Текст книги "Все темные создания (ЛП)"
Автор книги: Паула Гальего
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)
– Мы вас ждали, – бормочет Моргана, не отводя своего пытливого взгляда от группы вокруг Кириана. – Говорят, вы видели, как капитан сбежал от чудовища.
Я бросаю взгляд туда, куда они все смотрят, но не могу разглядеть его среди толпы, полной восторга. Люди кричат, аплодируют и повышают голос, обсуждая, несомненно, куда более красочный рассказ, чем то, что могло бы произойти на самом деле, если бы ему пришлось столкнуться с существом лицом к лицу.
– Я едва успела заметить, как он карабкался по склону, – говорю я. – Боюсь, из-за тумана мне больше ничего не удалось увидеть.
– Он, должно быть, сражался храбро, если существо не стало его преследовать, – комментирует король. – Может быть, оно мертво?
Я пытаюсь изобразить улыбку.
– Не исключаю такой возможности, но сомневаюсь, ваше величество, – отвечаю я.
– Почему вы так думаете? – спрашивает он.
– Тартало обитает в этих лесах задолго до того, как первый человек заложил здесь первый камень королевства. Вряд ли обычный смертный смог бы его одолеть.
Король вздыхает, задумавшись, в то время как королева продолжает пристально наблюдать за тем, что происходит в дальнем конце зала, где Кириан.
– Возможно, вы правы, – соглашается он. – Может, стоит отправить патруль воинов, чтобы…
Королева раздраженно вздыхает, и это больше похоже на фырканье, но вскоре я понимаю, что её недовольство не связано с беседой.
– Взгляните на них, – говорит она. – Они превращают Лунный зал в военный шатёр.
Король громко смеется, как человек, который не воспринимает всерьёз услышанное.
– Не думаю, что это похоже на военный лагерь, – отвечает он.
Я никогда не была на войне, но тоже так не думаю. Тем не менее, я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, что так сильно возмущает королеву, и с удовольствием обнаруживаю причину её смущения.
Я сдерживаю улыбку.
Кириан стоит в центре круга гостей, которые засыпают его вопросами и комплиментами. На нём чистые штаны и пояс, на котором висит меч из лунной стали с красивой рукоятью. Лунная сталь – самый прочный металл на континенте, а также самый дорогой. Её тёмный оттенок и металлический блеск являются символом богатства и элегантности. Однако на Кириане нет ни жилета, ни рубашки.
Его грудь обнажена, и загорелая кожа покрыта татуировками, которые, вероятно, не нравятся многим дворянам, особенно Львиным.
Я краем глаза смотрю на королеву, но не задерживаю на ней взгляд. Вид открывшейся сцены не позволяет.
Татуировка на правой груди Кириана тянется по его телу, поднимается через грудь на плечо и спускается по руке. Это узоры из переплетённых цветов, извивающихся в сложных узорах, напоминающих о былых временах или далёких землях, возможно, по ту сторону границ Львов. В самом центре – волчья голова.
Казнили людей и за меньшее, и я не могу не думать, что за этим татуированным символом скрыта особая сила – смелость, позволяющая ему носить такую метку без страха перед возмездием.
Волк – символ Севера. Его образ был заимствован у Гауэко, языческого воплощения ночи, существа, повелевшего всеми злыми духами. Изначально это было злое и тёмное создание, которого боялись смертные, и часто оно являлось в облике волка. Однако в прошлом его образ использовали для войны, угрожая другим племенам. Гауэко перестал быть существом, которого боялись, и стал стражем и защитником своего народа. Спустя века его начали бояться Львы, видя в нём воплощение дьявола.
Предполагаю, что волк настолько прочно укоренился в воображении жителей Севера, что Кириан может носить его изображение, не опасаясь обвинений в язычестве, воплощающем антихриста.
Вероятно, у него было время привести себя в порядок, потому что ни грязи, ни следов крови, которую была по моей вине, пытаясь избавить его от проклятия браслета, уже не осталось.
