Текст книги "Мрачные ноты (ЛП)"

Автор книги: Пэм Годвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

– Что?

– Он исчез после того, как изнасиловал тебя? Или он все еще здесь?

В тусклом свете ее лицо становится бледным, скулы твердеют.

Внутри меня все замирает, сдавливая горло и заглушая голос.

– Скажи мне.

Она откидывает одеяло, перекатывается на меня и прижимается лбом к моему лбу.

– Больше никаких побоев на сегодня.

Я сжимаю упругую попку под рубашкой и пытаюсь сконцентрировать свою энергию на ее теле, а не на том, что с ней сделали.

– Когда он в последний раз прикасался к тебе?

Оседлав меня, Айвори держит мое лицо в своих руках.

– Он не насиловал меня с августа.

Августа?

Я принял сидячее положение, мое зрение затуманилось красной пеленой.

– В августе этого года, то есть два месяца назад?

Руки обхватывают мою голову, а губы прижимаются к моим губам. В тот момент, когда ее язык ищет вход, я целую в ответ сердито, собственнически, запутываясь рукой в длинных волосах и прижимая девичьи бедра к своим.

– Его имя. – Я кусаю ее за губу.

Она трется своей киской в районе моего члена, просовывая в рот свой язык, тем самым отвлекая меня.

Я отрываюсь от поцелуя.

– Его имя.

Ссутулившись, она шепчет глухим голосом:

– Лоренцо Гандара.

Латиноамериканец? Тот самый ублюдок, который прятался возле ее дома ночью?

– Он ездит на оранжевом спортивном байке?

Ее ногти впиваются мне в затылок.

– Откуда тебе об этом известно?

Глава 28

АЙВОРИ

– Давай спать.

Это единственный ответ, который я получаю от Эмерика на мои беспрестанные вопросы о Лоренцо. В конце концов, мои тревоги отходят на задний план под гнетом усталости.

Я прижимаюсь к его твердой как скала груди, защищенная его сильной рукой, обвивающей мою спину, и расслабляюсь под охраной несводимых с меня глаз. Моментально провалившись в сон, я теряюсь в бескрайнем вневременном пространстве, которое не измерить даже вечностью.

Я никогда не испытывала подобного ощущения легкости, словно мои кости и плоть вдруг стали легче воздуха, и осталось только мое дыхание. Трепетное и ровное. Каждый мой выдох превращался в облако, которое присоединялось к плавному движению остальных в безмятежной синеве неба.

Я спала и старалась удержать эти чары. Здесь было так безопасно и спокойно, что мне не хотелось расставаться с этим ощущением.

Но я просыпаюсь и моргаю от сапфирового свечения лампы.

– Доброе утро.

Я не вижу перед собой ничего кроме голубых глаз Эмерика, невероятно глубоких и завораживающе мерцающих, словно звездное небо,

Я потягиваюсь, упиваясь мягкостью его постели.

– Мне снился такой сон...

Он нависает надо мной, играя бицепсами, когда опирается руками на край матраса.

– И что это за сон?

– Ну... Я словно была на небесах. – Я протягиваю руку и провожу ладонью по его однодневной щетине. – А потом появился дьявол.

Его губы искажает соответствующая улыбка, а лицо заливает багрянцем. Его кожа под моими пальцами влажная, а мокрые волосы прилипли ко лбу.

– Ты уже побывал в душе? – Мой взгляд скользит с его лица на мокрую футболку, а затем на спортивные шорты. – Оу, ты уже неплохо выложился. Сколько сейчас времени?

Я поворачиваю голову, чтобы взглянуть на часы на прикроватном столике. Пять пятнадцать утра. До занятий еще целых два часа.

Он выпрямляется и расправляет плечи.

– Сколько тебе понадобится времени, чтобы собраться?

Я сажусь и ощущаю легкое головокружение, когда вспоминаю о разговоре, который мы так и не закончили прошлой ночью.

– Мне хватит. А ты так и не сказал, откуда знаешь Лоренцо.

– Он больше не твоя забота.

Эмерик направляется к ванной комнате.

– Ты не можешь вот так просто пойти и навалять ему. – Я соскальзываю с кровати, одергивая рубашку. – Он бывший морской пехотинец, дебошир, можно сказать, преступник, а ты...

Он одаривает меня испепеляющим взглядом, от интенсивности которого недосказанные слова застревают у меня в горле. Его кулаки сжимаются, и сбитые костяшки горят красным. Ладно, может, он и мог бы нанести несколько успешных ударов, но...

– Это слишком рискованно. – Я сажусь на край матраса, дрожа от мысли, что он собирается противостоять одному из моих монстров.

Лоренцо редко появляется в моем доме без Шейна, поэтому против моего учителя их будет двое. Это не сулило ничего хорошего.

Я смотрю ему в глаза.

– Они могут привлечь копов, и тогда ты рискуешь загреметь за решетку. Или еще хуже, продолжая пускать в ход руки, ты можешь получить травму и утратить возможность играть на пианино.

Он возвращается ко мне, и на его непоколебимом лице читается напряжение.

– Несмотря на то, что тебе выпало увидеть, я не сторонник решать проблемы кулаками. – Он поднимает руку и проводит пальцами по моему подбородку. – Я предпочитаю более изощренные и запутанные стратегии. Лоренцо Гандара даже ничего не заподозрит.

Таааак. Значит, он задумал... Что он задумал? Какую игру он затевает?

Эмерик снова следует к ванной.

– Я приму душ, а затем ванная полностью в твоем распоряжении, – громко бросает он через плечо.

Дверь за ним захлопывается, а следом раздается глухой щелчок замка.

Я плюхаюсь обратно на кровать, моя рубашка задирается до талии, предоставляя прохладе доступ к моему телу. Мне не известно, куда он дел мои трусики. Меня заботит не это. Он видел меня голой и ласкал меня своими пальцами. Но сам позволил мне лишь насладиться видом его торса.

Почему он заперся? Что скрывает? С каждой все более нелепой теорией мой пульс учащается. Может, его член деформирован? Или, возможно, он не хочет допускать меня до своего тела, пока я не предоставлю ему справку от венеролога?

Я теряюсь в догадках, но главное то, что он пробуждает внутри меня. От одной лишь мысли, что Эмерик там, за дверью, обнажен, мои бедра вздрагивают, а между ног ощущается вибрация.

Ощущения, которых мне не доводилось испытывать ранее, охватывают меня сродни лихорадке. Я чувствую себя чертовски возбужденной и жаждущей. Из-за моего учителя.

Это так неправильно. Мое нахождение здесь – ошибка. Скольжение моей руки между ног тоже греховно, но я все равно делаю это, лаская себя так, как это делал он, поглаживая и погружаясь подобно ему. Словно мои пальцы – это его пальцы, дарующие эти небывалые ощущения внутри меня.

Вскоре доверяюсь своим инстинктам, лаская себя так, как мне этого хочется, заставляя мое тело трепетать и источать невероятное количество теплой влаги с каждым прикосновением.

Я раздвигаю ноги шире, запрокидываю голову назад, играя со своим клитором и погружая в себя два пальца, раз за разом повторяя поступательные движения.

Он находится прямо за этой дверью, намыливая свой член, гладя его. Боже, как же я хочу видеть это. Держу пари, что его обнаженное тело – это потрясающее зрелище.

Я взрываюсь изнутри, и мой стон нарушает тишину, когда удовольствие электрическими волнами гуляет по моему телу. Я дрожу и всхлипываю. Святые угодники, может мне стоит повторить это? Как только я совладаю со своим дыханием. Сколько оргазмов к ряду я способна испытать?

Я погружаю свои пальцы обратно во влажное влагалище. Хотя бы еще разок, пока...

Подозрительно тихо. Душ выключен?

Дверь ванной отворяется, и он возникает из клубов пара.

Я отдергиваю руку и тяну подол рубашки вниз.

Его холодный взгляд встречается с моим, и он крепче сжимает полотенце у себя на талии.

Мы оба замираем. Не слышно даже нашего дыхания.

Он обо всем догадался.

– Ты трогала себя.

Мое лицо полыхает огнем.

Он хватается за дверной косяк, сжимая его настолько, что дерево скрипит. В его глазах читается борьба, которая сменяется несокрушимой решительностью, а затем он поспешно отступает назад и вновь захлопывает дверь, разделяющую нас.

Я выдыхаю, ощущая себя крайне смущенной.

До меня доносится глухой стук по древесине, а потом включается душ. Снова.

Какого хрена только что произошло? Как мне вести себя? Ведь когда он выйдет, мне все-таки придется встретиться с ним лицом к лицу.

Черт возьми, я не собираюсь испытывать неловкость из-за этого.

Я поспешно пересекаю пространство комнаты и стучусь в дверь.

–Эмерик?

– Еще пять минут! – Его голос звучит слишком близко, говоря о том, что он не в душевой.

– Ты злишься на меня?

– Нет, Айвори, – рычит он.

– Тогда в чем дело?

Из него вырывается глубокий гортанный звук.

– Черт, ты просто убиваешь меня.

Я отхожу от двери и возвращаюсь на кровать. Он не пытался овладеть мной, но его поцелуи, прикосновения, взгляды, абсолютно все кричит о том, что Эмерик хочет этого. У меня имеются предположения, почему он воздерживается от этого, учитывая мое сомнительное сексуальное прошлое.

Уверена я лишь в одном, что он сам все расскажет. Так что вместо того, чтобы мучать себя догадками, я решаю изучить скелеты в его шкафу.

Одежда и обувь размещены вдоль стены, которая в три раза выше моего роста. Качество тканей и пошива не идет в сравнение ни с чем, до чего мне доводилось прикасаться ранее. Я заглядываю внутрь выдвижных ящиков и обнаруживаю там груды кружевного, атласного и, святые угодники, кожаного белья. Оно выглядит совершенно новым, несмотря на отсутствие бирок, и словно подогнанным по моей фигуре. Я прикладываю чашечки красного кружевного лифчика к своей груди. Сидит идеально. Как, черт возьми, он так угадал с размерами?

Спустя пять минут дверь ванной снова распахивается. Я отстраняюсь от шкафа, будучи по-прежнему одетой в его рубашку, и возвращаюсь к кровати, присаживаясь на край.

Его черные волосы практически высохли, а напряжение в мышцах заметно спало. Я не могла не обратить внимания на выпуклость под его полотенцем. Что-то не так. Готова поклясться, он трогал себя, вот только почему за закрытой дверью и с включенным душем? Эмерик Марсо не из скромных.

Она садится на кровать рядом со мной, и кладет руку со сбитыми костяшками мне на колени, переплетая свои пальцы с моими.

– Немного о моей реакции чуть раньше... Я ни в коем случае не против, чтобы ты мастурбировала.

Я чувствую жар внутри себя, лишь услышав это непотребное слово.

– Ну и славненько, так как я буду делать это снова и снова. – Я дерзко приподнимаю бровь. – Независимо от того, одобряешь ты это или нет

– Издеваешься надо мной, – бормочет он себе под нос.

– Разве? Почему я не могу просто прикоснуться к себе?

Наши переплетенные руки оказываются между его раздвинутыми коленями, когда Эмерик опирается локтями на бедра, прикрытые полотенцем.

– Мне нравится, когда ты стремишься доставить себе удовольствие. – Он одаривает меня соблазнительной улыбкой. – Даже слишком нравится.

Я предчувствую, что дальше последует «но».

– Но... – Еще одна теплая улыбка в мой адрес. – Я не покажу тебе, как сильно мне это нравится, пока ты не будешь действительно готова к этому.

– Ты намекаешь на то, что не продемонстрируешь мне свою эрекцию?

Взгляд Эмерика падает в пол.

– Я не нежен в постели, Айвори. – Он поднимает глаза и сосредотачивается на моих губах. – Уверен, со временем и ты поймешь, что не нуждаешься в нежностях. А до тех пор я буду ждать.

– За закрытыми дверями?

Он кивает.

Я прикусываю губу.

– Будучи возбужденным?

Уголок его рта приподнимается.

Я бросаю взгляд на очертания его члена под полотенцем.

– Ты нуждался в разрядке?

Интенсивность его взгляда заставляет меня нервничать, когда он потирает рукой подбородок, что выглядит угрожающе.

Мне не стоило тревожить этого зверя, но... Глубокий вдох.

– В следующий раз, когда ты решишь подрочить, я хотела бы видеть это, – заявляю я решительно.

Не позволив себе даже вздохнуть, он устремляется в мою сторону, отбрасывая меня назад на матрас. С моих губ срывается крик, но его рот перехватывает его, поглощая мой голос, мое дыхание и мое здравомыслие.

Тяжесть тела вжимает меня в матрас, его сила концентрируется на мне, когда рука Эмерика скользит от моего бедра к ребрам, задирая рубашку. Мои пальцы погружаются в его шевелюру, путаясь в слегка влажных прядях, когда он целует меня своими жадными губами, подключая неистово настойчивый язык.

Сдерживаемая его габаритами и контролируемая его ртом, я закрываю глаза, позволяя себе упиваться его дикой страстью. Рука Эмерика достигает моего соска и резко сжимает его. Когда я всхлипываю, с его губ срывается стон. Мои бедра взметаются в воздух, и он прижимается ко мне, давая ощутить свой твердый член между моих ног. Его полотенце вот-вот соскользнет с него. Может мне стоит помочь ему?

Мои ладони скользят по рельефу его спины. Достигнув пальцами полотенца, я запускаю руки под него, где меня встречают твердые как орех ягодицы. Боже, неужели мужская задница может быть настолько неотразимой? Мне хочется вцепиться в нее обеими руками, но внушительный рост Эмерика не позволяет мне сделать этого. Я тянусь, пытаясь достичь желаемого...

Но тут он хватает меня за горло, сжимая его. Под этим натиском мой подбородок взметается вверх, а мои руки соскальзывают с драгоценных участков его тела.

Его рот получает больший доступ к моему, его язык схлестывается с моим, а его влажное дыхание обжигает мне лицо.

– Ты делаешь из меня гребаное дикое животное.

Мне хочется сказать, чтобы он делал со мной все, что позволит ему утолить этот голод, но, когда его пальцы крепче сжимаются на моем горле, это переходит границы. Мои легкие горят от недостатка кислорода, а перед глазами начинает темнеть. Мной овладевает паника, и теперь поцелуи больше походят на схватку.

Я не могу дышать. Мое тело извивается, а руки бьют по его спине, требуя освобождения. Отпусти. Отпусти.

Хватка на моем горле исчезает, а затем отстраняется и Эмерик. Я хватаюсь за шею, жадно глотая воздух и борясь со страхом, леденящим мои вены и слезами, застилающими глаза.

Он стоит возле кровати, поправляя через полотенце свой твердый восставший член, который я по-прежнему так и не видела.

Эмерик смотрит на меня сверху вниз, проводя рукой по своим волосам.

– Ты еще не готова.

Убрав руку с ноющего горла, я сажусь, несмотря на дрожь в теле.

– Не готова к чему? К сексу?

– Не готова для меня! – Он подходит к шкафу, извлекая оттуда черные трусы и клетчатые носки. – Так что хорошенько подумай в следующий раз, прежде чем заявлять о своем желании понаблюдать, как я дрочу.

Я судорожно сглатываю.

– Я не понимаю. Зачем ты душил меня? Для устрашения?

Если цель была такова, то она достигнута. Мое сердце все еще готово вырваться из груди.

– Это демонстрация. – Эмерик пересекает пространство комнаты, останавливаясь у изножья кровати и бросая хмурый взгляд на свою эрекцию. Затем его глаза встречаются с моими. – Я получаю удовольствие, видя, как твое тело подвергается боли, осознавая, что я причина слез на твоих глазах. Но это возможно лишь тогда, когда ты полностью доверяешь мне и даешь мне это добровольно.

Было ли это добровольным? Был ли вообще у меня выбор?

– Если ты так беспокоишься обо мне, то почему мы не можем сделать это без... слез?

Его взъерошенные волосы и густые ресницы сглаживают его суровость, но холод его голубых глаз напоминает мне, что если в нем и есть хоть немного нежности, то она меркнет перед его неудержимым темпераментом.

Он бросает взгляд на часы и вновь возвращается ко мне.

– У меня имеется укоренившаяся сексуальная потребность выводить женщину за пределы ее комфорта. Как только ты созреешь для того, чтобы я ввел тебя туда, тебе придется подавить свои инстинкты, но я обещаю... что результат превзойдет любой из оргазмов.

Может ли что-то превзойти оргазм? Возможно, это что-то более глубокое, сродни тому обжигающему чувству, которое наполняет меня, когда я понимаю, что он наслаждается мной? Даря ему наслаждение, я погружаюсь в состояние эйфории. Так что да, возможно интим – это нечто большее, чем просто лежать на спине, пока он совершает на мне телодвижения. Но я понятия не имею, каково это.

Я сглатываю. Мне не ясно, что я чувствую относительно удушья. За пределами ли это моего комфорта? На что еще он способен?

– Почему ты толкаешь меня на это?

– Это абсолютное доверие, и в этом неограниченная власть.

Несмотря на внутреннюю тревогу, мне удается сохранять самообладание.

– Я не хочу быть в чей-то власти...

– Все не так, Айвори. Власть заключена в тебе. Именно ты устанавливаешь границы и вправе решать, когда все прекратится. – Его суровый взгляд по-прежнему сосредоточен на мне, а грудь вздымается чаще. – Ты не воспользовалась стоп-словом.

Черт, совсем забыла.

– Я просто не могла говорить, когда твоя рука...

– Бред. Ты и не собиралась.

Я одергиваю подол рубашки.

– В этом и заключался урок, так ведь?

– Именно.

Не сказав больше ни слова, он скрывается в гардеробе, оставляя меня в полной растерянности.

Через несколько минут Эмерик возвращается полностью одетым и сообщает мне, чтобы я шла на кухню, как только буду готова.

Цель преподнесенного им урока завладевает моим разумом, пока принимаю душ, расчесываюсь, чищу зубы и одеваюсь в одиночестве в его спальне. Я отдаю себе отчет в том, что мои представления о сексе и мужчинах отчасти поверхностны, но все же его хватка на моем горле – это ничто по сравнению с последними четырьмя годами моей жизни, наполненными болью и страхами. Это ни в коей мере не оправдывает его методы, но ошеломляюще грубый подход, возможно, действительно имеет место быть.

В следующий раз, когда возникнет подобная ситуация, я не забуду о стоп-слове. И Эмерик точно не проигнорирует его. Сколько я его знаю, он ни разу не взял на себя больше, чем позволено мной. Боже, в этом и правда заключена сила. Будучи уверенной, что он остановится, услышав то самое слово, я чувствую себя сильнее, решительнее... спокойнее.

Спускаюсь по ступенькам, наслаждаясь мягкостью кожи новой обуви. Милые балетки с ненавязчивыми серебристыми стразами и черной сеткой в области пальцев. Они отлично гармонируют с красным кружевным платьем с рукавами в три четверти, которое не даст замерзнуть осенними вечерами. Прямой подол проходит ниже колен, а под лифом имеется плетенный пояс, который фиксируется на талии.

Вкупе этот наряд помогает мне чувствовать себя утонченной и... желанной. Мое сознание взывало к совести, напоминая, что я не заработала на эти вещи. Вот только Эмерик ясно дал понять, отдавая их мне, что я его, и, соответственно, все, чем он владеет, автоматически и мое Осознание этого давалось мне очень сложно. Но сейчас я надела этот наряд, так как его подарок значит для меня гораздо больше моей чертовой совести.

Я застаю его сидящем за столом на кухне, ковыряющимся вилкой в тарелке с тостом и яичницей с сыром и беконом. Увидев меня, Эмерик замирает. Двигаются лишь его глаза, полыхающие под темными бровями, когда он окидывает меня изучающим взглядом сверху вниз.

Безусловно, он купил мне эти вещи, потому что мой гардероб был нулевой. Но по мере того, как его взгляд скользит по мне, я осознаю, что он выбирал его, думая обо мне, возможно, представляя, как я буду выглядеть в том, что ему по вкусу.

В конце концов, непоколебимые черты его лица смягчаются от удовлетворения. Что-то внутри меня прорастает и укореняется. Он доволен, что я приняла его подарок. Мне это непривычно, но понимание, что я нравлюсь ему, идеально сочетается со всеми остальными чувствами, которые Эмерик пробуждает во мне.

Наши взгляды встречаются.

– Платье подходит тебе, как нельзя лучше.

Мое сердце готово выпрыгнуть из груди.

– Не ожидала, что оно настолько хорошо сядет.

Его взгляд перемещается на мои губы.

– Садись и поешь.

Его пестрый галстук, светлая рубашка и коричневые брюки смотрелись бы слегка старомодно на большинстве мужчин. Но Эмерик выглядел словно метросексуал. Черт возьми, чтобы ни было на нем одето, трусики девушек все равно становились бы мокрыми, когда он проходит мимо.

Меня окутывает аромат крепкого кофе, когда я сажусь рядом с ним.

– Сегодня без жилета?

– Погода располагает к куртке.

Замечаю коричневую замшевую куртку, висящую на спинке его стула. Ее длинные рукава помогут скрыть сбитые костяшки на его руках.

Он наполняет едой мою тарелку, наливает в стакан сок и кладет руку на мое бедро. Никто не заботился обо мне так после того, как отца не стало. Сейчас, сидя здесь в прекрасном наряде, наполняя свой желудок вкусной едой, я смотрела на него, как девушка без отца на того, кто может ее защитить, как ученица на своего учителя, но в придачу к этому я видела в нем мужчину, которому готова была открыть свое сердце.

Эмерик заполняет так много пустот в моей жизни, а моя страсть к нему только сильнее привязывает меня к миру, о котором я столько мечтала. К миру, в котором я общаюсь с мужчиной, потому что правда хочу этого, потому что он заботится обо мне, как и я о нем.

Вот только он утверждает, что я не готова.

До того, как повстречала его, я хотела только нежности, а что теперь?

Когда я всерьез занялась музыкой, меня постигло ошеломляющее открытие, что Бах использовал в своем творчестве контрапункт. Те, кто не разбираются в музыке, слышат лишь мешанину звуков, какофонию. Но, сочиненное им, это множество мелодий, причем каждая его рука играла свою версию одного и того же произведения.

Контрапункт – излюбленный прием Эмерика абсолютно во всем, что он делает. Одной рукой он играет с нежностью и сдержанностью, а другой – со всем темпераментом и желанием доминировать. Но как бы не были противоречивы его действия, он возводит их до совершенной гармонии.

Я выпускаю вилку из рук и сжимаю его руку, лежащую на моем бедре.

– Как я пойму, что уже готова?

Он берет мою руку и целует ее.

– Я почувствую.

Изучаю его лицо, задерживаясь на выразительных губах, свежевыбритом подбородке и глазах цвета ультрамарин.

– И что тогда?

Зловещий блеск вспыхивает в его глазах.

– Тогда ты будешь благодарна, что у тебя есть стоп-слово.

По моей спине пробегает холодок, но между ног становится жарко. Я жажду того, что он предлагает, так же сильно, как боюсь этого. Или, возможно, просто заставляю себя быть осторожной.

Провожу рукой по волосам и возвращаюсь к завтраку.

Эмерик заканчивает с трапезой и отодвигает свою тарелку.

– Если ты не в школе и не у меня дома, то ты не отходишь от меня.

Я закашливаюсь, чуть не подавившись откушенным куском сыра.

– Как ты себе это представляешь?

– Не говори с набитым ртом.

Поспешно прожевав, я проглатываю пищу.

– Ведь когда я вернусь к себе домой...

– Теперь твой дом здесь.

Его слова приводят меня в ступор. Я хорошо расслышала, что он сказал, но смысл сказанного никак не укладывается в моем сознании.

Эмерик делает глоток кофе, бросает взгляд на телефон, а затем смотрит на меня так, словно он просто пригласил меня на ужин, а не предложил переехать к нему, черт возьми.

Я таращусь на него, разинув рот.

– Ты, должно быть, шутишь.

Вновь поднеся кружку к губам, он продолжает смотреть на меня без всякого намека на шутку.

Он предельно серьезен.

Неужели я пропустила мимо ушей то, как он просил меня перебраться к нему? Хотя, о чем это я. Просить – это не про него.

Откидываюсь на спинку стула.

– Причина в Лоренцо?

– Весомый аргумент.

Сделав еще глоток, он возвращается к своему телефону.

Его проклятые правила, которым я не могу перечить, сдерживая в себе порывы высказаться раз за разом.

– Ты же мой учитель! Это противозаконно.

– Ты моя девочка. – Он лениво водит пальцем по дисплею своего телефона. – И это единственный закон, который тебя должен волновать.

Что? Мой мозг готов взорваться.

– Ты сумасшедший.

– Ты моя.

– А что, если кто-нибудь узнает?

Эмерик, как ни в чем не бывало, проверяет свою электронную почту.

– Это мои проблемы.

– Но Шуберт...

Эмерик выпускает мобильник из рук и припадает губами к моим губам, говоря поцелуем, чтобы я заткнулась и доверилась ему. Затем отстраняется и вновь возвращается к просмотру электронной почты.

– Мы заберем твоего кота сразу после учебы.

Глава 29

АЙВОРИ

Я припарковываю свой Понтиак GTO через три здания от дома Айвори, пока та отправилась кормить своего кота. Оранжевого мотоцикла я не вижу, но при этом не могу быть уверен, что она там одна.

Если бы у меня имелось законное обоснование того, что я приехал вместе с ней полседьмого утра, мы были бы в доме вместе. Но вместо этого вынужден присматривать за ней на расстоянии, используя телефонную связь, будучи готовым сделать все возможное, чтобы Айвори чувствовала себя полностью защищенной.

Первые лучи солнца пятнами освещают черепицу здешних домов. Я крепче сжимаю телефон в руках, коря себя за то, что не могу следить за передвижениями Айвори внутри. Но мне хотя бы удается слышать ее через динамик. Каждый шорох ее дыхания эхом отдается во мне.

Прежде чем выехать, я вручил ей телефон, который был куплен мною еще несколько недель назад. Она сжимала его в своих руках, словно бесценную скрипку Vieuxtemps, а на ее лице читалась плохо скрываемая благодарность. Мне не терпелось увидеть ее реакцию, когда я подарю ей автомобиль.

– Твоя мама или брат дома? – спрашиваю я в трубку.

– Оба дома, – шепчет она. – Спят.

Если до меня донесется хоть один настораживающий звук, я окажусь на пороге ее дома меньше, чем через десять секунд.

Усиливаю хватку на руле, и из-под чересчур длинного рукава показываются сбитые костяшки пальцев. Очевидно, что Айвори поняла, что истинной причиной, по которой я надел куртку, являются именно эти шрамы. Мне не хочется, чтобы она тревожилась о том, что подумают или не подумают окружающие. Это только мои проблемы.

Когда вновь сосредотачиваюсь на шорохах на другом конце провода, мои мысли уносятся к нашему утру в спальне и тому сексуальному порыву, когда моя рука сжимала ее горло. Она доверяет мне, но в тоже время слишком нервничает, ведется на инстинкты своего тела, умоляет глазами, как повела бы себя с любым из мужчин в подобной ситуации. Это не то, что нужно.

Удушение, порка, получение удовольствия от любого проявления боли и доминирования – удел не для слабонервных. Если бы я хоть малость сомневался в том, что ее возбуждает, мой подход был бы иным. Если бы Айвори была слишком робкой, чтобы выдержать мой взгляд, вероятно, он бы не стал тем, что она поймала в первую очередь.

Если бы она была другой, я бы не сидел здесь, полностью посвящая себя ей и рискуя своей головой ради того, чтобы быть с ней рядом.

Айвори Уэстбрук – та еще штучка. Она идеальна для моего покровительства и присущей мне склонности к доминированию. Будь я с ней снисходителен, это сослужило бы ей плохую службу.

Ее внутренняя сила – одна из множества причин, почему меня настолько сильно тянет к ней. Да, она самое прелестное создание, которое я когда-либо встречал, и я очарован этим. Она дерзит мне, когда заключает, что я не прав, но при этом становится влажной от моего властного тона и твердого желания держать все под контролем. Готов поспорить на фортепиано Fazioli моего деда, что посредственный и скучный секс с рядовым мужчиной быстро наскучил бы ей.

Не важно, продиктована ли эта предрасположенность к покорности ее природой или является следствием жестокого прошлого, я, как ее первый истинный сексуальный партнер, несу ответственность за то, чтобы Айвори познала все возможные грани удовольствия. Секс не обязан соответствовать стандартам, продиктованным обществом, чтобы считаться нормой. Ему необязательно быть нежным и размеренным, чтобы являться безопасным. И присутствие кожаных наручников никак не указывает на чье-то несогласие.

В Айвори заметен прогресс в этом плане, но насколько осознанно она идет к этому? В этом вся и сложность.

Я хочу ее, и эта потребность словно беспрестанно пульсирующий ритм внутри меня, сродни ненаписанной мелодии, которая пробивается сквозь грудную клетку, чтобы явить себя миру. Поселить ее в своем доме и спать рядом, не овладевая ей – это истинная пытка. Но я уверен, что она осознает причины моей сдержанности, и к тому же она ценит и уважает это.

В том, что я жажду связать ее, вонзить свои зубы в ее плоть, придушить ее стоны, нет никакой проблемы. Но факт пережитого ей жестокого обращения в совокупности с тем, что я являюсь ее учителем, делает даже самые нежные проявления близости с ней затруднительными. Мне ничего бы не стоило сладкими речами заставить ее раздвинуть ноги и мягко овладеть ею, и она бы позволила этому случиться, потому что это и есть тот единственный способ, которым она привыкла отвечать на мужское внимание.

Но к черту это все. Прежде чем войду в нее, она должна самостоятельно прийти к тому, чтобы быть со мной и мыслями и душой, сделав сознательный выбор между тем, чтобы остановить меня или оказаться в моей власти. Чтобы все было не так, как сегодня утром, когда моя рука сжимала ее горло. Она не сдалась, но и не использовала стоп-слово. И все потому, что она еще не осознала, что значит действительно быть готовой.

Спустя несколько минут она возвращается в авто и пристегивается ремнем безопасности.

Я трогаюсь с места, краем глаза отмечая ее расслабленную позу.

– Никого не разбудила?

– Нет. – Уголки ее губ дергаются в улыбке. – Шуберт тоскует без меня. – Она ерзает на сидении и смотрит на меня. – Эмерик, нам нужно поговорить...

– Если речь пойдет о переезде, то это не обсуждается.

– Я вольна сама решать, где мне жить.

– Только не тогда, когда речь идет о твоей безопасности. – Я сворачиваю на Рампарт-стрит и направляюсь в сторону ЛеМойна. – Думаю, мне не стоит объяснять насколько небезопасно твое пребывание в этом доме вместе с Шейном и Лоренцо.

Она обиженно надувает губы.

Я кладу руку ей на бедро.

– Просто перестань грузиться по этому поводу.

– Я твоя ученица. Если кто-то узнает, что я живу у тебя...

– Я загремлю за решетку, а ты будешь свободна от меня и от любых последствий.

– Вот именно! А я не хочу этого!

– Это мои проблемы. – Мой голос звучит властно, чтобы напомнить ей, что здесь я принимаю решения, потому что я главный и контролирую эту ситуацию, в первую очередь, чтобы защитить ее. – Я так решил, и мы больше не будем возвращаться к этой теме.

Когда притормаживаю на светофоре, она отстегивает ремень безопасности и тянется ко мне.

Улыбаясь, Айвори привычно проводит рукой по моим волосам.

– Ты просто восхитителен, когда становишься таким серьезным и властным. – Она опускает подбородок и нарочито понижает голос. – Типа, я мужчина и я устанавливаю законы. Как сказал, так и будет.

Очень мило. Мотаю головой, с трудом сдерживая улыбку.

Ее пальцы погружаются глубже в мои локоны, и она приближается ртом к моему уху.

– Но у меня есть своя голова и право голоса, и тебе придется прислушаться, когда я действительно этого захочу.

Не свожу глаз с ее губ, будучи слегка обескураженным и возбужденным.

– Что еще можно было от вас ожидать, мисс Уэстбрук.

Она точно также понимала, что я не позволю ей перечить моим решениям.

– Вот и славненько. – В ее глазах играет огонек. – Также тебе следует быть готовым, что я не откажусь от Леопольда.

Конечно, она не сделает этого, поэтому мне предстояло подумать, как сделать так, чтобы это обстоятельство работало на меня.