Текст книги "Девочка из страны кошмаров"

Автор книги: Павел Марушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА 5

В тревожном ожидании минул февраль; подходил к концу март – и завывания вьюги сменила наконец веселая звонкая капель. Капканных дел мастер и его дочь жили затворниками, выходя из дому лишь изредка и ненадолго, – но девочка впервые за много месяцев была наконец счастлива. Отец изменился, стал мягче и внимательней; за все это время он ни разу не повысил на нее голоса, что частенько случалось в прежние дни. Маленькая комнатушка, где они ютились, стала почти родной; вдобавок Кларисса приложила немало усилий, чтобы привнести в обстановку уют. Букинисты даже разрешили своим квартирантам брать в лавке различные книги – с условием не выносить их без спросу из дому и читать аккуратно.

Атаназиус потихоньку шел на поправку. Разыгравшаяся в тюрьме хворь отпускала неохотно. В один из дней Антонин Дрейзе зашел за деньгами; расплачиваясь, капканщик нахмурил брови – привезенные с Готики суммы таяли, словно лед под горячими лучами солнца. От первоначальных капиталов сейчас осталась едва ли половина.

– Гостеприимство наших хозяев становится разорительным! – поделился Атаназиус с дочерью, пересчитывая наличность. – Если бы это место не было таким надежным, я подыскал бы нам другую квартиру; увы, в настоящий момент сие проблематично. Даже не знаю, как быть – нам с тобой предстоят крупные траты.

Кларисса глубоко задумалась.

– Знаешь, мне кажется, я могу… Ну, повлиять на них, чтобы брали с нас поменьше, – неуверенно предложила она. – Шарлемань научил меня заглядывать в души людей и менять там кое-что для собственной выгоды.

Капканщик мрачно взглянул на дочь:

– Кларисса, говоря откровенно – мне немного не по себе от всех этих потусторонних штучек. Кто знает, как они влияют на твое здоровье; а ты предлагаешь это с такой легкостью…

Девочка потупила глаза:

– Но ты ведь сам частенько говоришь: делай что должно – и будь что будет…

Атаназиус даже вздрогнул: он никак не ожидал услышать из уст Клариссы древний девиз рода Квендиго. Слова дочери вовсе не убедили его, но… Небольшая экономия была бы сейчас так кстати!

– Хорошо, попробуй! – решился наконец он. – Только заклинаю – не навреди себе ненароком, мышка!

– Все будет хорошо, папочка! – радостно улыбнулась Кларисса, доставая из кармашка Шарлеманев хронометр. Она не расставалась с ним ни на миг, а ночью клала под подушку.

Объектом влияния был выбран Антонин; именно он взымал с них квартплату и выполнял различные поручения капканщика. Войдя в лавку, девочка тихонько прислонилась к дверному косяку. Толстячок, в своем неизменном берете, увлеченно склонился над книгой, рассматривая сквозь большую лупу цветные миниатюры. Кларисса нажала головку часов, выпуская на волю некросвет, и сосредоточилась… Фигура Дрейзе в синих лучах послушно темнела, становилась плотным силуэтом, дверью, отверстием в мироздании, за которым клубилась тьма… Легким толчком Кларисса послала свое «я» вперед.

Это место источало ужас! Ничего похожего на сад души Нэлтье или ее собственный не было и в помине: Кларисса находилась в странном, сумеречном, заполненном неверными тенями пространстве. Здесь было тихо, пыльно и мертво, словно в большущей, давным-давно никем не посещаемой комнате предназначенного на снос дома… Нет, даже не так: не в комнате, а в кладовке, дверь которой задвинули однажды шкафом, а потом и вовсе забыли о ее существовании… Кладовке для великанов.

