Текст книги "Девочка из страны кошмаров"

Автор книги: Павел Марушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Павел Марушкин
«ДЕВОЧКА ИЗ СТРАНЫ КОШМАРОВ»

Но ни ангелы в светлых чертогах небес,

Ни демоны темных пучин

Не смогли разлучить мою душу с душой

Прекраснейшей Эннабел Ли

Эдгар Аллан По «Эннабел Ли»

ПРОЛОГ

Они осторожно выглянули из-за валуна. Этот камень у местной детворы звался «горбач» – массивный, обточенный морем обломок черной скалы возле самой кромки прибоя.

– Вижу цель! – заявила рыжая Кайса. – Вражеский корабль в наших территориальных водах!

– Доложите тип судна! – отозвался Эрик.

Кайса ухмыльнулась:

– Лоханка пьянчуги Дресвицы!

– Враг на пределе дистанции… – В глазах Эрика блеснул хулиганский огонек. – Будем атаковать! Береговая артиллерия, товьсь!

Девочка резво нагнулась и подобрала плоский голыш. Эрик сделал то же самое.

– Одним залпом! – предупредил он подругу. – А после не высовываться, ясно?

Рикошетируя от воды, оставляя за собой череду всплесков, голыши понеслись к цели – и звучно грянули о просмоленный борт лодки. Прицел был точен. Задремавший с удочкой в руках рыбак подскочил, едва не вывалившись спросонья за борт.

– А!? Что такое?! Которого дьявола?!

Из-за камня донеслось сдавленное хихиканье.

– Негодяи! – Рыболов наконец разобрался в ситуации. – Засранцы! – Возмущению его не было предела. – Вот я вам сейчас уши-то надеру!

Громко заскрипели уключины.

– Бежим! – Кайса дернула за рукав пунцового от смеха Эрика. – Он сейчас выберется на берег!

Сопровождаемые потоками брани, дети бросились удирать. Вскарабкавшись на невысокий обрыв, мальчик обернулся. Рыбак стоял возле самого берега, по колено в воде, и грозил им кулаком. Кайса обернулась и показала ему «нос».

– Скучно, – вздохнул Эрик немного погодя. – Хочется чего-то такого… Не знаю даже чего.

– Шило в одном месте… – ехидно пробормотала Кайса.

– А ты хоть бы раз что-нибудь сама придумала! Залезть на водонапорную башню – моя идея, лодку обстрелять – тоже моя…

– Ах так? – подбоченилась девочка. – Хорошо… Давай нарвем яблок из колдуньиного сада!

– Да запросто! – фыркнул Эрик. – Что, думаешь, поймала на слабо? Давай, пошли!

Та, которую вся окрестная детвора прозвала колдуньей, жила на окраине. Маленький деревянный дом прятался среди деревьев. Полуразрушенная ограда была старше как самого дома, так и сада – сложенная из блоков рыхлого ракушечника стена, едва по грудь взрослому в самом высоком месте. Ветви яблонь, отягощенные спелыми плодами, свисали над неровной кромкой. Эрик подпрыгнул и сорвал яблоко, висевшее ниже других, – тугой нефритовый шар, испещренный золотистыми крапинками. Вызывающе глянув на спутницу, он с хрустом надкусил спелый бок. Кайса лишь презрительно хмыкнула. Ухватившись за крошащийся гребень стены, она ловко – только мелькнули исцарапанные коленки – перемахнула преграду. Спустя секунду за ней последовал Эрик: виданное ли дело, чтобы девчонка оказалась храбрее?! Стараясь не шуметь, дети пробирались сквозь высокую, по пояс, сухую траву: эта часть сада изрядно заросла бурьяном.

– Говорят, волосы у нее – белые, будто снег, а глаза красные, как кровь! – страшным шепотом поведал Эрик в спину Кайсе. – И на пальцах – черные вороньи когти!

Девочка скептически хмыкнула.

Они подкрадывались все ближе к дому колдуньи. Наконец нервы не выдержали и у Кайсы. Девочка остановилась, деловито оглядела ближайшие яблони.

