Текст книги "Девочка из страны кошмаров"

Автор книги: Павел Марушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

– Вот, хлебни-ка… Красное вино с острова Коломбина, сахар, мускат, имбирь и малая толика колодезной воды. Такого ты нигде больше не попробуешь, только в Фортугане!

– Это верно, – проворчал капканщик, выходя из транса. – Что за скаредная привычка – разбавлять вино!

– Ну не скажи! В Пробрианике так делают довольно часто, особенно на юге.

– Только там используют не водичку, а апельсиновый сок. Гм… Однако, недурственное пойло!

– А я что говорил! Как у тебя продвигаются дела с расшифровкой?

– Пока безуспешно, – покачал головой Атаназиус. – Ты сам-то разбираешься хоть немного в тайнописи?

– Не больше, чем того требует моя профессия, – усмехнулся Куяница. – У контрабандистов есть система условных обозначений, своего рода тайный язык – например, если ты получаешь записку от старого друга и в конце ее стоит точка, это значит, на встречу идти не стоит тебя ждет засада…

– Не думал, что у вашего брата в чести такая солидарность!

– Знаешь, всяко лучше предупредить человека, чем потом получить от него кинжал под лопатку ненастной ночью…

– А, вон оно что! Тогда понятно… Но точка – это просто условный знак; с шифрами все несколько сложнее. Существует две основные разновидности и различные комбинации обеих. Думаю, Тролле использовал самый простой вариант, подстановочный.

– Это как?

– Вместо одного знака подставляется другой; только и всего. Легкий способ; но его и разгадать легче. Второй вариант, перестановочный – когда буквы меняются местами согласно некоему алгоритму.

– Покажи-ка мне еще раз свою находку, – попросил шкипер.

Капканных дел мастер раскрыл одну из книг; обложка дневника Тролле распрямлялась между ее страниц.

– Вот, гляди…

– По-моему, типичная итанская тарабарщина, – пожал плечами Куяница. – А что получается, если прочесть это?

– В том-то и дело! Читаются здесь только два знака – шестой слева и последний, «с» и «в».

– А остальные?

– Таких попросту нет! Алфавит кулгушти записывается в пять рядов; шатры, их отражение, шатры и горы, снова отражение, шатры и птицы. А эти знаки образуют шестой ряд, отражение шатров и птиц.

Шкипер задумался.

– Может, Тролле записал этими значками те буквы, которых в кулгушти нет? Например, «щ» или мягкий знак?

– Пробовал уже… – покачал головой капканщик. – Чего я только не пробовал! Читал это все справа налево, переворачивал, менял местами… На очереди численные значения; но боюсь, мне эта загадка не по зубам. Придется отправлять донесение и ждать ответ… Надеюсь, отцовские криптологи окажутся поумнее меня. Проклятье!

– А что, если ты, как это у нас говорится, не от той печки пляшешь? – спросил через некоторое время Куяница. – Давай рассуждать по-другому: что именно мог зашифровать Тролле одной короткой строчкой? Ты, вообще, уверен, что это не пустышка?

– Да ни в чем я уже не уверен… – устало вздохнул Атаназиус.

– Три буквы, потом две, потом одна… Потом две, три и опять одна. Не представляю, что можно записать таким образом.

– Ты заметил, что после шестой буквы интервал больше? Думаю, здесь всего два слова; но только каких?

– Гм… Знаешь, очень даже может быть! – Глаза шкипера блеснули; тайна невольно захватила его воображение. – Послушай, а что тебе вообще известно о Брауде Тролле? Может, удастся отыскать ключ к шифру в его прошлом?

– Ничего не приходит на ум. Конечно, разгадка могла быть и в самом дневнике… Думаю, он попадет в руки отца, рано или поздно… Вопрос лишь в том, какую цену придется за это заплатить.

– По совести сказать, я рад, что это не моя проблема. Пойду перекинусь кой с кем в картишки: все равно на этой калоше делать больше нечего!

Капканных дел мастер не ответил, вновь погрузившись в раздумья.

Таким манером прошло два дня. Атаназиус почти не вылезал из каюты, зато Куяница развернулся вовсю. В игру постепенно оказались втянуты все намеченные им пассажиры; словно паук, сплетающий свою паутину, экс-шкипер завлекал их к ломберному столу, позволял увлечься мнимой удачей – и не торопясь обчищал до нитки. Подвергнувшиеся этой процедуре не торопились, однако же, предупредить товарищей по несчастью: ведь куда приятнее, когда в дураках остаешься не ты один! К тому часу, как причальный конец «Звезды Гвендолены» был пойман мальчишкой на вардевальской пристани, Куяница успел сколотить небольшой капиталец – и отнюдь не собирался останавливаться на достигнутом.

– Послушай, старина! – втолковывал он сумрачно внимающему капканщику. – Своим ходом нам топать и топать, к тому же здесь это небезопасно – места самые что ни на есть разбойничьи; кому и знать, как не мне! Предлагаю следующий вариант: мы остаемся на борту и поднимаемся по Гвендолене вверх, до самой лидианской границы.

– Разве Вардеваль – не конечная пристань? – вяло удивился Атаназиус.

– Это последний крупный город на севере Фортутаны. Но выше по течению полно маленьких селений; вальщики леса вяжут там свои плоты – а любой пароход для них является чем-то вроде плавучей лавки и бесплатной газеты одновременно. Ну, может, последние миль пять-десять придется проделать пешком… А там уже рукой подать до Сильферры; и будь я проклят, если не найду на побережье суденышка, которое отвезет нас прямехонько в Уфотаффо!

– Близится зима, скоро конец навигации…

– Да мы сто раз успеем!

– А как ты собираешься пересечь границу, даже две?

– Придумаем что-нибудь! К тому же… – Шкипер сделал паузу; глаза его лукаво блеснули. – У твоей котомки наверняка двойное дно, и фальшивых документов там навалом – небось, и на меня тоже…

– Интересно, когда это ты успел залезть в мои пожитки, пройдоха! – прищурился Атаназиус. – Вроде я от самой дамбы не спускаю с них глаз!

– Да не трогал я ничего! – рассмеялся Куяница. – Просто некоторые вещи совершенно очевидны, твоя светлость!

– Я ж говорил – не зови меня так! – рыкнул на него капканщик. – Надеюсь, только тебе очевидны… Что ж, пожалуй, в этом есть свой резон.

Все проблемы, связанные с дальнейшим плаванием, решила горсть монет. Пароходик загружался углем и товарами. Атаназиус, отложив на время расшифровку, вышел на палубу. На деревянном настиле пристани выстроились в ряд мешки; несколько мальчишек красными от холода руками зачерпывали горсти воды и смачивали джутовую ткань.

– Что это они делают? – полюбопытствовал капканщик.

Куяница глянул через плечо:

– А, эти… Готовят к отправке муку. Будь мешки поменьше, их просто окунали бы в реку; но такие здоровенные им не удержать.

– Но какой в этом смысл?

– Это старинный матросский способ: сначала намочить, потом высушить в тепле. Внутри мешка образуется каменно-твердая корка засохшего теста – и муке уже не страшны трюмные запахи, плесень и прочие превратности плавания. В молодости я тоже этим подрабатывал… Недолго, правда.

– Покуда не научился плутовать в карты? – иронично приподнял бровь Атаназиус.

– Ага. Вроде того, – Куяница проводил взглядом поднимавшихся на борт и довольно потер ладони. – Видишь ту веселую компанию? А здоровенного лося в кожаной шляпе? Как думаешь, зачем такой едет в верховья реки? Готов побиться об заклад, это преуспевающий лесоторговец, причем гонору у него явно поболе, чем требуется разумному человеку… Ах, черт побери, удача сама плывет мне в руки!

– Смотри не ошибись!

– Вот увидишь, – самонадеянно заявил шкипер, – я сыграю на нем, как на скрипке!

Стоянка была долгой. Наконец пароходик отвалил от пристани под аккомпанемент переливчатого гудка. Капканных дел мастер подкрепил свои силы в буфете и снова взялся за расшифровку. Определенно, здесь сокрыты два слова; два проклятущих слова… Последнюю запись Брауде сделал вскоре после сражения, возможно – всего за несколько минут до начала военного совета, где и было принято роковое решение…

В голове медленно забрезжила догадка. Что, если это – имя и фамилия какого-то человека? За стеклом иллюминатора постепенно сгущались сумерки. Внезапно дверь каюты распахнулась, и внутрь проскользнул Куяница.

– Старина, у меня две новости: одна плохая, другая хорошая, – выдохнул он, щелкнув задвижкой и лихорадочно роясь в своих пожитках. – Какую ты желаешь услышать первой?

– Плохую, естественно! – пожал плечами капканщик. – Что, здоровенный лось в кожаной шляпе обобрал тебя до нитки, друг мой?

– Если бы так! Все хуже, гораздо хуже. Этот парень – дивий патер.

Последние слова Куяница произнес с какой-то особой интонацией. Атаназиус нахмурился:

– Прости, любезный; но я не шибко разбираюсь в фортуганском воровском койне.

– Про дивьих братцевты слыхал, конечно? В вардевальских лесах есть настоящие разбойничьи хутора, властям туда дорога заказана… А над братцамистоит дивий патер– ему отходит толика прибыли с каждой мукомольни, «опекаемой» его людьми, с каждой лесопилки, с каждого ограбленного на большой дороге дилижанса…

– Хорошо, суть я уловил. Как это ты не постеснялся плутовать с ним в карты? Смельчак, право слово!

– Хорош ерничать! Я же не знал! – страдальчески возопил шкипер. – А когда понял, с кем имею дело, – было уже поздно останавливаться…

– Словом, ты обчистил короля местных разбойников. И как намерен поступить теперь?

– По-моему, старина, самое время покинуть эту коптилку… – Тут кто-то попробовал дверь на прочность. Капканщик нахмурился и потянулся к оружию. Куяница изо всех сил замотал головой: «Нет-нет!» Снаружи постучали – негромко, но настойчиво.

– Кто там?! – рявкнул Атаназиус. – Кого еще черти несут?!

За дверью посовещались; мужской голос убеждал кого-то: «Здесь он, здесь!»

– Отоприте, любезный! Нам нужно перекинуться парой словечек с вашим приятелем! – раздался звучный бас.

– Это он! – прошептал Куяница.

– Ну и к чему такая спешка? Подождите, покуда он соблаговолит выйти!

Филенка затрещала – кто-то надавил плечом.

– Буду стрелять! – предупредил капканщик.

– Да ты что? – издевательски осведомились снаружи. – Прямо-таки стрелять? Ну, так у вас самое большее два ствола против наших шести; как думаешь – долго продержитесь?

– На судовую команду не надейтесь, они вам ничем не помогут, – снова встрял бас. – Решим это дело полюбовно, как водится промеж цивилизованными людьми… Но коли хотите с пальбой да кровью – пожалуй, можно и так!

– Хорошо, я верну вам то, что выиграл! – чертыхнулся Куяница. – Просуну под дверь, и на этом будем считать наше маленькое недоразумение улаженным, годится?

– Не пойдет! – ответил бас. – Ты, друг любезный, осмелился плутовать на моей территории, да еще и при своих хочешь остаться? Хорошие дела! Нет уж, придется заплатить за такую наглость! Или ты предпочитаешь вплавь добираться до берега?

– С привязанным к шее колосником! – подхватил кто-то. – Это наша любимая забава!

– Что, закон в этих краях совсем не действует? – поинтересовался капканщик.

– Да как тебе сказать… Все зависит от конкретных обстоятельств, – пояснил Куяница, доставая оружие; он был бледен, но действовал решительно. – Посуди сам: мы с тобой чужаки, а публика на судне – сплошь местные. К чему им наживать неприятности, свидетельствуя против такого могущественного типа? Бьюсь об заклад, никто и пальцем не шевельнет, даже если нас утопят прямо у них на глазах.

– Думаешь, до этого дойдет?

– Всякое может статься.

– Но ведь поползут слухи…

– Что с того? Патеру и его банде оно только на руку…

Неожиданно хлопнул выстрел. Пуля, пробив филенку, попала в бутыль с остатками выпивки; стекло разбилось, и сквозь ивовую оплетку полилось вино – прямо на разложенные бумаги. «Какого дьявола ты сделал это?!» – сердито осведомились за дверью.

– Твой выбор? – поднял бровь Атаназиус.

– Сказать по совести, мне чертовски не хочется расставаться с наличными! – тихонько посетовал Куяница.

