Текст книги "Том 16. Фредди Виджен и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)

Глава XV

Если ты хочешь добиться успеха, за твоим замыслом должен стоять направляющий разум. Когда речь зашла о взламывании сейфа и извлечении марки 1851 года, план кампании разрабатывал Кардинел. Соответственно, он постановил:

1. Час 0–1.30 (полвторого ночи).

До этого времени, разъяснил он, кто-то может еще ходить по замку. Позже – самим заговорщикам не удастся толком поспать. Лично он поспать хотел, равно как и граф, поддержавший его решение.

2. Общий сбор – 1.15 в кабинете.

Надо же где-то собраться. Кроме того, Огастесу стоит вынуть в кабинете стекло и оставить отметку на мебели, наводя тем самым на мысль, что взломщик проник извне. Граф горячо поддержал эту уловку.

3. Лорд Шортлендс занимается Ворром.

Конкретно – приглашает к себе в спальню и накачивает до тех пор, пока тот не достигнет нужной кондиции. Потом он ведет его в кабинет (1.15). Собравшиеся располагают четвертью часа. Восемь минут уходит на окно и мебель, две – на то, чтобы подняться по лестнице. Пятиминутный зазор необходим, чтобы образумить Огастеса, если в нем проснется совесть.

4. Стэнвуд идет в постель.

И в ней остается, поскольку иначе может тем или иным способом испортить игру.

5. Терри тоже ложится.

Поскольку от волнения она верещит, как целая корзина щенков, да и вообще дело – не женское. (Граф поддержал и это, заметив, что в детективе, который Дезборо подарил ему на день рождения, сыщику серьезно мешает златокудрая Мейбл.)

6. Та же Терри прекращает спорить и подчиняется приказу.

Действительно, спор затянулся, но Майк поставил ее на место, указав, что и у нее – золотистые волосы.

Однако в час ночи Терри лежала здесь же, на тахте, читая второй из трех томов романа Марсии Хаддлстоун «Преданный Перси» (1869). Он валялся на столе, и она его взяла за неимением лучшего. Заметим, что ей удивительно шли пижама, халатик и домашние туфли.

В 1.03 вошел граф, которому тоже шли пижама, халат и туфли. Глаза его, и так вылезавшие от волнения, совсем уподобились улиточьим, когда он увидел дочь.

– Ой, Господи, Терри! Что ты тут делаешь?

– Читаю, Шорти, чтобы занять время.

– Он же велел тебе идти в постель!

– И то правда. Какой самоуверенный, а? Это мне, в постель! А у тебя неплохие книги. Все, как одна, изданы не позже 1870 года.

– Что-что? А, они не мои, – рассеяно бросил граф, радуясь тому, что сможет замолвить словечко за своего фаворита. – Дядины.

– Он любил викторианские романы?

– Наверное.

– Да и ты их любишь. Этот лежал на столе, чуть ли не раскрытый.

– Его брал Майк. Только что вернул. Говорил, очень помогло, не знаю уж, в каком смысле. Терри, – ловко свернул он, – я о нем немало думал.

– Вот как, Шорти? Ясное дело, он вечно лезет в глаза.

– Знаешь, он мне нравится.

– И себе тоже.

– Посмотри, как он обставил Спинка.

– Ловко, ничего не скажешь.

– Храбр, как лев. Не боится Аделы.

– К чему ты ведешь, мой дорогой?

– Я… э-э… хочу узнать, не переменила ли ты мнения.

– Поня-ятно…

– Так переменила?

– Нет.

Лорд Шортлендс печально помолчал. Все шло хуже, чем он думал.

– А почему? – спросил он.

– Есть причина.

– Какая такая причина? Он – то, что тебе нужно. Богат. Красив. Занятен. И заметь, влюблен, как не знаю кто. Обрати внимание на его взгляд…

– Преданный?

– Вот именно. Ты его сразила наповал.

– А сама не поддаюсь. Это тебя огорчает?

– Естественно.

– Хорошо, я тебе кое-что скажу. Как выразилась бы героиня «Перси», я не осталась равнодушной. Этот самый взгляд пробирает меня до костей.

– Пробирает? – обрадовался лорд.

– В высшей степени. Я чувствую себя так, словно сияет солнце, шляпка, туфли и платье – лучше некуда, и кто-то подарил мне тысячу фунтов.

– Ну, вот! В чем же дело?

– Минуточку, Шорти, потерпи. Кроме того, я ощущаю, что у меня нет на эти взгляды эксклюзивных прав.

– Не понял.

– Должно быть, он смотрит точно так же на всех женщин.

– То есть, по-твоему, он… э-э… ветреник?

– Да, если это слово обозначает человека, который ухаживает за каждой мало-мальски приятной девицей.

– Он говорит, что любит тебя с давних пор. Тебе было пятнадцать или сколько там…

– Нужно же что-то сказать, а то разговор угаснет.

– Почему ты так думаешь?

– Чутье! Оно мне подсказывает, что твой Кардинел – мотылек, порхающий от цветка к цветку. Очень может быть, что порхал он не далее как вчера. Ты его видел, когда он вернулся из столицы?

– Нет, я гулял с Усиком.

– А я видела. Мало того, мы поболтали. От него на несколько ярдов пахло чем-то эдаким, терпким, словно он провел немало времени с экзотической женщиной. Не думай, я его не виню. Он не виноват, что похож на Аполлона. Но мне поддаваться нельзя. Благоразумная Терри Кобболд в очках и в митенках шепчет на ухо, что с Аполлонами связываться опасно. Словом, сердце – за, разум – против. Наверное, так относится к Спинку миссис Пентер.

Граф удрученно запыхтел.

– По-моему, ты делаешь большую ошибку.

– Что ж, бывает.

– Насчет этого, запаха. Наверное, он просто столкнулся с какой-нибудь дамой.

– Вот именно.

– Ах, Господи! Да выходи ты за него!

– Зачем это тебе нужно?

– Он мне нравится.

– Мне тоже.

– И потом, ты думала, что будет, когда Ворр украдет марку? Я женюсь, оставлю тебя один на один с Аделой – если, конечно, Клара подцепит Блейра. Тебе придется плохо, душенька. Лучше выйди за него, а?

Картинка, нарисованная им, тронула Терри. О чем, о чем, а об этом она не думала. Когда она как следует нахмурилась, вошел Майк.

– Что вы здесь делаете? – строго спросил он. – Я полагал, вы легли.

– Да-да, но я встала. Не могу заснуть. И вообще, я не видела, как взламывают сейфы.

– И незачем. Это – не для женщин.

– Мне очень хотелось!

– Теперь я понимаю, почему в газетах вечно пишут о своеволии современных девушек.

– Жадных до сенсаций.

– Именно, жадных до сенсаций. Что ж, благодарите Бога, что у вас будет добрый муж.

– Будет?

– Несомненно. Я придумал новый метод. Где Огастес?

– Наверное, у Шорти в спальне.

– Почему же Шорти не с ним? Где дух команды?

– Он меня выгнал, – жалобно промолвил граф. – Я не хотел уходить, но он сказал, я ему мешаю. Очень чувствительный, по-видимому.

– Как он там?

– Вроде бы ничего.

– Пойдите-ка лучше, посмотрите.

– А почему не вы?

– Мне надо поговорить с Терри.

Перенапрягшийся граф нервно провел рукой по седеющим волосам и пробормотал что-то насчет выпивки. Майк удивился.

– Вы что, с ним не пили?

– Он не позволил. Сказал, что это грешно. Я стал было спорить, но он заметил, что даст мне бутылкой. Ох, – размечтался несчастный пэр, – я бы миллион отдал за глоточек!

– Зачем? – возразил Майк. – Можно и дешевле. Пойдите ко мне, пошарьте в шкафу, на верхней полке. Там вы найдете фляжку. Отхлебните, сколько надо, и положите на стол два пенса.

Хозяин резво выбежал. Гость закрыл за ним дверь.

– Наконец мы одни, – сказал он. Нежное сердце Терри тронули муки отца.

– Бедный Шорти!

– Не без того.

– Он не годится для таких дел.

– Это верно.

– У него высокое давление…

Майк осторожно взял ее за локоть, подвел к креслу, усадил, а сам сел сбоку на ручку.

– Когда я воскликнул: «Мы одни!» – объяснил он, – я имел в виду не беседы о Шорти. О нем мы потолкуем позже, в нашем доме, у камина. «Давай, – скажете вы, – обсудим его давление». – «Давай», – отвечу я, но теперь актуальны другие вопросы. Входя, я услышал, что наш граф…

– Разве можно подслушивать?

– Можно, время от времени. На сцене для этого ставят ширмы, и все рады. Словом, он говорил: «Почему ты за него не выйдешь, дурья твоя голова?»

– Не совсем так…

– А надо бы. Кого он имел в виду, меня?

– Да.

– Молодец. А как вы обо мне заговорили?

– Он просто спросил, почему я за вас не выхожу.

– Я и сам удивлялся. А сейчас, кажется, понял. Вижу, вы читаете «Перси». Прошлой ночью я его пролистал, и не зря. Он навел меня на мысли об упомянутом методе. Мне стало ясно, в чем моя ошибка.

– Да?

– Да. Я слишком легковесен, если хотите – поверхностен. Занятен, конечно, но недостаточно серьезен. В 1869-м они лучше разбирались в таких делах. Вы дошли до той сцены, где лорд Перси объясняется с ней в оранжерее?

– Еще нет.

– Сейчас я вам прочитаю. Готовы?

– Что ж, если хотите…

– Хочу. Итак, он говорит: «Любящим взором, дорогая, я следил за тем, как вы переходите от детства к юности. Передо мною раскрывалось ваше очарование, и я, побывавший при многих дворах, не мог бы найти изъяна в ваших манерах. Теперь я прошу о даре, которым бы гордился человек самого высокого ранга, ибо вы украсите любой титул, одарите радостью любой замок. Каждое ваше желание, даже малейшая прихоть – закон для меня». Ну, как?

– Недурно.

– А вот еще: «О, дорогая, не разбивайте сердца, которое бьется только для вас! Я не из тех, кто пленяет прекрасных дам, и вы пожалели бы меня, узнав, какую зависть испытываю я к такому умению. Слова мои нелепы, облик скромен, но любовь непритворна. Вино льется тонкой струей, ибо сосуд переполнен. Да и способен ли блистать красноречием тот, кто молит о жизни? Я люблю вас, люблю. Неужели вы мне не ответите?» Не пойму, чего он жалуется. Если уж это – не красноречие… Ну, как? Вы тронуты?

– Не очень.

– Странно. На ту девицу это подействовало. ««Вы молчите, – вскричал он, прижимая ее к груди, – но ваше молчание лучше многих слов. Вы бледны, но вскоре лилия сменится розой». Он склонился к ее губам, и то ли со вздохом, то ли с рыданием она потянулась к нему». Каково? Дело в шляпе, тут и спорить не о чем. У Перси все в порядке. А у меня?

– У вас – нет.

– Вы не издали то ли рыдания, то ли вздоха?

– Ни в малейшей мере.

– Ясно! У Перси, если верить автору, шелковистая бородка, которую он приобрел – надеюсь, честно, – к двадцати четырем годам. Значит, ждем, пока я ее выращу. С утра и начну.

– Я бы не начинала. Сказать, почему вы меня не тронули?

– Давно пора.

– Ну, что ж… Вам непременно надо сидеть на ручке?

– Нет. Я просто хотел быть поближе на всякий случай. Ну, если что, я успею. Лилия, знаете, сменится розой и тому подобное. Ладно, слушаю.

Терри еще помолчала.

– Слушаю, – подбодрил ее Майк. – Говорите.

– Звучит глупо, но я боюсь.

– Ничего, ничего. Так в чем же дело?

– В том, что вы такой красивый.

– Что-о?!

– Кра-си-вый. Я же вам сказала, что это звучит глупо. Майк был совершенно потрясен.

– Глупо? – повторил он – Да за такие слова сажают в желтый дом! Это я, по-вашему, красивый?

– А какой же? Просто кинозвезда. Разве вы не замечали?

– Вроде бы нет. Лицо как лицо.

– Посмотрите в зеркало.

Майк посмотрел, закрыл один глаз, потом покачал головой.

– Ничего особенного. Ну, приятен на вид. Такая хорошая, надежная внешность.

– Анфас – может быть. Тут главное профиль. Поглядитесь как-нибудь боком.

– Я кто, по-вашему, мужчина-змея? – он отошел от зеркала. – Неужели вы из-за этого не выходите за меня замуж?

– Да, из-за этого.

– Знаете, ждал я какой-нибудь чуши, но все-таки не такой. Видимо, в детстве, глядя из окна, вы упали и обо что-то стукнулись.

– Спасибо, что ищете мне оправданий.

– А что еще делать? Дитя мое, вы слабоумны.

– Нет. Я благоразумна.

– Предположим. Что же плохого в красивых мужчинах?

– Я им не доверяю.

– Даже мне?

– Даже вам.

– Но я – сама добродетель!

– Так вам кажется.

– При чем тут «кажется»? Это – бесспорный факт. Может, одумаетесь?

– Нет.

Майк тяжело запыхтел.

– Насколько я понимаю, невежливо дать даме в глаз.

– Все графство подожмет губы.

– Ох уж, эти условности! Так до какого уродства надо дойти, чтобы получить вашу руку? Если бы я был вроде Стэнвуда…

– Ой!

– Нет, не сумею. Вот что, займусь боксом, я его люблю. Даст Бог, мне порвут ухо или сломают нос. Тогда вы перемените мнение?

– Во всяком случае, подумаю.

– На этом и остановимся. Разумеется, пока что я буду по-прежнему любить вас.

– Спасибо.

– Не за что. Рад служить. Но вообще-то Шорти мог бы выложить три гинеи и показать вас психиатру. А вот и он, то есть Шорти, – заметил Майк, поскольку подкрепившийся граф входил в комнату. – Приятно смотреть на оленя, идущего от потоков вод.[19]19
  …олень… потоков вод – перифраза слов из Пс. 41:2.


[Закрыть] А знаете ли вы, что сказала мне ваша дочь Тереза? Что я, на ее вкус, слишком красив.

– Быть не может!

– Еще как может. Сказала, и во взоре ее, прибавлю, мелькали искры безумия. Но почему вы один? Что вы сделали с Огастесом?

– Его нигде нет.

– Даже у вас в спальне?

– Он оттуда ушел.

– Может быть, в библиотеку? – предположила Терри. Майк нахмурился.

– Да, наверное. Где дисциплина, хотел бы я знать? Где послушание старшим?

– Виновата, мой генерал!

– Никак с вами не справишься! Что ж, идемте в библиотеку. Терри оказалась права. Огастес ходил по библиотеке, держа бутылку creme de menthe.[20]20
  Мятный ликер (франц.).


[Закрыть] Когда они вошли, он бесшабашно крикнул: «Хо!»

Глава XVI

Да, слово «бесшабашно» точнее всего обрисует его поведение. Именно оно, в своем французском виде, пришло бы на ум такому стилисту, как Флобер, скрупулезно подыскивавшему mot juste.[21]21
  Точное слово (франц.).


[Закрыть] Лицо разгулявшегося Ворра стало пунцовым, глаза сверкали, уста растянулись в доброжелательной улыбке.

– Пр-ривет, дор-рогуши! – пророкотал он, приветливо помахивая бутылкой. Звук его голоса в ночной тиши напугал бы любого.

– Ш-ш-ш! – сказал Майк.

– Ш-ш-ш! – сказал лорд Шортлендс.

– Ш-ш-ш! – сказала Терри. Пунцовое лицо осветилось удивлением.

– Почему это «шы»? – осведомился он.

– Не так громко, Огастес. Уже ночь.

– Ну и что?

– Людей перебудите.

– Хо! И точно. Вот не подумал, – отозвался Ворр и хлебнул ликера. – Мятой пахнет, – прибавил он, стремясь просветить сообщников – Дэ, мятой, не иначе.

Майк понял, что предусмотрел не все. Он надеялся, что Огастес выпьет столько, сколько нужно, но не подумал, что тот может войти во вкус. Что он во вкус вошел, сомнений не было. В стельку он еще не напился, но был к этому близок. Оставалось пресечь зло, пока не поздно.

– Дайте-ка мне бутылку, – сказал Майк.

– Почемуй-то?

– Мне кажется, с вас хватит.

– С меня? Да я только начал.

– Ну-ну, старый друг. Я жду.

В глазах Огастеса мелькнула угроза.

– Ты только тронь, дорогуша, только, эт-та, тронь, дам по куполу. – Он отхлебнул еще. – Мята. Хорошая травка. И для здоровья полезно. Помню, любил я мятные леденцы. Дядя Фред мне давал, чтобы я не дек-ла-ри-ро-вал. Такой эт-та стих, дорогуша, туман там, обман. – Он с упреком взглянул на Майка. – Обман, дорогуша. Это грех, ложь называется. Возьмем Ананию и Сапфиру…[22]22
  …Ананию и Сапфиру – см. Деян. 5:1—10.


[Закрыть]

Лорд Шортлендс испуганно тронул локоть Майка.

– Кардинел!..

– А?

– Вы ничего не заметили?

– Э?

– Я думаю, он напился.

– И я так думаю.

– Что же нам делать?

– Прервать операцию. Огастес!

– Чего?

– Ш-ш-ш, – сказал Майк.

– Ш-ш-ш, – сказал граф.

– Ш-ш-ш, – сказала и Терри. Ворр очень обиделся.

– Заладили, «шы» да «шы»! – горестно воскликнул он. – Народ перебужу, да? Ну, что «шы»? Что «шы»?

– Простите, Огастес, – сказал миролюбивый Майк. – Больше не будем. Может, все-таки приступите к делу?

– Какому такому делу?

– К сейфу.

– Какие еще сейфы?

– Который вы собирались открыть.

– А, этот! Что ж, дорогуша, потопали. Эй!

– Что?

– Где инструменты?

– Не у вас?

– Да вроде бы нет…

– Не могли же они пропасть!

– Почему это «не могли»? Могли, как миленькие. У слесаря может пропасть инструмент? Может. А я что, хуже? То-то и оно, дорогуша. Сперва подумайте, а потом уж и, эт-та, говорите.

– Наверное, вы оставили их у папы, – предположила Терри.

– Ну, здрасьте! Теперь вы начали. Какие такие папы?

– Я хочу сказать, Шорти. Огастес повернулся к графу.

– Это вы, что ли?

– Сокращение от «Шортлендс», – пояснил Майк.

– Надо же… – удивился Огастес. – Со-кра-ще-ние… – он хрюкнул, и так громко, что измученный пэр подскочил на шесть дюймов, а спустившись, вцепился в рукав Майка.

– Зачем вы хрюкаете?

– Ды ладно, не буду.

– Адела и так плохо спит.

Майк понял, что надо было дать железной леди снотворное, скажем – в теплом молоке. Именно такие мелочи упускают стратеги.

Огастес тем временем бродил по комнате, бормоча: «Значит, от Шортлендс». Потом он опустился в кресло, благодушно бормоча и там, словно попугай, чью клетку накрыли зеленой бязью.

– Сбегайте, Шорти, посмотрите, не у вас ли они, – сказал Майк.

Граф убежал. В библиотеке воцарилась странная тишина. Огастес закончил монолог и сидел, опустив голову. Терри тронула Майка за локоть.

– Майк! – прошептала она.

– Да, моя дорогая?

– Посмотрите, он плачет.

Майк посмотрел. Действительно, из-под очков медленно текли слезы.

– Что случилось, Огастес? – спросил он. Обратившийся медвежатник утер жемчужные капли.

– Про нее вспомнил, дорогуша.

– Про кого?

– Да про нее. Потерял я одну, эт-та, особу… Майк облегченно вздохнул.

– Ничего, – шепнул он Терри. – Впал в сентиментальность.

– Да-а?

– Да. И слава Богу, следующая стадия – буйство. Не знал, Огастес, что у вас несчастная любовь. Когда вы в последний раз ее видели?

– Я не видел. Она не пришла.

– Куда?

– Да в эту, ре-гис-тра-туру. Наверное, вы думали, дорогуша, чегой-то он плывет один по, эт-та, морю житейскому. Сейчас скажу. Собирался я жениться, а она не пришла.

– Ай-я-яй!

– То-то и оно.

– Какая жалость, мистер Ворр!

– Пропала, наверное. Я ей про все рассказал, она вроде бы простила, а явился я на Бик-стрит, смотрю – ее нету. Два часа просидел.

– Какой ужас! Что же вы сделали?

– Ну, выпил шипучки, съел сэнгвич с ветчиной… А забыть – не забыл, дорогуша. Прямо вижу ее физиогномию, а сердце-то гложет, будто мыши.

Майк понимающе кивнул.

– Любовь, это вам не сахар. Вот они, женщины. Рыцарственный Огастес с ним не согласился.

– Прям сейчас! Я так думаю, – начал он, допивая сгёте de menthe, – может, это перст судьбы, а может – и нет. Эти ре-ги-стра-ту-ры есть и на Бик-стрит, и на Мик-стрит, и на Грик-стрит. Трудно ли перепутать? Я пошел на Бик-стрит, а она, значит, на Мик-стрит…

– Или Грик-стрит.

– Ну!

– Что ж вы ее не спросили?

– Опоздал, дорогуша. Целую неделю обижался, а там и подумал: не иначе как не-до-ра-зу-мнение. Пошел к ней, да не застал. Говорят, нету, уехала. Ну, я и сам уехал в Америку с одним джен-тле-ме-ном. Как говорится, пролег меж нами океан.

Воцарилось молчание. Потрясенные Майк и Терри с сочувствием смотрели на Огастеса, тогда как он, если бы не икал, мог бы сойти за статую печали.

Однако вскоре он ожил, словно Галатея.

– А ка-ак она стряпала! – проговорил он. – К примеру, пирог с почками. Одно слово, таял во рту.

– Какой ужас!

– Да, дорогуша.

– Шекспир бы написал неплохую пьесу, – предположил Майк.

– Ну! – согласился Огастес, снимая очки, чтобы утереть новую слезу. Надев их, он печально смотрел на сообщников. – Куда ни глянешь, беда. У вас-то как, мистер Кардинел? Вот с ней, с ней!

Терри залилась краской, что позволило Майку сравнить ее щеки с предвечерним багрянцем на летнем небе, а заодно подумать о том, что бы тут сделал лорд Перси. Ответ не замедлил: он бы сам превратился в розу.

– Переменим тему, – предложил он.

Огастес помрачнел и резко выставил подбородок.

– С чегой-то? – осведомился он – Тему, понимаешь! Будут мне указывать всякие…

Он замешкался, отыскивая mot juste, но тут появился лорд Шортлендс и сообщил, что инструментов нигде нет.

– Каких эт-та ин-скру-ментов?

– Да ваших.

Огастес поджался. Последний глоток cr’eme de menthe переместил его в следующую фазу алкогольной интоксикации, а потому он зорко взглянул на графа.

– А на что они вам? Тронете – дам в рыло.

– Вы же сами меня послали!

– Это кто, я?

– Послал, послал, – заверил лорд Шортлендс Майка, на которого Огастес тут же сурово взглянул, спросив при этом:

– А он тут при чем?

– Понимаете, Огастес, – сказал Майк, – без инструментов нам не обойтись. Значит, их надо найти.

– Зачем это? Они под диваном, я сам положил. Как сюда явился, так сразу и засунул.

– А, ясно! Произошло недоразумение.

– Не люблю я этого…

– Ну, ладно. Вот они, просим.

Огастес отрешенно взял сумку. Смотрел он на лорда Шортлендса, по-видимому, ощутив неприязнь к безобидному пэру.

– Графы! – произнес он, и его сообщники поняли, что сгёте de menthe обратил записного сноба в бескомпромиссного мятежника. – Чихать я на них хотел. Тоже мне, графы!

– Они совсем неплохи, – возразил Майк, пытаясь остановить дрейф в сторону Москвы.

– Прям сейчас! Рыщут, как говорится, обирают сирот и вдов. И вообще, никакой он не граф.

– Поверьте, граф. Завтра он покажет вам корону, можете поиграть с ней. Так вот, Огастес…

– Мистер Ворр.

– Простите.

– Еще чего, простить! Я вам не Огастес. Пораспустились! Чего не люблю, того не люблю. Надо бы Стэнвуду сказать, а то он… Может, я и не граф, но тоже человек, себя, эт-та, уважаю.

– Конечно, мистер Ворр, – заверила Терри.

– Ну!

Лорд Шортлендс ощутил, что пора переменить тему.

– Я постоял у Аделы под дверью. Кажется, спит.

– Это хорошо, – откликнулся Майк.

– Какие такие Аделы? – спросил Огастес.

– Леди Алела, моя дочь.

Огастес нахмурил лоб. Он знал, что разум его почему-то затуманен, но не мог уловить, где же тут ошибка.

– Прямо! – наконец догадался он. – Вон ваша дочка.

– Нас трое, мистер Ворр, – сообщила Терри.

– Хо! – заметил Огастес тоном, каким говорят, чтобы не обидеть даму. – Ладно, потолкуем с этой Аделой.

– Может, попозже? – предложил Майк, видевший, что граф – в агонии. – Сделайте дело, и потолкуете. Кстати, сейф у окна.

– Справа от окна, – уточнила Терри.

– Почти рядом, – добавил граф, чтобы не допустить и малейшей ошибки.

– Ы-р-р, – сказал Огастес. – Чего ж время теряли? Ой! Его сообщники вскочили разом.

– Ш-ш! – сказал Майк.

– Ш-ш! – сказал лорд Шортлендс.

– Ш-ш! – сказала и Терри.

– Опять за свое, – огорчился Ворр. – Судорга, как говорится. Ногу схватило.

Он медленно встал, размялся, подошел к сейфу и постучал по нему, а потом презрительно хмыкнул.

– Хо! Тоже мне сейф! Сообщники приободрились.

– Значит, вам легко его вскрыть? – проверил Майк.

– Да хоть ножом от сардинок! Дайте-ка… Не-а, лучше шпильку.

Растерянный граф, которого Огастес явно считал чем-то вроде подмастерья у слесаря, сидел на тахте, обхватив голову руками. Урезонивать героя пришлось Терри.

– Может быть, лучше ваши орудия, мистер Ворр? Как-никак, ездили за ним в Лондон.

Огастес, большой поклонник красоты, все-таки не сдался.

– Шпильку.

Майк пожалел, что отослал Стэнвуда. Вот кто тут нужен. Что ж, придется заменить его по мере сил.

– Ладно, – сказал он, – хватит. Кончайте комедию, работать пора.

Однако он ошибся. Суровость обидела Огастеса.

– Ах, вот как? – поинтересовался он. – Да я их в окно выброшу!

И, подняв сумку, он стал ею размахивать.

– Майк! – закричала Терри.

– Остановите его! – вскрикнул граф.

Майк кинулся к Огастесу и застыл на месте. Он услышал женский голос за дверью. Сумка, полная острых инструментов, ударила его по лицу. Вслед за этим раздался звон, она вылетела в окно и, судя по всплеску, упала в ров.

– От это да! – заметил медвежатник.

– Майк! – вскричала Терри. – Вы ранены?

Но Майк выскочил из комнаты и хлопнул дверью.