Текст книги "Девочка из страны кошмаров"

Автор книги: Павел Марушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА 6

Бабах! Пенный вал прибоя с пушечным гулом дробится о черные рифы; и укрощенная, лишенная своей злобной мощи волна устремляется дальше, шипя в мелкой прибрежной гальке, словно тысяча рассерженных змей. Над пологим берегом курится легкая искрящаяся дымка: водяная пыль, носимая порывами ветра. Кругом голо, ни деревца, ни кустика – лишь серебристые мхи, темно-серый камень да выглядывающие из расселин пучки жухлой ржаво-красной травы. Слева угадываются силуэты далеких холмов, справа – пустынная равнина, теряющаяся в стылом молочном небе… Здесь красиво, но это красота больших пространств: холодная, суровая… Северная. И все-таки до чего приятно вновь ощутить под ногами твердую землю! Путешествие на корабле слилось для Клариссы в сплошную череду дней, полных холода, сырости, тошноты и постоянной качки. Оказывается, морской болезни она подвержена не только в образе Дабби Дэя, но и в своем собственном… Море Дьявола, казалось, лишь ждало случая, чтобы оправдать данное ему название. Когда все уже было готово, отплытие пришлось отложить на два дня из-за налетевшего шторма. Гавань Писквилити располагалась в треугольной бухте, одинаково хорошо защищенной от северных и юго-восточных ветров, однако на выходе из нее было несколько мелей; и даже в спокойную погоду требовалось немалое мастерство, чтобы провести меж ними корабль. Впрочем, капитан Старица не зря считался лучшим моряком в этих водах; ни мели, ни рифы, ни изменчивые ветра не помешали ему доставить маленькую экспедицию к месту назначения.

– Вы окончательно решили взять малышку с собой? – спросил он капканщика, покуда на воду спускали шлюпку. – Смотрите, Атаназиус, еще не поздно передумать… Мы с женой рады будем, если она погостит у нас, места хватит…

Кларисса, уловив колебания отца, крепко вцепилась в его рукав и изо всех сил замотала головой. Капканных дел мастер успокаивающе потрепал ее по плечу и улыбнулся:

– Благодарю вас, Нерман… Она останется со мной.

Старица плотно сжал губы и отвернулся.

Вскоре на берегу выросла небольшая гора ящиков; девочка оседлала ее и, беспечно болтая ногами, принялась осматриваться по сторонам. Отец между тем развил бурную деятельность: он вскрывал грузы, доставал и раскладывал снаряжение.

– По большому счету, нам ничего не грозит – ежели, конечно, блюсти надлежащую осторожность, – говорил он, заряжая и рассовывая по карманам пистолеты. – Координаты Тролле, что бы там ни находилось, лежат примерно в ста сорока километрах отсюда. Но это напрямки, а нам с тобой придется идти берегом Лигейи. Получается сто пятьдесят – сто шестьдесят километров: пустяки, дней десять ходу… А еды нам хватит надолго, будь уверена! Да и охотиться можно при случае – эвон сколько пороху взяли…

«Я совсем не волнуюсь, папа; меня не надо утешать!» – собиралась было сказать Кларисса, но вовремя прикусила язык. Она поняла вдруг, что отец успокаивал вовсе не ее, а себя…

Распаковав ящики, капканных дел мастер достал инструмент и споро принялся за работу. Кларисса не верила своим глазам: в течение какого-то получаса Атаназиус соорудил небольшую повозку – с колесами, брезентовым верхом и прочим. Это очень напоминало фургон, в котором они путешествовали по Титании, только меньших размеров и без лошадей. Девочка вспомнила отцовские рисунки: десятки набросков, заполонивших в последний месяц их маленькую комнатушку. «Какая же я глупая! Мне казалось, он так отдыхает от своих мыслей – рисует тележки, колеса… Папа ведь не просто придумал это; он еще заказал где-то все детали!»

– Ну вот и готово! – довольно хмыкнул капканщик, вбивая последний гвоздь. – Неплохо сконструировано, э? Легкая, удобная… Там, внутри, даже печурка есть – маленькая, верно; да ведь и фургон невелик!

– Здорово! – искренне восхитилась Кларисса. – Но… Где же лошадь?

