим, счеты покончены, так по крайней мере решили они, но время показало, что на самом деле все еще впереди.

  Успех следовало немедленно закрепить и с выпиской от Анкифия, за которую так дорого заплатили предстояло еще отправится к священнику. Но в соседнее село пошли после обеда, Машу сперва с собой мать брать не хотела, хоть она и ревела-орала как маленькая сирена, а Александр был согласен нести ребенка на руках. Выручил один из односельчан как раз направлявшийся в те края по делам, на его телеге и подвезли женщин и детей, а Сашка шел рядом и угощал табаком хозяина транспортного средства. Дорогой Дарья посетовала, что управляющий безбожно их обманул, содрав чуть ли десятикратную цену за младшую, но Александру было все равно...

  Священник Николай оказался весьма суровым стариком, аскетического вида, он ничем не напоминал тех уже изрядно намолозоливших глаза толстомордых любителей выпить-пожрать-потрахаться в рясах, к которым уже привык Александр еще в 21 столетии. И когда он им в первый раз отказал, то солдат был близок к панике, хоть и не подал виду – этого "страца" точно не купить, что ему не предлагай. Но Дарья оказалась настойчивой, и сумела уломать или разжалобить настоятеля сельской церквушки, он согласился, но сначала устроил головомойку Сашке, вызвав его в сторонку для отдельного разговора.

  -Ты чего служивый совсем спятил? На малое дитя накинулся? -сразу попер на солдата 'добрый дедушка'. С трудом кое-ка удалось объяснить в чем дело.

  -Не верю! Привык поди в походах баб силком брать? -снова "наехал" на Сашку отец Николай, -Смотри не вздумай бить ее!

  -Ваше превосходительство! Не было такого, только по желанию!

  -Я вижу, что у тябе за желания! Чтоб больше баб помимо женгы законной не заводил! -но потом он вдруг смягчился, -Не превосходительство надобно обращаться ко мне, ай я не генерал, а просто 'отец Николай'.

  -Понятно...

  -Не обижай смотри девочку, вон она как собачонка на тебя глядит предано. Видать любит. Сам то откуда эдакий герой взялся?

  -Не поверите отец Николай но ниоткуда! -Александру этот аскет не от мира сего сразу внушил уважение, и он решил к обычной своей "легенде" в этот раз не прибегать.

  -Так не бывает, каждый человек где-то родился, крестился и дальше... давай выкладывай служивый.

  Пришлось Сашке вкратце поведать свою историю, поверил или нет сельский священник в столь странный рассказ, но расспрашивать больше не стал. Его младшая дочь, по просьбе отца, сбегала за свидетелями, и вскоре обряд бракосочетания был совершен, все прошло как положено. Особых отличий от того, что проводят в веке 21-ом, Александр не заметил, разве что освещение в церкви похуже и народу было немного. Запись в церковной книге сделала Глашу женой унтер-офицера 13-го егерского полка. Отныне и навсегда, развод для простонародья практически не предусмотрен, мужа и жену разлучает только смерть одного из супругов. Когда Александру это сказали, он вспомнил, что и его начальник, штабс-капитан Денисов никак не мог развести свою Софью с ее прежним мужем, сколько не писал в синод и не ходатайствовал. Так они и жили, фактически вместе но под разными фамилиями, и дети формально считались от того пропойцы, который к Софье даже и не притронулся на брачном ложе. Так занят был тогда чиновник, вместе с такими же алкоголиками обмыванием приданного, что не заметил, как жену у него увез штабс-капитан. Такие вот местные реалии, и Глаша тоже будет формально за Сашкой, пока его не убьют, например, а если пропадет без вести на войне, то в новый брак ей не вступить без особого разрешения Синода. Младшая сестра – Маша устроила прямо в церкви шум, раскричалась и разревелась, хотелось ей видите венец над сестрой держать, да только тогда кому-нибудь бы пришлось придерживать в руках саму девочку, не доросла еще. Священник на это внимания не обратил, дети есть дети, его больше занимало услышанное от солдата: информация о надвигающейся войне 1812 года и об отмене крепостного права в 1861-ом. Неужели все так плохо, а ведь вроде наметился некоторый прогресс в деле освобождения крестьян, нового ставленника царя – Сперанского почитали чуть ли не за революционера. От местных 'патриархальных' порядков, а иначе говоря, от дикого произвола и беззакония отец Николай был не в восторге и вместе с другими ждал перемен к лучшему. Он уже неоднократно пытался усовестить зарвавшихся помещиков в своем уезде, но в результате его же и наказали, приказав через Синод умерить рвение. Добрый и рачительный помещик, о котором так любят порассуждать господа в Петербурге, есть счастливый случай, редкое исключение, из общего правила. Огромное же большинство владельцев с точки зрения рабов таковыми не являются, но даже у помещиков, считающихся 'добрыми', жизнь крестьян и дворовых людей крайне тяжела. Получалось, что и бог и вера в него служат исключительно для удержания народа в рабстве ради обеспечения 'удовольствия господ' – этакое военно-полицейское христианство. С таким положением старик смирится не мог, в отличие от синодских чиновниках в рясах, он верил в бога по-настоящему...