– Вот эти сладкие, «Пунцовое сердце». Наверху – самые спелые…

Эрик поплевал на ладони и ловко полез вверх. Ветки сгибались и потрескивали, но румяные плоды так заманчиво просвечивали сквозь листву… Вскарабкавшись насколько это было возможно, он принялся рвать яблоки и набивать ими линялую рубаху. Еще одно, еще… Самое крупное и соблазнительное, как водится, висело дальше прочих. Мальчик протянул руку, сделал крохотный шажок… И ветка под ногами не выдержала.

В ворохе сбитой листвы Эрик рухнул вниз. Голеностоп внезапно пронзила боль – такая острая, что потемнело в глазах. Дыхание перехватило, и только поэтому он не заорал во всю глотку: из горла вырывался лишь сиплый писк.

– Эй! Эрик, ты чего? Ноге больно? – Кайса испуганно заглядывала ему в глаза. Отдышавшись немного, мальчик задрал штанину. Он опасался худшего, торчащей синюшным бугром под кожей вывернутой кости, но с виду все было как обычно. Боль отступала – понемногу, не спеша, полизывая огненным языком голень. В ушах звенело.

– Не сломал, а?

– Да подожди ты… – Эрик перевел дух, попытался было встать – и тут же с болезненным стоном осел на землю: стопа снова подвернулась. – Ой!

– Так, ну что у нас тут… – раздался вдруг рядом чуть насмешливый голос. Кайса дернулась было бежать – но тут же замерла: бросать Эрика одного не годилось. Девочка подняла взгляд, настороженно рассматривая подошедшую. На вид ей было лет с полста, а может, и больше. В уголках глаз, словно лучики, собрались морщинки – но осанка осталась прямой: спина ровная, в струнку… «Как у гимнастки», – пришло на ум Кайсе: девочка недавно побывала на представлении бродячего цирка.

Колдунья – а удивительно тихо подошедшая женщина не могла быть никем иным, кроме как хозяйкой сада, оказалась совсем не такой, как о ней болтали. Кожа ее была непривычно бледной для жителей побережья. Волосы – да, очень светлые, только не седые, как у старух, а какого-то странного, неуловимого оттенка. Радужка глаз – розовая, в тоненьких карминовых прожилках, словно сердолик. Вороньих когтей на пальцах, конечно, не было…

Владелица сада сдвинула на затылок соломенную шляпу и, подобрав длинную юбку, присела на корточки возле мальчика. Кайса заметила мелькнувший меж складок ее кружевной шали кулон – что-то вроде серебряной водомерки.

– Где болит?

– Здесь…

– Ага, понятно – потянул связки… Ну, и как же это тебя угораздило?

Эрик потупил глаза: вопрос явно был риторическим.

– Ладно, пошли в дом. Надо забинтовать потуже, иначе сильно распухнет… – Женщина помогла мальчику встать и иронично покосилась на Кайсу: – Будь ласкова, собери яблоки. Не пропадать же добру…

Девочка покраснела.

Дом оказался просторным и светлым. Он вовсе не походил на жилище ведьмы, каким его представляла себе Кайса: ни пучков сушеных трав, ни паутины в углах, ни звериных чучел не было и в помине. Везде царила чистота. Выбеленные стены, старомодная плетеная мебель, полки с книгами… Легкий бриз шевелил тюлевые занавески. Над уставленной фарфоровыми безделушками каминной полкой висела картина: молодая женщина в черном кожаном камзоле. У бедра тускло серебрился эфес рапиры, а за спиной парили набросанные стремительными штрихами чайки – и как-то сразу становилось понятно, что под ногами у нее не земля, а скользкая от брызг палуба корабля; быть может, легкого и быстрого клипера, а то и многопушечного фрегата… Художник, безусловно, был мастером. Чем дольше Кайса всматривалась в картину, тем больше деталей вдруг подмечал глаз: уголок кружевного манжета, капельки влаги на волосах, просвечивающие сквозь туманную дымку силуэты мачт… И – тускло поблескивающий в вырезе воротника серебряный кулон на тонкой, словно сплетенной из паутинок цепочке: тот самый, что девочка видела всего минуту назад на шее колдуньи!

Хозяйка вскоре вернулась с чистым куском марли. Сняв с ноги Эрика сандалию, она туго перетянула голеностоп.

– Заживет нескоро, – предупредила она. – Связки сейчас ослаблены, так что нога все время будет подворачиваться… Похоже, по чужим садам в этом году тебе больше не лазать.

Эрик залился краской:

– Извините…

– Да ладно! – Колдунья вдруг озорно подмигнула. – Краденые – самые вкусные, что я, не понимаю? Держите…

Эрик и Кайса смущенно взяли по яблоку.

– А вы совсем не страшная! – выпалила вдруг девочка. – Ну, в смысле… Вы не такая, как про вас говорят… Не злая.

– Правда? – Хозяйка иронично заломила светлую бровь. – С этим надо что-то делать… Давайте-ка заключим соглашение! Я ничего не расскажу вашим родителям; ну а вы придумаете обо мне какую-нибудь жуткую историю… И по секрету поведаете ее своим друзьям.

– Зачем? – нахмурилась Кайса.

– Я, знаешь ли, ценю свое уединение. Не хочу, чтобы в моем саду ошивалась вся окрестная детвора, – усмехнулась женщина.

– Так вас поэтому считают… Ну, этой самой… Колдуньей? – несмело поинтересовался Эрик. – Вы просто…

– Может, да, а может, и нет, – хозяйка загадочно улыбнулась. – Однако вам пора.

Кайса помогла Эрику спуститься с крыльца и обернулась:

– Скажите, а тот портрет над камином… Это вы в молодости? Ваш кулон…

– Какая ты глазастая! – удивилась колдунья; тонкие пальцы погладили серебряную водомерку. – Нет, в молодости я была совсем другой… Хотя кулон, ты права, тот самый.

Девочка ждала, что хозяйка скажет еще что-нибудь, – но та молчала, прислонившись к дверному косяку и устремив взгляд куда-то вдаль. Тихонько попрощавшись, дети двинулись к воротам. Эрик шел медленно, прихрамывая на каждом шагу.

– Как думаешь, она это серьезно?

– Не знаю… Она странная, правда?

– Ага. Знаешь, а мы ведь даже не спросили, как ее зовут!

ЧАСТЬ I
Капканных дел мастер и его дочь

ГЛАВА 1

Кларисса свернулась калачиком в кресле и, уперев маленький подбородок в сцепленные пальцы, задумчиво глядела в окно. Прихваченные частым переплетом стекла обладали свойством немного искажать то, что находилось снаружи, – каждое на свой лад.

Дом, в котором они квартировали, стоял на самой окраине; и дважды в год, осенью и ранней весной, улица превращалась в одну сплошную и очень длинную лужу. Тогда появлялся человек – всякий раз один и тот же, старик в вязаных митенках, с распухшим от насморка носом. Отец молча лез в кошелек, отсчитывал монеты, и старик уходил, что-то неразборчиво ворча. Кларисса видела, как он бредет, сгорбившись, от подъезда к подъезду. Спустя день-два после такого визита с пилорамы приезжал воз, доверху наполненный горбылем – длиннющими, сучковатыми, в неопрятных лохмотьях коры досками. Высокие громогласные мужчины ловко сбрасывали их синими от татуировок руками прямо в воду, зло хохоча и перекидываясь зычными незнакомыми шутками, такими же грубыми и занозистыми, как их работа. Девочке нравилось наблюдать за этой рукотворной тропинкой: особенно забавно бывало, когда двое прохожих спешили навстречу друг другу. Тогда она загадывала, кто первый уступит дорогу. С наступлением холодов настил поразительно быстро исчезал: по ночам доски выдирали прямо изо льда и уносили куда-то. «Это бродяги, – объяснил отец. – Они подбирают все, что может гореть, и жгут костры, чтоб не замерзнуть в стужу».

Кларисса вздохнула. Дождливые дни – самые длинные; но сегодня время тянулось особенно тоскливо. Отца все не было. Обычно в этот час он уже приходил – возвращался откуда-нибудь, чаще всего из кузни, таща на плече здоровенный парусиновый мешок, наполненный разнообразными железками, с громким лязгом сбрасывал его возле верстака и, улыбаясь, подмигивал дочери.

Капканщик явился домой уже затемно. От скрежета ключа в замочной скважине девочка вскочила, испуганно моргая, – незаметно для себя она задремала прямо в кресле. Отец, против обыкновения, даже не взглянул на нее. Громко бухая подкованными сапогами и роняя на пол комья грязи, он прошел в спальню; но вдруг пошатнулся и схватился за стену, оставив на ней липкий буро-красный след. Кларисса непонимающе нахмурилась и втянула тонкими ноздрями воздух. Обычно за отцом тянулся целый шлейф слабых, но ясно различимых запахов: разогретого металла, пота, стружек, угольной пыли; иногда к ним добавлялся спертый пивной дух, иногда – аромат свежеиспеченного хлеба. Но сейчас все запахи перебил один, непонятный и тревожный, похожий несколько на сырой яичный желток.

