Текст книги "Девочка из страны кошмаров"

Автор книги: Павел Марушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

ЧАСТЬ III
Загадка Брауде Тролле

ГЛАВА 1

Вечереет. Силуэты крыш и печных труб кажутся особенно отчетливыми на фоне нежных лиловых сумерек; весь город напоминает чуть подкрашенный акварелью эстамп. Повсюду лежит снег, пока еще тонким слоем – но таять уже не собирается. У берегов Сильферры появился первый ледок, тонкий и блестящий, словно стрекозиные крылышки. Волны то и дело отламывают его края, и льдинки с чуть слышным шорохом трутся друг о друга. Над озером стоит тихий звон. Такое бывает не каждый год – согласно приметам, это предвещает студеную зиму.

Народу на улицах почти нет. Люди побогаче предпочитают коротать время у камина, слушая уютное потрескивание дров и задумчиво любуясь игрой винных бликов в гранях бокала. Те, кто попроще, довольствуются теплом угольных печек и пивом из оловянных кружек. Изредка по улице проезжает дилижанс; закутанный до самого носа возница сутулится, пряча лицо в теплые складки башлыка.

По тротуару одиноко бредет старый фонарщик, выдыхая облачка пара и оставляя за собой неровную цепочку следов. В одной руке у него деревянная стремянка, в другой – маленькая старинная лампа: именно такие использовались раньше в его ремесле. Нынче все не то… Газокалильные фонари вытеснили старые добрые светильники на каменном масле – впрочем, и их в свой черед ждет та же судьба; скоро уже, скоро… Фонарщик тяжело вздыхает. Работа, дававшая пусть небольшой, но верный доход, грозит исчезнуть, развеявшись, словно дым. Должность упразднят… Возникшая в одночасье «Титанская Электрическая Компания» каким-то образом смогла убедить муниципалитет, и скоро дутые стеклянные пузыри повсеместно заменят уютное газовое пламя. Небось, пошли в ход все эти жуликоватые аргументы: калильные колпачки дороги, а газ ненадежен; он причина пожаров, им легко отравиться… А вслед за Уфотаффо настанет очередь других городов. Поговаривают, среди акционеров «Титанской Электрической» сплошь важные шишки, магнаты да господа из правительства. Пожалуй, так оно и есть: простым трудягам вроде него глупо ждать добра от власть имущих. Уж это-то он прочувствовал на собственной шкуре! Новомодное электричество – штука сложная, по крайней мере, так заверяют представители компании – поэтому обслуживание они целиком берут на себя. Болтают, мол, освещение теперь будет повсеместно, на каждой улочке. Глупости, конечно: обитатели окраин всю жизнь прекрасно обходятся без него… Но в центре города работы уже начались. Землекопные команды разбирают брусчатку, роют канавы под кабели, оттаивают кострами подмерзшую землю; пожалуй, такими темпами очередь скоро дойдет и до его участка… Старик останавливается у ближайшего фонаря, раскладывает стремянку и с кряхтеньем забирается по ступенькам. Да, ноги уже не те… Ноги, глаза, спина… Он открывает заслонку, нащупывает бронзовый краник подачи газа. Проклятье, как туго идет! Надо было взять флакон смазки… Скрюченные старческим артритом пальцы терзает боль. Но вот голубоватое пламя начинает лизать пропитанный патентованным составом колпачок; тот постепенно раскаляется, заливая все вокруг теплым сиянием. Еще один; хорошо – до конца улицы осталось не более дюжины фонарей…

* * *

Кларисса приходила в себя постепенно. Словно утопленница, всплывала она из темных холодных глубин наверх, к теплу и свету – всплывала мучительно медленно, ощущая слабые колыхания вод. С каждым мигом давление толщи ослабевало; просыпались давно забытые чувства и ощущения – она начала слышать, вернулись запахи и вкус (во рту словно побывала медная монета). Тело сковывала тяжелая истома. О том, чтобы встать с постели, не могло быть и речи. Несколько раз в комнату заходили какие-то люди; с ней что-то делали – переворачивали, долго и болезненно массировали ступни и запястья, кормили чем-то жидким… Зрение восстановилось в последнюю очередь, и то не сразу. Сперва забрезжил серенький свет, потом стали проступать размытые контуры предметов, постепенно обретая резкость. Лишь спустя несколько дней после своего «пробуждения» девочка обрела интерес к окружающему настолько, чтобы оглядеться по сторонам. Помещение, в котором она находилась, было большим и пустынным. Всю его обстановку составляли печь в углу и уставленная аптекарскими склянками тумбочка рядом с кроватью. На окнах красовались решетки; с высоты койки за ними были видны лишь заснеженные ветви деревьев на фоне хмурого зимнего неба. Пахло лекарствами…

