Текст книги "Возникший волею Петра. История Санкт-Петербурга с древних времен до середины XVIII века"
Автор книги: Петр Кошель
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 41 страниц)
В целях образования будущего духовенства в 1721 г. в новой столице при Александро-Невском монастыре открыта была Словенская школа, обучавшая главным образом детей служителей, дьячков и подьячих монастыря грамоте, грамматике, в городе, «но в стороне, где нет народного шума, ниже частых оказий, которые обычно мешают учению».
Для новых гражданских учреждений – Сената, коллегий – требовались знающие люди. Возник проект организации Академии политики для подготовки образованных чиновников. Однако он не получил осуществления. Часть воспитанников военных школ переходила на гражданскую службу, но таких людей было немного. Приходилось привлекать лиц из старых приказов и широко использовать учеников духовных школ. Нельзя не признать, что эти школы оказали значительную услугу новым гражданским и просветительным учреждениям: они дали людей и тем, и другим. Петербург вбирал в себя все лучшее, что могли ему предоставить духовные школы Москвы, Киева и других городов, и использовал их воспитанников с помощью нового светского обучения для нужд строящегося по новому государства и для нужд самого города. Провинциальная школьная молодежь очень часто успевала получить достаточное отвращение к мертвой схоластической науке, чтобы с интересом отнестись к более жизненному новому преподаванию. Когда осуществилось открытие задуманной Петром академической гимназии, главные пополнения ее шли в течение долгого времени за счет духовных школ.
Много слабее и неудачнее профессионального было поставлено в петровской столице, как и по всей России, общее образование. Дворянство почти не заботилось об обучении своих детей. Конечно, в больших городах и особенно в столице было меньше неграмотных недорослей, чем в захолустных дворянских имениях, но все же, несмотря на суровые подчас правительственные мероприятия, образование дворянских сыновей, не говоря уже о дочерях, было весьма недостаточным. В лучшем случае оно находилось в руках домашних учителей, иностранцев, или содержателей частных иностранных пансионов. В 1711 г. в Петербурге были четыре частные школы, о которых сохранилось, к сожалению, мало сведений. Обучали в них языкам, элементам арифметики, танцам и «пристойному обхождению». Так как ученики протестантского вероисповедания смешивались с православными, духовенство относилось к таким школам подозрительно, почему они обычно существовали недолго, тем более что и правительство не очень сочувствовало им, видя в них конкурентов своим школам.
И. И. Неплюев рассказывал в своих записках, что в октябре 1715 г. «по присланному указу перевели нас всех в школу в С.-Петербурге, которой школы был содержателем француз Боро». Однако над школой поставлены были русские «надзиратели» – сначала уже известный нам генерал-адмирал Ф. М. Апраксин, потом граф Г. П. Чернышев, также адмиралтейский деятель, любимец Петра, человек умный и прямой. После него надзирателем был назначен уже упоминавшийся А. А. Матвеев. Таким образом, иностранцы, содержатели пансионов, находились под контролем русских людей, пользовавшихся особым доверием царя. Такие лица, как граф Чернышев, считавшийся отчасти врагом иностранцев, и Апраксин, во многом не сочувствовавший петровским реформам, должны были, вероятно, особенно строго выполнять контроль над иностранными пансионами, подходя к ним с точки зрения защиты русских интересов.
Новая по своему светскому духу и профессиональным целям петровская школа не могла все же вполне оторваться от некоторых московских традиций, от старых методов и форм преподавания. Если и была признана сладость плодов учения, то горечь его корней продолжала считаться обязательной. Даже в таком привилегированном заведении, как Морская академия, дисциплина была жестока. Воспитанники находились под надзором «дядек», вооруженных хлыстами. Побег из школы закон карал смертной казнью, невозвращение вовремя из отпуска – каторжными работами. Правда, постановления эти являлись скорее угрозами, чем предписанием к исполнению, но все же такая угроза висела над ослушниками. Школа была той же службой, и к воспитанникам ее государство относилось с такой же требовательностью, как и к лицам, находящимся на службе.
