Текст книги "Том 16. Фредди Виджен и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)

Глава IX

Машина миновала ворота Биворского замка, переехала по мосту ров и остановилась у главного подъезда. Майк с чувством вздохнул.

– Переношусь в прошлое, – сказал он. – Здесь я вас впервые увидел.

– Здесь? – переспросила Терри. – Не помню.

– А я вот помню. Вы смотрели из того окна.

– Там классная комната.

– Это я понял, увидев, что вы перемазаны джемом. Пили чай между уроками?

– Ничего я не перемазывалась.

– Перемазывались. Малиновым джемом. Он был прекрасен. Подчеркивал, можно сказать, нежную белизну лица.

Лорд Шортлендс тем временем выходил из ступора, сменившего в конце пути неземную откровенность. Майк узнал буквально все о романе с кухаркой и о поверженном сопернике. Мог он и ответить на любой вопрос, связанный с маркой.

Судя по неоднократным рассказам, марка эта появилась в 1851 году и называлась «Испанская голубая неиспользованная dos reales[11]11
  Два реала (исп.).


[Закрыть]». Дезборо, чьи заслуги поистине несравненны, обнаружил ее, когда гонг звал к ланчу, и так вознесся духом, что, не убоявшись жены, пошел не к столу, но к телефону, чтобы сообщить тестю поразительную новость. По его словам, тысяча фунтов – далеко не предел. Точно такую же марку продали недавно за полторы.

– Насколько я понял, – объяснил лорд Шортлендс, вылезая из машины, – там что-то не то с цветом.

Собственно, он говорил это в ресторане раз шесть, не меньше, да и раза четыре – в начале пути, но решил, что этого мало.

– Неверная окраска, как он выразился. Не знаю, почему она так важна.

– Когда я собирал марки, – сказал Кардинел, – такая штука ценилась ого-го-го!

– Собирали марки? – спросила Терри.

– Да, в юные годы. Разве вы не помните…

– Что именно?

– Ах ты, забыл!

– Как жаль.

– Видимо, что-то несущественное.

– Я ловлю каждое ваше слово.

– Знаю. Но – забыл. Может, вспомню, тогда скажу. Есть чего ждать.

Лично он, вступил в беседу лорд Шортлендс, ждет встречи с этим гадом дворецким. По-видимому, слухи о нежданном богатстве уже проникли за зеленую штору, и пятый граф очень хотел бы посмотреть на былого соперника. Да, очень хотел бы, просто ждет, не дождется. При всей своей мягкости пэр гадов не жаловал.

Однако, к его разочарованию, двери открыла горничная.

– Что такое? – вскричал граф. – Где же дворецкий?

– Мистер Спинк уехал на мотоциклете, милорд.

– На мотоциклете? А зачем?

По-видимому, дворецкий был одним из молчаливых, сильных мужчин, столь популярных в наше время. Он не сообщил горничной, зачем куда-то едет.

– Вот как? – сказал граф. – Ну, что же. Подождем, подождем. Леди Адела в гостиной?

– Да, милорд.

– Тогда идемте, Кобболд. Я вас ей представлю. Горничная исчезла, а ее хозяин был очень доволен собой.

– Заметили, как я вас назвал?

– Очень кстати.

– Да уж, начинать – так начинать.

– Главное – начать верно.

– Только вы сами не ошибитесь.

– Ну, что вы! Никогда.

– И ты, Терри.

– Не беспокойся.

– Один ложный шаг, и нам конец.

– Да-да. А вот ты ни о чем не забыл?

– Что ты имеешь в виду?

– Аделин характер. Она может вцепиться в эту марку.

– Вцепиться? То есть забрать себе?

– Вот именно. Можно говорить прямо при нашем синтетическом Кобболде…

– Можно, – заверил Майк. – Люблю откровенность.

– Тем более, ты и так ему все поведал, хоть биографию пиши. Представь, что Адела потребует платы.

У графа отвисла челюсть.

– Ну, знаешь ли!..

– Знаю. Потребует. Мы с тобой и с Кларой должны Дезборо больше тысячи. Кто-кто, а она таких вещей не забывает.

– Что же нам делать?

– Меня послушаете? – осведомился Майк.

– У вас есть план?

– И какой!