Кто-то задаёт Кириану вопрос, и он показывает свою руку, демонстрируя, как напрягаются его мышцы, но обруч остаётся целым и невредимым, лишь приспосабливаясь к коже. Этот человек делает шаг вперёд, и капитан с усмешкой ждёт, пока тот попытается снять огромный браслет.
Когда, несмотря на все усилия, это не удаётся, зал взрывается смехом.
– У меня больше нет сил, – заявляет королева и жестом призывает одного из слуг. – Приведите музыкантов. Скажите, чтобы они начали играть. Немедленно.
Слуга поспешно уходит, испугавшись холодного тона и усталого выражения её лица.
– Они просто веселятся, Моргана, – примирительно замечает король. – Мальчик только что обманул смерть. Пусть развлечётся.
Королева не отвечает, но одного взгляда достаточно, чтобы понять – она не согласна. Я думала, что эта импровизированная вечеринка была её идеей, но, видимо, ошибалась. Это король хотел праздновать. Я должна была догадаться. Для королевы ничто не заслуживает праздника, если ему не сопутствует необходимое достоинство, которое не может быть достигнуто за час подготовки.
Музыканты появляются так быстро, что сама Моргана удивляется, услышав первые звуки их мелодии. Нежная и ритмичная музыка, совершенно не соответствующая расслабленной атмосфере, начинает звучать, и что-то меняется: кто-то выходит на танцпол, кто-то направляется к дальнему столу, чтобы поесть и выпить. Король и королева извиняются передо мной и удаляются к своим тронам, откуда могут наблюдать за всем залом.
– Принцесса, – раздаётся голос у меня за спиной.
Я знаю, кто это, ещё до того, как оборачиваюсь.
– Капитан, – отвечаю я. – Рада видеть, что вы поправились.
– Я бы не сказал, что поправился, – честно признаётся он. – По крайней мере, стою на ногах, верно? Боюсь, эта штука высасывает из меня силы, – говорит он, с тяжестью поднимая левую руку.
– Я так не думаю, – отвечаю я почти машинально, закрывая глаза на мгновение. – Легенды не упоминают об этом.
– Легенды не всегда правы.
– Не всегда, – соглашаюсь я. – Возможно, вам стоит посетить кого-то, кто сможет пролить свет на это.
– Я так и сделаю, – отвечает он, становясь передо мной и протягивая руку. Он предлагает танец. – Давай, не отказывайся. Ты была там, когда я спасся, и ты бы осталась, если бы я умер. Люди поймут, если ты подаришь мне пару танцев, а также если станешь обращаться ко мне на «ты».
Я хмурюсь.
– Один танец, – поправляю его.
– Один для начала, а дальше посмотрим, – быстро возражает он, улыбаясь так, что в этой улыбке – одновременно галантность и скрытые намерения.
Я беру его руку и позволяю увлечь себя на танцпол. Верно то, что никто не должен подумать, будто между нами было нечто большее, чем то событие, что нас объединило в этот вечер. Естественно, что он хочет танцевать со мной, и я с ним. Я могу позволить себе один танец, не опасаясь, что кто-то решит, будто моё безразличие к нему изменилось.
Я мягко опираюсь на Кириана, игнорируя предупреждающую боль в плече, которая даёт о себе знать при каждом движении.
Как только мы начинаем двигаться в такт музыке, я замечаю, что глаза королевы следят за нами безжалостно.
– Если ты продолжишь в том же духе, – замечаю я, опуская взгляд на его тело, – она прикажет казнить тебя за подстрекательство к бунту.
Кириан громко смеётся, и я уверена, что этот смех ещё больше раздражает Моргану.
– Мне уже делали комплименты за моё телосложение, принцесса, но никогда так дерзко. Тебя впечатляет то, что ты видишь?
Я улыбаюсь и намеренно опускаю взгляд. Помимо татуировок и хорошо сложенных мышц, на его теле множество шрамов – следы выигранных сражений, навечно запечатлённые на его коже.
– Меня впечатляет то, что ты носишь северные татуировки без страха, при дворе, будучи капитаном… капитаном, который был украденным ребёнком.
– Волк – не только символ наших врагов. Некоторые из нас не захотели забывать землю, с которой пришли, – утверждает он, не сводя с меня взгляда, и понижает голос, наклоняясь ближе. – Ты тоже могла бы сделать их себе, но, полагаю, такая смелость не каждому под силу.
