Текст книги "Столица Российской империи. История Санкт-Петербурга второй половины XVIII века"

Автор книги: Петр Кошель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

В 1797 г. монастырь преобразован в лавру. Там были собраны библиотека и большой исторический архив. В 1909 г. открылся музей – Древлехранилище лавры.

С 1789 г. все главнейшие стороны деятельности Александро-Невской обители, получив самостоятельную организацию, выросли, окрепли и, по естественному порядку жизни, обособились. Церковно-административная деятельность отошла к Консистории. Школьное обучение сложилось в самостоятельную цепь духовно-учебных заведений. Церковно-назидательное издательство перешло в руки высших органов церковного управления и духовной науки. Образовались самостоятельные установления флотского и заграничного духовенства.

В августе 1790 г. состоялось торжественное освящение Троицкого собора владыкой Гавриилом и перенесение в него мощей св. Александра Невского. Троицкий собор отличался богатством внутреннего убранства, правда, вместо икон его украшали произведения кисти Ван-Дейка, Рубенса, Бассано, многих известных русских живописцев. Монастырь и Троицкий собор часто посещали русские императоры и вносили богатые вклады, среди них золотые священные сосуды, подаренные Екатериной II вскоре после освящения собора, четыре драгоценных престольных Евангелия XVII в., золотой крест, выполненный в 1660 г. для Кириллова монастыря, и даже образ «Моление о чаше», присланный в дар от папы Пия IV Екатерине II. Среди наиболее драгоценных предметов, хранившихся в ризнице монастыря, была корона св. Александра Невского, «сделанная наподобие архиерейской шапки из белых горностаев и пунцового бархата».

Богослужение в Троицком соборе отличалось красотой и торжественностью. Хор митрополичьих певчих в лавре ничем не уступал придворным певчим. Еще при Петре I в монастыре было введено нотное пение. Указом императора было повелено списать у певчих государя копии «со всех знаменного напеву переводов, для знания в Невском монастыре клирошанам». Со времен Екатерины II в Лавре было повелено одному иеромонаху, чтецу и певцу отправлять службу на греческом языке.

Лавра – название, присваиваемое некоторым крупнейшим мужским монастырям, находящимся вне зависимости от епархиальных епископов и подчиненных непосредственно высшей церковной власти. В России это Троице-Сергиева, Александро-Невская, на Украине – Киево-Печерская и Почаевская.

Ввиду большого культурного и исторического значения Александро-Невского некрополя он был преобразован в государственный заповедник, а в 1930 г. на его месте был основан музей городской скульптуры.

В то же время было реорганизовано Тихвинское кладбище, куда были перенесены останки многих выдающихся людей. К их числу принадлежат И. Крылов, Н. Карамзин, В. Жуковский, Ф. Достоевский; композиторы М. Глинка, М. Мусоргский, А. Бородин, П. Чайковский, А. Даргомыжский. Здесь погребены также многие художники, артисты. Для монастырского некрополя символична близость погребений к мощам – в данном случае святого защитника Русской земли князя Александра Невского. Главной причиной захоронения мертвых «у святых» было желание обеспечить защиту не только телу усопшего, но и всему его существу в ожидании дня пробуждения и Страшного суда.

После Февральской революции 1917 года правящим архиереем Санкт-Петербургской епархии был избран епископ Гдовский Вениамин (ум. 1922). В мае 1917 г. была проведена ревизия финансово-хозяйственного управления лавры, и по итогам ревизии прежний наместник лавры, архимандрит Филарет, был отстранен от должности. Новым наместником был назначен епископ Елизаветградский Прокопий (Семенович). В период с 14 декабря 1917 г. по 26 января 1918 г. епископ Прокопий являлся настоятелем обители, а 26 января 1918 г. священноархимандритом Лавры был назначен митрополит Вениамин. Наместником стал архимандрит Виктор (Островидов).

В соответствии с декретом «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» все церковное имущество было национализировано, и уже 13 января 1918 г. Александра Коллонтай приказала реквизировать все помещения Александро-Невской лавры. Монастырское имущество удалось отстоять, но в том же году все жилые помещения перешли в ведение Петросовета. Часть лаврских помещений занял Петроградский Епархиальный совет, а Надвратная церковь во имя иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радостей» стала приходской.