– Он всегда так, – заметила Терри. – Его называют Мозговым Трестом.

– И не зря, – сказал Майк. – Вот вам план, пожалуйста. Меня знакомят с леди Аделой. «Мистер Кобболд», – говорите вы.

– Точнее, «Разреши представить тебе мистера Кобболда».

– Да, так лучше. Что же за этим следует, спросите вы. Пока я пожимаю ей руку, лорд Шортлендс хватает альбом и где-нибудь прячет. Как говорится, работаем командой.

Глаза пятого графа наконец засияли. Майк явно получил один голос.

– Какой прекрасный план!

– Еще бы! Другой рукой можно ее удушить.

– Не стоит.

– Как вам угодно. А вот скажите, если я не вторгаюсь в потаенную сферу, леди Адела – железная женщина?

– Железнее некуда.

– Так я и думал. Но я смело предстану перед ней, хотя разоблачение грозит мне смертью. А, каково?

– Недурно.

– Должно быть, вы говорите про себя: «О, мой герой!»

– Говорю, как без этого.

– Опять угадал. Женщины любят отвагу. А там путь недолог: сперва – отвагу, потом – тебя. Скоро вы будете плакать горючими слезами, каясь в том, что мучили меня отказом. Даю вам самое большее неделю. Что это за дверь?

– В гостиную. Вижу, вы подзабыли географию замка.

– Меня в гостиную никто не пускал. Почему-то считалось, что мое место – сарайчик, где мы играли в карты с Тони и младшим лакеем. Что ж, лорд Шортлендс, ведите нас.

Когда Майк впервые увидел леди Аделу, даже его отвага заколебалась. Ему говорили, что хозяйка Биворского замка – женщина железная, но такого он все же не ждал. Она только что пришла из сада, держа ножницы, и он с дрожью подумал о том, какие раны они оставят.

Поразила его и сама леди, походившая больше обычного на Екатерину II. А Екатерина, при всех ее достоинствах, была, как известно, строга и величава.

Однако, взяв себя в руки, он прекрасно провел первую сцену. Помогло ему и то, что хозяйка приветливо улыбалась. Ее пленила красота, и настолько, что она приписала такие же чувства младшей сестре. На взгляд хозяйки замка, только совсем уж тупой человек устоит против таких чар, а Терри, при всей ее непредсказуемости, навряд ли останется равнодушной к греческому богу, который, кроме того, приходится сыном миллионеру.

– Рада вас видеть, мистер Кобболд, – сердечно сказала она.

– Как и я, леди Адела, как и я!

– Надеюсь, вам у нас понравится. После чая сестра вам все покажет.

– Леди Тереза уже предлагала мне…

– Розовый сад…

– Да, именно сад. По словам леди Терезы, он романтичен и полон тайн.

– Ваше окно туда выходит. Терри, покажи нашему гостю его комнату. Как раз успеешь до чая. Мы соберемся в голубой гостиной.

Когда дверь за Терри и Майком закрылась, граф, нетерпеливо шаркавший ногой, приступил к заветной теме:

– Где марка?

Леди Адела словно бы очнулась. На пути к дверям Майк явил свой профиль, а совершенство линий вместе с отцовским богатством способно ввергнуть в экстаз.

– Марка? А, марка!.. Которую нашел Дезборо?

– Дай ее мне.

– Она не твоя.

– Моя. Чья ж еще?

– Прости, забыла. Это не твой альбом. Клара искала тут что-нибудь для своей благотворительности и обнаружила твой за шкафом, в кабинете. Ошибки быть не может, на нем – твой титул. Значит, этот принадлежит Спинку.

Граф почувствовал, что из-под него уходит пол.

– Спинку!

Фамилия эта хороша тем, что сперва можно пошипеть. Лорд Шортлендс пошипел, а потом – вскрикнул, и с такой силой, что дочь его дрогнула.

– Папа! Я чуть не оглохла.

– Спинку?.. – повторил пэр чуть потише.

– Да. Дезборо сказал про марку за ланчем, а Клара сказала Блейру про твой альбом, и когда мы вышли из-за стола, Спинк сообщил мне, что первый альбом подарил ему мистер Росситер, сын прошлогодних американцев. Он, то есть Спинк, а не Росситер, всюду его искал.

Лорд Шортлендс схватился за стул. Такие речи – не для людей с высоким давлением. Как-никак дядя Джервис, передавший ему титул, умер от удара.

– Спинк так сказал?

– Да.

Граф внезапно ожил.

– Это ложь! – крикнул он.

Все инстинкты как один подсказывали ему, что дворецкий лжет или, если хотите, говорит неправду. С какой стати американец будет дарить ему альбом? Начнем с того, что у американцев вообще нет альбомов, а если есть, зачем их дарить? Дворецкие не собирают марок. Словом, чистая ложь.

– Почему? – спросила леди Алела. – Спинк сказал, что собирает марки с детства. Не вижу, что тут подозрительного. Как бы то ни было, он требует, чтобы альбом отдали ему.

– Пусть требует, пока не посинеет. Леди Адела подняла брови.

– Что с тобой, папа?

– Он лжет!

– Все равно альбом не твой. Отдадим его Спинку. Мистер Росситер вполне мог сделать такой подарок. Американцы славятся своей щедростью.

– Пусть докажет! Пусть свяжется с Росситером!

– Он как раз думает это сделать. Мрак осветила слабая надежда.

– Значит, альбом еще у тебя?

– Конечно, я не могу верить кому-то на слово. Спинк думает, что Росситер в Лондоне, и недавно сам туда уехал. А пока что марка – в безопасности. Я ее спрятала. А, вот и чай!

Пятый граф любил попить чайку, но сейчас не выказал радости. Он предпочел бы порций шесть-семь особого напитка Макгаффи.

Глава X

С песней на устах, победно сверкая глазами, Мервин Спинк ехал домой на своем мотоциклете, но вид у него был такой, словно он восседает на вершине мира. Если бы не руль, за который надо держаться обеими руками, он бы похлопал себя по плечу. Мир, заметим мы, был несравненно прекрасен. Мервин Спинк глядел на синее небо, на трепетных бабочек, на цветущие кусты, на поля в колосьях, напоминающие бархат, если погладишь его против шерсти, и все это ему нравилось. Он не кричал: «Ура-ура!», но как бы и кричал. Словом, во всем Кенте не было такого ликующего мажордома.

Завидев лорда Шортлендса у ворот замка, он еще больше обрадовался. Приятно полюбоваться унижением соперника. Мервин Спинк не щадил тех, кто вставал на его пути.

Остановив мотоциклет, он слез с сиденья и сказал:

– А, Шортлендс!

Граф удивился. Малиновый и без того, он совсем побагровел, а глаза его вылезли, словно у креветки или улитки.

– Как вы смеете так ко мне обращаться? Мервин Спинк нахмурил белоснежное чело.

– Давайте-ка, – сказал он, – уладим все тихо-мирно. Там, за воротами, вы «милорд», не спорю. А тут я – свободный человек. Так, повстречались на дороге. Тут я вам не слуга.

Доводы были хороши и складно изложены, но граф не угомонился.

– Слуга!

– А вот и нет. Оба мы – свободные люди. Не согласны – жалуйтесь миледи. Тогда я ей расскажу про наши с вами дела.

Лорд Шортлендс стал просто малиновым. При его давлении не побледнеешь, но он был к этому близок. Ему казалось, что позвоночник заменили желатином. Оставив манеру, свойственную средневековым графам, беседующим со смердами, он почти уподобился воркующему голубю.

– Ну-ну, Спинк! Что вы так разволновались? Это, в сущности, пустяк.

– Верно, Шортлендс.

– Пустая условность. А как насчет марки?

– Не понял.

– Леди Адела говорит, что вы на нее претендуете.

– Она моя и есть.

– Какая чушь! – вскричал граф. – Росситер подарил? Как бы не так! Вы лжете.

Ярость предков ожила в пятом пэре. Сама леди Адела не могла бы с ним сравниться.

Дворецкие не смеются, но Мервин Спинк едва не нарушил первое из гильдейских правил. Однако он сдержался, заменив саркастический смех снисходительной улыбкой.

– Послушайте-ка, – сказал он. – Очень советую, послушайте.

До сей поры мы встречали Спинка в его лучшем виде. Нашему взору представал вальяжный трезвенник, только украшавший родовое гнездо. Теперь он сбрасывает маску. Перед нами – последователь Макиавелли. Машинке, и той стыдно передавать его слова. Услышав их, пятый граф, резонно заподозривший неладное, все-таки удивился.

– Да, Шортлендс, я лгу. Ну, что будете делать? Сразу скажу, ничего не выйдет.

Граф понял, что дворецкий прав. Страх перед Аделой не позволит разоблачить козни. Придавленный грузом унижений, он слабо крякнул, хотя Огастес на его месте воскликнул бы: «Хо!» Дворецкий тем временем продолжал:

– Росситер мне никаких альбомов не дарил, я их вообще в жизни не видел. Зато у меня есть племянник, он играет на сцене и, заметьте, своего не упустит. Завтра он сыграет новую роль. Только что мы все с ним обговорили.

Тут он прервал свою речь, лицо его потемнело. Он ощутил, что надо было еще поторговаться. Скостил бы мзду до пятидесяти фунтов, тогда как теперь этот актеришка получит сто, хотя и частями. Однако человек, который вскоре выручит полторы тысячи, не должен мелочиться; и Спинк, вполне оправившись, продолжил свою речь:

– Леди Аделе я скажу, что перехватил америкашку чуть не на пути во Францию. Он обещал заехать в замок, так это, к ланчу. Ну, что? Как говорится, без сучка и задоринки.

Лорд Шортлендс, не отвечая, повернулся и направился к дому. Мервин Спинк следовал за ним, ведя в поводу мотоциклет.

– Прекрасный вечер, милорд, – заметил он, войдя в ворота.

Сказав эти слова, он посмотрел на хозяина и остался доволен. Пятый граф напоминал Стэнвуда Кобболда после возлияний. Радовала глаз и местная флора, равно как и фауна. Дворецкий с удовольствием глядел на сирень, цветущую слева, и на птичку с красным клювом, щебечущую справа. Ему доставил радость даже Космо Блейр, курящий сигарету, хотя даровитый драматург, буквально загребавший деньги и в Англии, и в Америке, не отличался красотой. Обычно, завидев его, люди моргали и отводили взгляд.

Драматурги, как правило, изящны. Рост их неограничен, а вот объем – таков, что сбоку их, в сущности, не видно. Космо Блейр не соответствовал стандарту, он был невысок и тучен. Граф называл его «пузатым оболтусом», поскольку он имел неприятную привычку говорить «мой дорогой Шортлендс» и спорить, что бы ты ни сказал.

Сейчас он посмотрел на странную пару сквозь сверкающий монокль.

– А, мой дорогой Шортлендс!

Пэр Англии издал тот звук, который издает медведь, подавившийся костью.

– А, Спинк! – продолжал Космо.

– Добрый вечер, сэр.

– Катались на мотоциклете?

– Да, сэр.

– Какая погода?

– Великолепная, сэр.

– Да, кстати…

Драматург тоже был доволен жизнью. К чаю подали пончики, буквально сочившиеся маслом, а после чая он читал Кларе второй акт. Ее непритворный восторг породил в нем благоволение к ближним, которому способствовала и упомянутая погода. Тем самым, он был рад оказать Мервину Спинку небольшую услугу.

– Да, кстати, – сказал он. – Помнится, вы меня просили помочь вашему племяннику. Роланд Уинтер, если не ошибаюсь?

– Вот именно, сэр.

– Как он сейчас, занят?

– Нет, сэр. Свободен.

– Что ж, у меня в пьесе для него кое-что есть. Странная вещь, мой дорогой Шортлендс, я все гадал, почему мне знакомо это имя, а сегодня вспомнил. В прошлом году он играл в моем шоу, и недурно, скажу вам, не…

Его прервал сдавленный крик. Мотоциклет упал на землю.

– Вы с ним знакомы, сэр? – с трудом проговорил Спинк.

– Естественно. Такой стройный, слегка косит, губы необычного рисунка. И рыжеват, да? Ну, конечно, в сущности – рыжий. Так вот, передайте ему, чтобы он заглянул к Чарли Кокберну. Я пошлю Чарли записочку.

Довольный собой, Космо двинулся дальше. Лорд Шортлендс радостно засмеялся.

– Ну как, Спинк? – осведомился он. Дворецкий не отвечал. Лицо его затуманилось.

– Если этот толстый нахал знает вашего племянника, – развернул свою мысль пятый граф, – навряд ли удастся выдать его за Росситера. Да, Спинк, вам крышка. Кончились ваши козни.

Мервин Спинк молчал. Подняв мотоциклет, он мрачно сел на него и мрачно направился в деревню.

Радость его сменилась скорбью. Синее небо было отвратительным. Бабочки – хуже некуда, колосья – это черт знает что! Словом, настроение пресловутой Пиппы,[12]12
  …Пиппа – героиня поэмы Роберта Браунинга (1812–1889) «Проходит Пиппа» (1841).


[Закрыть] столь понятное у человека, которому светят полторы тысячи фунтов, начисто исчезло.

– Тьфу, та-ра-рам! – мрачно бормотал Мервин Спинк.

Добравшись до почты, он отправил телеграмму племяннику и мрачно поехал обратно, в замок, чтобы укрыться в своем логове.

Просидев там немалое время с мыслью о том, что нет на свете слов, печальнее чем: «Так могло бы статься»,[13]13
  …нет на свете слов… – цитата из «Мод Маллер» Дж. Т. Уиттьера (1807–1892).


[Закрыть] он услышал звонок из комнат леди Аделы. Когда вызывает хозяйка, надо идти, что бы ты ни чувствовал.

– Да, миледи?

– О, Спинк, приехал мистер Кобболд. Вы не посмотрите, все ли в порядке? Быть может, ему что-нибудь нужно.

– Сию минуту, миледи.

– Мистера Росситера нашли?

– Нет, миледи. К сожалению, он уехал.

– Но вы с ним свяжетесь?

– Непременно, миледи.

Мервин Спинк удалился, ничуть не страшась встречи с новым гостем. Когда он (Спинк, не гость) служил в роскошном доме Кобболда-старшего, младший ему очень нравился, поскольку, от щедрости душевной, нередко заглядывал к нему, чтобы поболтать и выпить. Мало того, несколько раз они ходили вместе на матч.

Однако, приближаясь к голубой гостиной, он был достаточно сумрачен.

Глава XI

Майк сидел в своей комнате, переодевшись к обеду, и ему все нравилось. Пятый граф мог терзаться и томиться, как Шильонский узник, но на свежий взгляд комнаты замка были выше всех похвал.

Скажем, окна, как справедливо заметила хозяйка, выходили в розовый сад, а дальше ласкали взор поля и рощи, где каркали грачи и бегали кролики. В самой комнате было уютно, если не сказать – роскошно. Особенно понравилось Майку мягкое кресло. В сельских спальнях сплошь и рядом обнаруживаешь мебель, сделанную в далеком прошлом по заказу инквизиции; но тут было не так.

Сидя в этом кресле, положив на столик ноги, Майк думал о Терри. Мысли его прервало то, что дверь открылась и появился вальяжный незнакомец, по-видимому – дворецкий, то есть тот самый Спинк, соперник лорда Шортлендса. Вон он каков, этот Адонис или, если хотите, змий в эдемском саду! Что ж, понятно, почему пятый граф его боится.

– Добрый вечер, сэр, – сказал Адонис.

– Добрый вечер.

Хотя Спинк и страдал, уста его тронула улыбка, какой улыбается дворецкий, когда один из вышестоящих совершит промах. Хозяйка сказала ему, что в голубой спальне находится Стэнвуд Кобболд, однако в кресле сидел кто-то другой.

– Простите, сэр, – произнес Спинк. – Должно быть, я что-то перепутал. Мне показалось, что, по словам миледи, здесь обитает мистер Кобболд.

– Да. Это я.

Дворецкие не вздрагивают, и Спинк только покрылся зыбью.

– Мистер Стэнвуд Кобболд, сэр?

– Он самый.

Они помолчали, и Спинк осторожно спросил:

– Вот как, сэр?

Надо быть особенно глупым, чтобы ничего не заподозрить, если вместо гиппопотама видишь греческого бога. Спинк был умен. Он сразу распознал, что дело нечисто, и взгляд его стал суровым.

Повторим, Спинк был умен и тут же смекнул, что на этом можно нажиться, мало того – восстановить рухнувшие упованья. Молодые люди, приезжающие в замок под чужим именем, зачем-нибудь это делают. Значит, надо узнать их тайну и назначить свою цену. Дворецкий приободрился.

– Разрешите заметить, сэр…

– Да-да. Прошу.

– Дело в том, сэр, что я знаю мистера Кобболда.

Майк обнаружил, что кресло не так уж удобно. Чем-то оно напоминало раскаленную сковороду.

– Знаете? – переспросил он, быстро вскочив.

– Да, сэр. Я служил почти целый год у мистера Кобболда-старшего, на острове Лонг-Айленд. С мистером Кобболдом-младшим мы виделись ежедневно.

– Тут есть над чем подумать, – проговорил Майк.

– Вот именно, сэр.

Словечко «сэр» подсказывало, что дворецкий не принимает его за вора. По-видимому, какая-то черточка, быть может – особое достоинство, побудила отвергнуть самую простую разгадку.

Что ж, подумал Майк, тем лучше. Должно быть, можно сговориться за сходную цену. Как видите, оба они стремились к одному и тому же.

– Присаживайтесь, – сказал Майк. – Ваша фамилия Спинк, если не ошибаюсь?

– Да, сэр.

– Так вот, дражайший Спинк, не будем делать глупостей. Договоримся тихо-мирно за круглым столом.

– Согласен, сэр.

– Начнем с того, что я не Стэнвуд Кобболд.

– Вот именно, сэр.

– Прекрасно. Теперь встает вопрос, кто же я. Как вам кажется?

– Фамилии не знаю, сэр, но имя ваше, по-видимому, Майкл. Кроме того, смею предположить, что вы – друг мистера Стэнву-да. Приехали вы вместо него, чтобы ухаживать за леди Терезой.

– Однако! Как это вам удается? Наверное, фокус с зеркалами.

Мервин Спинк снисходительно улыбнулся.

– Недавно леди Тереза получила… э-э… весьма пылкое послание с подписью «Майк».

– Господи! Она его показывала?

– Отнюдь, сэр. Одна из служанок нечаянно прочитала его, убирая туалетный столик, а позже пересказала в нашей гостиной.

Майк покраснел, что было ему к лицу, и слегка скрипнул зубами.

– Да? – зачем-то переспросил он.

– Да, сэр. Одна из горничных. Конечно, я сделал ей выговор.

– А шею не свернули?

– Нет, сэр.

– Зря. И как, ей понравилось?

– О нет, сэр. Я был очень строг.

– Не выговор. Письмо.

– Понравилось, сэр.

– Что ж, и то хлеб. Доставил человеку удовольствие. Огастес тоже его похвалил.

– Кто, сэр?

– Один лондонский критик. Если как-нибудь встретите, познакомьте его со служанкой. Явное родство душ. А что до ваших слов, вы правы. Что будем дальше делать? Кстати, фамилия моя – Кардинел.

– Я часто слышал о вас от мистера Стэнвуда.

– Мы старые друзья. Прибавлю, что он полностью согласен с моими теперешними планами.

– Так я и думал, сэр. Мистер Стэнвуд исключительно добр, тем более – к друзьям. Но вы говорили…

– …что будем делать дальше?

– Простите, сэр?

– Ну-ну, Спинк, где ваш разум? Прежде всего, надо обеспечить ваше молчание. Если Алела узнает, мне конец.

– Несомненно, сэр.

– Итак?

– Если разрешите, сэр…

– Разрешу, разрешу.

– …я бы предложил полюбовное соглашение.

– Финансового характера?

– Вот именно, сэр.

Майк облегченно вздохнул и улыбнулся Спинку, как улыбались жители Гента гонцам из Аахена.[14]14
  …жители Гента гонцам из Аахена – часто ссылаясь на балладу Браунинга «Как привезли добрую весть из Гента в Аахен», Вудхауз непременно путает эти города (весть везут из Аахена в Гент).


[Закрыть]

– Значит, дело ясно, – сказал он. – Как вам десятка?

– Ну, что вы, сэр!

– Это немалые деньги.

– Меньше, сэр, чем двести фунтов. Майк засмеялся.

– Что-то у меня со слухом. Мне послышалось «двести фунтов». Или с акустикой комнаты…

– Я так и сказал, сэр. Майк щелкнул языком.

– Слушайте, Спинк! Все мы любим пошутить, но это уж слишком. Вы, наверное, имели в виду двадцать?

– Нет, сэр, двести. Мистер Стэнвуд часто говорил о ваших доходах. Мне кажется, указанная сумма не так велика по сравнению с вашими чувствами к леди Терезе. Я сужу по письму.

– А если я дам вам в глаз?

– В глаз, сэр?

– Очень уж тянет, руки чешутся.

– Весьма прискорбно, сэр.

– Нет, это подумать – двести фунтов!

– Они мне нужны, сэр.

– Знаю.

– Его светлость поделился с вами, сэр?

– Еще как! Вот вам и другая причина. Я не хочу ему мешать.

– У каждого бывают неудачи. То солнце, сэр, то дождик.

– Что-что?

– Другими словами, сэр, омлета не сделаешь, не разбив яиц.

– До омлета ли нам, Спинк? Надеюсь, вам понятно, что вы – подлый шантажист?

– Понятно, сэр.

– И вы не стыдитесь?

– Нет, сэр.

– Тогда говорить не о чем.

– Перья и чернила на письменном столе, сэр. Майк медленно подошел к столу и взял ручку.

– Что ж, утешение одно, – сказал он. – Рано или поздно вы за это ответите. Так и вижу, как вы, шаг за шагом, погружаетесь в трясину зла. Аппетит растет во время еды.

– Несомненно, сэр.

– Не хотите остановиться, пока не поздно?

– Нет, сэр.

– Дело ваше. Что ж, бегите к печальной развязке. Шантажируйте, но однажды вы оступитесь и – бамц! – упадете в яму. «Рад познакомиться», – скажет судья и вынесет приговор. Буду вас навещать, поболтаем через решетку.

– Весьма признателен, сэр.

– Не за что. Какое сегодня число?

– Двенадцатое мая, сэр.

– А как вас зовут?

– Мервин, сэр.

– Красивое имя.

– Моя матушка, сэр, тоже так считала.

– Вам не стыдно о ней вспоминать, когда вытягиваете двести фунтов из незнакомого человека?

– Нет, сэр.

– Подумайте, Спинк. Она смотрит на вас с небес.

– Она в Далидже, сэр.

– Значит, из Далиджа. Смотрит и…

– Если не трудно, сэр, чек на предъявителя.

– Ладно. Вот, прошу.

– Большое спасибо, сэр.

– Итак, ваша матушка…

Майк замолчал, услышав, что кто-то к нему стучится.

– Войдите! – сказал он. Вошла леди Адела.

– Решила посмотреть, как вы устроились, – сияя, сообщила она. – Вам ничего не нужно?

– Нет, спасибо.

– Наверное, вы болтаете со Спинком о старых временах? Он ведь служил у вашего отца. Мистер Кобболд очень изменился?

Многое в Мервине Спинке могло и не понравиться, но деньги он отрабатывал.

– Ничуть, миледи. Мы вспомнили разные оказии. Мистер Стэнвуд был чрезвычайно добр ко мне, когда я пребывал в Соединенных Штатах.

Издалека донесся жалобный голос мужа в беде. Дезборо Топпинг, страдающий подагрой, пытался завязать галстук. Леди Адела кинулась к нему, словно тигрица – к детенышу.

– Спасибо, Спинк, – сказал Майк.

– Не за что, сэр.

– Теперь я в безопасности.

– Несомненно, сэр.

– Хотел бы я вас отблагодарить. Мервин Спинк благосклонно улыбнулся.

– Вы отблагодарили, сэр.

– Как, чеком? С вас этого хватит?

– Конечно, сэр.

– Очень рад. Вижу, вам легко угодить. Но чек не годится. Он подписан «Майкл Кардинел». А я, видите ли, Майкрофт, как брат Шерлока Холмса.

Мервин Спинк, наконец, дрогнул. Лицо его перекосилось. Если бы у него были усы, он был бы похож на сбитого с толку баронета.

– Я пойду к миледи… – проговорил он.

– И признаетесь? Не советую. Придется многое объяснять. Нет-нет, инцидент исчерпан. Ваша матушка счастлива, Спинк. Любимый сын избежал ловушки. Скорее всего, – прибавил Майк, – она поет от радости.