Я не упускаю изменений в его интонациях и ту интимную близость, что он создаёт. Я также не могу проигнорировать новую информацию, о которой раньше не знала: когда-то Лира была соблазнена идеей сделать татуировку, чтобы помнить о земле, которую покидала, но в итоге отступила.
И, возможно, это всё ещё ранит Кириана. Каким-то образом он может чувствовать себя преданным.
Я не могу её себе представить – зная всё, что знаю о ней, мне трудно поверить, что что-то подобное, столь дерзкое, могло быть для неё даже вариантом.
– Это смелость или показная дерзость? А если это показное… можно ли это назвать настоящим мужеством?
Кириан поднимает лицо, не скрывая того, что этот разговор его развлекает. Его пальцы нежно касаются моей талии, слегка передвигаясь, притягивая меня ещё ближе к нему так, что наши бёдра соприкасаются совсем не подобающим образом.
Тёплая волна прокатывается по моему телу, окутывая позвоночник.
– Ты ведь многое знаешь о храбрости, не так ли?
Я собираюсь отстраниться, но Кириан делает это первым. Я не заметила, как он незаметно подвёл нас к краю танцпола. Мы всё ещё на виду, но теперь стоим вдали от остальных танцоров. Некоторые продолжают за нами следить, особенно за Кирианом, который стал звездой этого вечера: человек, сразившийся с Тартало, человек с браслетом как символом победы.
Он отпускает мою руку и поднимает свои руки к голове. Я внимательно слежу за каждым его движением, когда он развязывает кожаный ремешок, стягивающий его волосы, и распускает их так, что они свободно ниспадают вдоль его лица, придавая ему ещё более дикий вид.
Моё горло слегка пересыхает.
– В знак храбрости за сегодняшний день.
Я настолько отвлеклась, что даже не сразу замечаю, что он что-то мне протягивает, пока это уже не оказывается в моей ладони, и у меня появляется соблазн отступить назад.
Танец, лёгкость в словах и провокации заставили меня потерять бдительность, но я не должна забывать, что существуют определённые границы, которые Лира никогда бы не пересекла на публике, а то, что предлагает Кириан с этой лентой…
– Я не возьму это, – серьёзно говорю я. – Я знаю, что ты хочешь, чтобы нас заметили, ты хочешь что-то доказать… но сейчас не время.
Кириан опускает глаза и тихо откашливается, как будто раздражён. Затем он хватает меня за запястье и не отпускает, когда я мягко тяну, пытаясь высвободить руку.
– Ты можешь принять этот дар, а можешь рискнуть тем, что кто-то узнает, какая ты храбрая.
Я не понимаю, о чём он предупреждает, пока не вижу, как его пальцы начинают обвивать ткань вокруг моего запястья и предплечья. Его ловкие пальцы, воина, бережно, словно перьями, оборачивают ткань, закрывая рану.
Меня охватывает дрожь.
Я не заметила.
Я была осторожна с браслетом, даже с кровью, и с этой историей; но плечо болело настолько, что я совсем забыла о ране на руке, а эти кружевные рукава слишком широкие и лёгкие.
Я глубоко вдыхаю. Кириан не отводит взгляда, мягко удерживая мою руку на своей – нежность, которая трудно сочетается с его образом, особенно сейчас: без рубашки, с видимыми татуировками, распущенными волосами и тёмным взглядом.
Волк с земель за пределами Севера.
Я сглатываю.
Знает ли он? Каким-то образом… удалось ли ему что-то вспомнить?
У меня нет возможности поблагодарить его, потому что Кириан заканчивает перевязывать рану, его большой палец мягко скользит по моей коже, а затем он берёт меня за руку и, как любой рыцарь, склоняется, чтобы поцеловать её, стараясь угодить даме.
Второго танца не было. Он отпускает меня, и я благодарна, что он не натягивает дальше струну, которая уже на грани разрыва.
Я убеждаю себя, что и танец, и поцелуй – не более чем пустые жесты. Никто не удивится, если капитан, который едва не погиб от лап чудовища, почувствует желание искать внимания принцессы, которая видела его бой и оставалась рядом с ним.
