Текст книги "Том 16. Фредди Виджен и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц)

Глава VI

Лорд Шортлендс помигал, а потом осторожно ответил:

– Здравствуйте.

Шестнадцать лет назад у него занял пять фунтов вот такой незнакомец в баре. Фунты не вернулись; и сейчас, имея при себе двенадцать купюр, лорд подумал: «Осторожно, Клод Персиваль Джон Деламер».

– Я не ошибся? – продолжал незнакомец. – Вы лорд Шортлендс?

Решив, что это признать можно, боязливый пэр ответил: «Да», а молодой человек сообщил, что он так и знал, поскольку пятый граф почти не изменился, даже помолодел.

Придерживая карман, лорд Шортлендс ощутил, что незнакомец ему нравится.

– Вы меня не помните, – говорил тот. – Это естественно, мы давно не виделись. Ваш сын Тони как-то пригласил меня на каникулы. Моя фамилия Кардинел.

– Кардинел?

– Да. Сегодня утром я упомянул это по телефону, но вы меня не узнали. Хорошо встретиться снова. Как Тони?

– Ничего, в порядке. Он в Кении, разводит кофе. – Тут одурманенный напитком мозг откликнулся на призыв: – Кардинел? Это же вы влюблены в Терри!

Молодой человек кивнул.

– Да, это самое главное, – признал он. – Прямо к сути. Не сегодня-завтра я стану президентом США, но в истории хотел бы остаться как тот, кто влюблен в Терри. Приятно, я думаю, иметь такую дочь.

– О, да!

– Веселит сердце?

– Еще как!

– Удивляюсь, что вы не поете от счастья. Я очень обрадовался, когда вы сказали, что она причесывается все так же. Нельзя менять совершенство. Хотя никакие прически не уменьшат ее очарования. Первый раз я увидел ее с косичками, и что же? Сама красота.

– Да, у Терри хорошие волосы.

– Я бы сказал, великолепные. А глаза! Как они вам? Лорд Шортлендс полагал, что они недурны. Молодой человек нахмурился.

– Недурны? Говоря о Терри, надо тщательно взвешивать слова. У нее небесные глаза. Таких больше нет. А как насчет носа? Если помните, он чуть-чуть вздернут.

– Э… – проговорил граф, благоразумно избегая определений.

Молодой человек, этот придирчивый критик, стал зажигать сигарету. Граф смотрел на него серьезно и вдумчиво. Он понимал, почему Терри одобряет его внешность. Красив, ничего не скажешь; что там, ослепителен. Сидел он вполоборота, и справедливый пэр видел, как четок его профиль. Да, красота – это красота.

Майк Кардинел зажег сигарету и снова заговорил.

– Да, кто-кто, а она прекрасна. Вы не представляете, как я ее люблю. Она вернулась в мою жизнь – наяву, не в мечтаниях – совершенно случайно. Представьте себе, именно тогда я думал не о ней, а о котлетах, брюссельской капусте и картошке-фри. Искал вот тут место и увидел, что мой приятель сидит с какой-то девушкой. Подошел к ним…

– Да, она говорила

– Она говорила обо мне? Это хорошо. Кстати, вы позволите за ней ухаживать?

– Вы и так ухаживаете.

– Без разрешения. И без успеха. Почему «без успеха»? Потому что без разрешения.

– Повторите, если не трудно, – взмолился растерянный граф.

– Я хочу сказать, что неправильно подошел к делу. Мне нужна поддержка. Если бы вы были за меня, все пошло бы лучше. Знаете, отцовское влияние… Вставите словечко, напомните вовремя, а главное – пригласите меня в замок. Там, в поэтической обстановке…

– Нет, не приглашу. Это не в моем ведении.

– Что вы говорите! Ребенок, и тот мог бы…

– А я не могу. Адела не позволит.

– Вот как? Прискорбно, прискорбно. Я не знаком с леди Аделой.

– Разве ее не было, когда вы гостили у Тони?

– Не было.

– Везет же людям! – вздохнул лорд Шортлендс. Майк строго на него взглянул.