Она стояла на дне узкой расселины: справа и слева вздымались на немыслимую высоту стены. Они казались скорее порождениями природных сил, нежели делом чьих-то рук; однако многочисленные занозистые балки, соединяющие их на разной высоте, явно несли на себе следы грубой обработки. Ко всему прочему это место отличалось непостоянством: стоило только отвести взгляд, как все вокруг немного менялось, и в следующий миг глаза видели уже нечто иное, столь же обманчивое и лукавое. Девочка готова была удариться в панику: неверный пейзаж отнюдь не способствовал душевному равновесию. То, что представлялось ущельем, теперь стало казаться тропинкой в мрачном, заполненном мертвыми деревьями лесу: пересекающие пространство балки превратились в белесые, лишенные коры сучья, неровности стен – в просветы меж темными стволами. Кларисса заставила себя двинуться вперед. Стоило сделать шаг – и в воздухе неподвижно повисали клубы тонкой, почти невесомой пыли: оглянувшись, она увидела теряющуюся в сумраке тропинку из таких облачков. В абсолютно неподвижном воздухе пыль оседала медленно, практически незаметно для глаза. Постоянные попытки разума осознать, чем же на самом деле является окружающее пространство, здорово действовали на нервы. Например, сейчас: понятно, что она переходит мост… Или все-таки не мост, а гладкую каменную плиту, волей случая переброшенную через реку? Да и река ли это: узкая извилистая лента, заполненная медленно текущим куда-то вязким серым туманом? А теперь? Что это там, далеко впереди – группа тускло светящихся сталактитов? Или какие-то странные растения? С перспективой здесь тоже творилось непонятное: совершенно невозможно было определить размеры чего-либо, если оно находилось дальше нескольких шагов. Маленькая колдунья тихонько пробиралась среди неверных теней: откуда-то она знала, где находится темное сердце этого места. Кларисса пролезала в узкие щели, поднималась на скальные кручи и спускалась по лестницам (если только это действительно были скалы и лестницы, а не что-то иное). Становилось все темнее. Теперь девочка с трудом различала свои руки: тонкие пальцы смутно белели в полумраке…

Изо рта при каждом вздохе вырывались облачка пара. Откуда-то взялось гулкое эхо, сопровождающее каждый шаг. Внезапно она поняла, что находится под сводами огромной пещеры… Нет, не пещеры – лесного чертога, поляны в окружении исполинских стволов; купол над головой состоял из переплетенных сучьев… Да нет же; это чердак, холодный и пыльный, забитый всяческой рухлядью… Таким он, наверное, видится глазами мыши…

Повсюду лежали россыпи монет – огромных, размером с суповую тарелку; сквозь толстый слой пыли пробивался чуть заметный металлический блеск. В центре поляны возвышалась груда костей. Нижние затянул седой лишайник; верхние казались совсем свежими – и над этой жуткой кучей, почти касаясь ее, свисал тугой кокон; мешок темной морщинистой плоти, по меньшей мере в три человеческих роста, слабо содрогающийся при каждом вздохе…

Под ступней девочки чуть слышно брякнула задетая неосторожным движением монета; и этого оказалось достаточно. Нетопырь зашевелился, выпрастывая уродливую голову из-под кожистых складок; Кларисса ощутила на себе полный плотоядного интереса взгляд хищника. Перепончатые крылья стража начали было разворачиваться, но в тот же миг девочкой овладело сильнейшее желание исчезнуть, уйти, покинуть это жуткое место – и сумеречные пространства послушно свернулись, потускнели, превращаясь в знакомую толстенькую фигуру за прилавком…

– Не получилось! – выдохнула Кларисса минутой позже на безмолвный вопрос отца. – Знаешь, пап, нам и впрямь лучше съехать отсюда как можно скорее… Эти Дрейзе совсем не такие, какими кажутся; они ужасные, ужасные! По крайней мере уж Антонин – точно…

Капканщик поверил дочери: страх и отвращение, плескавшиеся в ее глазах, были убедительней всяких слов.

