Текст книги "Возникший волею Петра. История Санкт-Петербурга с древних времен до середины XVIII века"

Автор книги: Петр Кошель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 41 страниц)

Щедрин к осени 1812 г. выполнил большую часть из 28 статуй, предназначенных для установки над колоннадой башни и фигуры весенних, осенних и зимних месяцев для фронтонов. Позднее фигуры на башне были заменены пустотелыми из битой меди.

Наконец, им же исполнены модели Тритона и Горгоны для замковых камней, и Нептуна с Амфитридой.

Степан Степанович Пименов известен своими скульптурами, украшающими здания Петербурга: группа «Геркулес» и «Антей» у портика Горного института, воинственная фигура св. Владимира у Казанского собора и, наконец, лирическое изваяние скорбящей женщины в памятнике князю М. М. Голицыну. Им же создана фигура Славы на колеснице – на арке Главного штаба.

Для Адмиралтейства к 1812 г. Пименов высек из камня фигуры: Огонь, Лето и Воздух—для башенной колоннады, Азию и Америку – к Невским павильонам, «Неву» и «Днепр» для установки у левого портика главного фасада.

Василий Иванович Демут-Малиновский создал много прекрасных произведений, из которых наибольшей популярностью пользуются группа у Горного института – «Похищение Прозерпины», прекрасно сочетающаяся с пименовским Геркулесом по другую сторону портика, громадная статуя св. Андрея для Казанского собора, воины и арматура со щитами на арке Главного штаба, часть статуй на фасаде Публичной библиотеки и ряд других.

Для Адмиралтейства Демут-Малиновский выполнил колоссальные скульптуры «Европа» и статуи «Енисея», «Лены» и трех летних месяцев (июнь, июль, август) – все для портика против Сената.

Наконец, четвертый сотоварищ славной группы русских скульпторов – Артемий Анисимович Анисимов. Одно из его произведений—барельеф «Сретения иконы Божьей Матери» на Казанском соборе – достаточно известно. Им выполнены для Адмиралтейства громадная статуя «Африка» для одного из Невских павильонов и две лежащие фигуры рек «Волга» и «Дон» к восточному портику Главного фасада.

К сожалению, все скульптуры Пименова, Демут-Малиновского и Анисимова для Адмиралтейства были уничтожены в 1860 г. Поводом этому явилось утверждение в Адмиралтействе постоянного собора, первоначально размещенного только временно, на период строительства Исаакиевского собора.

В связи с этим главный священник Армии и Флота В. И. Кутневич писал 5 октября 1854 г…в своем рапорте:

«Над собором нет креста, а вместо него наверху собора поставлена статуя, принадлежащая к языческой мифологии, а также при входе в церковные сени помещены две колоссальные статуи из той же мифологии, что служит предметом осуждения для входящих в церковь.. . долгом поставляю сообщить о сем Инспекторскому Департаменту Морского Министерства и всепокорнейше просить: не признает ли он возможным снять над собором и при входе в оный мифологические изображения и дозволить над собором поставить животворящий крест. ..»

Александр II в связи с этим вопросом повелел: «Нижние статуи, что у входа, можно снять, представить рисунок фасада в теперешнем его виде. Составить проект средней статуи, чтобы держала крест в руке».

В это же время выяснилось, что не только статуи у подъезда собора, но и у других портиков пришли в ветхость и требовали серьезной реставрации. И вновь чиновничья инициатива не о реставрации, а о снятии вообще всех статуй с Адмиралтейства была поддержана царем, который в апреле 1860 г. начертал свое решение: «Высочайше разрешено: все статуи снять, кроме находившихся у центральной части здания и около шпица и против фронтона Адмиралтейского собора. Вместо центральной статуи поставить Крест на шаре».

Скорбная для города утрата двадцати двух каменных изваяний, являвшихся неотъемлемой частью архитектуры фасада Адмиралтейства, не опечалила чиновничий мир Морского и Духовного департаментов. Наоборот, здесь удовлетворились той мелкой экономией, которая получилась от продажи за 24 рубля 35 коп. металлических креплений: скоб и пиронов, и пудожского камня – лома от разрушенных статуй. Так что первоначальный расход на уничтожение художественных уникальных произведений, выразившийся в 45 руб. 30 коп. был уменьшен более чем вдвое.

Захаров нарочно выбирал пудожский камень для скульптур, чтобы они дольше сохранились, но их безжалостно уничтожили спустя 50 лет после создания.

Следует вспомнить, что вопрос о фигурах на фасаде церкви, переведенной под крышу западного портика главного фасада, возник еще в последние годы строительства Адмиралтейства, в 1820 г. Тогда было вынесено решение Адмиралтейств-коллегии: «Наружный фасад Адмиралтейства украсить соответствующими церкви принадлежностями», а «те статуи, кои поставлены на фронтоне и у входа в двери, не могут уже иметь тут приличия».

Архитектор Гомзин, продолжавший после смерти Захарова достраивать Адмиралтейство, предложил остроумный выход из положения: вместо трех статуй весенних месяцев на фронтоне – марта, апреля и мая – он предложил возвести «точно в такую же меру стоячие же фигуры: Вера, Надежда и Любовь, а как Вера должна была быть изображена держащей в руках крест и должна поставиться на средине, т. е. на верхней оконечности фронтона, через каковой признак обозначится место, занимаемое церковью». Колоссальные фигуры Пименова – «Неву» и «Днепр» – Гомзин предлагал переделать «только с прибавкою к оным некоторой части пудожского камня для перемены некоторых частей и обнаженностей, так из мужской фигуры (Днепр) можно переделать изображающих святого Иону, и из женской (Нева) святую Марию Магдалину». Вместо барельефа во фронтоне, изображающего Фемиду, раздающую награды за мореплавание и морские военные подвиги, «создать новую композицию с изображением какого-либо сюжета из священной истории, или евангельского учения, или всевидящего ока, окруженного лучами и херувимами в облаках».

Конечно, решение Гомзина было тактичным, и если бы оно было тогда осуществлено или к нему вернулись бы спустя 40 лет, в 1859 г., то ценнейшие образцы русской скульптуры были бы сохранены.

Но история судила иначе.

Такова самая печальная страница в строительстве великолепного здания Петербурга – Адмиралтейства. И до сих пор историческую ошибку прошлого напоминают громадные гранитные устои у всех портиков и Невских павильонов, занятые грубыми якорями и немасштабно малыми пушками, а над треугольными фронтонами двенадцатиколонных портиков высятся пустующие пьедесталы, некогда поддерживавшие фигуры двенадцати месяцев года.

В конце 20-х гг. XIX в. в Управлении флотом произошла серьезная реорганизация. Были упразднена Адмиралтейств-коллегия и Государственный Адмиралтейский департамент, замененные Министерством военно-морских дел и целым разветвлением различных флотских учреждений.

В связи с этим левое крыло Адмиралтейства оказалось свободным от ранее занимавшей его Адмиралтейств-коллегии, и туда решено было перевести из дома на Мойке Рабочий флотский экипаж с кондукторскими ротами, превратившийся со временем в Высшее военно-морское инженерное училище имени Дзержинского.

Для размещения классов, спален, бытовых учреждений, шести кондукторских рот архитектор Анерт в 1827 г. создает проект преобразования бывших помещений Адмиралтейств-коллегий. Ему пришлось занять не только оба этажа, но и использовать темные помещения третьего этажа, находившиеся за гигантским лепным фризом, тянувшимся между башней и портиком левого крыла главного фасада и фасада против памятника Петру I. Анерт решается осветить эти помещения за счет уничтожения лепного фриза, на месте которого проектирует почти квадратные окна, по пропорциям такие же, как и те, которые были запроектированы Захаровым в частях здания с тремя этажами. Проект изменения фасадов исполняет архитектор А. Е. Штауберг, который украшает окна кирасирскими касками двух вариантов. Проект утверждается Николаем I и приводится в исполнение в следующем же году.

Идея превращения темных больших кладовых в светлые помещения была распространена и на правое крыло и даже коснулась парадных помещений музея, расположенных по второму этажу от башни на восток до первого шестиколонного портика. Эти помещения были перекрыты каменным цилиндрическим сводом, занимавшим высоту третьего этажа. Своды уничтожаются, и над залами устраиваются, как и в других парадных частях здания, плоские междуэтажные перекрытия.

В 1828 г. Гомзин перестраивает в павильонах изящную подкупольную галлерею над входом канала в адмиралтейский двор, он возводит перекрытие потолка второго этажа на уровне балюстрады. Так возникли два круглых купольных зала под дельфинами, возносящими флагштоки.

В 1831 г. по проекту Анерта устанавливается решетка, отделяющая территорию Адмиралтейства от набережных, позднее уничтоженная при прокладке новой Адмиралтейской набережной.

К 1860-м гг. Адмиралтейство почти полностью теряет роль судостроительной верфи. К этому времени в конце Английской набережной, почти у выхода Невы в залив, все больше развивается Новое Адмиралтейство, место которого оказалось более удобным для постройки больших судов новейшей конструкции.

В связи с этим встал вопрос об использовании заброшенного участка бывших верфей во дворе Адмиралтейства. Был предложен ряд проектов застройки двора и открытия набережной от Дворцовой до Петровской (Декабристов) площадей мимо павильонов Адмиралтейства.

В 1871 г. морской министр Краббе принял решение: пустырь между павильонами Адмиралтейства разбить на семь участков и продать под частную застройку. Целесообразность устройства набережной, конечно, была очевидной, но принцип ее застройки был ошибочен. Ошибался и журнал «Зодчий», который в 1872 г. писал о будущей новой набережной: «Мы слышали, что к работам набережной предполагают приступить непременно в нынешнем еще году. Место застроится, вероятно, прекрасными домами взамен ныне существующих безобразных сараев, и Петербург с прекрасной Невой значительно выиграет в отношении красоты».

Каналы во дворе были засыпаны, и Русское строительное общество в 1873 г. приступило к устройству Набережной, которая была открыта в ноябре 1874 г.. Дома на набережной начали возводить с 1880 г.

С легкой руки Александра II, одобрившего первый проект княжеского дворца надписью: «согласен и могу указать, как на пример хорошего вкуса»,  начали строить особняки и казенные пятиэтажные безвкусные и бесстильные громады, которые в купеческом соревновании мешали друг другу и были готовы задавить чудесные павильоны Адмиралтейства.

Здание Адмиралтейства обращено к городу через его основные магистрали как символ моря – «окна в Европу». Оно обращено другой своей стороной к широкой водной глади как символ власти города над водой, над морем. В этом главная идея его, и она была разрушена Александром II, поощрившим застройку Набережной. Адмиралтейская башня оказалась отгороженной от водной стихии.

Случайно проложенные узкие, как щели, переулочки от Набережной – Азовский, Черноморский и Керченский – не спасали положения, они лишь убеждали в нелепости безвкусных и бесстильных домов, укравших Адмиралтейство у Невы.

Сквер, позднее устроенный на набережной, мало улучшил картину. В сквере на осях павильонов в 1905 г. были поставлены две скульптурные группы Бернштамма, изображающие Петра I мастеровым за постройкой судна. Позже их сняли.

Пейзаж вокруг Адмиралтейства постепенно менялся, да и само Адмиралтейство менялось.

В начале 1830-х гг. Карл Росси возводит здание Сената и Синода на Петровской площади и позднее – Главного штаба перед Зимним дворцом. Огюст Монферран заканчивает в 1858 г. Исаакиевский собор, а еще ранее, в 1834 г., ставит Александрийский столп в центре Дворцовой площади.

Этим полностью завершаются ансамбли вокруг Адмиралтейства. Далее, в связи с 200-летием со дня рождения Петра I принимается решение разбить сад перед Адмиралтейством, который и был торжественно открыт в июле 1874 г. и назван Александровским по желанию Александра II. Ближняя к Адмиралтейству аллея во всю длину его фасада замыкалась с двух сторон мраморными копиями с античных образов Геракла и Флоры. Белизна мрамора среди зелени разросшихся деревьев оживляла однообразный по планировке сад.

При устройстве сада не учли одного важного фактора– времени – и не подумали, что же станет с пейзажем через 30—40 лет. Деревья выросли, их кроны образовали сплошную зеленую завесу, скрывшую стены Адмиралтейства от глаз зрителя, стоящего по эту сторону сада. Уже нельзя было охватить одним взором всего величественного фасада здания. Невский, Гороховая и Вознесенский проспекты упиралась в зеленую гущу деревьев летом или в серую массу стволов и голых веток – зимой. Зимой желтые стены и белые колонны Адмиралтейства неясно читались как бы сквозь вуаль из сетки переплетающихся веток и стволов, а летом из-за зелени маячила только башня. Таким образом, Адмиралтейство с севера оказалось загроможденным каменными мешками, особняками набережной, с юга закрылось садом.

Помещения Адмиралтейства неоднократно переделывались и приспосабливались для различных целей. Особенно сильно коснулось это западного крыла, где в конце XIX в. по середине фасада устроили министерский подъезд с новой парадной лестницей, украшенной лепным убранством. Залы превратили в обширную квартиру морского министра.

С каждым годом все больше терялись детали старинного художественного убранства – лепка, росписи, адмиралтейская мебель специального рисунка. Лепные орнаменты сбивались или исчезали под толстыми слоями красок. Замалевывались росписи. Многие помещения превращались в простые казармы. Исчезла художественная прелесть адмиралтейских помещений.

В годы Первой мировой войны полностью была закрыта аркада, подобно гостиному двору шедшая вдоль всего здания по двору. Длинный коридор под сводами был «нарезан» на десятки новых небольших комнат.

В 1926 г. в Адмиралтейство возвращается Военно-морское инженерное училище и прочно оседает здесь на многие годы, все более расширяясь и занимая всё новые помещения. В 1929—1935 гг. надстраивается восточный дворовый корпус, возводятся некоторые постройки во дворе.

В 1926 г. производится капитальная реставрация и ремонт ряда парадных комнат, отводимых под аудиенц-залы и кабинет Наркома военно-морского Флота СССР, и лестницы главного подъезда. В 1940 г. возобновляется повторный ремонт некоторых комнат и приводится в должный порядок бывший церковный зал, превращенный в клубный зал училища. В нем подвешивается новая богатая люстра с тысячами деталей граненого стекляруса.

В 1928 г. было произведено последнее золочение купола и шпиля с предварительным капитальным ремонтом конструкции. Во время этих работ 13 февраля 1928 г. был вскрыт шар адмиралтейской иглы, в котором комиссия Главнауки обнаружила металлический ящик. В числе содержимого ящика была медная позолоченная доска (размером 22 Х 18 кв. см) с надписью: «Перекрытие шпица Главного Адмиралтейства новыми позолоченными листами произведено в 1886 г.». Кроме того, в ящике лежал конверт с фотографиями царствовавшего в то время Александра III, его жены и наследника. Другой конверт содержал документы, относящиеся уже к 1901 г., когда вновь была вызолочена игла.

В шаре также лежали три газеты от 25 октября 1886 г.: «Новости» № 293, «Биржевая газета» № 294 и «Петербургская газета».

Реставраторы сохранили эти документы в том же ящике и присоединили к ним новые, в том числе и номер «Красной Газеты».

В начале войны в Адмиралтействе сносятся во дворах почти все деревянные строения, чердачные деревянные конструкции покрываются суперфосфатом – раствором, замедляющим возгорание. Организуются посты МПВО на чердаках, оснащенные клещами для зажигательных бомб, лопатами, баграми, ящиками с песком, бочками с водой. Хотя Адмиралтейство и в самом центре города, тем не менее, оно также должно было стать крепостью. Закладывается большинство окон первого этажа кирпичом и устраиваются стрелковые амбразуры. Некоторые помещения приспосабливаются под бомбо– и газоубежища.

Штаб МПВО города включает Адмиралтейство в число объектов, подлежащих маскировке. Небольшая бригада архитекторов: Н. Навроцкая, Ю. Гремячинская, Ф. Олейник и художник К. Фантгоф в августе 1941 г. предложили проект, по которому хорошо знакомые сверху очертания плана Адмиралтейства должны были быть искажены до неузнаваемости.

«Длинная сторона фасада Адмиралтейства, обращенная к саду, декорируется под парк: на крыше проводится дорожка, дымовые трубы и слуховые окна декорируются под кусты и деревья, силуэту крыш в плане, путем набивки дополнительных козырьков, придается извилистая форма, а сама крыша и стены здания раскрашиваются под зелень пятнами из зеленой, желтой и черной красок, которые на расстоянии читаются аллеей деревьев, подобно существующему саду. Башня маскируется в конусообразную форму зелени, которая сверху может быть принята за большую клумбу, а для аналогии в парке фонтан декорируется аналогичным башне образом под клумбу, равную по размеру в плане – башне.

…Павильон, обращенный в сторону Зимнего дворца, маскируется под жилой дом, который сливается в ряд существующих жилых домов».

Однако висячие и нарисованные «сады» на месте Адмиралтейства вряд ли могли замаскировать этот объект, на который ведут три луча главных улиц города и место которого безошибочно может быть определено на рисунке дельты Невы.

Поэтому здание Адмиралтейства решено было не маскировать, но нужно было немедленно убрать блеск золотого шпиля и купола. Ведь Адмиралтейский и Петропавловский шпили, купол Исаакиевского собора, благодаря своим ослепительным, горящим золотом бликам, загоравшимся в солнечных лучах и мерцавшим на сером фоне пасмурного неба, видны были за десятки километров. А немцы подходили всё ближе к Ленинграду. По этим ясным шпилям и куполам им легко было корректировать свою стрельбу по городу, створы высотных точек давали немцам возможность точной ориентировки.

Штаб МПВО города поручил маскировку шпилей и куполов города Государственной инспекции по охране памятников. Архитектор С. Давыдов сумел организовать группу альпинистов, которые, подобно Телушкину, взялись одеть Адмиралтейский шпиль в маскировочный халат без всяких лесов.

Инициатива архитектора О. Шилиной не красить поверхность шпиля, а покрыть его маскировочным чехлом из мешковины спасла позолоту и сберегла ее до победного дня завершения войны.

Первая задача – укрепление блока на вершине шпиля – была решена остроумно с помощью воздушных шариков-попрыгунчиков. На таких шарах поднялся к вершине шпиля верхолаз, лейтенант В. Судаков, и прочно укрепил блок, перекинув через него канат. Ну а дальше, когда был из мешковины в Адмиралтейской швальне сшит чехол, – им и были обтянуты грани золотого шпиля и купола ловкими руками верхолаза О. Фирсовой, бесстрашно сидевшей на высоте на тонкой доске, подвешенной на петлях к блоку.

В декабре 1941 г. на крышу и дворы Адмиралтейства было сброшено с вражеских самолетов несколько зажигательных бомб, к счастью не давших ожидаемого эффекта. В Адмиралтействе не возникло пожаров. Тогда же в вестибюль главного подъезда попал снаряд и повредил фигуру Афины.

Днем 4 апреля 1942 г. вражеская бомба, сброшенная с самолета, попала в угол парапета башни. Две фигуры из числа двадцати восьми уничтожены и две искалечены до неузнаваемости, десять других изранены осколками.

Бомбы, сброшенные ночью 25 января 1943 г. вблизи Адмиралтейства, привели к разрушению части живописных плафонов зала Адмиралтейского Совета.

Снаряд в декабре 1941 г. попал внутрь вестибюля Главного подъезда и ранил чудесную фигуру Афины, гордо возвышавшуюся на своем пьедестале у лестницы.

За все дни блокады города на Адмиралтейство и территорию, непосредственно его окружающую, было сброшено 18 фугасных бомб с самолета и 58 снарядов дальнобойной вражеской артиллерией. Значительный ущерб, нанесенный зданию, мог бы быть еще значительней, если бы не самоотверженная работа аварийно-восстановительной группы Адмиралтейства. Сотни квадратных метров разрушенных стропил и кровли восстанавливались, несмотря на стужу, зимой, и работа продолжалась в долгие белые вечера летом, дабы весенние или осенние дожди не погубили потолков десятков ценных помещений. Флот строил Адмиралтейство, и Флот его оберегал.

Особенной заботе подвергалось художественное убранство. Известный и старейший реставратор, художник В. Щербаков, в застывших громадных залах Адмиралтейства, высоко, на примитивно сколоченных лесах, обогревая руки об электрическую лампочку, в 1942 и 1943 гг. снимал на кальку всю старинную роспись, дабы сохранить точные очертания контуров.

На цветовых эталонах – фрагментах росписи в натуральную величину в цвете – запечатлевались подлинные цвета живописных плафонов. Кальки росписи были важнейшим документом при последующей реставрации живописи в 1944 г.

Архитекторы О. Шилина и М. Тарановская производили обмеры ценных помещений и деталей художественного убранства. Много сложнее было сохранить скульптуры. Если различные повторяющиеся лепные украшения порезки карнизов, маски над окнами  можно было снять с места и в качестве образцов сохранить в надежном укрытии, то как же было поступить с уникальными фризами и украшением фронтонов, с отдельными громадными скульптурами, сросшимися со зданием?

В ноябре—декабре 1941 г. были разработаны проекты укрытия четырех воинов, нимф с глобусами и барельефов во фронтонах.

Принцип был тот же, который применялся на монументальных скульптурных памятниках города: Медном всаднике, памятниках Николаю I, Ленину, Кирову и др. Скульптура должна была быть укрыта футляром с предохранительной засыпкой из песка.

Но реализовать эти проекты в зимние дни 1941—1942 г. не было возможности: люди и без того несли непомерную нагрузку в условиях блокады.

Тогда родилась мысль – провести консервационный ремонт колоссальных барельефов портиков и башни. От бесконечных сотрясений, поражений осколками все барельефы пришли в угрожающее состояние. Алебастровые доски с лепкой разошлись по швам, отстали от плоскости стен, куски лепки обваливались на глазах.

И вот шестидесятилетний скульптор Я. Троснянский согласился взять на себя этот труд. С 1942 г. он изо дня в день, невзирая на непогоду и свист проносящихся над головой снарядов, забирался по подвешенной к крыше лестнице на карнизы фронтонов и там, без всяких лесов и ограждений, опоясав себя пожарным поясом, реставрировал барельефы.

К октябрю 1943 г. работа закончилась. Барельефы были спасены.

Наступил январь 1944 г. Отгремел салют над Невой, оповестивший мир о ликовании ленинградцев в связи со снятием блокады. С Невских павильонов и башни Адмиралтейства взвились в тот вечер тысячи цветных ракет. Орудия, стоявшие у стен Адмиралтейства, озарили вспышками залпов стройный силуэт башни и длинные стены постройки. И естественным было для всех, когда на бронзовом диске медали «За оборону Ленинграда» увидели башню и шпиль Адмиралтейства.

Снова стены старинного здания огласились строительным шумом. Вся громадная работа по восстановлению была осуществлена в основном за 1944 г. строительной организацией Инженерного отдела Военно-Морского Флота. Со всей научной и художественной точностью реставрировалось лепное и живописное убранство, а в двенадцати комнатах удалось восстановить лепку, утраченную много лет назад, задолго до войны.

Смотреть на здание Главного Адмиралтейства хорошо всегда и при всяком освещении: и тогда, когда оно озарено ранними утренними лучами и его башня затенена с одной грани, и в ясный, солнечный день, когда шпиль горит ослепительным блеском и пронзает синеву неба, и тогда, когда четкий, как бы выточенный из камня стройный и красивый темный силуэт башни рисуется на закатном небе и слегка мерцает купол или игла в белую ночь…

Мы с вами стоим на узком мостике под самым шпилем Адмиралтейства на высоте 40 метров от земли. И если закинуть голову далеко назад, то ясно рисуется на вершине шпиля золотой кораблик – старинный парусник, символ мореходства, который, слегка поворачиваясь по ветру, как будто проносится мимо облаков и плывет в беспредельной лазури.

Кораблик, как шар и корона, нам кажутся гораздо большими, чем с земли. Но все же трудно представить себе, что высота корабля около двух метров, а диаметр шара под ним в один метр. Глаз скользит по граням шпиля, и взгляд уносится далеко вперед, охватывая панораму Невы и грандиозного города. С этого балкончика, как с капитанского мостика гигантского корабля, можно охватить очертание всего Адмиралтейства, которое своими рукавами подходит к самой Неве.

Всего в первой четверти XVIII в. в России было построено около 900 военных судов, в том числе в Петербурге – 262. Из 48 линейных кораблей, имевшихся в русском флоте в конце царствования Петра I , 23 были построены в петербургском Адмиралтействе, а из 305 галер и полугалер 203 построены на Галерном дворе в Петербурге.

За все двадцатилетие царствования Елизаветы (1741—1761) на петербургской Корабельной верфи было построено всего 10 кораблей и несколько мелких судов (меньше, чем в Архангельске). Только за 1740—1747 гг. было недодано Адмиралтейству на нужды кораблестроения около миллиона рублей.

Всего в середине XVIII в. в Петербурге и его районе насчитывалось 5 судостроительных и судоремонтных верфей.

Заметное оживление в судостроительной промышленности Петербурга наступило только во второй половине XVIII в., когда вновь должным образом была оценена в правящих сферах необходимость сильного флота для России.

***

Семен Кирсанов

Золотой корабль

На золотой игле —

кораблик золотой.

Лет двести пятьдесят

летит он над водой.

На полных парусах

уходит в море флот.

Лишь этот никуда

кораблик не плывет.

Открыли острова

и Берингов пролив,

других на берега

выбрасывал прилив.

Другие подошли

и к Северной Земле,

и только он один —

ни с места – на игле.

И столько лет стоять,

и видеть чей-то путь,

и по такой реке

не плыть и не тонуть…

Но это ничего.

Кораблик терпелив.

Смирился он, что жил,

морей не переплыв.

А я вот за него

испытываю грусть,

корабликом таким

я сам себе кажусь —

без рейсов и морей,

поставленным на шпиль,

но позолотой всей

осыпавшимся в пыль…

Бывает, что и грусть…

Но ты не прав, поэт,

кораблик-то пришел

к нам из Петровых лет,

и Новую Страну

открыл у невских вод,

и дальше – в добрый путь

кораблик поплывет.

По компасу звезды

плыви в вечерней мгле,

кораблик золотой

на золотой игле!

1958 г.

***

Адмиралтейский шпиль как бы перекликается через Неву со шпилем Петропавловской крепости, и они служат ориентирами судам, следующим по широкому руслу Невы.

Великое произведение архитектуры никогда не бывает только зданием. В нем узнает себя целый город…

ПЕРВЫЕ ЖИТЕЛИ САНКТ-ПЕТЕРБУРГА

Питер  бока повытер.

Кто же эти люди, пришедшие в столь гиблые места и возводившие такую красоту?

Первыми русскими, вступившими на берега Невы, были солдаты, с которыми Петр I совершил свой поход из Шлиссельбурга к устью Невы весной 1703 г. Они же стали и строителями крепости. Вместе с солдатами крепость строили местные жители – финские и ингерманландские крестьяне. Пригнали сюда и пленных шведов. Но солдат и местных жителей было слишком мало для свершения такого грандиозного замысла.

С самого начала надо было решить вопрос об обеспечении строительства рабочей силой. Постройка крепостных сооружений – городов, так называемое городовое дело, была одной из очень старых повинностей тяглого населения Русского государства. Строительство Петербурга  исключительное по темпам, масштабу и разнообразию работ  представлялось Петру I делом государственно первостепенным. Сюда были переброшены люди, собранные для предполагавшегося обширного строительства крепостных сооружений в районе Ладожского озера и Невы – крепости Шлиссельбурга и др. В 1704 г. в Петербург для «городового дела» вызывается из разных губерний до 40 тыс. работных людей – крепостных помещичьих, государственных крестьян и др. Эти 40 тыс. были распределены на три смены двухмесячной работы с началом для первой смены 25 марта, для второй – 25 мая и для третьей – 25 июля. Такие распоряжения повторяются и в последующие годы, но с 1708 г. вызывались ежегодно две смены, причем работа для каждой смены была определена в три месяца с явкой на работу 1 апреля и 1 июля. Количество людей, ежегодно высылаемых на строительство, не опускалось ниже 24 тыс. На тяглое население падала вся тяжесть не только выделения работных людей, но и полного материального обеспечения их и в пути, и на работе. Выдаваемая этим работным людям плата за работу шла из денег, специально для этой цели собираемых правительством с тяглого населения тех же губерний – с людей, «которые в домех оставались».

«А хлеба и запасу тем работным людям взять с собою, – говорится в царском указе, – чем мочно в дороге сытым быть до указанного места и до Санктпетербурга, а больше того хлебных запасов не имать, для того в Санктпетербурге дано будет им ... хлебное жалованье и денег по полтине на месяц каждому...».

«Хлебное жалованье» было невелико: «полуосмина муки да круп по малому четверику». Не приходится говорить, что для человека, занятого тяжелым физическим трудом, это «жалованье» было совершенно недостаточным. К тому же и выдавалось оно не всегда полностью. Сама казна уменьшала это содержание, да многое расхищалось и оставалось в руках чиновников.

Инструкции указывают и инструмент, с каким должны были отправляться работные люди: топор на каждого человека и на 10 человек долото, бурав, пазник и скобель. Этот набор говорит, что вызываемые работные люди наряду с черной работой должны были выполнять и плотничные работы.

Жили в землянках, в шалашах или в наспех сколоченных лачугах. Ни в одном документе петровского времени нет никаких упоминаний о строительстве помещений (хотя бы и временных) для многих тысяч работных людей, ежегодно прибывавших в Петербург.

При тогдашнем бездорожье очень трудным и изнурительным был путь от дома до Петербурга, особенно для высылаемых из дальних губерний. Это видно на примере одного из донесений о работных людях Московской, Смоленской, Казанской и Архангелогородской губерний, выполнявших сезонные работы в 1712 г.: из 6597 человек, принятых «приводцами» (назначаемыми для сопровождения работных людей в Петербург из дворян этих губерний) на месте отправки, 14 умерли в дороге, 387 человек заболели и оставлены в пути, а 441 – сбежал по дороге. Не дошло до Петербурга свыше 840 человек, или 2,75%.

В 1717 г. был такой случай. Работные люди направлялись в Александро-Невский монастырь. На перекличке и на трех смотрах все были налицо, но в дальнейшем, в дороге, они «собою переменились детьми и братьями своими малыми», и в Петербург вместо взрослых людей прибыло много малолетних. Когда вставал вопрос о существовании всей семьи, приходилось жертвовать малолетними, чтобы дома могли остаться взрослые работники, способные прокормить семью.