Противодействие, оказываемое наиболее отсталой частью петровского общества просветительным усилиям царя и его помощников, заставляло последних выступать устно и письменно в защиту просвещения. В писаниях, выпускавшихся раскольниками против царя, нападкам подвергалась и новая просветительная политика: «И учинил по еретическим книгам школы математические и академии богомерзких наук, в которых установил о звездочетия погодно печатать зловерующие календари». Сторонникам Петра приходилось поэтому проявлять большую энергию в защите новой школы и новой науки. Особенно примечательна в этом отношении деятельность Феофана Прокоповича. Переселение в Петербург этого выдающегося писателя и прекрасного церковного оратора сыграло весьма значительную роль в жизни столицы.
С Феофаном Прокоповичем Петр познакомился в 1706 г. в Киеве, куда приехал для основания Печерской крепости. Петр хорошо его запомнил и, видимо, уже тогда решил привлечь в число своих сотрудников. В 1715 г. Прокопович был вызван в Петербург, куда, задержанный в Киеве продолжительной болезнью, приехал только в 1716 г. Здесь он сразу же приступил к энергичной пропагандистской деятельности, сочиняя проповеди, в которых разъяснял реформы Петра и доказывал их необходимость. Одной из наиболее ярких была проповедь Прокоповича, произнесенная им 30 августа 1718 г. в Александро-Невском монастыре. В ней он ссылками на историю доказывал право России на Неву, Ингерманландию и Карелию. «Идеже Александр святый посея малое семя…где он трудился, дабы не безвестна была граница российская, ты престол российский тамо воздвигл еси», – говорил Прокопович, обращаясь к Петру, присутствовавшему на богослужении. Наряду с сочинением проповедей, Прокопович работал над различными богословскими трактатами и особенно над Духовным регламентом. В этой работе ему помогали вытребованные Петром в Петербург из Киева игумен Варлаам Леннецкой и иеромонахи Кохановский и Загурский. В Петербурге были напечатаны многие выдающиеся сочинения Прокоповича: «Розыск исторический» (1721), «Увещание от св. Синода невеждам» (1725) и др.
Обширный дом Прокоповича, окруженный лесом и красиво расположенный, являлся своеобразным литературным салоном петровского Петербурга. Высокообразованный и радушный хозяин всегда привлекал к себе посетителей из числа русских и иностранцев, среди которых светских людей было едва ли не больше, чем духовных. Первый по времени биограф Прокоповича (есть основание думать, что им был академик Байер) говорит, что собрания у Прокоповича были своего рода аттическими вечерами, дававшими обильную пищу для бесед и размышлений. Долгие годы дом Прокоповича играл роль одного из виднейших культурных центров Петербурга.
Любопытны записки А. Болотова середины XVIII в. о его образовании:
«Наилучшим пансионом почитался тогда в Петербурге тот, который содержал у себя кадетский учитель старик Ферре, живший у самого кадетского корпуса; в сей-то пансион меня и отдали…
После отъезда моей матери в деревню, а родителя с полком в Финляндию, остался я один в Петербурге, посреди людей, совсем мне незнакомых. Не могу никак забыть того дня, когда меня привезли домой к учителю и оставили одного. Мне казалось, что я нахожусь в другом мире: все было тут дико, ново. Маленькая постелька и сундучок с платьем составляли весь мой багаж, а дядька мой Артамон был один только знакомый.
Учеников было человек пятнадцать; некоторые на содержании у учителя, а другие прихаживали только всякий день учиться, а обедать и ночевать хаживали домой. Из числа первых был некто господин Нелюбохтин, сын полковника гарнизонного, да двое господ Голубцовых, детей сенатского секретаря. Они жили вместе со мной, и каждому была отведена особливая конторочка в том же покое, где мы учились, досками огороженная. Мне, как новичку, и притом полковничьему сыну, была отведена лучшая с господином Нелюбохтиным, который был мальчик нарочито взрослый и притом тихого и хорошего характера. Голубцовы были меня старше, ибо мне тогда исполнилось десять лет отроду.
Учитель наш был человек старый, тихий и весьма добрый. Он и его жена, такая же старушка, любили меня отменно. Он сам мало нас учил, потому что по обязанности должен был каждый день ходить в классы в кадетский корпус и учить кадетов. Ему доставалось учить нас час в полдень да вечером час.
Что касается содержания и стола, то он был обычный, пансионный, то есть очень умеренный. Наилучший и приятнейший кусок составляли булки по утрам. Обеды же очень тощи и в самые скоромные дни, а в постные и того хуже. Впрочем, иногда помогала ложка-другая щей с говядиной, варимых для себя слугой моим.
