Текст книги "Мрачные ноты (ЛП)"
Автор книги: Пэм Годвин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)
Он хватает меня за талию и притягивает к себе, шепча низким, гортанным голосом:
–Ты даже не представляешь, что это значит для меня.
– Что именно?
– Как смотришь на меня, как будто я значу для тебя больше, чем... – взглядом обводит комнату, – этот большой шикарный дом.
Румянец обжигает мои щеки. Что он такое говорит? Из-за моей бедности я должна была растеряться при виде такой роскоши? Меня интересует он, а не все деньги мира. Может, он думает, что я влюбленная старшеклассница.
Я прищуриваюсь.
– Лепнина... она повсюду. Зубчатые узоры на потолке гостиной, квадратные панели на стенах, расставленные кресла по всей длине зала. Я бы все поменяла тут и похозяйничала, пока ты ...
– Шалунья. – Красивое лицо расплывается в улыбке, когда он тащит меня назад и сажает на край матраса.
Он оставляет меня там и шагает к комоду. Когда опустошает свои карманы, я принимаю на себя всю тяжесть реальности происходящего. Я нахожусь в спальне мистера Марсо. Сижу на его кровати. Находясь в его личной обстановке, наблюдаю за ним и вижу таким, каким в школе его никто не увидит.
Повернувшись ко мне спиной, он кладет бумажник и ключи на деревянную подставку. За ними следуют телефон и часы. Его жилет падает на спинку жесткого кожаного кресла, за ним галстук.
Когда его руки опускаются на пояс, у меня перехватывает дыхание.
Он поворачивается ко мне лицом, пальцами медленно расстегивает пряжку от пояса брюк.
– Пришло время решить проблему, которую мы избегали.
Все внутренности ухают вниз, меня поглощает мгновенная волна головокружения.
Он снимает ремень, сворачивает его в спираль и кладет на тумбочку рядом с кроватью.
– И никакой лжи. – Он сжимает руки за спиной, растягивая плечами рубашку на груди. – Умалчивание также относится к вранью, – говорит он с ожесточенным взглядом.
Дерьмо! Я жмурю глаза. Твою мать.
– Айвори.
Открыв их, я вижу, что он изучает меня. Конечно же, он это делает – всегда наблюдает и замечает очень многое. Прикусив губу, у меня возникает предчувствие, что все закончится плохо.
– Возможно, я вновь потеряю самообладание. – Он смотрит себе под ноги, при этом ухмыляясь. – Поскольку я не могу контролировать свои действия, когда дело касается тебя. – Затем его взгляд поднимается вверх, чтобы посмотреть на меня из-под густых ресниц. – Вспомни, что я говорил об этом.
– Ты никогда не ударишь в гневе женщину? – Брови приподнимаются вверх, когда я вспоминаю его слова.
– Умница.
От этих слов легкие наполняются кислородом.
Эмерик опускается передо мной на колени, его грудь касается моих сомкнутых колен, а руки располагаются на бедрах. – Я знаю, что тебе нужны деньги. Я догадался, что Прескотт и Себастьян платят тебе. – Его глаза сверкают яростью. – Расскажи мне, как и когда началась договоренность между вами.
Я хочу погладить его лицо, но мужские скулы вдруг кажутся слишком острыми, слишком неприкасаемыми. Поэтому кладу ладонь на теплую кожу предплечья, что покоится рядом с моим бедром.
– Я расскажу тебе. Обещаю. Но что станет с моим образованием и Лео...?
– Сейчас речь идет не о Леопольде. Между нами не встреча учителя и ученика. – Он сдвигается, хватает подол моей юбки и поднимает ее вверх по бедрам, открывая вид на трусики.
Мои колени сомкнуты вместе, но я не сопротивляюсь ему.
– Это ты и я, Айвори. – Пальцы скользят под собранной тканью, прослеживая скрытый изгиб между ногами и бедрами. – Мы просто мужчина и женщина, разделяющие интимный момент правды.
Мне нравится, как звучат его слова, словно успокаивающее прикосновение его пальцев. Между нами тянется молчаливая цензура, в течение которой время невесомо и не имеет счета. В конце концов, его ласки успокаивают меня настолько, чтобы довериться ему.
– Будучи на первом курсе, я отчаянно нуждалась в друзьях. Хотела вписаться в коллектив и предложила помощь некоторым ребятам с домашним заданием. – Руки потеют, и я мну ими свои обнаженные бедра. – Только мальчики откликнулись на помощь.
Прескотт и его друзья. В какой-то момент первый год моего обучения проходил под знаком помощи в решении домашнего задания.
– А то, что я видел в машине?
– Они прикасались, целовали и отбирали у меня то, что я отчаянно не хотела отдавать.
Эмерик встает, его руки пробегаются по волосам, когда симфония ярости вибрирует в мужском взгляде.
– Они отбирали... – Он опускает руки и сжимает кулаки по бокам. – Объясни.
Я рассказываю ему, как предупреждала о том, что перестану помогать им. Делюсь с ним об их предложении платить мне, если я продолжу свою помощь, и о том, как сильно нуждалась в доходе, чтобы содержать свой дом. К тому времени, как добираюсь до той части, где речь идет о большем, чем о помощи в домашнем задании, Эмерик в бешенстве мечется по комнате.
Пространство позволяет ему выпустить пар, поскольку его комната – самая большая спальня, которую я когда-либо видела, и на полу нет ничего, что заставило бы его споткнуться. Для парня он удивительно аккуратен.
И для девушки, которая сидит в клетке с разъяренным львом, я чувствую себя странно отстраненной. Даже освобожденной.
Наконец, рассказывая ему, я чувствую свободу, пока он впитывает каждое мое слово, как будто живет им, чувствует его. Да, он зол, но он ни разу не направил свой гнев на меня. Эмерик достаточно заботливый, чтобы срывать на мне свое зло.
– Ты говорила им «нет»? – Он останавливается передо мной, его лицо такое же красное, как и распухшие костяшки пальцев.
Я утвердительно киваю головой, уставившись на его ботинки Doc Martens.
– Какое-то время.
– Какое конкретное?
– Первые пару лет.
– Они насиловали тебя годами. – Его уничтожающий голос перекатывается в рев. – Взгляни на меня!
Поднимаю взгляд на него. Ужас, отразившийся на лице Эмерика, заставляет сердце биться сильнее, отчего становится слишком больно.
Как я могу объяснить те постыдные вещи, в которых я даже не уверена.
– Я не знаю.
– Это, черт возьми, не я-не-знаю, Айвори. – Он обхватывает руками заднюю часть шеи и ходит по кругу. – Ты либо сама хотела, либо нет. Что из этого?
– Иногда я чувствую себя в ловушке обстоятельств. Иногда сдерживаюсь, а бывает, просто позволяю этому случиться.
–Ты просто позволила этому случиться, – ядовито вторит он. – Дерьмо собачье!
Я вздрагиваю от грохота его крика. Он поворачивается и ударяет кулаком в стену, забирая у меня дыхание.
Спрыгнув с кровати, распрямляю юбку и осторожно приближаюсь к его спине.
– Эмерик.
Он ударяет еще раз и еще, и еще. Его руки сжимаются от удара, когда он прикасается к стене, образуя вокруг себя взрывающуюся пыль.
– Эмерик, прекрати!
Тяжело дыша, он опирается предплечьем о стену, кладет руку на лоб и наклоняет голову, чтобы взглянуть на меня.
– Кто из этих ублюдков лишил тебя девственности?
– Никто из Ле Мойна. – Я подхожу к нему ближе на расстояние вытянутой руки. – Я была уже...
Использованной. Разрушенной.
Он протягивает руку, привлекает к себе и прижимает между своей вздымающейся грудью и стеной.
Кровь и пыль покрывают костяшки его пальцев, которыми он нежно гладит меня по щеке.
– Есть еще кое-что, о чем ты мне не рассказала.
О большем количестве мужчин, которые использовали меня, о большей правде, которой я смогла бы с ним поделиться. Я расскажу ему все, потому что он ни разу не оттолкнул меня, ни разу не посмотрел на меня с отвращением.
Касаясь пальцами щеки, Эмерик прижимается лбом к моему лбу и тихо говорит:
– Мне хочется выпороть тебя за то, что ты ни черта не знаешь об изнасиловании.
Но я учусь различать. Учусь доверять и просить о помощи вовремя. Я всегда думала, что самое безопасное место – это моя голова, где никто не сможет причинить мне боль. Но, стоя между испорченной стеной и тем разъяренным человеком, который разрушил ее, я никогда не чувствовала себя в большей безопасности.
Я льну к его руке и встречаю на себе страстный взгляд.
– Я доверяю тебе.
Все мои отвратительные секреты наконец-то настигли меня. Но впервые в жизни мне не приходится сталкиваться с ними в одиночку.
Глава 25
ЭМЕРИК
Мое самообладание держится на грани, а невозмутимая часть мозга охвачена леденящими образами Айвори, загнанной в угол, такой раненой и одинокой. Руки дрожат, когда я балансирую на грани маниакальной жестокости, поглощенный пульсирующей головной болью, которую можно успокоить только кровопролитием.
Я догадывался о совершенном над ней насилии, но старался верить, что все было в прошлом, как будто это был единственный ужасный момент в ее жизни. Никогда не думал, что подобное будет происходить с ней годами.
Сколько ублюдков мне придется убить? Пока я прохожу путь через ее кошмары, убивая каждого, как могу остановить себя от того, чтобы не стать худшим из них?
Понятие Айвори о сексе, скорее всего, искажено к чертовой матери. Как она отреагирует на секс со мной? Она впадет в ступор? Я слишком тороплю ее? Какого хрена мне теперь делать касательно наших отношений?
Сердце стучит громче, быстрее, отдаваясь в мышцах.
– Эй. – Она прижимает мою больную руку к своей щеке. – Ты снова напряжен.
Я думаю, что она может быть более безумной, чем я. Поскольку девушка не съеживается и не пытается установить безопасную между нами дистанцию. Вместо этого она нежно улыбается и смотрит на меня огромными карими глазами, полными доверия.
Да, я привез ее домой, чтобы она была в безопасности, но она понятия не имеет, насколько я близок к срыву. Все мое тело трясется, чтобы наклонить ее и трахнуть так сильно, что она будет помнить только меня. И это уничтожит ее.
Шагаю назад и тычу дрожащим пальцем в сторону кровати.
– Садись.
Она разглаживает юбку и следует моему приказу, нервно поглядывая на лежащий на тумбочке пояс.
Моя ладонь горит и болит, рука напрягается, чтобы взяться за ремень – меньше из-за гнева и больше из-за того, что отчаянно хочу оставить все это дерьмо позади и провести остаток ночи, доводя ее до оргазма.
Но это не значит, что я могу просто отхлестать ее. Это подорвет доверие ко мне. Я должен научить ее, что есть боль лучше, более значимая, чем та, которую она испытала.
Для начала мне нужно взять себя в руки.
Размеренно дыша, я наслаждаюсь ее красотой, впитывая ее идеальный вздернутый нос, смуглый цвет лица и темные блестящие волосы. Но именно смелость в ее глазах, сила в улыбке и мощь женской ауры успокаивают меня. Невозможно не тянуться к ней, не быть очарованным изяществом и упорством, которые она излучает.
Глядя на нее, я с поразительной ясностью понимаю, что ей не нужно, чтобы я уничтожал ее прошлое. Она уже пережила это и продолжает жить с большей стойкостью, чем любой человек, которого я знаю.
Айвори нужно, чтобы я выслушал ее, поддержал, не теряя головы, и, самое главное, защитил от будущих бед.
Успокоившись, присоединяюсь к ней на краю кровати, мои ноги рядом с ее. Склонившись над коленями Айвори, я тянусь к ее лодыжкам. Я презирал ее склеенные туфли с самого первого дня, когда надел их ей на ноги. Она заслуживает другую обувь, и, глядя, как девушка ходит в них неделю за неделей, мне хочется отдать ей все до последнего пенни.
Я скидываю на пол маленькие черные туфли. Если бы она только знала, сколько пар на замену такого же размера я ей купил. Весь чертов шкаф за моей спиной забит не только обувью, но и одеждой, сумками и... Господи, я излагаю мысли как психопат.
Я вообще-то не шопологик. Черт, ненавижу это делать. Но за последние пять недель это был самый безопасный способ направить мою неприемлемую одержимость ею.
Посадив Айвори боком к себе на колени, я тяну нас на матрас и откидываюсь на спинку кровати.
Обхватив руками хрупкое тело, ласкаю ее спину.
– Расскажи мне о своем первом разе. Сколько тебе было лет?
Она прижимается щекой к моему плечу, ее голос неуверенный:
– Давай ты первый.
Возмущение давит на горло, но я проглатываю его, напоминая себе, что честность должна исходить от нас обоих.
Целую ее в висок.
– Мне было шестнадцать, как и ей. Подруга на лето. Это было... – Мило. Неловко. Ванильно. – Однообразно. Вскоре после этого мы расстались.
Айвори теребит пуговицу моей рубашки под подбородком.
– Это безумие, если я хочу выследить ее и выцарапать ей глаза за то, что она провела такое небольшое количество времени с тобой?
Из моей груди вырывается смех, когда я сгибаю свою опухшую руку у нее на коленях.
– Если это безумие, то я, наверное, должен быть уже в психушке. – За то, что безудержно, безумно, яростно хочу защищать эту девушку.
Она тихо хихикает, ее пальцы описывают круги вокруг месива на моих костяшках.
– Я хочу помыть твои руки.
– После того как мы закончим.
Сидя у меня на коленях, она прислоняется к груди и обхватывает рукой поясницу, прижимаясь лицом к моей шее, как будто хочет прижать к себе.
Я никуда не уйду.
– Мой первый раз случился со мной, когда мне было тринадцать лет.
Я закрываю глаза и забываю дышать.
– Со мной это сделал друг моего брата на лестнице за моим домом.
Я закипаю. Черт возьми, во мне кипит каждая клетка моего тела. Ее брат старше Айвори на девять лет. Если друг того же возраста, то этому больному грязному растлителю было двадцать два, когда он трахал ее тринадцатилетнее тело.
Все, что могу делать, просто сидеть там, прижимая ее к себе и пытаясь не взорваться в ревущем, пуленепробиваемом припадке ярости.
– Сколько ему лет?
Она приподнимается на моей груди и обнимает меня за плечи, прижимаясь лбом к моему лбу.
– Столько, сколько и тебе.
Я знаю, что сжимаю ее слишком сильно, когда она вскрикивает и впивается ногтями мне в шею. Вопросы накапливаются в моем горле, но я никак не могу произнести и звука, не говоря уже о словах.
Она гладит меня по плечу, словно успокаивает бешеную собаку.
– Я говорила ему «нет», боролась с ним, ненавидела то, что он делал. Теперь я знаю, что это означает, но тогда я этого не понимала.
– Айвори...
– Просто дай мне закончить. – Она отворачивается от моей груди, глядя на дверь в ванную комнату, пока ее пальцы играют с пуговицами на моей рубашке. – После того как это случилось, у меня голова пошла кругом. Я позволяла всем и каждому заниматься со мной сексом, как будто пыталась доказать себе, что я не слабая и не хотела из-за этого плакать, только управлять ситуацией. И каждым из них...
– Сколько их было? – выдавливаю я сквозь стиснутые зубы.
Она моргает и качает головой. Когда снова моргает, ее глаза блестят от слез.
– Все вышло не так, как я хотела.
– Перестань хныкать и скажи мне, сколько их было?
Ее челюсть сжимается, и она смотрит на меня взглядом, полным слез.
– Я не знаю, ладно? Шестьдесят? Восемьдесят? Больше? Я не слежу, потому что не хочу знать!
Меня тошнит. Черт возьми, я на десять лет старше ее, а шестьдесят – это вдвое больше партнеров, чем было у меня. И это могло быть больше, чем на самом деле.
Ее внимание возвращается в ванную.
– Давай, скажи это. Что я шлюха. Отвратительная шлюха.
Я крепко хватаю ее за подбородок и рывком притягиваю лицо к своему, говоря грубым тоном:
– Никогда больше не говори за меня.
Когда я отпускаю ее, она подтягивает колени между нами, впиваясь упругой задницей в мои бедра, продолжая сидеть боком на моих коленях. Ее ноги дергаются, чтобы крепче сомкнуться, когда она вновь глядит в сторону ванной комнаты. Моя первая мысль – ей нужно в туалет. Но, судя по разговору, я знаю, что происходит что-то еще.
Я заправляю ей волосы за ухо и провожу пальцами по шее.
– Прескотт... прикасался к тебе или занимался с тобой сексом до моего приезда?
Она обнимает колени, ее лицо темнеет.
– Нет.
Я так не думал, но то, что она была застигнутой в таком положении, вероятно, нанесло ущерб ее чувствам.
– Скажи мне, почему ты так пристально смотришь на ванную.
Ее ресницы опускаются вниз.
– Мне бы очень хотелось... принять душ.
– Почему?
– Я грязная, – шепчет она.
Я стискиваю зубы. Займёт достаточно много времени, чтобы восстановить ее достоинство, которое я собираюсь начать возрождать прямо сейчас.
– Ты знаешь, что произошло в тот момент, когда я вытащил Прескотта из машины? Я заявил о своей собственности на тебя. Я знаю, что ты не понимаешь всей важности, так что скажу проще. – Пальцами обхватываю ее за горло и удерживаю взгляд. – Ты моя. Это означает, что каждый дюйм твоего великолепного тела, каждая мысль в твоей голове и каждое слово из твоего рта воздействуют на меня особенно. Называть себя грязной или любым другим неприятным прилагательным – это оскорбление моей девушки, чего я не потерплю. Скажи мне, что ты понимаешь, о чем я.
Горло расслабляется под моей ладонью, глаза округляются.
– Я все понимаю.
Чертовски прекрасная.
Я отпускаю ее шею и касаюсь места соединения сомкнутых коленей.
– Раздвинь ноги.
Узкая юбка не позволит многого, но для моей руки места будет достаточно.
Она пристально смотрит на мои пальцы, и взгляд ее широко раскрытых глаз вспыхивает в ответ. Моё выражение на лице сглаживает тревожные морщинки. Руки Айвори опускаются по бокам, она дышит глубоко и раздвигает колени.
Черт возьми, я жажду раздеть ее догола и попробовать каждый восхитительный изгиб тела. Когда мы будем вместе, нас одолеет безумие; мы будем безрассудными, грязными и опьяненными от удовольствия. Я чувствую, как эмоции витают в воздухе, мои ноги дрожат под её попкой, когда ладонью скольжу по внутренней стороне ее бедра.
Чем глубже рукой я погружаюсь под юбку, тем теплее и более влажной становится девичья кожа. Я наблюдаю за ней в поисках признаков паники и медленно приближаюсь к ее киске.
В дюйме от своей цели я ласкаю женское бедро, дразня ее.
– Я не собираюсь стирать твой самоуничижительный комментарий словами вроде «ты красивая, сексуальная и совершенная», потому что я подозреваю, что все это ты слышала, скорее всего, произносимое совместно с тяжелым дыханием, которое преследует тебя, когда ты спишь.
Ее нижняя губа дрожит, остальная часть тела – неподвижна, будто замерла.
– Вместо этого я собираюсь показать тебе, насколько ты не являешься грязной. – Я пальцами касаюсь промежности ее трусиков.
Встречаю влажный атлас, и мой член дергается у бедра девушки. Господи, я хочу ее. Это такое сжимающее чувство у основания позвоночника, от которого твердеет в штанах и сжимает яйца. Понятия не имею, как остановлю себя от того, чтобы не взять ее, подобно тому варварскому м*даку, как только уберу преграды между нами.
Ее глаза встречаются с моими, когда она сжимает мое предплечье, вовсе не отталкивая, а скользя пальцами по мышце, как будто повторяя мои движения.
Я цепляю пальцем край атласа между ее ног. Долгим, медленным движением провожу своими пальцами от входа к клитору, раздвигая ее плоть и наслаждаясь ощущением мягких коротких волосков. Ещё одно трение, и она становится слишком влажной. Ее киска набухает, ноги дрожат, и я чертовски трепещу при мысли о том, что собираюсь доставить удовольствие, которого она еще не испытывала.
Айвори расслабляет ноги на кровати, цепляясь за меня обеими руками. Ее полная грудь поднимается и опускается, когда соблазнительный звук дыхания заполняет тишину в комнате.
Приоткрытые губы, изгиб задницы, расположенной у моих ног, и ощущение возбуждения, покрывающего мои пальцы, заводят как никогда. Это ощущение гораздо глубже, чем жесткое давление между ногами. Ее образ в моих венах, огненный и невесомый. Она в моей голове, как шепот обещаний. Она в моем сердце, делает его более мягким, возвращает к жизни и заставляет снова биться.
Я убираю руку и подношу пальцы ко рту. Удерживая ее пристальный взгляд, облизываю каждый палец, медленно и намеренно.
– Ты грязная на вкус, Айвори. В самом приятном, восхитительном, захватывающем смысле этого слова.
Девушка беззвучно выдыхает, приоткрыв рот. Она закрывает его, затем снова открывает, но я обрываю ее поцелуем. Мои руки скользят по лицу и волосам, прижимая к себе, пока я выслеживаю ее язык, ловлю его и переплетаю со своим. Она следует за мной, положив руки мне на голову, стонет в рот и слизывает свой вкус с моих губ.
Я слетаю с катушек. Кровать поскрипывает, когда я целую ее глубже, притягиваю ближе, преследуя ее пальцами и зубами, молча требуя, чтобы она взяла все, что я даю, поскольку принадлежу ей.
Айвори прижимает губы к моим, ее голос хриплый:
– Черт возьми, ты... ты действительно знаешь, как целоваться.
Ее страстный выдох наполняет мои легкие. Когда она прочищает горло, я словно слышу ее вопрос в следующем вдохе: что же теперь?
У меня есть огромное количество вопросов, больше, чем осталось минут в этой ночи. Но Айвори ничего не ела, усталость давила на ее веки, и мы не уйдем из этой комнаты, пока она не усвоит важный урок.
С большой неохотой снимаю ее с колен и сажаю на кровать. Взгляд девушки мгновенно падает на бугор в моих брюках. Она вполне может привыкнуть к этому.
Рукой поправляю стояк.
– Когда-то ты говорила, что не хочешь, чтобы тебе затыкали рот кляпом, связывали и все остальное, а также все то, что следует после этого. – Я тянусь к ремню и складываю его пополам, крепко держась за концы. – Но ты ведь уже думала об этом.
Она смотрит на кожаный ремешок и потирает руки о колени.
– Я... я не возражала против порки.
– Почти поверил. Попробуй еще раз.
Разочарование морщит ее лоб.
– Ладно, мне понравилось. Но это не имеет значения. Это было унизительно и больно.
– Опиши боль.
– Я не знаю. Это должно было напугать меня, но я просто почувствовала тепло и невесомость во всем теле. Может быть, потому что ты меня не пугаешь. Потому что мне... Мне это нравится. – Она опускает взгляд на свои руки.
– Взгляни на меня.
Впиваясь зубами в губу, Айвори смотрит на меня.
– Ты мне нравишься. Ты заставляешь меня хотеть того, чего я никогда... – она отворачивается и быстро возвращает взгляд. – Я хочу твоих шлепков, поцелуев и... даже больше.
– Умница.
Стоя над ней в согнутом положении, обхватываю ее подбородок свободной рукой и целую в губы.
В момент, когда наши языки соединяются, я теряюсь в бесцельном, чувственном скольжении наших губ. Она – фантазия во плоти, не связанная условностями, вибрирующая под моими руками и умоляющая взять над ней власть.
Я выпрямляюсь и делаю шаг назад.
– Боль, которую ты испытывала с другими мужчинами... это просто недопустимо, Айвори, потому что это было не по обоюдному согласию. – Я подчеркиваю каждый слог строгим тоном. – Ты ни в чем не виновата. Ты никогда не будешь винить себя. Скажи «да», если понимаешь, о чем я.
Она сидит ровно, приподнимая подбородок.
– Да.
Проблеск уверенности в ее позе творит чудеса с моим внутренним эго. Мы делаем успехи, и будь я проклят, если от этого не становлюсь тверже.
Ставлю ноги на ширину плеч. Ремень висит у меня в руке.
– Я собираюсь показать тебе некоторую боль, похожую на порку. Боль, которую ты сможешь контролировать. У тебя будет вся власть, потому что в момент, когда ты скажешь «нет»...
Ее плечи напрягаются, напоминая, что по опыту это бесполезно.
Новая вспышка гнева прошибает меня насквозь. Я провожу рукой по волосам и делаю глубокий вдох.
– Забудь. Назови мне слово, которое ты использовала бы вместо слова «нет». Что-то такое, что...
– Скрябин.
Меня шокирует, с какой скоростью она отвечает на просьбу. Почему фамилия русского композитора? Вглядываясь в ее темные, карие глаза, я решаю, что Скрябин вполне уместен, учитывая противоречивое, диссонирующее качество его музыки.
Сгибая руку, сердце бешено колотится в груди.
– Когда ты скажешь «Скрябин», я остановлюсь.
Девушка изучает мое лицо, плечи и ремень, находящийся в руке. Уголки ее губ опускаются.
– Мне необходимо твое доверие, Айвори.
Она смотрит вверх и отвечает:
– Оно в твоих руках.
– Покажи мне. – Член становится твёрже. – Ноги на пол, грудью на матрас.
Когда она повинуется, я расслабляюсь.
Подхожу к ней сзади и провожу кожаной петлей по ее ноге и круглой попке. Мои руки продолжают двигаться вверх, держась за пояс, когда я вытягиваю ее руки над головой.
– Скажи мне, за что тебя наказывают?
Вцепившись пальцами в одеяло, она прижимается щекой к кровати и встречает мой взгляд.
– За то, что продавала свое тело.
– Это не... – Я чувствую, как по мне пробегает дрожь моего гнева. – Слушай меня. Ты была в отчаянном положении, а эти ублюдки брали от тебя больше, чем ты позволяла. Я наказываю тебя за то, что ты села в машину вместо того чтобы приехать ко мне.
Она начинает подниматься, но я удерживаю ее тело своим весом, придавливая грудью, упираясь в попку изголодавшимся членом.
– Но ты же мой учитель, – тихо говорит она. – Я не знала, что ты собирался делать...
– У тебя был Стоджи. Полиция, социальные службы... у тебя были варианты.
Чувствую, как мышцы ее тела подчиняются мне.
– Ты прав.
– Прав и зол. Ты отказалась от моей помощи с учебниками, но все же приняла деньги от этих придурков. Ты не доверяла мне настолько, как доверилась этим парням и их опасному соглашению.
Она кивает в знак согласия. Но я знаю, что ее мысли, должно быть, устремлены вперед, в поисках новых решений затянувшихся проблем.
Я провожу губами по ее подбородку.
– Ты моя, Айвори. Это значит, что твои проблемы – мои. Твои счета, твои заботы, твоя безопасность... – целую ее в уголок рта, – все это принадлежит теперь мне.
Она тяжело вздыхает.
Переместившись вниз, провожу руками по ее одежде. Ее стройное плечо, изгиб позвоночника, приподнятая попка – в ней так много женственности, которую можно потрогать, поглотить и оставить на ней свой след.
Я приседаю позади нее, мои мышцы гудят от возбуждения. Держа ремень в руке, позволяю ей почувствовать скрежет кожи, когда задираю юбку до талии. Подтянутые бедра и веснушки, дерзкая попка и кремовая кожа, мурашки и розовый шелк – все это мое. Но трусики придется снять.
Когда я рывком поднимаю на ноги Айвори и отступаю назад, все внутри меня сужается до одного основного инстинкта. Господи, черт возьми, я хочу войти в нее с ослепительной яростью, но мне удается держать ноги на полу, а руку подальше от члена.
– Какое твое стоп-слово?
– Скрябин, – выдыхает она, вцепившись в одеяло.
Член болезненно дергается в брюках, едва не разрывая молнию, когда Айвори наклоняется ко мне. Трогает ли она себя, когда остается одна? Мужчина когда-нибудь доставлял ей удовольствие? Сомневаюсь в этом, но мне нужно подтверждение, несмотря на то, что меня так и соблазняет связать ее и трахать до потери пульса.
– Еще один вопрос. – Я поглаживаю пальцем ее бедро и провожу им по мягкой, влажной плоти между ног. – Ты когда-нибудь испытывала оргазм?
Глава 26
АЙВОРИ
Я прижимаюсь лицом к восхитительно пахнущему постельному белью Эмерика, удерживая дрожащие ноги от падения на пол. Прохладный воздух касается моей голой спины, и его пальцы... черт возьми, его пальцы скользят взад-вперед между моих бедер, производя незнакомое бодрящее тепло там, в самом низу.
Я не могу сосредоточиться ни на чем, кроме его прикосновений. Мое тело отзывается, просит, чтобы он продолжал делать это... именно таким образом. Пожалуйста, не останавливайся...
Он прекращает движения, обхватив меня своей огромной ладонью.
– Я не стану повторять вопрос.
Впиваясь зубами в губу, я ненавижу его грубый, нетерпеливый тон. Или, может быть, наоборот он мне нравится.
– Я не знаю. Я... я иногда прикасаюсь к себе. – Я пыталась доставлять удовольствие, касаясь пальцами между ног. О да, прямо здесь! Женщины в моем районе продолжают болтать о том, как это хорошо. Но я не верю их утверждениям. – Может ли случиться оргазм, когда мне это не нравится?
Его рука скользит по моей киске.
– Ни один из этих ублюдков так и не довёл тебя до оргазма. – Эмерик расслабляет пальцы, продолжая лениво поглаживать. – Теперь все будет по-другому.
Следующий толчок вызывает во мне вихрь ощущений, бросая в совершенно другой мир. Воздух вылетает из моих легких, и тело сжимается. О боже, это так... безболезненно. Абсолютно другие ощущения.
Скользкими движениями пальца он погружается снова и снова. Расплавленное, вызывающее кому удовольствие течет по моему телу. Соски напрягаются, сердце бешено колотится. Я зарываюсь пальцами ног в ковер, когда хлюпающие звуки его ритма наполняют комнату.
Жар обдает лицо. Я знаю, это желание, и он нашел этот спусковой крючок, чтобы высвободить мою естественную смазку, показывая мне, как я хочу этого. Но я вся растеклась по его руке. Разве это нормально, быть такой грязной?
Он приседает, погружая в меня палец, когда другой рукой проводит ремнем вдоль бедра. Кожа вибрирует на мне, как и его голос.
– Так чертовски мокро.
– Мне так жаль, я не знаю, почему...
– Не вздумай, – рычит он, погружая палец внутрь и вытаскивая наружу, мастерски массируя и растирая. – Вот каково это, когда о тебе заботятся, когда ты получаешь удовольствие от того, кто отчаянно его предоставляет. – Губы касаются внутренней поверхности моего бедра. – Я знаю, как прикоснуться к моей девочке.
Эмерик знает, как быть одновременно томным, мужественным, и как уговорить меня сдаться с помощью силы его слов. Я никогда не была с кем-то настолько сильным и уверенным, достаточно спокойным, чтобы вот так меня касаться.
Его пальцы покидают мое тело, и его тепло ускользает. Я поворачиваю голову и ловлю взгляд глубоких темно-синих глаз, когда он выпрямляется и проводит влажной рукой по губам.
Это уже второй раз, когда он пробует меня на вкус. Так непристойно и в то же время увлекательно.
Эмерик делает шаг в сторону.
– Не двигай руками.
Я сжимаю пальцами простыню над головой, и тут же за моей спиной слышится звук, рассекающий воздух. Огненный удар приземляется на задницу, и я не сдерживаюсь, опускаю руку, чтобы потереть ее.
Но его рот уже там, накрывающий колким пламенем, сосущий и облизывающий. Он хватает меня за запястье, прижимая руку к матрасу, а его губы превращают боль во что-то совершенно другое. Взмах языка прогоняет жжение, оставляя на коже подобие наркотического покалывания.
Может быть, это потому, что он провел так много времени, прикасаясь ко мне, заставляя меня пребывать в состоянии чрезмерной стимуляции. Но я не съеживаюсь, когда он встает, чтобы снова замахнуться. Мое тело уже гудит, словно зависимое от него. Я хочу большего.
Вот только он не нападает. Эмерик решительно отходит от кровати и исчезает в стенном шкафу. Какого черта?
Секунду спустя мужчина появляется с черной спортивной сумкой и расстегивает ее на кровати, ставя рядом с моей головой. Кожаные манжеты падают на матрас, за ними следуют нейлоновые ремни.
Сердце стучит так громко, что может заглушить целый оркестр.
– Для ч-чего это?
Он разматывает ремни и, присев на корточки, прикрепляет их к каркасу кровати.
– Если бы ты пошевелила рукой секундой раньше, ремень порезал бы тебе пальцы. Может быть, даже сломал их. Мы сделаем это, не подвергая опасности твою фортепианную карьеру.