– Ну так не расставайся, – с этими словами капканщик поднял гранпистоль и выстрелил.

Маленькую каюту тотчас заволокли густые клубы дыма. В двери появилась дыра величиной с голову ребенка, с той стороны кто-то истошно заорал. Квантикки быстро шагнул в сторону, и вовремя – спустя миг воздух прошило несколько пуль.

– Господи милосердный! Кровь! Я ранен! – вопили за дверью.

– Проклятье! Нерпице отстрелили руку!

– Вышибай, к чертовой матери! – рявкнул бас.

Капканщик выстрелил снова, целясь на голос, но не попал.

– Все, их стволы пусты! Выбивайте!

Дверь затрещала от множества ударов, но щеколда каким-то чудом еще держалась. Атаназиус подхватил мешок с пожитками и распахнул иллюминатор. Куяница хладнокровно разрядил свою гранпистоль, прикончив одного из нападавших.

– В другой раз эти дурни будут помнить о многоствольном оружии. Прогресс не стоит на месте! – хмыкнул он, выбираясь наружу вслед за своим компаньоном.

Осенняя вода обожгла, словно огнем. Очутившись за бортом, шкипер яростно заработал руками и ногами, стараясь оказаться как можно дальше от пароходика, чтобы его не затянуло под гребное колесо. От холода сразу свело все члены – да так, что Куяница тихонько застонал сквозь зубы. Дорожный мешок сделался страшной обузой, но он упрямо цеплялся за него. Темный, заросший ельником берег приближался слишком медленно… Со стороны пароходика треснул выстрел; вода в нескольких метрах впереди выплюнула фонтанчик.

– Черта с два! – прохрипел Куяница.

Рядом, по-тюленьи звучно отфыркиваясь, вынырнул Атаназиус.

– Послушай, а что там насчет хорошей новости?

– Кх… Тьфу! Какой еще новости?

– Ты сказал, у тебя две новости: хорошая и плохая. Про плохую мне теперь все понятно, какова хорошая?

– Ах, ты об этом, – несколько смущенно отозвался Куяница. – Ну… Я же все-таки выиграл!

– Вон оно что! – Сарказму в голосе капканных дел мастера не было предела.

На берег оба выбрались ползком – ледяные воды Гвендолены выпили почти все силы. Держась за ствол молоденькой ели, Атаназиус поднялся на ноги и долгим взглядом проводил пароход.

– Как думаешь, станется с них отрядить в погоню шлюпку?

– Вряд ли. Ради того, чтобы найти двух головорезов, к тому же неплохо вооруженных? Дивий патер не так глуп. Но стоит нам показаться в каком-нибудь селении, и вся его свора тотчас сядет нам на хвост. Эти парни теперь просто обязаны прикончить нас – дабы не уронить авторитет; а верные люди у них повсюду…

– Значит, покуда не пересечем границу, нам придется избегать населенных мест? Хорошенькое дело! По-твоему, выигрыш стоил того?

– Наверное, нет, – вздохнул Куяница. – Но так уж все сложилось…

– Ладно, я и сам хорош, – проворчал Атаназиус. – Мог бы осадить тебя и договориться с разбойничками полюбовно… Боюсь, я окончательно потерял способность выдерживать роль – впрочем, никогда не умел этого толком… Скромные ремесленники не ведут себя подобным образом, верно?

– Люди бывают всякие, но гонору у тебя, твоя светлость, на двоих хватит, это точно…

Капканщик невесело хохотнул и принялся раздеваться. Сняв всю одежду и тщательно отжав ее, путешественники вновь облачились. Обоих била дрожь; зуб на зуб не попадал. Развязали мешки. Паспорта и другие важные бумаги были упакованы в плотный пакет из вощеной кожи и практически не пострадали от воды; зато все остальное промокло изрядно. Впрочем, залитая воском жестянка пороху, благоразумно купленная еще в Воллангасте, также осталась сухой.

– Надо бы развести огонь, – невнятно пробормотал шкипер. – Так и замерзнуть немудрено!

Капканщик извлек из-за пазухи нож и принялся за работу. Спустя час на крохотной полянке в глубине леса уже полыхал небольшой костерок, а путники заканчивали возведение крытого лапником шалаша. Оба согрелись, от одежды валил пар.

– Давненько я не ночевал в лесу! – весело приговаривал Куяница. – Эх, сейчас бы кружечку горячего глинтвейна да ломоть жареной оленины!

– С едой у нас негусто. Несколько размокших галет, вот и все. Завтра, ежели повезет, подстрелим какого-нибудь зверя либо птицу… От, невезение!

– Что?! – удивился шкипер.

– Снег повалил, – Атаназиус мрачно уставился на ладонь, где крупная снежинка превращалась в каплю воды.

– Проклятье! К утру здесь наметет непролазных сугробов… – Куяница растерянно огляделся по сторонам.

– Ладно, с этим мы все рано ничего не поделаем – а в шалаше будет даже теплей. Ты умеешь мастерить снегоступы?

– Умел когда-то…

– Завтра поутру будешь вспоминать лесную науку – и меня заодно научишь. До границы миль тридцать-сорок, и все это расстояние нам придется проделать на своих двоих по заснеженному лесу. Постараемся выжить, компаньон… А густой снег все продолжал падать – мягко и неумолимо. Поднималась метель.

ГЛАВА 6

Тонкие пальцы Петрония нежно касались клавиш, извлекая из дешевенького пианино чудесную мелодию. Одетая в вечернее платье Мельдана, опершись о спинку его стула, с томным видом обоняла увядшую белую розу. В таком виде застали свое начальство эпигоны, явившись на зов. Гармодий удивленно вскинул брови: тусклая внешность Властительницы, ее плоская грудь и мышиного цвета волосы превращали всю авансцену в некую злую пародию, так что по спине невольно пробегали мурашки.

– Ну-с, дамы и господа, – усмехнулась Мельдана; похоже, она до мелочей рассчитала эффект. – Представление начинается! Шарлемань и девчонка Квантикки здесь, в Шехандиаде – по меньшей мере, вторую неделю. Сегодня ночью мы пустим Тварь по их следу; и с этой минуты вам предоставляется возможность самостоятельных действий. После возвращения на родину те из вас, что останутся в живых, станут полноправными Властителями Младшего круга. Напоминаю, задание должно быть выполнено любой ценой, в случае неудачи я не потерплю никаких оправданий. А теперь прошу всех присутствующих сдать мне свои медальоны.

Эпигоны неторопливо зашевелились. Предоставлять Властительнице гарант собственной верности никому не хотелось. Мельдана ждала, насмешливо кривя губы. Виндарий незаметно подтолкнул локтем Гармодия и указал взглядом на одного из сотоварищей, высокого белокурого юношу с правильными чертами лица и холодными голубыми глазами. Тот отдал требуемое одним из первых – и теперь с высокомерным видом посматривал на замешкавшихся. Мельдана подняла медальоны над головой и легонько встряхнула. Раздался тонкий стеклянный перезвон.

– Никто не хочет что-нибудь сказать, может быть, признаться в чем-либо предосудительном… Нет? Ну ладно… Петроний, приступайте.

Властитель, на минуту оторвавшись от клавиш, засветил лампу Тролле. Эпигоны непонимающе переглядывались меж собой. Мельдана сосредоточилась, и плоские, сердцевидной формы кристаллы озарились теплым мерцанием – все, кроме одного. Лицо блондина вдруг залила меловая бледность – это было заметно даже в неестественном сиянии некросвета. Мельдана, слегка улыбаясь, поднесла темный медальон к глазам и прочла выгравированное на нем имя.

– Господин Неверель, так-так-так… Какая замечательная подделка! Даже кровь внутри настоящая, насколько я могу судить… Вот только не ваша.

Взгляд эпигона остекленел; капелька пота выползла из-под белокурой челки и медленно заскользила по лбу, оставляя за собой блестящую дорожку. Вокруг Невереля тотчас образовалось пустое пространство: остальные расступились, с интересом взирая на происходящее.

– Мне бы хотелось увидеть подлинный медальон; полагаю, он у вас где-то поблизости… Ну?

Неверель каким-то деревянным движением сунул руку за пазуху и протянул Властительнице кристалл.

– Да, на этот раз настоящий… – Мельдана шагнула к столу, покачала кулон на цепочке и поднесла его к пламени свечи. Блондин судорожно втянул воздух сквозь сжатые зубы; по лицу его градом катился пот. Властительница убрала кристалл, с легкой улыбкой наблюдая за эпигоном.

– Напомните мне первый принцип Власти, Неверель.

– Пос-слушание и кх-хонтроль… – просипел тот; юношу била частая дрожь.

– А как вы думаете, что обеспечивает неукоснительное соблюдение этих положений? – Медальон вновь на несколько мгновений окунулся в огонь. Неверель стал задыхаться; лицо его налилось кровью, глаза полезли из орбит.

– Забыли? Я напомню: неотвратимость возмездия; причем наказание всегда соответствует тяжести проступка… Ну и последний вопрос: какое наказание полагается за государственную измену?

– Я… Не… Изменя-я-а-ал…

– Сокрытие эпигоном медальона верности трактуется как попытка измены и приравнивается к тягчайшим государственным преступлениям! – бодро отбарабанил Петроний, наигрывая вальс. – Наказание – смерть…

– Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, – подвела итог Мельдана; рыжеватый язычок пламени принялся лизать кристалл.

Юношу захлестнула храбрость отчаяния, он явил Власть – но Петроний и Мельдана с легкостью припечатали эту попытку. Блондин рухнул на колени. Из прокушенной губы по подбородку бежал ручеек крови; скрюченные пальцы раздирали рубаху на груди. Темно-багровый лик исказился в беззвучном вопле. Сейчас Неверель уже ничем не напоминал того лощеного красавчика, каким был всего минуту назад. Тут послышался легкий хруст – и медальон треснул. Осколок закопченного хрусталя звякнул о бронзу подсвечника, и в тот же миг тело эпигона расслабилось и мягко завалилось на бок.

– Дамы и господа, на этом показательную экзекуцию разрешите считать завершенной.

– И что теперь прикажете делать с трупом? – задумчиво спросил Петроний, закрывая крышку пианино.

– Хм… Кажется, вы сетовали на недостаток свежей органики в рационе Твари?

– О! Что ж, это весьма… Остроумно.

На землю спустились ранние осенние сумерки; потихоньку начинало темнеть. Кларисса забралась на подоконник, прижалась лбом к холодному стеклу. Снаружи моросил дождь. Госпожа Эвельгарт с волшебником отправились в оперу и обещали вернуться поздно. Тихая тоска беспричинно грызла девочку весь день, должно быть, из-за погоды – низкие тучи словно приплюснули столичные здания, враз лишив воздушной легкости каменные кружева Шехандиады.

Кларисса закрыла глаза. Маленькая фея, чуть слышно шурша стрекозиными крыльями, спланировала ей на плечо. «Отчего ты такая грустная?» – «Не знаю… Они нравятся мне, и Шарлемань, и Нэлтье – хотя с ними порой бывает страшновато. Но все равно я чувствую себя одинокой. Как будто внутри пустота, понимаешь?» – «Конечно, понимаю, – отвечала Цецилия. – Но когда ты являешь Власть, то сразу же забываешь об этом, верно? В тебе словно просыпается маленький бесенок. Теперь, когда эти синие лучи не кажутся такими жуткими, волшебство начинает доставлять тебе удовольствие». – «Да, наверное, ты права… Первый раз я почувствовала это, когда мы втроем летали над крышами. Представляешь – словно птицы!» – «Хорошие девочки не летают, – назидательно сообщила Цецилия, поправляя крылышки. – Ты ведь и сама понимаешь, что это неправильно». – «Ну и пусть! Меня чуть не убили, когда я была хорошей, мне сломали руку, я глотала объедки… Может, надо для разнообразия немножко побыть плохой? Ну хоть чуть-чуть… Шарлемань вообще говорит, что делить людей на хороших и плохих глупо, бывают лишь сильные и слабые». – «Если будешь так думать, то не попадешь в рай», – нахмурилась фея. «А вот госпожа Эвельгарт сказала, что хороших девочек пускают в рай, а плохих – куда угодно, – парировала Кларисса. – Правда, наверное, она так пошутила – они с Шарлеманем долго смеялись потом. Нэлтье вообще очень веселая».

Фея не нашлась что ответить – и улетела. «Обиделась, – решила Кларисса, спрыгивая с подоконника. – Даже Цецилия не хочет со мной играть… Ну и пусть! Интересно, а каково это – вести себя очень-очень плохо? Что, если попробовать… Пока никто не видит?» Мысль эта показалась ей настолько необычной и соблазнительной, что Кларисса тихонько хихикнула. «Я плохая… Нет, я просто маленькое чудовище! Что бы такого гадкого сделать для начала? А! Хорошие девочки никогда не подсматривают и не подглядывают… Ну-ну…» – Скорчив страшную гримасу, девочка на цыпочках подкралась к дверям Шарлеманевой комнаты и осторожно приоткрыла дверь. Раньше она не заходила к своему наставнику. Комната как комната; аккуратно заправленная кровать, комод, букетик сухих цветов на столике возле кровати. И еще… Еще там лежали часы волшебника – те самые, с двумя головками. «Он забыл!» Затаив дыхание, Кларисса осторожно взяла в руки массивный серебряный кругляш. До сих пор она ни разу не пыталась колдовать в одиночку, без присмотра. Щелкнула, открываясь, крышка; девочка напряглась в ожидании синей вспышки – но, оказывается, она нажала не на ту головку.

– Ладно, вторая попытка…

На этот раз все получилось как надо: некросвет залил помещение; кобальтовые тени пролегли по стенам и потолку… Власть заполнила комнату мягким бесформенным облаком. Это было тревожное, но и приятное чувство: она могла дотянуться здесь до любой вещи и сделать с ней все, что угодно… Повинуясь внимательному взгляду, ночной колпак Шарлеманя ожил, шевельнулся – и плавно воспарил в воздух. «Я ведь и сама так умею!» Тело послушно стало терять вес. Кларисса оттолкнулась от пола – и взмыла к потолку, тихонько хихикая от переполнявших ее чувств. Внезапно слух девочки уловил некие странные звуки. Она легко спланировала на пол и недоуменно огляделась. Низкое, словно собачье ворчание раздавалось из-под кровати… Кларисса с замиранием сердца наклонилась, приподняла покрывало – и увидела Шарлеманев саквояж. Тихое рычание издавал именно он. Осторожно защелкнув крышку хронометра, Кларисса попятилась – и опрометью выскочила из комнаты, хлопнув дверью. В гостиной ее одолел смех. «Испугалась саквояжа, глупая! Правда, он – волшебный, так что, может, и правильно… Но быть плохой, оказывается, так забавно! Чем еще можно себя поразвлечь? А вот чем: хорошие девочки не гуляют вечерами по крышам… Заодно подышу свежим воздухом». Накинув первое попавшееся пальто, Кларисса выпорхнула на лестницу. Лаз на чердак не запирался; поднявшись по скрипучей лесенке, девочка отворила слуховое окно и осторожно выглянула наружу.

Уже почти стемнело. Ненастная погода разогнала обитателей столицы по домам, и на мокрых осенних улицах было пустынно. Порывы ветра несли мелкую водяную взвесь, и девочка подняла воротник, пряча лицо от влаги. «Ну и зачем ты сюда пришла? Темно, сыро, тоскливо… Взлететь по-настоящему ты все равно не сможешь, смелости не хватит, а любоваться на прохожих – невелика радость. Да и нет внизу никого… Хотя – вон бредет какая-то нищенка. Бедная, как же ее скрючило! Можно подумать, нюхает мостовую… Ага, вон и регистратор объявился, словно из-под земли; сейчас наверняка проверит у старухи документы». К подобным сценам девочка уже успела привыкнуть: выйти из дома без паспорта означало – подвергнуть себя немалому риску. Собственно, отсутствие паспорта и было причиной, из-за которой она не смогла составить компанию Шарлеманю и Нэлтье, а вновь превращаться в опостылевшего Дабби Дэя ей не хотелось. Бумаги, удостоверяющие личность и род занятий, имелись в Регистрате у каждого, не исключая даже детей. Нищим, кроме того, выдавалась специальная деревянная бирка с номером; просить милостыню, не имея таковой, считалось преступлением.