Они пришли на следующий день: очень худая, какая-то выцветшая женщина с выражением вечной брезгливости на лице и вальяжный, полный мужчина, в каждом движении которого чувствовалась привычка повелевать.

– Похоже, властительная Лиодора, наш маленький трофей наконец-то очнулся! – пророкотал он, встретившись взглядом с Клариссой.

– Кризис миновал, пока все складывается удачно, – равнодушно откликнулась названная Лиодорой, лорнируя девочку. – Лишь только она сможет ходить, переведем к остальным: как раз имеется одна несформированная тройка.

Властитель – девочка почти не сомневалась в этом – склонился над койкой, изучающе разглядывая лежащую. В ноздри ей ударили запахи дорогого табака, одеколона и бренди. Мужчина довольно улыбался в короткую густую бороду, но только губами – выпуклые глаза оставались холодными и внимательными.

– Твоя поимка стоила нам двух эпигонов, крошка! Надеюсь, ты оправдаешь столь высокую цену… Я бы на твоем месте очень постарался.

– Она вас не понимает, Митробий, – покачала головой Лиодора. – Действие зелья еще не прошло, ее разум затуманен.

– В самом деле? – усмехнулся Властитель. – А мне вот почему-то кажется, что понимает, причем очень хорошо… Присматривайте за ней как следует, голубушка! Этот хилый ребенок ухитрился два раза оставить с носом наших общих знакомых.

– Из замка убежать невозможно, – сухо отозвалась Лиодора.

В справедливости этого утверждения Кларисса убедилась спустя неделю, как только встала с постели. Ходить все еще было трудно; от слабости ее пошатывало – но начальство Школы такие мелочи совершенно не волновали. Толстая краснолицая женщина бесцеремонно подняла ее с постели и, ни слова не говоря, повела куда-то. Они спустились по узкой и темной лестнице. Каменные ступени под ногами стерлись от времени. Снизу наплывали клубы горячего пара; кирпичная стена сочилась влагой – на ней оседал конденсат. В подвале, среди кипящих котлов с грязным бельем, за девочку взялись две тетки – словно родные сестры первой, такие же багроволикие и бесформенные, будто мешки с картошкой, под своими серыми платьями. Клариссу раздели донага и усадили на холодный дощатый табурет; одна из женщин деловито обшарила карманы ее платьица – и небрежно швырнула его в распахнутую пасть бойлерной печи. Другая взяла ножницы и принялась за дело с азартом овечьего стригаля. Лязг стоял оглушительный. Пряди светлых волос, падая на пол, неприятно щекотали спину и плечи; их было на удивление много… «Неужели она решила остричь меня наголо?» – вяло удивилась Кларисса. Она даже подняла руку, чтобы определить это на ощупь, но краснолицая вдруг рявкнула на нее, да так злобно, что девочка сочла за лучшее не шевелиться до самого конца экзекуции. После стрижки ее заставили влезть в ванну, полную обжигающе-горячей воды, сыпанули на макушку и плечи горсть какого-то порошка и долго, с остервенением терли грубой мочалкой – так, что кожа сделалась ярко-красной. Окатив девочку напоследок из шайки, мучительница удалилась в полумрак – и тут же появилась снова, неся стопку одежды и ветхое до прозрачности полотенце. Все это без единого слова было вручено Клариссе. Сшитое из грубой ткани платье показалось ей слишком широким; но впоследствии она поняла, что это единый фасон для всех воспитанниц Школы.