Поскольку язык французский я учил еще в Курляндии, то теперь ученье шло успешно и я в полгода обогнал всех моих товарищей и сделался первым в школе. Учение наше состояло в переводах с русского на французский эзоповых басен и газет русских.
Для географии учитель пригласил к нам какого-то немца. Для меня она была особенно любопытна. Европейская карта отпечаталась в уме моем так, что я мог ее всю пересказать. Жаль, что учение географии долго не продолжалось.
Что касается истории, то сию науку в пансионе не учили.
Но сей недостаток я восполнил чтением книг исторических, особенно «Похождение Телемака». Не могу даже пересказать, какую великую пользу она принесла мне. Сладкий пиитический слог французский пленил мое сердце и мысли, и я, достав книгу на русском языке, часто ее перечитывал. Я получил через нее понятие о мифологии, о древних войнах. Словом, сия книга послужила первым камнем, положенным в фундамент моей будущей учености, и жаль, что у нас в России тогда было так мало подобных книг на русском языке. Литература тогда только начиналась, и следовательно, не можно было мне, будучи ребенком, нигде получить книг для чтения».
* * *
А в военных учебных заведениях во второй половине XVIII столетия продолжалась перестройка, начатая в середине века и развивавшаяся по мере того, как дворянство освобождалось от обязательной военной службы, а его привилегии росли. Образцом для учебных заведений оставался Шляхетский корпус. Он все более терял военный характер. В низших классах корпуса давалось только общее образование, а в высших – профессиональное, но не только военное, а и гражданское. В уставе корпуса, принятом в 1766 г., было немало пышных фраз в духе передовой педагогики XVIII в. Так, целью обучения признавалось «сделать человека здоровым, украсить сердце и разум, готовить знатных граждан», приводить к учению, «подобно как в приятное украшенное цветами поле». Это был своего рода дворянский университет. В 1793 г. в корпусе училось 680 кадет и было 73 учителя.
Морской кадетский корпус был переведен в 1770-х гг. в Кронштадт, а в 1790-х гг. в Ораниенбаум.
Артиллерийские и инженерные школы были соединены в 1762 г. в сводный Артиллерийско-инженерный корпус, находившийся на Петербургской стороне; характер его стал также общеобразовательным.
Корпуса все больше приобретали характер закрытых общеобразовательных учреждений для дворянской молодежи.
В 1760-х гг. были созданы и первые женские дворянские учебные заведения в соответствии с модными педагогическими идеями, проводником которых в окружении Екатерины II являлся вельможа И. И. Бецкой. Как и корпуса, женские учебные заведения были закрытыми воспитательными учреждениями.
Первым из женских учебных заведений был открытый в 1764 г. в Петербурге женский воспитательный институт возле Смольного монастыря – Императорское общество благородных девиц. Смольный институт был рассчитан на 200 дворянок, которые на 12 лет (с 6 до 18 лет) отрывались от домашней среды. Курс обучения отличался чрезвычайной многопредметностью, включая даже архитектуру и геральдику, а также рисование миниатюр, игру на музыкальных инструментах, домашнюю экономию и т. п. Но прежде всего воспитанницы Смольного должны были стать хорошими женами, поэтому их учили вышивать, готовить, вести домашнее хозяйство.
Главный принцип Смольного: в здоровом теле – здоровый дух! Для хорошего цвета лица в здании зимой поддерживалась температура ниже комнатной, для осанки воспитанницы спали на жестких постелях. С утра благородные девицы занимались гимнастикой, а потом обливались холодной водой прямо из Невы.
Смольный институт находился в ведении императрицы и только она могла назначать начальницу. Первой начальницей Смольного была княгиня Наталья Долгорукая. Однако вскоре ее сменила София де Лафон, в честь которой была названа площадь перед Смольным (позже – площадь Пролетарской диктатуры). Начальницы Смольного менялись редко – за все время существования Института их было всего девять. Учителями были в основном французы, потом преобладали немцы.
Поэт А. П. Сумароков, воспевая Екатерину II как основательницу Смольного института, писал:
Здесь девы росские как нимфы обитают,
И венценосицу богиней почитают,
Которая сих дев печется обучить,
И смертных сих девиц от смертных отличить.
Но для более проницательных современников были очевидны недочеты институтского воспитания. Князь М. М. Щербатов говорил, что «из девичьего монастыря для воспитания благородных девиц ни ученых, ни благонравных девиц не вышло ... воспитание более состояло играть комедии, нежели сердце, нравы и разум исправлять». А остроумная эпиграмма XVIII в. предлагала следующую подпись к портрету Бецкого в связи с первым выпуском смолянок:
Иван Иванович Бецкий
Человек немецкий.
Носил мундир швецкий .
Воспитатель детский.
В двенадцать лет
Выпустил в свет
Шестьдесят кур
Набитых дур.
После отречения Николая II Императорское общество благородных девиц фактически прекратило свое существование. В здании осталась лишь часть воспитанниц, около 400, которые не уехали на каникулы.
В начале августа 1917 г. южную часть Смольного передали Петроградскому Совету, а 1 ноября 1917 г. «остатки девиц» были выселены из здания в связи со своей неблагонадежностью.
С октября 1917 г. Смольный стал центром подготовки большевистского восстания. Здание разделили на две части: в южной части обосновались революционные солдаты и матросы, в северной – 400 благородных девиц.
Девушки, конечно, очень смущались, однако задор солдат и матросов был полностью направлен на революционные дела, поэтому обошлось без жертв.
По образцу Смольного института были позднее открыты и другие институты для благородных девиц, а также «мещанское отделение», или «Особливое училище при Воскресенском Новодевичьем монастыре для малолетних девушек». Для мещанского института программа была снижена: из нее были исключены не только геральдика и архитектура, но и география и история.
Менее заметное место в системе учебных заведений столицы занимали непривилегированные средние школы.
Новой школой явилось воспитательное училище при Академии художеств, предназначенное для мещан, так как профессиональные художники редко выходили из дворянства. Здесь наблюдались те же недостатки, как и в прежних школах: отсутствие единства образовательной задачи, резкие различия в возрасте учеников, изучение дисциплин на выбор, без прохождения всего курса, довольно обширного (в него входили русский, латинский, французский и немецкий языки, закон Божий, арифметика и геометрия, история и география, рисование и танцы). Учащиеся делились на три возраста: детский, отроческий и юношеский, каждый с трехгодичным курсом.
Гимназия Академии наук продолжала действовать, но число учеников ее было невелико, далеко уступая числу учащихся в гимназиях московских и казанской; в 1781 г. их было всего 29 человек. Руководили гимназией видные русские ученые; особенно долго (с 1777 по 1794 г.) ею ведал известнейший исследователь русской флоры академик И. И. Лепехин, сам бывший питомец гимназии. Заботами Лепехина академическая гимназия продолжала выполнять ту ценную работу, которую она вела при Крашенинникове и Ломоносове. Из ее стен в последней четверти XVIII в. вышел ряд крупных деятелей русской науки и культуры, среди них, например, сын придворного музыканта, будущий знаменитый путешественник, специалист по минералогии, академик В. М. Севергин, сын мастера шпалерной мануфактуры, адъюнкт, математик А. К. Кононов и др.
Но университет при Академии, за укрепление которого так энергично боролся в последние годы своей жизни Ломоносов, отстоять не удалось. Он был закрыт в 1767 г., и на целых полвека столица осталась без общеобразовательного высшего учебного заведения.
Ломоносов Михаил Васильевич (1711-1765) – ученый-энциклопедист, мыслитель, один из основоположников современного естествознания, поэт, поборник отечественного просвещения. Родился в Архангельской губернии в семье помора. В 19 лет ушел учиться в Москву. Учился в московской Славяно-греко-латинской академии, в Киевской духовной академии и в университете при Петербургской Академии наук. В 1736-1741 гг. находился за границей, где изучал естественные и технические науки. В 1742 г. был назначен адъюнктом физического класса, а в 1742 г. профессором химии (академиком) Петербургской Академии наук. До конца жизни стоял в центре научной деятельности Академии, вел борьбу против чиновничьего произвола и засилия иностранцев, за выдвижение русских ученых. В 1760 г. избран членом Шведской Академии наук, в 1764 г. – почетным членом Болонской Академии. Своими открытиями обогатил почти все области знания. Многие его идеи более чем на сто лет опередили науку того времени. Впервые разграничил понятия «корпускулы» (молекулы) и «элемента» (атома), что нашло всеобщее признание лишь с середины XIX в. В противоположность господствовавшим представлениям о теплороде, доказал, что тепловые явления обусловлены механическим движением материальных частиц. В труде «Опыт теории упругости воздуха» объяснил упругость газов движением их частиц. В 1748 г. высказал общий закон сохранения вещества и движения. В 1756 г. провел знаменитые опыты по обжиганию металлов в закрытом сосуде, которые дали первое неоспоримое доказательство сохранения вещества при химических реакциях и роли воздуха в процессах горения. В 1748 г. основал первую в мире химическую лабораторию, в которой проводились не только научные работы, но и практические занятия студентов. В этой лаборатории прочитал свой курс «Введение в истинную физическую химию», положив основание физической химии. Дал правильное объяснение таким явлениям как молния, северное сияние, предложил молниеотвод. Он впервые установил, что планета Венера окружена атмосферой. Сконструировал много оптических приборов, инструментов и т. п. Положил начало русской научно-технической терминологии. Много работал в области геологии, проявлял большой интерес к вопросам исследования полярных областей и Северного морского пути. Явился преобразователем русского литературного языка. Его труды «Письмо о правилах российского стихотворства», «Краткое руководство к риторике», «Российская грамматика» и др. положили начало научному изучению русского языка, способствовали укреплению национальной самостоятельности языка и обогащению его. Своей поэтической практикой утвердил силлабо-тоническую систему стихосложения, на основе которой русская поэзия развивалась в XVIII XX вв.
Развивалось специальное техническое образование. В 1774 г. было открыто Горное училище при Берг-коллегии, помещавшееся на Васильевском острове между 21-й и 22-й линиями в двух домах гр. П. Б. Шереметева. Профессорами здесь были отчасти приезжие иностранцы, отчасти петербургские академики; некоторые предметы читались на немецком языке. На дворе училища был устроен примерный рудник с шахтами, штольнями, воротами. В 1788 г. появилась своя обсерватория. Училось в Горном училище 70 казенных студентов и 50 своекоштных.
В Литейной части было открыто Водоходное училище для купеческого мореплавания.
Подготовка специалистов к врачебной деятельности также поднялась на более высокую ступень. В хирургической школе при Сухопутном и Морском госпиталях преподавались анатомия, физиология, ботаника, патология, хирургия и повивальное искусство. В конце XVIII в. в ее штате числилось 5 профессоров, 2 учителя (по латинскому языку и рисованию), прозектор и 1 оператор. В Московской части близ Фонтанки в 1783 г. было основано Медицинское училище с трехлетним курсом на 30 казеннокоштных учеников и 50 волонтеров; при нем была небольшая больница для прохождения медицинской практики. Лекари и подлекари обучались также при Аптекарском саде.
Между тем стали задумываться и об общем образовании. Ф. В. Кречетов, представляя в 1791 г. проект учреждения «национальной благоучительной школы», доказывал необходимость народных школ тем, что в России из людей «среднего рода» только половина, а среди земледельцев один из ста грамотные, не говоря уже о женщинах.
В 1777 г. Новиковым были основаны в столице две начальные школы для детей обоего пола – Екатерининская и Александровская. Они содержались на доход, получаемый от издания журнала «Утренний свет», начавшего выходить в этом году.
Желая втянуть общество в свое начинание, Новиков предлагал частным лицам вносить по 40 руб. в год на содержание в новых школах по одному ученику. После основания первого училища – Екатерининского, ему удалось получить ряд пожертвований для открытия второго. Устроенное при церкви Благовещения на Васильевском острове, представлявшем в это время в значительной мере центр учебной и научной жизни столицы, это второе училище, получившее название Александровского, стало многочисленнее первого: в 1779 г. в нем находилось 93 ученика, а в Екатерининском всего 32.
Вслед за Новиковым вопросами народного образования занялся Кречетов. Получив в 1781 г. звание учителя, он поставил перед созданным им в Петербурге Всенародным вольным обществом задачу распространения наук «посредством наискорейшего обоего пола людей читать и писать научения». Один из членов Общества, оказавшийся доносчиком, показывал, что на его вопрос Кречетову: «Да на какой же конец ты такие школы заводишь, ведь ныне, по милости государыниной везде заведены училища», – тот ответил: «Это только мажет по губам государыня из одного тщеславия, а я де заведу училище такое, что наберу множество людей, да и баб до тысячи...».