Тем не менее, Кириан больше не обращает на меня внимания за весь вечер. Он развлекает всех желающих, описывая Тартало, рассказывая о схватке, которую не помнит, и показывая руку с браслетом, идентичным моему. Лишь под конец он надевает рубашку, к явному облегчению королевы.
Вернувшись в свои покои, я остаюсь одна перед зеркалом и, готовясь ко сну, внимательно разглядываю свою руку, понимая, что скоро придётся заняться этим. Иначе в один прекрасный день Тартало может потребовать исполнить обещание, и тогда кто знает, что может произойти.
Поэтому я выбираю самую неприметную накидку, которую нахожу, закрываю голову и лицо капюшоном и выхожу в коридор, ведущий в дворцовую библиотеку.
Библиотекари всё ещё бродят среди книг. Они напоминают шафрановые огоньки, которые движутся, словно блуждающие огни, по огромному залу библиотеки. Один из них замечает меня с лампой в руке, но ничего не говорит, лишь слегка склоняет голову и продолжает свою работу.
Лира не любила читать. Несомненно, их удивит, что я здесь в такой час; но мне нужны ответы.
Я не беру ни одной книги, потому что если возьму, завтра все узнают, что я изучала. Я стою и молча просматриваю их одну за другой, пытаясь запомнить каждый важный абзац, даже если их немного.
Грань между языческой магией и реальностью порой настолько тонка, что многие тома, содержащие историю этих земель, были сожжены, и я едва нахожу упоминания о Тартало и других древних существах, которые всё ещё обитают среди нас.
Как я и думала, почти нет записей о случаях, когда смертные выживали после встречи с ним. Те, кто выжил, по письменным источникам, сделали это обманом или жертвами.
Но я не намерена терять левую руку.
Когда я заканчиваю, не ухожу сразу. Я продолжаю просматривать тома, не имеющие отношения к делу, чтобы оставить ложные следы о том, что могла бы изучать этой ночью, и лишь когда завершаю, возвращаюсь в свои покои с той же осторожностью, с которой пришла сюда.
Я не зажигаю свет. Ставлю лампу на туалетный столик и сначала снимаю накидку, а затем начинаю снимать платье. Мода Львиных земель стала более вычурной в последние годы, и процесс раздевания занимает немало времени. Я расстёгиваю корсет, игнорируя болезненное предупреждение от раненого плеча, и снимаю тяжёлую серую юбку, расшитую серебром и золотом.
Кружевная рубашка настолько лёгкая, что не оставляет места воображению. Я аккуратно стаскиваю её, медленно, и мягкое прикосновение шёлка к моей коже заставляет задуматься о том, сколько раз Кириан с таким же вниманием раздевал Лиру, возможно, даже медленнее и с большим наслаждением.
Я трясу головой, заставляя себя перестать о нём думать, пока продолжаю раздеваться. Но, глядя на своё отражение в зеркале, не могу не отметить, что у Лиры было красивое тело… и что Кириан наверняка не оставлял это без внимания.
Я провожу рукой по пышной груди, затем подношу пальцы к узкой талии. У Лиры был родинка на уровне рёбер, которые с одной стороны выделялись чуть больше, чем с другой, и кожа настолько гладкая, что будто создана для прикосновений.
Моё тело почти такое же, как у Лиры.
Ворон с моим даром может менять форму тела и лица, но не структуру. Нас, двадцать одну претендентку на замену принцессы, выбрали, потому что наша физиология в детстве была схожа с её, и ожидалось, что мы будем расти одинаково; но кто-то из нас был более узким или широким, с более сильными плечами или чуть более длинными ногами… Мы также двигались по-разному. Когда я училась в Ордене, старалась, чтобы ни моя осанка, ни поведение не выдавали меня. Чем лучше мы становились, тем труднее было определить, кто скрывается за маской. Хуже всех были те, кого легко узнавали по странным манерам, словам или особому способу, которым они собирали волосы.