Школой ее обитатели величали угрюмый, обветшалый замок, расположенный в нескольких часах езды от Уфотаффо, среди унылых вересковых холмов. Населяло ее около полусотни детей в возрасте от шести до четырнадцати лет, немногочисленная обслуга – и несколько Властителей. Старшие ученики, эпигоны, совсем недавно убыли куда-то, все разом. Где и как они теперь жили – о том среди воспитанников ходили самые разнообразные слухи; действительность же была покрыта тайной. В Школе вообще было много тайн и запретов: куда больше, чем необходимо, по мнению Клариссы. Остальные считали подобное положение вещей само собой разумеющимся. «Так надо», – важно говорил Ирхалий, из-за дефекта речи у него получалось «тяк нядя».

Редкозубый Ирхалий, Кларисса и еще одна девочка, Адель, составляли тройку – но к дружбе это не имело ни малейшего отношения; помимо прочего, состав троек менялся ежемесячно. Пойти куда-либо в одиночестве или даже вдвоем было нельзя – наказание не заставляло себя ждать: по этой части Властители были куда как изобретательны. Ознакомившись с положением дел, Кларисса приуныла – в свете здешних порядков предстоящее бегство выглядело весьма непростым делом. Она не сомневалась, что рано или поздно окажется на свободе; вопрос лишь в том, когда это произойдет… Девочка почти не испытывала эмоций, лишь изредка ощущая слабую тень беспокойства или раздражения, – но даже эти отзвуки чувств казались ненастоящими. Она словно раздвоилась, причем большая часть теперешней личности принадлежала новой Клариссе – той самой, что впервые заговорила с ней на парковой скамейке. К прежней себе девочка относилась снисходительно-небрежно, словно к старой кукле; лишь изредка смутное чувство потери тревожило ее душу. Впрочем, следует признать: Кларисса-новая куда лучше справлялась с жизненными коллизиями – а кроме того, у нее, может быть, впервые в жизни, появилась ясная и четкая цель. На второй день знакомства она осторожно попыталась прощупать почву в разговоре с Аделью.

– Ты что! Отсюда никто никогда еще не сбегал! – убежденно заверила ее лядащая золотушная девочка, округляя глаза. – Но если бы кто-то попытался… Я даже не знаю, какое наказание придумали бы Властители; наверняка что-нибудь воистину ужасное!

– Подъемный мост опускают только для самодвижущихся карет! – прошепелявил Ирхалий. – До города здесь знаешь как далеко?!

– Даже если ты выберешься за ворота Школы – куда идти дальше, новенькая? – Адель испуганно оглянулась и снизила голос до шепота. – Кругом пустоши, тебя сразу заметят. Да и потом – надо же что-нибудь есть, где-то спать…

«Еду и ночлег не столь сложно найти, по крайней мере в городе», – мысленно ответила Кларисса; вслух же сказала только:

– Я просто спросила…

«Новенькая» – именно так называли Клариссу обитатели замка; право на собственное имя она потеряла, а другое Властители не спешили ей дать. «Новенькая так новенькая… В конце концов, какая мне разница?» – решила девочка.

Спустя несколько дней ее вызвала к себе директриса Школы, Лиодора. Идти, конечно, пришлось всей тройкой. Где располагается директорский кабинет, знали все без исключения: двустворчатая, обшитая железом дверь с торчащими головками заклепок навевала тяжелые мысли. Адель и Ирхалий остались по ту сторону, а Кларисса впервые переступила порог кабинета. Внутри была своеобычная для Школы, строго казенная обстановка: шкафы, заполненные пыльными бумагами, письменный стол и массивные кресла с высокими спинками. Сквозь зарешеченное окно сочился бледный свет. Директриса внимательно изучала некие документы. Молчание затягивалось. Наконец Лиодора прервала свое занятие и навела на девочку лорнет. Кларисса выдержала тяжелый, тусклый взгляд Властительницы. Неожиданно лицо той дрогнуло, скривившись, точно Лиодора глотнула уксуса, – судя по всему, это должно было означать улыбку.

– Садись, – предложила она. Кларисса устроилась на жестком неудобном сиденье, чинно сложив руки поверх фартука.

– Ты, похоже, всех здесь считаешь своими врагами, – без обиняков начала директриса. – Это неудивительно, однако весьма глупо с твоей стороны, Кларисса Квантикки; ведь ты – одна из нас.

