Текст книги "Том 16. Фредди Виджен и другие"

Автор книги: Пэлем Вудхаус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 29 страниц)

Бредбери зловеще улыбнулся и расправил плечи. Глэдстону Ботту понадобится никак не меньше семи ударов. Сам же Бредбери в худшем случае уложится в пять.

– Два вниз, – сказал он несколько минут спустя, и Глэдстон Ботт угрюмо кивнул в знак согласия.

Бредбери Фишеру нечасто удавалось остаться на фервее Два раза подряд, однако день выдался необычный. После Драйва на девятом поле мяч пролетел двести сорок метров, и не просто так, а в верном направлении.

– Один вниз, – объявил Бредбери Фишер, и Ботт кивнул еще более угрюмо.

Что может обескуражить больше постоянного проигрыша в длине драйва? А уж если драйв соперника длиннее твоего на сто семьдесят метров, да еще и два раза кряду, поневоле призадумаешься. Глэдстон Ботт тоже был не железный. С тяжелым сердцем наблюдал он, как Фишер готовится к первому удару на десятом поле. Когда же мяч, пущенный, как из пращи, снова полетел прямо, Ботт почувствовал слабость. В первый раз он потерял присутствие духа и срезал удар. Мяч закатился в высокую траву, и после трех бесплодных попыток выбить его нибликом, Ботт сдался, и в матче снова наступило равновесие.

На одиннадцатой Бредбери Фишер тоже сорвал удар. Мяч, хотя и пошел прямо, остановился всего в полуметре от ти. С огромным трудом Бредбери уложился в восемь ударов и сохранил ничью.

Двенадцатая лунка снова была короткой. Окрыленный успехом Бредбери не смог совладать с беспечностью и ударил слишком сильно. Мяч перелетел грин метров на шестьдесят, и противник вновь оказался впереди.

Тринадцатую и четырнадцатую лунки они прошли вровень, но пятнадцатую красивым длинным ударом выиграл Бредбери, – и счет опять сравнялся.

Готовясь к удару на шестнадцатой лунке, Бредбери Фишер воображал, что теперь все в его власти. На тринадцатой и четырнадцатой у Бредбери дрогнула рука, но на пятнадцатой его драйв вновь вернулся во всем великолепии. Бредбери ничуть не сомневался, что так оно и продолжится. Он отчетливо помнил великолепный последний удар, и теперь приготовился в точности повторить его. Самое важное – поглубже вдохнуть во время замаха и задержать дыхание до соприкосновения клюшки с мячом. Кроме того, глаза можно закрывать только после того, как опустится клюшка. Свои секреты есть у всех великих гольфистов – в этом состоял секрет Бредбери Фишера.

Повторив про себя эти правила, Бредбери Фишер приготовился нанести по мячу удар, какому позавидовал бы сам Эдвард Блэквелл[71]71
  Эдвард Блэквелл – английский гольфист; второе место British Amateur 1904 года.


[Закрыть] в расцвете сил. Он вдохнул и, набрав полные легкие воздуха, откинулся назад на своей мощной правой ноге. Затем стиснул зубы и вложил в удар всю душу.

Когда Бредбери открыл глаза, его взгляду представилась страшная картина. То ли он слишком рано зажмурился, то ли выдохнул слишком резко, но мяч, который должен был лететь точно на юг, со страшной скоростью направлялся на юго-юго-восток к самому неприглядному рафу из тех, что когда-либо попадались Бредбери Фишеру. А уж рафов он в своей жизни повидал немало.

Оставив Глэдстона Ботта изображать восьмидесятилетнего калеку, катающего орехи зубочисткой, Бредбери Фишер в сопровождении кэдди отправился в джунгли на поиски мяча.

Надежда не вполне оставила его. Несмотря на неверное направление, удар был вовсе не так уж плох, ведь мяч приземлился недалеко от грина. При удачном раскладе на грин можно будет попасть одним ударом. И только когда Бредбери добрался до места, его сердце екнуло. Мяч лежал глубоко в траве. Над ним – заросли густого кустарника, за ним – камень, за камнем – дерево – и никакой возможности как следует замахнуться. Бредбери горько улыбнулся. По иронии судьбы всего в нескольких метрах справа находился прекрасный островок гладкого дерна, откуда он с удовольствием выполнил бы второй удар.

Бредбери кинул печальный взгляд в сторону Ботта. Однако того не было видно за кустами. И тут ему в голову пришла шальная мысль. «А что, если?..», – подумал он.

