Текст книги "Том 16. Фредди Виджен и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)

Грабят ли дворецкие банки?

Перевод с английского Е. Доброхотовой-Майковой

Глава I

В то июньское утро Гораций Эпплби собирался на веллингфордские скачки и беседовал с Костоломом Эвансом, когда к нему нежданно заявился чикагский гангстер Чарли Йост.

Ферди объявил посетителя.

– Пришел Чарли, шеф, – сказал он.

Гораций нахмурился. Он был недоволен заокеанским гастролером и не желал впредь вести с ним никаких дел.

Гораций Эпплби возглавлял банду Эпплби, весьма известную и уважаемую в преступных кругах; Чарли, который по некоторым соображениям счел за лучшее временно променять Чикаго на Англию, до недавних пор подвизался у него. В своей долгой и успешной карьере Гораций во многом зависел от подчиненных, таких, как Костолом Эванс, специалист по сейфам, или Ферди Муха – сей последний, хоть и не блистал интеллектом, умел взобраться по любой стене, используя лишь руки, ноги и личный магнетизм. Сам Гораций исполнял роль боевого генерала, то есть планировал и направлял кампанию, не покидая ставки.

Они жили душа в душу. Гораций по-отечески заботился о благополучии «ребят», ко взаимному удовольствию вознаграждая каждого после успешного дела. Однако ему случалось бывать строгим родителем. Чарли Йост вышел на задание с пистолетом, а в этом отношении Гораций был непреклонен. Он запретил огнестрельное оружие, о чем Чарли своевременно уведомили. Тот не подчинился старшему, за что был наказан. Гораций твердой рукой удержал причитающуюся ему долю, отказавшись выплатить даже символическое вознаграждение.

Поэтому сейчас он нахмурился. Неприятно, когда наказанные сотрудники нарушают твой покой. Кроме того, Гораций немного нервничал. Чарли, узнав, что не получит своей доли, явно выказал неудовольствие, и сейчас злополучный пистолет наверняка был при нем. Человек импульсивный, с младых ногтей приученный сначала стрелять, потом объясняться, вполне может выразить свою мысль пулей.

– Да впустите его, шеф, – сказал Костолом, читая мысли Горация. – При мне он бузить не станет.

Гораций взглянул на него и сразу понял, что означают эти слова. К Льюэллину (Костолому) Эвансу можно было применить лишь одно определение, которое немедленно пришло бы на ум любому обитателю Голливуда – «колоссальный». Он изумлял даже не столько исключительным ростом, сколько телосложением. Везде, где мускулы могут бугриться, они бугрились. Более того, они выпирали даже там, где мускулам выпирать не положено. Костюм его безусловно соорудил портной, но трудно поверить, чтобы такой масштабный труд осилил кто-нибудь, кроме Омара Делателя Палаток.[35]35
  Омар Делатель Палаток – Омар Хайям, потому что именно так переводится слово Хайям.


[Закрыть]

Беглый осмотр еще раз убедил Горация, что в присутствии этого исполина ему и впрямь не страшны самые взбешенные снайперы.

– Отлично, – сказал он. – Введите его, Ферди. – И через мгновение вошел Чарли.

Бытует мнение, будто в силу некоего строгого кодекса все американские гангстеры обязаны походить на Хэмфри Богарта[36]36
  Богарт, Хэмфри (1899–1957) – американский киноактер, снимался в амплуа обаятельных гангстеров.


[Закрыть] и криво ухмыляться при разговоре. Отступника отводят на пустырь, где в кругу мрачных типов по прозвищу Билли-Бык или Беф-Строганофф прилюдно лишают атрибутов гангстерского ремесла – черных пальто и шляпы.

В действительности же правила не столь строги, и рядовые гангстеры могут невозбранно следовать собственным вкусам.

К примеру, Чарли Йост был невысок, с тихим приятным голосом и открытым лицом, безобидность которого подчеркивали большие очки в роговой оправе. На улице вы бы приняли его за мелкого банковского служащего, а отнюдь не за головореза.

Впрочем, Чарли Йост и впрямь был по натуре человек мирный, а к насилию прибегал лишь в силу деловой необходимости, когда было нужно устранить зарвавшегося конкурента. Он отличался сентиментальностью, исправно жертвовал на приюты для бездомных животных и всегда плакал в кино, если картина плохо кончалась.

Гораций, черпая уверенность в присутствии Костолома, встретил его холодно.

– Ну?

Величавая манера Горация, так не похожая на все, что он видел в Чикаго, обычно внушала Чарли трепет, но столь велика была обида, что сейчас он не дрогнул. Скривив рот, что делал лишь в минуты величайшего волнения, он с такой же холодностью процедил:

– Деньги гони.

– Какие деньги?

– Какие мне причитаются.

Гораций выпрямился в полный рост. Рост этот не был велик, но само движение впечатляло. Этим умением мастерски владел Наполеон.

– Ничего вам не причитается, – сказал Гораций. – Вы знали правила, когда вступали в мою организацию. Вам простыми словами объяснили, что я не разрешаю носить огнестрельное оружие. Вы сознательно не подчинились, и я в воспитательных целях наложил на вас денежное взыскание. Разговор окончен. Костолом, проводите мистера Йоста.

– Пошли, Чарли, – сказал Костолом, и Чарли остановил на нем долгий, задумчивый взгляд.

Вообще-то Льюэллин Эванс был кроток и прозвание Костолом получил не за то, что ломал людям кости, а за то, что всем своим видом внушал подобные опасения. Ничто в его внешности не развеивало опасений самого мрачного рода, и Чарли, как было предсказано, не предпринял ни малейших поползновений к тому, что Костолом определил метким словом «бузить». Он покорно двинулся к двери, однако на пороге обернулся и тихим, но угрожающим голосом произнес:

– Еще увидимся.

С этой многозначительной речью он удалился.

Костолом вернулся в комнату и увидел, что Гораций уже вернул себе обычное, спокойное расположение духа. Подобные пустяки никогда надолго не выводили его из равновесия.

– Ушел, – сказал Костолом, – и вам лучше двигать, шеф, не то на поезд опоздаете.

– Вы совершенно правы, – отвечал Гораций. – Опаздывать нельзя. Мне намекнули, какие лошади придут первыми в два тридцать и три часа, так что я рассчитываю сорвать неплохой куш.

С этими словами он вышел из дома, чтобы сесть на поезд до Веллингфорда, где, неведомо для себя, должен был встретить Майка Бонда, Аду Кутс, Джил Уиллард, сержанта Клода Поттера из Скотланд-Ярда и других лиц, которые сыграют важную роль в его жизни.

Верно говорят: мы не знаем, что ждет нас за следующим поворотом.

Глава II

1

Продиктовав приятным голосом несколько малоинтересных деловых писем, Майк Бонд замолчал и словно впал в тяжелое забытье. Ада Кутс воспользовалась передышкой, чтобы поднять глаза от блокнота и оглядеться. До сих пор она исполняла секретарские обязанности исключительно в банке, а в Мэллоу-холл попала впервые и была потрясена его пышностью. Она много слышала о здешнем великолепии от своей подруги Джил Уиллард, сиделке при тетушке Майка Изабелле, но сейчас, подобно царице Савской, чувствовала, что ей не сказали и половины.[37]37
  подобно царице Савской, чувствовала, что ей не сказали и половины – «…и сказала царю: верно то, что я слышала в земле своей о делах твоих и о мудрости твоей; но я не верила словам, доколе не пришла, и не увидели глаза мои: и вот, мне и в половину не сказано; мудрости и богатства у тебя больше, нежели как я слышала». 3 Царств, 10, 6–7.


[Закрыть]

Усадьба Мэллоу-холл – одна из достопримечательностей Вустершира – на протяжении четырех столетий принадлежала семье Армитейдж, пока последний представитель рода не уступил ее сэру Хьюго Бонду из «Банка Бонда». Изящная елизаветинская постройка высится среди обширного парка неподалеку от городка Веллингфорд, что в долине Ившем. Первой мыслью Ады было, что покупка наверняка стоила сэру Хьюго немыслимых денег. Впрочем, такие мелочные соображения не могли остановить легендарного человека, который всегда жил по принципу: довольствоваться лучшим, пока не подвернется что-нибудь еще лучше.

Сейчас они сидели в комнате, где, как догадывалась Ада, старик разместил свой кабинет. Все изумляло габаритами: письменный стол, камин, портрет румяного сэра Хьюго в охотничьем костюме, напольные часы и буфет в углу у окна. Лишь люди, сидевшие в кабинете, не вязались с его героическими масштабами: Ада была низенькая и коренастая, Майк – худой и жилистый. Он много ездил верхом, а студентом Кембриджа успешно выступал как боксер в весе пера.

Недавно он унаследовал от дяди «Банк Бонда», один из тех процветающих банков, которые переходят от отца к сыну (или, как в данном случае, от дяди к племяннику) из поколения в поколение, богатея с каждым новым владельцем. Майк не особо стремился сделаться банкиром, но, как ближайший родственник старого холостяка, счел своим долгом продолжить семейную традицию.

Молчание длилось так долго, что Ада забеспокоилась. Верная секретарша наблюдала за Майком как мать или нянюшка и заметила, что после смерти сэра Хьюго в нем произошла разительная перемена. Он утратил ту веселость, которая прежде скрашивала их совместную работу в конторе. Аду это удивляло и настораживало.

Дверь отворилась и вошел Коулман, дворецкий.

– Простите, сэр, – сказал он извиняющимся тоном дурного вестника. – К вам дамы.

Майк вышел из транса и непонимающе уставился на дворецкого.

– Дамы?

– Числом шесть, сэр. Как я понимаю, они явились за портретом сэра Хьюго.

– Для статуи, которую они хотят поставить на рыночной площади, мистер Майк, – напомнила Ада. – Скульптор будет лепить ее с портрета. Леди Пиннер недавно вам об этом писала.

Майк перевел на нее отсутствующий взгляд.

– Правда?

– На прошлой неделе. От имени Веллингфордской Женской Ассоциации. По ее словам, комитет единогласно проголосовал за установку памятника. Наверное, это дамы из комитета. Вам нужно их принять.

– Обязательно?

– Да, мистер Майк. – Ада Кутс умела при необходимости проявить твердость. Майк вышел в настроении еще более подавленном, чем минуту назад. Иные мужчины возликовали бы при мысли побеседовать с шестью общественницами, но он явно не принадлежал к их числу.

Ада вернулась к своим раздумьям. Одно из писем, которые она только что записала, разбудило ее воображение. Письмо это, адресованное мистеру Дж. Б. Ричардсу из конторы «Ричарде, Прайс и Грегори», содержало просьбу встретиться и обсудить крайне срочное дело. Спешка наводила на мысль, что у банка возникли какие-то финансовые затруднения. Впрочем, поверить в это было трудно – стабильность «Банка Бонда» вошла в пословицу.

Ада все еще перебирала в голове тревожные мысли, когда ее раздумья прервала особа, куда более привлекательная, чем дворецкий Коулман, а именно, Джил Уиллард.

Ада обрадовалось. Они с Джил познакомились в детективном отделе местной библиотеки, подаренной городу сэром Хьюго Бондом. Дружба, возникшая на почве общих литературных пристрастий, быстро окрепла. Теперь Ада знала о Джил все: что та – дочь бедного сквайра, получила, как пишут в «Кто есть кто», домашнее образование, рано оставила родителей, чтобы не быть им финансовой обузой, и пошла учиться на сиделку, а теперь скромно зарабатывает на жизнь этой профессией.

– Привет, Джил, – сказала она. – Освободилась?

– Нет, просто выскочила на минутку передохнуть. Коулман сказал, ты здесь.

– Как ты ладишь с мисс Бонд?

– Отлично.

– Говорят, она – самодурка.

– Только не со мной. Мы отлично спелись. Водой не разольешь. А ты как здесь оказалась?

– Мистер Майк хотел надиктовать несколько писем.

– В субботу?

– Я не в претензии. Он ужасно милый.

Еще недавно Джил от всей души поддержала бы это высказывание. До последнего времени их с Майком отношения были более чем теплыми, но внезапно наступило охлаждение, и, как следствие, обида. В ее голосе прорезались стальные нотки.

– Нда?

– Заботливый и все такое. Минут десять извинялся за то, что просит меня поработать в субботу.

– Еще бы не извиняться!

– Он думал, может быть, я собираюсь на скачки.

– А ты собиралась?

– Еще не хватало! – строго ответила Ада. – Все равно, согласись, разве не мило с его стороны?

– Просто исключительная доброта. Ада осторожно понизила голос.

– Знаешь, Джил, у мистера Майка что-то неладно.

– Простудился?

– Да нет, я не о том. Какой-то он сам не свой. Я это заметила сразу после смерти сэра Хьюго. Раньше он был веселый и приветливый. Когда я приносила чай, мы всегда болтали.

– О чем?

– Обо всем. О булочках.

– О каких булочках?

– Которые я ему пекла. Говорил, какие они вкусные. Теперь ни словечка не проронит. Все время хмурится, будто что-то его гложет. Должно быть, что-то с банком.

– Что ему беспокоиться о банке? Это все равно что беспокоиться о «Стандарт Ойл».

– Ты не думаешь, что там могут быть какие-то неприятности?

– Конечно, нет. С какой стати?

– Но что-то его мучает.

– Совесть, наверное.

Впервые до Ады начало доходить, что подруга не разделяет ее восторженного отношения к начальнику.

– Тебе не нравится мистер Майк? – удивилась она.

– Не очень, – ответила Джил. Тут вошел Коулман и сказал, что мисс Бонд просит мисс Уиллард подняться к ней.

– Что-то стряслось?

– Мисс Бонд просила передать, что не может решить кроссворд.

– Да, и впрямь беда, – согласилась Джил. – Ладно, иду. Она вышла и, преодолев два лестничных пролета, оказалась в комнате окнами на парк, где мисс Бонд томилась со сломанной ногой – результат неудачной автомобильной поездки.

2

Страдалица возлежала в обществе таксы и двух кошек. Это была властного вида старая дама; вероятно, лет сорок назад она блистала красотой, но уже тогда внушала почтительный трепет. Все окружающие ее боялись, но Джил ей с самого начала понравилась, так что они и впрямь чудесно ладили. Сейчас в ее голосе звучала лишь самая слабая нотка укоризны.

– Вот и вы, наконец.

Джил ласково похлопала ее по руке.

– Я бежала со всех ног, капрал. Слышала, у вас заминка с кроссвордом? Может, я чего подскажу?

– Не надо. Я решила его бросить. Слишком сложный. Вот, двенадцать по горизонтали, «крупная река в Южной Америке», восемь букв. И все остальное в таком же духе. Самое удивительное, что в следующем номере напечатают список победителей, и все они будут из Лидса, Хаддерфидда и других подобных мест.

– Там народ более мозговитый.

– Я решила не тратить время. Жизнь так коротка. Еще раз попробовала читать книжку, которую вы вчера принесли мне из библиотеки.

– Ну как, хорошая? Я из-за названия взяла.

– Смотря что называть хорошим. Это про молодого человека по имени Торквил, который все не может решить, идти ли ему к психоаналитику. То соберется, то снова передумает.

– Чем не интрига?

– Не нужна мне интрига. Мне нужен честный любовный роман, чтобы губы дрожали, глаза горели и грудь вздымалась. Только нынче таких не пишут. Кстати, о любви. Как продвигаются ваши дела с юным Майком?

Джил не помнила, как ее сокровенные сердечные тайны стали достоянием пациентки. Видимо, мисс Бонд была из тех проницательных старух, от которых ничто не скроешь. В один прекрасный день она неожиданно выказала полную осведомленность и с тех пор имела обыкновение задавать бестактные вопросы.

– Никак, – коротко ответила Джил. Мисс Бонд подняла брови.

– Милые бранятся?

– Для этого мы слишком редко видимся.

– Он вас избегает?

– Изо всех сил.

– А при встрече смущается и нервничает?

– Думаю, можно сказать так.

– Тогда мне все ясно. Он собирается с духом, чтобы сделать предложение. Мужчины всегда так себя ведут перед решительным шагом. Боятся отказа. С Хьюго в молодости постоянно такое было. Просто узлом завязывался. А поскольку ему всегда отказывали, он мог бы не мучиться, а посвятить это время полезному чтению. Майк надеется, что, если долго ходить и трястись от страха, вы не выдержите и сделаете первый шаг.

– Предложу ему руку и сердце?

– Почему бы нет?

– А если он потупится и промямлит: «Ах, очень, очень жаль, но это невозможно. Давайте останемся добрыми-предобрыми друзьями»? Что мне тогда делать? Покраснеть и уехать в Африку?

– Думаете, он так ответит?

– Судя по его поведению, да.

– Вам кажется, его чувства остыли?

– Впечатление такое.

– Вот болван! Чего ему надо? Внешность? Красивее вас он не найдет. Характер? Он отлично знает, что девушка, которая способна столько времени выносить меня, обладает всеми качествами идеальной жены.

– Кроме одного.

– Это еще какое?

– Деньги, – горько ответила Джил. – Думаю, он наконец осознал, что если не поостережется, то взвалит себе на шею нищую жену, хотя мог бы жениться на богатой.

Мисс Бонд возмутилась.

– Майк не такой.

– Вы уверены?

– Да. Чего-чего, а корысти в нем нет. Если он странно себя ведет, значит, что-то неладно с банком.

– Ада тоже так считает.

– Какая Ада?

– Ада Кутс, его секретарша.

– А, видела. Приятная девушка. Значит, она права.

– Нет. Вы обе ошибаетесь. Права я.

– Ничего подобного.

– Да.

– О, дьявол! Видела я упрямых дурех, но такую – в первый раз. Идите, принесите мне виски с содовой.

– А доктор одобрит?

– Он не узнает, – ответила мисс Бонд.

3

Майк, успешно спровадив дам из женского комитета, вернулся в комнату и взглянул на часы.

– На сегодня все, Ада, – сказал он. – Я и так вас слишком задержал. Спасибо за терпение. Я отвезу вас домой.

– Ой, мистер Майк, спасибо, не надо.

– Мне не трудно.

– Да нет, не стоит. Тут всего миля.

– Две.

– Хорошо, две. Погода чудесная. Я с удовольствием пройдусь пешком.

– Вы уверены? Не забывайте, сегодня бега. Публика может быть самая разная, в том числе нехорошая.

Ада резко выпрямилась. Ее гордость была уязвлена.

– Спасибо, мистер Майк, я могу сама за себя постоять, – ответила она уверенным тоном девушки, которой дважды приходилось усмирять подгулявших сограждан с помощью зонтика, да так успешно, что те еще долго пытались прийти в себя. При малом росте она отнюдь не страдала хрупкостью телосложения и, вооруженная своим Эскалибуром, могла дать отпор любому врагу, что в латах, что без. Ее крепкая рука была вполне способна преподать достойный урок.

Соответственно она без всякого страха вступила в город. Погода и впрямь стояла чудесная, двухмильная прогулка взбодрила Аду Она уже собиралась свернуть в проулок к своему дому, когда взгляд ее внезапно привлекло зрелище, которое, по счастью, не часто увидишь в Веллингфорде даже в дни скачек. Дородный господин, осанкой напоминающий римского императора, вытащил бумажник, намереваясь, вероятно, полюбоваться содержимым, и тут верткий тип вынырнул ниоткуда, как свойственно вертким типам по всему миру, выхватил у господина бумажник и со всех ног припустил в сторону Ады.

Если не считать двух стычек с подгулявшими согражданами, Ада вела безбурную жизнь, и сейчас не опыт, но только женское чутье помогло ей сориентироваться. С решимостью, достойной Жанны д'Арк, она выставила вперед верный зонтик. Верткий тип, получив подножку, исполнил несколько танцевальных па, и бумажник вылетел из его руки. Тип, не останавливаясь, продолжил стремительное движение вперед, а римский император торопливо подошел, нагнулся и прижал свое сокровище к груди.

Таким драматическим образом судьба свела Аду Кутс и Горация Эпплби, чьи пути в противном случае могли бы не пересечься. Судьбе свойственны неожиданные выкрутасы.

4

Гораций стоял ошеломленно, по-прежнему сжимая раздутый, как при водянке, бумажник (заезды в два тридцать и три действительно принесли удачу). Мысль, что, если б не Ада, он мог бы утратить все это богатство, наполняла душу благодарной теплотой. Успешная деятельность на протяжении многих лет сделала его человеком состоятельным, однако он предпочитал не кичиться достатком, жил в скромном домике неподалеку от Лондона и, как многие богатые люди, к деньгам относился бережливо. Утрата бумажника поразила бы его в самое сердце.

Он принялся благодарить спасительницу. Слова лились нескончаемым потоком, а особа, которой предназначались эти хвалы, краснела и ножкой чертила на мостовой арабески.

Как мы уже сказали, Гораций был бережлив. Однако он чувствовал, что не жаль раскошелиться, дабы отблагодарить эту замечательную девушку за доблестное противостояние силам тьмы. Даже если ее предпочтения склоняются в сторону шампанского, признательность требует не мелочиться.

– А сейчас, мэм, если вы никуда не спешите, думаю, мы могли бы где-нибудь посидеть, чтобы успокоиться после пережитого волнения. Позволите вас угостить?

Лишь огромным усилием воли Ада не ответила: «Блеск!». Слово уже готово было сорваться у нее с языка, когда она осознала его неуместность и заменила на более изящное: «О, спасибо, буду очень рада!».

– Замечательно, – сказал Гораций, – замечательно. Тут за углом бар, – добавил он, и Ада содрогнулась от столь недолжного предложения. Не только мать, но и обе тетки учили ее никогда не заходить в бары. Что там творится, она не ведала, но воображению смутно рисовалось что-то вроде тех оргий, которым Вавилон обязан своей дурной репутацией. Она предложила взамен чайную, которых на Хай-стрит целых четыре, и Гораций с облегчением принял поправку. В чайных шампанское не подают.

Через пятнадцать минут в «Медном Чайнике», за желтым столиком, расписанном синими колибри, окончательно разомлев от приятной беседы, чая и вполне сносных булочек (хотя и не таких вкусных, как Адины домашние), Гораций задал вопрос, который не давал ему покоя с самого приезда.

– Скажите мне, мисс Кутс, – спросил он, – почему все в этом городе носит имя Бонда? Бондовская библиотека, бондовская больница, бондовское то, бондовское се. Я почти ожидал, что букмекер представится бондовским жучком. Кто этот Бонд, о котором я все время слышу?

Ответ последовал немедленно, но не сильно прояснил дело.

– О, это банк. Но он умер.

– Простите?

– Сэр Хьюго Бонд. Он скончался примерно месяц назад. Гораций ответил, что все мы там будем, и Ада согласилась, что в этом высказывании есть определенный резон.

– Но почему вы назвали его банком? – спросил Гораций, по-прежнему недоумевая.

– Он им владел. Пока был жив, разумеется.

– Разумеется, – поддержал Гораций, чувствуя, что это логично.

– Теперь им владеет племянник. Мистер Майк. Я – его секретарша. Сэр Хьюго строил все эти библиотеки и больницы на свои деньги. Очень был щедрый человек. Если город в чем-то нуждался, надо было только попросить сэра Хьюго.

– Замечательный человек. Наверное, очень богатый.

– Ну да. «Банк Бонда» гребет деньги лопатой. Сэр Хьюго ведь не только библиотеки строил, но и Мэллоу-холл купил. Тут есть деревушка, Мэллоу, в двух милях от города, и там усадьба. Раньше она принадлежала судье, сэру, не помню как зовут, Армитейджу. Не знаю, слышали ли вы про него.

Гораций слышал. Всего восемнадцать месяцев назад сэр Роджер Армитейдж приговорил его друга по имени Рыжий Моффет к пяти годам тюремного заключения.

– Да, – сказал он, – фамилия звучит знакомо.

– Я как раз сегодня там была, писала письма для сэра Майка. Это надо видеть! Роскошное место.

– Большое?

– Огромное. Акры сада, мили парка. Сэр Хьюго был такой. Сорил деньгами направо-налево.

Гораций завороженно слушал, боясь пропустить хоть слово. Они с ребятами специализировались именно на усадьбах сельских богачей, а в таком деле половина успеха – внедрить в дом своего представителя. Обычно Гораций устраивался дворецким, чтобы проложить дорожку Ферди и остальным. Как правило, это не составляло труда. Внешность и манеры образцового дворецкого действовали безотказно; домовладельцы сразу соглашались взять его на работу, и только что не расстилали перед ним красный ковер.

Дородство и лысина милы сердцу сельского домовладельца. Разумеется, дворецкие бывают всех форм и расцветок; иные хозяева вынуждены довольствоваться долговязым и кудрявым, но они всегда чувствуют некоторую ущербность и втайне мечтают, что агентство пришлет им кого-нибудь поплотнее фигурой и пожиже шевелюрой. Гораций Эпплби идеально отвечал этим требованиям. Лорд Уонтаг («брильянты Уонтага»), сэр Руперт Финч («жемчуга Финча») и другие считали, что обрели сокровище. Разумеется, в действительности все было наоборот. Сокровище обретали Гораций и его присные.

– А внутри! – продолжала Ада.

– Шик?

– Не то слово.

– По описанию похоже на Нортон-корт.

– А что это?

– Поместье сэра Руперта Финча в Шропшире. Я там служил дворецким.

Ада взволнованно вскрикнула:

– Так вы дворецкий?

– Да, от случая к случаю. Вообще-то у меня есть средства, но я иногда нанимаюсь на службу, больше из любви к искусству. Надеюсь, у вас нет предубеждения против этой профессии?

– Отнюдь. Мой отец служил дворецким, пока не скопил денег и не ушел на покой.

– Надо же! Он служил в Мэллоу-холле?

– Нет, в другом месте.

– А там кто дворецкий? Может быть, я его знаю. Мы составляем довольно тесную гильдию.

– Кажется, мистер Майк называет его Коулманом. Гораций покачал головой.

– Нет, такого не знаю. А кто еще работает у мистера Бонда? Наверное, у него большой штат прислуги?

– Нет, совсем маленький для такого большого дома. Только мистер Коулман, кухарка, камеристка и Айви.

– Кто такая Айви?

– Горничная. Больше никого.

– Довольно скромно. Не как у сэра Руперта Финча. Но расскажите о себе, мисс Кутс. Вам нравится работа секретаря?

– Очень.

– И что за человек ваш мистер Майк?

– Ой, он – душка. Если вы часто бываете на бегах, то наверняка его видели. Он известный жокей-любитель. Участвует в Национальном Кубке.

– Вот как?

– Один раз даже пришел третьим.

– Удивительно! Опасные скачки – Национальный Кубок. Странно, что его жена не возражает.

– Он не женат.

Гораций огорчился. Он надеялся, что у мистера Майка есть обожаемая супруга, которую тот задаривает украшениями – такими, какие обычно хранят в верхней комнате, вполне доступной для Ферди Мухи. В его деятельном мозгу уже зрела мысль устроиться к мистеру Майку дворецким. Лорд Уонтаг и сэр Рупер Финч осыпали жен драгоценностями – привычка, которую Гораций всячески одобрял. Дом, где нет бриллиантов и жемчугов, не представлял для него ни малейшего интереса.

И вдруг, как часто случалось с этим даровитым человеком, сердце озарив желанным светом, на ум уловка дерзкая пришла.[38]38
  Вдруг, сердце озарив желанным светом, на ум уловка дерзкая пришла – Дж. Ките, «Канун св. Агнессы», пер. Е. Витковского.


[Закрыть] Да, Мэллоу-холл не отвечает необходимым требованиям. Но ведь есть еще банк, который гребет деньги лопатой! Прежде ему не приходило в голову расширить свою деятельность на банки, но все когда-то бывает в первый раз, и теперь он видел, какие богатые возможности сулит эта идея. В Веллингфорде он пробыл всего день, но знал, что в таких сонных городках полиция обычно пребывает в приятной дреме, не подозревая о готовящемся преступлении. Наверняка в банке даже ночного сторожа нет!

Из мечтаний, становящихся с каждой минутой все более радужными, его вывел возглас спутницы.

– Ой, мне пора! – воскликнула она. – Я еще должна приготовить ужин на троих!

Гораций моргнул раз-другой и вновь превратился из финансового воротилы в обаятельного собеседника.

– Ужин? Неужели секретарша должна еще и готовить? Ада музыкально хихикнула.

– Ой, какой вы глупый! Не для мистера Майка. Я пригласила двух подружек.

– Утомительное завершение рабочего дня.

– Для меня – ничуть. Я люблю стряпать. Наверное, потому что хорошо умею.

Гораций встрепенулся. Готовка была одной из любимых его тем. Разговор вновь оживился, зазвучали названия экзотических блюд.

Аду осенила внезапная мысль.

– Ой! А может, вы к нам зайдете? Или вам надо возвращаться в Лондон?

– Я не спешу, – сказал Гораций. – Могу сесть на последний поезд. Спасибо огромное, мисс Кутс. С радостью приму ваше любезное приглашение.