– Меня привезли сюда насильно, – откликнулась девочка. – И никто не…

– Чушь! – брезгливо поморщилась Лиодора. – Твое мнение не имеет никакого значения, запомни это. Ты здесь в силу своего таланта, юная барышня; ты здесь потому, что этого требуют интересы государства – и не тебе оспаривать их! А теперь слушай меня внимательно и не смей перебивать. Очень многое в этом мире скоро изменится. Перед несущими Власть раскроются воистину невиданные возможности – а ведь даже сейчас мы умеем такое, что простые люди не способны себе вообразить. Да, Школа сурова. Мы требуем от всех воспитанников безоговорочного выполнения правил. Да, цена за любую совершенную ошибку в этих стенах высока – поэтому будущие Властители привыкают тщательно оценивать любое свое действие. Да, экзамен жесток – но жизнь порой беспощадна, и мы должны принимать ее удары, не дрогнув. Нас слишком мало, юная Квантикки; поэтому мы отказываем обладателям таланта в свободе выбора.

Кларисса дерзко подняла взгляд:

– Я прекрасно обходилась без вас!

– Этот смутьян Шарлемань задурил тебе голову! К сожалению, наши эмиссары оказались недостаточно расторопными, и семена вольнодумия успели прорасти… Это не так уж страшно; мы найдем на тебя управу, не сомневайся.

Пальцы Лиодоры – тонкие и бледные, словно вылепленные из воска, забарабанили по столу.

– Чему он успел научить тебя?! – вдруг резко спросила она.

Девочка вздрогнула и открыла было рот, чтобы ответить, – но снова вмешалась та, новая Кларисса. «Ты вовсе не обязана ей ничего говорить!»

– Мы немного занимались кулгушти…

– Ты же знаешь, я не о том спрашиваю! – нетерпеливо перебила Лиодора. – Выучил ли он тебя манипулировать Властью?! Впрочем, будет лучше, если я выясню это сама…

Директриса засунула руку под стол и чем-то щелкнула там. Обтянутые войлоком железки, с лязгом выскользнув сзади, плотно сжали грудь и талию девочки, намертво приковав ее к креслу. Кларисса испуганно вскрикнула; в тот же миг бумаги на столе зашевелились, посыпались на пол – и из столешницы выдвинулись два высоких стеклянных цилиндра в решетчатой оплетке. Полыхнуло синим.

Девочка приготовилась отразить нападение; отвести от себя невидимый удушливый вал, обратить его вспять – однако Власть Лиодоры оказалась совсем иной. Сотни ледяных ручейков просочились сквозь защиту Клариссы, сливаясь в единое целое где-то внутри, заполоняя, затопляя тело… Паника охватила все ее существо; девочка словно оказалась в узком темном колодце – а вода все прибывала и прибывала… Она не знала, что противопоставить этой силе, как с ней бороться – но в следующий миг это стало неважным, ибо холодные потоки сомкнулись над ее головой. Что-то с силой рвануло девочку вниз, в глубину, и там началось самое страшное. Лицо Лиодоры надвинулось, расплылось безобразной кляксой, утратив всякое сходство с человеческим обликом… Страшная, заросшая водорослями обитательница глубин висела в толще вод, таращась сквозь нее пустыми глазами и чуть заметно шевеля какими-то перепонками. Директриса не двигалась с места – но в то же время что-то делала с ней, что-то чудовищное и противоестественное… Казалось, это продолжается целую вечность. Наконец воды схлынули, оставив после себя озноб и странную тяжесть во всем теле. Когда Кларисса пришла в себя, железные обручи больше не удерживали ее в кресле, и письменный стол директрисы выглядел как обычно – лишь рассыпанные по полу бумаги напоминали о случившемся. Лиодора криво улыбалась, глядя на воспитанницу с неким странным удовлетворением.

– Теперь можешь идти. Ступай же!

Девочка встала и слегка пошатнулась – колени были словно ватные.

– Постой, – уже в дверях окликнула ее директриса. – Отныне имя тебе – Одэтта; то, другое – забудь.

«Это не мое имя!» – хотела возразить девочка; но горло словно бы сдавила невидимая длань, а другая легла на макушку и с силой надавила, принуждая сделать реверанс.