В декабре 1919 г. новым наместником был назначен архимандрит Николай (Ярушевич), при котором отношение лаврского священноначалия к Советской власти стало более лояльным. В соответствии с Конституцией 1918 г. при каждой церковной общине должен был быть организован церковно-приходской совет. Такой совет был организован и при лавре. К ведению Совета относились сношения с государственной властью и церковно-хозяйственные функции, а также аккумуляция всех денежных пожертвований. Все остальные дела находились в ведении Духовного собора лавры.

12 мая 1922 г., в разгар «изъятия церковных ценностей в пользу голодающих», была вскрыта рака с мощами св. кн. Александра Невского. Рака была изъята и помещена в Эрмитаж. 20 ноября того же года были изъяты и св. мощи, вернувшиеся в собор лишь в 1989 г.

Во время «обновленческого раскола» 19201940-х гг., основой которого была группа петроградских священников, лавра на короткое время перешла в руки обновленцев. Но уже в 1923 г. епископ Лужский Мануил (Лемешевский), специально присланный в Петроград святителем Тихоном, Патриархом Московским и всея Руси, для борьбы с раскольниками, вернул братию обители в лоно православной церкви. Уже к 1926 г. из 115 «обновленческих церквей» осталось только 32.

При митрополите Иосифе (Петровых) Свято-Троицкий собор Лавры становится кафедральным и продолжает пребывать таковым до 1933 г. После закрытия собора в 1933 г. в ведении церкви остается только Свято-Духовский храм, который закрывается в 1935 г. С этого времени весь комплекс лаврских зданий используется под хозяйственные цели.

После изменения отношения Советской власти к Русской православной церкви в 1943 г. государство возвращает для организации и размещения Ленинградского Епархиального управления Свято-Духовский храм лавры в 1946 г. Новый митрополит Ленинградский Григорий (Чуков) ходатайствует перед светской властью и о возвращении Свято-Троицкого собора, но безуспешно. Только в 1956 г. митрополит Елевферий (Воронцов) добивается возвращения собора церкви. Первым настоятелем собора после его освящения 12-13 сентября 1957 г. стал епископ Алексий (Коноплев). В храме возобновились ежедневные богослужения.

В 1961 г., во время «хрущевских гонений», поступило распоряжение о передаче Свято-Духовского храма государству. В связи с этим останки митрополитов Григория и Елевферия были перенесены из храма в специально устроенную крипту в подвале Свято-Троицкого собора, а Епархиальное управление переехало в здание Духовной академии на наб. Обводного канала, дом 17. В память о том, что правящий архиерей Ленинградской епархии является священноархимандритом лавры, митрополит Никодим (Ротов) переводит Свято-Троицкий собор в свое непосредственное подчинение и в 1967 настоятели стали именоваться наместниками. Эта традиция сохранилась до 1997 г., когда приход был упразднен и все его имущество распоряжением митрополита Владимира (Котлярова) было передано возрожденной Александро-Невской лавре.

В 1985 г. церкви был передан Никольский кладбищенский храм, торжественно освященный 22 апреля 1985 г. В храме хранятся останки почитаемого многими верующими угодника Божия, затворника Матфея (Тотамира). Воскресные богослужения совершаются в храме еженедельно и в настоящее время.

Ныне Свято-Троицкая Александро-Невская лавра является действующим общежительным мужским монастырем Санкт-Петербургской епархии.

При митрополите Никодиме (Ротове, 1978) настоятель собора стал носить титул наместника, а правящий архиерей Санкт-Петербургской епархии стал настоятелем собора. В этом, на первый взгляд, незначительном изменении была христианская надежда и мудрое предвидение владыки Никодима о будущем монастыря.

Благодатным знамением к грядущим изменениям в судьбе лавры послужило возвращение 3 июня 1989 г., мощей Александра Невского  небесного покровителя монастыря и града Святого Петра. Это произошло когда Ленинградскую кафедру занимал митрополит Алексий, ныне патриарх. Алексием, митрополитом Ленинградским и Новгородским, было совершено перенесение из Казанского собора мощей Александра Невского. Звоном лаврских колоколов и крестным ходом духовенства и мирян они были торжественно преренесены на место своего честного положения, благоговейного поклонения и почитания, куда и были первоначально принесены Петром I из Владимира в августе 1724 г.

Возрождение лавры как монастыря началось летом 1995 г. при правящем митрополите Иоанне (Снычеве, 1996). Первым наместником монастыря стал старейший клирик Санкт-Петербургской епархии архимандрит Кирилл (Начис)  епархиальный духовник. К этому времени монашествующим был частично предан Духовской корпус, где и поселилась немногочисленная монашеская братия состоявшая в основном из постриженников Санкт-Петербургских духовных школ.

Первое монашеское богослужение состоялось 14 сентября 1995 г. Службу возглавил наместник лавры архимандрит Кирилл. За неимением достаточного числа братии пел хор из учащихся Духовной семинарии.

В апреле 1996 г., при правящем архиерее митрополите Владимире (Котлярове), был назначен новый наместник лавры игумен Викентий (Кузьмин). 5 апреля 1996 г. при участии патриарха Алексия II, духовенства Санкт-Петербургской епархии, руководства города (где, кстати, присутствовал и будущий президент России В. Путин) и начальства НИИ «ПРОМЕТЕЙ» которому на тот момент принадлежало большинство зданий лавры, состоялась символическая передача комплекса лавры. К этому времени уже началась передача Митрополичьего, Духовского и Просфорного корпусов. Окончательная передача архитектурного комплекса лавры осуществилась к 2000 г..

В октябре 1996 года наместником лавры был назначен архимандрит Назарий (Лавриненко).

3 ноября 1997 года приходское собрание Свято-Троицкого собора было упразднено и управление передано Духовному собору лавры. Был также принят устав монастыря, назначены основные должностные лица: благочинный, эконом, духовник, ризничий, казначей, секретарь. Лавра начала жить полноценной монашеской жизнью.

В настоящее время количество монахов постоянно увеличивается за счет новых постригов из числа послушников, а также монашествующих, приходящих из других монастырей.

И вспоминаются стихи скромного поэта начала XIX в. Алексея Мерзлякова:

На пламенном коне, как некий бог, летит:

Объемлют взоры всё, и длань повелевает;

Вражды, коварства змей, растоптан, умирает;

Бездушная скала приемлет жизнь и вид,

И росс бы совершен был новых дней в начале,

Но смерть рекла Петру: «Стой! Ты не Бог, – не дале!»

ПЕТЕРБУРГСКАЯ МОДА XVIII СТОЛЕТИЯ

…И опять в романтическом Летнем Саду,

В голубой белизне петербургского мая,

По пустынным аллеям неслышно пройду,

Драгоценные плечи твои обнимая.

Г. Иванов

В XVIII в. законодателями мод в России были придворные дамы и кавалеры, по которым равнялось остальное столичное, а в последней четверти века и провинциальное дворянство. Подражала им также некоторая часть богатого купечества и разночинцев. В основном же купцы и их семьи одевались в русское национальное платье, перенимая лишь немногое из модного костюма.

Городской костюм, принятый повсеместно в Западной Европе, был введен в России указом Петра I в 1700 г.: «О ношении платья на манер венгерского». В 1702 г. уже предписывалось: «Всякого чина людям, кроме духовенства и пашенных крестьян, носить платье саксонское, немецкое или французское, а русского не носить, не делать и им не торговать».

Академик И. Георги, ездивший по стране через десять лет после издания указа, пишет: «Дворянки первого и до последнего класса, даже в самых отдаленнейших от столиц российских местах, одеваются так же по принимаемым от времени до времени из европейских государств модам, редко по предписанному указами образцу, отдаляющему от беспутной и разорительной роскоши. Последняя и скудная дворянка, да что еще хуже, служанка старается наряжаться в модные лоскутки каких-либо женских нарядов великой цены, по назначению моды, а не по внутреннему вещей, составляющих те наряды, достоинству и все не на русский, а на иностранный образец, большей частью европейский».

Сам Петр I в воспоминаниях и портретах предстает перед нами обычно в красной фризовой куртке и холщовых белых штанах и в зеленом мундире Преображенского полка.

После указов о гражданской одежде вводится французский костюм для государственных служащих. К тому же каждый класс из «Табели о рангах» носил одежду из определенной ткани, жены так же.

Вот как описывает Пушкин в «Арапе Петра Великого» женскую одежду высшего света:

«Дамы сидели около стен; молодые блистали всею роскошию моды. Золото и серебро блистало на их робах; из пышных фижм возвышалась, как стебель, их узкая талия; алмазы блистали в ушах, в длинных локонах и на шее. Они весело повертывались направо и налево, ожидая кавалеров и начал танцев. Барыни пожилые старались хитро сочетать новый образ одежды с гонимою стариною: чепцы сбивались на соболью шапочку царицы Натальи Кирилловны, а робронды и мантильи как-то напоминали сарафан и душегрейку».

Обычно женщины носили высокий фонтаж (головной убор с гофрированным кружевом), узкий лиф, блузу с широкими полудлинными рукавами и юбку с оборками по низу.

После Екатерины I и до восшествия на престол в 1741 г. Елизаветы Петровны петербургскую моду дворянства диктовали в основном германские вкусы. Петербургские мещане, небогатые купцы и ремесленники до самой революции носили обычно жилет поверх длинной цветной рубашки.

Но женщины, как во все времена, стремились к большему.

Вот что пишет о петербургской моде времен Анны Иоанновны уже знакомая нам английская гувернантка Элизабет Джастис:

«Что касается одежды в России, то там, как и в любом обществе любой страны, каждый появляется в одеждах, присущих его отечеству. В обычае русских женщин носить европейское платье; на голову они надевают шапочку с верхом из бархата, сукна или дорогого шелка, отороченную мехом примерно на полквартера (примерно 12 см) в высоту; белье простое, башмаки и чулки редки. Замужние женщины укладывают волосы под головной убор, так что вы не можете их видеть, хотя они у всех очень длинные; однако для замужней женщины считается неприличным показывать их. Незамужние стягивают волосы на затылке лентой, носят жакет без рукавов. Юбки обычно сшиты из очень яркой ткани. Головные уборы даже у бедных людей спереди жесткие благодаря картону и возвышаются над лбом примерно на полквартера; сверху накладывают бисер, золотые или серебряные галуны либо что-нибудь другое, приятное на вид. Эти головные уборы они покрывают кусочками сукна, шелка или миткаля длиной около ярда и держат их за два конца руками, а другие свешиваются над плечами.

Зимой русские одеваются в подбитые дорогим мехом жакеты, достигающие до бедер. Некоторые ходят в них и летом, чтобы, как они говорят, не впускать жару. Но я придерживаюсь мнения, что это делается напоказ, так как они обычно сшиты из дорогого шелка; русские приобретут красивый жакет и шапку, даже если за душой у них не останется ни гроша».

Здесь Джастис права. Вышел даже в 1742 г. указ о людях, которые «не рассуждая о крайнем своем разорении, но только б нарядными себя показать, как сами, так и их жены и дети, не по достоинству своему, носят пребогатые с позументом и из серебряных и золотых материй платье, и делают зело же богатые на людей ливреи…».

Под влиянием двора и богатейшего дворянства с каждым годом возрастала роскошь и пышность модного платья. Историк М. Щербатов утверждал, что «часто гардероб составлял почти равный капитал с прочим достатком какого-нибудь придворного и щеголя».

Богатые дворяне выписывали нарядные костюмы из Парижа или Лондона, или покупали их у торговцев модными товарами, привозивших готовые платья, материи и всякие модные мелочи из-за границы, или заказывали их в иностранных мастерских.

Крепостные портные и портнихи, обученные по таким образцам, шили одежду для небогатых дворян, а также домашнее платье и ливреи в знатных домах.

Для всего XVIII в., за исключением последних нескольких лет, характерно женское платье с тесно облегающим фигуру декольтированным корсажем и более или менее широкой юбкой.

Модные новости, какие приносит каждый год или каждый сезон, не меняют основного характера костюма, не создают нового «силуэта» фигуры. Они чаще всего касаются цвета или рисунка материи, отделки платья, фасона рукавов, длины юбки, формы выреза корсажа и т. п. Такие варианты моды легко воспринимаются, быстро распространяются и так же быстро исчезают, уступая место новым маленьким изобретениям моды.

Изменения костюма, резко преображающие весь облик фигуры, происходят относительно редко, они постепенно завоевывают общее признание и удерживаются в течение длительного времени.

За вторую половину XVIII в. такие изменения костюма происходят трижды.

Первое изменение касается фасона юбки. До начала 1760-х годов юбки нарядных платьев носят на «панье», то есть сверх нижней юбки, имеющей форму колокола и обшитой несколькими (5—8) обручами, полосами плотной ткани со встреченными в нее косточками китового уса или же обшитой в несколько рядов плетеньем из тростника. К концу 1750-х годов «панье» так сильно расширяет подол юбки, что дамы уже не могут пройти в обычную одностворчатую дверь, не могут сесть в обычный экипаж. Ежемесячное издание «Трудолюбивая пчела» сообщает в 1759 г. в «Письме к смотрителю»: «...красавицы совсем исшалились. Их юбки, которые пучиться и расширяться начали перед вашим отъездом, делают теперь преужасную окружность, которая день ото дня увеличивается... они приобрели в широте то, что в высоте потеряли (вышли из моды очень высокие головные уборы) и против всех правил архитектуры расширяют основание, а верх уменьшают... Многие рассмотрительные особы думают, что с некоторого времени наш пол сделался весьма смелым и что сии китовыми обручами обложенные юбки введены в употребление для того, чтоб нас не близко к себе допускать...».

В начале 1760-х годов появляются набедренные эластичные фижмы, заменяющие «панье». Они не только не уменьшают ширины юбки, но еще расширяют ее в боках. Удобство фижм заключается в том, что они эластичны и их можно сжать локтями, кроме того, подол платья становится мягким. Платье не сидит так топорно, как на «панье», а слегка колышется при движении.

Следующее коренное изменение контура фигуры происходит в самом конце 1760-х годов. Юбку платья перестают «раздувать» на боках. Вместо этого вводится турнюр, сначала небольшой, а в 1770—1780-х годах довольно объемистый ватный валик, который прикрепляется сзади, немного ниже уровня талии, под юбку. Все сборы платья драпируют теперь не на боках и сзади, как раньше, а только на турнюре. Корсаж по-прежнему тесно облегает фигуру до уровня бедра. Одновременно с турнюром появляются высокая прическа и высокие головные уборы – шляпы и чепцы.

В еженедельнике «Всякая всячина» за 1769 г. так сообщалось об этом нововведении: «Женщины все выросли на пядень с тех пор, как бока их потеряли стремление выпячиваться, как прежде бывало, но сей рост покрыт волосами... В новом моем доме я заказал двери сделать выше, чтобы дочь моя как-нибудь головою не увязла... Беспрестанно домы переделывать для выдумок! Лет с двадцать назад, бывало, расширяй домы, двери, кареты и прочая для фишбейнов (китовый ус), а ныне возвышай домы...».

Нужно заметить, что высокие прически и головные уборы были сразу же приняты большинством дам и продержались до середины 1790-х гг., в то время как от фижм, во всяком случае для нарядных платьев, долго не могли отказаться.

Около середины 1790-х гг. вновь коренным образом меняется «силуэт», женской фигуры. Новая мода предписывает не сжимающее талию свободное платье со струящимися складками по образцу античных хитонов и туник, с высокой талией, прическу с локонами или греческим узлом на затылке и туфли без каблуков.

Свободные платья со струящимися, а не драпированными складками, так называемые «шемизы», носили и в 1780-х гг., но надевали их сверх корсета и фижм или сверх корсета и турнюра, их носили главным образом в доме, они и назывались «покоевыми» или «интерьерными» платьями.

О появлении нового фасона платья журнал «Магазин общеполезных знаний» 1795 г. сообщает: «Недавно в Петербурге начали носить «англинско-греко-российский наряд»... Это не греческая сорочка, но обыкновенный шемиз, сделанный из кисеи, с английской талией, с полуоткрытой грудью, обшитый узенькой фалбалой (оборкой), под грудью стянут поясом».

Введению этой моды «на античный манер» много способствовала художница-портретистка Э. Виже-Лебрен, жившая в Петербурге с 1795 по 1801 г. По ее совету на одном из придворных балов все дамы были одеты в белые «античные» платья. Апробированная при дворе мода вскоре нашла подражательниц и вне придворного круга.

В начале XIX в. полупрозрачные белые платья носили на одной рубашке, а заправские щеголихи на розовом трико.

Ф. Вигель в первом томе своих «Записок» говорит: «...костюмы, коих память одно ваяние сохранило на берегах Егейского моря и Тибра, возобновлены на Сене и переняты на Неве... и право, было недурно: на молодых женщинах и девицах все было так чисто, просто, свежо: собранные в виде диадемы волосы так украшали их молодое чело. Не страшась ужасов зимы, они были в полупрозрачных платьях, кои плотно охватывали стан и верно обрисовывали прелестные формы... Но каково же было пожилым и дородным женщинам? Им не так выгодно было выказывать формы; ну что ж, и они из русских Матрен перешли в римские матроны».

В XVIII в. не существует еще строгого разделения туалетов на дневные и вечерние. Нарядный костюм для прогулки, для визита или званого обеда ни в чем существенном не отличается от костюма для театра, вечера или бала. Разница лишь в количестве драгоценных украшений на платьях и головных уборах. Днем, особенно вне дома, на улице или в саду носят их меньше, чем в закрытом помещении и вечером. Даже размер декольте на платьях не меняется в зависимости от их назначения.

Начиная с 1770-х гг. вырез корсажа, правда, прикрывают, выходя на улицу, косынкой или мантильей, но с появлением в 1790-х годах платьев «на античный манер» вновь выходят из дому с открытой шеей и грудью.

От всех нарядных платьев как в XVIII, так и в XIX в. отличаются парадные придворные платья. Во второй половине XVIII в. были приняты два фасона таких платьев. Первый вид платья состоит из шнурованного корсажа без рукавов, юбки на фижмах и распашного верхнего платья со свободно спадающим шлейфом, который для танцев укорачивают, закладывая его концы в карманы. Этого вида парадное придворное платье встречается с середины 1760-х до середины 1780-х годов.

Другое платье  из шнурованного корсажа и юбки на фижмах, сверх которых иногда надевали верхнее распашное платье. Шлейфы этих платьев были пристегнуты на талии. Платья такого фасона с небольшими изменениями носили на торжественных приемах при дворе до начала XIX в.

Придворные дамы, и особенно дамы, «коим приезд ко двору дозволен», одевались с необычайной роскошью, носили платья из самых дорогих привозных тканей с богатой отделкой, золотыми и серебряными вышивками, осыпанными драгоценными камнями, с тончайшим кружевом. Такая расточительность подрывала благосостояние дворянских семей. Это побудило Екатерину II в 1782 г. издать ряд законов, регламентирующих как парадный, так и обычный придворный костюм.

Первым по времени вышел закон «Об уборе дам, имеющих приезд ко двору», который предписывал им наблюдать «более простоту и умеренность в образе одежды» и не «употреблять таких вещей, коим одна только новость дает всю цену». Запрещалось отделывать платья золотым и серебряным шитьем или кружевом шире двух вершков (9 см), а также носить головные уборы выше двух вершков, «разумея от лба».

Вслед за тем был опубликован закон, разрешающий всем дворянам, в том числе и дамам, носить платья тех цветов, какие присвоены губернии, в которой они живут, и в этих туалетах «иметь приезд и в столицах во все публичные места и ко двору».

Статс-секретарь Екатерины II А. В. Храповицкий записывает по этому поводу в свой дневник: «Губернским мундирам рады отцы да мужья».

Дамы надевали на атласную юбку и корсаж нечто вроде казакина или сюртучка из гладкой шерстяной ткани (стамеда) того же цвета, что форменный губернский кафтан мужа или отца, с оторочкой в цвет воротника и обшлагов кафтана.

Третий закон, изданный в том же году, – «О назначении, в какие праздники какое платье носить особам обоего пола, имеющим приезд ко двору». В нем сказано, что по большим праздникам дамам и кавалерам разрешается носить московские золотые и серебряные парчи, в прочие праздничные и другие дни – всякие шелковые материи, кавалерам еще и сукно. Распоряжение относительно ширины отделки остается в силе.

В некоторые торжественные дни уже во времена царствования Екатерины II дамы должны были являться в русском платье, то есть в сарафанах. Сарафаны придворного наряда были в известной мере приспособлены к господствующей моде. В XVIII в. они были распашными, и носили их на корсаже и юбке, как все нарядные платья. Головной убор к ним был в виде невысокого кокошника или серповидной девичьей повязки. Академик И. Георги пишет, что «женщины придворные одеваются в так называемое русское платье, но оное мало отвечает сему наименованию и есть паче отонченного европейского вкуса, ибо и самый вид оного больше на вид польского похож».

Нарядность, присущая костюму XVIII в., сказалась на утреннем и на домашнем платье дам и молодых девушек.

Женщины проводили большую часть дня дома. Между 11 и 3 часами дня могли «запросто» появиться визитеры, друзья, знакомые и даже малознакомые люди, но люди «своего круга», чьим мнением дорожили и осуждения или насмешек которых боялись.

