Текст книги "Том 16. Фредди Виджен и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)

Глава IX

1

Ночь окутывала Веллингфорд с той обстоятельностью, с какой она обычно окутывает подобные городки. Магазины закрылись, улицы вымерли, оба кинотеатра были давно заперты. Только в «Банке Бонда» жизнь не прекращалась. Разумеется, он тоже закрылся несколько часов назад, но, в отличие от магазинов и кинотеатров, не опустел. Ада и Джил стояли посреди главного помещения в кромешной тьме, какая наступает в банках, когда час поздний и весь свет выключен. Джил, хоть и не видела Аду, черпала уверенность в присутствии подруги, ибо, вдобавок к естественному трепету, с которым любая девушка берется за первое в жизни ограбление, ощущала близость множества призраков. Они не оскорбляли слух ужасным воем, как те, что метались по улицам накануне гибели Цезаря,[51]51
  По улицам метались привиденья, ужасным воем оскорбляя слух – В.Шекспир, «Юлий Цезарь». Акт 2, сцена 2, пер. М.Зенкевича.


[Закрыть] но чувствовалось, что они здесь и настроены враждебно – духи былых Бондов, Бонды времен Регентства в узких панталонах и крахмальных шейных платках, викторианские Бонды в цилиндрах и с пышными усами, возмущенные вторжением в их доселе неприкосновенное обиталище. Джил подумалось, что среди них есть и дух покойного сэра Хьюго – ему бы как раз хватило на это наглости, – но, если бы не он, вторжение не потребовалось бы. Она сжала кулаки и набрала в грудь воздуха.

– В глухой ночи без берегов, когда последний свет потух, благодарю любых богов за мой несокрушимый дух,[52]52
  В глухой ночи без берегов… мой несокрушимый дух… – и далее «пусть страшны тяготы борьбы… я капитан моей души», «лишенья были велики, и я в крови, но несогбен» – Уильям Хенли, «Invictus», пер. В. Рогова; «не вскрикнул я, не содрогнулся» – это же стихотворение, но в переводе А. Курошевой.


[Закрыть] – сказала она, и Ада спросила: «Что?».

– Просто подбадриваю себя. Научилась в детстве у дяди Вилли. Он всегда цитировал эти строчки, чтобы поддержать себя в опасности, а уж он-то этих опасностей навидался. Он был в семье паршивой овцой, постоянно балансировал на грани разорения, и, когда он сваливался нам на голову, папа, как леди из Шалотта, чувствовал, что скоро свершится проклятье[53]53
  скоро свершится проклятье! – Альфред Теннисон, «Леди из Шалотта».


[Закрыть] – придется дать в долг по меньшей мере пять фунтов, а с фунтами у нас всегда было не густо.

– Кто такая леди из Шалотта? – спросила Ада.

– Ой, это долгая история. Как-нибудь в другой раз. По тому, как я болтаю без умолку, – добавила Джил, – ты, наверное, уже догадалось, что я напугана до полусмерти. А ты?

– Я – нисколечко, – отвечала невозмутимая Ада. – Это ты просто от темноты. Сейчас свет включу.

– А не опасно?

– Все равно рано или поздно придется, – резонно заметила Ада, – иначе как мы увидим сейф? Да и ставни закрыты. Вот.

Зажегся свет, и Джил сразу полегчало. Она редко надолго поддавалась девичьим страхам.

– Хорошо, – сказала она, – но одно меня по-прежнему беспокоит. Мы рассчитываем, что все поверят, будто банк ограбили профессионалы. А вот поверят ли?

– А почему нет?

– Как они открыли сейф? Не просто же отперли?

– Просто отперли. Нашли комбинацию.

– Как?

– Она у мистера Майка в записной книжке. Книжку он держит вот в этом маленьком сейфе. Вечно забывает, вот я и сказала, чтобы он записывал. Они просто поискали как следует и нашли. Мы оставим сейф открытым, когда будем уходить.

– Ясно. Да, вполне правдоподобно. Все равно жалко, что мы – бедные слабые женщины и не можем воспользоваться настоящим воровским инструментом, чтобы вышло поубедительней. С другой стороны, оно и к лучшему, не то пришлось бы изрядно помучиться. Думаю, это оборотная сторона воровской жизни – тяжелый физический труд. Что такое?

– Ничего.

– Ты вздохнула.

– Я нечаянно.

– Но все равно вздохнула.

– Ну, если ты действительно хочешь знать, я подумала про Горация.

– Я так и решила.

– Мне порой так горько думать, что он этим занимается.

– Вообще-то нет. Мистер Эпплби не принимает участия в практической стороне операций. Он – мозговой центр. Сидит, как паук в паутине, и плетет свои замыслы. Сомневаюсь, что он когда-нибудь держал в руках фомку или отмычку.

– И все равно это в конечном счете одно и то же. О, Господи!

– Выше нос, старина!

– Не могу.

– Ты правда его любишь?

– Да.

– Ой, Ада, как грустно. Я думала, ты выбросила его из головы.

– Нет, никогда!

И снова Джил онемела от такого чуда, что кто-то может полюбить Горация Эпплби. Она пожалела, что открыла Аде глаза на его истинную сущность. Лучше б уж та вышла за него замуж, и будь, что будет. В конце концов, многие беспринципные люди оказывались замечательными мужьями. Она тоже вздохнула.

– Нам обеим не повезло, Ада. Ты не можешь выйти за Горация, потому что не одобряешь его профессию, а я не могу выйти за единственного, которого люблю, потому что ему грозит тюрьма. И самое обидное, что я – однолюбка. Если я не смогу выйти за Майка, то останусь старой девой и буду разводить кошек.

– Мистера Майка правда могут посадить в тюрьму?

– Он сказал, что да, и, думаю, ему виднее. Ужасно обидно. Он не хотел заведовать банком, мечтал эмигрировать в Америку, или в Канаду, или куда еще, и работать на свежем воздухе, но сэр Хьюго убедил его, что надо поддержать семейную традицию. Знаешь, Ада, чем больше я думаю о сэре Хьюго, тем труднее мне согласиться с тем, что о мертвых можно говорить только хорошее. Если Майк попадет в тюрьму, то исключительно по его милости. Ладно, мне должно быть стыдно за такой пессимизм. Майк не угодит в тюрьму, мы его спасем, и лучше приступить к этому сейчас же, не тратя времени на разговоры. Комбинацию надо смотреть в записной книжке или ты ее помнишь?

– Помню.

– Тогда вперед, и позволь заметить мимоходом, что пусть страшны тяготы борьбы, пусть муки ждут меня в тиши – я властелин своей судьбы, я капитан моей души.

Через несколько минут они стояли в огромном сейфе, которым банк, как и недостачей, был обязан покойному сэру Хьюго. Джил изумленно вскрикнула.

– Ну и ну! А еще говорят, что банку не хватает денег! Их здесь тьма-тьмущая. Мы и половину не сможем засунуть в этот чемоданчик.

Ада возилась с пачками купюр. Она критично осмотрела чемодан.

– Да, маловат.

– Надо было брать пароходный кофр. Тут Аду осенило.

– Знаю! – сказала она. – Подвал!

– Где это?

– Вниз по лестнице.

– И что в нем?

– Холщовые мешки. Я принесу.

– Давай я, а ты пока упаковывай. У тебя лучше получится.

– Мешки в дальнем углу.

– Найду, – пообещала Джил.

Она вышла, радуясь, что выбралась из душного сейфа, и была уже на лестнице, когда сверху донесся звон разбиваемого стекла. Джил застыла от ужаса. Он сразу догадалась, что в «Банк Бонда» залезла конкурирующая шайка грабителей, и первым делом подумала, что они не должны увидеть помещение ярко освещенным. Она метнулась к выключателю, затем в полной темноте ощупью добралась до лестницы и как раз успела укрыться в относительной безопасности подвала, когда со второго этажа, держа в руке факел, спустился Ферди Муха.

Смити и его американский дружок Фрэнк ждали на улице. Когда дверь открылась, Смити, всегда отличавшийся безукоризненными манерами, красноречиво поздравил Ферди с успехом. Он сам, сказал Смити, не взобрался бы в окно второго этажа даже на спор. Ферди отвечал приличествующими словами, и в главном помещении банка, куда вошли трое грабителей, воцарилась приятная атмосфера взаимного уважения.

Как и в случае Чарли Йоста, ничто во внешности Смити не выдавало, что этот человек привык жить за рамками закона. Длинное кроткое лицо, обвислые усы и честные глаза, прятавшиеся, как и у Чарли, за очками в роговой оправе, наводили на мысль о работяге-садовнике, который живет в пригороде, разводит кроликов, а по воскресеньям обходит церковь с подносом для пожертвований. Единственный раз, когда ему пришлось предстать перед судом, судья был так потрясен респектабельным видом обвиняемого, что зачитал приговор к полутора годам тюрьмы почти виноватым тоном, как будто боялся нарушить благопристойность.

Фрэнк, со своей безвкусной манерой одеваться и лицом второразрядного киногероя, больше походил на классического преступника. Он любил яркую одежду, туфли с заостренными носами и носил гвардейский галстук, хотя и не принадлежал к личной охране Ее Величества. Он был гораздо моложе Смити и потому не обладал его невозмутимостью. Джил в подвале как раз на что-то наткнулась, и он подпрыгнул, как лосось в сезон икрометания.

– Что это?

Смити хранил величавое спокойствие.

– О чем ты, Фрэнки?

– Я что-то слышал.

– Ерунда, здесь никого нет. Ты просто немного нервничаешь, приятель. Ясное дело, в чужой стране. Я бы в Америке тоже нервничал.

– Это все парики, – отвечал Фрэнк, вытирая лоб. – Я давеча заглянул в Олд Бейли, и они там все в париках.

– Не понравилось?

– У меня от них мурашки по коже.

– Странно. Меня судили в Олд Бейли, и я, помнится, еще подумал, как живописно они выглядят.

– Я уже думаю, не завязать ли. Смити неодобрительно покачал головой.

– Не советую. Бросаешь работу, и что дальше? Начинаешь пить, опускаешься, теряешь самоуважение. Нет, держись своего ремесла, мой мальчик, и не сдавайся.

– А если войдут фараоны?

– Мы обольем их молчаливым презрением, – весело ответил Смити. – Только не будет никаких фараонов. Шеф отправил их всех в Мэллоу-холл. На шефа всегда можно положиться. У него все проходит без сучка, без задоринки.

Фрэнк не согласился.

– Скажешь тоже! А почему этот ваш Костолом слинял?

– Такого даже шеф предусмотреть не мог. И мы найдем кого-нибудь на замену.

– Кто это говорит?

– Я. И Ферди скажет, если ты его спросишь. Верно, Ферди? – произнес Смити, оборачиваясь. – Эй, погоди, что ты такое делаешь?

Ферди склонился над маленьким сейфом, в котором Майк хранил документы. В руке он держал банку и наносил содержимое на кончики пальцев. Вид у него был сосредоточенный.

– Думаю, что сумею, – сказал он. – Да, думаю, что сумею.

– Что сумеешь?

– Открыть сейф на ощупь. Как Джимми Валентайн. Он сумел, а я чем хуже?

Фрэнк только фыркнул. Смити в своей мягкой манере попытался урезонить товарища.

– Это же литература, Ферди. Не стану спорить, может быть, кто-нибудь и впрямь на такое способен, но тут нужен особый дар, как для поэзии. Сверхчуткие пальцы, чтобы уловить движение механизма.

– Может, у меня как раз такие. И я изучал замки. Чего я про них не знаю, того и знать не стоит.

– А чего ты про них знаешь, того и подавно знать не стоит, – кисло заметил Фрэнк.

– О чем спор? – осведомился ехидный голос.

Ферди повторил прыжок лосося, и даже флегматичный Смити вздрогнул. Рядом стоял Гораций. Вся его дородная фигура излучала достоинство и надежность.

Смити очнулся первым.

– Я не слышал, как вы вошли.

– Я старался войти неслышно, мой дорогой Смити. Что Ферди делает с сейфом?

– Пытается открыть его при помощи пальцев.

– И уже открыл, – сказал Ферди, распахивая дверцу. – Я же сказал, что смогу.

Если он собирался произвести сенсацию, то не просчитался. Смити сказал: «Ну, здорово!», и даже Фрэнк не поскупился на похвалу.

– Ба! – сказал он. – С таким талантом ты далеко пойдешь.

– Да, – произнес Смити, – мы должны беречь тебя, мой мальчик. Надо будет заняться твоим кашлем.

– Вы и впрямь обнаруживаете неожиданные таланты, Ферди, – сказал Гораций. – Мы знали, что вы прекрасно взбираетесь по отвесным стенам, но это уже новая ступень.

– Подумал, надо иметь что-то про запас, шеф, на то время, когда уже не смогу взбираться по стенам.

– Разумеется. Всегда стоит подстраховаться. А что там внутри?

– Все больше записные книжки.

– А нас интересует наличность. Полагаю, ваши чуткие пальцы не смогут так же успешно совладать с большим сейфом?

– Боюсь, что так, шеф. Этот – старый. Чувствуешь, как Щелкает механизм. Тот, большой – экстра-класс.

– Тогда придется ждать Чарли.

– Кого?

– Чарли Йоста, Смити. Ферди, без сомнения, проинформировал вас о прискорбном поведении Костолома. Чарли его сменит.

– Я думал, вы с ним не разговариваете.

– Да, между нами было некоторое охлаждение, но мы сумели прийти к согласию. А, вот, наверное, и он, – сказал Гораций. Его чуткое ухо различило шаги.

Однако вошел не Чарли, а Костолом Эванс.

2

Главное помещение банка было просторным, чтобы при необходимости вместить много клиентов, ожидающих очереди услышать, что в данных обстоятельствах превышение кредита невозможно, однако Костолом, казалось, заполнил его от стены до стены.

Он вошел, мурлыча псалом и ничем не выказывая, что ожидает неласковой встречи – возможно, оттого, что людей его комплекции все обычно принимают ласково. Лицо его, впрочем, было сурово – он явно горевал, что старые друзья затеяли предприятие, которое сулит им неприятности в будущей жизни. Они еще пожалеют, когда сыграют в ящик и предстанут перед Страшным Судом, говорил он себе. Утешало то, что они еще недалеко продвинулись в своем греховном начинании, а значит, им не поздно покаяться.

Гораций, со своей стороны, хоть и удивился, но не огорчился явлению блудного взломщика. Он решил, что Костолом одумался и пришел проситься обратно в лоно коллектива. Предводитель банды не отличался мстительностью, однако обида была еще свежа, и он с удовольствием сказал бы Костолому, что раскаяние запоздало и в его услугах больше не нуждаются. Только когда тот заговорил, стало ясно, как превратно Гораций истолковал его мотивы.

– Если вы, сыны Велиаловы, ждете Чарли, – сказал Костолом, не обращая внимания на приветствия, – то вы его не дождетесь. Он не придет.

До сих пор беседа велась вполголоса, и даже Гораций умерил свой звучный бас, однако при словах «не придет» все разом отбросили осторожность. Смити, Ферди и Фрэнк хором сказали: «Что?!»

Костолом, по-видимому, остался доволен произведенной сенсацией и развил высказанную мысль.

– Не придет, и не думайте, – сказал он. – Я его переломил. Пришлось попотеть, конечно. Он был как глухой аспид, который упирается всеми четырьмя ногами и никого не желает слушать.[54]54
  как глухого аспида, который затыкает уши свои и не слушает голоса заклинателя – Пс. 57, 6.


[Закрыть] Только когда я сказал, что снесу ему башку, если он близко подойдет к банку, Чарли увидел свет и пообещал воздержаться от греха. Перетрухнул, – добавил Костолом, немного снижая стиль.

Услышанное сильнее всего проняло Фрэнка. С лицом, как у Джорджа Рафта,[55]55
  Рафт, Джордж (1885–1980), – американский актер, игравший роли гангстеров и заключенных. Ходили слухи, что он и сам гангстер.


[Закрыть] он процедил сквозь зубы, что зря Чарли не всадил в Костолома обойму, и что сам он, Фрэнк, так бы и поступил. Костолом ответил, что такое предложение выдвигалось.

– Пришлось объяснить, как это неразумно. Чарли не дурак, и знает, что бывает в Англии, когда начинаешь палить по людям. Это только в Чикаго запросто, а у нас за такое по головке не гладят. Он понял, какая дурость – схлопотать петлю за минутное удовольствие меня укокошить.

Гораций стоял, безмолвный и недвижный, как будто, подобно Лотовой жене, обратился в соляной столп. Удар сразил его наповал. Он учил в школе слова Бернса о том, что рок одинаково обманывает мышей и людей, но настолько привык к череде успехов, что не ждал подвохов от судьбы. Он был Эпплби, шеф, человек, который всегда прав.

Верно, Ада отвергла его предложение. Что-то тут определенно пошло наперекосяк. Впрочем, это не показатель. Известно, что даровитым людям часто не везет в любви. Взять хоть Наполеона… Шекспира, доктора Криппена…[56]56
  Доктор Криппен (Криппен Хоули Харви) – английский зубной врач. В 1910 году убил жену и, спрятав тело, бежал. Внимание широкой публики привлекло романтически-авантюрное бегство убийцы с переодетой мальчиком любовницей, равно как и тот факт, что арестовать убийцу на борту парохода удалось благодаря новейшему тогда изобретению – беспроволочному телеграфу.


[Закрыть] И вот теперь провал, несмываемое пятно на профессиональной репутации.

Гораций принял неудачу стоически, как пристало сильному человеку. В лишениях, он, как и дядюшка Вилли, о котором недавно вспоминала Джил, остался в крови, но несогбен. Только порозовевшая лысина выдавала бурю переживаний. Несмотря на ощущение, будто внутри его взбивают венчиком для яиц, он продолжал недрогнувшим голосом:

– В таком случае, ребята, думаю, операция откладывается.

– Вы будете спать спокойнее, – одобрительно кивнул Костолом. – Что ж, доброй всем ночи.

– Шеф!

Этот возглас издал Ферди, который подошел к большому сейфу в надежде, что тот поддастся его чутким пальцам. Гораций скорбно повернул голову.

– Да, Ферди?

– Сейф открыт!

– Открыт?

– Да, и…

Он осекся, вглядываясь во тьму. Гораций ожил, как засохший цветок, который полили водой.

– В таком случае, мы можем обойтись без Чарли, Костолом, – сказал он.

Эванс не стал тратить время на ответ. С резвостью, неожиданной в человеке его габаритов, он пересек комнату, отодвинул Ферди и одним движением могучей лапищи захлопнул сейф.

– Это уберет искушение с вашего пути, – самодовольно произнес он и со словами: «Еще раз доброй ночи» вышел, оставив по себе гробовое молчание. Его нарушил Ферди.

– Что я собирался сказать, шеф, – произнес он, – там в сейфе девушка.

3

За долгие годы совместной работы Гораций очень привязался к Ферди. Он любил его по-человечески и ценил за высокий профессионализм. В припадке щедрости он не раз говорил, что без Ферди вся организация бы развалилась.

Однако шуток в такое время, когда все планы рухнули, он спускать не собирался. Лысина стала почти малиновой, в голосе прорезалась сталь.

– Сейчас не время шутить, Ферди.

– Я и не шучу, шеф. Я ее видел. Лежала головой на чемодане.

– Зачем девушке лежать в сейфе головой на чемодане?

– А, – сказал Ферди, – я тоже об этом подумал. Странно мне показалось.

Странным это показалось и Смити, который изрек, что нынешние девушки вытворяют невесть чего. Впрочем, он тут же предположил более правдоподобную гипотезу, что Ферди нализался до чертиков и ему мерещится. Последний с жаром отмел обвинение.

– Вовсе я не нализался! Ничего мне не мерещится! Она там, говорю вам, лежит головой на чемодане.

Гораций поневоле заколебался. Он знал, что Ферди человек трезвомыслящий и не страдает галлюцинациями. Приходилось поверить, что, вопреки всякому вероятию, в его словах что-то есть. Однако сомнения оставались.

– Ферди, банк закрывается в три, и все служащие расходятся в пять. Если девушка лежит там с пяти часов, значит, она мертва. За какое время кончается воздух в герметичном сейфе?

– Дверь была приоткрыта, шеф, и воздух туда шел. Костолом только сейчас ее захлопнул. А на чемодане она лежала, потому что лишилась чувств, когда дверь захлопнулась. Думаю, она здесь работает, за чем-то вернулась, а, услышав нас, испугалась и спряталась в сейф. Все сходится.

У Фрэнка нашлось возражение.

– Сходится, скажешь тоже! А как она попала в сейф?

– Открыла его, разумеется.

– Откуда она знала комбинацию?

Под таким нажимом Ферди пришлось задуматься, однако он быстро нашелся.

– Наверное, она секретарша босса или что-нибудь в таком роде, – сказал он, и ледяная рука стиснула сердце Горация. Желая по возможности избавить ребят от лишней работы, он осторожно заговорил с Адой про комбинацию к сейфу. Разговор остался безрезультатным, однако Ада сказала, что комбинацию знают только мистер Майк и она сама. Основательное помещение банка поплыло у Горация перед глазами, как будто его затрясла исполинская рука. Он схватил Ферди за локоть.

– Как она выглядела?

Ферди снова пришлось задуматься. Составление словесных портретов не входило в число его талантов.

– Ну, я видел ее всего полсекунды, шеф, но вроде низенькая и полненькая. Лицо круглое.

Горацию этого было довольно.

– Где телефон?

– Здесь, шеф? А что?

– Я позвоню мистеру Бонду и спрошу комбинацию.

Сказать, что эти слова повергли всех в ужас, значит не сказать ничего. Ферди ахнул. Фрэнк издал тот звук, который слышится, когда кто-то полощет больное горло. Даже Смити, вопреки обычной невозмутимости, уронил челюсть, как будто обходил церковь с подносом для пожертвований и кто-то из прихожан положил туда пенни. Однако таков был авторитет Горация, что ни один из трех не сделал попытки его остановить. Даже Костолом не был бы столь огражден от физического насилия.

– Веллингфорд, восемьсот тридцать четыре, – сказал Гораций. – Мистер Бонд. Добрый вечер. Это Эпплби.

Глава X

1

Майк был почтительным племянником, и после злополучной аварии старался чаще заглядывать к тете Изабелле, чтобы хоть как-то ее подбодрить. Ему, как жокею-любителю, не раз случалось лежать со сломанной ногой, и он знал, как это тоскливо.

Сегодня он с беспокойством увидел, что его обычно невозмутимая тетка чем-то взволнованна. Она приветствовала племянника возгласом, который, по тембру, могла бы издать одна из двух кошек, деливших с ней ложе.

– Где ты пропадал, негодник? Я несколько часов не могу тебя дозваться.

– Правда? Извини. Я обедал с викарием. Не смог отвертеться. Он хотел поплакаться мне в жилетку насчет церковного органа, которому, судя по всему, нужны инъекции витаминов, подкормка птичьим пометом и все прочее, но ничего такого, как я отметил, чего бы не исцелил один хороший деревенский концерт. А что случилось? Нога снова болит?

Мисс Бонд фыркнула так, что обе кошки разом брызнули с кровати, и даже такса в легком изумлении приоткрыла один глаз.

– К чертям ногу! Что там у тебя с банком?

Майк сглотнул. Он не ожидал, что тетка затронет эту тему.

– Я не собирался тебе говорить.

– Очень мило с твоей стороны! Думал, мне будет неинтересно?

– Боялся, что это станет для тебя потрясением.

– Еще бы! Я чуть из кожи не выпрыгнула!

– Но как ты узнала?

– Этот пустобрех генерал Федерстон позвонил мне и рассказал.

– Вот болван!

– Сказал, мне следует знать, что банк скоро лопнет к чертям собачьим, а тебе, ему и Гасси Мортлейку светит кутузка. Я по первости не поверила. Как такое может быть с «Банком Бонда»?

– Под руководством дяди Хьюго – запросто. Генерал сказал тебе, что дядя Хьюго тратил деньги вкладчиков на благотворительность?

– Да, он не преминул это сообщить.

– Он вообще ничего не должен был говорить. Только расстроил тебя, и совершенно понапрасну.

На этот раз мисс Бонд фыркнула так сильно, что такса открыла оба глаза.

– Ты сказал «понапрасну» или я ослышалась?

– Сказал. Успокойся, тетя Иззи. Беспокоиться не из-за чего. Не могу объяснить в подробностях, но я придумал, как добыть деньги, чтобы покрыть недостачу.

– Придумал?

– Да, мэм.

– И как?

– Это моя маленькая тайна.

– И ты мне не скажешь?

– Не скажу.

– Что-то тут нечисто.

– Есть отчасти. Но это сработает.

– Так мне теперь не спать ночь и гадать, что же ты все-таки задумал?

– Да. Можешь скоротать ее за кроссвордом.

– И это называется племянник! Ладно, так все действительно устроится?

– Да.

– Это официальное заявление?

– Официальней не бывает.

– Тогда, может быть, я все-таки сумею заснуть, – сказала мисс Бонд, – хотя все равно ты поросенок. Знаешь, Майк, я должна была предвидеть что-то подобное. Я всегда думала, что Хьюго слишком легко швыряет деньги направо-налево. При нынешней дороговизне невозможно осыпать город библиотеками и больницами. Даже Ротшильдам это было бы не по карману. Только Хьюго ничего и слышать не хотел. Он был из тех, кто говорит женщинам не забивать свои хорошенькие головки лишними сложностями – все равно не поймут. То же самое он сказал бы мне, вздумай я его предупреждать, хотя моя головка давно уже не хорошенькая. Сколько тебе недостает?

– Сто тысяч плюс-минус несколько фунтов.

– И ты правда можешь столько раздобыть? По-моему, это очень много.

– Могу.

– Ну, дай тебе Бог! Кто это в такой час ночи? – спросила мисс Бонд, потому что зазвонил телефон. – Если генерал, то передай от меня, что по нему плачет дом для буйнопомешанных.

Майк подошел к телефону, немного послушал, потом бросил трубку и вернулся, смеясь.

– Ну-ну, – сказал он. – Кто бы мог подумать?

– Генерал?

– Нет, Эпплби. Пьян в стельку.

– Кто такой Эпплби?

– Новый дворецкий. Ты не знаешь, что у нас новый дворецкий?

– Никто мне ничего не рассказывает. Что сталось с Коул-маном?

– Ему пришлось уехать. Его сменил Эпплби.

– Почему ты решил, что он пьян?

– Он сказал, что грабит банк.

– Грабит банк?!

– Именно. «Я в банке, сэр, граблю его», сказал он, и не спрашивай меня, как эта мысль взбрела ему в голову. Удивительно, что выпивка делает с людьми. Я читал где-то про одного дворецкого, который с пьяных глаз вошел посреди ночи к хозяйке в спальню и принялся ставить ей на одеяло тарелки, рюмки и все такое. Думал, что накрывает стол.

– В моей юности один знакомый вернулся после встречи Нового года, принял совок для угля за бешеного пса и попытался пристрелить его из кочерги. Некий Фиш. Он не был дворецким.

– Не можем же мы все быть дворецкими. Однако должен признать, что я удивлен. Эпплби выглядел сверхреспектабельным. И рекомендации отличные. До меня он служил у сэра Руперта Финча в Нортон-корте, что в Шропшире. Я сам Финча не знаю, но слышал о нем. Он не возьмет человека на работу, если тот не будет квинтэссенцией дворецкого. О, Господи, снова он, – сказал Майк и пошел к телефону, намереваясь на этот раз пресечь разговор в зародыше. – Эпплби! – взревел он громовым голосом.

2

Временно оглохнув на правое ухо, Гораций переложил трубку к левому. Даже трясясь от ужаса и отчаяния, он понимал, что должен принудить себя к спокойствию. Это был случай, когда необходимо тщательно подбирать слова, дабы достичь той убедительности, о которой столько пишут театральные критики. Он всегда находил Майка вполне разумным молодым джентльменом, а вполне разумные молодые джентльмены редко сразу верят утверждению своего дворецкого, что тот грабит банк. Рука, державшая трубку, дрожала, но голос был по-всегдашнему ровен.

– Простите, что вынужден снова побеспокоить вас, мистер Бонд, – сказал Гораций, – но дело в высшей степени срочное.

(«Что он говорит? – спросила мисс Бонд. – Просто несет околесицу?»

«Что-то насчет срочного дела. И голос вроде не пьяный».)

– Возникла очень серьезная ситуация, которая требует вашего немедленного вмешательства. Должен еще раз заверить, что мы с моими коллегами в банке, грабим его…

(«Что он там мелет? – спросила мисс Бонд. – Не томи меня, Майк, скажи».

«По-прежнему уверяет, будто грабит банк».

«Звучит малоправдоподобно. Грабят ли дворецкие банки? Наверное, ты ошибся, и он все-таки подшофе. Икает?»

«Нет».

«Впрочем, это еще ничего не доказывает. Можно быть пьяным и не икать. С Хьюго такое часто случалось».)

– …и вынужден с прискорбием сообщить, что ваша секретарша мисс Кутс оказалась заперта в большем из двух сейфов. Если ее безотлагательно не извлечь, она задохнется.

– Что?! – вскричал Майк, подпрыгивая. – Что вы сказали?

(«Что он сказал?»

«Говорит, Ада Кутс заперта в большом сейфе». «Эта милая девочка? Господи!»)

– В этих обстоятельствах я вынужден просить, чтобы вы любезно сообщили мне комбинацию. С каждой секундой опасность возрастает. Еще несколько секунд, и воздух закончится… Простите, сэр… Я не вполне расслышал. Приедете сейчас же? Боюсь, вы не сможете поспеть вовремя. Мне необходимо знать комбинацию… Сэр!.. Вы меня убили… Вспоминайте, мистер Бонд, вспоминайте. Речь идет о жизни и смерти… О!

Побледневшее лицо Горация внезапно осветилось. Он положил трубку.

– Мистер Бонд говорит, что не может вспомнить комбинацию, но она в красной записной книжке в маленьком сейфе, который, по счастью, поддался вашим чутким пальцам, Ферди. Да, вот она. Да, и комбинация в ней, записана восхитительно четким почерком. Смити!

– Да, шеф?

– Вы обычно берете на вылазки фляжку. Она при вас?

– Да, шеф.

– Отлично. Бедной девушке потребуется укрепляющее. Что там? Бренди?

– Виски.

– Превосходно. Отнесите фляжку в кабинет мистера Бонда. Я буду там через минуту.

Ада лежала, в точности, как описал Ферди, головой на чемодане, который они с Джил так старательно набили банкнотами. Гораций бережно поднял ее на руки и понес, как вышколенный дворецкий несет послеобеденные напитки. Могло показаться, что он предпочел бы нести ее на подносе.

Этого Ферди не выдержал. Уже во время телефонного разговора он выказывал явные признаки беспокойства – елозил блестящими ботинками, теребил гвардейский галстук, смотрел на аппарат, как будто хотел вырвать у Горация трубку, – но всякий раз съеживался под его взглядом. Только теперь долго сдерживаемые чувства обрели выход.

– Эй! – крикнул он, и Гораций остановился.

– Вас что-то смущает, Фрэнк?

– Еще как! Что вы собираетесь делать с этой дамой?

– Вернуть ее в чувства.

– Чтобы она нас увидела и смогла потом опознать? Вы рехнулись? Тип, которому вы звонили, уже наверняка брякнул в полицию. Через две минуты здесь будут фараоны.

– Они все в Мэллоу-холле, ловят беглых преступников. Я об этом позаботился.

– А я позабочусь о том, чтобы смотать отсюда, не поцеловав вас на прощание. Бывайте!

– Разумеется, Фрэнк, если вы торопитесь, я не смею вас задерживать, – спокойно заметил Гораций. – Однако, если хотите послушать моего совета, сбоку от сейфа есть дверь в подвал, которой я рекомендую воспользоваться. На улице кто-то может быть. Маловероятно в такой час, но не исключено. Право, Смити, – произнес он, когда Смити вышел из кабинета, а Фрэнк загрохотал по ступенькам, – должен сказать, я несколько удивлен, что вы привели нам такого слабонервного субъекта. Ему следовало избрать для себя другой род деятельности.

Он вошел в кабинет и бесконечно бережно опустил Аду в удобное кресло для посетителей. Глаза ее были закрыты, дыхание затруднено. На столе лежала фляжка Смити, и Гораций к ней потянулся.

Снаружи Ферди беспокойно переминался с ноги на ногу.

– Может и нам, Смити?

– Что и нам?

– Сматывать удочки. Похоже, Фрэнк правильно сообразил.

Во внешности Смити особенно примечательны были уши. Они оттопыривались, как ручки греческой вазы. Сейчас он выглядел так, будто не верит им.

– Ферди, я потрясен! Бросить шефа?

– Но фараоны! Они будут здесь с минуты на минуту!

– Не будут, потому что сейчас они в Мэллоу-холле. И даже если они нагрянут несметными полчищами, я не брошу шефа в трудную…

Возможно, даже вероятно, что он хотел добавить «минуту», но тут из подвала донеслись звуки возни и появился Фрэнк, таща за локоть Джил.

– Это возмутительно! – с негодованием произнес он. – Вот еще одна! Дамы! Суются повсюду, никакого житья от них нет!

Из кабинета вышел Гораций.