* * *

Двое путешественников ввалились в харчевню вместе с волной холодного воздуха. Владелец хмуро смерил их взглядом: жилистые, оборванные, заросшие до самых ушей нечесаными бородами, в пропахшей дымом костров одежде, путники больше всего смахивали на лихих разбойничков прежних времен.

– Хозяин! Кружку горячего вина с гвоздикой и перцем! – прохрипел один, тяжело облокачиваясь о темную, пятнистую от пролитых напитков стойку.

– Мне тоже. И мяса, жаркого или что там у тебя есть в печи, да поживее! – поддержал его второй.

– Мяса? – задумчиво переспросил харчевенщик. – Мяса, значит… А деньги у досточтимых господ имеются?

Хриплоголосый пошарил в кармане и тяжело припечатал к доске горсть серебряных квадро.

– Комната отыщется свободная?

– Сделаем… – Хозяин еще раз внимательно осмотрел путников. – Видно, господа давненько не бывали в Уфотаффо?

– Тебе что за дело? – нахмурился хриплый.

– Угадал! – белозубо улыбнулся другой, слегка пихнув товарища в бок. – Ну и?

– В столице нынче объявлен комендантский час. Шляться после полуночи с этой штуковиной – не лучшая идея… – Харчевенщик с откровенной усмешкой кивнул на котомку одного из гостей: оттуда торчала изогнутая рукоять гранпистоли.

– Комендантский час… Только этого нам не хватало! – буркнул Атаназиус, усаживаясь за грубо сколоченный стол, подальше от единственной на все помещение керосиновой лампы.

– Перемены, перемены… – вздохнул Куяница. – Обычно в это время здесь было полно народу: картежники, жулье, контрабандисты и прочая милая шваль… Я надеялся встретить пару-тройку добрых знакомцев.

Капканщик хмыкнул. Они со шкипером были единственными посетителями – если не считать неподвижное тело за дальним концом стола, наполовину сползшее под лавку. Лицо этого господина закрывала донельзя измятая войлочная шляпа, поля ее чуть вздымались от богатырского храпа. Распространяемый пьянчугой перегар был столь могучим, что чувствовался даже у стойки.

– Да, похоже, скваттеров нынче изрядно прижали… Не шибко радостная весть. Отец был прав – дело идет к большой войне.

– Что думаешь делать завтра? – осведомился шкипер, когда голод и жажда были утолены.

– Мне надо найти в городе… Кое-кого. А потом… Ты, надеюсь, не забыл, что отныне служишь Королевству?

– Никак нет, твоя светлость! – Куяница шутовски взял под козырек. – Может, намекнешь, чем нам теперь придется заниматься?

– Пока не знаю, это зависит от конкретной обстановки. В любом случае дело будет небезвыгодным для тебя, так что… Как думаешь, здешнему хозяину можно доверять?

– Он не настучит на нас полиции, если ты об этом – себе дороже. Такие ребята обычно имеют свою долю в контрабандном бизнесе.

– И то хлеб… – Капканщик мрачно уставился в стол.

Куяница вновь наполнил опустевшие стаканы. Ароматы пряностей приятно щекотали ноздри.

– Послушай, парень, мы познакомились не самым удачным образом, но с тех пор немало воды утекло. Кроме того, нам через многое пришлось пройти вместе… Скажи – что тебя гложет? Это, конечно, не мое дело; да только я заметил – с каждой милей, приближающей нас к Уфотаффо, ты становишься все мрачнее.

– Уезжая, я оставил здесь дочь… – после долгого молчания отозвался Атаназиус. – Оставил на попечение человека, который то ли умер, то ли пустился в бега… Одному только дьяволу известно, какова судьба моей малышки.

– Вон оно что! – присвистнул шкипер. – Теперь понимаю…

В эту ночь капканных дел мастер долго не мог заснуть, беспокойно ворочаясь с боку на бок. Лишь под утро удалось забыться глубоким, тяжелым сном – он словно провалился неожиданно в тесную яму…

Проснулся капканщик поздно. Куяницы нигде не было. Приведя себя в порядок, Атаназиус спустился вниз. Шкипер в одиночестве поглощал обильный завтрак – пожалуй, тот стоил доброго обеда; стол перед ним был уставлен разнообразной снедью. При виде компаньона он приглашающе махнул рукой. За время блужданий по чащобам северной Фортуганы оба изрядно отощали и теперь при любой возможности наверстывали упущенное.