– А как насчет Стэнвуда? – спросил он.

– Что-что?

– Вы говорите, что не можете никого пригласить. Однако я звонил Стэнвуду, и его слуга сказал мне, что вы послали ему телеграмму с приглашением.

– Не я, Адела. Что ему нужно, кстати? Болван какой-то.

– Ну уж нет.

– Тогда отец болван.

– Не знаю, не видел. Вам Стэнвуд понравится, он всем нравится. Я лично люблю его как брата. Да, вернемся ко мне. Я в замке был, ничего плохого не сделал, так что ваша старшая дочь может смело меня пригласить.

– О, нет! Она приглашает только тех, кто что-нибудь пишет – романы, картины, музыку. Так сказать, служителей искусства.

– Стэнвуд ничего не пишет.

– Значит, он исключение.

– Словом, меня она не пригласит?

– Ни за что на свете.

– Прискорбно, прискорбно. У меня связаны руки. Нельзя ухаживать, если ты в Лондоне, а она – в Кенте, да еще не подходит к телефону. Вам дворецкий не нужен?

Лорд Шортлендс печально вздохнул.

– К сожалению, нет. А зачем все это? Терри за вас не выйдет.

– Да, ей так кажется. Но только пустите меня в замок…

– У нее есть какая-то причина. Майк нахмурился.

– Причина! Она сама не знает, что ей нужно. Упряма, как не знаю кто. Вот эту черту я бы подправил. Стоит ли быть похожей на ангела, спросил бы я, если не можешь опознать верное сердце? На ангела она похожа, тут спору нет. Последние годы я жил в Голливуде, на мне буквально висли красотки, но перед Терри они – тьфу! Она неповторима.

– Терри говорила, что вы там работали. Контракты с актерами, да?

– Да.

– Выгодное дельце?

– Ничего, не жалуюсь. Прокормлю вашу дочь, если что. Но в замок мне приехать надо, почта и телефон не помогают. Подумайте как следует.

Лорд Шортлендс стал думать. Приятный, обеспеченный зять со связями в Голливуде ему не помешал бы. Думы эти прервал Стэнвуд, заметно посвежевший. Холодная вода помогла.

– Привет, Майк, – бодро возгласил он.

– Привет, – отвечал Кардинел. – А ты – совсем ничего. Я к тебе заходил, и твой Огастес сказал, что ты практически скончался.

– Понимаешь, я был в турецкой бане, а сейчас поливал голову холодной водой.

– А, вон что! Ты знаком с лордом Шортлендсом?

– В жизни о нем не слышал.

– Вот он, прошу.

– Ах, да, знаком! Мы тут поболтали. Он много рассказывал про кухарку.

– Это ваш гость, – сообщил Кардинел графу. – Тот самый Стэнвуд Кобболд. Что с вами?

Пятый граф оцепенел от ужаса.

– С-с-стэнвуд К-к-коб-б-б-олд? – выговорил он. – Это вы?

– Конечно. А что такого? Что с нашим лордом, Майк? Кардинел сам удивлялся, но предложил гипотезу:

– Наверное, это от радости. Огастес говорил, что сегодня ты едешь в Кент. Значит, лорд Шортлендс – твой хозяин. Соответственно, он радуется.

Пятый граф с трудом проговорил:

– К-к-какой ужас!

– Ну, что вы! Стэнвуд – прекрасный человек.

– Понимаете, я хочу жениться на кухарке…

– Одобряю. А ты как, Стэнвуд?

– …и ему об этом сказал. То есть Кобболду. А он, то есть Кобболд, может сказать Аделе.

– Она огорчится?

– Она меня загрызет. Как по-вашему, Кобболд любит поболтать?

– Боюсь, что любит.

– О, Господи!

– Видите ли, Кобболд чист, как дитя. А дети болтают беспрерывно. Если есть, что выдать, он выдаст. Когда мать его ждала, ее напугал диктор Би-Би-Си.

– Ой, Боже мой!

– Если им с леди Аделой не хватит тем для разговора, он, то есть Кобболд, займется вами и кухаркой. Заметьте, не ведая зла. Так, ради беседы.

