Текст книги "Мрачные ноты (ЛП)"
Автор книги: Пэм Годвин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)
– Она упрямо отказывается принять мои условия. – Я запускаю руку в свои волосы, которые падают на лоб. Господи, мне нужно подстричься. – Это не имеет к ней никакого отношения.
– Ох. – Мамины настойчивые голубые глаза блуждают по моему лицу в поисках ответа. – Дело ведь не в твоей машине?
– Нет, мою машину вернули вчера вечером.
Хотя это привело меня в чертовски хорошее настроение. Проводив взглядом уходящую Айвори, я вернулся на стоянку, и не обнаружил машину. Она исчезла. Ее просто взяли и на хрен угнали. Мне пришлось позвонить Деб, чтобы она отвезла меня в полицейский участок. Когда она высадила меня у дома, стоя у порога, я заявил ей, что не собираюсь трахать ее. Хотя должен был быть благосклонен к ней за помощь в деле с мужем Беверли Ривард и за этот случай с машиной. Но я был чертовски расстроен, чтобы позволить ей войти.
GTO был не единственным, что я потерял в парке в тот день.
Копы нашли мою машину: она была полностью выпотрошена изнутри. Потребовались недели, чтобы привести ее в отличное состояние.
Но Айвори... Я сжимаю бутылку в руке. Я делаю все от себя зависящее, чтобы восстановить то, что происходит между нами. Притяжение сейчас сильнее обычного, оно возгорается, как раскаленный уголь. Шипит и искрит, когда я сажусь рядом с ней за пианино, когда я шлепаю ее по запястьям за то, что Айвори пропустила ноту. Трещит и лопается каждый раз, когда наши взгляды встречаются.
Первая совместная неделя прошла так чертовски быстро, что мои нервы все еще на пределе. Если бы я не отстранился, она была бы сейчас в моей постели, ее семнадцатилетнее тело изгибалось подо мной, а огромные обожающие глаза умоляли бы о невыполнимом: о Леопольде, открытых отношениях. О моем сердце…
Она слишком молода, чтобы отделять секс от любви, а я потерял интерес ко всему, кроме физического удовольствия.
Когда-нибудь мы добьемся того, чего хотим, а ее недоверие к мужчинам может стать невосполнимым.
Мама интуитивно наблюдает за мной, мягкое выражение ее лица окаймляют черные волосы, спадающие на плечи. Она протягивает руку, чтобы пальцами ухватиться за выбившийся локон, и, изучая меня, водит им взад и вперед по подбородку. Я пью пиво и игнорирую ее.
– Ты встретил кого-то. – Она опускает руку и наклоняет голову.
Приехали.
– Нет, Я...
– Эмерик Майкл Марсо, не лги своей матери.
Я встаю и иду к стойке. Опираясь на неё бутылкой, балансирую на выступе.
– Не собираюсь это обсуждать с тобой, мам.
Я хочу, но если произнесу это вслух, то все мои слова превратятся в реальность.
Слышу приближающиеся шаги отца.
– Что именно обсуждать?
Его очки съехали на кончик носа, а сам он уткнулся в телефон.
– Эмерик кое с кем познакомился. – Мама улыбается поверх бокала, не сводя с меня глаз.
Не отрывая взгляда от телефона, он проходит мимо, дотрагиваясь до ее шеи.
– Будем надеяться, что она лучше предыдущей.
Лучше? Джоанн – это реальность.
Что касается Айвори, она как дурманящий, покрытый мраком сон, что снится по ночам, преследует глубоко в сознании. Но днем она – предоставляющая угрозу фантазия, которая заставляет мужчин творить нечто, вытаращив глаза.
– Кто она? – Мама продолжает потягивать вино.
– Она под запретом, – быстро говорю я и поворачиваюсь к папе. – Ну и как новый врач, которого ты нанял для работы в клинике?
– Он... в порядке. – Сдержанность усиливает его голос.
Конечно, он понимает, что я меняю тему.
Отец кладет телефон в карман и опускается на стул напротив мамы.
– Эта женщина замужем?
Я качаю головой и гляжу себе под ноги.
Сегодня суббота. Предполагалось, что я буду находиться в номере отеля во Французском Квартале, сжимая огромные сиськи Хлои, и шлепая задницу Деб, заставляя источать запах секса. Но в тот момент, когда я забрался в GTO, я вспомнил об Айвори. Поддаваясь подсознанию, взялся за руль и спустя несколько минут уже был на подъездной дорожке родительского дома на Гарден Дистрикт.
Потому что мне необходимо поговорить об этом. Если и есть кто-то в этом мире, кому я доверяю, то они находятся в этой комнате. Моим родителям известно о сделке, которую я заключил с Беверли, а также о каждой грязной детали моих отношений с Джоанн. Они ни разу не осудили меня. Черт, они наняли команду адвокатов, которые убедили Джоанн отказаться от обвинения в изнасиловании.
– Неужели она... – Мамин вопрос звучит тревожно. Затем наступает осознание. – О нет, Эмерик.
До того, как мама стала проректором Леопольда, она была учительницей средней школы. Когда я был мальчишкой, миссис Лора Марсо была слишком хорошенькой, чтобы иметь уже сына с толпой поклонников-подростков, включая парней, с которыми я водился. Даже в свои пятьдесят с лишним лет она по-прежнему смотрит на меня с нежным выражением лица юной девушки, тепло улыбаясь.
Этот немигающий взгляд, проникает сквозь меня, потому что она знает. Я кое-что не договариваю.
Я поворачиваюсь к стойке и упираюсь руками в гранитную поверхность, плечи опускаются под тяжестью слов.
– Все кончено.
– Что именно? – наполненный беспокойством голос матери раздаётся позади меня.
– Садись, – велит не так ласково отец.
Я допиваю пиво, беру еще и сажусь на стул между ними.
– Она студентка последнего курса в Ле Мойн. – Я ставлю пиво на стол, прежде чем продолжить: – Когда она вошла в мой класс в первый день... клянусь богом, я подумал, что она учительница. – Провожу рукой по лицу и делаю еще один глоток алкоголя. – Она не похожа на старшеклассницу.
Мама перегибается через стол и кладет руку мне на запястье.
Родители не прерывают меня, когда я рассказываю о финансовом положении Айвори, о ее музыкальном таланте, о моих подозрениях в жестоком обращении, о визите к Стоджи и ее желании обучаться в Леопольде. Они обмениваются встревоженными взглядами, когда я упоминаю о поцелуе в парке и о своих последних пяти неделях ада. Я даже признаюсь, что ездил по улицам после частных уроков, пытаясь отследить ее путь до автобусной остановки. Но она никогда не пользуется одним и тем же путем, мне так и не удалось отследить ее.
Желание поделиться о самом важном и сокровенном одерживает надо мной вверх.
– Я отшлепал ее. На занятиях.
Их лица бледнеют, но никто не спрашивает, было ли это по обоюдному согласию. Доверие моих родителей ко мне безграничное, отчего становится легко выплюнуть последнее:
– Моя коллега застала нас, когда ученица сидела у меня на коленях. – Опять этот чертов Шривпорт. – Позже я шантажировал ее.
Мама тянется за вином, которое выпивает залпом.
Когда я встречаюсь с отцовским взглядом, он откидывается на спинку стула, снимает очки и протирает их складками рубашки.
– Каким образом?
– Тебе лучше не знать.
– Что ж, – мама встаёт и идет к стойке, чтобы наполнить свой бокал, – ты, определённо знаешь, как поиграть на нервах у общественного восприятия, но я догадываюсь, в кого это у тебя. – Она возвращается к столу, сверкая глазами в сторону папы. – Твой отец любитель шлепать...
– Мам, – стону я, – не начинай.
Она опускается в кресло, выражение ее лица становится серьезным.
– Ты говорил, она талантливая пианистка? Она заслуживает место в Леопольде больше, чем тот, кого ты хочешь, чтобы я протолкнула?
Несмотря на то, что мама на пенсии, она по-прежнему раз в месяц летает в Нью-Йорк на заседания правления. Даже после моего рассказа, я знаю, она придерживает место для одного из моих подопечных.
Сделка с Беверли мучает меня уже несколько недель. Айвори создана для Леопольда. Не потому, что она красива, искренна и её необходимо спасти. Она олицетворяет все вышеперечисленное собой. Но я в долгу перед ней, потому что она лучшая пианистка в Ле Мойн. – Без сомнения, она заслуживает это место. – Мне становится трудно дышать – Она невероятная.
– Ты в затруднительном положении. – Мамина рука находит мою и сжимает пальцы. – Я не завидую тебе, но, милый, если ты продолжишь с ней отношения, они не закончатся Шривпортом.
Я не совершал преступления с Джоанн. Наши отношения имели обоюдное согласие, они не являлись противозаконными. Но Айвори? Проступки между учениками и учителями не так просто взять и смести под ковер. Подобное пестрит в заголовках новостей. Даже самые лучшие адвокаты в мире не смогут спасти меня от обвинений, которые последуют, если нас застанут вместе.
– Ты должен сократить свои потери, сынок. – Отец надевает очки на нос, кладет руки на стол и наклоняется. – Бросай эту чертову работу, раз и навсегда покончи с Джоанн и, если придется, уезжай из штата. Дерьмо из Шривпорта может преследовать тебя до сих пор.
Мама качает головой.
– Фрэнк, не стоит говорить об этом. Наша семья наконец-то снова вместе в Новом Орлеане и...
– Нет, мам. Он прав. – Я встаю из-за стола и выливаю недопитое пиво в раковину.
Я уже безумно опьянен Айвори Вестбрук и не знаю, как долго ещё продержусь, не давая слабину.
Я могу сохранить работу, пытаться игнорировать это запретное влечение, в противном случае потерпеть неудачу, рискуя попасть в тюрьму. Или могу уйти из Ле Мойн, черт побери, избавиться от искушения, чтобы никогда больше ее не видеть.
Грудь сжимает боль от мучительной правды. Я знаю... Боже, помоги мне, я знаю, что мне нужно сделать.
Глава 19
АЙВОРИ
– Это ты во всем виновата!
Внутри меня все переворачивается от пронзительного крика матери и ненависти в ее темных глазах.
Я даже не знаю, в чем меня обвиняют. Сейчас середина ночи, и она ворвалась ко мне в комнату, включив свет и разбудив меня своим безумным воем.
Лежа на диване, на котором я всегда сплю, я подтягиваю ноги ближе к телу, сворачиваясь в клубок и прижимая Шуберта к груди.
– В чем? В чем моя вина?
Мама вернулась домой месяц назад, оплакивая парня, который ее бросил. Она плачет по нему до сих пор.
– Если бы не ты... – Она начинает шагать по гостиной и спотыкается о собственные ноги, дергая за стриженные пряди волос. – Чертова эгоистка!
Когда-то она была хорошенькой, пухленькой и соблазнительной, с радостным блеском в глазах. Но наркотики и горе высушили ее тело. При виде неё у папы разрывалось бы сердце.
Если меня не примут в Леопольд, если я никогда не найду выход из Трема, меня ждет то же самое? Всякий раз, когда я думаю о будущем, то вижу себя, навсегда прикованной к Лоренцо и его жестокости. Как я могла не пристраститься к наркотикам, чтобы избегать мучений от его прикосновений? Такое будущее пугает меня, но и закаляет. Я выберусь отсюда любой ценой.
Мама, спотыкаясь, идет по комнате, царапая свое впалое лицо, словно пытаясь убрать то, чего там на самом деле нет. Должно быть, она пришла в себя от того, что принимала. Все ее тело содрогается.
Она винит в этом меня. В своём несчастье. Я – причина, по которой она употребляет, причина, по которой бедна, причина, по которой не может найти работу или завести парня.
Полагаю, в каком-то смысле я виновата в ее страданиях. Мне хочется подойти к ней, обнять и утешить. Но она терпеть не может проявления моих чувств.
Позади дома раздаются шаги. Я утыкаюсь носом в успокаивающий кошачий запах Шуберта, стараясь выровнять дыхание.
Лоренцо и Шейн входят в гостиную, оба одетые в джинсы и футболки. Они куда-то собрались или откуда-то вернулись домой? Часы на столике показывают 3:15 утра. Я протираю глаза. Мне нужно быть готовой к учёбе уже через два часа.
Лоренцо отстраняется от мамы, когда Шейн подходит к ней, убирая руки с ее лица.
– Мам, прекрати. Ты делаешь себе больно. – Он поправляет бретельки ее ночной рубашки на костлявых плечах и сердито смотрит на меня. – Почему ты позволяешь ей проделывать это с собой?
Серьезно? Я сажусь, держа Шуберта на коленях.
– Я не собираюсь кормить ее наркотиками.
Лоренцо откидывается на противоположном конце дивана, с интересом наблюдая за мамой. Я провожу дрожащей рукой по шерстке Шуберта. Лоренцо ничего не предпримет. Возможно, он даже не посмотрит на меня.
Когда мама возвращается домой вся в слезах, её присутствие обеспечивает мне безопасность. Они с Шейном не верят моим обвинениям в том, что Лоренцо постоянно причиняет мне боль, но тот всегда ведет себя тихо в их присутствии. Я избегала грохота его мотоцикла по пути из школы, и он даже не прикасался ко мне с тех пор, как мама вернулась домой. Тем не менее, я ощущаю его нетерпеливое желание.
Мамин взгляд на мгновение смягчается, когда она смотрит на Шейна, пока он не пересекает комнату, чтобы остановиться возле меня.
– Ты забрала у меня все.
Мне становится тяжело глотать.
Мама подходит ко мне, почесывая костлявую руку.
– Лучше бы ты никогда не рождалась.
Слезы щиплют глаза. Это говорят в ней наркотики.
Подходя ближе, ее более трезвый, ясный взгляд выдаёт сам себя.
– Ненавижу тебя, маленькая эгоистичная сучка.
Слезы наворачиваются на глаза, и, хотя она говорила мне подобные слова тысячу раз, я все еще пытаюсь достучаться до нее.
– Я люблю тебя, мама.
Она бросается ко мне, крича во все горло, пока Шейн не ловит ее за локоть, оборачивая руки вокруг талии.
– Ненавижу тебя. Я ненавижу тебя. – Она дергается в его руках, пытаясь добраться до меня. Грудь выскакивает из тонкой ночной рубашки. – Ты разрушила мою жизнь!
– Да мам. – Шейн выпроваживает ее из комнаты. – Сейчас дам тебе все, что нужно.
Ей не нужны наркотики, которые он собирается влить в её исхудавшее тело. Ей нужна работа, стремление и чертов хребет.
Я сворачиваюсь калачиком рядом с Шубертом и сосредотачиваюсь на потолке, пытаясь остановить слезы. Может, мне тоже нужен хребет.
Ее крики эхом разносятся по дому, под конец перерастая в рыдания.
– Он любил ее больше. Он забрал у нас все, Шейн, и отдал ей.
Мое сердце сжимается в груди, и слезы катятся градом. Я жду, когда диван прогнется, и когда это случается, Шуберт вырывается из моих рук.
Бедром Лоренцо двигает мои ноги под себя. Он наклоняется и заставляет лечь на спину, вены на его шее бьются под татуировкой с надписью «разрушай».
– Думаешь, что сможешь избегать меня вечно?
– Таков план. – Я прижимаюсь к его груди, и новый поток слез щекочет мои уши.
Его черные глаза становятся еще темнее.
– Такая чертовски красивая.
Он засовывает руку между моих ног, но взбитое одеяло мешает ему. На мгновение я представляю, как открывается входная дверь и на пороге стоит мистер Марсо с ужасающим взглядом. Бьюсь об заклад, Лоренцо испугался бы его, и, возможно, оставил бы меня в покое.
Но мистер Марсо не вернется в Трем. Не сегодня. Не когда-либо.
В порыве гнева я пихаюсь и толкаюсь, ударяясь о ребра Лоренцо, и пытаюсь выпутаться из одеяла, чтобы убежать. Он хватает мои колени и держит их неподвижными. Я царапаю его руки, мои легкие задыхаются от учащенного пульса.
Когда тяжелые шаги Шейна приближаются, мы оба замираем.
Лоренцо убирает руки и смотрит перед собой, когда Шейн входит в комнату.
– Слишком близко сидишь к ней, придурок. – Брат шлепает Лоренцо по голове. – Отодвинься.
Я делаю глубокий вдох и поправляю одеяло.
– Я все равно еду домой. – Лоренцо встает и обменивается рукопожатием с Шейном, хлопая ладонями и постукивая костяшками пальцев.
Когда дверь закрывается позади него, Шейн плюхается на диван рядом со мной и достает пачку сигарет из кармана.
В моих венах бушует адреналин, поигрывая на нервах.
– Я не хочу, чтобы он приходил сюда.
– Закрой на хрен свой рот, Айвори. – Он закуривает и откидывается на спинку дивана.
Я решаю попробовать заново.
– Он меня насилует, Шейн.
Лицо его краснеет, затем становится темным, когда он тычет сигаретой в сторону двери.
– Этот парень спас мне жизнь в Ираке, – произносит он громким голосом, и его руки трясутся. – Если бы не он, меня бы здесь не было. Так что, пока ты не перестанешь скакать в своих маленьких шортах и дразнить его гребаными сиськами, помни об этом. Помни, этот парень – причина, по которой я жив.
Я уже слышала эту историю, но спасение чьей-то жизни не дает ему права заниматься сексом с сестрой друга. И разве братья не должны защищать своих сестер? Может, он думает, что я недостойна такой любви.
Я плотнее закутываюсь в одеяло, говоря тихо и бессмысленно:
– Я не скачу, просто у меня мало одежды. Это мамины шорты.
– Еще одна вещь, которую ты отняла у нее.
Может быть, он ударит меня, и тогда мистер Марсо доложит о новых ссадинах? Но, черт возьми, я не могу ему позволить дальше издеваться надо мной. – Я оплачиваю счета. Не ты. И не она. Мама ни разу не спросила меня о школе или о том, где я беру деньги. Но там я надрываю задницу, чтобы быть уверенной, что мы не потеряем этот дом.
Он затягивается сигаретой с напряженным выражением лица.
– Да, держу пари, ты работаешь своей задницей. Откуда ты их берёшь? – Он бросает на меня косой взгляд. – Ты, на хрен, шлюха?
Стыд подкатывает к горлу. Я качаю головой. Боже, если бы он знал? Даже не хочу представлять, чтобы он тогда сделал.
– Да и на*рать. – Он встает и стряхивает пепел на пол. – Пошла ты. – Он подходит к входной двери, открывает ее и смотрит на меня через плечо. – Знаешь, мама права. Отец продал наше будущее, чтобы купить твое. Он любил тебя больше.
Дверь захлопывается за ним, и из моих глаз брызжут слезы.
Все ясно. Что ж. Их неприязнь ко мне из-за двухсот тысяч долларов.
Когда я выключаю свет и возвращаюсь на диван, Шуберт присоединяется ко мне, в темноте мурлыча и уткнувшись носом в мою грудь. Иногда мне кажется, что любовь Шуберта – продолжение папиной любви. Он выбрал его, удивив меня этим подарком, и умер на следующий день, будто знал, что это произойдет. Он хотел убедиться, что часть его сердца осталась с этим котом для моего утешения в особенные для меня времена.
Но не думаю, что папа любил меня больше, чем их. Он просто пытался помочь мне с образованием. Хотя могу представить, что они должны чувствовать. Я едва могу дышать после отказа мистера Марсо, а это даже близко не было любовью.
По крайней мере, Марсо не отменил частные уроки. Я была бы рада этому, но последние пять недель только злили меня. Чертовски злили. Его строго профессиональные отношения и холодное поведение ежедневно напоминали о том, что я недостаточно хороша.
Недостаточно хороша для Леопольда. Не настолько, чтобы рисковать, имея отношения со мной.
Глава 20
ЭМЕРИК
Несмотря на мои опасения относительно будущего Айвори, я пытаюсь сосредоточиться на своей жизни. Остаток уик-энда провожу в поисках новой работы. К вечеру воскресенья я подал заявки на несколько вакансий на вторую половину учебного года за пределами штата.
Мне ненавистна мысль, что я могу покинуть Луизиану. Напоследок оставил еще не решенную проблему с Джоанн. Но у меня есть несколько вариантов, и, может быть, включив самоконтроль, я сохраню профессиональные отношения с Айвори, пока эти возможности не принесут результатов.
Но от этого мне не становится легче. На следующее утро, пересекая стоянку кампуса и предвкушая встречу с ней, я жизнерадостно насвистываю песню «Спокойствие», подражая манере исполнения Аксела Роуза. С каждым приближающимся шагом к Кресент-Холл моя кровь бурлит, а мышцы напрягаются сильнее.
Размышляя над случившимся дерьмом, вхожу в здание. Я смогу прикоснуться к ней сегодня, если уйду из школы. Всего лишь один раз. Ощутить еще раз вкус ее губ. Вот и все. Черт, почему я подумываю уйти? Я не могу ее бросить. Как я буду дышать без Айвори? Все это чушь собачья.
Удаляюсь подальше от класса и, словно одержимый, поворачиваю к центру кампуса.
Я провожу рукой по волосам и замедляю шаг. Не помню, чтобы чувствовал себя так бесконтрольно с Джоанн. Но и преследовать ее тоже не стал. Ни в начале, ни тем более после. Я никогда не гонялся за женщинами. Никогда не приходилось. Одного этого достаточно, чтобы заставить меня задуматься, почему я вытягиваю шею и оглядываю толпу студентов, надеясь мельком увидеть длинные темные волосы. Айвори Вэстбрук засела в моей голове.
Через несколько коридоров замечаю ее, прислонившуюся к шкафчикам и улыбающуюся Элли Лэй.
От ее вида по мне растекается тепло, от которого сковывает ноги и парализует тело. Мое увлечение может показаться смешным, но вот она реальность. Я полностью загипнотизирован ею.
Она выделяется среди всех в этой школе. Не из-за поношенной рубашки без пуговицы и рваной черной юбки, а потому, что её сияющий вид затмевает ее финансовое положение, излучает красоту, которую нельзя купить. Все выглядит тусклым по сравнению с блеском ее кожи, глаз и мощной ауры. Меня так тянет к ней, что я не в состоянии рассуждать здраво.
Между нами протекает поток студентов, но ей требуется всего мгновение, чтобы почувствовать меня. Когда ее глаза находят мои, улыбка исчезает. Губы Айвори раздвигаются, а рука сжимается в кулак.
Она обижается на меня за то, что я держу её на расстоянии, и понимает, почему так поступаю. Тем не менее, мы оба знаем, что это пространство не играет никакой роли. С каждым днем оно растягивается, становится тоньше, напрягается, чтобы лопнуть и разорваться. Как сейчас.
Взглядом Айвори удерживает меня, пронзая уязвимой мольбой. Рискни. Найди способ. Ты нужен мне. Может быть, это просто отражение моих собственных мыслей, но я хочу схватить ее за запястье, разжать пальцы и держать в своей руке, обещая дать ей все, чего она захочет.
Элли дёргает Айвори за руку, и та отводит взгляд. Чары разрушены.
Я моргаю и разочарованно вздыхаю, когда внимание Элли переключается между мной и Айвори. Бл*дь.
Расслабив плечи, я киваю им, приветствуя головой, и поворачиваюсь к выходу. Слава богу, никто из студентов не заметил моего поведения. Провожу рукой по лицу и борюсь с жгучим желанием оглянуться назад.
К тому времени как добираюсь до Кресент-Холл, в моей голове кишит беспорядок бессвязных аргументов. Я могу дать нам то, что мы хотим. Но в состоянии ли защитить ее от последствий? В безопасности ли она сейчас? Когда меня нет рядом каждую чертову секунду, я понятия не имею, кто или что угрожает ей. Терпеть не могу ощущение неизвестности.
Я подхожу к безлюдному пересечению коридоров и останавливаюсь на звук знакомого голоса.
– Мне плевать, на что она согласилась. – Я слышу пронзительный рев Себастьяна Рота.
Кто она? Оставаясь вне поля зрения, я зависаю на повороте.
– Чувак, отвали.
Гнусавый голос Прескотта Риварда я узнал бы где угодно. Эти два г*ндона – неразлучные друзья, что ещё больше вызывает любопытство по поводу их спора.
– У меня с ней была договоренность... на гребаную вечность, – сердито шепчет Себастьян. – Она тебе не принадлежит.
Меня атакует паранойя. Есть только одна девушка в этой школе, на которую они пялятся целыми днями, за честь которой я надеру любому задницу. Надеюсь, ради их же блага, они спорят о ком-то другом.
По коридору эхом разносится их тяжелое ворчание, сопровождаемое скрипом ботинок. Если они завернут за угол, то увидят меня, и я стану их допрашивать. Но жду, слушая, как они ругаются, затаив дыхание. Пусть назовут её имя. Назовите, мать вашу, её имя.
– Стой! Ты помнешь мою рубашку, – говорит Прескотт. – Мы не можем здесь драться. Если моя мама услышит нас...
– Мне насрать! – кричит Себастьян.
Вдалеке несколько девушек сворачивают за угол и замирают на полпути. Я резко указываю им в противоположном направлении. Они поворачиваются и убегают.
– У тебя будут неприятности. – Себастьян понижает голос, его дыхание учащается. – Ты больше остальных трахаешь ее. Может быть, я нанесу визит дорогой мамаше и дам ей знать, на кого ты тратишь свое пособие.
Все плывет перед глазами, и руки сжимаются в кулаки, когда я ассоциирую похотливых богатых парней с красивой девушкой и ее неизвестным источником дохода.
Адреналин сотрясает мое тело и сокращает дыхание. Хочу что-нибудь грохнуть прямо сейчас. Мои пальцы впиваются в ладони от желания прибить их на хрен.
– Ты не сделаешь этого, – ядовито выплевывает Прескотт.
– А то что? – рычит Себастьян.
До меня доносится звук костяшек пальцев, врезающихся в плоть, перед тем как Себастьян попадает в поле моего зрения. Он приземляется у моих ног, его очки в пластиковой оправе криво сидят на лбу.
Худощавый хипстер, прикрыв рот ладонью, стонет и перекатывается на бок.
– Ты чертов псих!
Прескотт выскакивает из-за угла. Ни один из них не замечает меня, когда он наклоняется над Себастьяном и поднимает кулак.
– А ну встать!
Они замирают от звука моего голоса и поднимают глаза, их лица бледнеют, выдавая выражение «вот дерьмо».
Первым приходит в себя Себастьян, выбирается из-под Прескотта и вскакивает на ноги. Он поправляет очки и указывает на сына декана.
– Он ударил меня. Вы же видели это, да?
Сученыш даже не кровоточит.
Прескотт ухмыляется, не спеша поправляя галстук и не обращая на меня внимание. Я могу это изменить.
Я хватаю его за галстук и рывком поднимаю. Он пошатывается, когда я разворачиваю его тело и прижимаю спиной к стене, обхватывая рукой за горло.
– Ее имя.
Светлые волосы падают ему на глаза, губы разжимаются.
– Что?
Да поможет мне Бог, если он пихал свой член в мою девочку…
Даже не думай об этом, Эмерик.
Я прижимаюсь лицом к его лицу и позволяю почувствовать ярость моего дыхания.
– Девушка, которую ты трахаешь. Назови мне ее имя.
Его кадык сжимается, я это чувствую. Мы с ним одного роста, но я на тридцать фунтов тяжелее его. Потому что взрослее и являюсь той авторитетной фигурой, которая должна разнимать драки в коридорах, а не участвовать в них.
Я ослабляю хватку, но не отпускаю. Желаю раздавить его нескладное горло только за то, что он заразил мою голову образами, связанными с Айвори.
– За сексуальные домогательства вас могут исключить, мистер Ривард. Кто эта девушка?
– Эйвери, – выдыхает он. – Но для ясности... мы н-не... занимаемся сексом.
Эйвери, не Айвори. Имена слишком похожи, как будто он имел в виду Айвори, но выплюнул что-то другое.
Я смотрю на Себастьяна.
– Кто такая Эйвери?
Он стреляет взглядом в Прескотта.
– Эйвери Перро – его девушка. Она учится в школе Святой Екатерины.
Он лжет? Я слишком взвинчен, чтобы понимать намеки.
– Расскажи мне о договоренности с ней.
Глаза Себастьяна вспыхивают за стеклами очков, тон низкий и резкий.
– Она тусовалась раньше со мной.
Если под словом «тусовка» он не имеет в виду секс, тогда я ничего не понимаю. И если речь идет об Айвори, зачем им лгать? Значит, она не может опровергнуть их версию? Есть что-то еще? Плата за секс выходит за рамки исключения из школы. В случае поимки всем троим будет предъявлено обвинение в нарушении законов о проституции. Моя грудь сжимается при мысли об аресте Айвори.
Я возвращаю свое внимание к слабоумному и хрипящему в моей руке.
– На что ты тратишь свое пособие?
– Я... я... покупаю вещи Эйвери. – Он хватается за мою руку. – Потому что она моя девушка.
Меня пошатывает от волнения. Я отпускаю его и протягиваю ладонь.
– Разблокируйте свои телефоны и отдайте их мне. Оба.
Они бросают враждебные взгляды, но делают, как я говорю. Быстрый просмотр контактов подтверждает, что они оба общаются с девушкой по имени Эйвери. Ни один из телефонов под именем Айвори в списках не значится.
Потому что у нее нет телефона.
Я возвращаю им устройства и тщательно изучаю их напряженные позы и возмущенные лица в поисках проблеска вранья. Я хочу произнести имя Айвори, как-нибудь вовлечь ее образ в разговор, просто чтобы изучить их реакцию. Но не могу, поскольку мои собственные интересы станут очевидными.
Тем не менее, я могу встать у них на пути.
Двадцать минут спустя стою у стола Беверли Ривард, заложив руки за спину. Я не говорю ни слова, пока мальчики объясняют свой спор об Эйвери Перро, как простое недоразумение, какие они ангелы и бла-бла-бла.
Прескотт наклоняется вперед и машет в мою сторону рукой.
– А потом он попытался задушить меня!
Декан переводит на мою персону свой прищуренный взгляд.
– Мистер Марсо, вам известно о политике «неприкосновенности»?
–Да. – Я наклоняю голову. – Вы в курсе, что ваш сын засранец?
– Видишь, я же говорил. – Прескотт вскидывает руки и падает на сиденье. – Он гребаный псих.
Беверли обходит стол, останавливается у окна и смотрит на ухоженные лужайки.
– Мистер Ривард и мистер Рот, вам будет вынесен выговор за неприемлемые выражения и драку. – Она поворачивается, скрестив руки на груди, и спокойно смотрит на их возмущенные лица. – Подождите в холле, я поговорю с мистером Марсо.
Меня одолевает буря эмоций. Предчувствие, что возглавлять атаку – это серьёзное и поспешное решение. Если они лгут об этой девушке, я не обнаружу здесь истины, как и во всей школе. Мне нужно провести собственное расследование их внешкольной деятельности.
Когда за ними закрывается дверь, Беверли опускает руки и выпрямляется, становится более напряженной.
– Если вы еще хоть раз хоть пальцем тронете моего сына...
– Протеже, которого вы хотите, чтобы я отправил в Леопольд? – Я ткнул пальцем на дверь. – Этот маленький говнюк не протянет там и месяца.
Ее голова трясется от крика.
– Хватит!
Глубоко вдохнув, она касается воротника блузки и закрывает глаза.
Я останавливаюсь в нескольких шагах от неё. Возвышаясь над ней, жду, когда она посмотрит на меня.
Внутри меня все полыхает яростью, но я стараюсь сохранять самообладание. Мой голос мягкий, глаза холодные.
– Если он вытворит что-то неподобающее, я поступлю так, как посчитаю нужным. Если вам это не нравится, наша сделка отменяется.
– Я уволю тебя, – говорит она, когда я шагаю к двери.
– Нет, не уволишь. – Ей не стоит говорить о том, что я собираюсь уйти. – Я единственный его путь в Леопольд.
Глава 21
АЙВОРИ
Сегодня происходит что-то не то. Как только я вхожу в кабинет 1А, ощущаю странную атмосферу. Прескотт и Себастьян сидят на противоположных концах класса. Очень непривычно. И смотрят на меня подозрительными и обиженными взглядами. Мистер Марсо стоит за столом и также пристально смотрит на меня. Но есть что-то еще в выражении его лица.
Чего я не наблюдала все пять недель.
Он смотрит на меня так, будто хочет отшлепать. Это едва заметный мерцающий огонек в его глазах, как будто он зарождался какое-то время, рос и укреплялся в его взгляде с пушистыми ресницами, и теперь, возможно, он стал слишком заметным и несдержанным.
Возможно, мне это кажется, но ощущение тяжёлых и мрачных басов, бьющихся внутри, чувствуются по-настоящему.
Когда я сажусь на свое место, внимательно изучаю мистера Марсо. Он ведёт лекцию для класса в течение следующего часа. В те бесчисленные моменты, когда он встречается со мной взглядом, от него исходит резонанс, как будто он переживает то, чем ему не терпится со мной поделиться.
Мистер Марсо пристально смотрит на меня.
– Каждую минуту, когда вас нет в школе, вы должны практиковаться на своем инструменте.
Теперь, когда наступил октябрь, для нас организованы несколько мероприятий для подготовки, самым масштабным из которых является праздник камерной музыки. Пока мистер Марсо листает календарь выступлений, я вспоминаю, что он не выбрал солиста для фортепиано. Я знаю, что я лучшая, но мне неизвестно, согласен ли он с этим. Он всегда грубо и унизительно оценивает мои способности, заставляя стараться сильнее, быть лучше, чтобы угодить ему.