– Никак ты обчистил здешнюю кухню!

– Ну почему же обчистил, за все заплачено звонкой монетой… Присоединяйся, твоя св… То есть я хотел сказать – старина!

Капканщик не заставил себя ждать – и с хрустом впился зубами в холодную куриную ногу.

– Я тут расспросил между делом нашего любезного хозяина, – поведал Куяница. – Похоже, ты прав насчет войны… Никто, конечно, не понимает, каким манером правительство надеется ее выиграть, и тем не менее… Ох, не попасть бы нам с тобой в самое пекло! Сезон навигации на Сильферре закончен, сейчас ни один моряк в здравом уме не согласится пойти в рейс. Вот незадача! Да и Грифоника, наверное, со дня на день заледенеет – если уже не встала…

– Это ты о чем? – непонимающе поднял бровь Атаназиус.

– Да о моей скорлупке, о чем же еще! Дураку понятно, что наши горе-адмиралы вынашивают очередной «гениальный» план, боюсь – как бы не начали реквизировать суда в пользу Республики. Эх, если б мы добрались до Уфотаффо хоть на пару недель раньше – я бы отправил люгер с несколькими верными людьми в Санбризанну. Лидиана наверняка будет хранить нейтралитет…

– До весны в любом случае можешь не беспокоиться, – пожал плечами капканщик. – А там видно будет; дожить бы… Нам с тобой предстоят здесь большие дела, Алоис.

– Этого-то я и опасаюсь! – хохотнул Куяница. – Так что ты надумал?

– Для начала сведешь меня с нужными людьми. Мне потребны те, кто влюблен в золото и делает дело, не задавая лишних вопросов.

– О, это можно. Правда, качество услуг сильно зависит от размеров вознаграждения…

– Ты вроде уже мог убедиться – мы не скупимся…

– Это верно, черт возьми! Вот что: если тебе нужна такого рода публика – лучше сначала разыскать моего помощника, Драггу. У него всегда найдется парочка надежных знакомцев.

– Как же, помню я этого головореза… – Атаназиус мрачно усмехнулся. – Ладно. Ты хоть имеешь представление, где он ошивается?

– Надобно поспрошать в доках… А по пути можно будет завернуть к цирюльнику, да и лавку готового платья не стоит обходить стороной – в этих нарядах мы с тобой выглядим слишком живописно для благопорядочных граждан… Раз на то пошло, и городские бани посетить не грех!

– Пожалуй…

Атаназиус, несмотря на предостережение харчевенщика, не пожелал расстаться с гранпистолью, прикрепив ее к подкладке пальто прочной петлей. Остальное свое имущество капканщик запечатал в ящик и отправил почтой, как особо ценный груз, в одно из отделений Торгового банка Уфотаффо – до востребования. Приведя свою внешность в относительно благопристойный вид и еще раз плотно перекусив, они направились в порт. Народу на улицах было немного. Лица встречных не отличались озабоченностью или суровостью; какими бы ни были политические коллизии, жизнь в столице шла своим чередом – пока. Куяница чуть приотстал от своего спутника; и едва не налетел на него, когда тот вдруг резко остановился. Капканщик молча, со странным выражением лица созерцал вывеску аптекарской лавки. Под титанскими буквами тянулась изломанная вязь кулгушти; очевидно, здесь торговали снадобьями восточной медицины.

– Что это с тобой? – удивленно поинтересовался шкипер. Атаназиус, не отвечая, вошел внутрь. Куяница последовал за своим спутником, с любопытством посматривая по сторонам. Фармацевт ютился в маленьком, тесном и темном помещении; воздух тут пропах камфарой и лекарственными травами. Уставленные бесчисленными пузырьками и склянками стеллажи занимали все стены; с потолка свешивалось на толстой дратве непременное чучело крокодила. Заведовал здешним хозяйством невысокий сухонький господин. Чертами лица он мало походил на уроженца Регистрата, однако носил традиционный итанский халат – очевидно, ради соответствия обстановке. Длинный острый нос аптекаря увенчивали большущие очки с сильно выпуклыми стеклами, отчего глаза казались в несколько раз больше нормального размера, придавая ему сходство с неким экзотическим насекомым.