– Перед тобой, – ухмыльнулся отец и вдруг заржал: – И-го-го-о-о-о!

Они дружно расхохотались.

– Ну, дочурка, пора в путь! – Капканных дел мастер впрягся в ременные постромки. – Будь ласкова, забирайся внутрь, усаживайся, располагайся…

– Что ты, пап! Это же тяжело, я лучше пойду пешком, рядом с тобой…

– А ну-ка, быстренько! – нахмурился капканщик. – Когда понадобится вылезти, я скажу; может, еще и подталкивать возок придется… Отдыхай пока.

Колеса то и дело подпрыгивали на неровностях, но идти, в общем, было легко: берег в этом месте состоял из плоских каменных глыб, лишь кое-где рассеченных глубокими узкими трещинами. День понемногу угасал; остров не радовал своих гостей яркими закатными красками – просто хмурые небеса незаметно темнели, приобретая иссиня-серый оттенок, какой бывает в грозовых тучах. Когда сумерки сгустились настолько, что нельзя стало различать цвета, фургончик остановился.

– Все, привал! – объявил капканщик, забираясь под парусину. – Вот и окончен первый день нашего пути, дочка; ну-ка, глянь измеритель – сколь мы прошли?

Кларисса покосилась на маленькую бронзовую коробочку, прицепленную изнутри к борту возка. Тонкая спица уходила от нее сквозь отверстие вниз, к колесу; и при каждом его обороте в приборчике что-то чуть слышно щелкало.

– На этих кружочках число семь тысяч восемьсот семьдесят два…

– Без малого восемь километров, неплохо для начала! Посмотрим, что будет завтра; мне показалось, у горизонта тянется темная полоса – похоже на лес…

Ужинали всухомятку; мини-печурку решили пока не топить – а зря: с наступлением темноты очень быстро похолодало. К счастью, теплая одежда и одеяла были предусмотрительно закуплены еще в Уфотаффо, а борта фургончика неплохо защищали от ветра.

– Не надевай меховую куртку, просто набрось на плечи и закутайся в нее, – учил дочь капканщик. – Только заткни чем-нибудь рукава или выверни их внутрь, чтобы тепло не выходило.

Кларисса так и сделала; действительно, стало гораздо уютней. Незаметно для себя девочка провалилась в сон. Проснулась она от холода: утренний знобкий морозец проник-таки под все одежки – а может, они просто отсырели за ночь? Девочка зевнула, сладко потянулась – и с испугом осмотрелась по сторонам. Отца рядом не было.

– Папа!

– Здесь я, здесь, – донеслось снаружи. Наспех застегнув пуговицы, Кларисса выбралась из фургона. Капканных дел мастер, присев на корточки, внимательно разглядывал землю.

– Ну, как тебе спалось?

– Хорошо; только я немножко замерзла под утро… Что там у тебя?

– Да вот, понимаешь… – капканщик нехотя кивнул на углубление в песке. – Похоже очень на след. Точней сказать не могу; тут повсюду эта жесткая трава – а она распрямляется почти сразу, как на нее наступишь… Досадно, право.

– Наверное, это твой собственный отпечаток, – предположила Кларисса. Вместо ответа отец поставил ногу на песок. Подбитая гвоздиками подошва тяжелого сапога четко пропечаталась рядом.

– Не нравится мне это… Ладно, дочка, давай приготовим завтрак.

Затопили печурку. На дрова пошли доски от ящиков со снаряжением – капканщик вчера предусмотрительно увязал их и принайтовил к заднему бортику. Перекусив, тронулись в путь. Атаназиус то и дело сверялся с ручным компасом. Растительность понемногу становилась разнообразнее, но это не радовало: мелкий, пружинистый кустарник так и норовил вцепиться в колеса. Нагнувшись, капканщик отломил ветку и удивленно хмыкнул: это была карликовая береза.

Синеватая полоска так и маячила вдали, дразня воображение; лишь во второй половине дня они приблизились настолько, что стало можно различить отдельные деревья.

– Дай-ка мне подзорную трубу… – попросил Атаназиус во время очередной передышки.