Некоторые знатные дамы и известные щеголихи принимали визиты и за туалетным столиком, в то время как парикмахер «сооружал и пудрил куафюру», а они сидели, завернувшись поверх утреннего платья в свой «пудермантель» или пеньюар. Но этот обычай в России не был особенно широко распространен. Как правило, дамы были уже полностью одеты и причесаны, когда к ним являлись утренние визитеры.

Женщины, жившие в своих имениях, также должны были быть готовы к приему гостей, которые могли неожиданно приехать из соседних имений или из города. При малой занятости людей дворянского круга езда в гости, посещение или прием друзей и знакомых были явлением повседневным.

Помещицы, жившие долго безвыездно в деревне, часто отставали, конечно, от моды или вовсе модой не интересовались, а наряжались, как умели, на свой вкус.

Знатные дамы и щеголихи, или «вертопрашки», как их тогда называли, переодевались в течение дня несколько раз. Утром, то есть до трех часов, они сидели в своей гостиной в утреннем платье и в блондовом или батистовом чепце, а в 1780-х годах иногда и в большой шляпе с перьями и лентами и занимались каким-нибудь модным рукоделием.

Многие женщины предпочитали утреннему платью обыкновенное домашнее платье, шитое по последней моде, но всегда более скромное, чем выходное. Молодые девушки специально утренних платьев не имели.

В 1760-х гг. домашние платья на фижмах не носили. Чтобы придать костюму привычный вид, юбку распашного верхнего платья или длинную (ниже колен) баску корсажа драпировали на боках фестонами. Позже, в 1770-х и 1780-х гг., домашние платья носили на турнюре.

Молодые женщины и девушки, обладавшие стройной фигурой, носили дома корсаж с рукавами и присобранную на боках и сзади юбку. Юбка оставалась без изменений до последних лет XVIII в., фасон корсажа менялся в зависимости от моды. Корсажи домашних платьев не стягивали так туго, как корсажи выходных туалетов. Чтобы скрыть слабую шнуровку, многие носили дома большие шали-мантильи, косынки и полудлинные пелерины с декоративным капюшоном или безрукавные душегрейки.

В далекие времена возник и распространился обычай, предписывавший замужним женщинам никогда не показываться на люди с непокрытой головой. Этот обычай сохранился преимущественно в крестьянской среде во многих европейских странах, а в России также и в купеческой и мещанской среде. Но женщины XVIII и XIX вв., одевавшиеся по моде, давно порвали с древними традициями и носили нарядные и кокетливые чепцы отнюдь не из каких-либо этических или религиозных побуждений. Белый легкий чепец создает впечатление опрятности, сообщает нежность цвету лица молодой женщины и смягчает желтизну вялых щек старухи.

Носили чепцы и с нарядными дневными и вечерними платьями и вне дома, но этот обычай не был повсеместно распространен в XVIII в. и в первой четверти XIX. В XVIII в. чепцы заменяли шляпами или украшали прическу лентами, кружевом, перьями, цветами, с бальным нарядом – драгоценностями. Особенно примечательны головные уборы в конце 1770-х годов: на высокую прическу водружали модель парусного судна, цветочную корзинку, рог изобилия с ниспадающими из него цветами и плодами и т. п.

Много своеобразия и изящества в нарядный туалет дамы или молодой девушки вносили шали, шарфы и косынки. С их помощью можно было подчеркнуть величавость или грациозность фигуры, стройность талии, легкость движений или горделивость осанки.

С 1770-х годов большие газовые или кисейные косынки, концы которых закладывали под край выреза корсажа, создавали впечатление модного тогда высокого бюста, при котором талия кажется очень тонкой и стройной. Платья со струящимися складками требовали либо полупрозрачных легких шарфов с развевающимися концами, которые сообщали движениям легкость, «воздушность», либо тяжелых кашемировых шалей, плотно облегающих плечи и придававших фигуре вид тонкий и хрупкий.

Не менее важно было научиться с грацией пользоваться веером. Складные веера или опахала имелись у женщин привилегированных слоев общества уже в XVII в., когда боярыни и дворянки ходили еще в национальном русском платье. На гравюре художника де Бруинна, бывшего в Петербурге в 1702 г., изображена одна из царевен в великолепном древнерусском наряде с веером в руке.

Веера второй половины XVIII в., как и позже, – чаще всего шелковые расписные, иногда с нашитыми блестками, станки вееров деревянные, черепаховые, перламутровые, встречаются и инкрустированные золотом.