– Господи Милостивый!

– Скорее всего, беда нагрянет сегодня же, за ужином. Представьте эту сцену. Рыба подана, Стэнфорд ее ест. «Да, леди Адела, – говорит он с набитым ртом, – кухарка у вас превосходная». – «Спасибо, мистер Кобболд. Возьмите еще». – «А это на ней хочет жениться лорд Шортлендс? Я его понимаю».

– Ужасно, ужасно!

– Да, вы смутитесь. Вам придется нелегко. Но, к счастью, могу предложить недурной выход. Что, если задержаться в Лондоне? Тебе, мой друг, тебе.

Стэнвуд помрачнел. Вроде бы ему стало лучше, а тут эти разговоры.

– Ты пойми, отец велел! Не обрадовался и граф.

– Мой дорогой, что вы говорите! Адела послала меня за Кобболдом. Что она скажет, если я вернусь один?

– Вы вернетесь со мной.

– С вами?!

– Подумайте как следует. Я хочу поехать в замок, Стэнвуд хочет остаться в Лондоне, вы хотите привезти гостя, который вас не выдаст. Мой простой проект отвечает всем желаниям.

Лорд Шортлендс думал медленно.

– Адела ждет не вас, а Кобболда.

– Вот я и приеду под псевдонимом.

Стэнвуд взвизгнул от радости. Голову снова пронзила боль, но есть вещи поважнее.

– Майк, ты гений!

– Не без того.

– А я полчаса назад звонил Эйлин, прощался! Побегу скорее к ней.

– Ты еще не поел.

– Ну и Бог с ним!

– А как же Огастес?

– Ну его к черту!

– Он очень хочет поехать.

– Пикнет, дам в глаз, – сообщил Стэнвуд и улетел, как фея. Лорд Шортлендс, способный во всем разобраться, если дашь ему время, спросил на всякий случай:

– То есть вы поедете в замок вместо Кобболда?

– Вот именно.

– Как будто вы – это он?

– Да.

– Но, Господи…

– Что такое?

– Терри же вас знает. Что там, она и его знает! Они ходили в кафе.

– Я это учел. Положимся на ее любовь к вам.

– Ой, верно! Она ничего не скажет.

– Но все же лучше ее предупредить. Позвоните ей.

– Она здесь. Сколько сейчас, полвторого?

– Минута в минуту.

– Тогда она в вестибюле. Мы так договорились.

– Прекрасно. Мне как раз надо бы с ней потолковать. «Нет», видите ли! Эй, что там?

В бар вошел мальчик, обладавший, как все служители отеля, нежным и сладким голосом. Голос этот выпевал:

– Лорд Шо-орт-лендс! Лорд Шо-орт-лендс! Пятый граф посмотрел на Майка.

– Это он меня?

– Естественно.

– Эй, мальчик!

– Лорд Шортлендс, милорд? Вас к телефону.

– Кто бы это мог быть? – пробормотал граф.

– Пойдите и узнайте, – посоветовал Майк, – а я пока что потолкую с Терри. Вы не возражаете, если я намылю ей голову?

– А? Что?

– «Нет», видите ли! – сурово сказал красавец.

Глава VII

Поскольку отель «Баррибо» – пристанище богатых, а богатые почти всегда противны, вестибюль в 13.30 являл собой неприятное зрелище. Глаз отдыхал только на Терри в новой шляпе. Сидела она (Терри, не шляпа) между двумя финансистами с четырьмя подбородками на каждого, и Майк возвестил о себе, громко крикнув: «Эхей!» Подскочив на полфута, она недоверчиво воззрилась на него.

– Это вы?

– Нет, не так, – сказал он. – Надо закатить глаза и схватиться за сердце. «Это вы!?» Но я вас понял. Опять я тут как тут, да? Можно себе представить, что чувствовала Мэри.[9]9
  …что чувствовала Мэри… – речь идет о детской песенке про Мэри, за которой неотступно следовал ягненок.


[Закрыть]

– Да, в вас есть что-то овечье. Конечно, я рада вас видеть.

– Еще бы!