Недаром Бредбери Фишер тридцать лет провел на Уолл-Стрит.

В этот миг он вспомнил, что не один. Рядом стоял кэдди.

Бредбери пригляделся к своему помощнику, на которого до этой минуты не обращал внимания. Кустистые брови, усы, как у моржа, немолод, лет за сорок. Чутье подсказывало Бредбери, что кэдди – свой человек. Он немного походил на Спайка Хаггинса, вора-медвежатника, с которым Бредбери сидел в Синг-Синг. Ему подумалось, что кэдди умеет держать язык за зубами, и на него можно положиться. Будь кэдди каким-нибудь болтливым мальчишкой, риск был бы слишком велик.

– Кэдди, – окликнул Бредбери Фишер.

– Да, сэр? – отозвался кэдди.

– Платят-то здесь, небось, мало?

– Верно, сэр.

– Хочешь пятьдесят долларов?

– Я предпочел бы сотню, сэр.

– Да, конечно, сотню.

Бредбери вытащил из кармана пачку банкнот и выбрал сто долларов. Затем, наклонившись, поднял мяч и поместил его на благословенный островок. Кэдди понимающе склонил голову.

– Неужели ты выбрался оттуда одним ударом? – воскликнул Глэдстон Ботт несколькими мгновениями позже. – Одним?!

– Очень удачный удар получился.

– А не шесть очень удачных ударов?

– Мяч хорошо упал, прямо на открытое место.

– Ну-ну! – покачал головой Глэдстон Ботт.

– Что ж, у меня всего четыре удара.

– Один вниз, – буркнул Глэдстон Ботт.

– Осталось две лунки, – бодро сказал Бредбери.

Бредбери Фишер с легким сердцем приготовился к первому удару на семнадцатом поле. Матч практически выигран, думал он. Секрет гольфа – в том, чтобы преодолевать препятствия без лишних ударов. Оказалось, что главное в этом деле – найти благоразумного, придерживающегося самых широких взглядов кэдди. Бредбери ничуть не расстроился, когда мяч после его удара ушел в густую траву, но для виду выругался.

– Ах, чтоб тебя!

– Не переживай, – сказал Глэдстон Ботт, – наверняка кто-нибудь обронил там резиновый коврик, и мяч, конечно же, угодил прямо на него.

В словах Ботта послышались язвительные нотки, и это не понравилось Бредбери. С другой стороны, Глэдстон Ботт ему вообще не нравился, и что с того? Он отправился к мячу и обнаружил его под кустом.

– Кэдди, – окликнул Бредбери Фишер.

– Сэр? – отозвался кэдди.

– Сотня?

– Сто пятьдесят, сэр.

– Сто пятьдесят, – согласился Бредбери Фишер. Глэдстон Ботт еще возился на фервее, а Бредбери уже выбрался на грин.

– Сколько? – спросил Ботт, добравшись, наконец, до грина.

– Пока два, а у тебя!

– Бью седьмой.

– Так. Допустим, ты уложишься в два удара, что маловероятно, тогда у меня в запасе шесть, чтобы выиграть лунку и матч.

Минуту спустя Бредбери Фишер достал свой мяч из лунки. Он нежился на солнце, и душа его пела от счастья. Все вокруг сверкало новыми красками. Никогда еще птичьи трели не звучали так чудесно. Деревья и поля исполнились очарования, какого он прежде не встречал. Даже Глэдстон Ботт выглядел почти сносно.

– Отличный матч, – довольно сказал Бредбери, – выигранный в честной борьбе. Поначалу я даже думал, что ты победишь. Но, сам понимаешь, класс есть класс.

– Прошу принять отчет, – сказал вдруг кэдди с моржовыми усами.

– Приступайте, – коротко бросил Ботт.

Побледнев, Бредбери Фишер уставился на кэдди. Солнце перестало сиять, птицы смолкли. На деревья стало противно смотреть, а уж на Глэдстона Ботта и подавно. Сердце Бредбери сжалось от ужаса.

– Отчет? Какой отчет? Что значит – отчет?

– Ты же не думаешь, что я стану играть с тобой важный матч, не наняв детективов? Этот джентльмен – из агентства «Скорая помощь». Так, что там у нас? – обратился Ботт к кэдди.

Первым делом кэдди снял кустистые брови и легким движением руки избавился от моржовых усов.