Одним из последних приобретений Атаназиуса стала большая деревянная шкатулка в итанском стиле – без резьбы, но великолепно отполированная и покрытая прозрачным лаком, с бронзовыми уголками и ручками. Стоило потянуть их, как шкатулка хитроумным манером раскрывалась, являя взору множество отделений и ящичков. Внутри помещались всевозможные средства для изменения внешности – парики и бакенбарды, целая коллекция накладных усов и бород, родинки, грим (к каждой краске прилагалась своя кисточка), разнообразные чернящие и отбеливающие составы…

– Этот ларь обошелся мне в целое состояние! – качал головой капканщик, в то время как Кларисса восторженно копалась в отделениях, с хихиканьем примеряя перед облезлым зеркалом накладные усы и брови. – Надеюсь, он того стоит: кто бы мог подумать, что за театральную мишуру сейчас дерут такие деньги… Осторожней, милая: все это нам очень скоро понадобится.

В тот же день, ближе к вечеру, Атаназиус сбрил собственную бороду и приклеил фальшивую, рыжую – и такие же рыжие усы. Пенсне с простыми стеклами и поношенный картуз довершили образ.

– Ты сделался похож на станционного смотрителя! – Кларисса, смеясь, захлопала в ладоши.

– Скорее, на приказчика или мастерового, – ухмыльнулся капканщик. – Ну что же, попробую испытать сей маскарад в деле! Пойду, сделаю кой-какие покупки: надеюсь, никто не заметит, что растительность на моей физиономии фальшивая… – Он еще раз придирчиво осмотрел себя в зеркале. – Да нет, вряд ли; к тому же скоро начнет темнеть.

Отец и сын Дрейзе, конечно же, обратили внимание на перемены в облике постояльца; но, верные своей политике, ни словом не выразили удивления. Теперь капканных дел мастер совершал вояж по лавкам и мастерским почти каждый вечер – а вернувшись домой с покупками, обязательно сверялся с длиннющим списком и что-то вычеркивал из него. В комнате постепенно становилось не продохнуть от ящиков, корзин, коробок и чемоданов: они уже не помещались под столом и кроватями, заняв немалую часть жилого пространства. Предметы приобретались довольно странные: бухты толстой и тонкой веревки, обшитые жестью полозья для саней, меховая одежда, парусина, навигационные инструменты, бочонок пороху…

– Что ты собираешься со всем этим делать? – спросила Кларисса, когда количество покупок превысило, в ее понимании, все разумные пределы.

– Большая часть этих вещей понадобится нам в путешествии, мышка! – Капканщик потрепал дочь по волосам.

– В путешествии? Так мы уезжаем?! – обрадованно воскликнула девочка и тут же побледнела. – А… А ты возьмешь меня с собой?!

– Придется! – подмигнул дочери Атаназиус. – Опыт показывает, что тебя нельзя оставить одну: ты тут же влипаешь в какую-нибудь историю…

– Ты тоже, ты тоже! – радостно запрыгала вокруг отца Кларисса. – Скажешь, нет?! Зато теперь мы будем влипать в них вместе!

– Лучше бы обошлось без этого! – серьезно заметил Атаназиус. – Знаешь, кроме шуток: ведь мы с тобой отправляемся в неизвестность…

– Бриллиантида! – восхищенно прошептала девочка.

– Нет; покамест еще нет – в прямо противоположном направлении… Ты слышала когда-нибудь такое название: Коваленхальд?

– Это далекий северный остров, я видела его как-то раз на карте… – Кларисса помолчала, вспоминая. – Он забавный: похож на кольцо.

– Да, верно, треть всей территории Коваленхальда занимает озеро Лигейя… Но ничего забавного в этом нет, можешь мне поверить. О тех краях мало что известно; а нам с тобой придется проникнуть в самое сердце острова – и вернуться обратно живыми. Вот такие дела, малышка!

– Расскажи, что ты знаешь про него… – попросила Кларисса; она забралась на кровать и с головой укуталась одеялом, оставив лишь маленькое отверстие для дыхания.

Атаназиус отложил в сторону бумаги и задумчиво уставился на печную дверцу – там, в щели, плясали оранжевые блики пламени.