– Чем могу служить, господа? – спросил он, с некоторой настороженностью переводя взгляд с одного посетителя на другого.

– Прошу прощения за беспокойство… – Капканщик явно находился в затруднении. – Дело в том, что, проходя мимо, я обратил внимание на вашу вывеску…

– О, у нас отменный товар, самого высокого качества, можете не сомневаться! – оживился аптекарь. – Более того; ежели вам потребен некий редкий препарат, то есть возможность сделать заказ: наши поставки идут прямиком из Регистрата. Цены, конечно, выше обычных; но зато вы можете быть уверены – это не какая-нибудь низкопробная подделка…

– Я, собственно, хотел спросить о другом: что именно означает строчка на кулгушти?

– Имя и фамилия владельца, только и всего! Господину Шемалату Сорья Кши принадлежит в славном Уфотаффо несколько…

– Самый последний символ в строке – что он означает?

Аптекарь недоуменно уставился на капканщика. Тогда Атаназиус попросил клочок бумаги и вывел на нем знак:

– Насколько мне известно, такой буквы нет в кулгушти…

– А, вот вы о чем! – заулыбался аптекарь. – Это «Кши», то есть – «третий». Видите ли, в старинных итанских родах принято называть братьев одним и тем же именем. Считается, такое приносит удачу, или что-то в этом роде… А приставку дают, дабы различать их; соответственно, господин Шемалат – третий брат в достопочтенном семействе Сорья…

– Значит, это – цифра «три»?

– Да, совершенно верно… Вы знакомы с письменным итанским? Все знаки там группируются в строчки, по шести символов в каждой. В современном варианте кулгушти их пять; но в старину была еще одна, шестая строка; смотрите…

– «Отражение шатров и птиц»! – прошептал капканщик. – Вот оно что! Так это цифры!

– Ну да… Та система счисления, которой мы пользуемся сейчас, вытеснила эти знаки; их теперь можно встретить разве что в написании фамилий, да еще в некоторых древних документах…

– Дело за малым: подставить цифирь в дневник старичка Тролле! – весело ухмыльнулся Куяница, когда они покинули аптеку. – Кстати – ты часом не потерял бумагу с шифром?

– Не потерял, – проворчал Атаназиус. – Впрочем, это неважно, я помню ее наизусть… Все равно получается ерунда. Вот, гляди… – и он вывел на снегу: «142 14 с 23 125 в».

Шкипер помолчал с минуту.

– Чем-то смахивает на координаты, верно? Можно допустить, что «с» – это северная широта, а «в» – восточная долгота… Гм, нет. Числа просто ни в какие ворота не лезут!

– Кажется, будто я в полушаге от разгадки! – стиснул кулаки Атаназиус. – Ладно, сейчас все равно ничего не получится. Нужна бумага, чернила, перья, кой-какие книги – может, тогда… А теперь давай-ка разыщем твоего старпома.

Однако это оказалось не столь уж простым делом. По известным Куянице адресам Драгга не объявлялся. Пришлось обходить один за другим портовые кабаки, наводя справки у сумрачных завсегдатаев. Наконец какой-то оборванец в пестрых лохмотьях сунул шкиперу записку. «Днем в два. Одноног», – гласил корявый текст.

Ну и что означает сия тарабарщина? – поинтересовался капканщик, заглядывая через плечо компаньона.

– Парень будет ждать нас в два часа дня в погребке «Одноногий дьявол». Это на окраине доков, глухой уголок… Странно, он что – скрывается от кого-то? Эй, малый! – требовательно обратился шкипер к оборванцу. – Тот, кто дал тебе эту записку, – где он сейчас?