– Двенадцатого числа сего месяца, – начал он монотонным певучим голосом, – действуя в соответствии с полученными инструкциями, я отправился в гольф-клуб Голденвиля, чтобы установить наблюдение за объектом по имени Фишер. Во время операции мной был использован маскировочный комплект номер три…

– Ясно, ясно, – нетерпеливо перебил Ботт. – Все это не важно. Перейдем к тому, что случилось на шестнадцатой лунке.

Профессиональная гордость кэдди явно была задета, но он почтительно склонил голову.

– При розыгрыше шестнадцатой лунки объект передвинул мяч, как можно было судить по его действиям и скрытной манере, на более благоприятную позицию.

– Ага! – сказал Глэдстон Ботт.

– При розыгрыше семнадцатой лунки объект поднял мяч и рукой бросил его на грин.

– Это ложь! Грязная, наглая ложь! – выкрикнул Бредбери Фишер.

– Предвидя подобную реакцию объекта, я принял соответствующие меры и сделал моментальные снимки при помощи встроенной в часы миниатюрной фотокамеры.

Бредбери Фишер закрыл лицо руками и застонал.

– Мой матч, – с мстительным восторгом сказал Ботт. – Попрошу доставить дворецкого в мою резиденцию не позже завтрашнего дня. Ах, да, чуть не забыл, ты должен мне три железные дороги.

Близзард с достоинством и теплотой встретил Бредбери в византийской гостиной.

– Надеюсь, матч закончился удачно, сэр? – спросил дворецкий.

Почти невыносимая боль пронзила Бредбери.

– Нет, Близзард, нет. Мне не повезло.

– Очень жаль, сэр, – сочувственно ответил Близзард, – надеюсь, ставка была не очень высока?

– Э-э, весьма высока. Именно об этом нам надо поговорить чуть погодя.

– Как вам угодно, сэр. Пошлите за мной лакея, когда пожелаете поговорить, – я буду у себя. Да, сэр, вам телеграмма. Пришла совсем недавно.

Бредбери равнодушно взял конверт. Он ожидал новостей от своих лондонских агентов. Перед отъездом он велел им купить Кент и Сассекс. Очевидно, телеграмма сообщала об успешном завершении сделки.

Он вскрыл конверт и отпрянул, словно увидев скорпиона. Телеграмма была от жены.

Возвращаюсь немедленно. Прибываю «Аквитании» пятницу вечером. Непременно встречай.

Бредбери в оцепенении уставился на телеграмму. Хоть он и был сам не свой от пережитого на семнадцатом поле кошмара его неутомимый мозг не прекращал действовать. По дороге домой он в общих чертах придумал, как справиться с ситуацией. Если предположить, что миссис Фишер пробудет в Англии еще месяц, он мог бы купить газету, поместить на первой странице некролог о Близзарде, отправить вырезку жене, продать дом и переехать в другое место. Таким образом, она никогда и не узнала бы о том, что произошло.

Но если миссис Фишер вернется на следующей неделе, план неосуществим, и разоблачения не избежать.

Он с горечью раздумывал о том, почему она изменила планы, и пришел к выводу, что какое-то женское шестое чувство предупредило ее об опасности, угрожающей Близзарду. С раздражением Бредбери подумал о том, что Провидению совершенно незачем было наделять женщин шестым чувством. С ними и при пяти-то сладу нет.

– Да что же это такое! – простонал он.

– Сэр? – поинтересовался Близзард.

– Нет, ничего, – ответил Бредбери.

– Хорошо, сэр.

Портовая таможня Нью-Йорка – едва ли подходящее место для человека с нечистой совестью и расшатанными нервами. Сквозняки так и свищут. Повсюду слышатся странные звуки. Мрачные таможенники жуют жвачку и скрываются в тени, будто тигры в ожидании обеденного гонга. Неудивительно, что настроение Бредбери Фишера окончательно испортилось еще до того, как пассажиры начали выходить на берег.

Жена сошла с трапа одной из первых. Как она прекрасна, подумал Бредбери, глядя на нее. И, о ужас, как грозна. Ему всегда нравились волевые женщины. У первой жены была сильная воля. Впрочем, у второй, третьей и четвертой тоже. Но теперешняя жена могла дать им сто очков вперед. В ожидании встречи Бредбери Фишер впервые пожалел, что не женился на кроткой мягкой девушке из тех, что безропотно страдают под властью мужа в дамских романах. Сейчас ему вполне подошла бы жена, счастливая уже тем, что законный супруг не таскает ее за волосы по бильярдной, пиная при этом ногами.