– Это странное место, странное и загадочное. Остров известен с незапамятных времен; он упоминается в самых древних легендах – хотя, скажем, материк Гляционида, находящийся ближе к обитаемым землям, был открыт значительно позднее. В мифах Коваленхальд описывается как место, куда во время великой небесной битвы упала отрубленная голова темной богини. Есть гипотеза, что озеро Лигейя – и впрямь след падения кометы, витавшей в межзвездном пространстве. Считается, что этот вселенский катаклизм стронул с мест все острова и материки…

Девочка поежилась: она уже слышала нечто подобное – от Франто Эгре. Воспоминания о маньяке принесли с собой легкий озноб.

– С севера, востока и юга озеро окружено высокой горной цепью Пояс Борея; с запада же тянется пустынная равнина, покрытая песчаными дюнами и редкими скалами. От Пантитании остров отделяет Море Дьявола; как ты можешь судить из названия – отнюдь не самое благоприятное место для мореплавания…

– А что с ним не так? – выглянула из-под одеяла Кларисса.

– Рифы, блуждающие мели, неверный рельеф дна, изменчивые течения, постоянные туманы и внезапные ураганные ветры; причем все это случается значительно чаще, чем в любой другой точке мира… И тем не менее в этих водах существует постоянное мореходство – с конца мая по октябрь, когда акватория свободна от льдов.

– Там ловят рыбу?

– Только у берегов… А на остров ходят суда, прозванные «кораблями мертвецов». Туда свозят каторжан, девочка; вот уже многие сотни лет Коваленхальд служит местом бессрочной ссылки. Во времена старого королевства этапы шли даже из Пробрианики. Дело в том, что убежать с Коваленхальда практически невозможно, он изолирован от цивилизованного мира – и последний, надо сказать, совершенно не интересуется происходящим там.

– А зачем нам отправляться на этот остров?

– Чтобы… Чтобы найти некую точку – шестьдесят два градуса десять минут северной широты и пятнадцать градусов пятьдесят три минуты восточной долготы. Это где-то на северном берегу озера Лигейя…

– Да, но… Что находится в этой точке?

– Не знаю, – тихонько вздохнул капканных дел мастер. – Подозреваю, что – судьба.

* * *

В середине апреля республиканские войска предприняли решительный штурм Клирики – и, после нескольких кровопролитных боев, оттеснили солдат Бриллиантиды на юг, к узкому проливу, разделявшему острова Клирика и Селентина. Газеты пестрели победными реляциями. «Летняя кампания станет победоносной для наших доблестных воинов, – писали они. – К осени Бриллиантовый архипелаг будет принадлежать Республике». Капканщик мрачнел с каждым днем, невозможность действия угнетала его беспокойную натуру ужасно. Он отослал уже несколько донесений, но ответа все не было; а начинать экспедицию пока не представлялось возможным – навигация в порту Писквилити открывалась только в двадцатых числах мая. Конечно, они могли бы покинуть Уфотаффо и отправиться в путь раньше, но Атаназиус прекрасно помнил некоторые особенности северного морского пути. Единственная дорога туда пролегала между Червонными и Пиковыми горами; стоило перекрыть ее – и путники оказались бы заперты в Писквилити, как в большой мышеловке. Население городка было невелико, вдобавок чужаков там недолюбливали; так что шансы угодить в ловушку по сравнению со столицей увеличивались многократно.

В начале мая капканщик все же не выдержал.

– Пожалуй, надобно трогаться в путь, милая, – сказал он дочери. – Мы поедем не торопясь; сперва в Понтигению, а оттуда уже к северному побережью. Ежели повезет – наймем паровой баркас, поднимемся по реке Пан… Я закажу фургон, а ты посмотри – вдруг мы что-то забыли?

Назад Атаназиус вернулся спустя два часа, крайне недовольный.

– Проклятье! Рабочие перекопали всю улицу, подъехать к дому нет никакой возможности… Придется тебе сидеть под брезентом, караулить наши пожитки, покуда я перетаскиваю остальное…

– А зачем они тут роют?