Начинание Новикова вызвало недовольство Екатерины II. Она даже не подписалась на «Утренний свет» и никаких пожертвований на новиковские школы не сделала; между тем данные этим школам названия как бы апеллировали к ее помощи. Однако деятельность Новикова побудила правительство вплотную заняться вопросом о начальной школе. В 1781 г. Екатерина II учредила в Петербурге Исаакиевское училище и выразила надежду, что и в других частях города «обитатели, по мере состояния своего, не отрекутся содействовать пользе сограждан своих».
В том же году в столице открылось еще 6 школ: во 2-й Адмиралтейской, в Московской, в Литейной части, на Васильевском острове, на Петербургской и на Выборгской стороне.
Учащимися были дети купцов, мещан, приказчиков, господских служителей, солдат, иногда офицеров.
Учили в этих школах грамоте, закону Божию, арифметике и рисованию; в Василеостровском училище, кроме того, – истории и географии, вероятно, ввиду сосредоточения на Васильевском острове детей, родители которых работали в просветительных учреждениях.
В 1781 г. в этих школах насчитывалось 485 учеников, причем больше всего их обучалось в школах Васильевского острова и Петербургской стороны (100 и 102 человека).
Для более систематического проведения школьной реформы была образована в 1782 г. Комиссия о учреждении училищ. Председателем ее являлся П. В. Завадовский, деятельным членом П. И. Пастухов. Приехавший в том же году в Петербург крупный педагог – деятель австрийской школьной реформы серб Янкович де Мириево был назначен заведующим Главной школой в Петербурге. Комиссия выработала «План к установлению народных училищ в Российской империи», утвержденный 27 сентября 1782 г.
Дальнейшая работа сосредоточилась на открытии новых школ и реорганизации старых, введении единообразия в обучении, подготовке учителей и учебников. Школы были разделены на два типа: двухклассные – малые и четырехклассные – главные; в первую очередь открывались преимущественно малые – для главных еще нехватало учителей.
В январе 1783 г. Приказам общественного призрения было предписано приготовить для петербургских училищ столы, скамьи, доски. Вскоре для них стали приобретаться или строиться дома. Обучение проводилось бесплатно с раздачей учебных книг.
В эти же годы приступили к написанию или переводу учебников. Были составлены учебники по географии России, арифметике, геометрии, механике (племянник Ломоносова М. Е. Головин), русской грамматике (проф. А. А. Барсов), русской истории (акад. И. Г. Штриттер); Ф. И. Янкович де Мириево составлял словари.
К уже упоминавшимся прежним низшим школам прибавились Казанская и Благовещенская. Благовещенская находилась, как и Андреевская, на Васильевском острове и была открыта ввиду чрезмерного стечения учеников в Андреевской школе.
В декабре 1783 г. в Петербурге открылось Главное народное училище, имевшее целью подготовку педагогов для всей страны. В программу преподавания входили математика, физика, естественная история, гражданская архитектура, чтение книги «О должностях человека и гражданина», русский, латинский и немецкий языки, черчение и рисование. В высших двух классах преподавали адъюнкты Академии наук (В. Ф. Зуев, М. Е. Головин и др.) и профессора, а в младших двух – подготовленные семинаристы. Старшие ученики посещали лекции в Академии наук. При Главном народном училище были созданы научные кабинеты и библиотека, выписывались русские и заграничные журналы.
По образцу Главного народного училища была реформирована существовавшая в Петербурге при лютеранской церкви немецкая школа св. Петра, для которой переводились на немецкий язык русские учебники.
С 1786 г. от петербургского Главного народного училища отделилась Учительская семинария. Там было организовано два факультета: математический и исторический; однако слушатели не ограничивались рамками избранной ими факультетской специальности, а обязывались проходить сокращенный курс и другого факультета.
Итоги мероприятий в области народного образования все же были скромными. В 13 русских училищах Петербурга в 1789 г. насчитывалось 2607 мальчиков и 522 девочки, а в 1792 г. – 3198 мальчиков и 535 девочек учащихся. Это значит, что огромная масса детей города с двухсоттысячным населением не была охвачена школой.
Помимо государственных школ, в Петербурге имелось немало частных пансионов, принадлежавших иностранным подданным. В них обучались и воспитывались почти исключительно дети дворян. Здесь большое внимание уделялось изучению так называемых светских, или шляхетских, наук (геральдика, фехтование, танцы и т. п.); изучение латинского языка, языка науки, отодвинутое на задний план, стало факультативным, уступив место новым иностранным языкам, столь необходимым «в обществе».