Из-за двери послышались негромкое проклятие и треск разрываемой ткани. Кларисса на цыпочках подкралась к спальне и заглянула в щель. Отец, как-то странно скособочившись, копался в корзине с чистым бельем.

– Что случилось, папа? – чуть слышно прошептала девочка; от волнения у нее почти пропал голос.

– Ничего! – процедил сквозь зубы капканщик. – Ничего такого, с чем я не мог бы совладать. Тащи сюда лампу, дочка. Да прихвати бутыль крепкой, что стоит на окне.

Неловкими движениями он содрал с себя кожаную рубаху. Глаза девочки расширились: весь бок отца был в крови! Темная жидкость пропитала даже штанину на бедре, расплывшись по ткани зловещим бурым пятном. Кларисса тоненько вскрикнула. Тело вдруг потеряло вес, в ушах зазвенело…

– А ну! – грозно рыкнул отец. – Ты мне еще в обморок упади!

Это подействовало. Девочка тенью метнулась в большую комнату, совмещавшую в себе кухню и мастерскую, и принесла требуемое. Обильно смочив тряпку настойкой, капканщик принялся удалять сгустки запекшейся крови. Рана снова закровоточила. Кларисса тихонько всхлипнула.

– Ничего, дочка, ничего… – хрипло приговаривал капканщик. – Чиркануло малость по ребрам; с виду страшно, а делов-то всего шкуру зашить… Как же я сразу не почуял – землей от него пахнет…Хорошо, в глаза догадался глянуть… Теперь найди мне щипцы, кривую иглу для кож и шелковых ниток; помнится, в большом саквояже был моток… А ну стой! Помнишь, как надобно его открывать?

– Нажать потайные кнопки, одну и другую одновременно, чтобы внутри щелкнуло! – заученно отбарабанила Кларисса. Столь подробная инструкция была отнюдь не лишней. Большой дорожный саквояж капканных дел мастера представлял собой весьма опасную ловушку для любого, кто не был знаком с его устройством…

Тихонько шипя, капканщик принялся зашивать рану. Девочка болезненно вздрагивала при каждом звуке, но не уходила: отцу могла понадобиться ее помощь. На перевязку пустили чистые простыни. Кларисса, следуя указаниям раненого, затягивала последний узел, когда в дверь постучали.

– Спрячься! – грозным шепотом велел капканщик; в его жилистой руке неведомо откуда возник длинный нож. На лезвии подсохли темные пятна…

Стук повторился. Девочка юркнула под низкую кровать и замерла, вслушиваясь в удары своего сердца – казалось, оно бьется просто оглушительно… От пыли тут же засвербило в носу; безумно захотелось чихнуть. Комнату окутал полумрак: отец прикрутил фитиль настольной лампы, оставив крохотный, еле теплящийся огонек, и шагнул к двери. Слабости как не бывало. На повязке проступила кровь, но капканных дел мастер двигался легко и бесшумно, словно огромный кот.

– Кого там черти носят?! – рявкнул он в щель и тут же отстранился.

– Это Эрл, Эрл Птицелов! – слабо отозвались из-за двери.

Кларисса тихонько перевела дух. Эрл Птицелов был давним знакомым и постоянным клиентом мастера; девочка не раз помогала отцу чинить орудия его промысла, хитроумные ажурные приспособления из тонкой проволоки и бамбука. Капканщик, однако же, не спешил впускать старинного товарища.

– Эрл? Ты один?

– Бог мой, да неужто ты думаешь, я притащил завсегдатаев окрестных кабаков, дабы спеть тебе маленькую ночную серенаду?! Что с тобой такое, Атаназиус?

– Ничего особенного, – проворчал капканщик, отпирая засов. – Просто я получил известного рода послание.

– О чем ты, какое… Ох! Клянусь своей старой шляпой! Чтоб мне провалиться! – Эрл разглядел окровавленные тряпки.

– Кто это был?!

– Он не представился, – зло усмехнулся капканщик. – Но справедливости ради стоит сказать – я и не дал ему такой возможности.