– Во всем городе устанавливают электрическое освещение, – пояснил капканщик. – Прокладывают кабели, заменяют газовые фонари… Осторожнее, не свались в канаву.

Наконец погрузка была завершена. Капканщик прохладно распрощался с букинистами, сел на место возницы и взял в руки вожжи.

– Ну, поехали!

Подпрыгивая на колдобинах, фургон тронулся в путь. Кларисса уютно устроилась под брезентом, между ящиками с провизией и снаряжением. Вечер стоял теплый, и заднюю часть фургона отец оставил открытой – чтобы она могла любоваться пейзажами. «Мы с тобой сегодня будем ночевать в степи, возле своей кибитки, как самые настоящие кочевники! – говорил Атаназиус. – Заодно проверим – вдруг все-таки упустили какую-нибудь важную мелочь? Тогда в Понтигении можно будет исправить дело… Сама понимаешь: там, куда мы отправляемся, вряд ли сыщется хоть одна лавка!»

Мимо проплывали дома; чем ближе к окраинам, тем меньше становилось этажей – пока вокруг не остались одни лишь низенькие деревянные постройки, зачастую даже некрашеные – доски и бревна приобрели от времени одинаковый светло-серый цвет. Улица стала широкой, по обочинам зазеленели сныть и лебеда; собственно, это была уже и не улица, а дорога. Лошади пошли медленней: фургон начал карабкаться в горку. Девочка сама не заметила, как задремала. Разбудил ее отцовский голос:

– Проснись, мышка! Посмотри, как красиво…

Кларисса выглянула наружу. Увиденное разом согнало сон; она тихонько ахнула.

– Все как на ладони, верно? – Атаназиус, не замечая испуганного взгляда дочери, широким жестом обвел расстилавшийся внизу пейзаж. Фургон как раз взобрался на вершину холма; с этого места открывался весь Уфотаффо – и необъятное зеркало озера Сильферра, подернутое легкой вечерней дымкой. Но не пастельные краски сумерек заставили судорожно сжаться сердце девочки – а призрачное кобальтовое сияние, залившее дома и улицы города.

– Тебе нравится… – Тут капканщик заметил состояние дочери. – Да что с тобой, милая? Ты как будто призрак углядела… Не бойся, все хорошо!

– Ты не видишь этого, – чуть слышно прошептала Кларисса. – Некросвет… Он повсюду! Весь центр города точно в синей паутине!!!

– Не может быть!

– Это фонари… Они не просто освещают улицы… Они испускают N-лучи!

– Значит, в Уфотаффо отныне правит бал колдовство Властителей… – Помрачневший Атаназиус тряхнул вожжами. – Что ж, похоже, мы и впрямь уехали вовремя.

* * *

Далеко на севере Титании, за стеною Червонных гор, на хмуром морском побережье стоит городок Писквилити. Темно-серые, почти черные камни приземистых построек разрисованы концентрическими узорами лишайников; некоторые заросли ими от земли до самой крыши. Меж домами протянуты десятки веревок, в теплые дни на них в изобилии сушится рыба. Булыжники мостовой усеяны высохшей чешуей. Люди здесь обитают простые и суровые: рыбаки и мореходы со своими женами, солдаты из небольшого гарнизона. Казалось бы, от кого беречь северные границы? Лучше всякого стража охраняет их море Дьявола. Вот оно, за последними домами, за длинными гранитными молами: свинцовые волны, шипя, лижут источенные ветрами береговые скалы. Легкая дымка стоит над водой; к вечеру она превратится в тяжелый, плотный туман и поползет на берег. Спеши, рыболов, к пристани – в такую погоду немудрено посадить шхуну на предательский риф. А то вдруг налетит откуда ни возьмись шторм, и не успеешь опомниться, окажется твое суденышко в свистопляске огромных, курящихся водяною пылью валов. Может, и выбросит тогда останки твои на берег, ободрав прежде о камни. Случается здесь всякое. И в тихую погоду иногда пропадают суда, да не то что рыбачьи шхуны – большие корабли исчезают, как не было. Скверные это воды. Недаром прозвали их так. Однако и здесь живут люди и считают суровые берега своим домом.

Самым большим и прочным зданием в Писквилити была пересыльная тюрьма. Здесь вообще строили крепко: выходившие на поверхность граниты представляли собой дешевый и практически вечный материал. Строевую древесину приходилось доставлять с южных склонов Червонных гор: по северным родились лишь низкорослые, узловатые, скрученные непогодами сосны, годившиеся разве что в печь. Топили здесь практически круглый год: даже летом температура редко поднималась выше пятнадцати градусов. Зимою же сильные ветра с моря задували в каждую щель, начисто выметали снег с городских улиц, превращая черные заледенелые булыжники мостовых в скользкую ненадежную поверхность. Только детишки бесстрашно носились по ним, разгоняясь и скользя, балансируя руками, и падали, смеясь и набивая синяки, под неодобрительными взглядами взрослых…

Оставив утомленную долгой дорогой Клариссу отсыпаться в маленькой гостинице, капканщик отправился на прогулку. Поразительно: с тех пор как он побывал здесь впервые, ничего не изменилось! Пятнадцать лет… Все те же пустынные широкие улицы, вечные запахи дыма, смолы и моря, и наверняка то же скверное пиво в таверне «Морская Миля». Сама таверна ничуть не лучше подаваемых в ней напитков; и то – какой смысл менять что-либо, все равно это единственное питейное заведение в забытом богом городишке…

Атаназиус отхлебнул из просмоленной парусиновой кружки и поморщился. Он выбрал меньшее из двух зол: ассортимент ограничивался пивом и крепчайшим, скверной очистки напитком, именуемым тут «кабацкий ром». Жертвы последнего время от времени нетвердой походкой покидали тесный продымленный подвальчик, но через некоторое время возвращались снова. А может, это были другие – капканщик поймал себя на том, что совершенно не отличает местных выпивох друг от друга. Казалось, все они принадлежат к одной категории: приземистые, широкоплечие старики с красноносыми физиономиями, поросшими жесткой седой щетиной. В таверне стоял гул голосов, время от времени повышающийся и переходящий в крики. «Где-нибудь в Примбахо, – подумал Атаназиус, – этакие вопли как пить дать сопровождали бы добрую драку». Но северные пьяницы были не столь темпераментны, как сыновья южного побережья: покуда все ограничивалось взаимными оскорблениями. Хозяин таверны, молчаливый смуглый итанец, бог весть какими ветрами занесенный в это унылое место, взирал на дебоширов с полнейшим равнодушием. Капканщик постучал по черной от пролитых напитков стойке, привлекая его внимание.

– Повтори-ка сушеной рыбки.

Рыба, в отличие от пива, здесь была хороша. Все так же молча итанец оторвал от висевшей на стене связки салаку.

– А скажи мне, любезный, есть здесь, к примеру, хорошие моряки? – проворчал Атаназиус, отдирая от хребтины волокна сушеного мяса.

Хозяин лишь хмыкнул в ответ: очевидно, это должно было означать «здесь все – хорошие моряки».

– Здеся все мореходы не из последних! – Очередной кряжистый старикан материализовался напротив капканщика, призывно шевеля кадыком.

– Да, сынок! На море Дьявола ты либо самолучший моряк, либо идешь на корм рыбам… Эй, Хамад, плесни-ка мне слегонца рому!

– Один квадро.

– Да ты наливай, наливай! Будет тебе барыш!

– Один квадро.

– И вот так всегда… – обращаясь к капканщику, печально молвил красноносый. – Стоит только хорошему человеку войти во вкус, как с него тут же начинают требовать денег.

Атаназиус молча порылся в кармане и достал требуемую сумму.

– Вот это я называю благородством, – уважительно произнес пьянчуга. – Позвольте пожать вашу щедрую руку, сударь. Но сперва… – он запрокинул стакан. Капканных дел мастер с интересом отметил, что кадык красноносого даже не дернулся – благоухающая сивушными маслами жидкость пролилась внутрь, как по трубе.

– Ежели вы ищете хорошего моряка, то к этому господину рекомендую не обращаться, – отверз уста итанец. – Он как раз наихудший.

– Молчать, подлая каракатица! Да, я слегка пьян, – красноносый, тщательно прицелившись, водрузил пустой стакан на стойку. – Ну и что? Имею я право немного расслабиться после шторма?!

– Последний шторм, в который ты мог попасть, отбушевал прошлой осенью, – пробурчал хозяин. – И с тех пор ты все расслабляешься.

Красноносый пожевал беззубыми деснами; видно было, что он подбирает самые обидные эпитеты.

– Что ты знаешь о штормах, р-регистратская крыса? Ты хоть раз в жизни видел, как шквал ломает ко всем чертям фок-мачту? Знаешь ты, что это такое – заделывать пробоину в днище собственной задницей, в то время как шхуну несет на рифы?!

Итанец не соизволил ответить. Атаназиус деликатно взял старикашку за локоть, привлекая его внимание.

– Будет тебе заводиться, любезный! Лучше скажи – ты и впрямь знаешь местных мореходов?

– Всех до единого, сударь. Могу назвать по имени любого мерзавца в этом шалмане – лишь ткните пальцем.

– А кто из них самый надежный?

Пьяница откинулся на спинку стула – к сожалению, та существовала лишь в его воображении. Атаназиус поглядел на упавшего, тяжело вздохнул и вновь приложился к пиву.

– Да, я пьян, сударь! – патетически провозгласил старик с пола. – Но я еще не настолько пьян, чтобы забыть имя лучшего морехода в этом гнусном городишке! Немр… Нерман Старица, вот!

Капканщик задержал дыхание, нагнулся, подхватил старика под мышки и поставил его вертикально.

– Он и впрямь хорошо знает акваторию? Фарватеры, мели, течения?

– Дружище, он знает здесь все… Даже прибрежные воды Коваленхальда. Пару лет назад он командовал «кораблем мертвецов»!

– Где мне найти его?

– Смыш… Смешной переулок, пять. И скажите, вас прислал Медиус!

На этом силы красноносого иссякли: он мягко осел под стойку и захрапел.

* * *

–  Вдвоем?! – Капитан Старица поджал тонкие губы. – Господь с вами, что за нелепая фантазия! Послушайте, господин Квантикки; будь с вами хотя бы пара дюжин стрелков, тогда другое дело… Хотя и в этом случае предприятие представляется мне чертовски опасным. Но вдвоем, да еще со слабой женщиной – кстати, сколько лет вашей дочери?

– Э-э… Одиннадцать…

– Так она еще ребенок?! Нет, это просто безумие! – Старица гневно мотнул головой. – Я не собираюсь участвовать в такой авантюре, любезный… Да это все равно, что стать вашим могильщиком!

Капканщик угрюмо уставился в пол. Следуя рекомендациям пьянчужки Медиуса, он подсознательно ожидал увидеть такого же, как тот, старикана – разве что не столь опустившегося. Однако Нерман Старица и теперь походил на флотского офицера: сухощавый, седой как лунь, но с безупречной выправкой, в свои семьдесят два года он выглядел едва ли на шестьдесят. Капитан – человек чести, мрачно подумал Атаназиус; редкое явление в наши дни… Но как же это сейчас некстати! Такой вряд ли поступится своими принципами, польстившись на вознаграждение; подкупить его нечего и думать, только уговорить…

– Вы, вообще, представляете, чтовас ждет на том берегу? – Старица истолковал молчание собеседника как сомнение.

– Этого никто не знает, – покачал головой капканщик. – Думаю, ссыльные все же нашли некий способ общежития… Человеку свойственно объединяться с себе подобными – хотя бы ради выживания…

– Да поймите вы наконец – это разбойники, убийцы, отбросы общества, для которых не нашлось даже места на материке! Если там и есть какая-то форма организации – то она наверняка сродни волчьей стае, где вожаком выступает самый сильный и безжалостный из негодяев! Вас просто разорвут на части, сожрут – причем, вполне возможно, в самом буквальном смысле… Если вас не заботит собственная участь – подумайте о судьбе ребенка!

Капканщик поднял глаза к висевшей на стене карте:

– Скажите, господин Старица, вы ведь командовали в свое время «кораблем мертвецов»?

– Да, и что?

– Высадка каторжан производится на каком-то определенном участке берега или как решит капитан?

– Обычно это юго-запад острова, там есть несколько удобных мест. Насколько я знаю, исключений не бывает – ну разве что какой-нибудь корабль занесет штормом в пролив Бурь… К чему вы это?

– Я намереваюсь сойти на берег на северо-западе, у отрогов Пояса Борея, то есть примерно в ста шестидесяти – ста семидесяти километрах от обычных мест высадки… Подождите, не перебивайте меня, капитан, – я прекрасно понимаю, что это не является гарантией безопасности… И все же риск неприятных встреч там будет несколько ниже. Я не отступлюсь от задуманного, господин Старица; нет, сударь, я не таков!

– Да что вас так тянет в эту преисподнюю, скажите на милость!

К этому вопросу капканщик готовился долго и рачительно; он понимал, что столь необычный поступок требует объяснения в глазах людей.

– Я историк, – принялся излагать заранее сочиненную легенду Атаназиус. – Всю свою жизнь я был не в ладах с так называемой «официальной наукой»; эти глупцы не способны видеть дальше своего носа! И вот однажды, роясь в архивах, я нашел некие бумаги… Указание на древний храм. Чудовищно, невообразимо древний, воздвигнутый некогда в Коваленхальде титанами сгинувшей расы… Это блестяще подтверждало мои теории, но коллеги подняли меня на смех! Послушайте, я продал все, что имел, – дом, имущество; все ради того, чтобы снарядить эту экспедицию! Я не убоюсь опасностей и не отступлюсь от задуманного. Вопрос лишь в том, кто перевезет нас с дочерью через море Дьявола; я предпочел бы вас – поскольку вы лучший из здешних мореходов. Но коли вы не согласны, что ж… Найму кого-то похуже.

Капканщик замолк, искренне надеясь, что сказанное прозвучало хотя бы отчасти достоверно. Он был мастером ловушек, в особенности ловушек на людей – но здесь и сейчас, под проницательным взглядом светлых глаз, собственная легенда вдруг показалась ему хиленькой, сметанной на белую нитку – ну как Старица бросит ему: «Вот и ищите, господин лгун; а я с вами дел иметь не желаю…»

– Сколько времени вы рассчитываете пробыть на острове? – после долгого молчания спросил капитан, и Атаназиус незаметно перевел дух.

– Запасов провизии у нас хватит на полтора-два месяца; может, и больше…

– Давайте договоримся так: я вернусь за вами в середине июня; если вас не будет в условленном месте – совершу еще один рейс, в начале июля… Это все, что я могу для вас сделать. Вы одержимый, господин Квантикки; по совести, стоило бы упрятать вас за решетку – для вашего же собственного блага.

– То же самое говорили мои столичные коллеги, – капканных дел мастер встал. – Я безмерно признателен вам, капитан; и сегодня же внесу деньги…

Нерман Старица досадливо махнул рукой. Атаназиус откланялся и взялся уже за ручку двери, как за спиной прозвучало:

– Они не хотели оставаться.

– Простите, что?

– Они не хотели оставаться; цеплялись за шлюпки, бросались к кораблю вплавь, карабкались на борт – с вытаращенными, обезумевшими от страха глазами… – Старица говорил без всякого выражения. – Конвой открыл стрельбу; они падали в воду и медленно уходили на дно, и вода становилась красной. Пришлось застрелить семь или восемь человек, чтобы остановить остальных. Теперь их не расковывают, так и оставляют на берегу. Лишь вручают кому-нибудь молоток да зубило – и отныне это все, что у них есть, кроме цепей и лохмотьев… Подумайте хорошенько, Атаназиус.