Направляясь к ней, он перебирал в уме три фразы, с которых можно было бы начать разговор.

– Дорогая, я должен рассказать тебе…

– Любимая, мне нужно кое в чем признаться…

– Солнышко, ты случайно не помнишь нашего дворецкого, Близзарда. Видишь ли…

Однако первой заговорила жена.

– О, Бредбери, – воскликнула она, бросившись в его объятия, – я совершила ужасную глупость, ты должен простить меня!

Бредбери захлопал глазами. Никогда еще он не видел ее в таком странном настроении. Прижимаясь к нему, она казалась застенчивой, робкой и почти хрупкой, если так можно сказать о женщине весом за семьдесят килограммов.

– Ну, что случилось? – нежно спросил он. – У тебя украли драгоценности?

– Нет-нет.

– Много проиграла в бридж?

– О, нет-нет. Гораздо хуже. Бредбери напрягся.

– Неужели ты пела «Мой домик на Диком Западе» на корабельном концерте? – спросил он, вглядываясь в ее лицо.

– Да нет! Как же тебе сказать? Взгляни, Бредбери! Видишь вон того мужчину?

Бредбери посмотрел в указанном направлении. Под буквой «В» рядом с горой чемоданов стоял высокий тучный человек, исполненный отрешенного достоинства и похожий на полномочного посла. С первого взгляда, даже издали, Бредбери Фишер странным образом почувствовал собственную неполноценность. Внушительные формы, глаза навыкате, каскад подбородков в обрамлении нависающих щек – все это напомнило Бредбери о том, как чувствуешь себя в присутствии сильных мира сего. Такое бывает при встрече с чемпионами по гольфу, метрдотелями шикарных заведений или дорожной полицией. Он заподозрил неладное.

– Так, – хрипло выговорил он, – и кто это?

– Бредбери, не суди меня слишком строго. Судьба свела нас, искушение было слишком велико…

– О, женщина, – прогрохотал Бредбери, – кто этот человек?

– Его зовут Воспер.

– Что произошло между вами? Когда это началось? И почему? И как? И где?

Миссис Фишер промокнула глаза платочком.

– Все случилось у герцога Бутля, Бредбери. Меня пригласили на уик-энд.

– Там вы и встретились?

– Да.

– Ха! Что дальше?

– Едва я увидала его, меня будто подменили.

– Вот как!

– Ах, как он выглядел. Всю жизнь я мечтала о таком. Я поняла вдруг, что все эти годы мне приходилось довольствоваться вторым сортом.

– Вторым, значит? Вот как? В самом деле? Значит, довольствоваться? – процедил Бредбери Фишер.

– Я ничего не могла поделать, Бредбери. Конечно, я всегда была горой за Близзарда. Но, откровенно говоря, их и сравнить-то нельзя, ей-богу. Видел бы ты, как Воспер стоит за креслом герцога. Словно верховный жрец во время таинственного религиозного обряда. А какой у него голос! Он спрашивает, будешь ты херес или рейнвейн, а голос льется, точно волшебные звуки органа. Я не могла устоять. Я заговорила с ним, и выяснилось, что он не прочь уехать в Америку. Воспер прослужил у герцога восемнадцать лет, и ему до смерти надоело разглядывать герцогский затылок. Вот я…

В глазах у Бредбери Фишера потемнело.

– Этот человек, Воспер… Кто он?

– Да я же говорю тебе, милый. Он был дворецким у герцога, а теперь он наш. О, ты же знаешь, как я импульсивна. Сказать по правде, только на полпути домой, посередине Атлантического океана, я вдруг вспомнила о Близзарде. Как же быть, Бредбери? У меня не хватит духу уволить Близзарда. А что будет, когда он войдет в свою комнату и обнаружит там Воспера? Только подумай, Бредбери!

Бредбери Фишер как раз думал – впервые за неделю не терзаясь душевными муками.

– Евангелина, – мрачно изрек он, – это нелепо.

– Знаю.

– Крайне нелепо.

– Да. Знаю. Но ведь ты что-нибудь придумаешь, правда?

– Может быть. Обещать не буду, но может быть.

Он глубоко задумался.

– Ха! Идея! – воскликнул он. – Возможно, мне удастся всучить Близзарда Глэдстону Ботту.

– А он возьмет?

– Может быть, если правильно подойти к делу. В общем, попытаюсь его уговорить. Вам с Воспером пока лучше побыть в Нью-Йорке, а я поеду домой и начну переговоры. В случае успеха дам знать.

– Ты уж там постарайся.

– Полагаю, мне удастся все устроить. Мы с Глэдстоном старые друзья, и он будет рад помочь мне. Но пусть это послужит тебе уроком, Евангелина.

– О, да.

– Кстати, – сказал Бредбери Фишер, – я сейчас телеграфирую в Лондон, чтобы для моей коллекции приобрели запонку Д. Г. Тейлора.

– Конечно, дорогой. Пожалуйста, покупай все, что захочешь, ладно?

– Да уж, – ответил Бредбери Фишер.

ВОСПЕР ПРИНИМАЕТСЯ ЗА ДЕЛО

Молодой человек в пестрых брюках нетерпеливо расхаживал по террасе гольф-клуба, словно ягуар в клетке. Наконец сел в кресло, откинулся на спинку и возмущенно фыркнул.

– Женщина, – сказал он, – выведет из себя кого угодно. Старейшина клуба, всегда готовый посочувствовать молодежи, вежливо обратился к нему.

– Какую шутку, – спросил он, – сыграл с вами прекрасный пол?

– У меня лучшая в мире жена…

– Охотно верю.

– Но сейчас, – продолжил молодой человек, – я с удовольствием огрел бы ее чем-нибудь тяжелым. Она сама предложила сыграть раунд. Я сказал, что мы должны начать пораньше, потому что теперь рано темнеет. И что же? Она оделась, решила вдруг, что на ней что-то не так сидит, и принялась переодеваться. Потом минут десять пудрила нос. А когда часом позже мне, наконец, удалось вытащить ее к первой лунке, захотела позвонить портнихе и ушла. Да мы и шести лунок не пройдем до темноты! Будь моя воля, все гольф-клубы строго запрещали бы женам играть с мужьями.

Старейшина понимающе кивнул.

– Без такого правила, – согласился он, – тысячелетнее царство[72]72
  …тысячелетнее царство – см., например, Откровение 20:4–6. Тысячелетний период царствования, о котором говорится в этих стихах книги Откровения, истолковывался по-разному. В частности, было распространено мнение, согласно которому тысячелетнее царство – это период блаженства на небесах или на земле.


[Закрыть] придется отложить на неопределенный срок. Вне всяких сомнений, самым тяжким испытанием Иова была жена-гольфистка, хоть это и не подтверждено документально. Мне, кстати, вспомнилась одна история.

– Нет у меня времени на истории.

– Если ваша жена разговаривает с портнихой, времени у вас предостаточно, – ответил мудрец, – я расскажу вам о Бредбери Фишере…

– Это вы уже рассказывали.

– Не думаю.

– Точно. Бредбери Фишер был миллионером, и у него служил английский дворецкий Близзард, который до этого провел пятнадцать лет в графском доме. Другой миллионер хотел заполучить Близзарда, они с Фишером разыграли дворецкого в гольф, и Фишер проиграл. Пока он обдумывал, как объяснить все жене, которая дорожила Близзардом, та вернулась из Англии с другим дворецким, Воспером. Воспер двадцать лет прослужил у герцога и был еще лучше Близзарда. Все кончилось хорошо.

– Да, сказал старейшина, – факты вы изложили верно. Однако я хочу рассказать, что было дальше и, пожалуй, начну:

– Вот вы говорите, что все хорошо кончилось. Так думал и сам Бредбери Фишер. Как только Воспер появился в доме, Бредбери подумал, что сама судьба решила, наконец, вознаградить его по достоинству. Погода стояла прекрасная. Гандикап, не менявшийся уже несколько лет, начал уменьшаться. Старый друг Руперт Ворпл наконец вышел из Синг-Синг (судя по сроку, с ученой степенью) и приехал в Голденвиль навестить Бредбери.

Безмятежному спокойствию Бредбери мешало лишь одно – жена сообщила, что ее мать, миссис Лора Смит Мейплбери, грозится погостить у них некоторое время.

Тещи никогда не нравились Бредбери. У первой жены, вспоминал он, была совершенно несносная мать. Впрочем, и у второй, и у третьей, и у четвертой. Однако все они и в подметки не годились нынешней теще. Была у нее привычка многозначительно фыркать при виде Бредбери, а это вряд ли способствует дружеским отношениям между мужчиной и женщиной. Будь его воля, Бредбери привязал бы ей на шею камень и бросил в водную преграду на второй лунке. Однако он понимал, что это несбыточные мечты, и благоразумно ограничивался тем, что выпрыгивал в окно всякий раз, когда теща входила в комнату.

Итак, одним прекрасным вечером Бредбери, как ни в чем не бывало, сидел в библиотеке, отделанной в стиле эпохи Людовика XV. В дверь постучали. Вошел Воспер. В эту минуту Бредбери и представить не мог, что размеренное течение его жизни вот-вот будет нарушено.

– Могу я поговорить с вами, сэр?

– Конечно, Воспер, в чем дело?

Бредбери Фишер доброжелательно улыбнулся дворецкому. В который раз, мысленно сравнивая его с Близзардом, он отмечал неоспоримое превосходство Воспера. Близзард пятнадцать лет служил у графа. Спору нет, графы по-своему хороши, но до герцогов им далеко. Дворецкого, который служил у герцога, видно за версту, с ним никогда не сравнится тот, кто прошел школу в менее благородном окружении.

– Это касается мистера Ворпла, сэр.

– Что именно?

– Мистер Ворпл, – важно сказал дворецкий, – должен уехать. Мне не нравится, как он смеется, сэр.

– Что?!

– Слишком громко, сэр. Герцогу бы это не понравилось. Бредбери Фишер при всей своей покладистости был сыном свободного народа. Его предки сражались за независимость, и если Бредбери не изменяла память, даже проливали кровь. Глаза его сверкнули.

– Ну? – воскликнул он. – В самом деле?

– Да, сэр.

– Вот те на!

– Да, сэр.

– Ну, вот что, Билли…

– Мое имя Гилдебранд, сэр.

– К черту имя! Я не позволю какому-то дворецкому распоряжаться в моем доме. Мне такой дворецкий не нужен.

– Очень хорошо, сэр.

Воспер удалился с видом посла, получившего ноту. Тут же откуда-то раздался шум, будто курица пролезала сквозь изгородь, и в комнату ворвалась миссис Фишер.

– Бредбери, – воскликнула она, – ты сошел с ума! Конечно же, мистер Ворпл должен уйти, раз Воспер так считает. Неужели ты не понимаешь, что если мы будем плохо обращаться с Воспером, он покинет нас.

– Ну и пусть. Мне какое дело?

Взгляд миссис Фишер не сулил ничего хорошего.

– Бредбери, – сказала она, – если уйдет Воспер, я умру. А перед смертью получу развод. Ты меня знаешь.

– Но дорогая, – пролепетал Бредбери, – а как же Руперт Ворпл? Старина Руппи! Мы ведь дружим всю жизнь.

– Мне все равно.

– Мы вместе поступили в Синг-Синг!

– Мне все равно.

– Нас вместе приняли в старое доброе тюремное братство Кракка-Бита-Рок![73]73
  Кракка-Бита-Рок – искаж. Каппа-Бета-Ро. В университетах США распространены т. н. студенческие братства – мужские организации, названия которых обычно состоят из трех греческих букв. Первой подобной группой стало академическое общество «Фи-Бета-Каппа», основанное в 1776 году.


[Закрыть]

– Мне все равно. Бог дал мне идеального дворецкого, и расставаться с ним я не намерена.

Повисла напряженная пауза.

– Делать нечего, – тяжело вздохнул Бредбери.

В тот же день состоялся разговор с Рупертом Ворплом.

– Не думал я, – грустно сказал Ворпл, – когда мы пели в хоре нашей альма-матер, что все так кончится.

– Да и я не думал, – ответил Бредбери, – но так уж вышло. Ты бы не понравился герцогу, Руппи, понимаешь?

– Прощай, номер 8097564, – глухо сказал Руперт Ворпл.

– Прощай, номер 8097565, – прошептал Бредбери Фишер.

И друзья расстались.

С уходом Руперта Ворпла над безмятежной жизнью Бредбери Фишера сгустились тучи. Как и было обещано, приехала миссис Лора Смит Мейплбери, пофыркала в ответ на приветствие Бредбери и расположилась в доме, словно решила остаться на всю жизнь. И вот, когда чаша страданий, казалось, уже переполнилась, миссис Фишер отвела Бредбери в сторону и сообщила:

– Бредбери, у меня хорошая новость.

– Неужели твоя мама уезжает? – оживился Бредбери.

– Нет, конечно. Говорю же, хорошая новость. Я снова буду играть в гольф.

У Бредбери Фишера подкосились ноги, его четко очерченное лицо приобрело пепельный оттенок.

– Что ты сказала? – выдавил он из себя.

– Я снова буду играть в гольф. Мы сможем каждый день вместе проводить в клубе – правда, мило?

Бредбери содрогнулся. Он уже много лет не играл с женой, но воспоминания, словно старые раны, до сих пор беспокоили его.

– Это Воспер предложил.

– Воспер!

Бредбери охватил порыв ярости. Этот проклятый дворецкий, похоже, собрался разрушить семейное счастье. У Бредбери даже мелькнула мысль отравить Восперу портвейн. Что тут такого? Хороший адвокат повернет дело так, что Бредбери, в худшем случае, отделается небольшим штрафом.

– Воспер говорит, что я мало двигаюсь. Ему не нравится моя одышка.

– Твоя что?

– Моя одышка. Я иногда задыхаюсь.

– Подумаешь, у него тоже одышка.

– Да, но у дворецкого должна быть одышка. А вот у женщины – нет. Воспер говорит, что моя одышка не понравилась бы герцогу.

– Ха! – нервно выдохнул Бредбери Фишер.

– Это так мило с его стороны и показывает, что Воспер, как верный слуга, блюдет наши интересы. Он сказал, что одышка – признак повышенного кровяного давления, и небольшие физические нагрузки пойдут мне на пользу. Начнем завтра, ладно?

– Как скажешь, – уныло ответил Бредбери, – я, правда, обещал знакомым из клуба, что составлю им компанию, но…

– Тебе больше не нужно играть ни с какими дурацкими знакомыми из клуба. Гораздо романтичнее играть вдвоем – только ты и я.

По нынешним временам, когда в литературе так ценится трагедия, а суровые молодые пессимисты получают признание за этюды в мрачно-серых тонах, мне кажется совершенно необъяснимым, что никому не пришло в голову написать правдивую историю о женщине, играющей в гольф с мужем. Казалось бы, более душераздирающего сюжета не найти, однако до сих пор эта тема ни разу не поднималась. Можно лишь предположить, что даже современные авторы не готовы зайти так далеко.

Я не в силах описать, что чувствовал Бредбери Фишер, наблюдая за приготовлениями жены к первому удару. В эту минуту герой какой-нибудь повести о Среднем Западе показался бы оскорбительно жизнерадостным по сравнению с Бредбери. Любимая жена вела себя так, что сердце разрывалось на части.

Многие женщины любят долго водить клюшкой над мячом, но Бредбери еще не приходилось видеть, чтобы вместо простого замаха кто-нибудь исполнял бы столь впечатляющую серию гимнастических упражнений. Добрую минуту миссис Фишер примерялась к мячу, а Бредбери в это время с ужасом думал, что поле состоит из восемнадцати лунок, а значит, это балетное представление повторится, по меньшей мере, еще семнадцать раз. Наконец, миссис Фишер выполнила удар, и мяч, прокатившись метров пять, остановился в высокой траве.

Миссис Фишер глупо хихикнула, и Бредбери чуть не вскрикнул от досады. «Неуместные смешки на поле для гольфа, – подумал он, – ничего святого».

– Что я не так сделала?

– Боже правый, ты так запрокинула голову во время удара, что чуть не свернула себе шею.

На четвертой лунке несчастный еще больше убедился в том, что даже самая прекрасная женщина может совершенно измениться, стоит ей выйти на поле для гольфа. Миссис Фишер сделала одиннадцатый удар, прошла три метра, на которые переместился мяч, и приготовилась к двенадцатому, когда Бредбери увидел, что на стартовую площадку вышли два гольфиста, оба члены клуба. Смущение и стыд охватили его.

– Постой, дорогая, – сказал он, глядя, как спутница жизни вцепилась в клюшку мертвой хваткой и вот-вот начнет движение, – нам лучше пропустить вон тех игроков.

– Каких игроков?

– Мы задерживаем пару человек. Я махну им, чтобы они играли.

– Не смей никому махать, – возмутилась миссис Фишер, – вот еще выдумал!

– Но, дорогая…

– Почему мы должны их пропускать? Мы раньше начали.

– Но, солнышко…

– Они не пройдут! – отрезала миссис Фишер. Взмахнув клюшкой, она вырвала из земли большой кусок дерна. Бредбери понуро поплелся за ней.

Когда они, наконец, завершили игру, солнце уже садилось.

– Воспер прав! – воскликнула миссис Фишер, поудобнее устраиваясь в машине. – Я чувствую себя гораздо лучше.