– Как вы узнали, что я здесь?

– Ваш отец сказал.

– Вы с ним встретились?

– Да, недавно.

– Поистине тесен мир.

– Чему вы удивляетесь? Я вошел в бар, он там сидел, как же мы могли не встретиться?

– Он был в хорошем настроении? Я имею в виду, до вашей встречи.

– Вполне.

– Не слишком разрезвился?

– Нет.

– Понимаете, сегодня у него праздник. Я не совсем спокойна, когда он сидит в баре.

– Сидел он не так уж долго. Его позвали к телефону.

– К телефону?

– Да. А что?

– Кто ему может звонить?

– Не спрашивайте, мы с ним едва знакомы.

– Я хочу сказать, никто не знает, что он здесь. Кроме нас, конечно.

– Значит, звонили из дома. Вот что, переменим тему. Поговорим о моем письме. Хорошо написано, а? Мысли, стиль…

– Да, неплохо.

– Мой друг Огастес тоже так думает. Захожу, а он его читает. «Здорово! – сказал он, хотя вообще-то суров. – Мне больше всего нравится композиция. А слог! Камень растопит». «Ну, это ее проймет», – думал я, когда лизал марку, но, видимо, ошибся. Или ваш отец неточно передал ваши слова. Вернее, одно слово: «Нет».

– Точно. Именно это я и просила сказать вам.

– Со всей возможной деликатностью?

– Не с грубостью же!

– Естественно. Значит, вы за меня не выйдете?

– Да, не выйду.

– Это вы так говорите, но я не отчаиваюсь.

– Не отчаиваетесь?

– Ни капельки. Терпение и труд, знаете ли. Буду ходить за вами, смотреть, и однажды мой пристальный взгляд сделает свое дело. Представьте себе собаку. Она клянчит еду. Вы думаете: «Ничего не дам, ей же вредно». Но она смотрит, смотрит – и вы сдаетесь. Кстати, о браках. Ваш отец сказал, что он хочет жениться на кухарке. Я не возражаю.

– Ох, Шорти, Шорти! Так я и знала, нельзя его пускать в Лондон с кучей денег. Душу выложил, да? Вы уж его не выдавайте.

– Что вы, как можно!

– Если Адела услышит, она его заест.

– От меня – не услышит. Я скрытен, как шпион.

– Это хорошо. А теперь откройте мне, почему вы здесь. Свидание с девицей?

– О, нет. Со Стэнвудом Коббоддом.

– Правда? Добрый старый Стэнвуд!

– Золотые слова. Он ведь нас свел. Помните? Вы сидели в малом зале, он вам рассказывал про Стокершу, и тут появился я. «Господи, – сказал я себе, – да это же Терри!»

– И угадали?

– Да.

– Что же тут такого?

– А что вам еще нужно? Блистательный сюжет.

– Стэнвуд вам сказал, что он к нам едет?

– Он не едет.

– Едет, не сомневайтесь. Мы везем его с собой. Его отец прислал Шорти телеграмму…

– Это я все знаю. Хочет оторвать его от Стокерши. А вы знаете не все. Сейчас я дополню сценарий. Для этого мы вернемся к началу. Я пришел сюда, чтобы повидаться со Стэнвудом, и встретил вашего папашу. Усвоили?

– Да.

– Прекрасно. Папаша, как я говорил, был достаточно весел. Я представился, мы поболтали – о вашей прическе, о красоте ваших волос, о форме вашего носа и, наконец, о том, что я бы хотел на вас жениться. Словом, болтали мы тихо-мирно, и тут ворвался Стэнвуд. На этом папашино веселье кончилось.

– Ему не понравился Стэнвуд?

– Скорее, слишком понравился. Я бы сказал, горячая, но глупая любовь. Насколько я понял, они познакомились до моего прихода и сразу подружились. Знаете такие дружбы – А ничего не может скрыть от Б, и наоборот.

– Неужели он?..

– Вот именно.

– Ох, Шорти, Шорти, Шорти!

– Несомненно, Стэнвуд рассказал вашему отцу о своей любви, а ваш отец, чтобы не отстать, рассказал о своей. Заметьте, они друг другу не представились. Так обычно и бывает, когда знакомятся в баре. Пока я не назвал Стэнвуда, он был для лорда Ш. приятным незнакомцем, похожим на гиппопотама.

– А ведь похож!

– Больше, чем некоторые гиппопотамы.

– Но не в том дело.

– Не в том.

– Главное, может ли он хранить тайну. Если он приедет к нам…

– …он встретит вашу Аделу. А если он проговорится, мы все пойдем прахом. Да, эта самая мысль терзала нашего лорда. Он ждал утешения, но не дождался. Мне пришлось открыть ему, что Стэнвуд – сплетник самого высокого ранга. Мы в Америке не даем рекламы в газетах, просто сообщаем что-нибудь Стэнвуду. Оно и дешевле.

– Какой ужас!

– Так сказал и граф.

– О, Господи!

– И это он, кажется, говорил. Какая драма, а? Но не пугайтесь, я все уладил.

– Уладили?

– Естественно. Где я, там счастливая развязка.

– Для вас пределов нет?

– Пока их не обнаружили. Так вот, я предложил, чтобы Стэнвуд остался здесь, а я поехал в замок.

– Выдавая себя за него?

– Вот именно.

Майк улыбнулся, ожидая похвал, но Терри задумалась.

– По-нятно…

– Какой ум, а?

– Могучий.

– Другого выхода нет. Конечно, я принимаю как данность, что вы меня не подведете.

– Ну, что вы! Зачем мне губить Шорти?

– То-то и оно. В общем, такой вот план, по-моему – идеальный. Вашей сестре нужен Стэнвуд, и она получит его в улучшенном издании. Ваш отец хочет, чтобы Стэнвуда не было, и его не будет. Я хочу попасть в замок, чтобы обхаживать вас, и я туда попаду. Живя в этом мире, пытаешься хоть как-то распространять сладость и свет – и что же, просим! Все счастливы.

– Кроме меня.

– Ну-ну, что за тон?

– Повторяю, кроме меня.

– Вы не хотите, чтобы я поехал в замок?

– Да, не хочу.

– Ничего, погодите, пока я разверну лепестки. Или, если угодно, открою свои глубины.

– У вас их нет.

– Что вы, есть.

– А я все равно не хочу, чтобы вы ехали в замок.

– Да это же истинная благодать! Как хорошо я помню старый Бивор, рай для влюбленных! Гуляя в рощах, сидя на скамейках, топча зеленые газоны, ловя угрей во рву, мы быстро преодолеем ваши предрассудки. «Ах ты, Господи! – подумаете вы. – Как же я не углядела, что именно он сужден мне судьбой?» Может быть, уроните слезинку – как-никак, мы давно могли пребывать в счастливом браке.

– А вы не задерживаете Стэнвуда?

– Он ушел. Видимо, есть не хочет. А я, так и быть, перекушу с вами и вашим отцом.

– Вас никто не приглашал.

– Мне приглашения не нужны, я из Голливуда. А вот и граф!

Действительно, лорд Шортлендс шел к ним. Вид у него был такой, что Терри вскрикнула. Больше всего он был похож на Стэнвуда в те минуты, когда тот выпил целебное снадобье. Глаза у него тоже вращались в орбитах, и он напоминал человека, сраженного молнией.

– Терри! – крикнул он. – Ты помнишь этот альбом? Он проглотил что-то раза два и продолжал:

– Сейчас я говорил с Дезборо. Он нашел там марку, которая стоит больше тысячи фунтов.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава VIII

Когда бой Биг-Бена плыл от Вестминстера над Лондоном, возвещая половину третьего, Огастес Ворр неслышно вошел в гостиную квартиры № 7 в Блоксем-хаусе, на Парк-лейн. Он только что окончил второй завтрак, заметим – несколько поздний, и намеревался увенчать его хорошей сигарой. Как ни прискорбно, подойдя к коробке, он заметил, что на тахте лежит хозяин.

– А, вы тут, дорогуша, – сказал он, поспешно пряча добычу в недра своих одежд. – Не заметил, как вы пришли.

Стэнвуд не отвечал. Он отвернулся к стене, и верный слуга сделал из этого выводы.

– Ну и ну! – воскликнул он. – Опять! Однако вы даете. Суток не прошло, как я вас откачал, еле справился. И что же? Надрались, как зюзя. Скажите спасибо, что вы не… э-э… грабитель, им пить никак нельзя. Помню, был такой Гарри Коркер, мы его звали Насос. Зашел он в один дом, занялся сейфом, нашел со второго раза какие-то кнопочки и глянь – музыка играет, для танцев, из приемника. Если бы он не догадался прыгнуть прямо в окно, была бы ему крышка. После этого случая он немного одумался. Что ж, пойду за другой бутылкой этого зелья. Попрошу молодого человека, чтобы покрепче сделали.

Стэнвуд присел на тахте. Лицо его было мрачно, голос – ясен.

– Я не пьян.

– Вон как? – удивился Огастес. – А с виду – хуже некуда. На воздух вам надо, дорогуша. Я уже вещи сложил.

– А теперь разложите.

– То есть как это? Мы же едем в замок.

– Нет, – ответил Стэнвуд и объяснил, в чем дело.

Мы гордимся Огастесом Ворром. От лысеющей головы до массивных стоп он был снобом и мечтал о том, как будет писать письма на бумаге с короной, а позже между делом упоминать о всяких там графах. Сейчас он чувствовал себя как пери, изгнанная из рая.

Однако его золотое сердце вынесло удар. Пробормотав: «Ну и ну..» – он взял себя в руки. Никакое занятие не укрепляет дух так, как кража со взломом. Посудите сами, трудишься полночи над сейфом, чтобы обнаружить только затхлый запах да дохлого паука, – и принимаешь это, зная, что земная жизнь полна разочарований.

Но при всей своей мудрости Огастес проекта не одобрил.

– Помяните мое слово, – сказал он, – толку не будет.

– Почему?

– А потому, дорогуша, что вранье к добру не приведет. Запутаетесь, как миленькие. Помню я такой стишок: «Ты попадешь в густой туман, когда решишься на обман».[10]10
  …ты попадешь в густой туман, когда решишься на обман – строки из поэмы Вальтера Скотта (1771–1832) «Мармион» (1808).


[Закрыть] На память читал, дядя Фред даже давал мне леденцов, чтобы я, это, остановился. Ему, понимаете, мешало обед переваривать. Сядет к столу, а кулечек наготове. Ладно, если вы не надрались, что ж у вас вид, простите, поганый?

– Какой-какой?

– Ну, эдакий. Наподобие тухлой рыбы, – отвечал честный слуга.

При обычных обстоятельствах Стэнвуд остерегся бы доверять заветнейшие тайны тому, кого считал несколько фамильярным. «Ему только дай палец, – подумал бы он, – совсем распустится». Но глубокая скорбь настигла его, морозы и смерчи крушили сад его мечтаний, а в такие минуты изольешь душу любому.

– Если хотите знать, – сказал он, – у меня разбито сердце.

Огастес удивился и выказал интерес.

– Вон как! – заметил он. – А я-то думал, когда ваша девица приехала, вы будете петь, будто птичка. Что, отставку дала? Они всегда так, эти, прямо скажу, любимицы публики. Избаловали, одно слово. Им бы заехать в глаз, сразу бы стали как шелковые. Другого нашла, что ли? Так я и знал.

Стэнвуд тихо взвыл. Тон, да и смысл этой речи ему не нравился, но потребность в наперснике снова оказалась сильнее.

– Не в том дело, – сказал он. – Сейчас я у нее был…

– И зря, дорогуша, зря. Девицы всегда злятся с перепоя.

– Она не злилась.

– Вот она, корысть! Держитесь подальше, дорогуша.

– Какая корысть, чтоб вас черти драли!

– Однако, выраженьица…

– Она говорит, что брак не продержится, если жена богаче мужа.

Огастес присел на тахту, сдвинув ноги хозяина, и сложил кончики пальцев.

– Это верно, – согласился он. – Тут ничего не попишешь. Ну и ну, актерка-то – не дура. Последнее дело за всяким грошом идти к жене. Помню, мой дядя Реджинадд…

– К собачьей матери!

– Да, выраженьица… – обиженный Огастес встал. – Собирался про него рассказать, а теперь не буду. А девица – она права. Я думал, вы и сами знаете. Нехорошо от жены зависеть. Надо себя уважать.

– Уважать, трам-та-ра-рам!

– Выраженьица. Вы что, вечного огня не боитесь? Ну, ладно. Что делать-то будем?

– Не знаю.

– И я не знаю. Раз уж такое дело, я лично бы выпил. Пойду, намешаю бренди с содовой.

– Побольше бренди, если можно!

– Не беспокойтесь, дорогуша. Мне не жалко.

Огастес вернулся не сразу, его задержал звонок в передней. Когда же он пришел, он увидел, что хозяин сидит и курит.

– Я вот что сделаю, – сказал Стэнвуд, благодарно принимая бренди. – Поговорю с ней начистоту.

Огастес покачал головой.

– Нет, дорогуша, – сказал он, – ничего у вас не выйдет. Тут надо молить, просить, распинаться.

– А что? Я так и сделаю.

– Это навряд ли. Сами посудите, она – тут, а вы – в замке. Мистер Кардинел был в таком же, как говорится, положении, только его девица сидела в замке, а он – тут.

Несмотря на животворящий напиток, Стэнвуду не хотелось слушать всякую чушь. Преданный служитель явно рехнулся.

– Что вы порете? – спросил хозяин, сурово глядя на него. – Сказано вам, я не еду ни в какой замок.

– Едете, дорогуша, раз уж телеграмма пришла.

– Какая еще телеграмма? Огастес хлопнул себя по лбу.

– Ах ты, забыл сказать! Совсем голова дырявая. Да от родителя. Прочитал я ее в передней и на столик положил. Новые, как говорится, распоряжения.

– Ой, Господи! Что случилось?

– Да эти, как их, фотографии.

– Какие фотографии?

– Тихо, дорогуша, не сбивайте. Сейчас скажу. Она длинная, все не упомнишь, но самая суть – такая: родитель, значится, просит, чтобы вы послали ему побольше снимков. Тут – зала какая-нибудь, а тут – вы, собственной персоной.

– Что?

Огастес снисходительно улыбнулся.

– И то, смех один. Кому нужна, прошу прощения, такая физиономия? Я так понимаю, будет друзьям показывать. Усекли? Придет, это, в клуб или куда еще, а приятель и спросит: «Как там твой сынок? Я что-то я его не вижу». – «Хо! – говорит родитель. – Ты что, не слыхал? Он сейчас у английского графа». – «Ого! – говорит приятель. – Так-таки у графа?» – «У самого главного, в самом лучшем замке. Вот, взгляни-ка. Это у них янтарная зала, это – портретная галерея. Ничего местечко, а уж он там – как свой». Такие дела, дорогуша. Оно, конечно, грех, называется гордыня, но ничего не попишешь.

Стэнвуд стал мутно-зеленым.

– Тьфу ты!

– Вот уж не скажу, можно так выражаться или нет. Вроде бы – выраженьице, а кто его знает?

– Откуда я возьму фотографии?

– То-то и оно. Как говорится, бремя греха. Я так полагаю, надо изловить мистера Кардинела и поехать с ним. Сами посудите…

Стэнвуд, вероятно, посудил и через пять минут сидел в такси, направлявшемся к отелю. Выскочив, он схватил за локоть знакомого швейцара и проговорил, отдуваясь:

– Кардинела не видели?

– Как не видеть, сэр, – отвечал тот. – Только что ушел. Сел в машину с пожилым джентльменом и молодой дамой.

Оставалось одно – подбежать к бару и заказать Макгаффи здешний напиток. С бокалом в руке Стэнвуд глядел туманным взглядом в не менее туманное будущее, напоминая выброшенный морем мусор, на который презрительно косятся чайки.