Маленькая рука высунулась из-под парусинового полога и протянула требуемое. Да, все верно – низкорослый, но густой ельник. Забавно: иглы на ветках не темно-зеленые, как в Титании, а голубовато-серебристые… Стоп, а это что такое?! Сутулая, худая как щепка, оборванная фигура была уже на опушке; спустя миг она исчезла среди хвои; и все же капканщик не сомневался в увиденном.

– Знаешь что? Давай-ка мы с тобой сменим курс: боюсь, среди деревьев возок застрянет. Да, приготовь ружье и палаш, пусть они будут под рукой.

– Там есть кто-нибудь? – опасливо полюбопытствовала Кларисса.

– Нет… – солгал отец. – Просто мало ли что…

Теперь они шли на юго-восток; и весь день капканщика не покидало ощущение чужого взгляда – со стороны леса как будто тянуло легким холодком. Атаназиус часто останавливался и приникал к окуляру; но ни разу не увидел ничего, кроме разлапистых еловых веток.

– Сегодня ночью спать придется по очереди, – предупредил он дочь. – Как стемнеет, разожжем небольшой костер и будем караулить, коли чего заметишь – сразу меня буди…

– Ладно. Пап, меня совсем не клонит в сон: можно тогда я буду сторожить первой?

– Хорошо, гляди только, чтоб не сморило. Почувствуешь, что глазки смыкаются, – сразу буди меня.

Хворост здесь имелся в изобилии, – засохшие карликовые деревца с трудом ломались, но хорошо горели. Они собрали несколько охапок топлива; при экономном расходовании его должно было хватить до утра. Съев приготовленный дочерью немудрящий ужин, капканщик завалился спать, справедливо рассудив, что до темноты непрошеных гостей ждать нечего – в противном случае они уже объявились бы.

Разбудил его встревоженный шепот Клариссы:

– Папа, папа, вставай! Мне кажется, сюда кто-то идет…

Схватив палаш, капканных дел мастер выбрался из фургончика. Уже совсем стемнело; в ночи ярко полыхал костер. Огонь выхватывал из тьмы лишь малый клочок земли; и там, за границей освещенного пространства, слышались шорохи и негромкие голоса.

– Ну что, я же был прав, прав? Скажи, что я был прав, вождь, скажи! Ты сам видишь: целая проклятущая повозка! Я случайно заметил их, когда проходил землями Пустобережного урочища; и сразу, сразу предупредил тебя, сразу… Мне обязательно полагается за это доля… Какая-нибудь хорошая вещь!

– Не суетись так, Сломанный Нос! – посоветовал некто. – Что там у тебя за доля, разберемся позднее; покамест ты еще ничего не заслужил, я так мыслю…

– Эй, кто там? А ну, объявись! – рявкнул капканщик. Голоса замолкли, из темноты выступили тощие жилистые фигуры. Были они грязны и оборваны; с лицами, заросшими густыми неопрятными бородами. Ввалившиеся щеки, сгорбленные спины; глаза, мрачно поблескивающие в глубоких ямах глазниц… Да это же сплошь старики, мельком удивился Атаназиус, глядя на всклокоченные сивые космы пришельцев; или тяготы жизни сделали их такими раньше срока…

Кларисса испуганно выглянула из-под брезента.

– Э, да он здесь не один! – обрадованно прошепелявил кто-то. – Смотрите, какая аппетитная цыпонька прячется! Цыпа-цыпа-цып…

Атаназиус, глядя в глаза ближайшему разбойнику, медленно вытянул клинок из ножен. Металлический шелест заставил оборванцев отступить на шаг.

– Эй! – хрипло воскликнул один, очевидно, предводитель шайки. – Мы можем договориться по-хорошему! Тебе все равно не сберечь свое добро: подкараулят и убьют… А коли отдашь возок сам – отпустим с миром, ступай себе…

– Хорошо, – разомкнул губы капканщик. Он давненько не держал в руках оружия с длинным клинком, но крепко помнил правило: дистанция, на которой фехтовальщик достает неискушенного врага, как правило, несколько больше, чем кажется последнему. Еще бы один шаг…

– И девчонку! – торопливо облизнулся разбойник. – Ее тоже у тебя отберут…

– Хорошо, и девчонку… – улыбнулся капканщик.

– И… С-сапоги, т-твои с-сапоги…

– Сначала убери саблю! – потребовал главарь; Атаназиус улыбнулся еще шире и сделал движение, будто вкладывает палаш в ножны, – но вместо этого резко оттолкнулся ногой, вложив всю силу и скорость в короткий рывок. Клинок со свистом описал кольцо – и вновь застыл острием вперед; по лезвию лениво сползала темная капля. На бородатом лице медленно проступило выражение крайнего изумления. Разрубленный наискось до середины груди негодяй опустился на колени, словно для молитвы, – и сунулся лицом в землю. Все замерли; капканщик опустил палаш, спокойно достал из кармана пистолет и выпалил в ближайшего разбойника. Тот со страшным криком повалился навзничь и принялся корчиться, держась за живот. Это решило дело: в следующий миг оборванцы бросились во тьму. Лишь раненый протяжно стонал да скреб землю, покуда удар палаша не оборвал его мучения.

– Ну вот и все; можешь спать спокойно, – буркнул Атаназиус дочери, вытирая лезвие пучком жухлой травы. – Я покуда покараулю.

Уснуть Кларисса смогла лишь под утро. Фургончик то и дело потряхивало; в этот день капканщик шел почти без остановок, быстрым шагом – он уже приноровился и к тяжести своего груза, и к особенностям пути, почти без раздумий выбирая наиболее удобную дорогу. Вскоре лес остался позади, зато все чаще стали встречаться камни – большущие, сглаженные временем валуны, вросшие в землю. Кое-где они были высотой с дом, так что приходилось давать крюка в обход. Поглощенный этими маневрами Атаназиус не сразу заметил, что небо стало другим. По правую руку облака выгибались исполинским куполом, словно обтекая край невидимой линзы; в последующие дни ему часто доводилось наблюдать этот атмосферный эффект над озером Лигейя.

Водная гладь открылась взору неожиданно: обогнув могучий, поросший ельником утес, путники узрели побережье. Языки галечных пляжей глубоко врезались в пологую сушу, свидетельствуя о ярости бушевавших здесь штормов. Поверхность озера имела странный, неуловимый цвет: то, что еще минуту назад казалось угрюмой свинцовой толщей, вдруг начинало мерцать изумрудной зеленью от пробившегося сквозь тучи солнечного луча; а в следующий миг налетевший ветерок расчерчивал все до самого горизонта серебристой штриховкой мелкой ряби. У самого берега вода играла всеми оттенками розового и кирпично-красного, отражая цвет прибрежных камней. Кларисса, словно завороженная, взирала на сказочные превращения: в эти минуты девочка не вспоминала ни о ночном кошмаре, ни о ждущей их впереди неизвестности.

Тащить фургончик по берегу оказалось не самым простым делом: колеса то вязли в мелкой гальке, то подпрыгивали, наткнувшись на булыжник. Лоб капканных дел мастера покрылся крупными каплями пота. Он начал испытывать жажду, однако питьевой запас приходилось экономить – озерная вода была солоноватой; не такой, как морская, но все же непригодной к употреблению. Спустя пару дней это может стать настоящей проблемой, мрачно подумал Атаназиус; хорошо бы наткнуться на ручей или источник… Он устремил взгляд на восток. Перед ним лежали огромные открытые пространства; но видимость не превышала трех-четырех километров: дали заволакивала колеблющаяся дымка. Капканщик оглянулся назад – и нахмурился: за ними тянулся след от колес фургона; не слишком отчетливый, но несомненный. Для опытного глаза выследить путников не представляло труда.

На ночлег они устроились в скалах. Атаназиус предусмотрительно выбрал такое место, где огонь костра был невидим издали. Кроме того, он пошел на некоторые простые, но действенные уловки: разложил на подходах к стоянке сухие ветки и камешки – с таким расчетом, чтобы крадущийся в темноте непременно задел их, вызвав шум. Ночь, однако, прошла спокойно – невзирая на смутное чувство угрозы, постоянно тревожившее капканщика. Наутро он сверился с картой. Судя по измерителю расстояний, за три дня возок одолел без малого семьдесят километров – разумеется, не по прямой, но тем не менее заметно приблизившись к цели. Если идти в том же темпе, то уже сегодня они смогут увидеть западную оконечность длинного острова, лежащего неподалеку от берега. В том же темпе… Атаназиус с беспокойством посмотрел на небо. Над озером оно было безмятежно-прозрачным; но с севера, со стороны Пояса Борея, наползала свинцовая туча.

Фургончик катил вдоль берега, мелкая галька с треском выскакивала из-под колес. А прибой в озере сильный, с отстраненным интересом подумал Атаназиус; почти морской. Любопытно: Лигейя и Сильферра примерно одинакового размера, но совершенно разные по характеру. Там воды чуть слышно плещут о берег, и даже в шторм на мелководье не бывает по-настоящему высоких волн. Здесь – наоборот: эвон какие широкие пляжи…

Туча надвигалась медленно, но неуклонно; к полудню она закрыла небо над головой. Поверхность озера сразу сделалась темно-серой, почти черной, и расцвела короткими злыми барашками. Повалил снег. Капканщик чертыхнулся сквозь зубы. Он ожидал снегопада с самого момента высадки; но все же тешил себя упованиями, что обойдется. Разумеется, среди прочего груза у них имелись лыжи – удобные, короткие и широкие, излюбленные северными охотниками; но даже воспоминание о фортуганской чащобной эпопее заставляло поежиться. Они с Куяницей чуть не погибли тогда; если бы не железное упрямство одного и неуемная жажда жизни другого, лесное зверье давно растащило бы по логовам их обглоданные кости…

Снег валил столь густо, что уже через час сделалось трудно идти: колеса фургона застревали.

– Привал! – выдохнул с облаком пара Атаназиус. – Как ты там, мышка, – не замерзла?

– Немножко… Ой, это же настоящая зима! – Сонная Кларисса выглянула из-под капюшона меховой куртки.

– В этих краях, говорят, такие снегопады бывают даже в середине лета… Ну, нет худа без добра – мы вволю натопим себе питьевой воды!

Девочка тут же вылезла из-под парусины, вооруженная котелком. По счастью, некоторый запас топлива они все время возили с собой… Вскоре из короткой жестяной трубы на крыше фургона повалил дым. Утолив жажду и подкрепив силы густой похлебкой из муки и пеммикана, капканщик позволил себе несколько часов сна; а ближе к вечеру взялся за дело. Колеса были сняты до лучших времен. Их место заняли широкие, обитые жестью полозья. Тащить возок санным ходом сначала показалось тяжко; но Атаназиус приноровился, и они двинулись едва ли не быстрей прежнего – полозья скользили по снегу, практически не застревая. Метель вдруг пошла на убыль, а затем и вовсе прекратилась. Пейзаж за это время изменился неузнаваемо: казалось, путешественники ненароком забрели в старинную гравюру. Вечерело. Небо очистилось, над горизонтом взошла бледная долька месяца.

– Пап… Дай мне, пожалуйста, подзорную трубу, – вдруг попросила дочь.

Капканщик пошарил по карманам.

– Держи… Видишь что-нибудь интересное?

– Там, впереди… По-моему, там из земли идет пар!

– Ну-ка… – Атаназиус в свой черед приложился к окуляру. – Да, похоже, ты права: там горячие источники, позади нас нет такой дымки… Проклятье.

…Не пять, не десять – дюжины две вооруженных копьями и закутанных в звериные шкуры людей… Людей, возвращенных в первобытное состояние и почуявших лакомый запах добычи. С такого расстояния фигурки выглядели не больше фаланги мизинца. Кларисса испуганно заглянула в глаза отцу; лицо капканщика сделалось жестким, на скулах поигрывали желваки.

– Попробуем добраться до ключей… Если это и в самом деле они. Там, в тумане, может, удастся сбить погоню со следа, особливо когда стемнеет… Приготовься, уложи в заплечные мешки побольше провизии – возможно, нам придется бросить сани. Найди вторые лыжи, но покамест не надевай; я скажу, когда.

Сумерки наползали медленно; вскоре сделалось ясно, что они не успевают. Горячие источники были в какой-то сотне шагов; ветер проносил над головой клочья пара. Но теперь уже безо всякой подзорной трубы можно было рассмотреть сшитые из звериных шкур одежды преследователей и длинные развевающиеся волосы. Наконечники копий поблескивали металлом. «Теперь их не расковывают, так и оставляют на берегу. Лишь вручают кому-нибудь молоток да зубило», – вспомнились капканщику слова капитана Старицы. Похоже, тому железу нашли здесь достойное применение…

Атаназиус понимал, что нужно оставить силы для битвы; и тем не менее упрямо продолжал тащить сани – до тех пор, покуда расстояние не сократилось настолько, что он стал различать лица преследователей. Тогда капканщик остановился, достал из фургона ружье, тщательно прицелился и выстрелил. Первый копейщик рухнул на снег, но остальные даже не замедлили шага. Атаназиус торопливо перезарядил оружие.

– Ляг на дно повозки и навали на себя побольше барахла, – велел он дочери. – И не высовывайся, покуда я не скажу, что можно.

У меня будет еще один выстрел, прежде чем они окажутся на расстоянии броска копья, холодно подумал Атаназиус, поднимая ствол на уровень глаз. Свет низкого месяца заиграл бликами на вороненой стали. Палец капканных дел мастера уже готов был спустить собачку, но тут богатый происшествиями вечер преподнес очередной сюрприз. Преследователи вдруг разом завопили и обратились вспять; в их криках слышалась не просто паника – звериный, животный ужас.

– Волот!!! Сюда идет волот!!!

Бесшумно, словно призраки, из облаков пара впереди возникали огромные серебристые тени. Тускло светились огоньки глаз. Атаназиусу не доводилось еще встречать гигантских полярных волков, но он узнал их сразу – по описаниям в книгах, которые всегда, до этого самого момента, считал некоторым преувеличением…

Но не одни лишь волки были причиной внезапной паники: вослед четвероногим охотникам с невозможной для человека быстротой и легкостью мчалось некое существо. Волот передвигался на двух ногах; тем не менее капканщик всерьез засомневался – можно ли отнести его к людскому роду? Рост чудища превышал два метра; выглядывающие из-под снежно-белой шкуры бицепсы имели объем больший, чем бедро взрослого мужчины. При таких габаритах быстрота и плавность движений невероятного создания оставляли впечатление чего-то сверхъестественного.

Панические крики копейщиков превратились в дикие вопли, перемежаемые рычанием и визгом. В схватке приняли участие не все волки: пять или шесть зверюг окружили фургончик и принялись его обнюхивать. Волот, оставляя в снегу глубокие следы, направился прямиком к капканщику. Тот хотел было поднять ружье; но чуть слышный горловой рык заставил его отказаться от этой затеи. Атаназиус скосил глаза. Здоровенный полярный волк настороженно следил за каждым его движением, черная пуговица носа едва не касалась рукава. Соревноваться в скорости реакции с живой машиной для убийств у капканщика не было ни малейшего желания; оставалось одно – спокойно ждать своей участи.

Волот подошел вплотную. Ноздри капканных дел мастера уловили мощный дух псины, исходящий от этого существа; он поднял взгляд – и посмотрел ему прямо в глаза. Этот миг герцог Квендиго запомнил на всю свою жизнь.

…Они были волчьими, а не человеческими – прозрачный янтарь обрамлял бездонную глубину зрачка; и сам взгляд – на миллионы лет старше человеческой расы. Волот смотрел сквозь него, как сквозь воду… Исполинская фигура нагнулась. Невероятных размеров рука с толстыми, растрескавшимися сучками ногтей потрепала серебристый мех на волчьей холке.

– Зверко! – затрепетал в глотке голос, более похожий на рык. – Хороший мой, зверко!

– Кто ты?! – хрипло выдохнул капканщик.

Существо выпрямилось.

– Волковарио! – прогрохотало над головой Атаназиуса. – Я – Волковарио! Куда путь держишь?

– На восток… То есть… Туда, – Атаназиус махнул рукой в сторону горячих ключей.

– Ищешь хр-рам? – то ли вопросительно, то ли утвердительно рыкнул Волковарио. Капканщик кивнул.