Я научилась подавлять любую свою черту, которая могла меня выдать; это была одна из причин, почему выбрали именно меня, а не кого-то другого. Тем не менее, на моей коже остался след от тех дней в Ордене.
Мои пальцы поднимаются к шее, находя шрам, который тянется дугой за ухом.
Неважно, какую форму ты примешь, твои шрамы всегда остаются с тобой.
Мне повезло, что удар ногой, который я получила во время тренировки от своей самой худшей соперницы, Али, пришёлся именно сюда, в место, которое легко скрыть; других же курсанток исключали за меньшее.
Золотой отблеск браслета на моей коже достаточно пугает, чтобы вернуть меня к настоящему и заставить надеть ночную рубашку.
Когда я убираю покрывало с кровати и почти готова погрузиться в него, тень в углу, ведущем к гардеробу, заставляет меня вскочить, с сердцем, подступившим к горлу, и сжатые кулаки готовы защищаться.
– Это я, – говорит голос, который я уже начинаю хорошо узнавать. – Не бойся.
Кириан делает шаг вперёд, но я не расслабляюсь. Вместо этого бросаю взгляд в сторону, где под подушкой прячу кинжал.
– Не беспокойся, – предупреждает он тихо и показывает мне этот кинжал, теперь зажатый в его пальцах. – Когда я увидел, что тебя нет, я убрал его, чтобы ты случайно не ударила меня. Не хотел напугать тебя.
Он делает шаг вперёд. Я остаюсь на месте, не опуская рук.
– В таком случае тебе следовало уйти, когда увидел, что меня нет.
Он коротко, сухо смеётся.
– Я хотел увидеть тебя.
Я игнорирую его.
– Ты стоял здесь, пока я раздевалась? – обвиняю я его.
– Я ждал, что ты заметишь меня, когда вошла, а потом подумал, что будет хуже, если напугаю тебя. Я знаю о твоих кинжалах, которые ты прячешь в одежде.
– Значит, ты ждал, пока я разденусь.
– И я забрал кинжал из-под подушки, да, – отвечает он с полным равнодушием.
Я остаюсь на месте и просто смотрю на него. Пламя свечи на туалетном столике дрожит от сквозняка, отбрасывая причудливые тени на его лицо.
Понимаю, что на подбородке у него образуется синяк, а на шее виднеется ссадина. Несмотря на всё это, он выглядит на удивление невредимым, учитывая, что скатился по склону и был схвачен теми чудовищными руками. Мне до сих пор трудно поднять левую руку.
Рука.
– Что ты видел? – спрашиваю, чувствуя укол тревоги.
Темно. Очень темно. Может быть, браслет показался ему просто тенью. Может, он вообще не обратил внимания, но если заметил…
На его губах появляется лукавая улыбка.
– Ничего такого, чего бы я не видел раньше. Не переживай, принцесса. – Он бросает медленный взгляд, скользящий вниз по моему телу, и молчание между нами становится томительным—. Хотя я видел твой маленький спектакль перед зеркалом и чуть не предложил помочь.
Я стискиваю кулаки и чувствую, как краснею. Интересно, заметит ли он это, даже при таком слабом свете? Надеюсь, что нет.
По крайней мере, кажется, браслет не привлёк его внимания.
Я приподнимаю подбородок на пару сантиметров.
– Ты бы не смог помочь мне ни с чем, что я не делаю в сто раз лучше тебя.
– Сто раз, говоришь? – Он смеётся коротким, хриплым смехом, в котором слышится и дикость, и какая-то грустная нежность. Затем тон его становится глубже, и он делает шаг вперёд—. Ты великая лгунья, Лира, можешь обманывать в любом другом деле, но я слишком хорошо помню, как звучит моё имя на твоих губах, когда я на коленях между твоими ногами.
Чёрт.
Я сглатываю.
– Может быть, время и твоё самомнение заставили тебя преувеличивать воспоминания.
– Может быть, – удивительно спокойно соглашается он и улыбается так, что в этой улыбке сочетаются дерзость и нескрываемые намерения—. Но я готов разобраться в этом прямо сейчас.
Чёрт. Чёрт. Чёрт.
Кириан кладёт руку мне на бедро, и тепло его кожи проникает сквозь слишком тонкую ткань. Эта наглая улыбка разрушает всё моё самообладание, и на мгновение я уверена, что он вот-вот опустится на колени передо мной.
Я представляю, как его руки скользят по моим коленям, потом по бёдрам. Пальцы касаются кружева моего нижнего белья, и вот он уже медленно стягивает его, не отводя взгляда от моих глаз.
Он продолжает смотреть мне прямо в глаза, когда его губы воплощают сладкую угрозу, безжалостно поглощая меня, а я хватаюсь за его волосы и произношу его имя так неприлично, что становится стыдно.
– Заблудилась в приятных воспоминаниях, принцесса?
Я почти ругаюсь вслух.
Даже не воспоминание. Глупо. Это просто глупая, навязчивая мысль.
Кириан движется так уверенно, что у меня нет времени отступить, и он проходит мимо, легко коснувшись моего плеча и руки. Холодок пробегает по спине, возвращая мне те ощущения, которых на самом деле никогда не было с ним.
К счастью, он этого не замечает, а если и замечает, то, чудом, кажется, устал от своих провокаций.
Он плюхается на кровать, вытягивает руку и бросает кинжал, который украл у меня, на прикроватный столик, вздыхая так глубоко, что его дыхание звучит слишком расслабленно, слишком привычно.
– Я не помню ничего о битве с Тартало, Лира, – говорит он.
В его голосе нет ни тени насмешки, ни той беспечной бравады, с которой он обычно относится ко всему.
Я делаю глубокий вдох, давая себе несколько секунд, чтобы вернуть опасные мысли под контроль, и смотрю на него сдержанно.
– Кириан. Мы говорили об этом. О таких встречах. Ты не можешь просто так приходить, не можешь…
– Я ещё даже не поцеловал тебя, – отвечает он всё так же серьёзно—. А этой ночью… этой ночью мне нужна моя подруга.
У меня пересыхает в горле. В его тоне нет ничего от того провокатора, которого я знаю, ни капли высокомерия или дерзости. Должно быть, правда, что они были друзьями, что за всеми теми встречами, которые Кириан упомянул, скрывалась настоящая дружба, которая для него, по крайней мере, была важна. А я не имею ни малейшего представления, как справиться с этим, не выдав себя.
Поэтому я медленно иду вперёд, измеряю каждый шаг, наблюдаю за каждой его реакцией, пока не подхожу к нему и сажусь рядом на кровать, выжидая.
Кириан не удивляется. Он рад, что я села, да, это видно в его глазах, но он не поражён. Хорошо.
– Что произошло у логова Тартало?
– Я же говорила тебе. Я успела только увидеть, как ты взбираешься по склону.
Его взгляд на мгновение отрывается от моих глаз, опускаясь на мой бок, на руку, которая всё ещё обмотана его лентой, использованной как повязка.
– Ты была ближе, чем сказала, да?
Я прикусываю губу.
– Возможно, да, – уступаю я.
– Спасибо.
Моё сердце начинает биться быстрее.
– За что?
– За то, что не хотела, чтобы я умирал в одиночестве.
Эти слова дают мне информацию. Я всё ещё в невыгодном положении, но начинаю собирать части головоломки.
Его голубые глаза кажутся темнее при слабом свете свечи, но в них есть что-то мягкое, почти нежное.
Он снова поднимает взгляд на меня. Проходит мгновение, ещё одно, и затем он осторожно двигается ко мне ближе. Я затаиваю дыхание, но он так медленно приближается, что мне приходится снова вдохнуть. И когда я это делаю, я вдыхаю его запах – дикий аромат свежести, влажную землю, дождь… И маленькая часть меня, очень маленькая, вдруг жаждет поцелуя, который в конце концов так и не случается.
Кириан наклоняется ко мне, а затем неожиданно устраивается у меня на коленях, кладёт голову на мои бёдра, глядя на меня снизу вверх.
– Кириан…
– Дай мне остаться так на минуту, – прерывает он и закрывает глаза с таким видом, будто ему ничего не мешает—. Всего минуту, Лира.
И я позволяю ему. Потому что не знаю, как бы поступила настоящая Лира в такой ситуации. Я была уверена, что знаю всё о её романтических отношениях, даже о тех, которые она, возможно, только воображала, и ничего из этого не могло бы заставить меня представить её держащей голову любовника или друга у себя на коленях.
Так что я вдыхаю, наблюдаю, как его грудь плавно поднимается и опускается, и как его губы слегка приоткрываются, дыша всё медленнее.
Моя рука сама тянется к его волосам, и я аккуратно поправляю прядь, упавшую ему на лоб. Его волосы слишком длинные, чтобы оставаться распущенными.
Кириан вздрагивает от прикосновения, но не двигается. Он продолжает дышать спокойно, полностью доверившись мне, даже не подозревая, что, пока мои пальцы погружаются в его тёмные волосы, мой взгляд скользит к кинжалу, который он так беззаботно оставил на столике.
Теперь я не могу его убить; не после этой глупой сцены сегодня.
Я знаю, что, если бы Вороны узнали, они приказали бы мне оставить его умирать. Я также знаю, что они ожидали бы, чтобы я дала ему смерть, которую можно было бы быстро связать с местью врага или с обидой отвергнутого любовника, может быть, с тем самым ядом, с помощью которого я почти избавилась от него.
Но я уже приняла решение. Нравится мне это или нет, теперь, когда я смотрю на это с холодной головой, я должна принять его и действовать соответственно. Я решила не жертвовать жизнью, и, хотя моя судьба усложнилась, я могу обернуть это себе на пользу.
Я снова смотрю на него. На его выразительные скулы, прекрасные линии лица, на синяк, который начинает проступать на его челюсти.
Мои пальцы скользят по его виску, нежно касаясь чёткой линии подбородка.
Кириан открывает глаза.
– Я знаю, куда тебе нужно пойти, чтобы избавиться от проклятия Тартало.
– Куда? – тихо спрашивает он.
Кажется, он осознаёт каждый мой жест, каждое прикосновение. Его дыхание уже не такое ровное и спокойное.
– В завоёванные земли на севере, – шепчу я—. Если какая-то ведьма и сможет снять проклятие, то это будет одна из соргин Земли Волков,
Мои пальцы медленно поднимаются вверх по его щеке.
– Какие у меня ещё есть варианты?
– Отрубить себе руку.
Он не улыбается.
– Тогда их величества должны будут дать мне разрешение вернуться на север.
Мои пальцы снова опускаются.
– Я поеду с тобой.
Внезапно его рука останавливает мою. Он крепко сжимает мои пальцы, не давая мне продолжить.
– Почему?
Он не доверяет. Несмотря ни на что, Кириан не доверяет Лире. Я улыбаюсь. С этим я могу работать.
– Потому что я хочу вернуться.
Я вижу, как он собирается подняться. Но вместо этого остаётся на месте, освобождая мою руку, которую я всё ещё держу на его щеке в непрерывной ласке.
На мгновение я боюсь, что он начнёт спрашивать, потребует ответы, которые я не могу дать. Боюсь, что он будет слишком подозрителен или что это покажется ему слишком странным. Но после длинной, тягостной паузы он тихо произносит:
– Ладно. Я отвезу тебя домой.
Мальчик, который перестал бояться гроз
Однажды ночью маленький Кириан не мог уснуть. Он казался совершенно другим ребёнком по сравнению с тем, каким был утром, таким хвастливым и решительным, готовым пойти с отцом на охоту. Но теперь ночь опустилась, и буря хлестала по ветвям деревьев, которые скреблись о окна его дома в Армире.
Он представлял, что ветви – это ужасные костлявые пальцы, когти, стучащие по стеклу.
Тук.
Тук.
Тук.
Ему казалось, что ветер шепчет его имя, зовёт его страшным голосом.
– Кириан, выходи играть. Кириан, иди к нам…
Он знал, что хиру, конечно, не умеют говорить. Знал, что если встретит одного из них, то не успеет даже увидеть его когтей, ведь трёх секунд достаточно, чтобы расправиться с любым, кто встретится им на пути.
Но Кириан не мог побороть свое воображение.
Он держался столько, сколько мог, ведь знал, что уже не младенец, и что отец рассердится, если он его разбудит. Но страх перед ночью оказался сильнее, и он победил храбрость, заставив Кириана искать мать.
– Я боюсь грозы, – признаётся он, сдерживая дрожь; ведь признаться, что он боится существ, на которых его отец отправился охотиться без тени сомнения, ему казалось слишком стыдно.
Но мать его не ругает. Она не укладывает его обратно и не баюкает мягкими словами, пока он не заснёт, как сделали бы другие матери в городе. Вместо этого она набрасывает ему на плечи накидку и ведёт в сад.
Кириан колеблется перед тем, как спуститься по ступеням крыльца, чувствуя, что слишком далеко отходит от безопасного дома; но его мать крепко берёт его за руку, и, словно заклинание, дарующее непоколебимую уверенность, его грудь наполняется смелостью, и ноги снова начинают двигаться.
Они оба останавливаются внизу лестницы. Между стеной, окружающей дом, и ними раскинулось просторное пространство, но расстояние до леса не мешало Кириану бояться темноты.
– Что ты знаешь о хиру? – спрашивает она так же мягко и спокойно, как всегда.
Кириан слышал это название уже несколько недель, с тех пор как Львы объявили войну Волкам: ведьмы, которые практиковали чёрную магию, чтобы победить захватчиков, и в итоге превратились в ужасных существ без разума, убивающих лишь ради удовольствия.
Другие матери выдумывали истории о том, что Зло не сможет потревожить их детей. Они наделяли магическими свойствами повседневные вещи: свечи, зеркала или даже кувшины с рисом… Некоторые из древнейших языческих ритуалов рождались из отчаянных сказок матерей, пытавшихся убаюкать своих малышей.
Но мать Кириана не была как все. Мать Кириана не придумывала сказок.
Она прижимает лицо к его лицу, указывает на тьму и спрашивает, чего же он боится на самом деле.
Она рассказывает ему о врагах, о Львах, которые хотят искоренить их магию и обычаи.
Она говорит о хиру, которые, возможно, не так страшны, как королева Моргана и король Аарон.
Затем, пока Кириан всё ещё смотрит в темноту, она обещает ему, что тьма не так уж и плоха, как её пытаются изобразить… и рассказывает ему обо мне.
Глава 8
Лира
Территория Львов. Королевство Сирия. Королевский дворец.
Сегодня утром, во время тренировки Лиры, я наношу удар своему инструктору, который отбрасывает его на землю. Он смотрит на меня с удивлением и неверием, задаваясь вопросом, не его ли это заслуга – мое новое мастерство.
Я сдерживаю ругательство, удивленно гляжу на него и извиняюсь, прежде чем вновь вернуться к неловким, рутинным и неуклюжим движениям, разрушая все его надежды.
Я слишком рассеяна.
Мой наставник в Ордене сказал бы, что это не оправдание, и после уроков заставил бы меня тренироваться весь день, пока я не потеряю сознание.
Бреннан был жестким, непреклонным человеком, и за десять лет, что я была под его опекой, я редко видела его улыбающимся. Ему не был важен ни один из мальчишек, которых он готовил к другим заданиям, больше, чем я. Хотя мне кажется, что он испытывал особую симпатию к Элиану… Все мы ее ощущали.
Часть меня смягчается, когда я думаю о нем. Я чувствую себя более уязвимой и слабой, и мне приходится прилагать усилия, чтобы снова запереть его образ в памяти и сосредоточиться на том, что меня ждет.
Сегодня я должна убедить их величества позволить мне вернуться на север. В противном случае, я не знаю, что делать с браслетом, который сейчас ношу.
Сегодня Зал Солнца более оживлен, чем обычно. Заседания совета редко интересуют придворных. Присутствуют лишь те, кто имеет непосредственные конфликты, или те, кому слишком скучно, чтобы найти себе лучшее занятие.
Однако сегодня зал полон. Дворяне и офицеры собрались по обе стороны от стола, за которым восседают их величества, образуя коридор, по которому проходит каждый, кто должен представить свое предложение совету.