Стремясь взять дело образования в свои руки, правительство установило контроль и за работой частных пансионов. В сентябре 1784 г. вышел указ о подчинении всех частных пансионов Комиссии народных училищ, на которую возложена их ревизия. При этом выяснилось, что в Петербурге имеется 28 иностранных и 18 русских вольных школ.
В первую очередь намечались меры к упорядочению иностранных пансионов: в преподавание введен единообразный план, обучение русскому языку стало обязательным, но преподавание могло вестись и на иностранном языке.
В русских частных школах насчитывалось в 1784 г. всего 159 учеников. Здесь недворянские дети учились грамоте и арифметике. Содержателями этих школ были писари, дьячки, церковные сторожа, мещане, дворцовые крестьяне, а также жены солдат и канцеляристов. Если к дворянским пансионам правительство относилось терпимо, то существование русских частных школ считало излишним: они были закрыты, а 159 учеников их распределены по народным училищам.
БИОГРАФИЧЕСКИЙ СПРАВОЧНИК ПЕТРОВСКОЙ ЭПОХИ
Аврамов Михаил Петрович (1681–1752) – государственный и политический деятель, писатель. Служил подьячим в Посольском приказе, в 1697–1702 обучался в Голландии «типографским наукам». С 1702 дьяк Оружейной палаты, затем участвовал в создании петербургской типографии (1711), ее первый директор. В 1712 издал стихотворное приветствие Петру I, вернувшемуся из Прутского похода. С 1716 собирал материалы по русской истории. Составитель «Книги Марсовой или воинских дел» – о победах русской армии в Северной войне. Женитьба на дочери кабинет-секретаря А. В. Макарова обеспечила Аврамову быстрое продвижение по службе, чин статского советника. В 1721–1724 служил в Берг-коллегии. После воцарения Петра II выступил против петровских реформ, обвинял Феофана Прокоповича в еретичестве. За доносы в 1732 попал в Тайную канцелярию, провел 10 лет в ссылке. Возвращен в Петербург императрицей Елизаветой Петровной в 1741. Настаивал на усилении церковной цензуры, выступал против иностранцев в России, предлагал вместо металлических денег выпускать бумажные. После челобитной императрице, как ей следует править, в 1748 арестован, умер в темнице.
Адодуров (Ададуров) Василий Евдокимович (1709–1780) – государственный деятель, ученый. Учился в Новгородском духовном училище, Славяно-греко-латинской академии, Академической гимназии, Академическом университете. Участвовал в подготовке немецко-латинско-русского лексикона Вейсмана (1731), составил к нему краткий очерк грамматики на немецком языке. В 1733 первым из воспитанников АН получил звание адъюнкта по кафедре высшей математики. Составил полную Российскую грамматику (1741). С 1739 служил переводчиком у А. П. Волынского, был под следствием по его делу. С 1741 в Герольдмейстерской конторе наблюдал за печатанием материалов к коронации Елизаветы Петровны. Был секретарем при А. Г. Разумовском. В 1744 пожалован калежским советником и назначен преподавателем русского языка будущей императрице Екатерине II. В 1756–1759 содержался под домашним арестом по делу А. П. Бестужева-Рюмина. В 1759–1762 в чине статского советника был помощником оренбургского губернатора. В 1762 куратор Московского университета и президент Московского отделения Мануфактур-коллегии. С 1763 сенатор, жил в Петербурге.
Алексей Михайлович (1629–1676) – русский царь (1645–1676), сын царя Михаила Федоровича Романова и царицы Евдокии Стрешневой, отец царя Петра I. Сторонник абсолютизма. Правительство Алексея Михайловича стимулировало развитие промышленности и торговли, реорганизовало армию. Подавил восстания в Москве (1648, 1662; Медный бунт), Пскове и Новгороде (1650), восстание Степана Разина (1671). При нем Соборное уложение 1649 окончательно оформило крепостное право, проведена церковная реформа патриарха Никона. Вел активную внешнюю политику. В 1654 начал войну с Речью Посполитой за Украину и Белоруссию, в результате которой закреплено воссоединение Левобережной Украины с Россией, России возвращены Смоленск, Северская и другие земли. Лично участвовал в военных походах. К своему титулу добавил «вел. кн. Литовский и Белой России, Волынский и Подольский». В войне со Швецией (1656–1658) за выход к Балтийскому морю не достиг цели. Похоронен в Архангельском соборе Кремля.