– Правда? – слабым голосом спросил Бредбери. – Правда?

– Завтра обязательно сыграем еще, – ответила жена.

Бредбери Фишер был человек железной воли. Он продержался неделю. На седьмой день миссис Фишер захотелось взять на поле Альфреда, ее любимого эрдельтерьера. Напрасно говорил Бредбери о «Зеленом комитете» и запретах на собак в гольф-клубах. Миссис Фишер назвала «Зеленый комитет» сборищем глупых вредных стариканов и заявила, что не намерена их слушать. При этих ужасных словах Бредбери невольно покосился на летнее небо, которое едва ли могло не поразить молнией подобное святотатство.

Итак, Альфреда взяли с собой, и он тут же принялся лаять, носиться по полю, мешать игрокам и оставлять глубокие следы лап на дерне. Ад наверняка выглядит так же, думал Бредбери, сожалея, что не был праведником.

Однако неизбежная кара, постигающая всех от мала до велика, кто неуважительно относится к «Зеленому комитету», пала и на Альфреда. На седьмой лунке он оказался немного позади миссис Фишер, когда та била по мячу, и получил болезненный удар по правой лапе. Пес с воем бросился прочь, пронесся через шестое поле, вконец расстроив чью-то парную игру, и на полном ходу плюхнулся в водную преграду на второй лунке. Там он и оставался до тех пор, пока Бредбери не залез в воду и не выудил его.

Тут же, тяжело дыша, подбежала взволнованная миссис Фишер.

– Что делать? Бедняжка хромает. Я знаю, Бредбери, ты понесешь его.

Бредбери Фишер издал низкий блеющий звук. Вода оказала на животное ужасное действие. Альфред, даже сухой, отличался довольно сильным запахом. Промокнув, он сразу же оказался в шестерке самых пахучих собак мира. Такой аромат, как говорят в рекламе, врезается в память на всю жизнь.

– Понесу? То есть, к машине?

– Нет, конечно, по полю. Не прерывать же теперь игру. Можешь класть его, когда будет твоя очередь бить.

Какое-то время Бредбери молчал и лишь неопределенно шевелил губами.

– Что ж, – сказал он, дважды сглотнув.

Этой ночью в спальне а-ля Дюбарри Бредбери Фишер не сомкнул глаз до рассвета. Он понимал, что в семейной жизни наступил кризис. Так нельзя, думал Бредбери. Дело даже не в душевных страданиях, которые причинял ему ежедневный гольф с женой. Самое страшное – поведение жены на поле разрушало идеалы, подтачивало любовь и уважение, которые должны быть крепки как сталь.

Хороший муж видит в жене богиню и относится к ней с поклонением, почитая ее как путеводную звезду, озаряющую путь по бурному океану жизни. Жена должна внушать благоговение и священный трепет. Но если она полторы минуты размахивает клюшкой, а потом дергает головой и не попадает по мячу, о каком благоговении может идти речь? Что до миссис Фишер, она не просто затягивала удар и не умела держать голову, она насмехалась над святынями гольфа. Она отказывалась пропускать профессионалов! Не поправляла выбитый дерн!! Смеялась над «Зеленым комитетом»!!!

Солнце уже вовсю ласкало Голденвиль своими золотыми лучами, когда Бредбери, наконец, принял решение. Он больше не станет играть в гольф с женой. Это просто бесчестно по отношению к ним обоим. Если так пойдет дальше, она, чего доброго, выйдет играть в сапогах на шпильках, а то еще остановится попудрить нос, предоставив взбешенным профессионалам дожидаться своей очереди. От любви до ненависти один шаг, случись такое – и былое чувство уже не вернуть. Лучше положить этому конец, пока Бредбери не потерял остатки уважения к жене.

Бредбери как следует все продумал. Нужно сказать, что дела зовут его на Уолл-Стрит, и каждый день ездить в другой гольф-клуб.

– Дорогая, – сказал он за завтраком, – боюсь, нам придется отложить гольф на недельку-другую. Я должен заняться делами и с утра до ночи буду на бирже.

– Ах, какая досада! – расстроилась миссис Фишер.

– Можешь пока поиграть с кем-нибудь из профессионалов в клубе. Я и сам очень расстроен. Ты ведь знаешь, как мне нравится играть с тобой. Но бизнес есть бизнес.

– Я полагала, что вы отошли от дел, – сказала миссис Лора Смит Мейплбери, фыркнув так, что едва не раскололась чашка.