  Все шло своим чередом, была свадьба, впрочем очень скромная. Со стороны невесты были в основном подружки Дарьи и Глаши, а со стороны жениха Григорий, да штабс-капитан Денисов. Обручальные кольца Александр лично изготовил из серебряной монеты, хотел он было пожертвовать на такое дело последний 'трофейный' луидор, но теща запретила, крестьянам золото носить не положено. Народные деревенские свадьбы в ту пору были без особо разгула с недельными пьянками, редкое исключение – богатые торговые села, но такие можно было по пальцам пересчитать.

  Жизнь потихоньку налаживалась, днем Александр обучал прибывающих из полков людей обращению с новым оружием, а вечером спешил к молодой жене. Первую небольшую партию винтовок изготовили в Туле. Аракчеев тогда просто запретил всем как частным, так и казенным мастерам заниматься работами 'на сторону' пока не выполнят его заказ, и спорить с ним решились.

  С Глашей у Сашки со временем все более-менее наладилось, но постоянно приходилось соблюдать осторожность. Слишком консервативно оказалась молодая жена при любовном акте, никак ему не удавалось заставить ее принять более приемлемую положение, предпочитала страдать под Александром. Лишь один раз он ее уговорил на 'стоя-сзади', да и то случайно получилось и больше никак. Хрупкой и 'малахольной' Глаше, обычная поза явно не подходила. Ее и так считали непригодной для работы в поле, отчего к слову Сашке управляющий и уступил девку, тягло из девчонки бы все равно не получилось. Но пока страдали так, была правда у Александра надежда, что со временем положением выправится, или Глаша подрастет и окрепнет, или наконец передумает. Пока был только единственный плюс – супруга еще пребывала в том возрасте, когда забеременеть не могла физически, и не было нужды кормить ее сомнительными противозачаточными таблетками.

  Но самая настоящая беда была не в этом, главное горе носило вполне конкретное имя – Мария и приходилось теперь Александру родственницей, свояченицей. Не то девочка обиделась, что венец подержать не дали, не то еще что-то, но Александру мелкая объявила настоящую войну и вела ее по всем правилам, как бы показывая, что не позволит солдату единолично распоряжаться Глашей.

  -Машенька вот тебе сахарок, вот леденцы поди с ребятами поиграй, -выпроваживают ее поочередно то Александр, то сестра. Вроде бы уйдет, но потом вдруг откуда ни возьмись опять появляется, и надо же приноровилась набегать в самый ответственный момент.

  Приходится в таких случайх Александру немедленно прерывать любовный акт и изображать, что якобы просто обнимает Глашу, заодно потихоньку незаметно подтягивать и застегивать штаны. А эта мелкая пакостница еще радостно и ехидно улыбается, однажды он выдержал и даже за ремень сгоряча схватился, но жена не дала тогда наказать любимую сестричку. Ночью получалось еще хуже, спит Машка вместе с сестрой и сон у нее чуткий, лишь под утро полностью отрубается, вот тогда на пару часов и удается Александру заняться супругой. И так пять-шесть дней в неделю, по выходным появляется Дарья и можно хоть ночью отделаться от прилипучей Марии, отдав ее на попечение матери. Под конец придумали хитрый трюк, Александр вроде бы уходит на полигон, но на самом деле прячется в лесу за деревней и там поджидает свою ненаглядную Глашеньку. Так на смех всей деревне все они все лето по кустам и скрывались от бдительной Машки. И Александр с ужасом прикидывал, что же придется делать осенью и зимой, когда погода, мягко говоря, не благоприятствует любовным похождениям на природе.

  -Боится она, что сестру у нее заберешь? -предположила тогда Дарья, сама Машка сколько не пытались расспросить, объяснить свое поведение никак не захотела, а может и просто не смогла, -Не хочет поди отдавать?

  Александру однажды пришло в голову, что девочка его самым натуральным образом ревнует, как бы то ни было, но жизнь она молодоженам отравляла качественно.

  Ближе к концу мая, когда наступили почти летние дни, Сашка вспомнил, что как-то ни разу не видел свою жену без одежды. Когда занимались любовью, Глаша никогда полностью не раздевалась, обычно девушка лишь приподнимала до живота подол одежды. Мытье в маленькой сельской баньке не в счет, там то Глаша стыдливо веником прикроется и зажмется в уголок, то Машка лезет на руки с упорством достойным лучшего применения, и все это при скверном освещении огарком сальной неимоверно коптящей свечи. Нет, где еще может быть такая ситуация, человек женился, и даже ни разу не видел супругу голой, да он даже тещу случайно в "одеждах Евы" застал в предбаннике. Послала его туда Глаша за чем-то, не подумав, что матушка у нее еще не закончила мыться, а вот законную 'половину' – пока никак... Моментально у унтер-офицера созрел коварный план и однажды он якобы случайно предложил молодой жене сходить на пруд освежится. Какие в начале 19-го века купальные костюмы, да еще в деревне – сами можете себе представить, только те что у Адама в раю были, придется скромнице по-любому показать мужу свои прелести.

  Только тут на Псарском пруду он наконец и разглядел впервые с кем его свела судьба. К слову название водоема сперва Александр запомнил неправильно, как 'Царский', но ему рассказали, что в незапямятные времена не то барин псаря своего тут утопил, не то слуга сам утоп по пьяни, история в общем темная.

  Глаша в обнаженном виде оказалась симпатичной и в общем, обычной девушкой-подростком. По местным меркам фигурка у нее некрасивая, слишком худая и угловатая. Про таких обычно говорят, что даже ущипнуть девку не за что. Но худенькие как раз и нравились всегда Сашке, в отличие от аборигенов, слишком упитанных девиц он никогда не жаловал. Глафира обнаружив, что ее откровенно, словно товар на витрине разглядывают опять чуть не расплакалась, и попыталась прикрыть ладошками как маленькие свои соски, так и низ живота. Александр ей этого не дал сделать, схватил за руки и развел в стороны в шутку пригрозив, что в следующий раз свяжет ей запястья веревкой за спиной.

  -Саш брось глаза пялить! Я некрасива, разлюбишь эдак.

  -Почему?

  -Девки говорят, ни рожи ни кожи, невеста без места! -и тут Глаша похлопала себя ладонью по тощим ягодицам, наглядно показывая что имели ввиду подружки. Да это действительно так, со спины если не приглядываться, то ее можно было и за мальчика принять.

  Александр тогда только весело заржал, и как мог развеял сомнения подруги, не стоило ей так беспокоится по поводу внешности.

  -Глаша ты ведь растешь еще? У твоей матушки грудь есть? Вполне, даже двоих выкормила – Глашку и Машку и пардон за мой французский... жопа тоже имеется. И у тебя будет, только не реви и не изводи себя понапрасну. Все еще будет!

  Они зашли в пруд и с наслаждением искупались, поплавали в свое удовольствие в теплой как молоко воде, ну и потискал Сашка молодую супругу немножко, поласкал. Александр все прикидывал, как бы тут заняться с Глашей любовью, ведь все благоприятствует кроме одного... Мария, ну как без нее, увязалась с ними, пришлось на руках тащить ее через весь лес, опасались как бы не напоролась на острый сучок босой ножкой. Сперва сестренка Глаши барахталась на мелководье у берега, затем принялась сооружать что-то вроде муравейника из песка. Сашка тогда еще обратил внимание, как девицы здорово различаются, даже кожа у них разного оттенка, вон как Машка сверкает смуглой попкой склонившись над своим сооружением. Мелкая как раз маячит в той позе в которую все никак старшую поставить не удается, а надо бы, столько бы сразу проблем отпало. У нее вообще восточные черты и в лице и в фигуре преобладают, а Глаши наоборот западные – пошла в мать, родные сестры, а такие разные. До того увлеклась мелкая, возводя замок из песка, что даже язычок свой розовый прикусила, и кажется совсем забыла про старшую сестру... прекрасно.

  Как только Александр убедился, что маленькая 'надзирательница' окончательно оставила их в покое, так у него сразу и идея появилась, и некий орган принял соответствующее положение, благо в воде не заметно.

  -Глаш иди сюда что-то покажу! -подманил он стоявшую поодаль как раз между сестрой на берегу и Сашкой в воде по пояс жену. Та послушно, ничего не подозревая двинулась навстречу. Потихоньку отступал он завел девчонку, туда, где вода была ей как раз примерно по шею.

  -Так вот стой! Сейчас будет... – и Александр приступил к действию, не ожидавшая подвоха Глаша рванулась в сторону, но уже было поздно, стали они как говорят в эротической литературе 'единым целым'.

  -Ох-х-х... Ты что дурень! рази так можно? Я с перепугу обсикалась! -Глаша покраснела, и даже на глазах у нее слеза навернулась, но дернувшись раз-другой в объятиях Сашки, девушка смирилась и вырываться не стала.

  -А я то думал, что там такое горячее снизу проскочило? Вот оно что, а я и не понял сразу! -рассмеялся Сашка и в самом деле, бывает от неожиданности и судя по его военному опыту не только у женщин, в воде на на это можно не обращать внимания. Лишь минутное ощущение чего-то странного... Выпускать жену из рук он не собирался и потихоньку начал делать то, ради чего все затевалось. Крепко придерживая девчонку за тощие ягодицы и за спинку он начал осторожно насаживать ее на свой 'нефритовый стержень' в этот раз мудреное китайское сравнение очень походило на истину.

  -Сашенька, вишь Машка зыркает очами на нас! Ой не надобно эдак.. -захныкала было по-детски Глаша, пытаясь предотвратить неминуемое но тщетно, Сашка уже вовсю двигался внутри нее наращивая постепенно темп. Пришлось бедняжке терпеть такое издевательство, только губу нижнюю закусила от досады...

  -Плевать... здесь ей глубоко, не доберется! -продолжил Сашка, -В воде все равно ничего не видно, не поймет.

  На проверку оказалось не совсем так, просчитался унтер-офицер, только он начал подходить к финалу, как Мария на берегу, сперва заметалась, замахала ручками, заверещала: 'Глаша, Глаша!' А затем малышка смело кинулась в воду, и поплыла, пусть стилем 'по-собачьи' но уверенно направилась прямо к сестре. Для Сашки это было открытием, он по глупости считал, что в таком раннем возрасте дети еще плавать не умеют.

  -Машка давай назад! -попеременно кричали ей они с Глашей, но пока сношения не прекратили, Александр все же надеялся, что в этот раз ему дадут нормально кончить.

  Хоть расстояние и было для маленькой пловчихи изрядное но она его преодолела и повисла на шее у Александра, он подстраиваясь под рост Глаши вынужден был несколько согнуть ноги в коленях. Если бы встал в полный рост, то младшая до его шеи из воды не дотянулась, зато старшая тогда повисла бы на его напряженном органе как на крючке, оторвавшись ногами от дна или встав на цыпочки. Пришлось, поневоле покорится и стать своего рода пристанью для Машки.

  -Мать... О-о-о... Глашка, я эту твою лягушку сейчас утоплю! -взревел Александр, но все же бережно прижал к себе смуглое тельце, свободной рукой, видно что ребенок выбился из сил. Так втроем они и закончили.

  -Глашь ей богу, вот возьму зашвырну Машку на середину Псарского! И пускай плывет куда хочет! -в сердцах пообещал жене Александр, вынимая из нее свой орган, и тут взвыл, -А зараза!!!

  -Саша, ты чего, али укусил кто? -встрепенулась Глашенька, увидев, что лицо у Сашки исказилось болью, с опаской она завертелась разглядывая мутную воду, где могла таится угроза.

  -Да так ничего, на камешек острый наступил, -поспешил он успокоить супругу. На самом деле был виноват 'камешек' висевший у него на шее. Мария совершенно случайно перебирая в воде ножками ухитрилась попасть маленькой пяткой прямо туда, куда всего больнее... по самому кончику, и немного успокоившись он продолжил, -Вот ведь Машка твоя групповуху нам устроила, зачем?

  Маша ничего не ответила, с некоторых пор она с Александром не разговаривала, только сверкала глазами, да губки обижено надувала. Глаза – пожалуй единственное примечательное, что у нее пока есть, а так все заурядное: личико маленькой девочки, ножки-ручки спичками, да копна жестких волос цвета воронова крыла. Александр как-то пошутил, что если растительностью с Глаши можно набивать подушку – настолько мягкие и шелковистые у нее волосы, то Маша сгодится только на сапожную щетку, но никак не на одежную.

  -Саш, а групповуха, что эдакое? -заинтересовалась старшая из сестер и пришлось Александру ее немного обидеть. Не очень то удобно блистать перед женой такими познаниями, Глаша и так ему выговаривала постоянно за настойчивые попытки заставите ее принять при сношении более удобную позу, а уж про всякие прочие эротические изыски и упоминать не стоило.

  -Рано тебе Глаша такие вещи знать, маленькая еще! Пошли на берег обсыхать... Да не дуйся ты на меня, губки бантиком и вперед...

  Потом они рядом лежали взявшись за руки на желтом речном песке, грелись в лучах заходящего солнца и лениво ругали Машу, та забилась между Александром и старшей сестрой, как бы пытаясь их разделить. На замечания маленькая смуглянка никак не реагировала, демонстративно отвернулась от Сашки и прижалась к сестре свернувшись в комочек. Он ничего лучшего не придумал, как ущипнуть мелкую немного, пусть хоть почувствует, что натворила. В результате Александру дали по рукам сперва Маша, а потом и Глаша тоже вступилась за сестричку. Затем пришлось младшую вылавливать из воды, она так разобиделась, что кинулась в пруд и попыталась уплыть на середину, и конечно же чуть не утонула. Но все же потом, после всех треволнений, совместными усилиями удалось добиться примирения. Мария успокоилась, дала себя погладить Александру, видимо в знак особой милости, а раньше всегда вырывалась...

  По дороге домой в Сосновку они с Глашей как-то одновременно решили, что скорее всего этому маленькому человечку не хватает внимания, вот и чудит, хочет чтоб взрослые заметили. Мать все время пропадает с ученицами, а тут еще и сестру пытаются отобрать, вот и взбесилась Машенька. Весь вечер развлекали эту принцессу и играли с ней, сказки ей рассказывали, пытались рассмешить, всячески тормошили. Мария оживилась и наконец впервые со дня свадьбы начала говорить с Александром, пусть детский лепет, но все равно приятно, словно невидимый барьер они с Глашей сломали. Так до темна и развлекались, спать ребенка уложили с собой и утром Александр не стал тревожить спокойный сон мелкой. Как трогательно она сопит, доверчиво прижавшись к его правому боку. Он лишь осторожно погладил сонную Глашу слева, прямо сквозь тонкую ткань ночной рубашки по интимным местам и по неразвитому еще бюсту и пуговкам сосков. Его девочка, или девушка, или женщина, ее можно назвать любым из этих трех слов так и не проснулась до конца, только сладко потянулась в истоме...

  А с рассветом Александру надо было собираться в Москву, он думал, что разлука будет на два-три дня, а оказалось, что навсегда. Когда он вернется, то застанет в живых уже ни Глаши, ни Дарьи, уцелеет только одна Маша... И в тот момент, когда серебряное колечко – все что осталось от любимой жены скользнет и маленькой и грязной детской ладошки ему в руку, жизнь словно перевернется и обретет новый смысл. Он, новейщий и в то же время древний как мир, столь схож с именем последней младшей дочери солдатки, даже название с той же буквы начинается, но это совсем другое... Если 'Мария' – слышится жизнь, надежда и любовь, то Александра теперь на этом свете только одно занимает, одно короткое и емкое слово – МЕСТЬ.

  .........................................................

  В то утро унтер-офицер торопясь на стрельбище разминулся на дороге с несколькими вместительными и дорогими экипажами городского типа, запряжка четверкой и один самый большой даже шестеркой сильных, породистых лошадей цугом попарно, в провинции так не ездят. Блестящая кожа и полированное дерево, кованные английской стали начишенные рессоры, лихие придурковатого вида (но удивительное дело – с огнестрельным оружием!) гайдуки на запятках и важный, как фараон барский кучер. Эта надутая собственным величием скотина попытался огреть проходящего мимо солдата бичом, но Александр ловко отскочил, трюк столичных 'водителей кобылы' ему знаком по Петербургу, второй раз подставляться он не намерен. Сашка удивился тогда, кто это направляется к Сосновке, или может быть к соседней Буяновке, или к еще более дальней Березовке, что за барин такой заявился, если одной повозки ему мало, но времени разбираться уже не было. Осень на дворе стоит, а московские помещики разъезжаются по своим деревням весной, и появление целого "поезда" выглядело, мягко говоря, необычно... Александра ждали Денисов и Гриша, предстоял путь в первопрестольную, там в недавнго возрожденном московском арсенале пытались наладить производство столь необходимых винтовок и возникли некоторые вопросы, которые надо было срочно решить на месте.

Конец первой части.