Полицей-регистратор шестого ранга Юсут Карья мок под дождем уже несколько часов, был голоден, трезв и пребывал по этому поводу в донельзя мрачном настроении. Действительно, стоило только подумать о том, что все его коллеги уже благополучно сдали дежурство и теперь вкушают заслуженный отдых… Но – проступок есть проступок; он сам виноват, что покинул пост на час раньше положенного, да еще ухитрился попасться на глаза внутреннему регистратору Управления подшофе… Теперь целый месяц придется замаливать грех; это еще, считай, повезло – запросто мог лишиться должности! Здесь, в столице, такие дела вершатся быстро; и будь счастлив, если получишь просто понижение в ранге, а не окажешься на краю света, где-нибудь на острове Шехантран… А то и вовсе: достанет начальство из ящика ритуальные ножницы, один вид коих повергает все Управление в трепет, – чик! – и крашенный хной кончик бороды падает на пол… Все, ты больше не регистратор! Получай «волчий билет» и выметайся из города в двадцать четыре часа куда глаза глядят.

– Регистратор Карья; бирку и паспорт предъявляем… – недовольно буркнул Юсут, заступая дорогу согбенной фигуре в лохмотьях. Может, повезет и бирка окажется просроченной: вот и повод приволочь нищенку в Управление, заработать себе лишнюю галочку в ведомости задержаний, заодно и погреться…

Существо под капюшоном чуть слышно зашипело и попыталось обойти регистратора.

– А ну стоять! – рявкнул Юсут, хватая старуху за плечо. Лохмотья были странными на ощупь – словно и не тряпка вовсе, а склизкая лягушачья кожа. Какая гадость! Великий Порядок, ну и воняет же от нее! Как он раньше не почувствовал? Сомнительное удовольствие – тащить эдакое чудо через весь квартал… – Я кому сказал, стоять!

Нищенка медленно распрямилась, оказавшись почти на две головы выше рослого полицей-регистратора.

Юсут Карья заглянул в темную дыру капюшона – вернее, того, что он ошибочно принимал за глубокий капюшон.

Юсут Карья закричал.

Тварь откликнулась.

Человеческое ухо не могло воспринять эти звуки; но они проникали сквозь кожу и плоть, заставляя мелко вибрировать кости, превращая человеческую волю и решимость в кисель… Собаки по всей округе зашлись истошным воем, Кларисса у себя на крыше тихонько охнула и изо всех сил стиснула зубы. Полицей-регистратор рухнул как подкошенный, судорожно дрыгнул ногами – и впал в беспамятство.

* * *

Гармодий и Виндарий, отставшие от Твари на пару кварталов, тоже ощутили ее неслышное тремоло. Облаченные в длинные, пропитанные каучуком плащи, они следовали за своей ищейкой; в руках у Виндария покачивалась переносная лампа Тролле, похожая на большой якорный фонарь с массивным цоколем. Для обычных людей стекло ее оставалось темным…

– Похоже, наша красуля снова кого-то повстречала, – бросил Гармодий.

– Угу… После нынешней ночи местный фольклор обогатится еще одной мрачной легендой.

– Хорошо, что Властители догадались накормить милашку; можешь смеяться, но я чувствую себя спокойнее, зная, что она сыта.

– Отчего же, вполне тебя понимаю…

– Где там остальные, хотел бы я знать!

Виндарий оглянулся:

– Ксаверий идет следом за нами, а Селины что-то не видно.

– Хитрая стерва! – процедил Гармодий. – Бьюсь об заклад, эта дрянь хочет отсидеться за нашими спинами, а потом как ни в чем не бывало предстать перед Властителями. Но уж я позабочусь… Смазливая мордашка ей не поможет; Мельдана со всех спрашивает одинаково строго!

– Честно говоря, меня больше беспокоит Шарлемань. С девчонкой мы управимся в два счета, но этот…

– Я думаю, у Властителей есть некий план относительно его персоны, – важно отозвался Гармодий. – Полагаю, они отвлекут его внимание, а мы тем временем заполучим девчонку.

Виндарий насмешливо глянул на собеседника:

– Скажи-ка, любезный, а тебе не приходил в голову прямо противоположный вариант? С чего вдруг Властителям рисковать своей шкурой ради эпигонов? Куда лучше втихаря выкрасть приз, покуда Шарлемань будет разделывать нас под орех! Полагаю, Селина прекрасно это поняла, она вообще соображает неплохо… И побыстрее, чем ты, мой маленький прыщавый друг!