Текст книги "Возникший волею Петра. История Санкт-Петербурга с древних времен до середины XVIII века"

Автор книги: Петр Кошель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 41 страниц)

В целях усиления шведского влияния на русское население оккупированной шведами территории в Стокгольме была организована специальная типография, где печатались книги на русском языке. Однако эти меры успеха не имели.

Настроения населения захваченного шведами края нашли свое яркое выражение в «Плаче о реке Нарове», датируемом 1665 г. Это произведение народной поэзии проникнуто чувством жгучей тоски и любви к родной русской земле.

Несмотря на оккупацию Невского края шведами, старая тесная связь его населения с Русским государством продолжалась в течение всего того периода, когда этот край был в руках шведов. Это были прежде всего торговые связи. Русские купцы не только Приладожья и Прионежья, но и «московских городов» регулярно и в большом количестве продолжали бывать в Орешке, Канцах и пользоваться Невой для своих торговых поездок «за рубеж» в «Свейскую землю».

Ежегодно «по первой вешней располой воде», в мае – июне, целые караваны судов, принадлежавшие русским торговым людям, со своими «товаренцы» отправлялись «за Свейский рубеж в Стекольно». Плыли они по реке Сяси, Ладожскому озеру, реке Неве, проходили через Канцы, где часть русских торговых людей оставалась для своих торговых дел, а другая, выправив «пасы», переплывала Финский залив, Балтийское море, проходила у Аландских островов и, наконец, достигала Стокгольма. Этим же путем приезжали в Россию и «свейские немцы» (шведы), жители Канцев, Орешка, Выборга и других городов, которые после Кардисского мира (1661 г.) могли свободно торговать в Москве, Новгороде Великом, Пскове, Ладоге, Ярославле, Переславле-Залесском, Холмогорах, Тихвине и Александровой пустыне.

Кроме торговых связей, были и другие. Так, например, «зарубежские» русские ремесленники продолжали приходить на заработки в Москву, Новгород Великий, Вологду, Белоозеро и другие города. Причем приходившие в эти города для «плотнишного промысла» насчитывались не единицами и даже не десятками, а сотнями человек. Любопытно, что и крестьяне как русской, так и шведской стороны продолжали ездить «за рубеж» косить сено и пашню пахать.

Мысль о возвращении захваченного шведами края – земли «наших отчич и дедич», «государской земли» – все время не покидала русское правительство.

В 1656 г. была сделана попытка освободить от шведов все побережье от Риги до Выборга. В начавшейся в 1656 г. войне со Швецией поводом было обвинение шведского короля в том, что он стремится овладеть всем Балтийским морем и подорвать торговлю на нем.

Русские войска одновременно двинулись в трех направлениях: главные силы пошли в Ливонию, один отряд начал действовать в Карелии и другой – в Ингерманландии, где русские войска безуспешно пытались взять хорошо укрепленные Орешек и Корелу, слабый же Ниеншанц был взят и разрушен.

Один из русских отрядов действовал в море, где «русским ратным людям у Котлина острова с немецкими людьми был бой и у Котлина острова, – говорится далее в документе, – полукорабль взяли и немецких людей побили и наряд и знамена поймали». Русское население Ингерманландии встретило русские войска с великой радостью и оказывало всемерную помощь: присоединялось к отрядам, помогало строить укрепления и т. д. Там же, куда не доходили русские войска, крестьяне сами расправлялись с иноземными поработителями, нападая на поместья, принадлежавшие шведским и немецким помещикам.

Не добившись прочного успеха, русские войска оставили Ингерманландию. Под прикрытием русских войск жители Ореховского уезда и других массами уходили на русские земли. Оставшееся население сильно пострадало от карательных экспедиций шведов, расправлявшихся с ними за помощь, оказанную русским войскам.

Война закончилась Кардисским миром 1661 г., восстановившим прежние границы.

Русское государство оставалось отрезанным от моря, а русское население Ингерманландии продолжало страдать от насилий иноземных поработителей.

После войны 1656—1658 гг. было сделано две попытки (первая в 1676 г., а вторая в 1684 г.) путем дипломатических переговоров вернуть Ижорскую землю России, но они окончились неудачей. Единственным средством воссоединения Ижорской земли с Русским государством, а следовательно и возвращения выхода на морские пути, становилась новая война со Швецией. Эти задачи и должна была разрешить начавшаяся в августе 1700 г. Северная война.

В 1698 г. Петр I, вызванный из Вены сообщением о стрелецком бунте, возвращался в Россию. На пути он встретился в Раве (в Галиции) с польским королем Августом II. Польский король жаловался на непрочность своего положения («много поляков противных имеет») и просил Петра оказать ему помощь в случае необходимости. Петр ответил согласием и в свою очередь просил Августа II помочь «отомстить обиду, которую учинил ему рижский губернатор Дальберг в Риге». Польский король обещал Петру свою поддержку. Этим разговором, происходившим на вечере у генерала Флемминга и носившим, по-видимому, совершенно неофициальный характер, все дело и ограничилось. Никаких письменных обязательств оба монарха друг другу не дали.

Однако разговор в Раве положил начало русско-польскому союзу, оформленному в следующем году. В Москву приехал уполномоченный польского короля Карлович, в результате переговоров с которым в селе Преображенском 11 ноября 1699 г. был заключен «наступательный союз противу Швеции», к которому в том же году присоединилась и Дания. Во время переговоров был намечем театр военных действий: предполагалось, что он охватит территорию между Рижским заливом и Ладожским озером, причем в Лифляндии и Эстляндии будут действовать польские войска, а в Ингерманландии и Карелии – русские. В договоре Петр обеспечил за собой право не начинать войны, пока не будет заключен мир с Турцией.

Когда в Москву пришло известие, что русский уполномоченный в Константинополе Е. И. Украинцев подписал мирный договор, Петр тотчас же объявил Швеции войну. 22 августа 1700 г. из Москвы, направляясь к Нарве, выступил первый отряд под командованием И. И. Бутурлина, вслед за которым двинулись остальные войска. К концу сентября сосредоточение русских войск под Нарвой закончилось, и в ночь на 2 октября обстрелом русского лагеря шведами из Нарвы было положено начало военным действиям.

Выбор Петром направления на Нарву был продиктован всей совокупностью стратегических и политических соображений. Захват Нарвы, а вместе с нею и всей реки Наровы, мог обеспечить быстрое завоевание Ингерманландии и Карелии, т. е. осуществить важнейшую задачу, поставленную Петром. Овладение Нарвой и Наровой отделяло шведские войска, действующие в Эстляндии, от тех, которые были расположены в Карелии. Кроме того, укрепившись путем овладения Наровой на западе Ингерманландии, русские получали свободу действий на ее восточных и южных границах, которые были открыты для наступления и потому не требовали подготовительных мероприятий военного порядка. Эти причины заставили Петра выбрать для первого удара Нарву. Сделал он это вопреки противодействию своих союзников, опасавшихся вторжения русских в Лифляндию. Паткуль, который, как известно, был одним из самых активных деятелей подготовки Северной войны, писал саксонскому поверенному в делах в Москве Лангену, что Петра не следует пускать дальше Наровы и Пейпуса, что если он захватит Нарву, то ничто не помешает ему овладеть Лифляндией и Эстляндией; Петру «надобно доказать историей и географией, что он должен ограничиться одной Ингерманландией и Карелией».

Неудача русских под Нарвой и поражение Августа II в Лифляндии внесли изменения в отношения между союзниками и вместе с тем в ход войны. Выйдя фактически из войны и предоставив Петру вести борьбу одному, он уже не мог воспрепятствовать русским перенести военные действия в Лифляндию. Вместе с тем Петр должен был до времени расстаться с мыслью об овладении Нарвой. Однако он не отказался от намерения открыть военные действия в Ингерманландии. Карл XII, уверенный в том, что с Петром после Нарвы покончено, не только не перенес войну на территорию России, что надолго сковало бы силы Петра, но даже не оставил в Ингерманландии войска, достаточного для ее обороны, если бы Петр все же решился перейти в наступление. Эта ошибка Карла XII дала Петру возможность наступать в Ингерманландии. Только теперь для прикрытия своей армии с западной стороны он был вынужден перенести военные действия из-под Нарвы значительно южнее. К зиме 1701—1702 гг. у Петра наметился план войны на ближайшее время: главные силы его армии наступают в районе Невы и Ладожского озера, отдельный же отряд Б. П. Шереметева действует в Лифляндии.

Петр I Алексеевич (1672-1725) – царь с 1682 г. (до 1696 г. царствовал вместе с братом Иваном V), с 1721 г. до 1725 г. император, великий гос. деятель, полководец, флотоводец и дипломат, реформатор России. Активно содействовал строительству промышленных предприятий на Урале и в центре страны, что привело к развитию металлургии, судостроения, текстильной промышленности и др., организовал строительство каналов и сухопутных дорог. Была создана регулярная армия на основе рекрутских наборов, основан флот, реорганизована система гос. управления и образованы новые центральные и местные гос. учреждения (сенат в 1711 г., коллегии в 1718-1722 гг., введение губерний в 1708 г.). Способствовал распространению культуры и просвещения (создание Академии наук в 1725 г., ряда школ, издание первой газеты «Ведомости» в 1703 г., реформа календаря в 1700 г. и т. п.). В 1703 г. основал город Петербург и сделал его столицей. Реформы Петра, подготовленные всем ходом исторического развития, были своеобразной попыткой преодолеть экономическую отсталость России и способствовали росту производительных сил страны. В области вешней политики вел настойчивую борьбу за выход к морям, что являлось необходимым условием дальнейшего развития страны.

Умело противодействовал стремлениям враждебных России европейских стран, в первую очередь Англии, воспрепятствовать усилению России; русская дипломатия под его руководством достигла ряда выдающихся успехов. Войны с Турцией и в особенности Северная война против Швеции и поддерживавших ее стран ознаменовались крупными победами на море и суше (Полтавское сражение 1709 г., сражение при Гангуте 1714 г. и др.), в которых раскрылся полководческий талант царя. Россия овладела жизненно необходимым побережьем Балтийского моря.

После поражения под Нарвой необходимость добиться серьезного успеха над шведами в Ингерманландии становилась для Петра тем острее, что международный престиж России оказался сильно поколебленным. Надо было доказать Европе, что Россия не настолько слаба, чтобы не быть в состоянии поддержать силой оружия свои притязания на отторгнутые у нее в Смутное время области. А Европа не только сомневалась в этом, она была убеждена, что России нанесен непоправимый удар, после которого ей долго не удастся оправиться. Знакомство с некоторыми документами убедительным образом свидетельствует об этом.

В 1701 г. в Фрейштадте (Германия) выходил ежемесячник под названием «Секретные письма необыкновенных людей о замечательных предметах политического и ученого мира». Заголовки некоторых из этих писем говорят сами за себя и в комментариях не нуждаются. Например: «О поражении москвитян под Нарвой и почему они никогда не станут твердой ногой в Лифляндии и не в состоянии будут ничего сделать против Польши», «О том, что осада и освобождение Нарвы во многом похожи на осаду Вены турками и что победа шведов в некоторых отношениях важнее для христиан победы их под Веною», «...О том, что понесенное московским царем поражение есть божье наказание за его высокомерие и дерзость, порожденные в нем сопровождавшим его до сих пор счастьем» и т. п. Издатель листка всячески стремился преувеличить успех шведов, умалить достоинство русского войска и пытался доказать, что дело «русских варваров» безнадежно проиграно. Откровенная ненависть к русским и злобствующее торжество по поводу их неудачи веет с каждой из тех страниц листка, в которых идет речь о русско-шведской войне.

В 1701 г. в Вену с дипломатическими поручениями был послан Петром князь П. А. Голицын. В одном из своих донесений в Москву он писал: «Непременно нужна нашему государю хоть малая виктория, которою бы имя его по-прежнему во всей Европе славилось. Тогда можно и мир заключить, а теперь войскам нашим и управлению войсковому только смеются». Донесения остальных петровских дипломатов, отправленных в 1701, 1702 и 1703 гг. из других столиц Европы, были столь же малоутешительны. В них сообщалось о неблагоприятном отношении европейских правительств к России и о дурном впечатлении от поражения под Нарвой.

Зная все это, Петр считал крайне необходимым поднять поколебленный престиж России, а потому очень тщательно и серьезно стал готовиться к кампании в Ингерманландии. Принятые им срочные меры военно-административного и экономического характера позволили ему приступить к военным действиям с несравненно большими шансами на успех, чем под Нарвой. Пора «младенческого играния» (такова была характеристика поведения русских в подготовке и проведении Нарвского сражения, данная «Журналом» Петра) кончилась, и Петру предстояло серьезное дело.

По мысли Петра, центром военных действий в Ингерманландии должна была стать Нева. Имея в виду прочно утвердиться в Приневском крае и захватить Неву, он принял ряд мер, свидетельствующих о наличии у него широко задуманного и тщательно разработанного плана. С начала 1702 г. на Олонецкой верфи (Лодейное поле) и на Сяси приступили к строительству кораблей, без которых нечего было и думать о достижении какого-либо успеха на Ладожском озере и Неве.

На Олонецкой верфи в 1703 г. были заложены 7 фрегатов, 5 шняв, 7 галер, 13 полугалер, 1 галиот и 13 бригантин.

Около Ладоги находился шведский отряд генерала Крониорта. Петр приказал П. М. Апраксину наступать на Крониорта, тесня его к западу. Апраксин выполнил это поручение, дойдя в августе 1702 г. до реки Тосны, но потом был вынужден отступать до реки Назии. В августе же флотилия Ивана Тыртова атаковала шведскую эскадру вице-адмирала Нумерса в Ладожском озере и вынудила ее уйти Невой и Финским заливом в Выборг. Шереметев еще летом 1702 г. получил приказание вторгнуться в Лифляндию, что он и сделал, разбив шведов при Гумельсгофе. После возвращения в Псков, Шереметев в сентябре был вызван вместе со своим отрядом в Ладогу. Еще до Шереметева в Ладогу пришел во главе своего войска князь Н. И. Репнин. Сам Петр весной 1702 г. отправился в Архангельск с целью принять ряд оборонительных мер против возможного наступления шведских морских сил с севера, что после нападения шведского флота на Архангельск в 1701 г. представлялось вероятным. В августе 1702 г. Петр с отрядом войск и двумя построенными в Архангельске большими кораблями по знаменитой «Осударевой дороге», проложенной в лесах и болотах от деревни Нюхча до Повенца на протяжении 160 верст, прибыл в Ладогу.

Итак, к осени 1702 г. все меры к обеспечению удачи замысла Петра были приняты: архангельские укрепления и рейд Шереметева в Лифляндию внушали уверенность, что с севера и запада шведов опасаться нечего; морские силы шведов в Ладожском озере перестали быть угрозой; возле Ладоги сосредоточилась большая армия, готовая к наступлению, первой стадией которого явились действия Апраксина против Крониорта. 26 сентября русские войска выступили в поход.

Апраксин Федор Матвеевич (1661  1728) – сподвижник Петра I, генерал-адмирал, строитель и командующий русского флота. Успешно защищал от шведов Петербург (1708). Член Верховного тайного совета.

Матвеев Андрей Артамонович (1666  1728) – дипломат и гос. деятель нач. XVIII в. Был послом в Гааге и Вене, с успехом выполнял сложные дипломатические поручения. После 1715 г. был президентом Морской академии и навигационной школы.

Начало наступления увенчалось блестящим успехом – в октябре пал Нотебург. Петр торжествовал: реванш за Нарву был взят, и теперь шведы должны будут убедиться в том, что русская армия не только не потеряла своей боеспособности, но стала гораздо сильнее, чем за два года до того. Стратегический выигрыш заключался в возможности для Петра двигаться вниз по Неве, не опасаясь за свой тыл. Политическое значение овладения старым русским Орешком было весьма велико. Петр это живо чувствовал; на медали, выбитой по случаю взятия Нотебурга, было вычеканено: «Был у неприятеля 90 лет», а в объяснительном тексте к чертежу осады Нотебурга, написанном самим Петром, говорилось: «Таковым образом через помочь Божию отечественная крепость возвращена, которая была в неправдивых неприятельских руках 92 года».

Однако развить немедленно свой успех Петр не мог. Он сам признавался, что победа далась ему нелегко («зело жесток сей орех был»), а потому надо было прежде всего привести в порядок материальную часть армии (во время осады и штурма Нотебурга было выпущено около 15 тысяч снарядов и истрачено более 4 тысяч пудов пороха). Для снабжения армии боевыми и другими припасами следовало ждать вскрытия Невы. Кроме того, Петр поджидал прибытия новых подкреплений. Все эти обстоятельства заставили его отложить поход вниз по Неве до весны 1703 г. Но вместе с тем затягивать развитие наступления было опасно: морские силы шведов могли войти в устье Невы, а шведские войска, опираясь на крепость Ниеншанц, находившуюся почти у самого устья (при впадении Охты в Неву), имели возможность предпринять контрнаступление. Допустить это – значило бы аннулировать только что одержанный успех. Вот почему Петр ранней весной 1703 г. возобновил наступление. Главной задачей его теперь было овладение Ниеншанцем и защита Невы от проникновения в нее шведов с моря.

23 апреля 1703 г. Б. П. Шереметев во главе корпуса пехоты численностью в 16 тысяч человек направился к Ниеншанцу. На следующий день, не дойдя 15 верст до крепости, он выслал вперед двухтысячный отряд с разведывательными целями. Отряд подошел к самой крепости и после короткой стычки с неприятельской заставой занял место у внешнего вала. 26 апреля к Ниеншанцу подошел Шереметев и расположился около него лагерем. Немедленно же начались осадные работы. Шведы вели по осаждающим непрерывный орудийный огонь, но особенного вреда не наносили. В тот же день из Шлиссельбурга прибыл Петр с караваном барок, на которых находилось 16 трехпудовых мортир, 48 пушек крупного калибра, бомбы, фашины, шанцевый инструмент и т. п.

28 апреля Петр с семью ротами Преображенского и Семеновского полков на 60 лодках отправился вниз по Неве «для осматривания невского устья и для занятия оного от прихода неприятельского с моря». В эту разведку Петр впервые имел возможность познакомиться с местом основания новой крепости и города. Оставив на острове Витусаари (позднее Гутуевский) заставу из трех рот, он 29 апреля вернулся в лагерь под Ниеншанцем. Ко времени возвращения Петра осадные работы были закончены и батареи возведены. 30 апреля Шереметев послал к коменданту Ниеншанца парламентеров с предложением сдаться. После отказа шведов, с вечера 30 апреля началась артиллерийская стрельба, продолжавшаяся до рассвета 1 мая. На рассвете шведы заявили о согласии сдаться. Начались переговоры о сдаче. К полудню они были закончены. По условиям сдачи в руки русских переходили вся артиллерия и военное имущество крепости. Гарнизон и жители города отпускались в Выборг. 2 мая после благодарственного молебна «за оную полученную над неприятелем победу о взятии крепости, а наипаче, что желаемая морская пристань получена», русские войска вошли в крепость и город, а шведский гарнизон и городские жители были выведены из Ниеншанца и поставлены у Невы, откуда 9 мая они были отпущены в Выборг.

Таким образом, вся ниеншанцская операция, начиная с выступления корпуса Шереметева и кончая капитуляцией крепости, заняла всего 8 дней.

Подавляющее превосходство русских сил определило столь быстрый успех. Но легкость, с какой досталась в руки Петра крепость, ни в какой мере не означала, что Нева уже прочно закреплена за русскими. Шведская угроза со стороны моря продолжала висеть над тем сухопутным войском, какое появилось близ устья Невы. Петр это превосходно понимал, что он и доказал своей разведкой взморья, произведенной накануне взятия Ниеншанца. Его опасения подтвердились. Вечером 2 мая к Петру прибыл посланный от начальника заставы на Витусаари с извещением, что на взморье появилась шведская эскадра, состоявшая, как выяснилось впоследствии, из 9 судов под командованием Нумерса. Шведский адмирал двумя пушечными выстрелами дал знать о своем прибытии гарнизону Ниеншанца, о судьбе которого он, конечно, не подозревал.

С целью обмануть шведов Шереметев приказал ответить двумя же выстрелами из русского лагеря и повторять этот сигнал ежедневно утром и вечером. Шведы поддались обману и спокойно оставались на взморье. 6 мая от шведской эскадры отделились бот «Гедан» и шнява «Астрель», направились к Неве и стали в ней недалеко от устья.

Шведы неоднократно посылали матросов за лоцманами. Но всех посыльных ловили русские гвардейцы, специально для этого поставленные.

5 мая прибыл гонец, доложивший, что два корабля из шведской эскадры, подошли к самой Неве и стали на якорях. Было решено плыть на лодках на разведку. Снарядили 30 лодок. На передней лодке плыл сам царь Петр. Вместе с ним был старый рыбак. Старик сообщил, что к взморью есть два пути: по небольшой речке (Фонтанке) и прямо по Неве, мимо Лосьего (Васильевского) острова. Решили разделиться. 17 лодок во главе с Меншиковым пошли по Фонтанке, а остальные 13 во главе с Петром поплыли напрямик, прячась у лесистых берегов Лосьего острова.

Приблизившись к шведским кораблям, «лодочная флотилия» затаилась: стали ждать темноты... Наконец набежала небольшая тучка, закропил дождик. Петр махнул рукой и атака началась.

Часовые на восьмипушечном «Астреле» и десятипушечном адмиральском боте «Гедан» мирно дремали. Стук весел сливался со звуком дождя, поэтому лодкам удалось подойти очень близко, когда их все-таки заметили.

С «Астреля» послышался ружейный залп. Еще один. Но в суматохе шведы не могли как следует прицелиться. Прямо на палубе взрывались гранаты.

Одним из первых на «Астрель» влез «бомбардир-капитан» огромного роста, с топором и гранатой в руках. За ним лезли преображенцы... Жестокая, быстрая схватка и «Астрель» в руках Петра I. А в это время Меншиков захватил «Гедан».

Меншиков Александр Данилович (1673  1729) – ближайший сподвижник Петра I, талантливый полководец и гос. деятель, генералиссимус русской армии. С 1703 г. – первый губернатор и руководитель строительства Петербурга и крепости Кронштадт. В 1706 г. под его руководством была разгромлена 27-тысячная шведско-польская армия у Калиша. В Полтавской битве 1709 г. блестяще осуществил замысел Петра по охвату и разгрому левого крыла шведов. Настойчивым преследованием принудил остатки шведской армии к капитуляции у Переволочны. При Петре II попал в опалу и в 1727 г. был сослан в Березов (Зап. Сибирь), где и умер.

Победителей встречали и салют и награда. Фельдмаршал Шереметев и адмирал Головин, старейшие кавалеры ордена св. Андрея Первозванного, возложили его на Петра Алексеевича, Александра Меншикова и Гаврилу Головкина.

На медали было выгравировано «Небывалое бывает»...

Офицеры и солдаты были награждены золотыми медалями. Вид сражения и изображение обоих шведских кораблей были по распоряжению Петра выгравированы художником-голландцем Адрианом Шхонебеком.

Московский резидент Отто Плейер своему государю в Вену

10 мая 1703 г.

Вместе с первым министром уехал к его царскому величеству в Нотебург, теперь назывемый Шлиссельбургом, польский посол г. фон Кенигсек. Недалеко оттуда строятся корабли… После прибытия его царского величества и других господ был спущен на воду один из тех кораблей – быстроходное судно, после чего до поздней ночи пили и кричали «виват!», и наконец каждый в темноте вернулся на свою квартиру. При этом, однако, с господином польским послом произошло несчастье: его штурман напился пьян, посол также был не слишком трезв, и они наехали ночью на лежащий на воде якорный канат другого судна, опрокинулись, и посол, а вместе с ним и еще несколько человек утонули, и тела их пока не найдены».

Царь Петр из Шлиссельбурга Федору Апраксину

Здесь все изрядно, милостию Божиею; толко зело нещасливый случай учинился за грехи мои: перво доктор Клем, а потом Кенигсек, который уже принял службу нашу, и Петелин утонули внезапно. И так, вместо радости, плач…

Успех, одержанный русскими, на первое время развязал руки Петру. Нумерс, правда, не ушел со взморья (он оставался там до октября), но пленение двух кораблей передвигавшимся на лодках сухопутным войском, происшедшее на глазах у всей шведской эскадры, не могло не заставить шведского адмирала быть весьма осторожным. Рассчитывая на пассивность Нумерса, Петр тотчас же отправил Шереметева к Копорью. 8 мая Шереметев выступил, а 27 мая Копорье было уже взято. Еще раньше (14 мая) шведы потеряли Ямы, взятые отрядом генерала Вердена.

Отправляя Шереметева к Копорью и поручая Вердену захватить Ямы, Петр торопился прикрыть только что завоеванные места со стороны Эстляндии на случай, если шведы станут наступать с запада. Но выполнение этой задачи решало только половину дела. Нумерс все же оставался у взморья, и никакой уверенности в том, что он не сможет получить подкрепления и после этого не перейдет к активным действиям, у Петра не было. Кроме того, у реки Сестры находился отряд Крониорта, который в любую минуту мог появиться на Неве. Это заставляло Петра принять меры к тому, чтобы Нева оказалась укрепленной сильнее, чем была укреплена шведами, и чтобы ее нельзя было потерять столь же легко, как выпустил ее из своих рук противник. Петр немедленно занялся этим делом.

ЗАКЛАДКА САНКТ-ПЕТЕРБУРГА

Природой здесь нам суждено

В Европу прорубить окно,

Ногою твердой стать при море.

Сюда по новым им волнам

Все флаги в гости будут к нам,

И запируем на просторе.

А. Пушкин

В «Журнале» Петра читаем: «По взятии Канец (Ниеншанца) отправлен воинский совет, тот ли шанец крепить или иное место искать (понеже оный мал, далеко от моря и место не гораздо крепко от натуры), в котором положено искать нового места, и по нескольких днях найдено к тому удобное место – остров, который назывался Луст-Эланд (т. е. Веселый остров), где в 16 день мая (в неделю пятидесятницы) крепость заложена и именована Санктпитербурх…». Вообще-то тамошние жители-финны называли остров Енисаари, т. е. Заячий. Но Петр оставил шведское название. Вроде бы здесь когда-то при шведах был увеселительный сад.

Таковы скупые сведения о закладке новой крепости на Неве, сообщаемые единственным официальным и авторитетным источником («Журнал» редактировался самим Петром). Приведенная запись не оставляет сомнений в том, что вопрос об основании новой крепости не был решен до взятия Ниеншанца, т е. до 2 мая 1703 г. Это вполне понятно: невозможность превращения Ниеншанца в сильный укрепленный пункт могла обнаружиться только после осмотра крепости Петром и лицами, участвовавшими в ее взятии. Осмотр убедил их прежде всего в малых размерах Ниеншанца, очевидно недостаточных для замыслов Петра. Далее, место оказалось «не гораздо крепким от натуры». Вероятнее всего, этими словами выражалось то, что Ниеншанц с восточной и северо-восточной сторон не имел никаких водных преград (с юга он примыкал к Неве, а с запада – к Охте). Удаленность крепости от моря могла быть установлена Петром еще во время его поездки к Витусаари 28 и 29 апреля. Она явилась дополнительным доводом в пользу необходимости искать места для новой крепости. Все эти соображения заставили Петра пренебречь получением «желаемой морской пристани», славой Ниеншанца как торгового центра, его экономическими связями с балтийскими городами и побудили организовать поиски такого места, какое в первую очередь обеспечивало бы военные нужды.

«По нескольких днях найдено к тому удобное место», – так записано в «Журнале» Петра. Очевидно, что после военного совета обследование невских берегов, начатое еще до падения Ниеншанца, продолжалось. Петр остановил свой выбор на Луст-Эланде. Для целей обороны Невы место было очень удобно. Остров находился у самого разветвления реки на два рукава, и крепость, возведенная на нем, могла держать под обзором вход в Неву. Размеры Луст-Эланда были почти одинаковы с размерами Ниеншанца, и с этой стороны новая крепость преимуществ перед Ниеншанцем иметь не могла. Но стратегические выгоды острова с лихвой искупали этот недостаток. Петр, видимо, сразу оценил значение Луст-Эланда и приказал немедленно же начать работы по возведению на нем крепости.

В «Журнале» Петра и в «Книге Марсовой» дата закладки крепости указана одна и та же – 16 мая. Эта дата была принята за день основания Петербурга и в течение 182 лет не возбуждала никаких сомнений. В 1885 г. появилось известное исследование П. Н. Петрова «История Санкт-Петербурга», в котором автор заявил, что днем основания крепости следует считать не 16 мая, а 29 июня. В пользу своего положения Петров выдвинул три довода: 1) 16 мая Петр находился на Сяси, а без него не могло состояться такое важное событие, как закладка Петербурга; 2) все документы, написанные на Неве за май и июнь 1703 г., помечены Шлотбургом и только 1 июля впервые появляется помета «из Санкт-Питербурха» (на письме Петра Ф. М. Апраксину); 3) 29 июня в торжественной обстановке – с тостами и пушечной пальбой, в присутствии самого царя и новгородского митрополита Иова – происходила закладка церкви Петра и Павла; эта закладка и есть основание крепости.

Предложение П. Н. Петрова считать днем основания Петербурга не 16 мая, а 29 июня вызвало возражения и породило целую полемику. Автору справедливо указывали, что он смешал два факта: закладку крепости и ее название. За Петровым остается бесспорная заслуга установления точной даты названия крепости, но дата начала ее постройки (16 мая) соображениями Петрова не колеблется, так как никаких прямых доказательств в пользу ее ошибочности он привести не смог. Значительно позже выхода исследования Петрова появилась брошюра князя Н. В. Голицына «К 200-летию основания Петербурга. Петербург или Петрополь? Новое свидетельство об основании Петербурга» (СПб., 1903). В ней было приведено прямое документальное свидетельство о времени наименования крепости. Ф. А. Головин, сопровождавший Петра в его походе на Неву, в письме от 25 июня 1703 г. писал П. Н. Готовцеву, который состоял в литовском войске при жмудском генеральном старосте князе Г. Огинском: «Войска великого государя стоят ныне в Ингрии и чинят непрестанны на отвращение неприятеля паники... И делают две крепости зело изрядные, чтоб неприятелю приступу к тому не было». А в письме от 16 июля Головин сообщал тому же Готовцеву: