Текст книги "Мрачные ноты (ЛП)"

Автор книги: Пэм Годвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

Моя девочка имеет вполне конкретное представление о том, чего она хочет добиться... Сцена, публика, музыка. Мои цели не особо отличаются.

И у меня есть полное понимание, как я приведу наши устремления в абсолютную гармонию.

Глава 46

ЭМЕРИК

В понедельник, сразу после нашего уикенда в Нью-Йорке, я сижу в кабинете Беверли Ривард. Пока мы просто обмениваемся взглядами через стол. Я понятия не имею, по какой причине меня вызвали сюда сразу после второго урока. Это связано с Леопольдом? Происки Андреа? Или причиной служит Прескотт? Как ни крути, это результат деятельности кого-то из недоброжелателей, которые готовы использовать любое проявление моей уязвимости, чтобы разрушить мое будущее с Айвори.

Все восемь месяцев, что я знаю Айвори, были гребаной войной. С одной стороны, я и моя девочка, а с другой – целый мир. Но Шеин сейчас далеко – работает на стройке в Теннеси. Лоренцо до сих пор числится в розыске, и даже мой детектив не решается признаться, что абсолютно потерял его след.

Можно сказать, я ждал следующего удара.

Беверли по-прежнему мучает меня своим молчанием, соревнуясь со мной в остроте взгляда, словно выжидая, когда я сдамся и выложу ей все сам.

Несмотря на то, что внутри меня все кипит, я стараюсь держаться как можно спокойнее,

Наконец, она поправляет длинные рукава своего пиджака и свой седоватый пучок на голове. Закончив со всем этим, она еще раз одаривает меня своим орлиным взором и шмыгает носом.

– У меня для вас плохие новости.

Что бы она ни подразумевала под этим, по внешнему виду заметно, что лично ее они не особо печалят. Значит, плохие они только для меня.

Я откидываюсь на спинку стула, делая это нарочито пренебрежительно.

Она берет свой планшет со стола и снова сверлит меня глазами.

– Сегодня утром один из ваших учеников был отчислен.

У меня десятки учеников, но у меня нет ни толики сомнения, о ком говорит Беверли, и этот тот удар, которого я никак не мог ожидать.

Еще более неожиданным становится удар, который прилетает мне, как только она поворачивает планшет дисплеем ко мне.

На экране беззвучно воспроизводится видео. Сцена актового зала ЛеМойн освещена верхними рампами. На авансцене Айвори, которая встает из-за пианино в своем платье с принтом в виде ромашек.

Нервно сглатывая, я наблюдаю за тем, как она спускается со сцены. Ее силуэт перемещается к краю экрана, и видно, как она опускается на колени перед парой ног, владелец которых остается в тени. Во тьму погружено все, что находится перед Айвори. Лицо, одежда, обувь – нет ничего, что могло бы позволить идентифицировать человека, сидящего в первом ряду.

Я вспоминаю, каким соблазнительным был взгляд моей девочки еще до того, как могу еще раз увидеть его на дисплее. Я помню ее слова и повторяю их мысленно за ней, когда она беззвучно шевелит губами на видео.

Я готова быть у тебя в ногах. Преклоняться пред тобой. Исполнять любое твое желание. Просто... позволь мне это.

Все мое тело напрягается, когда меня обдает жаром так, что я чувствую, как по моим венам с шипением струится пар. Если бы сейчас я не был под прицелом глаз Беверли, если бы то, к чему привело появление этого ролика, не заставляло меня с яростью сжимать кулаки, то наверняка я бы досмотрел оставшуюся часть со стоячим членом и дерзкой ухмылкой на лице. Вместо этого мне приходится смотреть на происходящее на экране с серьезностью человека, который выполняет свои профессиональные обязанности учителя, сохраняя хладнокровие и крайне отстраненную заинтересованность.

Стараясь дышать ровно, я тщательно маскирую свои эмоции за рукой, которой прикрываю рот, облокотившись на боковину стула. Я бы давно попросил выключить видео, но мне необходимо узнать, не попал ли я в объектив камеры, когда выходил из зала.

На кадрах видно, как мужская рука гладит Айвори по волосам, а ее голова ходит вверх-вниз между ног того, кто скрыт во тьме. Все заканчивается тем, что она следует за неясным силуэтом к выходу.

Ничто на видео не намекает на то, что я являюсь действующим лицом всего этого. Но мне ни хрена не легче от этого, так как я осознаю, что Айвори выгнали из школы за три недели до ее выпускного.

Беверли изучает мое лицо, поджав губы. Она ждет моей реакции. Мне стоит больших усилий, чтобы собраться и не сорваться на нее, вывалив все вопросы, которые терзают мой разум.

Я не единственный, кто преподает у Айвори, но держу пари, что я единственный, кого она вызвала в кабинет для просмотра видео. Что ей известно? Видео снято более пяти месяцев назад. Почему она так долго держала его? Почему только сейчас предъявила его мне?

Я бы мог иметь хоть какую-то ясность, если бы понимал, откуда в актовом зале камера, работающая в режиме онлайн.

Я поднимаю голову.

– Любая съемка учеников возможна только с письменного разрешения родителей, тем более когда дело касается аспектов личной жизни. О чем вы вообще думали? Вы даете себе отчет, что эти законы придуманы не просто так, а чтобы защитить оступившихся несовершеннолетних от буллинга и общественного порицания?

Беверли бросает взгляд на свой планшет.

– Наше учебное заведение не устанавливало камер. Это чья-то частная съемка.

Точно. Этот кто-то либо Андреа, либо Прескотт. Оба знали, что я перенес индивидуальные занятия с Айвори в актовый зал, и у обоих был мотив насолить мне. Но если это они подставили меня, то, получается, они в курсе, что на пленке я.

Мой пульс долбит еще сильнее, но я заставляю себя сохранять спокойствие.

– Вы разговаривали с мисс Уэстбрук до того, как принять решение о ее отчислении?

– Да, конечно. Но... она отказалась содействовать.

– В смысле?

– Она не проронила ни слова, после того, как я показала ей это видео. – Беверли пожимает плечами. – Сама подписала себе приговор.

Боже, наверняка, Айвори сейчас места себе не находит. Почему она не позвонила мне?

– Она даже не сказала, кто тот парень на видео? – спрашиваю я, едва сдерживаясь от того, чтобы не сорваться с места и не ринуться к моей девочке.

– Нет. – Фыркнула Беверли. – Все мои вопросы остались без ответа.

В неуставных отношениях между учеником и учителем, ученик – жертва, соответственно, не может подвергаться никакому наказанию ни со стороны учебного заведения, ни со стороны правоохранительных органов. Все, что нужно было сделать Айвори, – это сдать меня, и она тут же была бы оправдана.

Вместо этого она позволила Беверли думать, что на видео запечатлено ее сексуальное взаимодействие с кем-то из учеников школы, прекрасно давая себе отчет, что итогом станет ее исключение. Отучившись четыре года в ЛеМойне, она вот так просто отказалась от диплома. Ее родной отец пожертвовал всем, чтобы дать ей возможность получить его.

И она предала его.

Чтобы защитить меня.

Я все исправлено прямо сейчас.

– На видео я, – заявляю я, тыча пальцем в экран.

Беверли выглядит слегка опешившей от неожиданности.

– Мистер Марсо...

– Вы что, разве не поняли это по внушительно размеру члена? – огрызаюсь я. – Я могу вывалить доказательства прямо вам на стол, если хотите.

Беверли корчит гримасу, демонстрируя отвращение к моему предложению, но в ее лице нет ни намека на то, что она шокирована моим заявлением.

– Не знаю, что вы задумали, но я ни на минуту не поверю, что вы готовы вот так разрушить свою карьеру, а также отправиться в тюрьму из-за этой... – Она вздрагивает, когда ловит на себе мой разъяренный взгляд. – Этой девочки.

Ради Айвори я готов даже гнить на дне луизианского болота.

Я извлекаю мобильник из кармана и поспешно набираю ее.

Беверли тянется ко мне через стол.

– Что вы делаете?

– Эмерик.

Как только я слышу зареванный голос моей девочки, все внутри меня сжимается в тугой комок.

– Где ты находишься? – спрашиваю я, крепче прижимая телефон к уху.

– Сижу на парковке, – она срывается на слезы. – Боже, Эмерик, я так хотела тебе позвонить, но боялась, что ты будешь в это время у декана...

– Я и есть у нее. – Я улыбаюсь, видя, насколько Беверли напрягает эта ситуация. – Возвращайся сюда.

– Но меня...

– Никто тебя не исключал. Иди прямиков в кабинет декана.

Я кладу трубку.

Беверли резко подается вперед, ее руки, лежащие на столе, сжаты в кулаки, а глаза прищурены и буквально извергают молнии.

– Я собираюсь сдать вас властям.

Вот только почему-то она не сделала этого раньше.

Потому что ей все это время было нужно, чтобы я посодействовал поступлению Прескотта. Ну и к тому же, отношения между учителем и ученицей – не лучшая реклама для ее учебного заведения.

– Давайте начистоту, Беверли. – Я кидаю мобильник на стол и барабаню пальцами по столешнице. – Понятное дело, что это видео уже давно в вашем арсенале. И дураку ясно, что вы решили использовать его, чтобы избавиться от Айвори. Скажите мне, почему вы сделали это именно сегодня.

Она выпрямляется и глубоко вдыхает.

– Вчера вечером я получила тревожный звонок. – Гневный румянец вспыхивает на ее щеках. – Ты возил ее в Леопольд для прослушивания.

Мои предположения о том, что она может вести двойную игру тоже нашли подтверждение.

– И кто же вам звонил?

– Мой информатор. Весь Леопольд в диком восторге от молодого дарования из ЛеМойна, вот только почему-то нигде не фигурирует имени Прескотта.

Я снова рискую облачить свои предположения в слова.

– Именно Прескотт установил камеру и передал ее вам несколько месяцев назад. Вы же не пустили запись в ход, так как боялись скандала. Теперь же вы идете ва-банк, осознав, что у меня нет ни малейшего намерения пропихивать вашего никчемного сына.

Во-первых, он не достоин того, чтобы быть студентом Леопольда. Во-вторых, после прослушиваний Айвори я привлек к себе внимание. Преподаватели Леопольда по любому бы задались вопросом, почему Прескотт не проходил этап прослушиваний, как Айвори. Обязательно нашелся бы тот, кто начал копать, и в итоге все дорожки вывели бы сюда. Дело было обречено.

Беверли вызвала меня к себе, чтобы самолично сообщить мне новость об отчислении Айвори. Она хотела продемонстрировать свое превосходство и посмеяться мне в лицо. У нее не было сомнений, что я позволю Айвори взять вину на себя, защищая свою шкуру, а вдобавок буду вынужден пропихнуть ее сына в Леопольд, чтобы сохранить работу.

Теперь, поняв, что облажалась, она хватается за последнюю соломинку, угрожая мне тем, что сдаст меня властям. Во только и тут просчет, на видео невозможно меня идентифицировать.

У нее нет на меня абсолютно ничего.

Я придвигаю ее планшет к себе и запускаю браузер.

– Айвори окончит школу, как полагается, безо всяких палок в колеса с вашей стороны.

– Нет! – Глаза Беверли чуть ли не выпадают из орбит, когда она смотрит на меня с крайней степенью протеста. – Я хочу, чтобы ноги ее не было в моем заведении.

Выйдя в облачное хранилище, я получаю доступ к записи, которую приберег на случай, если Беверли решит показать себя, как редкая сука.

Она же хочет вышвырнуть Айвори из школы? Чем не сука.

Я нажимаю воспроизведение и переворачиваю планшет экраном к Беверли, ухмыляясь тому, как быстро мы поменялись ролями.

Она выхватывает гаджет у меня из рук. Чем дольше она смотрит на монитор, тем сильнее пальцы вдавливаются в корпус планшета.

Раздается тихий стук в дверь.

Я не отвлекаю Беверли от просмотра видео, на котором ее муженек долбит в задницу Деб. Открыв дверь, встречаюсь с карими глазами, которые опухли от слез.

Айвори бесшумно заходит в кабинет. Я запираю за ней дверь, затем беру ее за руку и веду к одному из стульев перед столом Беверли.

Мы сидим бок о бок, рука в руке. Айвори скользит взглядом с наших переплетенных пальцев на Беверли. Когда ее глаза, наконец, встречаются с моими, я вижу в них лишь недоумение.

Мне бы хотелось поцеловать ее, но думаю, все же сейчас не самый подходящий момент.

– Декан как раз планировала сообщить тебе, что ты можешь возвращаться в класс.

Когда Беверли отрывается от планшета, на ней нет лица. Она не плачет, не бьется в истерике, даже не выглядит удивленной. Я почти уверен, что эта женщина в курсе, что ее супруг – любитель сходить налево. Но потребность сохранять идеальную репутацию настолько сильна, что она просто не может допустить того, чтобы хоть кто-нибудь знал, что их брак на самом деле просто вонючая кучка дерьма.

Мне приятно осознавать, как она обосралась, представив, какие последствия грозят ей и ее семейке, если это видео вдруг будет обнародовано. Ее карьера декана? До свидания. Лицо ее мужа в рекламных роликах? Ему никогда не отмыться от грязного скандала. Перспективы Прескотта поступить хоть в какое-то более-менее престижное заведение? Без наличия связей нулевые, прям как его способности.

С выражением лица проигравшего, она возвращает планшет на стол.

– Ваши условия?

Я крепче сжимаю руку Айвори.

– Я их уже озвучивал.

Беверли стискивает зубы.

– Я не могу допустить... – Она жестом намекает на нашу связь. – Мисс Уэстбрук будет отчислена. Решено.

Ни хрена подобного. Но, учитывая ситуацию, я готов пойти на компромисс.

– Айвори продолжит обучение. Я же немедленно напишу заявление об уходе.

Я чувствую, как на этих словах, моя девочка вздрагивает.

– Эмерик, не стоит...

Я усиливаю хватку на ее руке, напоминая о ее обещании доверять мне. Она делает это.

– Скажите Айвори, что она может вернуться в класс, – требовательно говорю я.

Беверли бросает на меня взгляд, преисполненный ненависти.

– Мисс Уэстбрук, возвращайтесь в класс.

Глава 47

АЙВОРИ

Новое утро. Очередной подъем. Я сонная, но счастливая и одухотворенная. Хотя сегодняшнее утро все же отличается от остальных.

Сегодня я сонная, счастливая, одухотворенная выпускница школы ЛеМойн.

Выпускной бал состоялся вчера в актовом зале кампуса. В том самом зале, который чуть не оставил меня без диплома. На мероприятии присутствовали Стоджи и родители Эмерика. Декан выдвинула условия, чтобы сам Эмерик не показывал там и носа, но я почти уверена, что все же заприметила его фетровую шляпу в толпе. Когда я спросила его насчет этого, он лишь поцеловал меня, вводя в трепетное оцепенение. Я бы и сейчас не отказалась от его поцелуя.

Я протягиваю руку, ожидая наткнуться на горячее тело Эмерика, но вместо этого обнаруживаю лишь пустоту и холод одеял и простыней.

Вскакивая, я бросаю взгляд на часы. 7:13 утра.

Вот же говнюк. Он же обещал мне, что завяжет с утренними тренировками. Меня бесит просыпаться в одиночестве.

Покидая постель, я оборачиваю халат вокруг своего обнаженного тела и отправляюсь на его поиски.

Спустя десять минут безрезультатных брожений по дому, решаю заглянуть в гараж. Его автомобиля нет. Может быть, он поехал за продуктами для завтрака?

Шлепая на кухню, я слышу непонятное шевеление где-то неподалеку.

– Что за черт?

Оборачиваюсь как раз в тот момент, когда что-то маленькое и черное проносится по полу и исчезает из видимости. У нас что, завелись крысы?

Крадусь на цыпочках к месту, куда шмыгнул неопознанный объект и заглядываю за угол.

– Боже мой... Что? – ахаю я, прикрывая лицо дрожащими руками.

Один лишь взгляд в эти ярко-желтые глаза вызывает у меня слезы умиления.

Котенок. Эмерик принес в дом котенка. Мне сложно в это поверить.

Малыш угольно-черный от кисточек на ушах до кончика хвоста. Я прикусываю нижнюю губу, когда к горлу подступает рыдание.

И уже через секунду заливаюсь слезами счастья. Черт, слезы, сопли и всхлипы без всякой на то адекватной причины. Точно такой же была моя реакция, когда отец подарил мне Шуберта.

Поспешно вытирая заплаканное лицо тыльной стороной ладони, я осторожно опускаюсь на корточки, стараясь не спугнуть... Его? Ее? Зная Эмерика, он бы предпочел, чтобы в доме появился еще один мужчина.

Становлюсь еще более заинтригованной происходящим, когда замечаю два медальона, свисающих с аккуратного черного ошейника.

Протянув руку к котенку, я тут же ощущаю его носик на своих пальцах, когда он нюхает меня, помечает, признает своей. Это заставляет меня растекаться от мимимишности.

Подхватив комочек шерсти на руки, я прижимаю его к себе, растворяясь в вибрирующем мурлыканье. Как же мне этого не хватало.

Вспомнив о медальонах, я рассматриваю их. Первый – это крупная идентификационная бирка с выгравированным именем. Кодалин.

Название ирландской поп-группы, песню которой я играла на прослушивании.

Я с теплотой улыбаюсь. Господи, спасибо тебе, что послал мне такого мужчину.

Второй медальон – двойной в форме сердца с рельефным скрипичным ключом на лицевой стороне. Я открываю защелку, и крохотная записка выпадает на мою ладонь.

Опустившись на ближайший ко мне табурет, я усаживаю Кодалин себе на колени и дрожащими пальцами разворачиваю клочок бумаги.

Там адрес, располагающийся на одной из улиц Французского квартала. Под ним постскриптум сексуальным мужским подчерком: Не заставляй меня ждать.

Что он затеял?

Беспрестанно улыбаясь, принимаю душ, навожу порядок на голове, а затем надеваю простенькое черное платье в стиле рокабилли с серо-розовым принтом. Лиф без бретелек отлично подчеркивает мое декольте. Кокетливый бант-бабочка красуется на талии, а подол доходит до колен. Я комбинирую его с удобными красными туфлями на шпильках комфортной для меня длины. Конечно, балетки были бы еще практичнее, но я хочу выглядеть сногсшибательно для своего мужчины, что бы он там не планировал.

Чем ближе я к назначенному месту, тем шире становится моя улыбка. Она стала неотъемлемой частью моей жизни, как и одежда, которую подбирает для меня Эмерик, как боль, которую он доставляет мне, как удовольствие и как музыка, которая резонирует в моем сердце благодаря ему.

Точно следуя маршруту, который диктует мне телефон, я оказываюсь у популярного места для завтраков во Французском квартале. Теплый ветерок целует мое лицо, когда я шагаю по мощенному тротуару, окруженная выдающейся архитектурой Нового Орлеана.

Солнечный свет играет, отражаясь от шпилей, фронтонов и мансардных крыш. Нетерпеливые и суетливые туристы уже толпятся вокруг продавцов, которые лишь только открывают свои уличные лавочки, расположенные под цветущими деревьями на Джексон-сквер. Сегодня просто потрясающее южное утро. Как я только могла даже помыслить о том, чтобы покинуть эти места?

Зайдя в ресторан, сразу же нахожу Эмерика, сидящего за столиком в углу и неспешно потягивающего кофе. Я встречаюсь взглядом с его голубыми глазами и таю в очередной раз.

Он пристально наблюдает за мной, пока я преодолеваю пространство заведения и явственно ощущаю его взгляд не только на себе, но и внутри себя.

Стоит мне только достигнуть нашего столика, как он тут же встает и берет меня за руку.

– Ты просто восхитительна.

Черные локоны его волос спадают небрежными прядями на аккуратно выбритые бока. Его небесно-голубая рубашка, идеально подходящая под его цвет глаз, не застегнута и одета поверх белой футболки. Легкие джинсы низко посажены на его бедрах, идеально подчеркивая все его достоинства, словно каждая нить, входящая в состав ткани, была специально подогнана под его идеальные стройные ноги и приличную выпуклость между ними.

Он выглядит как человек, намеревающийся провести этот день в расслабленном состоянии, например, бесцельно прогуливаясь по пирсу. Возможно, таков и есть наш план?

– Ты тоже чертовски хорошо выглядишь. – Я одариваю его улыбкой. Вместо того чтобы приземлиться напротив него, огибаю стол и сажусь рядом, обнимая его за плечи и прикасаясь своими губами его. – Спасибо тебе за Кодалин.

– Я так понимаю, что вы быстро подружились?

– Это любовь с первого взгляда.

На протяжении всего завтрака мы ведем крайне непринужденную беседу, и Эмерик ничем не выдает своих намерений. Он так и не поведал мне, как провел последние три недели, которые я была погружена в учебу, но могу сказать, что он явно не пинал воздух все это время. А пытаться лезть в его дела – затея априори провальная, уж я-то знаю.

Несмотря на кажущееся спокойствие, я не могу не отметить предвкушающий блеск в его глазах. Мне абсолютно плевать, что мой мужчина утаивает от меня, мне просто приятно быть рядом с ним, держать его за руку и целовать, когда мне вздумается, на полных правах его женщины. Наконец-то мы свободны.

Сразу после завтрака мы непринужденно прогуливаемся по французскому кварталу, обнимая друг друга, обмениваясь долгими взглядами и улыбками.

Ряды зданий с магазинами на первых этажах и жилыми квартирами выше поражают воображение своей кованой отделкой, рельефными колоннами и балконами, которые знамениты своей вычурностью.

Эмерик притормаживает возле одного из этих строений, извлекает из кармана связку ключей и поднимает голову. Я следую глазами за его взглядом, и у меня перехватывает дыхание.

Массивная круглая вывеска, закрепленная на металлических цепях, примостилась под козырьком. Надпись на ней, обрамленная черными завитками из кованного железа, заставляет мою челюсть отвиснуть.

ЭМЕРИК И АЙВОРИ

ДУЭЛЬНЫЙ ПИАНО-БАР

Не успевает мое дыхание вернуться ко мне, как его тут же снова выбивает, когда Эмерик буквально сносит меня с ног, подхватывая на руки и увлекая за собой внутрь заведения.

– Святые небеса! – Мое сердце бешено колотится. Руки дрожат. Я чувствую себя, словно во сне. – Как ты? Когда? Это все наше? Я не понимаю...

– Успокойся. – Эмерик ставит меня на пол и запирает за нами дверь. – Просто сделай глубокий вдох.

Моя голова ходит ходуном, когда я окидываю взглядом стены из красного дерева, зеркала в готической стилистике и пол, выложенные из плитки двух цветов: черный и цвет слоновой кости. Все это выглядит модно и современно, но в то же время стильно и изысканно, словно какой-то коктейль-бар. Должно быть, Эмерик вбухал сюда миллионы, учитывая, что в центре Французского квартала одна аренда стоит баснословных денег. У меня нет слов.

Два пианино установлены в центре, лицом друг к другу. Клавиши расположены достаточно близко, чтобы разделить одну скамью на двоих между ними. Это будут наши инструменты? Мы будем играть здесь вместе? На сцене, для публики, погружаясь в музыку.

– Боже, Эмерик, ущипни меня.

И он делает это, щипая меня за сосок, настолько сильно, что я вскрикиваю.

Сопроводив меня к роскошно оборудованному бару, он прислоняется к стойке.

– Когда только задумывался о покупке этого места, я пытался найти лазейку, но из-за этого, – он жестом указывает на полки с алкоголем, – твое имя не будет значиться в бизнес-документации до твоего совершеннолетия. – Эмерик берет мою руку и целует ее. – К тому времени ты уже будешь носить мою фамилию.

Мое сердце отплясывает чечетку.

– Ты уверен в этом?

– Можем поспорить на твою аппетитную попку. – Эмерик со звучным хлопком шлепает меня по заднице. – Ступай, осмотрись.

Мне столько нужно осознать, что я чувствую, как земля уходит из-под ног. Пиано-бар. Это так напоминает мне об отце.

Слезы радости текут по моим щекам, когда я огибаю высокие столы, мягкие кресла, обтянутые красным бархатом, и черные кожаные диваны. Люстры с лампами в виде свечей освещают пространство теплым светом. И тут я вижу пианино...

Я останавливаюсь возле него, и мои пальцы моментально находят столь знакомую мне царапину на крышке. Я бросаю свой замыленный слезами взгляд в сторону Эмерика.

– Я приобрел его в тот самый день, когда встретил Стоджи. Оно твое, – говорит он, закидывая в рот жвачку и продолжая оставаться у барной стойки.

Я вновь смотрю на пианино и сглатываю от комка, подступившего к моему горлу от счастья.

– Ты заставляешь меня плакать...

– Я готов покупать тебе пианино каждый день до конца своей жизни, лишь бы продолжать видеть твой прекрасные слезы.

Он медленно приближается ко мне, сцепив руки за спиной.

Этот взгляд, пронизанный верностью, окаймленной желанием – моя главная нота, та музыка, которая наполняет меня, вибрирует во мне, приводя меня в гармонию с самой собой.

Эмерик огибает меня, становится позади, обнимает меня за талию, притягивая к себе так, что я чувствую задницей, как твердеет его член.

– Стоджи продал свой бизнес.

Ошарашенная новостью, я оглядываюсь на него.

Я чувствую губы Эмерика у своего уха.

– Но этот засранец не отправится на заслуженный отдых, мы кое-что придумали. Он будет помогать мне с инвентаризацией и наймом персонала. Специально ради этого я арендовал ему жилье в одном из креольских таунхаусов в квартале отсюда.

Преисполненная потрясениями сегодняшнего дня, я пытаюсь собрать все воедино, анализируя, сколько всего провернул Эмерик и как он распланировал наше совместное будущее.

– А как насчет твоего преподавания? Как бар заменит тебе это?

– У меня же есть ты. И когда ты превзойдешь меня...

– Мне никогда не превзойти тебя.

– Здесь есть второй этаж с отдельным входом с другой стороны здания. Там я открою свою Школу Старого Рокера, где буду обучать желающих исполнять классический метал на пианино.

Вау. Эмерик просчитал все до мелочей, и мне остается лишь одно...

Быть благодарной ему. Я могла бы распинаться в словах благодарности, но ему этого не нужно. Эмерик прекрасно видит соленые реки слез, бегущие по моим щекам. Он чувствует, как трепещет каждая клеточка моего тела, прижатого к нему. Улавливает, насколько сбивчиво мое дыхание.

Слова попросту лишние, потому что у нас есть кое-что получше. Наши личные ноты. Они только для нас, наша мелодия, пульсирующая в воздухе между нами, вдохновляющая нас, сближающая и делающая единым целым.

Эмерик поворачивает меня к себе и заключает в свои объятия. Я сцепляю руки за его спиной, прижимаюсь щекой к его теплой массивной груди и закрываю глаза, пока мы раскачиваемся в такт биению наших сердец. Очень скоро наша мелодия прозвучит здесь во всеуслышание, когда публика будет аплодировать нам, восторженно крича и умоляя сыграть на бис.

Я вздыхаю. Реальность оказалась даже лучше, чем любой сон, о котором мне доводилось когда-нибудь грезить.

Он берет меня за подбородок, приподнимает мою голову, а затем касается своими губами моих. Его вкус – это корица с примесью вожделения, его губы – это всеобъемлющее ощущение единства.

Жвачка кочует из его рта в мой. Потом, следующим ловким движением языка, Эмерик забирает ее обратно, а затем прикусывают мою губу, удерживая нас вместе.

Руками он скользит под подол моего платья и крепко сжимает мои бедра, приподнимая меня на край пианино, чтобы углубить свои ласки. Чтобы иметь возможность дразнить меня своими пальцами, играя между моих ног. Чтобы он мог сорвать...

Сорвать с меня мои трусики, отшвырнув кусок шелка в сторону.

Я вцепляюсь в его шевелюру, как только он погружает свои пальцы в меня. Все мое тело вибрирует от нежной чувственности его прикосновений. Другой рукой он дергает лиф платья вниз, после чего атакует ртом мою грудь, обхватывая губами мои соски, интенсивно посасывая и покусывая их.

Я запрокидываю голову и прогибаю спину, больше не в силах сдерживать стоны. Господи, он крайне мастерски владеет своими пальцами. Как в игре на пианино, так и в манипуляциях у меня между ног.

Я люблю этого мужчину. Не перестану любить, даже когда ему стукнет девяносто, а мне восемьдесят. Мои чувства не угаснут. Я издаю смешок, представив его с морщинами и дряблым телом.

– Я делаю что-то смешное? – Эмерик отрывается от моего соска и смотрит мне в глаза.

Я скольжу пальцем по его влажным губам.

– Когда ты станешь стареньким, и твоя эрекция станет вялой, я все равно не перестану любить тебя.

Он глубже проникает пальцами в мое влагалище, и приближает свое лицо впритык к моему, обнажая свои белоснежные зубы в дьявольской ухмылке.

– На такие случаи есть Виагра, малышка.

Я лишь согласно киваю. У этого мужчины найдется решение для всего.

Он заканчивает с прелюдиями, и одним движением расстегивает пуговицу на своих джинсах.

– На протяжении трех последних недель я пропадал здесь ежедневно. – Эмерик расправляется с молнией, а затем задирает подол моего платья. – И каждый день я представлял, как трахаю тебя на этом пианино.

– Ты бы мог намекнуть мне. – Я продвигаюсь чуть ближе по поверхности пианино, обвивая ногами его бедра. – Я бы пришла.

– О, Айвори. – Он прижимает массивную головку своего члена к моей киске. – Сейчас ты так придешь.

Мы не разрываем зрительного контакта, когда Эмерик толкается в меня. Низкое рычание вырывается из его груди.

Волны удовольствия накатывают на мое тело, одна за одной, постепенно погружая меня в океан непреодолимой потребности.

Эмерик осыпает мое тело страстными поцелуями, пока наши тела плавно раскачиваются на краю пианино. Я гуляю пальцами в его волосах. Наше дыхание сливается в единую гармонию, сопровождаясь стонами, пока наши тела схлестнулись в абсолютно диком и неконтролируемом крещендо.

Наши взгляды все еще прикованы друг к другу, когда Эмерик обхватывает рукой мою шею. Он усиливает хватку, и на моих глазах выступают слезы от блаженного давления.

Меня заводит его демонстрация власти.

– Сильнее.

Он сжимает пальцы крепче, наращивая темп своих толчков, давая выход своему яростному превосходству.

Мы тянемся друг к другу, переплетая пальцы рук, растворяясь в глазах друг друга, уединяясь и взмывая в небеса в нашем личном мире нот и грез.

Глава 48

АЙВОРИ

Три года спустя.

Туристы со всего мира съезжаются во Французский квартал в поисках самобытной еды, культуры и хорошей музыки. Бурбон-стрит – это место, где жизнь кипит постоянно, днем и ночью. Наш дуэльный пиано-бар расположен в самом эпицентре событий, поэтому всегда переполнен восторженными посетителями. Чаще всего, очередь в наше заведение растягивается на пару кварталов.

Смех, звон бокалов и бесконечное шарканье обуви вселяют в это место ощущение одухотворенности и бесконечного движения. Сегодня мы настолько тесно друг к другу, что тепло, вибрирующее между нами, слегка душит, а от яркого света рамп становится только жарче.

Испытывая блаженный трепет, я делаю приличный глоток пива из своего бокала, тут же возвращая его на специальную полку у моего пианино.

Стоджи устроился за барной стойкой, такой же старый, как поизносившиеся стропила, но все еще сияющий задорной улыбкой. Лора и Фрэнк Марсо потягивают вино в зале в компании своих друзей.

Деля со мной одну скамейку, Эмерик устремляет свой взгляд в другую сторону, но близость наших бедер создает приятное трение между нами.

Наши пианино слегка смещены от центра и развернуты под углом, чтобы мы не мешались друг другу локтями во время выступления.

Эмерик слегка склоняется в мою сторону, скользя глазами по моему облегающему платью цвета слоновой кости.

– Вы выглядите достаточно аппетитно, чтобы поужинать вами сегодня ночью, миссис Марсо.

Я окидываю взглядом его джинсы, белую футболку серую шляпу из фетра и, черт возьми, в буквальном смысле мурлычу от того, что вижу.

– Надеюсь, вы очень проголодаетесь к тому времени, мистер Марсо.