– Палом… Ник! – Слова давались волоту с трудом; видно, он давным-давно ни с кем не разговаривал. – Ты… Паломник!

– Паломник… – на всякий случай подтвердил Атаназиус.

Волот наморщил лоб. Лицо его, почти человеческое, было отмечено печатью неуловимого уродства; что-то чувственное и одновременно звериное скрывалось в этих чертах – может быть, из-за глаз…

– Давно не бывало… Паломника! – проворчало существо. – Последние много-много лет назад… Тр-р-ролле!

– Что?!! – Атаназиус аж задохнулся. – Ты знаешь о братьях Тролле?!! Ты… Ты доведешь нас туда, где были они?!

Волковарио нагнулся к самому лицу капканщика и несколько мгновений внимательно изучал его, потом оскалился в жутковатой улыбке.

– А пр-роведу! – зарокотал он. – Звер-рки! Подь! Подь сюда, зверки!

Хищники тут же окружили волота, но не так, как это сделали бы собаки – скорее признавая его вожаком, чем хозяином.

– Вер-ревку! Веревку давай! – потребовал Волковарио. – Зверки помчат… Зверки!

Не веря своим ушам, Атаназиус полез в фургон. Ремней и веревок у них хватало; Волковарио же управился со своими «зверками» невероятно быстро – можно подумать, он только и делал, что запрягал их в сани. «Впрочем, откуда я знаю, – подумал капканщик, – может, так оно и есть…» В упряжке оказались шесть огромных зверей; остальные тыкались мордами в тела мертвецов, ворочая их… Да они же кормятся! – сообразил вдруг Атаназиус, чувствуя, как шевелятся волосы на затылке. Волковарио закончил дело и бесцеремонно влез под брезент, заняв добрую треть свободного пространства; остро чувствуя свою беспомощность, капканщик последовал за ним. Кларисса сидела меж ящиков, сжавшись в комочек, – лишь глаза испуганно поблескивали под капюшоном. Волот, казалось, не обратил на девочку никакого внимания; он подхватил первый попавшийся мешок, уселся на него и рыкнул:

– Звер-рки мои! Впер-ред, зверки мои!

Сани рванулись с места так неожиданно, что капканщик опрокинулся на спину. В этот Волковарио обернулся, нашел взглядом Клариссу… И подмигнул ей.

* * *

Как быстро бегут волки?

Как быстро бегут полярные волки по свежему снегу? Как быстро несутся сани, запряженные шестерной упряжкой чудовищ, каждое из которых в холке достает до плеча взрослому человеку?

Взрывая сугробы, закручивая поземку вслед за полозьями, опасно кренясь на косогорах… Мелькали черные стволы деревьев; лунный серп летел сквозь облака. Капканщик не знал, сколько времени продолжалась безумная скачка, он потерял ощущение реальности происходящего. Волковарио время от времени порыкивал, направляя бег своих рысаков; но те, похоже, сами знали, куда им следует держать путь, – и не ведали усталости. В конце концов Атаназиус задремал, а потом и вовсе забылся глубоким сном. Бояться теперь было некого, кроме их провожатого – а тут уж он ничего не мог сделать ради своей безопасности.

Пробуждение было внезапным. Кругом висела мертвая тишина. Сани стояли. Волковарио исчез, будто дурной сон. Капканщик испуганно оглянулся, теплый комок у него под боком сонно зашевелился от резкого движения.

– Ты здесь! – с бесконечным облегчением выдохнул Атаназиус. Заботливо укутав Клариссу одеялом, он осторожно выглянул из-под брезента. Они были в лесу; месяц светил так ярко, что от древесных стволов по снегу протянулись глубокие длинные тени. Внезапно неподалеку послышался волчий вой – короткий, улюлюкающий; а спустя несколько мгновений тишину разорвал пронзительный, тут же захлебнувшийся визг. Кларисса вздрогнула и покрепче прижалась к отцу.

– Ничего, дочка, ничего… Это зверье лесное охотится, – прошептал капканщик.

У самого борта фургончика вдруг послышалось тяжелое дыхание, поскуливание, взрыкивание; синевато-серебристые тени скользили меж деревьев, валялись в снегу, играли друг с другом… Из-за кустов выступила исполинская фигура. Волковарио раскинул руки, поднял косматую голову к небу… И завыл. Сперва отозвался один волк, потом еще несколько – и вот уже вся стая, задрав морды, выводила жутковатую и прекрасную в своей первозданной дикости песнь.

Атаназиус почувствовал, что девочку бьет мелкая дрожь; да и ему, закаленному в битвах и приключениях, было весьма не по себе. Волот меж тем подозвал нескольких «зверок» и принялся увязывать сбрую. Спустя несколько минут он залез в фургон. Капканщик вздрогнул – к острому звериному духу теперь ясно примешивался запах свежей крови.

– Поели зверки мои! – радостно осклабился Волковарио. – Шибче побегут теперь… Шибче! Бегите, зверки мои!

И вновь – бешеная скачка; ветви деревьев хлещут парусиновую крышу, да подбрасывает на ухабах… Капканных дел мастер не имел представления, сколько они уже проехали: измеритель расстояний действовал только вкупе с колесами. По правую руку время от времени возникали быстрые ртутные проблески – стало быть, они по-прежнему двигались берегом Лигейи. Впереди и с боков мелькали светлые волчьи спины: то ли почетный эскорт, то ли свирепая стража, не поймешь… Остановки делали еще дважды: волот менял в упряжи «зверок», руководствуясь какими-то собственными мотивами – на взгляд Атаназиуса, ни один из гигантских волков не выказал даже тени усталости. Наконец лес закончился. Брезжил серенький рассвет. Фургончик остановился на бровке; вниз шел пологий скат, а за ним лежала пустынная, каменистая равнина – до самого горизонта.

– Волчий Гребень, – махнул ручищей Волковарио в сторону оставшегося позади леса; и, указав вперед, с некоторой торжественностью объявил:

– Урочище Долина Судьбы!

С этими словами он покинул фургончик, распряг волков и что-то переливчато рявкнул им. Страшные звери окружили великана, тычась носами в его руки; а потом вдруг сорвались с места и исчезли среди деревьев. Волковарио протяжно завыл им вслед.

– Кровь поет! – не слишком внятно пояснил он капканщику и добавил: – Дальше пешком.

Атаназиус присел, потрогал снег, сжал в кулаке – сквозь пальцы закапала вода.

– Тает! – покачал он головой. – Лучше все-таки поставить на колеса.

Процедура заняла не слишком много времени. Капканщик хотел уже впрячься в ременные постромки – но тут Волковарио обратился к вышедшей размять ноги Клариссе.

– Часы, детко! Часы!

Девочка удивленно взглянула на гиганта; она не сразу поняла, чего тот хочет. Единственные часы, бывшие при ней, – хронометр Шарлеманя; но откуда это чудище может знать…

– Часы, детко! – продолжал настойчиво требовать Волковарио. Атаназиус нахмурился и шагнул к дочери, пытаясь заслонить ее собой. Девочка завороженно смотрела в глаза волота; рука ее, словно сама собой, нырнула за пазуху, нащупала тяжелую серебряную блямбу…

– Свет, детко! Свет! – Голосу этого существа нельзя было противиться; и тонкие пальцы нажали часовую головку. Некросвет залил все вокруг; он показался девочке непривычно ярким.

– Разрази меня гром!!! – потрясенно выдохнул капканных дел мастер.

Волковарио рухнул на колени. С ним что-то происходило; что-то невозможное, невероятное: исполинская фигура темнела прямо на глазах – и оплывала, словно поднесенная слишком близко к огню восковая свеча. Таяли волосы, слипались пальцы, укутавшая тело шкура становилась единым целым с кожей – и вот на месте Волковарио возникло облако тьмы. Огромная чернильная капля, постоянно пребывающая в движении, вдруг опоясалась перемычкой, разделилась надвое; антрацитовые клубки закружились в бешеном танце – и лопнули со звонким хлопком. Из одного, словно чертик из коробочки, выскочил Шарлемань – в точности такой, каким его впервые увидела Кларисса: с тросточкой, в темном пенсне и лидианском клетчатом пледе. Из другого возник большой вислобрюхий пес, тут же принявшийся отряхиваться.