Опасность миновала. Кларисса выбралась из-под кровати и принялась отряхиваться. Отец с Эрлом меж тем уселись за стол; гость достал из-за пазухи бутыль красного вина, настоянного на специях, и разломил пополам буханку черного хлеба.

– Странные вещи творятся последнее время, друг мой; странные и нехорошие. Припомни, экий ворох подозрительных происшествий, нелепых смертей и загадочных несчастных случаев посыпался на членов нашего маленького братства за последние месяцы. Не слишком ли много совпадений, Атаназиус? Я уже говорил тебе…

– Ты был прав, а вот я ошибался, – мрачно обронил мастер. – Здесь нет совпадений, теперь я уверен: за всем этим стоит чья-то злая воля. И когда я говорю «чья-то», то подразумеваю…

Эрл прошептал нечто – одними губами.

– Боле некому. Но предупрежден – значит, вооружен; так ведь?

– Ты тоже уязвим, а враг хитер и коварен… Знаешь, о чем шепчутся в последнее время? Люди болтают, что… – Эрл говорил, понизив голос, низко нагнувшись к капканщику, и любопытная Кларисса осторожно выглянула из спальни, дабы ничего не пропустить из такого интересного разговора. Но отец внезапно поднял голову и ожег ее сердитым взглядом.

– Это что еще такое?! Подслушивать вздумала?! А ну-ка, брысь в постель, и чтобы носа из-под одеяла не казала!

Девочка послушно забралась в кровать и затаила дыхание; но Птицелов говорил очень тихо, слышно было только отдельные слова.

– Ты знаешь, они никогда не любили действовать явно… Черные кареты… Сопротивляться бессмысленно… Никому еще не удавалось…

– Досужие сплетни! – внезапно рявкнул Атаназиус и грянул кулаком по столу. – Но даже если и так, со мной эти фокусы не пройдут! Я ведь и сам кое-что умею, ежели помнишь!

– Может, потому ты и нарвался на нож?

– Может, и потому. Но я-то здесь, а где теперь их посланник?! – проворчал капканных дел мастер.

– Так-то оно так, но не забывай – в этой игре ты фигура крупная, к тому же имеешь одно слабое место… Ты ведь не хочешь, чтобы малышка стала разменной картой в их грязных лапах?

Атаназиус помрачнел. Птицелов вновь наполнил опустевшие стаканы.

– Думаю, наилучшим выходом для тебя было бы исчезнуть на время, скрыться – да так, чтобы никто не мог знать, жив ты или мертв. Возможно, уехать за кордон…

Капканщик помолчал.

– Легко сказать! Сухопутные границы под надзором, а морем нынче ходят только контрабандисты…

– Да, это опасно, но опасней ли, чем оставаться здесь?

– Я ведь не о себе беспокоюсь, старик! Кларисса…

Эрл вздохнул.

– Не хотел я этого говорить, да что поделаешь… Пойми, Атаназиус, с дочерью тебя только слепой не приметит! Но стоит… Стоит вам разделиться…

– Подумывал я об этом… – капканщик склонил свою большую лохматую голову и угрюмо уставился в стол. – Но кому можно доверить судьбу моего ребенка?

Эрл по-стариковски закряхтел.

– Это же не навсегда! Несколько месяцев, может быть, полгода… Впрочем – решать, конечно, тебе. Вот только не было бы поздно…

– А какие планы у тебя?

– Я тоже намерен улизнуть из города. Хочу податься на юг. Знаешь, сезон нынче был не из худших, и мне удалось скопить немного деньжат. Не бог весть что, конечно, но зиму пережить хватит. Может быть, даже доберусь до южного побережья…

– Это дело. О деньгах не беспокойся, и вот что – проведаешь заодно ячейки в Летанике и Примбахо. Ежели верить донесениям, у них там тишь да гладь…

– Тебе это кажется подозрительным?

– Не то чтобы… Просто всегда лучше посмотреть глазами.

Разговор перешел на вещи вовсе ей непонятные, и девочка незаметно для себя погрузилась в тревожное, полное сумбурных сновидений забытье.

Пробуждение было внезапным. Кто-то резким рывком сорвал с нее теплое одеяло, и волна ледяного воздуха захлестнула Клариссу. Девочка съежилась, пытаясь спросонья укутаться в тонкую ночную сорочку и жмурясь – огонек свечи неприятно резанул по отвыкшим от света глазам.

– Вставай! – В резком голосе капканных дел мастера сквозило напряжение. – Одевайся. Живее!

Еще не до конца проснувшись, Кларисса спустила ноги с кровати, пытаясь нащупать босыми ступнями обувь. В распахнутое настежь окно стекал тонкими струйками легкий предрассветный туман – теперь стало понятно, отчего в доме так зябко. Девочку начала пробирать крупная дрожь. Привыкшая беспрекословно повиноваться суровому отцу, она торопливо оделась. Капканщик мерил шагами мастерскую; там то и дело что-то гремело и падало.

– Что случилось, папа? – отважилась спросить Кларисса.

– Быстро собери вещи! Возьмешь только самое необходимое; мы уходим отсюда.

– Уходим? – непонимающе переспросила девочка. – Куда? Почему?

Отец не ответил. Судя по громкому лязгу и сдавленным проклятьям, он только что сбросил с верстака на пол все свои инструменты. Кларисса взяла со стола подсвечник и осторожно выглянула из спальни. В комнате, служившей им одновременно кухней, мастерской и гостиной, царил страшный разгром. Стол был повален; пол усеивали осколки битого стекла вперемешку с мусором. Разорванная книга мокла в луже вина, от упавшей лампы резко несло керосином. Теперь девочка поняла, что за странные шумы то и дело вторгались в ее сон. Она подняла свечку выше – и вскрикнула: у самых дверей из-под небрежно наброшенной скатерти торчали чьи-то ноги в грубых, заляпанных грязью башмаках!

– Не смотри туда! – Капканных дел мастер отобрал у дочери подсвечник и сунул ей в руки наполненную снедью корзинку. – Возьми лучше это, пригодится. Собери свои одежки и увяжи все в узел. Туфельки тоже бери.

– Но… Почему?! – пролепетала девочка.

Капканщик внезапно присел перед дочерью на корточки и взял ее ладони в свои.

– Ты помнишь, как-то раз у нас с тобой был один очень серьезный разговор? Помнишь?

– Когда ты рассказывал мне про плохих людей? – Кларисса испуганно смотрела в темные отцовские глаза; в каждом зрачке отражался крохотный свечной огонек.

– Верно, дочка. Помнишь, я говорил, что в нашей жизни может настать очень трудный момент? Когда придется все бросить и бежать куда глаза глядят?

– Это… Случилось?

– Именно так. Пришла беда; и у нас с тобой совсем нет времени, понимаешь? Стоит чуть задержаться, как все пропало!

– Я понимаю… Я сейчас… – Кларисса набралась храбрости: – А… Кто там… У двери?

Капканных дел мастер вновь принялся рыться среди разбросанных повсюду вещей.

– Это был плохой человек. Очень плохой. Один из тех, что охотятся за нами. По счастью, я услыхал скрежет в замке… Не думай об этом, займись лучше делом!

Спустя несколько минут из распахнутого окна на землю был спущен массивный, обтянутый толстой кожей саквояж. Следом неловко вылез высокий широкоплечий мужчина. Тихонько шипя и держась за бок, он огляделся. Двор был пуст; в этот предрассветный час трудовой люд окраины досматривал последние, самые сладкие сны. Мужчина поднял руки и помог спрыгнуть на землю худенькой светловолосой девочке.

– Папа, а вдруг кто-нибудь увидит и решит, что мы воры…

– Никто нас не увидит; пошли!

Сутулясь под тяжестью поклажи, капканных дел мастер зашагал прочь. Клариссе досталась не такая тяжелая, но весьма объемистая ноша: удобно пристроить на плече тюк с одеждой никак не получалось.

– Не отставай! – бросил капканщик, растворяясь во тьме.

– Подожди! – робко взмолилась девочка, ожидая вспышки отцовского гнева. – Я за тобой не поспеваю!

Но капканщик не стал ругаться; вместо этого он поумерил шаг и крепко взял дочь за руку. Идти сразу сделалось легче, да и темнота проходных дворов теперь уже не казалась столь пугающей. Слабого света звезд хватало, чтобы различать очертания крыш и безобразные, словно ведьмина метла, силуэты низкорослых облетевших тополей. Капканных дел мастер шагал уверенно, по возможности избегая улиц: они то и дело ныряли под низкие арки, проходили насквозь дома, поднимаясь и спускаясь по гулким лестницам, пересекали заросшие бурьяном пустыри. Один раз даже пришлось перелезть через невысокий забор: помогла весьма кстати оказавшаяся возле него поленница. Небо потихоньку светлело. В какой-то миг Кларисса обнаружила, что различает очертания своих рук. Почти сразу пришло узнавание места: дом с высокими и узкими печными трубами и привалившаяся к его стене дощатая хибара – именно здесь обитал Эрл Птицелов. Девочка уже бывала в гостях у старика раньше и теперь немного воспрянула духом, предвкушая встречу с многочисленными живыми трофеями: пойманных птиц Эрл содержал в своем жилище, обходясь минимумом обстановки.

– Беда, старик! – негромко поприветствовал капканных дел мастер испуганно моргающего спросонья Птицелова. – Как видишь, пришлось потревожить тебя раньше, чем я думал… Враг снова нанес удар; то, что мы сейчас разговариваем, настоящее чудо.

– О господи! Входите же, входите скорее…

– Ты тоже в опасности, нам нельзя оставаться тут надолго.

– Надобно решаться, Атаназиус, – сказал Эрл несколькими минутами позже. – Сам видишь, время истекло…

– Так уж вышло, ты – единственный, кому я рискну нынче довериться. Сможешь ли ты приютить ее? Спрятать?

Птицелов задумчиво глянул в глубь помещения. Кларисса, наставительно постукивая пальчиком по прутьям клетки, что-то тихонько объясняла парочке черных вардевальских скворцов.

– Есть тут одно семейство, они кое-чем мне обязаны – и, пожалуй, предоставят малышке кров и стол на несколько дней, коли попрошу хорошенько. Без большой охоты, правда; они весьма скаредны – ну да что поделаешь… А я тем временем исчезну из города: поброжу по округе, подыщу ей хорошее местечко где-нибудь на ферме. Ты ведь понимаешь, чем дальше отсюда – тем спокойнее; да и свежий воздух опять же…

– Лучшего я и пожелать не мог! – Капканных дел мастер благодарно стиснул тонкую сухую ладонь Эрла. – Вот, держи… Здесь двести двадцать гю в ассигнациях и серебряный слиток. Ежели найдешь хорошего перекупщика – потянет еще на двести…

– Слишком много, Атаназиус! – покачал головой Птицелов, принимая увесистый кошель. – Четверти этой суммы с лихвой достанет на все.

– Бери! – с нажимом произнес капканщик. – И проследи, чтобы моя дочь ни в чем не нуждалась… Я вернусь за ней, как только смогу.

* * *

Промозглы осенние ветра, холодны волны Сильферры… Небо над бухтой крупнейшего из озер Титании казалось отражением штормовых вод. Свинцовые облака рваными грядами катились куда-то вдаль, изредка обдавая землю холодными брызгами дождя; клочья едкого угольного дыма метались над низкими крышами портовых пакгаузов. Расставание пахло железом, мокрыми досками и безнадежностью…

– Ты должна быть сильной, мышка. Обещай мне, что будешь сильной.

– Я постараюсь…

Капканных дел мастер вдруг коротко скрежетнул зубами:

– Ну никак я не могу взять тебя с собой, понимаешь – никак!

Они стояли на пирсе; полутора метрами ниже мелкая портовая волна вгрызалась сердитой шавкой в потемневшее дерево свай. Атаназиус кутал дочь жесткими полами рыбацкого плаща, так что наружу выглядывало лишь маленькое бледное личико.

– Когда ты вернешься? – Кларисса изо всех сил старалась, чтобы голос ее не дрожал.

– Не знаю, дочка. Но можешь быть уверена – я не задержусь и на минуту сверх необходимого.

Капканщик неловко обнял ее за плечи.

– Видишь тот длинный каменистый мыс? Что бы ни случилось, но однажды – я думаю, ночью или в сумерках, это ведь наше с тобой любимое время! – из-за него выйдет под всеми парусами очень красивый, но главное – очень быстрый бриг; а я буду стоять на палубе, держась за ванты, и вглядываться в городские огни…

Девочка внезапно всхлипнула и изо всех сил прижалась к нему. Капканщик осторожно погладил ее по волосам.

– Ну что ты, милая, перестань… Ты помнишь, что обещала мне?

– Помню… – сквозь слезы прошептала Кларисса.

– Береги себя! Слушайся дядю Эрла и – заклинаю – держись подальше от черных карет и людей с глазами как оловянные пуговицы! Впрочем, надеюсь, тебе не придется встретиться ни с теми, ни с другими… А теперь беги…

Кларисса, закусив губу, выпорхнула из задубевших складок мокрой ткани. В этот момент сквозь разрыв облаков брызнули лучи солнца, почти по-зимнему низкого и бледного. Маленькая фигурка девочки засияла вдруг мягким жемчужным светом, а над городом проступила акварельным мазком чуть заметная арка радуги. Но лишь на миг – косматые тучи тотчас затянули прореху, и все вокруг словно выцвело, кутаясь в разнообразные оттенки серого.

Экипаж, раскачиваясь и немилосердно скрипя рессорами на каждой выбоине, катился прочь от порта. Девочка забилась в угол и прикрыла глаза, погрузившись в свои мысли. Очередной толчок вывел ее из забытья. Сидевший рядом пробурчал нечто грубое в адрес кучера. Кларисса, не решаясь взглянуть на своего провожатого прямо, чуть скосила глаза. «Не бойся, он простой дворецкий», – шепнул ей Эрл Птицелов, передавая с рук на руки высоченному и худому как жердь господину; но внешность нового спутника отнюдь не располагала к симпатии! Такое количество разнообразных лицевых костей, по мнению девочки, могло быть только у морского окуня. Представить этого типа без лоснящегося сюртука с длинными фалдами и черного, словно печная труба, цилиндра было попросту невозможно; да он и сам, похоже, не мыслил себя в другом одеянии. Названные предметы одежды сидели на его долговязой фигуре, будто он в них родился – а скорее, был собран из частей, подобно манекену, на некой зловещей фабрике. Впрочем, Клариссу радовало уже то, что он вовсе не замечает свою спутницу.

Тряска вскоре почти прекратилась: лошадь свернула с грунтовой дороги на брусчатку. Цоканье копыт сразу стало громче; звуки метались по узкому пространству, порождая причудливое эхо. За окнами кареты, на расстоянии вытянутой руки, проплывали облезлые стены домов. Мало-помалу улицы сделались шире. Вдоль зданий появились тротуары, навстречу стали попадаться другие экипажи и повозки – и вот настал миг, когда поездка завершилась. Клариссин провожатый впервые соблаговолил обратить на спутницу внимание:

– Выходи, приехали!

Девочка, очнувшись от своих мыслей, испуганно глянула наружу. Дом, возле которого остановилась карета, был огромным и мрачным, как и все здания вокруг – казалось, они соперничают друг с другом высотой потемневших, изъеденных непогодой кирпичных стен. Впрочем, толком рассмотреть что-нибудь не представилось возможности: в очередной раз брызнул дождь, и дворецкий сердитым голосом велел поторапливаться. К узлу с вещами Клариссы он даже и не подумал притронуться.

Чугунный дверной молоток, отлитый в форме толстощекой физиономии, глухо брякнул в дверь. В тот же самый миг тяжелые створки распахнулись, и на порог выступила, подбоченясь, совершенно квадратная особа – коротконогая, широкоплечая, словно небольшой комод, со столь же выразительным лицом в обрамлении целого облака жестких, будто стружки, кудряшек.

– Почему так долго, Виттиго?! – Голос женщины был резким и взвизгивающим на окончании фраз, точь-в-точь как у вгрызающейся в дерево пилы; при его звуках невольно возникало желание заткнуть уши. – Разве вы забыли, что слугам сегодня полагается заняться чисткой столового серебра? Неужели я все должна делать сама?

– Они чертовски долго копались! – пробурчал дворецкий. – Я битый час ждал на пристани!

Кларисса могла бы поклясться, что прощание с отцом длилось не дольше пяти минут. Девочка обиженно вскинула глаза – но провожатый уже исчез где-то в недрах дома.

– Ну же, не стой столбом! Заходи! – Экономка сердито фыркнула. – Или ты намерена торчать на улице весь день?!

Кларисса робко переступила порог и очутилась в полутемном холле. Окон здесь не было; единственным источником света являлся бледный газовый рожок в глубине помещения.