Текст книги "Человек, которому всегда везло (СИ)"

Автор книги: Петр Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 69 страниц)

  -Дуй до их прямиком по лугу ундер, шибче выйдет. -дополнительно сообщил ему барабанщик, и на том спасибо, хороший совет ноги уже как чугунные, вторые сутки в пути, еще одна лишняя верста и свалишься к черту от усталости.

  В лесу он столкнулся со штабс-капитаном Денисовым, своим ротным командиром, приятная встреча, старый знакомый, чуть не задушил в объятиях, забыв про чинопочитание и прочие армейские штучки – не до этого, теперь они просто товарищи... по несчастью.

  -Давай рассказывай, как оттуда выбрались!

  А чего тут говорить, и так все видно, кто сам дошел своими ногами, кого донесли на руках. Особо невезучие нижние чины из его взвода остались лежать на левом берегу Алле, и может статься, сейчас их "обдирают" мародеры. Про подавление батареи Александр ничего говорить штабс-капитану не стал, слишком уж неправдоподобно и фантастично получилось. Может быть, имело место простое совпадение, в походах зарядные ящики иногда взрываются сами по себе, случаи были неоднократно – искра от трения или от статики и готов внушительный феерверк. Будем считать, что имела место трагическая случайность – каприз фортуны, какие бывают изредка на войне, и французам в этот раз сильно не повезло.

  Не стал он скрывать про неприятный эпизод с незнакомым 'чистеньким' офицером, штабс-капитан полностью одобрил его действия. Оказывается, масса 'начальствующих лиц' разного ранга и звания в тот день расслаблялась и активно отдыхала в городе – "партийцы с гетерами", они "задержались" и прибыли к войскам только под вечер, когда сражение в поле уже заканчивалось. Вот на такого опоздавшего "героя" Сашка скорее всего и налетел. Некоторые господа офицеры и вообще сразу поторопились убраться на безопасный правый берег.

  Одно хорошо было: впервые за всю войну их накормили мясом до отвала, фунта два за раз Александр умял в тот день в обед, еще фунт с трудом осилил вечером, больше не смог – не влезло. Иные егеря от непривычного обильного угощения заболели животами. Такая небывалая щедрость казны объясняется просто – все равно придется бросать гурты отобранного у местных крестьян скота, его с собой за отступающей армией по разбитым дорогам не увести. Вот и разрешили резать всем желающим, кто сколько захочет и сможет. Чем раньше думали господа интенданты непонятно, можно было бы заранее забить скот и закоптить или засолить мясо, теперь же большая часть 'живых консервов' достанется Бонапарту, если раньше не подохнет от бескормицы раньше.

  13-му егерскому как и Александру в целом повезло, полк не понес в последнем сражении таких больших потерь как остальные. С утра егеря отражали атаки противника на оконечности левого фланга, после обеда ближе к вечеру их отправили на усиление в центр, где назревала катастрофа. Под картечь французской батареи они попасть не успели, и позднее прикрывали в арьергарде отход армии к Фридланду, отбивая наскоки кавалерии.

  Генералу Багратиону, несмотря на все усилия, так и не удалось вернуть город, он сумел с большим трудом восстановить только контроль над переправой через Алле. Массы людей и лошадей были вынуждены перебираться на правый берег по двум узким мостам, под интенсивным артиллерийским и ружейным огнем противника. В довершение всех бед нашелся ретивый дурак, выполнивший преждевременно распоряжение об уничтожении мостов, заранее обложенные соломой деревянные настилы были подожжены и их с большим трудом потушили.

  В самом городе на узеньких кривых улочках царил необыкновенный дикий хаос, толпы солдат без офицеров рвались к мостам, их безжалостно давила кавалерия направлявшаяся туда же. 'Все перемешалось: пехота, артиллерия, кавалерия друг друга топчет, зарядные ящики взрываются, неприятель так и наседает на нас. Мы столпились на улицах так, что возможности двинутся куда-либо. Наконец часть кавалерии кинулась через реку вплавь. А пехота вытянулась в нитку, человек за человеком. Вот картина, которую я видел, и которую называют 'сражение под Фридландом'. А к довершение всего флегма – главнокомандующий, едущий с небольшой свитой, но как будто не его дело, не обращает внимания...' – вспоминал позднее один очевидцев, кому удалось вырваться живым из этого бардака. Сдавленная и теснимая врагом пехота целыми ротами кидалась в Алле, пытаясь перебраться на правый берег, но река в этом месте оказалась весьма глубокой, течение сильным и потери понесенные при переправе вполне сравнимы с теми, что войска ранее имели в поле перед Фридландом от картечи Сенармона.

  Командир 13-го в город не пошел, старый опытный военачальник отыскал брод немного южнее Фридланда, успешно переправился там со своим полком и заодно завернул туда и многих отступающих, направлявшихся ранее к мостам. Ему удалось спасти от плена или истребления массу людей и остатки российской полевой артиллерии, которая неминуемо погибла бы выполняя бестолковый приказ командования. Опять шаблонное мышление и строгая приверженность 'линии' сыграли с российскими генералами злую шутку, те части, что противник отрезал и прижал к реке, отделались сравнительно небольшим ущербом, а вот остальные сумевшие "прорваться" сильно поредели. В отчеты для царя попали только цифры потерь тех полков, что проскочили через город первыми, про остальные командование решило умолчать, настолько удручающие были сведения по ним.

  На фоне общей безрадостной картины неожиданно ярким пятном выделялись успехи российской кавалерии. Представители последней по их словам, всех разогнали, рассеяли и опрокинули, одно только непонятно – почему французы при этом на правом фланге сумели наполовину взять Фридланд и угрожали обходом? Но несведущему Александру, штабс-капитан Денисов быстро разъяснил, в чем тут "изюминка". На равнине, где выясняли между собой отношения французские и российские кавалеристы, слова "опрокинуть, рассеять и даже разбить и так далее, нужное подчеркнуть..." – пустой звук, эти термины годятся только для похвальбы в рапортах и отчетах. Опрокинутый и рассеянный вражеский полк отрывается от противника, выходит из боя, далее трубачи играют общий сбор и через двадцать минут часть снова готова к действию, собираются быстро, как капля ртути. Хорошо дрессированные лошади при звуке знакомой трубы сами вернутся в строй, даже без помощи седоков. Только, к примеру, сумские гусары вроде бы разнесли вражеских кирасир или улан, смотришь опять супостаты идут в бой. Потери в таких столкновениях, как правило, сравнительно небольшие, чтобы истребить или пленить врага надо загнать его в болото, прижать к оврагу или к реке – лишить самой возможности отступления или маневра. А вот такими достижениями никто из отечественных "водителей кобылы" похвастаться не мог, они все больше про "лихие молодецкие атаки" вспоминали: "Как мы гнали французиков – аж до самой ставки Бонапартия!", что толку – сперва они гнали, а затем их самих 'французики' гнали обратно и тоже почти до самой ставки, только Беннигсена ...

  А по части личных достижений, так и совсем – Крючков с его "семью немцами на пику" отдыхает, кто знает как там у того казака сложилось, может и в самом деле сумел заколоть столько противников, но не разом как на плакате конечно, а последовательно. Такого залихвасткого вранья Сашке слышать еще не доводилось, штыки – стальные штыки, редкий из героев-рассказчиков не рубил своей саблей "как траву"! Теоретически перерубить можно, проверяли – на деревянном чурбаке, но не в руках пехотинца, где ружье просто отклонится от удара в сторону, и во что после такого извращения превратится клинок, его придется выкинуть, ни на что более он не сгодится. Если уж кого-то из супостатов кавалеристы "свалили", так обязательно "раскроив сверху донизу, от головы до седалища" и никак не меньше.

  -Что неужто так кирасира с его железом и просек, да еще скверной, казенной то саблей? -не поверил штабс-капитан Денисов одному такому "супермену".

  Российское массовое "белое оружие" в ту пору было не особенно хорошей выделки, а у французов так и вообще сплошь и рядом – дрянь. Нередко от сильного удара в рубке сабли ломались как стекло. Александр немало видел подобных обломков при "очистке" полей сражений и сборе трофеев, кусок с эфесом подбирали, из него можно сделать нож, остальное нет – пусть лежит и дожидается любителей "древностей" и прочих археологов ХХ века. Изредка попадется в общей массе клинок качественный, "восточной работы" – не подделка, где узор вытравлен кислотой, а настоящий булат или как их называли еще "дамаск", "Wootz Damascus Blade" – как говорят британцы. Так отечественный умелец обязательно испортит "басурмана", криво насадив на него рукоятку, да и в придачу медной гайкой зафиксирует вместо железной – это что бы отвалилась быстрее. Тульский оружейный завод любил так делать, постоянно были на них нарекания, но дурная "традиция" держалась там долго, чуть ли не до первой мировой войны. Полковому оружейнику иногда приносили подобные "разболтанные" сабли на поправку, работа на двадцать минут от силы, хорошая выходила "халтура".

  -Да я и кобыле евонной хребет разрубил! -молодой корнет, так увлекся описанием собственных "виртуальных повигов", что не заметил – над ним давно смеются уже не только офицеры, но и нижние чины, бывшие рядом, в том числе и сами уланы.

  -И седло разрубил? Может покажешь как, я тебе старое для пробы дам.

  -И седло! И... а не было у французика седла то. Без оного видать ездил, -ничего лучше не придумал врунишка-рассказчик.

  Те еще "бароны Мюнхаузены", вот и верь после такого победным реляциям, приписывают все, но если пехота обычно процентов на 20% завышает потери противника, то кавалерия не мелочится и 100 и 200 – для них не предел.

  Теперь разбитому православному воинству предстоял тяжкий и долгий в десять суток путь к Прегелю, а после еще и переправа через Неман, эта река – естественная граница России. Войска возвращались назад в пределы своей империи, которую они так неосмотрительно покинули несколько лет назад для защиты "общеевропейских интересов". Полки, и уже и ранее оставившие многие сотни солдат на поле перед Фридландом, или при переправе через Алле, теперь вынуждены были терять массу людей дезертирами и отставшими в ходе форсированного марша. Такова специфика почти всех войн начала 19-го века – у проигравших сражение генералов войска зачастую просто разбегались. Опять повезло, на этот раз всем: Наполеон, будучи безусловно великим полководцем, не уделял никогда должного внимания преследованию и добиванию разбитого противника и только это и спасало "отступающие в порядке" корпуса Беннигсена от окончательного уничтожения или пленения. Но все же просто так "спокойно уйти" не получилось. По сравнению с генеральными сражением арьергардные стычки выглядели мелкими и незначительными, но отнюдь не для тех нижних чинов и офицеров, кому довелось прикрывать отход потерпевшей поражение российской армии...

  .........................................................

  Тысяча шагов... расстояние понемногу сокращается, еще десяток метров долой, не стоит спешить... хороший стрелок должен уметь ждать, и Сашка терпеливо ожидает, пока намеченная жертва приблизится на дистанцию для 'верного' выстрела. В это раз ему приходится воевать одному, ротный командир пошел наконец навстречу пожеланиям Александра, даже слишком пожалуй – отобрали и положенного по наставлениям для действие в рассыпном строю помощника-дублера. Второй час уже он валяется под убогой маскировочной дерюжкой в кустах на опушке леса, поджидая 'дорогих' французских гостей. Впервые на этой войне 1807 года штуцерный солдат, 'винтовочник' или охотник, снайпер начала 19-го века будет действовать так, как было задумано изначально: 'В бою солдат-охотник должен стрелять по наиболее важным целям противника, выбирая их по своему усмотрению.' Довольно смелое решение, для века, когда даже целиться солдату было положено со стойки 'смирно', именно так вела огонь в бою знаменитая наполеоновская гвардия.

  С пожелтевших страниц трудов военных теоретиков веет специфическим духом той далекой эпохи. Сухой академический стиль справочника Гассенди вдруг наполняется страстным и яростным красноречием, когда речь заходит о штуцерах и карабинах. Перечислив все явные и мифические недостатки этого оружия, автор заключает: 'Из всего этого следует, что карабин – это оружие, которое не соответствует духу французского пехотинца и подходит лишь для терпеливых и флегматичных убийц'. Отметим, кстати, что в русских войсках, подобно французам, полагавшимся больше на отвагу и штык, чем на 'подлое' англосаксонское умение метко стрелять из-за укрытия, нарезное оружие не привилось на рубеже 19-го столетия. Прозрение наступило уже потом, полвека спустя и как всегда – поздно. Да и почти до 80-х годов на хорошего стрелка в российской императорской армии смотрели чуть ли ни как на потенциального труса, "косящего" от рукопашной схватки.

  Пока же дело в "нашем варианте" истории остояло так: 25 июня 1808 г. было дано высочайше повеление, что, 'Всем нижним строевым чинам егерских полков иметь ружье с трехгранными штыками, а штуцеров и кортиков не употреблять'. Но, это распоряжение несколько запоздало и лишь узаконило фактическое состояние, нарезное оружие стали изымать из частей по разным причинам еще раньше, процесс начался во времена правления Павла Первого. Ситуация коренным образом изменится лишь после проигранной российской империей Восточной или Крымской войны, когда пехота в ряде случаев просто не могла подойти "на штык" к противнику.

  Необходимость – мать изобретения, не было бы нужды лишить противника управления и ошеломить в первые же минуты столкновения, так никто бы и не почесался. Ранее такой 'старый-новый' прием однажды уже сработал, и штабс-капитан Денисов решил прибегнуть к нему снова.

  Медленно, очень неторопливо черепахой ползет по разбитой дороге французская колонна, радуя глаз стороннего наблюдателя карнавальной пестротой мундиров, блеском штыков и металлических деталей амуниции в лучах утреннего солнца. Скоро им предстоит пройти через протяженный лесной массив, другого удобного пути поблизости нет, по крайней мере для пехоты, артиллерии и обозов. Легкие, точно ветер, уланы несутся вскачь по полям и лугам, преследуя неуловимые казачьи разъезды, а вот линейные части вынуждены обычно двигаться по наезженным и нахоженным дорогам.

  Не в силах выставить для прикрытия отступающей армии нормальный арьергард, генерал Багратион, дабы сдержать продвижение противника, был вынужден прибегнуть к древней как мир военной хитрости, именуемой в житейском обиходе простым и емким словом – 'засада'. Как только голова вражеской колонны войдет в лес, так ее должны отсечь, словно ножом гильотины и немедленно уничтожить. Под сенью прусских дубов в десяти верстах от города Велау, авангард французов давно ожидают два наименее пострадавших в последнем неудачном сражении под Фридландом егерских полка – 13-й и 9-й. Правда, грозно эти силы выглядят только на бумаге, в реальности здесь собрались всего три полноценных батальона. Вражескую кавалерию вызвались отвлечь на себя казаки, у них этот трюк уже давно отработан, можно сказать еще со времен незапамятных.

  Дивизионный генерал, столь неосмотрительно вылезший вместе со всем своими адъютантами и штабом вперед, еще не подозревает, что жить ему осталось всего лишь пять минут и сорок семь секунд, отсчет времени уже запущен. С точки зрения военачальника начала 19-го века в таком поведении нет ничего необычного, тогда было принято на войне 'презирать опасность' в любых ее проявлениях. Так, во время осады Сарагосы маршал Ланн постоянно находился под ураганным огнем неприятеля, неоднократно лично руководил отчаянными атаками. 31 января 1809 года он со своим штабом отправился осмотреть осадные работы. Окончив свой визит, Ланн намеренно вернулся обратно не по безопасной траншее, а по открытой местности на расстоянии половины ружейного выстрела от врага. Но маршал не ограничился этим: он поднялся на небольшое возвышение поблизости от испанских позиций, чтобы еще лучше разглядеть неприятельские укрепления. Тотчас же вражеские стрелки принялись осыпать маршала и его свиту градом пуль, но не нашлось у горячих испанских мачо своего хладнокровного 'умельца' с хорошей винтовкой. В течение нескольких минут один из его офицеров был ранен, у некоторых пули пробили шляпы или зацепили униформу. Большая часть свиты Ланна предпочла спуститься в окоп, сам же маршал продолжал диктовать распоряжения оставшемуся с ним офицеру, так же спокойно, как если бы он находился в тиши своего рабочего кабинета. Лишь закончив это занятие, он, не торопясь, спустился к штабу в траншею. В ХХ веке такое поведение однозначно проходило бы по разделу "идиотизм", и храброго маршала немедленно бы "снял" снайпер, но пока это – общепринятая норма, а не исключение.

  Вот он – француз средних лет в краповом, богато расшитом золотыми позументами мундире неуставного образца. Он еще не маршал, но тоже старается изо всех сил поднятся наверх, подавая хороший пример подчиненным. Так как примерно выглядел послужной список генерала, его жизненный и карьерный путь:

  1.Пулевое ранение в деле под Хагенау 17 декабря 1793 году.

  2.Пять сабельных ранений и пулевая рана в ночной операции под Некерау 18 октября 1795 году.

  3.Пулевое ранение в лопатку в деле под Швицем 14 августа 1799 года.

  4.Пулевое ранение в бедро в бою под Голлабрунном 16 ноября 1805 года.

  Действительно, есть что-то несправедливое и возмутительное в том, что столь выдающийся воин погибнет в этот раз от пули никому не известного простого российского унтер-офицера Сашки, ровным счетом не успев ничего сделать для организации боя. Но отпущенное судьбой генералу время истекло и пятой позиции в этом перечне не будет, а его дорогую наградную саблю ручной работы, полученную недавно из рук самого императора Наполеона, и многочисленные ордена пропьют завтра в ближайшем шинке местные прусские крестьяне-мародеры.

  .........................................................

  Теперь Александру можно без опаски отбросить маскировку и встать – дело сделано на совесть, винтовка отработала на все 100 процентов. Лежа перезаряжать дульнозарядное оружие можно, только уж очень неудобно и мешкотно. Вражеского дивизионного генерала сгубило пристрастие к эффектным ярким тряпкам и украшениям, одевался бы скромнее – так имел бы неплохой шанс остаться незамеченным на фоне чинов своего штаба, и тогда пулю поймал бы какой-нибудь щеголь из числа адъютантов. Мало того француз сверкал золотым шитьем неуставного мундира и кушака за версту, так он еще и единственный вероятно в подражание 'самому' Бонапарту был в треуголке.

  В лесу тем временем идет жестокий бой, развернутые в 'стрелки' егеря теснят отрезанную от основных сил часть французской колонны, пытаясь загнать врага в болото и полностью уничтожить, или на худой конец принудить к сдаче. Этим занят весь 13-егерский полк, два других батальона 9-го полка успешно сдерживают остального противника на рубеже кромки леса, пытаясь создать видимость, что в операции задействованы 'крупные силы'. Пока маниакальная приверженность врага классической линейной тактике играет исключительно в пользу российской стороны. Среди беспорядочных нагромождения деревьев и кустов 'по уставному' французам построится невозможно и бой фактически идет между двумя нестройными толпами солдат. Одна группа в зеленых, друга в синих и красных мундирах, обе действуют под весьма слабым руководством или скорее предводительством офицеров. Вдобавок французы еще и дополнительно были деморализованы потерей генерала в самом начале сражения, весьма важный фактор, если верить тогдашним печатным источникам. Утрата популярного в солдатской среде 'отца-командира' способна вызывать панику даже у самых стойких бойцов, не говоря уж об остальных.

  Присоединившийся к своей роте, Сашка едва успел поразить еще парочку приоритетных целей в стане противника, как стычка неожиданно закончилась, можно собирать трофеи и выносить раненых в тыл. Организованное сопротивление полностью прекратилось, едва французы уперлись спиной в болото и лишь отдельные мелкие группы все еще пытаются вырваться из ловушки, пройдя по краю топи, но практически никому не удалось – всех перехватили, перестреляли или перекололи штыками. Произошло то же самое, что и в самом первом бою Александра, противник снова продемонстрировал поразительную неспособность эффективно и слажено действовать на пересеченной местности в условиях внезапного нападения. Позднее это неоднократно повторится в Испании во время подавления народного восстания, а так же в 1812, когда Великая Армия войдет в пределы России. Чем больше битва походила на беспорядочную пьяную драку на базаре, тем более шансов на победу было у российской стороны, и напротив: "Один мамелюк равен трем французам, но сто французов в правильном сражении всегда побьют триста мамелюков". Примерно так оценивал возможности своих солдат Наполеон и был прав – все дело в организации, остальное проходит по разряду несущественных мелочей...

  Опыт "неудачной войны 1807 года" не пропадет впустую, как нередко случалось раньше. Генерал Барклай-де-Толли, будущий главнокомандующий в Великой Отечественной 1812 года уже сделал для себя нужные выводы. В Тильзите он дважды встретится с императором Александром Первым. В ходе этих бесед Барклай изложит императору своё видение будущей успешной войны с Наполеоном, впервые упомянув о возможности широкого применения тактики 'выжженной земли' и действия малыми отрядами на растянутых коммуникациях противника. Генеральных сражений в стиле а ля Фридланд, по мнению умного военначальника, следовало категорически избегать, истощая врага и исподволь подрывая его силы.

  Все – финал, бой закончен, российская императорская армия на этот раз одержала полную победу, пусть и "мелкую", но реальную, а не "бумажную".

  Разгоряченные схваткой вчерашние простые российские мужики теперь отлавливают по кустам десятками пленных, тех самых знаменитых 'наполеоновских орлов', перед которыми совсем недавно трепетала вся континентальная Европа. Те, кто брал с ходу без боя сильные прусские и австрийские крепости вынуждены сдаваться на милость победителя, лишь считанные единицы из числа самых отчаянных французских солдат продолжают вести безнадежный и неравный бой в болоте и в лесной чаще.

  В суматохе наиболее ловкие и наглые нижние чины попутно успели освободить 'хранцузиков' от разных мелких ценных предметов. И в самом деле, зачем 'мусью' к примеру, в плену карманные часы, там время считать не надобно – и вот уже изделие известной фирмы Брегетт обретает нового хозяина. Российскому воину знать 'который час', оказывается тоже не особенно нужно и вскоре изящная безделушка за бесценок перейдет в собственность местного еврея, содержателя придорожного питейного заведения, именуемого в народе кабаком.

  Заслышав в одном месте за зарослями малины шум борьбы и крики, Александр сразу кидается туда, едва опознав знакомые голоса. Прижавшись спиной к могучему, толстому дубу от наседающих егерей отбивается саблей молодой офицер, не иначе один из адъютантов подстреленного примерно полчаса назад Сашкой вражеского генерала.

  -Лександр Васильич! Стрели и энтого беса к чертям, почто ен Федьку нашенского порубил! -кричат сослуживцы, пытаясь достать противника штыками, но пока тому удается изворачиваться и парировать казалось бы неотразимые удары.

  Быстро оценив обстановку, унтер-офицер пришел к выводу, что француз в любом случае никуда не денется – он уже обречен, стоит сначала заняться Федором, тот вроде пострадал и окровавленное левое плечо ладонью зажимает. Пошла в ход военная медицина, самая простейшая и примитивная, из перевязочный средств в наличии только бинт и спирт, причем последний пострадавший больше употребил вовнутрь, чем в качестве наружного средства. Нет определенно, если судить по здоровой тяге к алкоголю, ротный запевала и лучший сашкин приятель жить будет, ранение не из разряда тяжелых, хоть и крови вылилось из него немало. Одну проблему решили быстро, теперь осталось разобраться с 'антихристовым слугой', сколько можно с ним возится, сигнал общего сбора уже давно играют.

  -Хендс ап! Хенде хох! -все равно, как по-французски будет 'руки вверх' Александр не знал, да и не мог знать в принципе – не рассматривали в ХХ и XXI веке в СССР Францию, как серьезного потенциального противника. Для лучшего воздействия слова были немедленно подкреплены действием, и черный немигающий 12мм 'зрачок' винтовки теперь смотрит точно в лоб 'ненашему благородию'. Аргумент, надо сказать, сильный, так уже не раз и не два доводилось с его помощью убеждать непонятливых и упорствующих из числа местных аборигенов во время неизбежных реквизиций провианта и фуража.

  Странно, удивительно, необъяснимо – но моментально подействовало, юнец-офицерик почти без размышлений бросил свою длинную саблю и поднял руки к небу. Не то французу показалось, что не так позорно сдаваться 'цивилизованному' противнику, не то он всерьез опасался, что грязные 'оборванцы' в ошметках мундиров сожрут чего доброго его такого чистенького и холеного. Так, по слухам, черногорцы поступили с генералом Дельгоргом... Какие соображения двигали им понять очень трудно, французы народ весьма странный с тараканами в голове, впрочем тоже самое можно сказать и о соотечественниках нашего героя. Нижние чины сразу же уволокли пленного офицера прочь – "под знамя полка", подгоняя тычками и пинками – не то что бы злые сильно были на него, а для "скорости". Сашка собрался было идти следом за ними вместе с Федором к назначенному месту сбора, там уже надрывались изо всех сил попеременно горнист с барабанщиком, но задержался еще на минуту, чтобы наклонится и подобрать с травы трофейный клинок.

  -Ловко ен вертел саблей, ровно наш Иван Федорыч, -заметил поморщившись от боли приятель Александра, и в самом деле ухитрился французик сдержать на время пятерых. Но чудес не бывает, продержался бы офицер еще несколько минут, пока кто-нибудь из егерей не догадался зарядить ружье и тогда – финита ля комедия.

  Действительно, этот парнишка кое-что умел по части "верчения саблей", хотя до хорошего фехтовальщика, каковым слыл штабс-капитан, никак не дотягивал. Пожалуй не зря Сашка прихватил с собой трофейный клинок, отдаст потом Денисову, пусть заценит находку – может вещь стоящая и пригодится еще. Обычно массовые заводские сабли, шпаги и палаши у французов дрянь, равно как и большинство дешевых российских фабрикуемых в Туле и Сестрорецке. Как только там начали там фабрично-мануфактурное производство оружия, так о качестве можно смело забыть. Петра Первого ведь не зря упрекают в разрушении русской национальной оружейной школы – все сгубил вал... для вооружения армии требовалось огромное количество ружей. Мастеров превратили в рабочих, заставили заняться поточным производством грубых гартмановских фузей, к веку 19-му ситуация в лучшую сторону изменилась не сильно.

  Можно было пожалуй засчитать эту короткую стычку за очередную "славную победу", поскольку было взято много пленных в том числе и офицеров и убит дивизионный генерал, но всю триумфальную картину напрочь испортили соседи из 9-го егерского полка. Командующий российским арьергардом совершил одну существенную, весьма распространённую в то время ошибку – он не назначил приказом старшего в отряде, предназначенном для организации засады. Очевидно, генерал Багратион предполагал, что согласно уставу бразды правления возьмет в свои руки командир 13-го егерского полка, по старшинству чинопроизводства так и должно было получиться. Вот только кроме уставного порядка в российской армии всегда существовал еще и неписанный, но не менее свято соблюдаемый всеми. Во внимание принималось не время производства в чин, а заслуги и связи его обладателя перед сильными мира сего. Поэтому в определенный момент полковник, командовавший 9-м егерским полком, решил 'порулить' самостоятельно и вопреки полученным инструкциям вывел своих подчиненных из леса в открытое поле развивать наметившийся успех. Попытка воевать 'как положено', да еще против превосходящих сил противника, поддерживаемых полевой артиллерией, ни к чему хорошему не привела, разбили их вдребезги. Только близость укрытия, да помощь соседей и уберегла "девятку" от гибели. Результаты же опрометчиво затеянного горе-военачальником "правильного сражения" оказались весьма плачевные, теперь и этот егерский полк сократился до однобатальонного состава, а как все прекрасно начиналось... к сожалению жизнь подносит сплошь и рядом такие разочарования. Но все равно, даже с учетом этих потерь счет был в пользу российской армии, особенно по "выбитым" офицерам. а Наполеон обычно только по ним и "отчитывался" в своих биллютенях.

  Все эти мелкие стычки равно и набеги казаков тем не менее позволили выиграть столь драгоценное время для выбора и оборудования позиции перед Прегелем. Особого смысла давать там сражение не было, поскольку ранее все равно было решено отвести войска за Неман и главная битва за Пруссию уже давно проиграна, но видимо главнокомандующему Беннигсену очень хотелось напоследок громко хлопнуть дверью.

  .........................................................

  В этот раз непосредственное командование было поручено Ермолову, получившему недавно чин генерала, основной "ударной силой" выступала его бригада усиленная дополнительными артиллерийскими ротами собранными из разбитых частей. Для прикрытия были затребованы люди из пехотных полков и 13-егерский выделил по разнарядке сверху полуроту с поручиком Яковлевым в качестве исполняющего обязанности командира. Нечего и говорить, что ГГ в очередной раз "повезло" и он снова попал в число избранных.

  -Ваше благородие разрешите обратится! -мнется уже знакомый Александру фейерверкер Иванов, пытаясь что-то сказать поручику. За последний год Леонид остепенился и выглядит донельзя солидно, сразу и не подойдешь к такому начальнику.

  -Ну чего тебе братец? Говори не томи.

  -Так велено от вас солдатов получить в прикрытие и для помосчи.

  -Мы в другое место назначены, али не видишь?

  -Так ваш благородие приказали получить с вас!

  -Черт с тобой, бери вон Сашку-унтера и еще человек с дюжину, больше не дам и не проси, у меня и так народу мало, пусть другие полки выставляют!

  Вот так Александр оказался снова в компании знакомого артиллериста, разве что пушка у Ивана теперь одна, вторая осталась за Алле. Вражеское ядро разбило в щепки лафет и положило на месте почти всю прислугу, уцелел только солдатик которому до этого стабильно не везло с ранениями в голову. Эвакуировать подбитое орудие с поля боя фейерверкер не сумел, на себе тяжелую бронзовую трубу не вынесешь. Предназначенные для таких случаев запасные лафеты остались по странному стечению обстоятельств на левом берегу Алле и заполучить их оттуда не представлялось возможным. Построенные ранее для переброски войск понтонные мосты были заблаговременно, до начала генерального сражения, разведены и вывезены в тыл, очередной исполнительный и рачительный дурак позаботился о вверенном ему казенном имуществе. Не получилось бы так и с переправами через Прегель, вылезла из под спуда неприятная мыслишка, но ее тотчас Александр загнал обратно, не время еще думать об этом.