Скваттер ухмыльнулся и ткнул корявым пальцем себе в рот. Меж беззубых десен шевелился темный обрубок языка…

За свою жизнь капканных дел мастеру пришлось повидать немало гнусных местечек; но «Одноногий дьявол», пожалуй, был наиболее отвратительным. «Самая мерзкая, грязная и вонючая дыра в Уфотаффо», – так охарактеризовал его Куяница; однако действительность оказалась еще хуже. Старое кирпичное здание некогда перенесло пожар. Балки, поддерживающие крышу, изрядно обуглились; кровельное железо проржавело насквозь, открыв путь многочисленным протечкам. Ремонтировать дом никто не пожелал. Опустел верхний этаж, затем и первый; жизнь нынче теплилась только в самом низу. Сквозь узкое окошко доносились пьяные вопли. Спустившись по крошащимся ступеням, компаньоны очутились в низком, темном, сыром подвале. Пол усеивали кучи грязных опилок; вонь пролитого пива, немытых тел и угольного чада висела в воздухе столь плотным облаком, что у зашедших с улицы невольно начинали слезиться глаза. Скудное освещение обеспечивало лишь узкое окошко под самым потолком да немногочисленные огарки свечей, вставленные в пустые бутылки из-под рома. С приходом новых посетителей в погребке воцарилось нехорошее молчание. Взгляды присутствующих оценивающе мерили капканщика и шкипера. Впрочем, спустя малое время кто-то признал Куяницу, и шум возобновился. Публика тут собиралась самого гнусного пошиба; Атаназиус подумал, что столько отребья за раз он видел, пожалуй, лишь в каторжной тюрьме. «Это не люди, – напомнил он себе. – Это материал, с которым тебе придется работать; и если взглянуть с этой точки зрения, они превосходны – грабители, убийцы и контрабандисты, готовые на все ради нескольких гю. Глина господа бога…»

– Ну и где твой дружок?

– Покуда я его не вижу… Эх, давненько не доводилось тут бывать! Подзабыл уже, как оно… Сейчас-то я предпочитаю заведения другого пошиба – благо могу себе это позволить; но некогда… Все-таки «Одноногий дьявол» имеет своеобразный колорит!

– Верно, полиция сюда носа не кажет?

– Спрашиваешь! Доки вообще не самый безопасный район для парней в фуражках, а сунуться в местечко вроде этого – все равно что пустить себе пулю в лоб.

Драгга появился неожиданно – материализовался в спертом воздухе, сумрачно ухмыляясь из-под низко надвинутого капюшона.

– Давненько не виделись, шкип…

– Здорово! Скажи-ка, друг любезный, – а где нынче «Морская лисичка»? – прищурился Куяница. – Что-то я ее не приметил в порту…

– Скорлупку пришлось килевать, настала пора чистить днище. Я распорядился…

– Вот как? Я-то считал, отдавать подобные распоряжения – моя прерогатива…

– Видел бы ты, как там все обросло! – осуждающе покачал головой Драгга. – Я, может, и влез малость в твои полномочия; да только не от хорошей жизни!

– Ну и где она?

– Тут, неподалеку… – Драгга мотнул головой. – Мы вытащили ее на берег возле кладбища старых кораблей.

– Хочу посмотреть! – встал Куяница. – Пойдем, глянем – так ли все плохо. Да и говорить на свежем воздухе сподручнее – ни к чему нам лишние уши…

– Ты встречал того, кто заказал мою погибель? – поинтересовался капканщик.

– Не… Пока бог миловал… – хрипло ответил Драгга.

– Ну так найди мне его! Плачу вдвое против того, что обещали за мою голову; но он нужен мне целым и невредимым.

– Ладно, сделаем… Только это, господин хороший: денежки придется вперед…

– Половину. Другую получишь, когда я увижу этого типа связанным и с кляпом во рту.

– Лады.

Корабельное кладбище раскинулось на побережье, сразу за доками. Остовы судов выглядывали из-под снега, словно туши неких левиафанов, выброшенные на берег. Изъеденные непогодами серебристо-серые доски отваливались, обнажая ребра шпангоутов и усиливая сходство с мертвыми чудовищами. Передвигаться здесь следовало осторожно: источенные ветрами и непогодой деревянные конструкции могли обрушиться от одного-единственного неловкого движения и серьезно покалечить. Бессмысленные взгляды носовых фигур провожали путников. Ведомые Драггой, они петляли меж мусорных куч. Внезапно Атаназиус замедлил шаг: